"Свора - Зов крови" - читать интересную книгу автора (Колесникова Юлия)

Глава 8. Возрождение

Больна любовью Ласкова как лиса, Спокойна в толпе, Всегда в центре внимания, она решительно, Решительно намеревается быть твоей. Я лишь деталь, незначительная деталь — Вот как это выглядит. Рождая сомнение В твоём разуме, Она играет, чтобы остаться с тобой, как и я. Я сражаюсь за меня и тебя. (A Fine Frenzy)(перевод Elizabeth Bess)

Вот так всегда! Обрушил на мою голову такую новость и умчался!

Родители обняли меня с двух сторон, так как это бывало когда-то, и мы втроем вошли в дом. Постояв пару минут в холле, мы ощутили, какой он стал пустой, когда все разошлись.

— Так вы знаете?

— О Патриции? — переспросила Самюель. Ее лицо не было печальным или радостным, она просто выглядела красивой и умиротворенной. Белое лицо светилось в полумраке холла, и его обрамляли волны серебристых волос, ухоженных и уложенных в стиле 50-хх. Одета она была в шифоновую темно-синюю кофту с бантом у горловины, и серые брюки, в сочетании с высокими каблуками это смотрелось не просто шикарно, а потрясающе. Терцо, одетый в те же спортивные штаны, что и с утра, выглядел около нее смешным, и все же очень красивым. Эх, как хорошо вернуться домой!

— Значит Прат вам сказал, — это было утверждение, а не вопрос. Так вот что увидел Калеб в воспоминаниях Прата! И Калеб не стал мне этого говорить, так как хотел поговорить об этом наедине с отцом.

Что ж, я знала, что рано или поздно Патриция объявиться. В мире, где не так уж много Человечных вампиров, и немногим больше Бесстрастных, отыскать кого-то довольно таки просто, если, конечно же, вампир не имеет такого таланта как мой отец. Видимо Патриция обладала неким подобным даром, раз ей удавалось так долго скрываться от Грема.

— Сказал, — подтвердил Терцо. Он выглядел расстроенным, но так было постоянно, когда возвращался Прат, так как чувствовал ответственность за поведение брата, все-таки это он его обратил.

Следующие недели проходили как в страшном сне. Сначала мне предстоял сложный разговор с родителями насчет поездки в Чикаго. Я рассказала им о Джейсонде, и том, что он поведал об истории нашей семьи, и о происхождении моего таланта. Только я упустила множество подробностей, например, о том, как назвала его отцом. И немного о членах моей странной семейки, и Аланис. Так же о завещании, но в общих чертах они уже знали, сколько я получила в наследство, так как мистер Хедли уже связался с нашим адвокатом. Весь разговор занял не так уж много времени, и все же потребовал от меня множества усилий. На каждом пункте рассказа я задумывалась, что стоит говорить, а что нет. Впрочем, они остались довольными, так как я уделила много внимания тому, как Калеб меня развлекал. Все то же самое я еще раз повторила но уже Ричарду. Он позвонил на следующий же день после нашего приезда, так как знал, что к нам заявился Прат, его отец, и был готов первым же рейсом вылететь в Англию. Мне стоило невероятных усилий отговорить его. Пока что я надеялась, что мы с родителями общими усилиями сможем удержать Прата в узде.

— Ты же знаешь, каким он становится, когда что-то идет не так, как он планировал, — настаивал Ричард.

— Конечно знаю, я тоже с ним выросла, — хмыкнула я. Трудно было объяснить все брату. Особенно если учесть насколько плохо он знал Грема, и вообще не знал Евы.

— Если все-таки вам не удастся его приструнить, обязательно позвони мне!

Ричард волновался. Он хорошо знал своего отца, чтобы понимать каких дел тот может натворить. И все же я-то знала Прата лучше, чем все они вместе взятые, и тоже умела тянуть за нужные ниточки, чтобы добиться желаемого.

Но Прат целыми днями пропадал в Лутоне, и только на третий день я узнала от Калеба, что тот так проводит время с Евой, и она уже начала поддаваться на его потуги.

Калеб был очень зол, особенно после разговора, который они провели втроем: он, Грем и Прат. О подробностях Калеб мне так и не сообщил, и честно говоря, на это не было времени — я догоняла то, что пропустила в школе, и к тому же добавились волейбол и церковный хор, и так я неожиданно затянула сама себя в ловушку полного отсутствия времени. Виделись мы лишь вечерами, и то я была до того усталой, что к вечеру просто засыпала в его объятьях когда все мы смотрели телевизор в гостиной. Все это не способствовало разговорам. К пятнице у меня более или менее появилось время.

Калеб забрал меня со стоянки около школы, и мы подались куда-то за пределы города. Погода выдалась чудесная: сухой осенний день, без солнца и без дождя, идеально чтобы прогуляться.

Выехав на уже знакомый холм, я радостно выбежала из машины, и моим глазам открылся вид города, такого ленивого, и уютного, как развалившийся кот.

Калеб постелил покрывало на капот машины, еще горячий от мотора, и мы устроились там вдвоем. От Калеба веяло холодом, а от машины теплом, и потому я не мерзла в своей тонкой осеней курточке.

— Наконец-то мы можем побыть наедине, — сказал мне Калеб, когда стих звук какой-то проезжающей машины. Вокруг царило умиротворение, и город перед нами выглядел как экран в кинотеатре, только вот картинка не менялась, кроме того что темнела.

Наедине! Да я мечтала об этом с того дня, как мы вернулись из Чикаго.

— Расскажешь, о чем вы говорили тогда с Пратом и Гремом? Что он сообщил о Патриции?

Я надеялась, что Калеб заведет этот разговор сам, но он отмалчивался, и вот я устала ждать. Любопытство всегда было моим пороком.

Глаза Калеба стали туманными. Он долго хранил молчание, прежде чем заговорить.

— Помнишь, я тебе сказал, что может у Евы Грем вызывает не ложные надежды?

Это было в тот вечер, когда мы вернулись из Чикаго, и в нашем доме собралась толпа людей и вампиров, как не помнить тот вечер. Прат меня бесил, родители тоже злились, Ева оказалась под обстрелом сразу же двоих, а Сеттервин неожиданно проявила дружелюбие. Любому такой вечер бы запомнился.

— Еще бы!

Калеб усмехнулся одними губами, и от этой улыбочки меня бросило в дрожь. Такие улыбки были свойственны Калебу в прошлом году, когда мы еще не встречались. Так улыбалась та часть Калеба, о которой я очень мало знала. Та часть Калеба, вела себя по-звериному беспощадно.

— Так вот, оказывается, Прат еще за несколько дней до нашего отъезда в Чикаго связался с ним. Они встречались в Лондоне, и Прат подробно передал ему то, что сообщила Патриция. Потому-то так изменилось отношение Грема во время нашего отсутствия, он знал, что может перестать искать ее и что им уже не быть вместе.

Я была ошеломлена этой вестью. Грем все знал, но так ничего не сообщил Калебу! Как то слишком бездушно и вовсе не похоже на Грема.

— Не думай, что он сделал так специально, — Калеб не защищал отца, а просто констатировал факт, но голос его при этом был ледяной — думаю он просто не хотел, портить мне настроение перед отъездом. Хотя это было глупо, я в отличие от него давно смирился. Но как оказалось, пусть он не хотел себе в этом признаваться, но ее поиски стали уже просто привычкой. Он примирился с ее уходом, так же как и я. Думаю, 50 лет могут убедить самого отъявленного глупца. Даже не понимаю, как он мог продержаться так долго!

Я переваривала новую информацию, и множество перспектив и проблем вставало перед моим мысленным взором. Это означало, что теперь Грем все же сможет решиться на другие отношения, но готов ли он будет втянуть в свою жизнь и существование Еву? И не создаст ли это некоторый резонанс, когда Ева начала столько времени проводить с Пратом? Прат ведь не сдастся, пока не завоюет ее, а когда так случиться, он уедет прочь, а Грем останется, и ее будет разрывать на части любовь к тому и другому. К тому же существует и другой вариант развития событий: Ева выберет Грема, Прат не готов сдаваться и будет лезть между ними и пакостить! И даже третий вариант: Ева выберет Грема, он же отстраниться, потому как не будет готов к отношениям, и она назло ему выберет Прата, который ее потом бросит, так как ему просто станет скучно.

Куда не глянь, Ева будет несчастной! Я не могла себе представить развитие событий, за которыми Ева остается живой и счастливой. И значит я тоже, так как меня все эти движения не оставят невинным наблюдателем. Я себя знала — обязательно влезу во что-то подобное. Короче говоря, всем будет плохо.

— И где же Патриция? И что она передала Грему и тебе?

— Для меня она передала письмо, именно это я тогда увидел в его воспоминаниях, — Калеб сказал это слишком равнодушно, и я догадалась, что письмо лежит не распакованное где-то в его письменном столе, или заваленное кипой эскизов и кисточек. — Грему передала, что не хочет его видеть, все, что было в прошлом, и теперь они чужие люди. Пусть начнет жизнь заново, так же как это сделала она. И еще сказала, что теперь у нее новая семья, и она не бросит ее ради призрачной мечты Грема вернуть к жизни их прошлое.

— Что значит новая семья? Вампиры ведь не могу иметь детей? — я даже тряхнула головой думая, что же я упустила из виду. Я развернулась в его руках, чтобы посмотреть на лицо Калеба. Он улыбался, смотря на меня, и сердце начинало биться все быстрее. Если у меня были иллюзии, что когда-нибудь мое тело станет спокойнее реагировать на его красоту — то я ошибалась. Калеб, его тело, харизма и магнетизм, как и раньше, делали меня податливым воском, который с радостью перетекал в его руки.

— Не могут! Зато они могут создавать себе семью, к тому же создание вампиров очень приветствуется семьей Бесстрастных — нас, ведь не так и много. Бесстрастные так же знают о тебе и твоих детях, но не препятствуют этому, так как надеяться заполучить вас в ряды вампиров. Пусть даже вы будете частью семьи Человечных, им все равно это на руку, семья в семье всегда лучше, чем искать людей по улицам.

И еще одна новость заставила меня на некоторое время замолчать. Зачем же тогда отец так тщательно заметал следы о моем существовании? Может мне тогда грозила какая-то другая опасность, кроме как от семьи Бесстрастных? Я уже ничего не понимала.

— Все дело в том, что вампирам не нравиться когда люди знают о них, станут ли они вампиром в будущем или нет, это просто делает их уязвимыми. — Калеб понял, о чем я задумалась. Тебя, скорее всего, защищали от бродяг, которым нравиться опасность и не нравиться люди, люди Особенные, как и ты. А представь, если бы кто-то узнал о твоем таланте, боюсь Бесстрастные не откладывали бы в долгий ящик твое обращение.

— Но почему? — я не притворно удивилась и аж подпрыгнула от возбуждения и непонятного страха.

— Да потому что их очень интересуют такие случаи. Они хотят больше знать о том, как легче выбирать подходящих людей. И представь, что им это дает — они смогли бы создавать идеальных вампиров, уже талантливых от начала!

— Знаешь, это напоминает мне фашистов, они проводили подобные опыты на людях, скрещивая красивых с умными, делая из них идеальных людей.

Калеб рассмеялся, как раз так, как мне было нужно, чтобы расслабиться. Если уж он относился к этому с улыбкой, значит, мне не стоило переживать. Из меня не будут делать подопытного кролика.

Я тут же потянулась к нему за порцией внимания и ласки, и даже не заметила, когда мое дыхание пресеклось, а руки Калеба стали крепче обнимать меня. В одно мгновение он резко потянул меня на себя, и я оказалась на нем. Губы сами целовали его с безумием, и я почти не отдавала себе отчет что делаю, как и он. Мои руки стянули с него верхнюю одежду, и не понимаю каким чудом я оставалась еще в ней.

Слезы стояли у меня в глазах, когда я проводила по его волосам, затылку, щеке. Он весь дрожал или это дрожала я сама, не возможно было понять. Мы были с ним так органично переплетены вместе, что мне даже не нужно было заглядывать в его сознание, чтобы увидеть, что он чувствует.

От переизбытка чувств и страсти сердце мое бешено колотилось, и Калеб словно подавался его ритму, целовал, и гладил меня с той же скоростью, с каким оно двигало кровоток. Мы словно горели без огня. Но этот же огонь отрезвил Калеба. Его глаза почернели, но я не обращала на это внимание, хотя мысль об опасности посылала мне тревожные сигналы. А вот Калеб сразу же почувствовал момент, когда стоит остановиться. Хотя бы он не убежал и не исчез, как делал раньше, а просто отстранился, немного грубо и болезненно, зато остался рядом.

Мы молчали, и в ушах отдавался стук моего сердца. Калеб перемесился так, чтобы слушать, как оно бьется, и мы замерли в этой позе надолго.

Мои руки продолжали гладить его голую спину, а глаза оставались закрытыми. Неожиданно все вокруг нас навалилось на меня оглушительной волной запахов и звуков, и касаний.

Я услышала ветер, еще задолго как он зашевелился в моих волосах и прошелся по телу Калеба, где мне удалось уловить его легкое дуновенье, и холодное дыхание. Осень несла за собой не только его, но и листья, срывая их с деревьев, она принесла запах листьев хранящих тепло, солнечный свет, и летние дожди, оставившие на них свою влагу. А также отголоски воды, испаряющейся из пожелтевшей травы, и земли, которая по утрам уже промерзала, словно и не было лета буквально еще вчера.

Все вокруг меня говорило об осени, но в объятьях Калеба, существовал лишь один запах, и не было ни каких сезонов и времен года. Мы существовали совершенно отдельно, от всего на свете. Нас не интересовал дождь или ветер, мы создавали свой мир. Мир тишины и спокойствия, в который не могли попасть ни мои родственники ни его. Только двое, и я хотела, чтобы так длилось вечность.

— Когда мы сможем быть настолько близко? — я наконец перервала тишину нашей полудремы. Мое сердце снова вернуло себе свой привычный ритм, но я-то знала, что это пока я не взгляну на Калеба. А стоит его серебристым глазам посмотреть на меня, и сердце опять сорвется бежать галопом.

— Насколько близко? — Калеб для удобности перевернул меня на спину и завис надо мной, и все это настолько быстро, что я даже не успела моргнуть. Меня иногда еще тревожили эти его перебегания временем, и все же я свыкалась. Когда-нибудь я и сама буду двигаться так же.

— Не увиливай от вопроса, ты знаешь, о чем я говорю, — я с прищуром посмотрела на него заставляя смотреть мне в глаза. Не стоило этого делать. Как я и думала, сердце тут же откликнулось на этот взгляд.

Калеб нахмурился, но не злился, а значит, тоже думал уже об этом, и я не понимала к чему оттягивать? Мы вместе уже так долго, и пусть я по его словам еще ребенок, но все-таки родила уже двоих детей. Не скажу, что думая о телесной близости я не вспоминаю ночь изнасилования, но все, что случилось в ту ночь, вспоминается так, будто бы случилось не со мной. Я просто дистанционировалась от того момента в моей жизни, и смогла обо всем забыть. Теперь Соня и Рики вовсе не напоминали мне Логана, и даже мысли о мести ему, почти ушли из моей памяти.

— Тебе всего 16. Может, подождем, когда ты станешь чуточку старше?

Я медленно начала закипать, так как знала, что сейчас он начнет приплетать сюда мой возраст. В прошлом году я была еще младше, и беременна, и какие у нас тогда случались взрывы неожиданной страсти. Так что же изменилось. Я наоборот стала старше, через два месяца мне исполниться 17, и у меня нет огромного живота.

— Это моему телу 16, а если взять все что со мной случилось за последние несколько лет, то мне все 35. Я же воспринимаю тебя не как 19 летнего юношу, а учитываю и твой реальный возраст. Может, и ты проявишь лояльность?

Калеб тоже стал раздражаться. Он вывернулся из моих рук и нашел свою одежду. Ну вот, начинает меня наказывать, а ведь он говорил, что я всегда могу поговорить о том, что меня тревожит, а эта тема тревожит меня довольно давно.

— К чему тут лояльность? — не сдавался Калеб. — Да, меня пугает та мысль, что я могу навредить тебе! Да ты хоть представляешь, кем я себя чувствую? Настоящим извращенцем!

Я начинала злиться не на шутку. Приподнявшись на локтях, мне пришлось говорить в его спину. Калеб отвернулся и стал смотреть на город, и садящееся солнце.

— Все нормально, я тоже. Как там называют тех, кто любит стариков?

— Рейн, это не шутки, я говорю совершенно серьезно!

— А кто шутит? Надо узнать, как называется этот термин — запишусь к ним в группу поддержки!

Ну, вот как всегда, когда я чувствовала себя не уверено, то начинала городить чушь! Мне никак не удавалось подавить в себе эти чувства злости и неуверенности, потому язык отбивался за мою гордость.

— Очень смешно. — Калеб вновь повернул голову в мою сторону. Мы несколько затянувшихся мгновений мерялись упрямыми взглядами.

— Конечно же, не смешно, — согласилась я, своим упрямством Калеб мог соревноваться с ослом, а я вот таким не страдала. — Думаешь приятно слышать, что быть тебе со мной это уподобляться извращенцу?

Калеб покачал головой, и вернулся назад ко мне. Его руки обняли меня, и будто не было тревожных минут разногласий.

— Разве тебе не страшно думать о таком после того что с тобой случилось? Я не хочу, чтобы ты меня боялась. Я переживаю, что потом ты почувствуешь ко мне отвращение, и я стану для тебя, тем же что и тот…парень.

Как такое Калебу могло только в голову прийти? Чтобы я сравнивала его с Логаном? Да никогда в жизни. Как он, мой любимый, единственный быть схожим с последним человеком в мире, которому я не желаю ничего хорошего кроме смерти? Наверное, пришло время рассказать Калебу о той ночи. О ней не знал никто точно. Если так подумать я и сама помнила, лишь обрывками, зато как болезненно.

Я повернулась на бок, чтобы видеть его лицо. Калеб рассматривал меня внимательно, с осторожностью придерживая за талию, словно хрупкое стекло, и все в нем говорило о любви, преданности, единение со мной. Я наклонилась и поцеловала уголок его губ, легко и осторожно, словно и он был так же драгоценен.

— В ту ночь я ужасно напилась, Прат помог, он знал, что после вина, шампанское делает из меня смешную куклу, и ему нужно только дергать за нужные веревочки. Мы потащились в несколько баров, а потом на дискотеку. Все что помню о ней, это то, что находилась она не в самом престижном районе, и славилась постоянными драками. Там я выпила еще несколько коктейлей, которые купил Прат. И где-то через час Прат, наконец, познакомился с девушкой, говорю это слово с натяжкой, так как слово, которым он ее называл, люди культурные не произносят вслух, — я нервно хихикнула, но Калеб молчал, видимо он боялся, что спугнет мое желание поделиться событиями той ночи.

— Тогда-то около барной стойки к нам подошел Логан. Он учился в моей школе, на год или два старше, и очень давно мне нравился, мы дружили и общались в одной компании, но в то время Логан встречался с девочкой которую я хорошо знала, поэтому на сближение с ним никогда и не шла. А вот Логан всегда проявлял ко мне повышенное внимание, которое, конечно же, льстило мне. И когда Прат понял, что мы хорошо знакомы, постарался спихнуть меня на него, дал денег на такси и все такое,… я и оглянуться не успела, как Прат исчез. Логан стал настойчивее, как только ушел Прат, но я этого еще не понимала, я была до такой степени пьяной, что едва стояла на ногах. Помню, вокруг нас клубился разноцветный туман, и свет все время мигал, от чего мне становилось плохо. Когда и как он увел меня с дискотеки, я не поняла, но вот я уже стояла на улице, он заботливо натягивал на меня куртку.

Мне пришлось прикрыть глаза, чтобы отчетливей вспомнить детали, но неожиданно они словно полились ручьем — те чувства и ощущение, воспоминания вперемешку с болью. Я открыла глаза, и увидела, как и Калеб закрыл веки, а его руки покоятся на оголенной коже моей руки. Он видел их теперь и без моего рассказа. Я снова погрузилась воспоминания, и из-за его вмешательства, они стали ярче и четче. Мы словно смотрели фильм, только вот главной героиней этого ужаса была я. Калеб досмотрел до того момента как Логан тащит меня к машине, а я по дороге падаю и вырываюсь, он меня бьет и заставляет снова вставать. И увидел так же то, как стягивает, рвет одежду, и кровь, выступающую на руках и лице…и тут вдруг поток прекратился. Я словно очнулась ото сна и, посмотрев вокруг, увидела Калеба не возле себя, а в метрах пяти от машины.

— Я не могу это видеть!

Калеб весь трясся. Он присел на согнутые ноги, и охватил руками голову, закрываясь от меня. Я спустилась с капота, еле переставляя ногами, и вдруг с удивлением поняла, как на улице темно и холодно. Медленно ступая по траве и сухим листьям, я шла к нему, надеясь, что он не зол на меня. И в то же время, не понимая в чем дело. Остановившись возле него, я не знала, что должна сделать, чтобы он снова посмотрел на меня прежним влюбленным взглядом. А что если Калеб почувствовал ко мне отвращение? Я ведь грязная…использованная,…но ведь я с этим примирилась, может, сможет и он? Я присела позади него, и не смело обняла за плечи, ожидая, что в любой момент он откинет меня от себя.

Вдруг Калеб напрягся, и я испугалась, что сейчас это произойдет. Я уже представляла, как он обернется ко мне и с ненавистью скажет, что я ему неприятна!

— О чем ты подумала, перед тем как подойти ко мне? — голос Калеба был глухой, и болезненно надломленный. Он повернулся ко мне, и лицо его поражало не только своей бледностью, но и какой-то страшной угловатостью. Таким он бывал в минуты неожиданного приступа голода. Только глаза Калеба оставались светлы, как и прежде, так в чем дело?

— Я понимаю…тебе неприятно… — я тяжело сглотнула под тяжестью этого свирепого взгляда, от волнения руки мои вспотели, сердце, словно вовсе перестало биться. — Я грязная…любому мужчине будет неприятно…прости…

Вдруг лицо Калеба прям таки почернело. Вот таким демонически злым я его в жизни прежде не видела. Наверное, такое лицо у вампира, когда он собирается убить. Целых две секунды я была уверена, что сейчас расстанусь с жизнью, но так и не смогла пошевелиться.

Неожиданно Калеб сорвался с места, пролетая как метеор мимо меня. Я с ужасом и непониманием смотрела, как он с ненавистью разбивает машину, отламывает от нее дверцы, крушит железо сильными смертоносными ударами, от чего стекло трещит, и крошиться на песок и мелкие кусочки. Одна дверца, отлетев, ударилась об дерево и то жалобно затрещало. Я не смогла продолжать смотреть на это, все ожидая, что сейчас то же самое станется и с моей головой. Зажмурив глаза и заткнув уши, я начала петь, с начала тихо, а потом все громче и громче, и так мне удавалось хотя бы удержаться от крика. Никогда не думала, что все для меня закончиться вот так. Что и любовь, и жизнь уйдут в одно мгновение. Я всегда знала, что нельзя рассказывать Калебу о той ночи, а показывать тем более, он был собственником, а я игрушкой с которой кто-то уже играл. Смешная аналогия. Я — сломанная игрушка, с которой кто-то играл. Ну и хорошо, лучше уж умереть от рук любимого, и мне не в чем его винить.

Крушение продолжалось долго, но почему-то конец, ни мне, ни моей голове не приходил. Неожиданно все стихло, я поняла это потому, что, то как я пела, стало вдруг единственным слышным звуком. Но остановиться я уже не могла, я пела и пела, даже когда начала хрипеть, и остановиться не могла, а по щекам струились слезы. Нет, я их не хотела, я не могла плакать, нужно спокойно принимать тот факт, что Калеб на меня зол.

Когда холодные руки начали меня трясти, мне пришлось замолчать и убрать руки с ушей. Ну, вот и все, подумала я, и улыбнулась Калебу. А он…мой прекрасный…мой любимый смотрел на меня с ужасом.

— Я довел тебя до безумия, — прошептал он. Неподдельный страх исказил черты лица Калеба. — О чем ты подумала? Ты подумала, что я зол на тебя? Как ты могла?! Я никогда не причиню тебе вреда.

Меня начало трясти. Я с ужасом смотрела на разгромленную машину позади Калеба, и все еще не могла поверить, что подобное не ждет меня. Разве он на меня не зол? Разве я ему не противна!?

— Ты моя глупая дурочка! Как ты могла даже на миг в такое поверить…

Он взял меня на руки и заставил прислониться к его шее, и спрятать лицо. Теперь меня сотрясала крупная дрожь, перебегая всем телом, от чего не только стучали зубы, но кажется и кости. Я могла только плакать, но совершенно беззвучно, а потом я начала задыхаться. Он укачивал меня словно маленькую, но перед моими глазами все стоял вид той машины.

— Я разозлился на него, и то что никак не могу вернуть время вспять и уберечь тебя от всего того… и что не могу расквасить физиономию Прата!!! Я же люблю тебя…я так тебя люблю, а ты…как ты могла усомниться во мне…и больше не смей говорить о себе такие вещи, и даже думать! Никогда!!!! Ты меня слышишь? НИКОГДА!

Я ухватилась за ворот его рубашки, цепляясь, словно за последнее, что вижу в этом мире, и все не могла поверить, что он меня любит по-прежнему, не смотря на то, что видел. Когда меня начало тошнить Калеб помог мне устроиться удобнее, он поддержал меня, и не давал вырваться, а потом неожиданно принес откуда-то воду, но я ему уже не позволила меня умывать, а сделала это сама.

После я не могла встать с травы минут 20. Голова кружилась, и вовсе не было сил.

— Я хочу домой, — это было все, на что я сейчас способна.

Он взял меня на руки так бережно насколько мог. Мы двигались через ночь и холод с невероятной скоростью. Слезы застилали мне глаза, и, вместе со скоростью, сливали в одно пятно вывески магазинов и светлые окна домов. Я закрыла глаза, чтобы не видеть всего этого, чтобы перестала кружиться голова, его запах и так делал меня бессильной, как и минувшая истерика.

В следующий раз, когда я смогла открыть глаза, Калеб уже вносил меня в дом, но явно не мой, а в свой. Я была этому рада, но огласить свою мысль не смогла, сознание уже мной не контролировалось, я время от времени отключалась. Помню, он подставил меня под струи теплой воды, и что на мне из одежды осталось белье и почему-то лишь один носок, а потом кровать, но не его, а ту, что стояла в комнате с фотографиями его сестры и Патриции.

Калеб завернул меня в несколько одеял, а потом заставил выпить что-то обжигающее рот и горло, но пилось оно легко, и я смогла после этого расслабиться. Но все встало на свои места лишь, когда он лег рядом.

— Поспи, — прошептал он, — как же ты меня испугала…тебе нужно отдохнуть. Больше меня так не пугай.

— А ты меня… — еле слышно отозвалась я, не понимаю, сплю уже или еще нет. — Я все ждала, когда моя голова затрещит, как и то дерево.

— Глупая, глупая…А я еще хуже чем ты… глупец…

Ну какой же он глупец, Калеб был бы прав, решив поступить со мной так. Но так ли я верила, что он может меня убить? Скорее нет, я верила больше в то, что Калеб может меня оставить. Вот этот страх был сильнее, чем страх перед смертью.

Я открыла глаза спустя какое-то время, и Калеб был рядом. Он бодрствовал и все же лежал возле меня, обнимал, и не позволил выпутаться из одеял, когда я захотела обнять его.

— Который час? — сил сопротивляться его рукам не было.

— Поздний. — короткий ответ, глаза Калеба полуоткрыты.

— На сколько поздний?

— На столько что скоро Терцо прибежит меня прибить, — Калеб рассмеялся, значит все не так уж плохо.

— Тогда мне стоит поехать домой?!

— Стоит, — согласился Калеб, но ни он ни я не двигались. Потому что именно здесь, рядом с ним был мой дом, и сейчас я это понимала как никогда прежде. Тема разбитой машины не поднималась. Мы лежали и смотрели друг на друга, и все было понятно, я не сомневалась, и все же смутное предчувствие, что что-то не так сжимало сердце.

Полежав в тишине несколько минут, я начала различать звуки в доме, которых вроде бы не было раньше. Где-то играл телевизор, шли новости, и не сразу, но я поняла, что Калеб к ним прислушивается.

— Что-то случилось?

— С чего ты взяла? — я присмотрелась к Калебу, что сделать в полумраке комнаты было очень сложно. Он улыбался, спокойно, именно так, когда хотел чтобы я не о чем не волновалась, но поджатые губы, говорили о другом. Спокойствие было каким-то слишком правильным. Как с картинки.

— Ты очень спокоен, но это же не так? Что случилось? — я тут же резко села на кровати, когда потоком в моей голове полились жуткие истерические мысли, и почти все связаны с Пратом и моей семьей. — Только не говори что Прат что-то наделал! Неужели не сдержался?

— Мы тоже сначала так подумали, но Прат тут не причем.

— Не причем? А о каком «чем» мы говорим? Значит, все-таки что-то произошло?

Мои мысли стали более лихорадочными и в то же время разумными. Если бы что-либо случилось с детьми, Калеб выглядел бы расстроенным. Натворил что-то Прат — злым. Грем — я бы слушала все разбирательства, так как Калеб не очень церемонился в последнее время с отцом. Все остальное связанное с семьей и друзьями, не заставило бы Калеба сидеть здесь и улыбаться. Так в чем же дело?

— Говорят по новостям, что в Лутоне пропало двое местных девушек, но последние новости сообщили, что их нашли час назад. Они несколько дней проплутали по лесу, и как-то, наконец, выбрались к дороге.

Я сидела, и переваривала эту новость, но очень медленно, словно по буквам. Где-то я подобное уже слышала. Может, рассказывал Грем? Или отец? Да нет, мне говорила об этом…Бет!!! Бет рассказывала мне о площадке «У Терри», и тогда тоже люди пропадали и находились.

— Такое уже было!

— Да, пресса тоже выкопала эту историю с исчезновением людей тогда, — лицо Калеба сделалось кислее лимона.

— Почему ты так по этому поводу беспокоишься?

— Да потому что пресса может вновь вспомнить о тебе и о прошлогодней истории! Все теперь сидят у телевизоров, и пересматривают новости. Ева засела за Интернет…твоя, и моя семья сошли, кажется, с ума…даже Прат понял, чем это нам грозит…

Да, уж, перспектива не из лучших, и все же мне показалось, что Калеб что-то не договаривает. Я хотела об этом спросить, но тут зазвонил телефон Калеба. Он поднял трубку и несколько длинных мгновений просто слушал, а потом вдруг передал трубку мне.

— Это Терцо.

Беря трубку, я уже приблизительно знала, что сейчас услышу, и Терцо не разочаровал мои ожидания.

— Итак, юная леди, не смею спросить, когда вас ждать домой.

— Ты уже спросил, папа.

— Действительно, — он на миг замолчал. С одной стороны, он ведь знал что я в безопасности, но с другой, это было не прилично, что в такое время я по-прежнему со своим парнем, да и к тому же у него дома. — Можем мы с мамой надеяться, что в ближайший час увидим тебя дома?

Надеяться они могли, впрочем, как и я, потому что Калеб слышал весь разговор и улыбался, что заставляло думать о моем очень скором появлении дома. Он тоже всегда был за соблюдение правил, а так же за соблюдение дистанции. Знал бы Терцо, как Калеб ревностно соблюдает мою неприкосновенность, был бы ему благодарен. А пока что, он просто надеялся, что все так и есть на деле.

— Думаю даже раньше, Калеб готов меня выгнать из дома! — я говорила это ироничным голосом и смотрела на Калеба, но его моя бравада не покоробила — Калеб уже начал собирать мои вещи и складывать на край кровати, где только что сидел сам. Не успела я и глазом моргнуть, а Калеб исчез из комнаты. Так и не дослушав, что ответил отец, я угукнула в трубку и отключила телефон, и выскочила в коридор за Калебом в том чем и спала — то есть в одном нижнем белье. Калеб стоял тут же за дверью, и его взгляд с радостного изменился на встревоженный, а следом за ним на потемневший.

— Я хочу прояснить один вопрос до того, как уеду домой!

Калеб весь подобрался, и лицо его приняло хмурое выражение, он старался не смотреть на меня, и все же его глаза никак не могли от меня оторваться

Калеб весь подобрался, и лицо его приняло хмурое выражение, он старался не смотреть на меня, и все же его глаза никак не могли от меня оторваться, а я все никак не могла понять, что это с ним происходит. Лишь я оказалась рядом Калеб тут же отодвинулся.

— Какой? — неожиданно севшим голосом сказал Калеб. Его глаза меня начали гипнотизировать, он смотрел на меня как то иначе чем всегда. И я не сразу смекнула, что причина этому — мой полураздетый вид. Мне бы стоило устыдиться, но тут я поняла, что это играет мне на руку, в том вопросе, о котором я говорила.

— Я хочу поговорить о любви… не духовной… ну ты понимаешь… — а теперь я смутилась, потому как сказать слово «секс» никак не могла. Потому что понимала — с ним это будет не секс, а что-то совершенно другое. Лучше, чище, ближе. То что сможет позволить мне слиться с ним воедино. Позволит узнать о том, какой он в минуты интимной близости.

Впрочем, объяснять ему не стоило, потому что Калеб ответил резко, четко и сухо:

— Нет!

Я даже дернулась от такого жестокого ответа. Калеб стал мрачнее тучи, и был намного злее, чем тогда, на горе, во время разбивания машины. Он снова отодвинулся в сторону и это заставило меня так отчаянно и жестко просить ответа:

— Почему?!! Почему, черт возьми, нет, если в прошлом году было «Да»!!!

Калеб сердито уставился на меня. Злиться-то он право имел, но лишь после того как объяснит мне в чем дело. В прошлом году все было так хорошо, я могла надеяться на страстную, странную близость, и теперь, когда этого нет, да и еще оно строго воспрещается, я стала хотеть этого больше, чем когда-либо могла подумать. И мне казалось, если я не буду с Калебом близка так, то мы потеряем что-то очень важное.

— Да потому что, я тебе все объяснил еще вечером! Я боюсь!

— Да чего-то тебе бояться?! Ты контролируешь себя лучше, чем кто-либо другой, а теперь нет?!!!

И в тот момент случилось нечто, что на всю жизнь запечатлелось в моей памяти, да и думаю в памяти Калеба.

Неожиданно дверь спальни Грема отворилась и оттуда выглянула его голова. Сильные руки Калеба, спрятали меня за его же спину, чтобы прикрыть наготу, и это заставило меня понять, что случилось.

— Хотел вам сообщить, что я здесь, так что вы уверены, что хотите продолжать такой… мгх… разговор именно под дверью моего кабинета?

На моей памяти не было большего позора, чем то, что сейчас произошло. Я, вся пунцовая, полностью укрылась за Калебом, снедаемая смехом и стыдом, и хуже всего то, что Грем даже и не думал над нами издеваться, а просто не хотел слушать столь интимную перебранку. Нет, ну как такое могло случиться? Чтобы отец моего парня, слышал как я требую от того физической близости. Мне захотелось провалиться под землю и пролежать там очень долго. Но ведь это ничего не изменит, так как Грема я буду видеть постоянно, и мне придется смотреть ему в глаза! Какой ужас! Калеба начало трясти и я со злостью и негодованием поняла, что он хохочет.

— Ну, думаю, вы поняли мою мысль!! Доброй ночи Рейн, привет родителям!

Последняя фраза заставила меня застонать. Не потому, что я думала, Грем им расскажет, а потому как глупо это прозвучало. Просто ужасная сцена, написанная как всегда моей судьбой злодейкой!

Калеб подхватил меня на руки, и я так и не смогла оторвать лицо от своих рук. Узнала я, что Грем ушел, когда тихо закрылась дверь в кабинет.

Когда мы вернулись в комнату, он разразился просто демоническим смехом. Он смеялся минут десять, а я сидела и смотрела на это, чувствуя, как во мне закипает злость. Ему смешно, а я теперь до конца своей жизни не смогу смотреть Грему в глаза! А во всем он и виноват, если бы не выходил, мы поговорили бы здесь.

— Прости, но это было очень смешно! — сказал сквозь смех Калеб. Ему смешно! Ну, так получай!

Я зарядила в Калеба подушкой, к сожалению, он ее перехватил ловко и быстро. Что ж, стоило ожидать.

— А мне как-то не очень смешно!!!

— Не злись, — Калеб проворно скользнул на постель ко мне. Он осторожно потянул меня к себе, и я сдалась и позволила себя обнять. А как тут не позволить, он был такой притягательный, такой красивый.

— Ты можешь искупить свою вину. — я попробовала воспользоваться ситуацией. Калеб умел мною манипулировать, так почему же и мне не попробовать?

— Как? — осторожно спросил Калеб. Его голос стал настороженным.

— Я хочу стать с тобой ближе, и хочу, чтобы это случилось еще до моего дня рождения.

Думаю, такой требовательной я еще не была. Калеб надолго замолчал, размышляя. На его лице не проступали эмоции, но я догадывалась какая сложная задача стоит перед ним, и все же, я хотела, чтобы он, наконец, решился.

— Ты ведь не отступишь?

Калеб смотрел на меня тяжелым взглядом, который я в любое другое время вряд ли смогла бы выдержать, но не теперь. После позора в коридоре ничего мне уже не казалось сложным.

— Нет. — согласилась я, и это вызвало тяжелый вздох.

— Ой только не делай из себя мученика! — я подпрыгнула на кровати и вывернувшись от него принялась одеваться. Мне снедала злоба и обида. Можно подумать, на это так тяжело решиться! Я знала, что Прат спал с женщинами и почти все они после этого оставались живы. Так почему же Калебу так сложно согласиться на близость? Он говорил о страхе, но я-то думала о другом. А вдруг все же ему неприятно, только говорить это теперь я не хотела! Я вообще сейчас с ним говорить не хотела! Мне действительно так обидно уже давно не было.

Калеб медленно приблизился ко мне, но я не стала на него смотреть. Он попытался развернуть меня к себе, а я наоборот вырвалась и отошла подальше. Тогда внезапно из моих рук пропала кофта. Я посмотрела на руки, куда только что ее натягивала, но кофты точно не было. Либо это галлюцинация, либо Калеб решил со мной поиграть в «разговор». Ну, неужели? Дождалась, достучалась до него. Я оглянулась на Калеба, думая, что он далеко, но оказалось Калеб стоит рядом, почти нависает надо мной вплотную. Руки тут же задрожали, так как я знала это мерцающий взгляд и приоткрытые губы. С вздохом облегчения я припала к Калебу. Он обнял меня и начал целовать. С начала медленно, а потом все настойчивее, но тут уже отстранилась я. Мне было горько ведь я так долго добивалась от Калеба близости, и все же после сцены с Гремом и звонка Терцо, мне стоило идти домой.

— Давай не сегодня, так много всего… — начала я, но Калеб ласково приложил палец к моим губам.

— Как скажешь. Больше я не буду сопротивляться. Только давай ты сообщишь мне, когда решишь что вот «пришел Этот день», чтобы я поохотился и мог думать только о тебе, совершенно забыв о крови.

Сердце громко стучало в ушах и отдавалось отголосками во всем теле. Неужели я дождалась и Калеб сдался. Приятное тепло разлилось по крови — значит, я все же могу влиять на Калеба.

— Вот видишь, это не так уж и страшно, правда? — я сложила кулачки на его груди и припала всем телом, догадываясь, что он сейчас должен чувствовать.

— По-моему этому должны быть мои слова! — рассмеялся Калеб, и его прохладные руки приподняли меня и наши глаза оказались на одном уровне. Несколько поцелуев ничего не изменят, подумала я, и мы провалялись так еще с полчаса. Дома я была почти в 2 часа ночи.

В коридоре меня встретил Терцо. Я поставила сумку и принялась снимать куртку, понимая, каким виноватым выглядит сейчас мое лицо, но Терцо не был зол. Скорее просто рад, что я уже дома. Раз меня не встречала вместе с ним Самюель, значит, она сидела у кроваток Сони и Рики, только в доме появился Прат, у нас организовалась не гласное дежурство около них, и это, честно говоря, мне не нравилось.

— Калеб уже уехал домой? Я думал он зайдет, составит мне партию в шахматы, а то Грем отказался, сказал у него дела.

Теперь я еще и покраснела, так как поняла, что Грем просто не хотел меня смущать. Почему все выходит так глупо?!

Папа стоял надо мной, возвышаясь на добрую голову, и все же я знала, какой он добрый и мягкий, вот если бы сейчас Самюель увидела, как я покраснела, она бы поняла, что здесь что-то не чисто. Впрочем, с отцом всегда было в плане тайн легче, ему хватало того, что я его люблю, а с остальными проблемами разбиралась Самюель. Но Терцо во всем был с ней за одно. Мне иногда казалось, что у нас с Калебом несколько не так, потому что он всегда знал как лучше для меня, потому-то я в обсуждения проблем не включалась.

— Я бы сказала, что Калеб побежал домой… — наконец выдавила из себя я, поняв, что отец довольно давно что-то у меня спросил.

— То есть? — Прат тут же перестал быть расслабленным и спокойным. — Что случилось?

Я не знала, что именно стоит ему говорить, но Терцо так и не дал мне продолжить:

— Неужели он так сильно побил машину?

Я не могла понять, то ли мне злиться, то ли что делать. Терцо уже все знал. Значит Калеб звонил им. И что же он сказал?

— А что Калеб вам рассказал? — я смотрела на отца подозрительно, и он несколько опешил.

— Что ты рассказала ему о…ночи…той ночи… и он несколько разозлился… — Терцо было неловко говорить об этом, и от продолжения его спас Прат, вышедший из кухни.

Как интересно, это было впервые за неделю, что я застала его дома. Потому разговор с отцом тут же потерял для меня интерес.

— Нам надо поговорить! — я резко потянула его на кухню, но тут вспомнив об отце, вернулась и добавила: — Да папа, он очень разозлился, думаю машину, стоит завтра отдать на металлолом. Доброй ночи.

Ему и не нужно было говорить, что я хочу остаться с Пратом тет-а-тет. Потоптавшись на месте, Терцо пошел наверх, и я еще успела заметить его спину на ступеньках, прежде чем мы вошли на кухню. То, что родители были наверху, несколько гарантировало охрану нашего разговора.

— Ты сошел с ума?

Я не стала ходить вокруг да около, и сразу же принялась за интересующую меня тему. Я хорошо выспалась у Калеба, и теперь не чувствовала себя уставшей или вялой и в моих жилах бурлила кровь, особенно после того, что Калеб наконец-то сдался.

— Ты о чем? — Прат невинно пристроился на стульчике напротив меня, но я не могла усидеть на месте, мною двигал адреналин. Не только после разговора с Калебом, но и после пробежки по лесу от дома Калеба сюда. Поднявшись, я взялась готовить себе чай. По привычке для маскировки, я чуть не сделала чай и ему, но вовремя спохватилась, что рядом никого нет, и притворяться нет смысла.

— Я говорю о Еве. О том, что ты затеял жестокую игру!

Сегодня Прат не был весел и развязан как всегда, и оттого мне стало трудно развивать свою мысль. Прат молчал, а я заваривала чай, отвернувшись от него.

— Это не игра, я ведь говорил тебе, что когда-то остепенюсь.

— Ты говорил это насмешливо и не стоит меня дурачить! Это не честно по отношению к моей подруге. И я не хочу видеть, как ты рушишь ее жизнь.

Я вернулась к столу с полной чашкой и села возле него. Впервые с того момента как он вернулся я снова почувствовала симпатию к Прату, как это было когда-то. Много времени назад мы были друзьями, с ним было весело и просто, так, как мне теперь с Калебом. Только с Калебом это в тысячи раз лучше.

Я взглянула на Прата. Тот сосредоточенно о чем-то думал, потом поднял глаза на меня.

— Считаешь, я не серьезно отношусь к твоей подруге?

— Считаю, что сегодня ты уверен в себе, и думаешь, она, это именно то, что ты искал так давно. Но Ева не такой человек, чтобы с ней можно было поиграться и выкинуть. Ты лезешь между ней и Гремом, не давая ей решить и увидеть то, что ей действительно необходимо. Твоя страстность и напор сбивают ее с толку. Ева, несомненно, что-то чувствует к тебе, но это не любовь. И потому она теряется. Оставь ее в покое.

Прат усмехнулся, холодно и расчетливо. Это меня немного разозлило, но еще не настолько, чтобы я могла закончить разговор. Пока я могла разузнать, что намеревается сделать Прат, я должна была остаться.

— Не так просто отказаться от кого-то столь интересного как Ева.

Я посмотрела на него взглядом, который переняла у Калеба — прямым и хладнокровным, от чего у собеседника сразу же должно возникнуть желание говорить правду.

— Потому что…?

Лицо Прата не изменилось, и все же я почувствовала иронию. Его лицо, красивое и безупречное оставалось холодным, и ни тени чувств не возникало, когда он говорил о Еве, словно она была просто дорогая красивая машина.

— Нет, я не люблю ее, ты права, но меня давно никто так не волновал.

Мне хотелось рассмеяться Прату прямо в лицо. Я же знала, что Ева нужна ему просто, чтобы с кем-то соперничать и ее внешность здесь не причем, хотя, что и говорить, Ева была красивейшей из знакомых мне девушек. Высокая, элегантная и такая простая, без особых требований, всепрощающая. Прата должно тянуть к ней, просто для того, чтобы испортить ее чистоту своей темнотой. А Калеб мне говорил, что он затягивает меня в темноту своей жизни, так вот, он еще много чему плохому мог поучиться у Прата. Вот действительно пример для подражания как стать плохим. Или как убить в себе все светлое, доброе, все то что говорит о их бывшей человечности.

— Прости, но я не могу позволить тебе просто развлечься с ней. Ева мой и Калеба близкий друг.

— И снова Калеб. — насмешливо улыбнулся Прат, — Всегда только он один. Ты так изменилась, тебя кроме него больше ничто не интересует.

Прат мог выглядеть уязвленным, но меня ему не провести — Прату просто не нравилось, что теперь кто-то другой диктует мне что делать. Точнее говоря, Калеб так не поступал, но именно так думал Прат.

— Не дави на жалость. — мягко сказала я. — если думаешь указать мне на мои грехи, я их сама знаю. И Калеб не единственное что меня интересует, но главное. И то, что ты со мной говоришь так, не снимает с тебя обязанностей. Прошу, не устраивай ничего такого, что заставит Калеба злиться. Если ты что-то натворишь — я встану на его сторону.

Прат насмешливо улыбнулся. Все в нем говорило о протесте, начиная от темной волнистой массы волос, которая странным образом шла ему, заканчивая упрямым подбородком, так остро выпяченным в мою сторону.

— Это шантаж?

Теперь пришло время улыбнуться мне. Да Прат, представь себе, я доросла до того, что диктую тебе что делать!

— Это факт. Прат, нельзя появляться из небытия и вести себя так, будто ничего не изменилось, моя жизнь связана с Калебом. У родителей есть Соня и Рики — все мы уже не такие как раньше. Это не значит, что тебе нет места в нашей жизни. Просто ты должен усвоить новые правила игры. Теперь все по-другому. И ты должен понимать нас.

Резко встав со стула, Прат в секунду оказался у окна. Его спина и плечи были напряжены. Но вот прошло мгновение, и передо мной снова был насмешливый Прат. Ни следа серьезности, что была раньше.

— Вы ведете себя как семейка малобюджетных семьянинов. Такие правильные святоши. — фыркнул Прат.

— Да, но мы твоя семья, кроме нас у тебя никого нет. Смирись. К тому же тебя никто не заставляет сидеть на месте. Просто когда возвращаешься к нам, не порть нашу устоявшуюся жизнь. Я тебя знаю — натворишь дел, и как всегда смотаешься. Так больше не может продолжаться. Прояви хоть чуточку уважения к нам.

Трудно говорить с взрослым ребенком. Прат и сам все понимал и все же никак не хотел брать на себя ответственность. Но я не могла позволить ему портить жизнь Еве. Она оставалась единственным человеком с моральными устоями, которого я знала, и мне не хотелось что бы Прат марал ее своим существом.

— Зачем ты ездишь к ней в Лутон?

Прат хищно улыбнулся.

— Здесь инициативу всегда перехватывает Грем, да и ты помогаешь жить, а так же твой ненаглядный Калеб. Странно как он еще не решился сделать мне темную!

Как похоже на Прата. Все что вокруг него он воспринимал буквально. Ему даже в голову не могло прийти, что Калеб просто не может перебороть себя, чтобы марать об него руки. Хотя я знала, как эти руки чесались, чтобы хоть разок надавать Прату, и в первую очередь из-за того, что он видел в моих воспоминаниях.

— Ты всех судишь по себе. Не слишком уж ли узколобо, тебе не кажется? Ты в жизни не подумал бы что ему просто противно.

— О, так он еще и чистоплюй? — Прат громко непочтительно рассмеялся. — Да уж, Терцо действительно прав, такого святошу, как твой Калеб сложно найти. Он действительно хорошая пара для тебя. Просто он ужасно раздражает меня своей правильностью.

Я промолчала, и хоть и не хотела признаваться себе, но меня тоже. В последнее время я начала замечать, что Калеб ведет себя со мной как с ребенком. И меня это начало задевать, и, наверное, приезд Прата заставил взглянуть на это со стороны. Калеб вел себя как отец, а не любимый — защищал и оберегал, не только от самого себя, но и от меня. Когда я в последний раз, хоть что-то сделала не правильно. Даже никаких поездок без него, или без сообщения ему. Ну, вот опять, опять Прат заставил меня сомневаться в Калебе! И так все время с того момента как он приехал. И я сомневалась не только в Калебе, но уже и в самой себе.

— Это не значит, что тебе обязательно нужно вваливаться в нашу жизнь, чтобы сломить выдуманный тобой авторитарный режим.

Кружка опустела, но вся сила сошла на нет. Мне лень было вставать и мыть ее, потому я решила просто оставить на столе, это лишний раз напомнило мне, что я довольно давно ничего не делала по дому, может, стоит завтра хотя бы убрать комнату?

— И что вы делаете в Лутоне? — меня это действительно интересовало. Я знала, что Прат мог очаровать любую девушку, оставаться милым, интересным собеседником, но сам он, ни чем не интересовался в отличие от Грема. Потому-то Грем и подходил так хорошо Еве, но положа руку на сердце, я бы не хотела, ни одного из них, потому, что кого бы Ева не выбрала, ей придется стать со временем вампиром, а иначе нельзя. Она не имела права знать о них, да и любовь продлиться не долго, если один будет стареть и увядать, а другой навечно останется красивым.

— Ева водила меня в театр, — Прат на мгновение задумался — это было ужасно!

— Вот видишь, а Грему бы понравилось. И ты ведь ей не признался, не так ли? Вот видишь, этим ты ее обманываешь, она думает ты другой, а вот покажись ей таким, какой ты есть настоящий. Интересно и тогда она тоже будет так очарована, как думаешь?

— Конечно же, нет, а как иначе ты думаешь, я ее завоюю?

Кажется, мы возвращались на то самое место, откуда начали. Потому-то с Пратом так сложно общаться, он никогда не слышит никого вокруг, только себя.

— Так значит все как я и думала, цель — просто завоевать?

Я была усталой, и поняла, что это пустой разговор ни к чему не ведет. Прат оставался при своем. Значит нужно было поговорить с самой Евой. Решено — с утра без завтрака еду к ней. Пусть хоть спит, хоть диссертацию пишет, нужно срочно просветить ее относительно моего дяди и параллельно узнать делал ли Грем какие либо шаги на сближение.

— Не совсем, по крайней мере, все так и было… с начала, — Неуверенный тон? Опущенные глаза? Это только что мне Прат сказал? Неужели его хоть что-то прошибло? Хотя стоило ожидать, ведь это же Ева, самый добрый и мягкий человек которого я видела после Терцо.

— Прости, но ты ее не заслужил, и если она действительно тебе хоть чуточку нравиться, ты оставишь ее в покое, — я поднялась с кресла.

Прат смотрел на меня внимательно, будто бы что-то вычисляя в голове. Смотря на него, я видела прекрасную оболочку: темные вьющиеся волосы, карие глаза, идеальной формы и пропорций лицо, красивое тело, одетое в дорогую одежду. Но это был словно манекен, если у Прата и была душа, то в ней едва находилось место для нас, и я знала, что для Евы там уже места не найдется.

— Хорошо, если я пойму, что это действительно игра, то отступлю, и дам место этому твоему Грему.

Ух, ты! Да я на такое и в самом лучшем сне не могла надеяться, ведь Прат был эгоист, и делиться игрушками не в его правилах.

— Я буду следить за тем, чтобы ты не заигрался, — это я сказала ему вместо доброй ночи, и поплелась наверх, мечтая о том, чтобы мне хватило сил не только доползти до кровати, но и проведать малышей.