"Период распада (Третья мировая война) Часть 1" - читать интересную книгу автора (Маркьянов Александр В.)20 мая 2014 года Бани Сулайя, сектор Газа Доктор Абдалла Факих Аль-Каида арабского полуостроваКалийная селитра и белый сахар. Удобрение и пищевой продукт, весьма нужный в Газе — с тех пор, как Египет присоединился к блокаде Сектора Газа, построив со своей стороны границы Стену — не хватало не то, что сахара — хлеба не хватало. Необходимое доставляли разными путями: самолетами, платя немалые взятки, побережьем, но побережьем много не доставишь. Часть еды продавали жители израильских поселений — у них еды было вдоволь и, покупая ее по ту сторону границы, а продавая по эту, они неплохо зарабатывали. Но все равно не хватало самого насущного. Например, не хватало презервативов — а знаете, для чего нужны презервативы? Нет, не для этого. В Кассаме[66] презерватив используется в качестве составной части детонатора, позволяющего при падении подорвать находящийся в носовой части Кассама заряд примитивной взрывчатки. Глупые евреи, они думали, что если построить стену многометровой высоты — то их проблемы чудесным образом разрешатся. Нет, не разрешатся… Пока в Газе не иссякнет калийная селитра и белый сахар — Кассамы будут падать на Израиль. Когда иссякнут — они придумают что-нибудь другое. Начиная с того дня, как на Израиль упал первый Кассам — это было в две тысячи первом году — евреи искали способ, как защититься от падающей с неба смерти. Никакие наземные операции не помогали — инфраструктура быстро восстанавливалась. Невозможны были и авиационные удары — ракеты запускали с густонаселенных жилых массивов, ракетчики, сделав свое дело, моментально растворялись в толпе «мирняка» — хотя мирняка в секторе Газа не было, и быть не могло, там были либо воины, либо мухарибы, то есть содействующие и помогающие. Поэтому — адекватный ответ Израиля состоял из двух частей. Первая — система радаров, способная запеленговать летящий Кассам и подчиненные этим радарам установки типа Вулкан-фаланкс, смонтированные на шасси полуприцепов — трейлеров и обладающие огромным боезапасом. Вторая — вертолеты типа АH-6, закупленные совсем недавно и способные наносить удары со сверхвысокой точностью. Часть из этих вертолетов была в беспилотном варианте, в перспективе должны были остаться только беспилотники. Вертолеты часто обстреливали с земли и могли сбить — а что случится с экипажем сбитого вертолета, когда он попадет в плен к местным жителям — о том даже думать было страшно. Повезет, если вовремя подоспеют боевики ХАМАС — они отобьют израильтян у разъяренной толпы чтобы взять их в плен и потом шантажировать Израиль, требуя выпустить из тюрем своих товарищей, и пойти на другие политические и экономические уступки. Но если не успеют… Система «Вулкан-фаланкс» с радарами — она получила название «Железная завеса» — доказала свою высокую эффективность. Эти установки стояли на опорных постах израильской армии прикрывающих границу с перенаселенной Газой и стреляли всякий раз, когда опознавали в летящем предмете цель. Суть этой системы была в максимально быстрой реакции — опознание цели производилось не человеком, а компьютером и компьютер же давал команду на открытие огня. Первоначально эти системы защищали конкретные пункты на территории Израиля — например особенно сильно страдающий от ракет Сдерот, но потом палестинцы стали применять Кассамы и по другим территориям, вдобавок в секторе Газа появились оттуда-то более дальнобойные системы типа Град-П, которые достигали уже и Кирьят Гата с Офакимом, а Кассамы 2 и 3 угрожали прибрежному Ашкелону. По данным разведки в сектор Газа могли в любой момент прибыть ракеты Фадшар-3 с дальностью действия до пятидесяти километров — тут под угрозой оказывалась уже половина территории страны. Поэтому — систему модернизировали и расширили: теперь она прикрывала не цели, а границу с Газой, находясь от нее на некотором удалении, чтобы не представлять цели для снайперов и гранатометчиков. Каждая огневая точка системы надежно прикрывала примерно шесть километров по фронту и два с чем то километра в высоту. Ее скорострельность — до шести тысяч в минуту и мощная РЛС с автономным счетно-решающим устройством наведения позволяли с вероятностью более девяноста процентов перехватывать летящие по простейшей баллистической траектории ракеты. Для того, чтобы подавить систему палестинцы применяли массированные пуски ракет — до двадцати одновременно, но это решение таило в себе новые сложности. Такие массированные пуски все равно приводили к потере как минимум половины ракет в воздухе — при том, что ресурсы на их изготовление были очень скудными. К тому же такой массированный пуск ракет был делом достаточно длительным — и ударные вертолеты успевали к месту пуска, чтобы расправиться с зенитчиками. Требовалось какое-то решение, чтобы прекратить, или, по крайней мере, сильно ограничить деятельность Железной завесы. И доктор Факих, в юности получивший удостоверение пилота легкомоторной авиации — такое решение придумал. Сектор Газа — это, по сути, была небольшая, прибрежная территория, преодолеть которую на машине можно было за час. Небольшую часть территории занимали израильские поселения и индустриальные зоны — на южном побережье и на северной границе, туда было не подобраться. Большую часть — пустыня и палестинские застройки, самой крупной из которых конечно же была Газа, по ширине перекрывающая весь сектор. Не территории сектора Газа было два аэропорта: небольшое летное поле в зоне израильских поселений рядом с Ганне Таль и международный аэропорт Газы, расположенный на самой границе, в районе Керем Шалом. Поскольку аэропорт был в самом углу пограничной зоны и недалеко от израильских поселений — он прикрывался израильскими силами безопасности, а самолеты, дабы не рисковать, заходили на посадку над морем, резко снижаясь над израильскими поселениями. Помимо этого — здесь израильтяне разместили установку «завесы», отодвинув ее еще дальше вглубь территории страны, чем остальные установки — чтобы не подвергать риску нанести случайный удар по взлетающему или садящемуся в аэропорту самолете. Все летчики так же знали сектора работы установок и ни в коем случае не появлялись над ними, даже с учетом того, что система могла самостоятельно распознать самолет и сформировать «стоп-приказ» на открытие огня. Установка Вулкан в этом секторе большей частью бездействовала, потому что из этого района Кассамы почти никогда не вылетали: просто не было подходящих целей в зоне их досягаемости. На этом то и основывался план доктора Факиха: он задумал заманить гражданский самолет в зону действия установок «цепи» и заставить их открыть огонь запуском целей — кассамов. Строго говоря — он не рассчитывал в результате этого сбить самолет, самолет мог быть сбит только случайно. Единственное — чего он хотел добиться — так это международного скандала по факту обстрела израильскими системами защиты гражданского воздушного судна, как максимум — повредить его и заставить совершить вынужденную посадку. Это должно было привести к очередной волне негодования по поводу зверств израильской военщины и заставить искомую военщину внести какие-то изменения в алгоритм задействования Железной завесы. Скорее всего — все таки посадить за пульты операторов и переложить принятие решений с автоматической системы — на операторов. А это должно было резко снизить быстродействие системы и повысить эффективность действия Кассамов и более мощных ракет, значительная партия которых должна была поступить в Газу в ближайшее время. Но сделать это было не так то просто. Прежде всего — относительно того как заманить самолет в зону работы Вулканов. Для этого нужно было, чтобы он находился где-то севернее, даже северо-восточнее аэропорта и на относительно небольшой высоте — то есть делал заход не в посадочном секторе аэропорта, а над опасной территорией. Возможно было так же сделать, чтобы он находился там в ожидании очереди на посадку — но это опять-таки было проще сказать чем сделать, ожидавшие самолеты ждали своей очереди над Аравийским морем. Любой стандартный самолет гражданских авиалиний обязательно оснащен навигационной системой типа LORAN-TACOM, в которую забиты координаты всех пунктов, где этот самолет взлетает и садится, это что-то вроде справочника с базами данных. Теоретически с помощью автопилота и системы LORAN-TACOM можно даже посадить самолет без участия человека, хотя никто не рискует этого делать. Помимо этого — в любом гражданском аэропорту есть диспетчерская вышка с опытным и квалифицированным персоналом, способным предупредить об опасности, и приводные маяки на земле — специальные приборы, посылающие сигналы на самолет и «привязывающие» его к местности. Чтобы заманить самолет туда, где он не должен находиться — нужно было обмануть все три системы одновременно. А это сделать не так то просто. Но доктор Факих, имеющий высшее техническое образование, знающий радионавигацию и имеющий лицензию пилота легкомоторной авиации — знал, как это сделать. Ему нужно было только одно — плохая погода, чтобы ухудшить визуальное ориентирование летчика и заставить его больше доверяться приборам. В секторе Газа такие дни выпадали нечасто, здесь было много солнца и почти не было дождя. Но сегодня был именно такой день — и сейчас он сидел в небольшой, снятой напрокат машине и спокойно ждал новостей… С самого начала все шло кувырком. Когда говорят Боинг-737 — многие подразумевают под этим достаточно современный самолет, тем более что сейчас он выпускается как B737NG — новая генерация, в четырех вариантах с разной длиной фюзеляжа и разными моторами на заказ. Но на деле получается — что Б737 может представлять собой еще ископаемую развалину, летавшую бок о бок с древними Каравеллами[67] и Ту-134. Их родная «Иджипт Эйр» не могла себе позволить на внутренних рейсах ничего другого. А левый двигатель давно надо было сменить. Капитан «воздушного корабля», летчик первого класса по имени Азиз аз Зумр имел привычку перед тем, как запускать двигатели — лично выходить в салон и смотреть на пассажиров, на тех кто вверяет ему свои жизни и кого он должен доставить на место живыми и здоровыми. Раньше он летал на армейском С130 и такой привычки у него не было, если выйти из кабины С130 и посмотреть на десантников — то ничего интересного ты не увидишь и ничего кроме подколок в свой адрес — не услышишь. Но перейдя в гражданскую авиацию после положенной выслуги лет, он такую привычку приобрел, и всегда ей следовал. Это было… как на удачу. В Газу его экипаж — по ротации — летал примерно шесть-семь раз в месяц, и аэропорт этот аз-Зумр знал почти наизусть. Аэропорт относился к категории опасных — не столько из-за угрозы терактов, сколько из-за общего раздолбайства как технического, так и диспетчерского персонала. До сорок седьмого года палестинцы слыли хозяйственным и разумным народом, они активно торговали с британцами, осваивали все новое, что могла предложить им цивилизация — и кое-кто даже называл палестинцев «евреями Востока». Но сейчас, после оккупации их земли настоящими евреями и долгих скитаний они стали скорее цыганами Востока. Палестинцы знали, что их дом может быть в любой момент разрушен израильским бульдозером, а все нажитое ими имущество — погибнуть под артиллерийским или бомбовым ударом возмездия. Потому они не ценили и не берегли ничего, к работе относились спустя рукава — и при посадке в аэропорту Газы капитан аз-Зумр больше полагался на показания приборов и собственное чутье, чем на палестинского диспетчера, который к тому же плохо говорил по-английски. В связи с тем, что топливо, а за ним и билеты на самолет подорожали — обычно его самолет летал полупустым, египтяне экономили и предпочитали боле дешевые средства передвижения. Тем больше было удивление капитана, когда он вышел в салон — и даже в бизнес-классе (первого на этом борту не было, самолет напоминал скотовозку) не обнаружил ни одного свободного кресла. Все места были заняты и пассажиры — большей частью белые, с любопытством смотрели на вышедшего из пилотской кабины капитана. Удивленный капитан жестом подозвал старшую стюардессу — Латиша, что у нас здесь — библейский исход? — Нет — стюардесса говорила вполголоса — это иностранцы, какая-то миссия мира или не знаю кто еще. Половина самолета ими занята. И багажа много. — Сверх нормы? — нахмурился капитан — Наверное… Капитан прошел в кабину корабля, взял полетную документацию, нашел нужный лист — декларацию о погруженном багаже, бегло просмотрел. Так и есть — перегруз. Дополнительный багаж не запрещался, нужно было просто отдельно доплатить за перегруз. Авиакомпании не были против, когда кто-то доплачивает за багаж — но против были летчики. Даже короткий полет на изношенном летающем гробе с перегрузом мог закончится трагически — но мнение летчиков как обычно никого не интересовало. — Абдул, что у нас с моторами? — спросил капитан аз-Зумр. — Подлатали… — с типичным для египтян фатализмом улыбнулся второй пилот. Это было еще одно направление снижения расходов, о котором авиакомпании предпочитали умалчивать. Дело в том, что все детали в самолете заменяются не тогда, когда они сломаются, а тогда когда они могут сломаться, по срокам. И вот умные и циничные люди придумали следующее: они скупали за бесценок в нормальных странах снятые таким образом с самолетов детали, вывозили их в третьи страны, проводили какие-то исследования в подозрительных лабораториях и на подозрительном оборудовании и выдавали заключение, что деталь еще годна в течение такого то срока. И продавали ее местным авиакомпаниям как восстановленную, а те ставили ее на свои самолеты! Но усталостную деформацию не обманешь — и те кто летал на таких деталях имели все шансы «накушаться земли» как говорили пилоты. Если на международных рейсах такую практику опасались применять — то на внутренних, как раз и дававших максимальную прибыль из-за отсутствия конкуренции она применялась вовсю. — Черт бы все побрал. У нас самолет с перегрузом, нам нельзя лететь с таким двигателем. — Аллах с нами! — типично для египтянина фаталистически ответил Абдул. — Ты центровку рассчитал? Вместо ответа Абдул молча протянул командиру корабля записи. Центровка очень важна, особенно когда самолет перегружен — если будет ошибка в расчетах, то экипаж выберет неправильную глиссаду и рискует при посадке наесться земли. Такое уже бывало. Немного отойдя, командир воздушного корабля пошел улаживать последние формальности с рейсом. Они залегли в «зоне отчуждения» — так называли зону, где раньше жили люди, а теперь их там не было. Началось все с того, что выходец из этого квартала взорвал себя в переполненном автобусе в Тель-Авиве, убив пятнадцать человек. Меры воздействия после этого были стандартными и давно отработанными — самолеты ночью нанесли удар по одному из небольших тактических штабов Хамас, еще один деятель Хамас через несколько дней ехал на машине — как вдруг в машину попала ракета Tow, выпущенная с израильского Apache, вынырнувшего из-за холма. А еще в этот квартал пришли израильские десантники и большие, похожие на осадные башни бульдозеры и снесли дом, где родился и жил террорист. А заодно и соседний, потому что иначе невозможно было выполнить задачу, техника не смогла бы подъехать к обреченному дому. После этого — образовался сектор ведения огня, хорошо пригодный для обстрела недалеко находящегося израильского поселения — а оттуда тоже отвечали огнем. Палестинцы так и не вернулись на этот клочок земли, бросили испещренные дырами от бомб и снарядов дома, а палестинцы их еще и заминировали — на всякий случай. Сейчас часть мин конечно же сняли. Их было больше тридцати человек (в этом здании было шестеро), тех кто в данной операции подчинялся доктору Факиху, присланному на помощь палестинскому народу, и это не считая детей. Детей, которые с пяти лет воспитывались движением, у которых часто не было родителей, погибших под бомбами израильтян или амии взорвавшие израильтян бомбами заодно с собой. Детей, которые носили бордовые береты, и в семь лет отвечали на вопрос, что он будет делать когда вырастет — буду убивать израильтян. Их называли Джибаль аль-Накба,[68] поколение катастрофы, дети готовые бросить и камень, и гранату, готовые выстрелить в спину и даже подорвать себя, если это будет нужно. Сейчас их задача была проще — они с биноклями отслеживали обстановку и сообщали о ней на командный центр. Один из приданных ему палестинцев по имени Фарук — невысокий, похожий на израильтянина, с курчавыми волосами, вооруженный сербским автоматом, с которого можно метать со ствола настольные гранаты оторвался от наушников — он прослушивал эфир, не выходя в него, потому что выходить в эфир доктор Факих запретил за исключением экстренных случаев. Радиоразведка израильтян работала как надо и, определив обмен и взяв пеленг, они могут дать команды на установки — а ту пошлют пару гостинцев калибра сто семьдесят пять миллиметров с воздушным подрывом. Такое бывало, и Факих видел что случалось с теми кто проявлял неосторожность. — Доктор, облет прошел, горизонт чист. Облет совершали тоже малые вертолеты AH-6, с установленной под фюзеляжем тридцатимиллиметровой пушкой с системой точного наведения и двумя ракетами Тоу на пилонах. Следующий пролет — через час. — Всем тихо! Палестинцы затаились, замерли в развалинах, укрывшись на всякий случай накидками, представлявшими собой смесь камуфляжного костюма снайпера Гилли и специальной накидки, обманывающей тепловизорный прицел. Верный своим принципам, доктор лежал среди федаинов, среди бойцов, показывая этим что он — с ними и может умереть за свободу Палестинцы так же, как и они. Кричать Хуррият-лиль-фалястын[69] на площади это одно, убить израильского солдата — это другое — а сделать то, что, если на то будет воля Аллаха, сделают сегодня они — это третье. Такие исполнители как он должны оставаться в живых в любом случае, им нельзя рисковать — но если он будет отсиживаться в тылу — он не завоюет уважение этих федаинов. И он был с ними. — Движение! — сказал Тарик, снайпер — негромко, но его услышали все, слова снайпера-наблюдателя добавили адреналина в жилы всем, кто находился на командном пункте — три объекта, не вооружены. — Оставаться на месте. Не стрелять! Ползти по разбитой, засыпанной осколками бетона, с торчащей как пики крестоносцев ржавыми арматуринами лестниц было сложно и опасно. К тому же, в ее середине была дыра от танкового снаряда, и ползущий человек был прекрасно виден снаружи — но доктор рискнул. Ободрав незащищенные руки и порвав — до тела, на котором острый край арматурины оставил царапину, — свой камуфляжный костюм, доктор выбрался на второй этаж здания — разваленный, с давно снесенной крышей, подполз к занявшему позиции для наблюдения снайперу. Тарик грамотно укрылся не у самого окна, выставив ствол винтовки наружу — а в глубине разваленной комнаты, соорудив себе что-то вроде небольшой баррикады, чтобы укрыться самому и положить цевье винтовки. Тарик был йеменцем, выходцем из йеменского спецназа, а на сторону исламских экстремистов он перешел, когда его страна проиграла вторую арабо-йеменскую войну.[70] Его готовили русские спецназовцы и оружие у него тоже было русское — уходя со службы, он его позаимствовал. У Тарика была редкая для этих мест русская снайперская винтовка ОЦ-03 с длинным стволом и установленным на ней через переходник прицелом стандарта НАТО. Сейчас Тарик, замерев в неподвижности, целился в остановившийся у дороги бронированный автомобиль Голан, на котором ехали, по всей видимости ополченцы из поселенцев. Как назло — они остановились совсем недалеко от того места, где они замаскировали необходимые для отхода машины — две машины скорой помощи, которые точно не будут обстреливать. Если эти… увидят две машины скорой помощи, да еще замаскированные — то сразу поймут что дело нечисто, сообщат на ближайший пост ЦАХАЛ.[71] Подобравшись ближе, стараясь не делать резких движений — чтобы тебя не заметили, все движения должны быть медленными и плавными, как будто ты плывешь под водой — доктор Факих взял бинокль, лежащий рядом со снайпером, осторожно, стараясь не сделать ни единого лишнего движения прильнул к нему и увидел… увидел остановившийся на обочине бронированный патрульный автомобиль Голан, и рядом с ним троих ЦАХАЛовцев, израильтян… Похоже, ни один из них даже не дежурил за пулеметом… хотя сейчас пулеметы делают дистанционно управляемыми может быть стрелок скрывается в салоне. А остальные трое… один отошел и мочился в канаву, еще двое — пили какие-то прохладительные напитки разговаривали и смеялись. Это были типичные израильтяне — призывники — молодые, один даже в очках, какие-то нескладные, голенастые, в своих смешных шлемах с надетой поверх маскировочной шапкой, делающей их похожими на гномов. Они просто ехали по его земле… по земле Палестины, и остановились отлить, и попить прохладительных напитков, чтобы освежиться. А он, лев Ислама — ничего не может с этим сделать, с этими пацанами — призывниками. Жгучая ненависть накатила волной, сделалось трудно дышать, как тогда… когда его, его мать и двоих сестер выгнали из дома… даже не дали взять с собой вещи… а рядом стояли бронетранспортеры… и жиды, и этот огромный, бронированный, выше их дома бульдозер, который через минуту пошел вперед, и своей лопатой стер с лица земли дом, где он родился и вырос… превратил его в груду обломков, а его мать смотрела на это и молча плакала от бессилия. Некому их было защитить, потому что отец погиб под израильской бомбежкой, а брат, его старший брат, который так редко бывал дома, и который привез ему игрушечный, совсем как настоящий автомат и бордовый берет — он погиб в подлой засаде, устроенной на него бойцами спецподразделения Дюведиан. Наклонился к остановившейся машине, из которой окликнули его такие же арабы… и получил две пули в лицо. Тогда то доктор Факих и дал себе клятву мести. Он был одним из них, одним из Джибаль Аль-Никба, поколения катастрофы, которое родилось и выросло в лагерях беженцев, или на чуждой, оккупированной земле, которое знало, что все чтобы они не создали — может быть в любой момент разрушено израильскими бомбами и бульдозерами. И потому они не ценили ничего и никого, не строили себе домов и не приобретали имущества и жили одним днем и молили Аллаха, чтобы он дал им убить как можно больше израильтян, проклятых жидов, прежде чем он смилостивится над ними и даст им шахаду.[72] Трое таких как раз были в прицеле его снайпера, и достаточно отдать приказ… и кровь этих неразумных пацанов — оккупантов оросит и без того обильно политые кровью камни Газы… но нельзя. Аллах свидетель, они должны сегодня принести ему куда большую жертву, и поэтому эти беспечные пацаны должны остаться в живых. — Могу поразить цель — доложил снайпер — Не делай этого, брат… — попросил, а не приказал Факих — мы сегодня сделаем куда больше на пути джихада, если оставим этих жидов в живых. Карающая рука Аллаха еще настигнет их, иншалла… — Иншалла, ваше слово закон для меня, амер.[73] — Стреляй, только если они увидят машины, или пойдут сюда с оружием, видя нас… Оставив бинокль, доктор Факих пополз обратно вниз. Взлетели нормально, хотя перегруженный сверх всякого предела Боинг едва оторвался от полосы. На высоту они так и не ушли заняли коридор над Средиземным море полторы тысячи метров и так и тащились, полагаясь не то что на диспетчеров, да показания приборов а на свой богатый опыт. Лететь здесь столько, что проще автобус пустить да вот беда — дотошный обыск и зона безопасности с огромной, высокой стеной делала путь на автобусе и дольше, и даже дороже, чем на самолете. — Подходим — сказал Абдул — Свяжись с диспетчером. Сам капитан Азиз привычным движением штурвала вывел самолет в зону ожидания над морем. Здесь было довольно оживленное воздушное движение — но основные маршруты проходили на намного большей высоте, а на полутора тысячах все было спокойно. — Капитан, нас вызывает ноль-девяносто один. — Переключай… Не дожидаясь, капитан сам переключил тумблер и в наушниках раздался добродушный голос Аарона, грубый и хриплый — Захожу к тебе в хвост. — Только попробуй… — усмехнулся в ответ капитан. Так получалось, что летчики, рыцари неба не имели национальности, и воевали друг с другом, только если это им приказывали делать. Небо — едино, его хватает на всех, его не перегородишь колючкой, не отгородишь кусок для себя, как не старайся. Небо — общее и для Азиза, бывшего летчика египетских ВВС, которого однажды пытались принудить к посадке на его грузовике, подозревая, что на борту оружие, и для Аарона, бывшего летчика-истребителя, пытавшегося это сделать. Все это было раньше — оружие, истребители, принудительные посадки — а сейчас один был летчиком Иджипт Эйр, второй — Эль Аль, и если судьба сталкивала их в небе — старались помочь друг другу, или по крайней мере — приветствовали. — Как поживаешь? — Пока жив, как видишь. У меня за спиной — три сотни паломников из Канады, везу их к стене плача. А ты все на местных? — Да… кому-то я наступил на ногу. — Уйди немного влево… Капитан Азиз так и сделал, пропуская рядом с собой на безопасном расстоянии огромный Боинг 747. — Удачи — И тебе… Капитан снова чуть довернул самолет, выводя его на исходную для начала глиссады. — Капитан, вышка разрешает посадку, погодные условия: видимость сто, ветер — север, от трех до пяти. Глиссада свободна. — Понял. Давай, сажай, а я посмотрю. — Есть. Второй пилот управление принял. — Первый пилот управление сдал. Капитану показалось немного странным, что их пустили первыми, ведь он смотрел на радар, детектор, показывающий наличие в воздухе других самолетов и удаление от них показывал, что самолеты в посадочной зоне есть, и если они вошли в нее раньше, чем они — значит и посадить их должны были бы раньше. Но их отчего то пускали в самое начало очереди, придерживая других. Логичное объяснение впрочем, нашлось сразу же — на борту иностранная делегация, вот их и пускают первыми. Найдя разумное объяснение — капитан Азиз успокоился. — Амер! Амер! Один из муджахеддинов сбил пацаненка из Джибаль аль-Никба с ног, придавил к заваленному мусором полу — Во имя Аллаха, что ты делаешь! Ты погубишь и себя и всех нас! — Отпусти его — приказал доктор Факих, и когда пацаненок: маленький, замызганный, в национальной одежде и кепке с эмблемой ЛосАнджелес Лейкерс виновато, бочком подошел к нему наставительно сказал — запомни, маленький воин, враг сильнее нас, и только осторожность может спасти нас и позволить нам нанести ущерб врагу. Твоя торопливость может привести к беде не только тебя — но и твоих братьев по интифаде. Ты все запомнил? — Да, амер… — пацан, несмотря на выволочку, готов был подпрыгнуть до небес, потому что впервые в жизни его назвали маленьким воином. — А теперь скажи мне ту новость, которую ты принес сюда. — Амер, самолет приближается сюда! Он вошел в… где снижаются. Доктор повернулся к Фаруку, который как всегда был занят своей рацией — Аллах с нами! Передай всем — пусть начинают. И уже не так скрываясь — но все же ползком, направился на второй этаж. Тарик лежал на том же месте, неподвижный и смертоносный как змея, он мог так лежать часами, и даже днями пока не появится цель, он был истинным снайпером, ищущим победы в терпеливости, выносливости и неподвижности, способности часами находиться без движения в ожидании цели. Он лежал подобно мертвому, но Факих знал, насколько обманчиво это впечатление. Стоит только ему заподозрить, что за спиной чужой — и он распрямится, подобно стальной пружине, в прыжке перевернется на спину, выхватывая пистолет. Факих видел это в лагере — и был поражен, он никак не мог поверить в то, что человек может подпрыгнуть из лежачего положения. — Аллах с нами, Тарик — сказал Факих, не подходя впрочем близко, чтобы не демаскировать снайпера — ты все еще видишь этих жидов? — Да, амер, они все еще там. — Как только услышишь ракеты — можешь стрелять. Да нам сделать свое дело. Потом уходи, уходи один. — Я все понял, амер. Тарик, опытный снайпер, которому довелось учиться своему делу сначала у русских, а потом у британцев и без этого предпочел бы уйти один. Как и любой опытный снайпер он был одиночкой, он привык действовать один и отвечать только сам за себя. Он прекрасно понимал, что после того что они сделают — израильтяне вышлют к месту пуска ракет боевые вертолеты, и возможно высадят десант, а поселенцы тоже будут настороже. Одному, да еще в маскировочном костюме Гили уйти будет куда проще, чем целой группой. В крайнем случае — он знал место, где можно будет залечь и переждать пару дней, пока все стихнет. Ну, а если Аллах милостиво соизволит забрать его к себе — что ж, в таком случае он примет шахаду и рай будет ему воздаянием за все свершенное на земле на пути джихада. Но прежде чем рассуждать о джихаде, и о шахаде — нужно сделать дело… Израильяне задержались здесь столь долго, то это уже начинало казаться подозрительным. Какого-то черта они открыли себе по банке пива, и теперь трепались, все трое — причем один трепался перед открытой дверью броневика, подставив на порог ногу — как будто он собрался сесть в машину, занес уже ногу — да передумал. Все это смахивало на подставу… конечно израильтяне вряд ли решат рискнуть сразу тремя новобранцами, сознательно подставляя их под пули… но всякое может быть, и если они знают, что сегодня должно случиться… ради этого они могут и рискнуть…Ему не жаль было этих пацанов, потому что он сам и убивал, и не раз рисковал своей жизнью и как то за всю свою жизнь не пробрел такого чувства, как жалость. Не было такого чувства, как жалось ни у кого из племени Аль-Хути, откуда он происходил родом, погибший несколько лет назад вождь племени, шейх Абдулмалик аль-Хути[74] приходился ему двоюродным братом. Собственно говоря… из-за этого он и встал на джихад, он служил в армии, и пользовался не родовой фамилией Аль-Хути, а другой, вымышленной, что было само по себе унизительно. Он не хотел воевать, он честно служил своей стране… пока на нее не напали, а предатель йеменского народа Салех вместо того, чтобы призвать племена выступить на защиту родной земли — подло ударил им в спину. О Аллах, было ли где-нибудь такое, чтобы когда армия одного государства нападает на другое — вождь этого государства приказывает своей армии стрелять в спины тех, кто защищает свою землю и свои горы? А ведь так и произошло на его многострадальной родине в конце девятого года нового столетия — когда саудиты, эти проклятые вероотступники и мунафики, вооружаемые неверными перешли границу, и начали войну против племен — президент объединенного Йемена Али Абдалла Салех отдал приказ собственной армии ударить в спину племенам! Позора такого — не ведала еще земля, на которой вел священную войну сам пророк Мухаммед (с.а.с.), и одному Аллаху ведомо сколько офицеров в те дни погибло от пуль в спину, пущенных их же солдатами, и сколько солдат перешли на сторону племен, чтобы помочь бороться с врагом. В их числе был и Тарик Аль-Хути, боец йеменского спецназа. Уходя, он не только забрал оружие — но и убил двух неверных-инструкторов. И тогда, муртад и мунафик Салех, видя что удача на стороне тех, кто идет по пути Джихада, а его собственная армия вот-вот поднимет его на штыки — сделал еще более худшее преступление, хотя казалось что худшего уже быть не может. Он пригласил на йеменскую землю команду американских диверсантов и убийц, на руках которых уже было немало крови правоверных, пролитой в Ираке и Афганистане. Он продался им, и пригласил, и сказал — убейте ради меня, и Йемен будет ваш. Тогда то и погиб его двоюродный брат, вождь племени Хути став шахидом на пути Аллаха, а вместе с ним стали шахидами еще пятьдесят братьев, убитых дьявольским оружием неверных — ракетами с беспилотников, что как коршуны и по сей день кружат над горами, высматривая себе добычу и поражая ее с неба ракетами. Все укрепления, что его племя годами и десятилетиями возводило в горах — в одну минуту стали бесполезными, ибо смерть теперь приходила не по земле — она поражала с неба. Но сколь бы ни были сильны неверные, сколь бы не было точно их оружие — на место шахидов вставали новые мученики, и война продолжалась. И если уже из войск неверных бегут и становятся муджахеддинами братья, у которых открылись глаза, и которым стала ясна лживая и двуличная политика муртадских правителей региона, лишь для вида совершающих намазы и жертвующих деньги на нужды уммы, а в душе не верящих — значит, недалек тот день, когда пламя Священного Джихада охватит весь мир. Аллаху Акбар! За спиной раздалось едва слышное шипение — то одна за другой с простеньких самодельных треног стартовали в небо Кассамы, и шипение это отдалось в душе муджахеддинов радостным ликованием. Израильский солдат — тот самый, что стоял на пороге двери своего внедорожника бросил недопитую банку, прервал разговор на полуслове, обернулся — Тарику хорошо было видно его лицо — и тут Тарик выстрелил. Раз, потом еще раз и еще, он стрелял и стрелял, потому что новая русская снайперская винтовка в отличие от СВД не давала такую сильную отдачу и позволяла стрелять в более высоком темпе. Через прицел он увидел, как одна из пуль ударила в стекло, мгновенно покрывшееся трещинами… но один из израильских солдат лежал наполовину в машине, а на половину на земле, а еще двое, вместо того, чтобы попытаться скрыться или хотя бы залечь — пытались вытащить своего раненого товарища из машины. Тарик израсходовал шесть пуль, в магазине осталось еще пять, потому что он всегда досылал одну пулю в ствол… и эти пять патронов он отстрелял уже прицельно. Одна из пуль вошла под бронежилет второго израильского солдата… а второй находился в такой неудобной позе, что Тарику ничего не оставалось, как прострелить ему обе ноги. Последние две пули Тарик израсходовал на то, чтобы попытаться вывести из строя прицельную систему на дистанционно установленном пулемете, пулемет уже начал разворачиваться… и он выстрелил еще дважды, целясь в то, что он определил как линзу прицела. Попал он или нет — неизвестно, зато он заметил, как четвертый израильский солдат начал действовать, причем действовать грамотно. Открыв дверь со стороны, противоположной той, которая была под прицелом снайпера, он не стал подставляться под пули — пользуясь высоким клиренсом машины он начал вытаскивать одного из солдат под машиной, чтобы уже прикрываясь ее бронированным кузовом оказать ему первую помощь. Тарик присоединил к винтовке новый магазин, дослал патрон в патронник и… не стал стрелять, хотя мог бы выстрелить по поверженным израильским солдатам еще раз, чтобы добить наверняка. Но все же… он был не только муджахеддином, в нем осталось что-то от солдата, такого же солдата как эти пацаны, и… он просто не стал в них больше стрелять. |
|
|