"Период распада (Третья мировая война) Часть 1" - читать интересную книгу автора (Маркьянов Александр В.)04 июня 2014 года Техас, США Севернее Фредериксбурга Натаниэль Нулан 16 лет Просто идиотВсе дерьмо когда-то и с чего-то начинается… Это закон природы такой… Долбанный закон долбанной природы — все дерьмо когда-то и с чего-то начиналось. Первая мировая война, например, началась с того, что один студент по имени Гаврила Принцип, полуслепой, туберкулезный и совсем пропащий — вместе с товарищами решил грохнуть ни кого-нибудь — а наследника австро-венгерского престола Франца-Фердинанда. Зачем они решили сотворить все это — дело темное — но решили. Двое его товарищей бросили в кортеж австрийского эрцгерцога бомбы — но ничего у них не вышло, причем одну из летящих бомб Франц-Фердинанд отбил в сторону лично. И уехать бы ему из этого долбанного Сараева — так нет. Остался — и вот итог. Сначала убили его, и его супругу, графиню Хотек заодно — а потом, в европейской четырехлетней бойне истребили еще не один миллион человек. И все из-за кого? Из-за одного сербского чахоточного студента, которому кто-то вложил в руку револьвер, а в голову — безумие — погибло столько людей. А началось все — с одного-единственного выстрела. Вот и тут — так же. Считается, что в любой истории всегда есть виноватый, значит, есть и правый. А вот в этой истории — виноватых было до хрена и больше, а вот правых — не было совсем. И еще — чертова куча «если» Слово «если» — любимое слово в этой истории. Если бы этот самый Натаниэль Нулан не поехал никуда в этом день, а у него сломалась машина, и он бы сидел дома. Или отец заставил бы его что-то делать. Или он просто упал бы, и сломал себе руку или там ногу. Или бы к нему не приехал дальний родственник из штата Нью-Йорк, такой же балбес Генри Боун, того же самого возраста. Или бы они решили заняться в этом день чем-нибудь иным. Или если бы у Натаниэля Нолана не было бы брата, штаб-сержанта Корпуса Морской Пехоты США Грегори Нолана, награжденного Серебряной и Бронзовой звездой и двумя Пурпурными сердцами — все это за Афганистан. Или если бы командование не отпустило его в отпуск, официально — чтобы бросить взгляд на новобранцев в Форт Худе, и решить на что они годны… В общем — много если в этот день сложились в одно большое дерьмо. Хотя… наверное, если бы не было Натаниэля Нолана и его дружка Генри Боуна, и их брата, и не было бы Марии Мартинес, первой красавицы этих мест… наверное все произошло бы точно так же. Ну, может чуть попозже. Все дело в том, что обстановка и в штате, и на юге США и обще — во всей стране была уже давно накалена до предела. Долгие годы самые разные люди старательно разливали бензин, даже не думая, чем это все может закончиться. Экономический кризис, который, несмотря на бодрые реакции и победные цифры так толком и не закончился тоже подлил масла в огонь — двенадцатипроцентная безработица в целом по стране, и сумасшедшая нагрузка на бюджет который и так уже тонул под непосильным бременем социальных расходов с одной стороны и военных с другой. Двенадцать процентов безработицы — это озлобленное, расколотое общество, где белые обвиняют цветных в том, что они отнимают у них рабочие места, работая за копейки и нелегально, а цветные обвиняют белых в расизме и шовинизме. А ситуация лучше не становится, и у кого-то возникает чертовски сильное желание взяться за оружие и… Вуаля. В общем и целом — наверное, произошло бы то же самое, или что-то подобное, потому что бензин был разлит, и какая разница — кто именно бросит спичку. Результат-то один. А началось все — ранним летним утром на обочине шестнадцатой дороги, посреди полей и перелесков, возле небольшого кафе, возле небольшого кафе. Там стоял небольшой пикап Форд Ф150, пятого года выпуска, который без спроса взял некий Натаниэль Нулан, шестнадцати лет, местный, белый, ранее привлекавшийся за незначительные проступки, наподобие распития пива в общественных местах и засорения этих самых общественных мест мусором. Этот Натаниэль Нулан в настоящее время сидел в машине, гонял по магнитоле тюремный рэп — он считал что тюрьма это круто, исключительно потому что сам там пока не побывал, а вот разговоров о ней наслушался — и ждал своего дальнего родственника, троюродного брата по имени Генри Боун, который прибыл на лето в Техас из окрестностей Нью-Йорка и считал себя самым крутым парнем в округе. Упомянутый Генри Боун пошел в кафе, чтобы отлить и купить пива, потому что Натаниэля тут знали, а Генри нет, он был высоким и крепким малым, никто не давал ему его возраста, и, следовательно, можно было бы рассчитывать на то, что пиво ему продадут. Еще в машине было несколько дисков с кантри, тюремным рэпом и какой-то обработанной инструменталкой, из-за которой братья чуть не подрались: послушав, Натаниэль авторитетно заявил, что это дерьмо и против рэпа не катит, а его брат только снисходительно улыбнулся, и похлопал его по плечу и от этой снисходительности Нату и захотелось дать своему брату в харю. Еще в машине был пистолет Рюгер 22–45 с шестидюймовым стволом и регулируемым прицелом. Это был пистолет Натаниэля, потому что его ему подарил отец, сочтя что пацан уже достаточно взрослый, чтобы иметь свое оружие. В семье Ноланов к оружию относились совсем неполиткорректно, потому что один из дедушек Нолана воевал во Вьетнаме и заслужил орден Почета конгресса, подняв окруженную целым полком узкоглазых роту морских пехотинцев в атаку и прорвав окружение, вывел ее к дороге, к своим. Брат Натаниэля воевал в Афганистане и за то, что он там сделал, в прошлом году к ордену Почета конгресса представляли и его, но отделались Серебряной звездой. Наверное, если бы Нат знал, что сегодня приезжает его брат — он не стал бы накачиваться пивом, и вообще не стал бы творить то, что он натворил — потому что брат был для него авторитетом. Но… чего уж там. Что получилось — то и получилось. Еще у Ната было ружье, но он его не взял — он взял пистолет и две коробки патронов чтобы выехать на природу и пострелять по банкам — национальная американская забава. Плинкинг называется. Нат был неплохим стрелком, набил руку стреляя по банкам и по грызунам, и сегодня он забился с Генри на двадцать баксов что сделает его. Потому то они в поля и поехали. Вприпрыжку от бара вернулся Генри, как трофей плюхнул на заднее сидение упаковку из шести банок пива Курс, довольно крепкого, по поллитра каждая. Три литра на двоих пацанов — да прибавить еще по банке по 0,33, которые они уже успели выпить — наверное, много. Но они же — взрослые, правда? — Поехали! — победно заявил Генри, плюхаясь на раскаленное кожаное сидение пикапа — Тебе задницу не жжет? — участливо осведомился Нат — Моя задница — переживу. Поехали. Ехать было недалеко — они свернули к перелеску, который отделял поле, принадлежащее мистеру Гудчайлду, хорошему другу отца от поля, принадлежащего какой-то международной инвестиционной корпорации со штаб-квартирой в Далласе. Засажены эти поля были одинаково — не пшеницей как раньше, а рапсом, под спирт. Тем же самым засевал поля и отец Ната Нолана, потому как в ВСША были большие налоговые льготы на бензин марки Е85, экологичный-85, на котором теперь ездили почти все. Е-85 — это восемьдесят пять процентов высококачественного бензина и пятнадцать процентов не менее высококачественного спирта, в итоге получается более экологически чистое топливо. Бензин понятное дело берется из нефти, которая в Техасе имеется и в немалом количестве, а вот спирт откуда взять? Бразильцы брали спирт из сахарного тростника, русские — из пшеницы — а вот в Европе и Америке самой доходной культурой неожиданно стал рапс. Все больше и больше полей радовали глаз желтыми цветами — и никто даже не задумывался о том, что такая политика приводила все к большему недосеву зерновых, и все больше и больше людей в третьих странах умирали от голода, потому что не могли позволить себе купить подорожавшую муку. Это никого не волновало. — Десять шагов — заявил Нат — Ха… Детская дистанция. Тридцать. — Тридцать? А не промажешь? — Готовь двадцатку. Отсчитали тридцать шагов, перемерили дистанцию дважды. Потом выпили по бутылке пива — надо же во что-то стрелять, правда? Установили мишени, Нат на капоте вскрыл желто-зеленую коробку Ремингтона, набил маленькими, но смертельно опасными патронами магазин — и вышел на дистанцию. Пистолет показался неожиданно тяжелым в руке, да и брат что- то под руку балаболил… — Заткнись! Прицелившись, Нат нашал на спуск, пистолет негромко хлопнул. Раз, потом еще раз. Потом еще и еще и еще. На шестом выстреле — банка повалилась. — Пойду, поставлю — Слабак… — прокомментировал Генри, берясь за еще одну банку. Нат подошел к банке и поставил ее на место, укрепив двумя камнями чтобы не свалилась. Вернулся, дострелял магазин. — Теперь ты. Генри посмотрел на банку в руке — У меня нет банки. — А это что? Не банка разве? — В ней пиво. Мне ее жалко. — Так допей. — Нет… давай, я твою переверну, и постреляю. Потом сравним. Генри пошел переставлять банку. В машине какой-то рэпер хриплым прокуренным голосом повествовал о нравах общей камеры в калифорнийской тюрьме. — П…р — вернувшись прокомментировал Генри — Кто? — Этот… кто поет у тебя. На зоне его опустили. — Да он сам кого хочешь опустит! — Его опустили! — настойчиво повторил Генри прицеливаясь — сделали сахарком для белых парней. Белые парни на зоне долбали его в задницу, когда хотели. — Ты будешь стрелять или интересоваться чужой задницей? Генри довольно быстро высадил магазин. Несмотря на не слишком либеральные законы Нью-Йорка к стрелкам и к оружию — он интересовался стрельбой, и рука у него была поставлена, причем именно на двадцать второй калибр. — Вот так… — Иди посмотри. Мазила… Генри пошел к банке, поднял ее и начал рассматривать, зачем то на просвет. — Я выиграл — заявил он — гони двадцатку — А ну-ка, неси сюда… Нат вырвал банку из рук своего троюродного брата — И где же ты выиграл? У меня лучше. — Ты смотришь на мои дырки. — Какие твои? — Такие. Я перевернул банку, чтобы не спутаться. — Это я стрелял! Потасовка закончилась так и не начавшись — решили стрелять по двум банкам, предварительно нацарапав на них свои инициалы, чтобы не было никаких сомнений. Но банок свободных не было — а вот полные были, поэтому они взяли еще по одной и выпили их. Потом стали стрелять. На каждого парня к этому времени приходилось больше литра выпитого пива, поэтому результаты были так себе… И за руль садиться — тоже было нельзя. Да кого это остановит… В конечном итоге, братья, немного протрезвев, решили ехать домой. Две банки с пивом совсем нагрелись — и они их выбросили на поле, прямо полными, не вскрывая. Пистолет с полным магазином Генри сунул в бардачок перед собой. На выезде с поля Нат замешкался — и его едва не протаранил несущийся по середине дороги, разукрашенный в попугайские цвета старый Форд-Эконолайн. Из него бухала музыка так, что дребезжали борта. Дав длинный сигнал, Форд пролетел дальше. — Вот ублюдки… — выругался Нат, пытаясь справиться с машиной. — Это кто? — Местные ублюдки. Коты. — Что за Коты? — подозрительно спросил Генри — Разреши представить тебе — пусть он в данный момент и отсутствует — Хосе Марию Санчеса по прозвищу Кот и его банду — котов. Они усы отращивают, потому и коты. Шваль, в общем. — Хосе Мария… А что за имя у него такое — бабское? — Каким предки наградили… Какое-то время они ехали молча, потом свернули с шестнадцатой на второстепенную дорогу, ведущую к дому. Несмотря на то, что Нат был навеселе и сильно — ему хватило ума сообразить, что встреча с дорожной полицией на дороге не сулит ему ничего хорошего… — Хочу отлить… — заявил он, сворачивая к местному ресторанчику у дороги. Почему то он тут был — ресторанчик, и не прогорал — хотя место было далеко не самое проходимое. Потом, многим позже, когда начнут копать по настоящему — выяснится, что это место использовалось мексиканскими наркокартелями для отмывания денег, полученных от торговли наркотиками. Вот почему ресторанчик этот и не прогорал. У ресторанчика, на засыпанной галькой площадке стояло несколько машин, в том числе — раскрашенный в желто-красный цвет фургончик Кота. Нат это не заметил, с пьяных то глаз — а вот Генри — заметил. И бросил взгляд на крышку бардачка. Пошатываясь, Нат пошел за ресторанчик — чтобы отлить там, в туалет он идти не хотел. Почему тогда он не отлил просто на обочине — то никто не ведает, и спросить уже не у кого. А пока Нат, напевая ковбойскую песенку, пытался повысить уровень воды в природе — из пропахшего марихуаной здания ресторанчика вышла подышать свежим воздухом некая Мария Лурдес Мартинес, шестнадцати лет от роду. Она училась в той же школе, что и Нат, в параллельном классе, и многие, в том числе и Нат — ухлестывали за ней. Но она относилась к неуклюжим попыткам ухаживания с презрением, потому что спала с взрослыми мачо, которые способны на нечто большее, чем слюнявые тисканья и торопливый секс на заднем сидении машины, а не с какими-то сосунками. Пацанов такая постановка вопроса, естественно, бесила — но сделать они ничего не могли. Здесь она тоже оказалась случайно — приехала в этом самом фургончике, который едва не столкнулся с пикапом совсем недавно. Коту она приходилась двоюродной сестрой. Как раз тогда, когда она достала из пачки длинную, сдобренную ментолом сигаретку, на сцене, застегивая штаны появился Нат. Девушку он естественно увидел сразу — а поскольку они с братом так и не выяснили, кто стреляет лучше — в его не слишком трезвую голову моментально пришла идея наглядно доказать, что вот телок то он точно снимает лучше. Будь Нат потрезвее — он немедленно отказался бы от этого занятия, потому как машина Кота стояла рядом, а Кот никогда не ездит нигде без кодлы дружков. И если уж затевать разборку с Котом и его кодлой — то надо тоже кликнуть своих дружкой и зарядить дробовик, иначе никак. Но Нат был пьян. Все таки он был еще пацаном, и больше литра крепкого пива — для него было слишком. А потому он подмигнул троюродному брату и решительно пошел в атаку. — Привет, киска… — сказал он, потому что так пели в песнях исполнители рэпа, и больше ничего ему в голову не пришло. Мария мельком взглянула на него и отвернулась — Отвали — коротко и ясно сказала она, и принялась перетряхивать сумочку в поисках зажигалки. Все таки она считала себя леди и сумочку носила. — Прокатимся? — сделал еще одну попытку Нат — Отвали, сказала… — Мария злилась, оттого что хотела курить, а зажигалка как назло не попадалась — не дорос еще. Нат обиделся на последнюю реплику — Хочешь, покажу… — сказал он, и начал расстегивать ширинку — Эй, ты чо тут делаешь, пендехо?[62] Нат повернулся. Как назло из ресторана вымелся покурить, а может и тоже отлить как он, Абимаэль, низенький, темный и коренастый, первый помощник Кота во всех делах банды Котов. В США он находился нелегально, но этого пока никто не заметил — Отвали — коротко сказал Нат — Тебе чо здесь надо? — Тебя не спросил, придурок. Хлопнула дверь — из кондиционированной прохлады на жару вырулил Кот с ним еще двое рыл… — Кого мы тут видим… — обрадовал Кот. Настроение у него было плохое, потому как его оштрафовали за то, что он не привлек трех новых клиентов в сеть наркораспространения (в последнее время наркомафия работала совсем как большая фармацевтическая корпорация). Из-за этого штрафа Коту пришлось отложить многие необходимые расходы — и он только и искал повода сорвать свою злость. — Этот пендехо приставал к твоей сестре — заявил Абимаэль — Вот как… А ко мне пристать не желаешь? — Отвали, Котяра… — попробовал съехать на базаре Нат — если желаешь разобраться, то давай разберемся. Ты знаешь Ворона? — Да в рот я е… Ворона и всех кто с ним! — грубо заявил Кот, нагло нарушая договоренности о перемирии между двумя подростковыми группировками. Мария почувствовала опасность и решила вмешаться — Эй, да он… — Отвали, женщина, без тебя разберемся! — грубо оттолкнул ее назад, за спину Кот. В его руке щелкнул пружинный нож, который Котяра всегда носил с собой, самодельный. Уже за это — был гарантированный срок. Нат похолодел — он видел бешеные, какие-то пустые глаза Кота, видел надвигающихся на него чиканос, он был один, а их много… Хотя нет. Он был не один. И с этого самого момента, когда обдолбанный мексиканский придурок вытащил нож — все покатилось кувырком. — Стоять! — громко и страшно раздалось за спиной. Нат не обернулся, он сделал шаг назад, потом еще один и… — запнувшись за что-то, полетел на землю, с размаху ударившись затылком. Сильно ударившись, до искр из глаз — тут и пиво роль свою сыграло. Сам того не желая, Нат освободил Генри линию огня — и тем, кто был в ресторанчике — тоже. Пистолет у мексиканцев был — один на всех, дешевый револьвер сэтиди найт спешиал — 22, он находился в кармане у парня по имени Гузман. Он, оценив позицию, и понимая что пистолет в руках белого и довольно серьезно выглядящего парня нацелен не на него — решил действовать. Сделав шаг вправо, он сунул руку в карман — ему показалось что он сделал это быстро, он смотрел много боевиков, где крутые мачо так и поступали, и не знал простой истины, что проверяемый никогда не сможет опередить с выстрелом проверяющего, потому что выхватить пистолет и прицелиться всегда сложнее и дольше, чем просто нажать на спуск. В этом случае, нужно было либо стоять смирно либо падать за какое-то укрытие, и лишь тогда открывать огонь. Но он схватился за пистолет, он даже успел нащупать его рукоять в кармане и… Умер. Пистолет торкнулся в руку, почти незаметно — и пуля двадцать второго калибра вошла Гузману в левый глаз, пробив мозг. Потом она отразилась от внутренней поверхности черепной коробки, не пробив ее и, пройдя еще с полдюйма, остановилась. Гузман обрушился на землю прямо там, где стоял, не упал — а именно обрушился, под себя, на внезапно отказавшие ноги. Живые — так не падают. — Падла! Кот сделал самый глупый поступок в своей жизни — перевернув в руке нож, он попытался метнуть его в стрелка, хотя именно этот нож, несбалансированный и перетяжеленный на рукоять подходил для метания как нельзя хуже. Естественно, нож ударился о дверцу машины рукоятью, совершенно не так как планировал Кот — а в следующее мгновение у него в глазах стало темнеть и резкая боль обожгла гортань и грудь. Несмотря на свое не слишком трезвое состояние, Генри снова стрелял точно — вторая пуля в грудь, она вызвала обильное кровотечение и лишь немного не дошла до сердца., а вот третья оказалась смертельной, войдя в горло и повредив артерию. Кровь брызнула фонтаном, пахучие, горячие капли попали на лицо Марии и она, заверещав как сирена пожарной машины, бросилась прочь. В следующее мгновение стекла придорожного ресторанчика разлетелись под градом пуль. Там сидели еще трое мексиканцев, один из которых был довольно крупным дилером, приехавшим из Мексики два дня назад для решения деловых вопросов. Мексиканские наркодилеры были людьми жесткими, они никогда не сдавались без боя полиции и попав в переделку не задумывались, как им поступать. Услышав стрельбу, они выхватили пистолеты — две Береты и Кольт и открыли шквальный огонь по стрелку на улице, в считанные секунды изрешетив и Генри с его пукалкой двадцать второго калибра, которой он убил двоих, и злосчастный Форд пикап. Разрядив все что было в магазинах, они бросились на улицу, в то время как хозяин заведения, бедняга с шестью детьми, уже давно и прочно обосновался под стойкой бара. Он был всего лишь эмигрантом с шестью детьми, никому в этой стране не нужным и мало что умеющим. Его нашли уважаемые люди, и сказали, что есть шанс, чтобы все его дети ели каждый день и досыта: нужно просто заняться бизнесом. На его имя открыли фирму, ему дали денег и помогли построить бизнес. Он сам не знал, что в его собственности находятся уже двадцать четыре торговых заведения и ресторанов быстрого питания, он сидел в этой клетушке у дороги, подписывал не глядя документы, которые ему привозили солидные адвокаты и боялся. Очень. Потому что знал, откуда идут деньги и на что способны люди, их дающие. Он знал, почему выбор пал на него — потому что у него было шестеро детей, и он мог представить какой смертью они умрут, если он заговорит. Он просто хотел, молил каждый день Деву Марию, чтобы его оставили в покое, и он бы до конца жизни оставался здесь, продавая бурритос,[63] тако и коктейли с текилой, пусть даже выручки едва хватает на еду… Разрядив пистолеты, трое взрослых (двадцать один, двадцать три и двадцать восемь лет, в этом бизнесе не каждый доживает до таких лет) наркомафиози выскочили к машинам. У них был белый Шевроле Тахо, который стоял перед рестораном — одна из четырех машин: пикап хозяина, подъехавший пикап со стрелком, разукрашенный в красно-желтый колер Эконолайн и их Шевроле. Они не знали кого они только что убили, это был не первый и не последний, и они слишком часто видели смерть, чтобы отвлекаться по пустякам: мгновенная смерть под градом пуль еще не такая плохая, многие умирают куда хуже. Они знали, что надо сматываться, прямо сейчас — потому что американская полиция это не насквозь продажная мексиканская, где копы со служебным оружием подрабатывают после работы киллерами. Они были уверены в том, что хозяин не позвонит в полицию, даст им уехать — но выстрелы могли слышать с шоссе, а сейчас для того чтобы вызвать шерифа даже не надо искать телефонную кабину — набрал номер на сотовом и позвонил. Знали они и то, что устав от приграничного беспредела, жители некоторых округов избирали шерифами бывших военных, прошедших Ирак и Афганистан, а те нанимали в депьюти[64] своих сослуживцев. И если Калифорния легла под чиканос окончательно и бесповоротно — то в некоторых округах и графствах Техаса, где служили народу такие вот шерифы, наркодилеры подобные им просто пропадали без следа. Знали они и то, что американские копы хорошо умеют стрелять. В общем и целом — земля горела под ногами. Один из наркомафиози, самый молодой, по имени Мигелито, меняя на ходу расстрелянную обойму в своей Берете подбежал к Шевроле и злобно выругался, от переизбытка чувств даже пнул ни в чем не повинную машину. Как назло, одна пуля из выпущенных ими пошла так низко (а можно отрикошетила от чего) что пробила покрышку, и теперь на Шевроле ехать было нельзя. — Альфредо! — заорал он — тачка наша готова! Вместо этого раздался злобная ругань на испанском, и вдруг — взревел мотор Эконолайна. Поняв, что если он не поспешит, то вполне может остаться здесь, Мигелито побежал к Эконолайну. На пути ему попался белый — похоже тот, что приехал со стрелком. Когда началось все это дерьмо — Мигелито сидел спиной к окну и ничего не видел — но ему вдруг пришло в голову, что этот белый пацан может послужить заложником, если что-то пойдет не так. А потому он с ходу пробил ему ногой в голову, и схватив за руку, потащил оглушенного пацана в машину. Тем самым, Мигелито, сам того не зная, совершил предпоследнюю смертельную ошибку за этот день, подписав смертный приговор себе, всем своим приятелям, и больше чем двадцати членам своей банды, входящей в известное своей леденящей душу жестокостью бандформирование «Зетас», эскадроны смерти наркомафии, буквально залившие страну кровью и держащие под криминальным контролем чуть ли не половину страны. Скоро, однако, им предстоит узнать, что есть люди еще более опытные, жестокие и безжалостные, чем они сами. У самой двери грузового отсека — она здесь не сдвигалась в сторону, а распахивалась — он столкнулся с Абимаэлем из Котов, который тоже пытался сесть в машину. Это была машина Абимаэля, Форд — и он совсем не настроен был ее вот так лишиться… — Помоги… Вместо они затащили потерявшего сознание пацана в фургон, захлопнули дверь. С пробуксовкой колес машина тронулась по направлению к шестнадцатой дороге — оттуда бандиты планировали повернуть на юг, им как можно быстрее надо было добраться к границе. Переходить они ее планировали в районе Нуэво Ларедо, там тьма переходов и можно смешать с толпой. Шансы успеть, пока не объявят их розыск — у них были. Внутри фургон был полностью переделан так, как это делают только молодые мексиканские ублюдки. Такие фургоны обожают еще и калифорнийские серферы, им нужно много места, чтобы перевозить свои доски и всяческую утварь — но они отделывают фургон внутри неопреном, чтобы не боялся воды, и чтобы можно было мыть струей воды из шланга. А тут — что-то типа выпендрежного красного бархата, диван, колонки, еще какая-то дрянь… — Это что? — проорал Мигелито, показывая на стоящую в углу салона очку. Нормально говорить было невозможно — глушитель то ли травил, то ли он был прямоточным, спортивным — Это бочка! — проорал в ответ Абимаэль. Он уже начинал понимать, во что впутался — в убийство первой степени, но пока он держался — На кой она тут черт!? — А в ней колонка — слышно лучше! Круто! Третий из числа наркомафиози, самый старший, по имени Хосе перелез в салон, недобро посмотрел на Мигелито — Где ствол? — спросил он. И тут Мигелито вспомнил — в их Шевроле они положили короткоствольный автомат Калашникова туда, где должна быть запаска. Разборки происходят по обе стороны границы, и надо быть готовым ко всему — при их — то профессии. Трех пистолетов может не хватить. — В машине оставил! Хосе двинул его в скулу, не слишком сильно, но это было сделано публично и было серьезным оскорблением. — Пять штук с тебя! Передашь, как приедем! В этот момент на полу зашевелился приходящий в себя Нат и его стали топтать ногами, все трое, пока он не угомонился. Потом Хосе начал кому-то звонить — а Мигелито утешил себя мыслью, что в этот раз с ними не было денег за товар. Если бы он забыл в машине деньги — потом вовек бы не расплатиться. Машина соскочила с дороги, завывая мотором стала пробираться по ухабам размытой дождями дороги — Эй, полегче! — вскричал Абимаэль, владелец столь нещадно эксплуатируемой машины, но его никто не послушал. Потом вдруг машина остановилась… — Выходим! — сказал Хосе, и никто не посмел ослушаться. Опасно было — ослушаться. Выйдя, они нервно огляделись по сторонам. Они были где-то в пограничной зоне, хотя никто не мог сказать где: какой-то перелесок, едва скрывающий машину и вдрызг разбитая дорога. Оставалось надеяться только на одно — что это не сама граница и внезапно не появится пограничный патруль. Пограничники в последнее время широко использовали беспилотники, и работа койотов — проводников через границу — все усложнялась и усложнялась. Да еще эта проклятая строящаяся стена… — Какого черта произошло? — начал разбор Хосе — кто видел? Взгляды всех троих, не сговариваясь, перекрестились на Абимаэле, и тот почувствовал себя от этого очень неуютно. По первых — потому что он единственный из всех троих не имел никакого оружия, во вторых — потому что он не был Зетас, даже зетеньо[65] он не был — а эти трое были. И теперь, если им что-то не нравилось — они могли принести его в жертву смерти прямо сейчас, потому что именно это они и делают всякий раз, когда им что-то не нравится, или просто когда у них есть такая возможность. Скелет в фате невесты — вот чему молятся эти люди. — Я первым вышел… — начал Абимаэль — там фраер этот… К сеструхе Кота приставал. Хотело ей свой хрен показать. А потом Кот вылез… ну и понеслась… Хосе ни слова ни говоря сделал шаг вперед, и засандалил Абимаэлю в пах, хорошо так засандалил, что молодой мексиканец утробно взвыл, сгибаясь пополам. Мигелито добавил, уронив его на песок. — Я сейчас тебе твой хрен отрежу с кочаном вместе! — сказал Хосе, и все знали, что он может это сделать — какого хрена вы затеяли разборку, когда мы здесь!? У нас здесь еще есть дела, а теперь мы вынуждены убегать, ты, хренов идиот! — Это Кот, это не я — зажимая разбитое причинное место, выкрикнул Абимаэль. Мигелито врезал молодому придурку еще раз по спине — и в этот момент распахнулась дверца микроавтобуса, да так что Хосе едва не полетел с ног, но удержался. В суматохе все забыли про белого ублюдка, которого они взяли заложником, избили его и решили что все, а связать не связали, потому что было некогда и нечем. Избитый в кровь пацан взял хороший старт, с ходу оценив обстановку он умудрился прорваться мимо троих вооруженных Зетас, вломился с ходу в кустарник — но на этом везение, отпущенное ему на сегодня Девой Марией закончилось. Мигелито успел выхватить пистолет и дважды выстрелил ему вслед. Затрещали ломаемые ветки, послышался звук падающего, тяжелого… Хосе сплюнул на землю. Он оплошал перед своими — и от этого был зол, мгновенно разозлился. Нужно было восстанавливать то что в арабских странах называют «намус» а здесь просто «мужская честь» и срочно. — Молодец. Иди, притащи его. Мигелито особо не парился — засунув пистолет за пояс, он пошел в кусты, и почти сразу же нашел подстреленного белого. Ухватившись за ногу, он потащил его к микроавтобусу, за телом оставался едва заметный бурый след на земле… — И что будем делать? — задал глупый вопрос второй из наркомафиози, двадцатитрехлетний Лула. У него было странное имя, бразильское, хотя он был самым настоящим мексиканцем, на сто процентов, потомком испанских конкистадором и гордых индейцев-ацтеков. Никто на его имя не обращал внимания — Лула и Лула. — А вот что… — Хосе решил поднять свой авторитет прямо сейчас — я видел в кузове бочку… Как раз для жаркого… — Эй, у нас же нет соляры… — сказал Мигелито — Наплевать. Времени тоже нет — сделаем дело и свалим. Нельзя допускать, чтобы наших убивали просто так. Ты — тащи сюда бочку. А ты — найди что-нибудь и нацеди из бака бензина. В этот момент белый подросток застонал, заворочался — он не был убит, только ранен, и Хосе изо всех сил пнул его. — Поторапливайся! Дальнейшее для непривычного к подобным зрелищам выглядело жутко — для мексиканцев же, связанных с наркомафией это было привычным делом — потому что именно так казнили тех, кто пошел против братства, против картеля или просто перешел дорогу — если конечно было время и была возможность. Мигелито сорвал бочку с креплений, оборвал торчащие провода и выломал находящийся внутри усилитель — после чего у него оказалась обычная бочка из-под топлива, только разукрашенная. Вместе с Абимаэлем, который страшно боялся, что на жаркое пустят его и поэтому помогал чем мог — они проделали внизу, по бокам бочки несколько отверстий. У них не было тяжелого ножа, которым сделать это было бы удобнее всего — поэтому они воспользовались монтировкой, получилось трудоемко, но неплохо. Лула тем временем раздобыл пустую пластиковую бутылку и шланг и сцедил из бака бензина — нужно было дизтопливо, оно горит медленнее и человек мучается дольше — но если нет дизтоплива, то и бензин сойдет. Потом они все вместе взяли раненого пацана, и посадили его в бочку, так чтобы он там уместился полностью. Напоследок, Хосе протянул Абимаэлю золотую, инкрустированную стразами зажигалку — Сделай это! — коротко сказал он — и будешь одним из нас. Абимаэль от страха не сообразил, что в Зетас так не принимают — но сделал то что от него требовалось. Приблизившись, он начал чиркать зажигалкой около одного из отверстий, не загоралось… но он продолжал чиркать, и в тот самый момент когда его посаженный в бочку сверстник открыл глаза — пару бензина все же зажглись, и он едва успел отскочить, рванувшееся пламя обожгло руку — но зажигалку он все же не выронил, отскочил в сторону вместе с ней. Пару минут они молча стояли и смотрели, как в бочке заживо сгорает человек. Потом, бросив машину, ушли, ведомых Хосе — тот уже позвонил знакомому койоту, и назначил место встречи. У этого койота было «окно» на границе, он брал дорого, потому что много уходило на взятки — но дело свое делал с гарантией. |
|
|