"Период распада (Третья мировая война) Часть 1" - читать интересную книгу автора (Маркьянов Александр В.)01 мая 2015 года Бывшая Украина Одесса ул. Маразлиевская Румынская зона оккупации Бывший старший лейтенант разведроты морской пехоты черноморского флота ВМФ СССР Ажудан третьей роты второго парашютно-десантного полка Иностранного Легиона Иван Моро, он же Иван КондрахинОни остановили свою машину — старенькую, побитую временем и дорогами русскую пятидверную Ниву в самом начале улицы Маразлиевской. Улица эта, помимо заковыристого названия, которое под градусом не каждый мог выговорить, имела еще одно неоспоримое достоинство — с одной стороны был парк Шевченко, а с другой стороны жилые кварталы. Впереди — если дальше проехать — бы порт, но дальше проезжать не давали. Порт был стратегическим объектом и январский подрыв одновременно трех сухогрузов на рейде, румынского, либерийского и из Съерра-Леоне кое-чему научил. Теперь рейд перекрывался двумя боновыми заграждениями, на каждом из которых были малые подрывные заряды для борьбы с боевыми пловцами и датчики для их обнаружения. Для приходящих в порт судов оставили лишь малый проход, который также перекрывался подвижным боновым заграждением. Его передвигало судно, чем-то похожее на буксир — но вооруженное двумя пулеметами типа ДШКМ, которые до сих пор производились в Румынии без лицензии, и гранатами. Самыми обычными осколочными гранатами, большой цинк с такими гранатами открывался и ставился на палубу, возле него дежурил вооруженный автоматом матрос. Каждые пять минут этот матрос брал одну гранату, срывал чеку, размахивался изо всей силы — и бросал гранату куда глаза глядят. Это называлась профилактика против боевых пловцов, в России для таких целей были разработаны более совершенные средства типа гранатомета ДП-64 Непрядва, однако в советское время он был секретным и даже друзьям ни под каким видом не передавался. Поэтому, такого гранатомета у них не было, и с боевыми пловцами боролись в основном дедовскими методами. Еще в порту по слухам, с тех пор на постоянной основе располагалось одно отделение спецназа «маринарки военной», польских боевых пловцов, подготовленных в США, на базе амфибийных сил в Литтл-Крик и неплохо вооруженных. Но это были только слухи, никто их не видел — да и они сами особо не старались показываться на глаза. Бойцы ПДСС — противодиверсионных сил и средств — они шума не любят. В Ниве, на переднем стекле которой красовалась большая карточка «PRESS», с печатью комендатуры и подписью помощника Командующего южным сектором ответственности по вопросам связей с прессой и PR полковника Педеску сидели двое. Причем сидели они странно, не так как это бывает обычно. Обычно, даже если в машине два ряда сидений и едут только два человека — один располагается на сидении водителя, другой рядом с ним. Тут же, сидение рядом с водителем пустовало, а пассажир сидел на заднем и не очень то заметно, но постоянно оглядывался по сторонам. Обычно так бывает, когда на машине едет начальник… но тот кто сидел на заднем сидении на начальника не был похож, да и ухайдаканная почти что в хлам Нива на шестисотый Мерседес не тянула никак. Тот, кто был за рулем, был постарше — к сорока. Битый жизнью угрюмый неулыбчивый мужик среднего роста с большими и сильными руками. Если он и был на кого похож — так это на засиженного зэка, вот только под его кожей не было ни единой чернильной точки. Как и все журналисты, он таскал на себе репортерский бронежилет. Что это такое? Это бронежилет, только с карманами под репортерское оборудование и всякую нужную в работе мелочь. На нем спереди и сзади тоже наклеены (или наживлены на скорую нитку, чтобы раз — и сорвать, как в данном случае) большие таблички с буквами «PRESS», вырезанными из световозвращающей ткани. Бронежилет для репортера в горячей точке обязателен, потому что если в момент ранения репортер будет без бронежилета — страховая компания не выплатит страховки. А страховка немалая — миллион американских долларов, которые еще пять лет назад стоили вдвое больше чем стоят сейчас. Но все равно — какие-то деньги. Мужик, у которого, кстати, были документы — паспорт, удостоверение репортера, пластиковые карточки, которыми тут разве что замок можно открыть — на имя гражданина Германии Хуго Пфальца, сидел за рулем последние три часа в этом самом бронежилете. Это было неудобно — в бронежилете крутить баранку — но он ничем этого не показал. Возможно — привык. Второму на вид не было и тридцати — невысокий, моторный какой-то, улыбчивый, светловолосый. Почему то те, кто не знали его лично — думали при первой встрече, что перед ними гражданин э-э-э… альтернативной сексуальной ориентации. Хотя они ошибались и ошибались крепко — человек этот, тоже в репортерском бронежилете и с документами на имя Макса Вобана, тоже немца — был ходок еще тот. Последним ошибся три дня назад в Киеве один итальянский репортер… тоже альтернативный, в общем. Не желая понимать намеков, он направился следом за симпатичным, но каким-то холодным (видимо все немцы такие) немцем в мужской туалет, видимо нужду малую справить. Вышел репортер оттуда только через двадцать минут, белый как мел и судя по расплывающимся по его модным джинсам пятнам — нужду он таки справил. Причем — как малую, так и большую враз. Вероятно все немцы — прирожденные фашисты. Люди эти приехали в Одессу только вчера, представились репортерами какого то земельного[35] журнала, зарегистрировались в комендатуре — сейчас это просто, вся информация в сети, проверяется запросто, получили пропуска «Пресса» и поселились в гостиницу. В бывшую «Одессу» их конечно же не пустили, там теперь штаб миротворческого контингента, на охраняемой территории — поселились в бывшем Спартаке на Дерибасовской, там восстановительные работы уже завершились. Под вечер они, нарушая правила поведения репортеров — в одиночку, а не журналистским пулом в сопровождении — немного пошлялись по городу, поснимали. Посмотрели на то что осталось от Думской площади — там шли тяжелые уличные бои, от Театра оперы и балета, который до сих пор был выжжен дотла изнутри: там оборонялись три дня, по зданию били Шмелями[36] и жирный пепел был заметен до сих пор. У старшего сжались до белых костяшек кулаки, когда он увидел руины ДК моряков, ведь он по старости лет пусть и молоденьким лейтенантом — но застал те времена, когда еще не пролегали по единой и сильной стране опоясанные проволокой границы, когда еще не смотрели друг на друга жерла танковых пушек, на электроспуске которых держали пальцы люди, говорящие на одном языке. Когда понятие «оккупационная администрация» относилось к сорок третьему году — но никак не к настоящему времени. Когда в Театре оперы и балета давали Мусоргского, а не соло на пулемете Утес. Наконец, когда по Приморскому бульвару Одессы прогуливались люди, а не ездили патрули сил стабилизации, стараясь не попасть колесами в воронку от снаряда. Говорят, весь город еще не разминировали, подрываются. А может… и новые кто ставит. Старший вышел из машины, не зарывая дверь, опершись на нее достал из пачки сигарету, размял пальцами — но курить не стал, так и мял ее пальцами, будто надеясь что никотин через кожу проникнет в кровь. Он не курил уже давно… с тех пор как в Джибути командовавший их учебной ротой сержант-шеф Иностранного легиона за найденную в казарме початую пачку сигарет заставил всю роту целый час передвигаться на корточках и громко квакать при этом — а сам он сидел на стуле в легкой летней форме, в шортах, пил пиво и смотрел на них, квакающих и ползающих по плацу, обливающихся потом. Когда нашли — он выстроил учебную роту на плацу, медленно обошел ее и спросил — кто? Никто не ответил — и наказание получили все. Потом он, уже будучи полноправным бойцом спецотряда боевых пловцов Легиона узнал, что если бы кто-то ответил — то тут же вылетел бы из отряда, а рота получила бы удвоенное наказание. В спецназе не любят говорливых. А пачка была его. Человек с документами на имя Хьюго Пфальца неспешно и несуетно смотрел по сторонам, разминая в пальцах сигарету — а глаза его подмечали все, давали этому название, раскладывали по полочкам, оценивали с точки зрения возможной опасности. Вот дом… на четвертом этаже одна из квартир выгорела дотла, окон нет — выбило взрывом… может быть там снайпер? Нет, вряд ли, бросается в глаза. Он бы сам никогда там не сел. Вон дальше, здание бывшей мореходки, там теперь ЮНИСЕФ сидит и комиссия по реинтеграции от ЕЭС — большие белые внедорожники, грузовики, все здание накрыто сверху донизу чем-то напоминающим огромную рыбацкую сеть — это от гранат. Вход там сделан плохо… около него дежурят двое михаев,[37] но при любой серьезной заварушке они смертники, пусть и с автоматами и в бронированных будках, напоминающих старые, ГАИшные — только со стеклами в два пальца толщиной. А дальше… улица идет к морю, видно хорошо — если присмотреться, то можно увидеть и чек-пойнт миротворцев — шлагбаум, бетонные блоки, противогранатные решетки. Раструб КПВТ на румынском бронетранспортере, уставившийся на мрачный, больной, враждебный ему город. Улицы Одессы шли к морю… и в одну прекрасную ночь лихие хлопчики нагрузили КамАЗ бочками с солярой и азотными удобрениями и, не включая двигатель, направили своим ходом, под горочку в сторону блок-поста миротворцев. В городе после этого были повальные обыски, зверствовала сигуранца,[38] немало народа пропало без вести. Люди говорили, что неугодных сажают в вертолет и, отлетев подальше от берега бросают в воду, предварительно сковав наручниками руки и ноги и привязав какой-нибудь груз. А как вы думали, господа хорошие?! Думали, что Европа — это только чистенькие улицы и зарплата в евро? А как бы не так! Вот еще какая Европа бывает. Бывает кстати и похуже. В Днепропетровске порядок охраняла частная военная компания — хлопаки из УЧК,[39] которые решили подзаработать немного евриков честным трудом, а не наркоторговлей. С ними пришлось срочно расторгать контракт — после того как независимому французскому журналисту удалось снять сюжет, как людей, признанных «лицами представляющими угрозу безопасности» — сажают на кол. Осмотревшись, водитель — корреспондент вернулся обратно в машину, чтобы не маячить и не привлекать внимание. Его напарник работал — один конец провода с разъемом он воткнул в разъем на лицевой панели магнитолы, второй — в ноутбук Toshiba, не слишком мощный, но приспособленный для тяжелых условий работы. В качестве спутниковой антенны выступал багажник на крыше Нивы. То, что там лежали вещи — работать антенной ему никак не мешало. — Что? — коротко спросил водитель — Ближайший беспилотник в пятнадцати километрах отсюда — ответил молодой, просматривая подаваемую из космоса картинку, которую самым что ни на есть пиратским образом перехватывали с американского военного спутника, потому что свои картинку подобной четкости и детальности не давали — идет в режиме ожидания, маршрут обычный, патрулирование — Патрули? — Ближайшие с бронетехникой — на Базарной и на Греческой. — Пешие? — Не ловит. — Это плохо, что не ловит… Старший так и остался за рулем бормочущей на холостых Нивы — а вот младший отцепил ноутбук, хлопнул крышкой. Потом вылез из машины, начал что-то щелкать, оправдывая надпись «Пресса» на пузе. — Далеко не отходи! — крикнул старший — чего нашел? — Да вот там… Ты знаешь, что вон там — Свято — Михайловский Архангельский женский монастырь был? — Постыдился бы! — А я что? Я ничего… — невинно заморгал глазами младший. Старший глянул на часы — нужный им человек задерживался, и это было плохо. Придется действовать по второму плану. Старший вышел из машины, предварительно щелкнув крошечным переключателем под приборной панелью, открыл капот. Машина типа сломалась. Конечно же их заметили — не могли не заметить. Второй год оккупации кое чему научил миротворческий контингент — и теперь по скорости реакции на оставленный в неположенном месте предмет, на припаркованную машину михаи не уступали израильтянам, у которых подобная беда — больше шестидесяти лет уже длится. Вот только эффективность антитеррористических мероприятий оставляла зачастую желать лучшего — вместо фанатиков-исламистов, привычных по Афганистану и прочим неспокойным местам — здесь им зачастую противостояли асы, прошедшие еще советскую школу подготовки и готовившиеся в час Ч парализовать своими диверсиями весь европейский континент. А в поединке хорошо подготовленного любителя и профессионала победу за редким исключением одерживает профессионал. — Тебе надо было в Легионе служить — негромко крикнул старший, не вылезая из-под капота — Это почему? — А у нас там так: как на боевые сходишь, так тебя — в центр психологической реабилитации. А там девочки… причем званием выше тебя. И ты их… по три раза в день, пока все глупости из головы не выкинешь.[40] — Да ты что, шеф. Правда что ли? — Не сойти с этого места. — Во дела… Я б тогда каждый день на боевые ходил… — молодой реально заинтересовался сказанным. — Ты уж точно… Доброволец, б… Молодой сделал еще несколько снимков. — А то… Вот чего мне никогда не нравилось — так это то что в этой стране никогда как следует не заботились о солдате! Старший аж молчал несколько секунд не зная что сказать — потом громко, оглушительно расхохотался. — Ну вы наглецы… В мои времена таких наглецов не было. — На том стоим… Стоящая с поднятым капотом машина не могла не заинтересовать силы стабилизации, тем более что дальше по улице — здание где сидит комиссия по реинтеграции, лакомый кусок для террористов. Старый, окрашенный в желтый пустынный цвет Хаммер вынырнул со стороны парка Шевченко, осторожно покатился вперед, приближаясь к Ниве пулемет был наведен точно на машину, ганнер в башне — тяжелый шлем, темное, тонированное забрало — держал палец на клавише спуска, хоть и видел надпись Пресса. Нажми — и от Нивы в секунду ничего не останется, а возможно и от самого Хаммера — прошлогоднее все еще помнили, тогда такой же вот патруль буквально в последний момент предотвратил прорыв груженого взрывчаткой угнанного грузовика контингента сил стабилизации к зданию временной (оккупационной, как называли ее местные) администрации на Соборной площади. Тогда патруль — пять человек — погиб, а вместе с ним погибли еще трое гражданских-контрактников, находившихся по несчастливой случайности рядом и больше сорока мирных жителей. Всех рядовых членов погибшего патруля отправили с почестями в Румынию (большую часть веса в закрытых гробах составляла земля), рядовым посмертно вручили медаль «за храбрость», а командиру патруля — Командорский крест. Журналист, копавшийся в моторе, на появление патруля среагировал правильно — повернулся и медленно поднял руки. То же самое сделал и второй журналист, фотоаппарат остался у него висеть на шее. Хаммер остановился в двадцати шагах от машины, из него вышли двое. Молоденький, с черными щегольскими усиками унтер-офицер медленно пошел вперед, второй солдат, с автоматом остался к бронированной двери — готовый в любую секунду прикрытья ею и прикрыть командира патруля. Солдаты сил стабилизации были молодыми и явно испуганными. — Sir, do you speak English? — спросил унтер-офицер, не доходя до журналиста несколько шагов — Of course. - ответил старший с лязгающим, неприятным немецким акцентом. Вопрос был глупый, английский язык был международным, и им обязаны были владеть как журналисты-международники, так и офицеры миротворческих сил в любой горячей точке, это было обязательное требование. — Can I scan your ID, sir? — Yes of course. АйДи, основной документ идентифицирующий личность мог быть постоянным и временным, любое лицо находящееся в зоне ответственности ил стабилизации обязано было постоянно носить его с собой, те у кого его не было препровождались в места заключения для выяснения личности. Это была небольшая, размером с банковскую пластиковая карта с магнитной полосой, в одном из ее углов было пробито отверстие для того, чтобы носить ее на цепочке на шее. Цепочка выдавалась вместе с карточкой. Партизаны обходились просто — на Привозе продавали эти карточки на любую валюту, и там же программировали базы данных у программистов обновлялись едва ли не ежедневно. Все попытки навести хоть какой-то подобие порядка были обречены на провал — а что вы хотите, Одесса есть Одесса. Офицер просканировал портативным сканером, напоминающим небольшой кассовый аппарат, которые во времена оные были обязательны к применению каждым торговцем под страхом штрафа, вернул карточку обратно владельцу. Потом дернулся было просканировать и вторую карточку — но ее владелец к нему не подошел, а сам он идти туда, ставя между собой и подмогой непонятную машину — он не хотел. Сойдет и так. У одного карта в порядке, пресса — наверное и у другого то же самое. — What happened to your car? — Its broken. A little. — Need help? — No. Will renovate themselves. — Sir, you can not stand a long time here. And the picture-taking here do not recommend too — OK Well we will soon go away. — Sir, if you need help — contact to any military in reconstruction corp. building. Here, in this big building. They will help you. — OK — Thank you for cooperation, sir — Thank you, officer. Офицер забрался в Хаммер — и тот стал сдавать назад, не разворачиваясь. Старший чувствовал страх, он всегда очень остро чувствовал страх — а здесь все боялись. Смерть могла настигнуть любого. — Хорош фотографировать — раздраженно сказал старший — Что он хотел? — Ничего, просто проверка. Но встреча сорвана, здесь он уже не покажется. Может — и не собирался, прислал шестерок посмотреть на нас, на красивых. Где у нас запасная точка? — За Александровским проспектом. — Проверь. И дуем туда. Я сейчас закончу. Младший залез в машину, снова раскрыл ноутбук, подключил. Раздраженно забарабанил пальцами по клавиатуре в ожидании, пока загрузится картинка. С этим в последнее время были проблемы, американцы не запускали новых спутников потому что не хватало денег. Поэтому — и с картинкой в некоторых местах бывали проблемы, а где-то говорят и вовсе серые зоны уже появились, зоны находящиеся вне спутникового контроля. Говорили еще про Галилей, европейскую спутниковую систему наблюдения, позиционирования и связи. Умные люди уже ее хакать[41] приготовились… а теперь какая к чертям Европа. Только бы Германия с Францией держались… остальное уже неважно. Не удержатся — не будет Европы. Картинка подгрузилась, младший пощелкал клавишами, выводя на монитор нужный район и увеличивая масштаб. Какое-то время тупо смотрел на танк-пит,[42] на ползущую по улице колонну, лидируемую старым, угловатым Леопардом, на который спереди навесили большой противоминный трофейный трал. Затем снова уменьшил разрешение, стал искать обходной маршрут… Старший тем временем закончил «ремонт», сел в машину, громко хлопнув дверцей, по привычке достал из под сидения ветошь и вытер руки. — Ну, что? — По Александровскому прохода нет. Там стоянка бронетехники. — Да ты что… Дай глянуть. Старший принял переданный ноутбук, какое-то время смотрел на картинку из космоса — и на лице его не отражалось никаких эмоций, только губы, и так тонкие, превратились в почти невидимую ниточку. — Обход нашел? — наконец спросил он — Через Большую арнаутскую пройдем. Там два блок-поста, но мы их пройдем, мы пресса, аусвайсы чистые. Потом свернем. Старший вздохнул, захлопнул ноутбук и передал его назад. Потом завел мотор. Одесса изменилась. Младший здесь был только раз до того, как началось да и то проездом — а вот старший здесь служил, здесь ведь штаб КОДВО был. Краснознаменного Одесского военного округа. Одесского, не севастопольского и никакого другого — а одесского. А теперь здесь, в порту, совсем рядом — штаб южного командования миротворческих сил, впереди слева — штаб какого-то корпуса реконструкции, а если поехать направо — там будет гражданская (оккупационная) администрация. Нива в два приема развернулась, неспешно поползла назад — основные завалы уже разобрали, но изрытая воронками дорога все же осталась, воронки подсыпали щебнем, но щебень растаскивался колесами и машина ощутимо проваливалась когда под колесо попадала такая воронка. По обе стороны дороги тянулись дома — какие-то уже восстановленные, какие-то закрыты зеленой строительной сеткой, на месте каких-то — руины, многие уже разобраны, но какие-то нет. Толпа прохожих на тротуарах — но это не одесситы, таких одесситов не бывает. Одесситы — веселые, шумливые, балагуристые, всегда готовые помочь даже незнакомому человеку, любящие жизнь и умеющие наслаждаться ею. Эти люди — те, которые сейчас спешат по тротуарам — мрачные, серые, пережившие суровую зиму в убитом городе, они идут быстро, не разговаривают постоянно смотрят по сторонам, ища малейшие признаки опасности. Даже в их походке, в позе чувствуется напряженность — при малейшей опасности каждый готов мгновенно упасть на землю, отползти, забиться в щель, замереть и ждать пока вокруг — не закончится. Много машин на дороге — но машины не такие как раньше, много помятых, разбитых, простеленных. На углах улиц — патрули сил стабилизации, кто-то просто стоит, кто-то наблюдает за порядком, проверяет документы Напряженные позы, палец на спусковом крючке автомата, дуло пулемета, направленное на черный пролом в стене здания через дорогу, откуда в любой момент может дохнуть смертью. Этим — тоже не сладко, они здесь чужие и знают об этом, их никто здесь не ждал и сюда не звал. Они просто здесь убивают и стараются выжить. И умирают, конечно — потому что на пулю здесь отвечают пулей. Страх… Страх везде — в напряженном взгляде солдата-михая, в испуганном лице женщины, в черной дыре в стене брошенного дома, которую оставил танковый снаряд. Страх — словно ядовитое облако висит над городом, страх, которого в этом городе отродясь не бывало. — Шеф… — Что? — Скажи… вот ты ведь вернулся. Так. — И что? — А зачем? Старший немного подумал, привычно, на автомате крутя баранку, чтобы объехать очередную яму. — А обидно стало. Сечешь? — А когда обидно… — продолжил свою мысль шеф — то никаких бабок, никаких баб не надо. Обида в голове сидит. Спать не дает. — Шеф, а у вас там семья есть? Моро глянул на своего молодого напарника — Что-то ты любопытный сегодня… — Да так… Не серчай, шеф, просто не по себе. Моро все называли шефом и никак иначе — привычно для Легиона. А Моро было не его псевдонимом — а его второй фамилией. Легион выдает тем, кто ему верно служит французские документы, настоящие, но на вымышленное имя. Поэтому Моро был гражданином Франции, его паспорт, который он спрятал и еще ни разу в России не использовал был подлинным и позволял ему при необходимости свободно перемещаться в пределах Шенгенской зоны. Это делало его как разведчика — еще более опасным, но он не хотел пока выкладывать этот козырь на стол. — Та-а-к… Кажется Папа на месте. — Это с ним…. — С ним, с ним. Молодой выпучил глаза на пожилой, ухоженный Роллс-Ройс модели Сильвер Сераф, Серебряный Серафим, приткнувшийся у тротуара напротив временного здания еврейского центра — тут работали посланцы Израиля, которые давали людям возможность вырваться из этого ада и уехать на историческую родину. С неохотой — но их отпускали — вообще, количество населения в Одессе сейчас составляло треть от довоенного. Зрелище действительно было занятное — отцы города предпочитали старые и новые бронированные Мерседесы-600, но для того чтобы ездить на небронированном довоенном Роллс-Ройсе надо было быть большом оригиналом. Пока молодой, оправдывая звание репортера, прямо из машины щелкал диковинную для одесских улиц картину — старший проехал мимо, повернул в соседнюю улицу, внимательно осматриваясь по сторонам, потом еще раз повернул, еще. Он был как волк, старый, битый жизнью, стреляный и научившийся не обращать внимание на красные флажки волк, который ложится на дневку, но перед этим все ходит кругами вокруг присмотренного места, прислушивается, принюхивается — не донесет ли случайный ветерок предательского запаха табака и смазанной оружейной стали. Наконец, Моро удовлетворился осмотром, приткнул Ниву. — Патрулей много… — сказал он, как будто в пустоту. — Так Первомай же, шеф. Праздновать все советские праздники запрещено. Забыл? Моро аж остановился, выходя из машины. Тряхнул головой. Потом сказал. — Нет. Не забыл. Возьми весь инструмент. Одесса, хоть и раненая — все же жила — и летнее солнышко светило, грело избитый и израненный город, и открывались лавки со съестным, и старьевщики торговались с мародерами за то что удалось добыть на развалинах. Все самое ценное конечно уже ушло — но кое-что еще оставалось. Два репортера, у каждого из которых руки были заняты их репортерским барахлом шли по улице, мимо исклеванных пулями стен, мимо затянутых в зеленые пластиковые панцири зданий. Оба они считали себя одесситами, хотя ни тот ни другой не родились в Одессе — и сейчас каждый из них вдыхал, впитывал каждой клеточкой запах этого города, знакомый и незнакомый одновременно. Многое изменилось. Вот стена — а на стене объявления. Списки разыскиваемых — и внизу жирным шрифтом «Сотрудничество — ключ к безопасности» и номера телефонов Сигуранцы. Ни на одной стене нет ни единой таблички с названием улицы и номером дома — их посрывали, перевесили на другие дома еще в первые дни, такая мера гражданского сопротивления. И те которые вывешивались — тоже срывались. А вот еще один плакат… они хорошо шли в Ростове, целые лавки торговали подобными сувенирами. Женщина, ребенок — а к ребенку присел солдат сил стабилизации и что-то ему дарит… какое-то печение или шоколадку в ядовито яркой обертке. Вверху надпись: «только вместе мы построим новую страну, где каждому будет место». А вот еще один — коляска и взрыв бомбы и надпись — «терроризм — это зло»! Еврейский центр охраняли отдельно — Израиль добился, чтобы тут был выставлен постоянный пост в составе двух бойцов миротворческих сил. Опасались атак русских фашистов, недолюбливающих евреев. Но русские фашисты почему то так и не нападали, солдаты на этом посту совсем разленись — вот и сейчас один сидел на стуле, развалясь и прикрыв лицо каской, а второго и вовсе не было — куда-то ушел. Может, в бордель — он, под видом массажного салона совершенно легально работал напротив, румыны разрешали проституцию, и в таких домах терпимости не только получали удовольствие — но и вербовали женщин для работы проститутками в Европе. Румыния с самого начала распада социалистического блока стала основным поставщиком женщин на невольничьи рынки Европы, а румынская мафия знала этот бизнес лучше всех. Поговаривали и о том, что некоторых из таких вот дурех, которые перед отправкой проходили подробное медицинское обследование — разбирали на органы. В послевоенной Одессе вообще происходило много чего интересного. Хотя — а кончилась ли война? Или — только начинается? Старенькая, сухонькая старушка ни слова не говоря — возможно, чтобы не привлекать внимания солдата — только кивнула им. И показала на темную, неосвещенную лестницу, ведущую на второй этаж. На втором этаже их уже ждали — несколько человек, все вооружены автоматами, одеты в странную смесь военной формы и спортивного костюма, форма НАТОвская, явно украденная со складов и проданная на привозе. Моро читал некоторые документы, относящиеся к миротворческим силам, в частности материалы аудита, проведенного специалистами из германского Бундесвера. В документе педантичные немцы отметили, что значительная часть солдат и особенно офицеров, введенных сюда для поддержания порядка и стабилизации ситуации на период, пока украинцы не смогут сформировать дееспособные, поддерживаемые большинством органы власти — вместо выполнения своих прямых должностных обязанностей участвуют в различных криминальных и полукриминальных схемах, совершают преступления, охраняют контрабанду, совершают акты насилия над местными жителями. Гуманитарная помощь поступающая сюда из разных стран разворовывается и подается на рынке, с военных складов тоже разворовывается и продается все что представляет интерес на черном рынке, доходит до того, что румыны продают свое личное оружие, а потом пишут рапорт о его утрате и получают новое. В заключение немцы написали, что присутствие на территории Украины румынских миротворческих сил является не фактором, способствующим улучшению ситуации с преступностью и правами человека — а наоборот дестабилизирующим фактором, способствующим распаду остатков государственности. В заключении предлагалось немедленно заменить румынский контингент на многонациональный, с обязательным участием России. Доклад был секретным. Но его опубликовали в германских газетах — явно неспроста. Это подлило масла в огонь и без того серьезного, на грани распада конфликта в НАТО. Молодой одессит, вот этот кстати типичный, глаза с этакой наглинкой, и с висящим на груди АКС-74У кивнул и молча пошел по коридору, не смотря на то, следуют ли гости за ним. А вот Папа не изменился. Ничуть… даже не поседел. Он еще с молодости полысел и седеть тут было совершенно нечему. Битый и стреляный волк криминального мира, в молодости промышлявший фарцой, в девяностых отказавшийся от криминального титула «вор в законе» — бесплатной, люди в общак лимоны скидывали, а он бесплатно отказался! Среднего роста мужик, чем-то похожий на Задорнова, только лысый, в дорогом костюме, в черных очках, таких же как у генерала Ярузельского в Польше и у мафиози в некогда безумно популярном сериале Спрут. Он выжил в безумных девяностых, когда перебили считай всех, ни одного из старой гвардии не осталось. Он выжил в нулевых, в сладком аромате тлена, гнильцы и даже какое-то время был депутатом Верховной рады, уйдя оттуда незадолго до Львовского путча — как предвидел. Он и сейчас — не выживал, а жил, был Папой в городе, и половина румынских полковников, орудующих здесь на ниве повышения собственного благосостояния, мечтала его убить, а вторая половина — делала с ним дела и прикрывала его от пули. Он так и не отказался от своей мечты — РоллсРойса, хотя в нынешней Одессе эта машина была более чем неуместна, хотя бы потому что на ней не было брони, а в городе стреляли и взрывали. Сейчас он жил в самом городе, перебравшись с него из престижного поселка Котовского — и был одним из центров мафиозной жизни Одессы, в которой румынские полковники играли хоть и важную — но далеко не определяющую роль. Все знали, что Папа ведет войну с Палермо — страшным пригородом Одессы, поселком Корсунцы, где жили цыганы и где одновременно функционировало до десяти точек, где торговали наркотиками. Опять таки — ни для кого не было секретом, что большей частью — румынские полковники были на стороне цыган, как близкой им по крови нации и совсем не случайно в Палермо теперь был крупный штаб румынских миротворческих сил, да еще и промежуточный склад контингента. Но Папа каким-то образом умудрился подружиться с генералом Виктором Андронеску, командующий южным сектором ответственности и несколькими офицерами из его штаба. Это какое-то время спасало Палу — но румыны и цыгане были общеизвестными отморозками и недавно на дороге, где должен был проезжать Папа рванул фугас — такой, что дорогу разворотило больше чем на сто метров, а в воронку мог провалиться не слон — целый зоопарк. Скорее всего — пара авиационных бомб с таймером и детонатором. Папа все понял правильно — и посредством своих криминальных связей вышел на Ростов, объявив о своем желании передать нужным людям кое-какую информацию по румынскому контингенту и вообще — по всему южному сектору. Взамен он требовал не денег — денег у него и так было достаточно. Кое-каких услуг. Услуги услугами — но договоренности, прямой и ясной достигнуто пока не было. И достичь ее должен был Иван Моро, который лично знал Папу. И Папа — тоже его знал. Увидев входящего журналиста — Папа помрачнел. — А я то думал — кого пришлют… — проговорил он без малейшего следа привычной в его речи глумливости — как жив, Катран? Думали — ты уж упокоился… — Меня завалить сложно — ответил Моро, устраиваясь без приглашения на стуле — и ты это знаешь. Потому как попытался. Помнишь? — Помню… Не по-людски бы поступил тогда, Катран. Не по-людски… — А с вами и нельзя по-людски. Вы по-людски не понимаете. Понимаете только тогда — когда страх до ж… проберет. — А Раф в чем виноват был? — резко спросил Папа — или так? За компанию. — Вот именно. За компанию. Чтобы воздух чище был. Осуждаешь? Папа покачал головой — Откуда вы такие беретесь… Вас даже отморозками сложно назвать. — Какие есть. На, полюбуйся! Моро пошуровал в кармане, вытащил оттуда сложенный блокнот, украшенный непонятно какими значками, оттуда вытащил в восемь раз сложенную газетную вырезку и протянул ее Папе. Тот принял ее, посмотрел. Поиски яхты Летиция, на борту которой были несколько высокопоставленных офицеров миротворческого контингента, продолжаются. Заметка была двухдневной давности. — Молодец… — одобрительно проговорил Папа, аккуратно складывая тонкий газетный лист и пряча его в карман пиджака. Сам сделал? — Тебе какое дело? — Да в общем то никакого. Когда остальных сделаешь? Моро недобро улыбнулся — Послушай сюда вора… Если ты думаешь, что я на тебя подрядился мокроделом работать — то ты сильно ошибаешься. Не тебе решать — кого и когда. Где документы? — А что? Ты кто — если не мокродел? Знаешь поговорку — баба целку один раз теряет. — Я офицер, им был и останусь. И всегда служил. — Так, что ли? Только вопрос — кому ты служил. Хлопчики сказали — ты из Франции вернулся, даже тебя там наградили. Так кому ты служил, старлей? — По крайней мере — не таким как ты, Папа. И отца из себя — не строй. Это тогда ты был — отцом, сейчас — зверь загнанный. И перекрашивался ты в разные цвета — не раз, так что не гони. Все твои заположняки — до войны здесь канали. А сейчас — если тебя решат грохнуть — грохнут и тебя и твоих долбо…в, что у двери стоят. Выйди на улицу! На перекрестке — бронемашина стоит, и тому, кто у пулемета по…ть на то что ты Папа, не понравится ему что-то — и ты в отбивную превратишься. Сбросят в ров — и закопают, как до этого многих закопали. У румын — своя свадьба, и на ней ты — не нужен, Папа. Как ни крути. Папа долго смолчал, подбирая слова на этот хамский вызов. Он понимал, что гость — прав, но признавать правоту не хотелось. Он и остался то в Одессе, потому что это был его город, а в других его не ждали. В том же Ростове или в Сочах не люди — псы, от крови одуревшие. Надо будет — приговорят и исполнят, и не посмотрят на то — кого. Время то стало… страшное время. У кого автомат — тот авторитет, а под кем целый полк волков — тот и положенец.[44] В Ростове ведь как Жору Жука грохнули — так нового положенца и не выбрали, потому что понимают — верная смерть. Нету больше воровских законов, законы теперь автоматчики диктуют. — Что тебе сказали старшие? Тема канает? — Документы. Потом — и тема. Делать было нечего. Папа достал из кармана небольшую, в металлическом корпусе флэшку, протянул ее гостю. Тот принял ее передал молодому — Все здесь? — Все… Собственно говоря — папе было это выгодно. В борьбе с румынскими полковниками, сделавшими ставку на цыган — он приобретал союзника, того, что взрывает и убивает. Если румыны поймут, что именно он, Папа обеспечивает мир и спокойствие в городе — разговор с ним пойдет по-другому не языком мин и фугасов на дороге. А вот тогда можно будет разобраться и с этими… теперь уже руками румын. Так дела и делаются. Молодой вставил флэшку в разъем ноутбука — Пароль? — Три шестерки — сказал Папа — Инфернально… — сказал Моро — что, хотите накликать? — А что — не накликали? — сказал Папа, настроение у него было вконец испорченным. — Не-е-ет… Не накликали. И даже то, что в Крыму происходит — это еще ни разу не ад. Ада здесь еще никто не видывал. Ближе всего к понятию «ад» в современной Украине был Крым, крымский полуостров. Только там, и еще в Киеве стояли американские миротворческие силы — хотя они не подчинялись командованию миротворческих сил, не имели закрепленной за ними зоны ответственности и выполняли только свои, поставленные в Пентагоне задачи. Уже одно то, что командование этими группировками замыкалось не на местное миротворческое командование и не на командование американскими силами в Европе в Рамштайне Германия — а напрямую на Пентагон. Они же пытались бороться с хаосом и чернейшим беспределом, с войной против всех — и тоже несли потери. Понятно, что размещали их здесь совсем не за этим, через керченский пролив до России вплавь доплыть можно (что многие и делали) — но расквартировавшись в Крыму американцы просто не смогли остаться в стороне от захлестнувшего полуостров вала насилия. В отличие от остальной Украины, где были четко выраженные две противоборствующие силы — здесь с приходом «миротворцев» и гибелью Черноморского флота общество раскололось больше чем на десяток противоборствующих сил, моментально схватившихся за оружие. Только крымские татары раскололись на три части. Первая- «татары Меджлиса» — взяли курс на сотрудничество с оккупационной администрацией, из них формировались местные части полиции порядка. Вторая — «татары Ахчоева», названные так в честь их лидера, воевавшего в Чечне на стороне боевиков Рината Ахчоева взяли курс на отделение Крыма от Украины и тесное сближение, а возможно и присоединение его к Турции — чего миротворцы, румыны, а за ними и весь Евросоюз никак не могли допустить. Это было бы первым шагом возрождающейся на глазах Османской Империи в Европу А что такое Османская Империя в Европе — эти мелкие и слабые страны помнили очень хорошо, память эта была заложена в их генах. А третьей татарской группировкой стала… «Аль-Каида Крымского полуострова»! Ее образовали крымские татары, прошедшие подготовку в Пакистане, в Йемене, в Африке и заброшенные обратно на родной остров, чтобы вести там террористическую войну. Эти — не имели четко выраженного лидера, скрывались, совершали теракты как против американцев, так и против миротворцев и провозгласили, что борются за создание независимого Крыма как агрессивного государства ваххаббитского толка. При этом крымчан, которые пользуются поддержкой Турции и миротворцев они провозгласили муртадами и мунафиками, открытых акций против них пока не было — но не оставалось сомнения в том, что как только миротворцы уйдут — они будут. Помимо этого в горах и городах Крыма скрывались партизанские отряды русских, состоящие из уцелевших матросов и офицеров Черноморского флота и русских, которые остались в живых после чудовищной резни, устроенной крымскими татарами после уничтожения флота — тогда банды татар вошли в Севастополь чтобы убивать, уцелевшие моряки взялись за оружие чтобы защитить свои семьи и других русских, высадившиеся миротворцы открыли огонь по русским, которые отбили Севастополь у бандитов. Кровью в те дни был залит весь город… а когда остатки русских ушли в горы — крымские татары открыли огонь по миротворцам. Так что ад — он рядом. И когда звонит колокол — не спрашивай, по кому он звонит. Он звонит по тебе. — Ты что ли видал? — Видал, Папа, видал. Я по Африке немало помотался. И видал такое — что ни в сказке сказать, как говорится. А если быть б…ями как тут — то и здесь это будет. И еще похуже будет! Ну, что там, друже? — Нормально — молодой колотил по клавишам — полный набор. Моро передвинул к себе компьютер, взглянул на простенький файл, в котором собиралась информация о местных королях. Мафия умела собирать информацию — и то что было здесь для опытного разведчика было бесценно. Немного подумав, он вспомнил фамилию того низенького, очкастого, вежливого полковника, который отмечал им ID, набрал в стандартном окне поиска справа вверху. Педеску. Компьютер отреагировал мгновенно, выбросил на экран его фотографию и файл с гиперссылками. Педеску Думитр, сорок восемь лет, полковник румынской армии, заместитель командующего южным сектором по связям с прессой и PR.. Закончил школу применения подофицеров ВВС, начинал службу на авиабазе 86, потом перешел из ВВС в Вооруженные силы без оглашения обстоятельств перевода. Был направлен в Ирак в составе миротворческого контингента, должность — офицер разведки, потом офицер по связям с прессой. В Одессу назначен в 2014 году по ротации. Имеет связь с группой, возглавляемой Константином Феррером, официально — владельцем Народного банка Румынии. Фактически — представитель группы в Одессе. Интересы — поставка наркотиков, контрабанда сигарет, вербовка и поставка подростков и детей для занятия проституцией. Курирует сеть вербовочных пунктов под общей вывеской «Злато берег», расположенных в крупных городах южной Украины. Имеет личный интерес в крупной сигаретной фабрике под Бродами. Поддерживает контакты с цыганами, контактер — барон Мирча Сорока, он же Князь. Жаден, циничен. Имеет счета в банках на полуострове Мэн и на Кипре, см. приложение. Держит под нелегальным контролем переводы служащих миротворческого контингента из одной зоны в другую, за решение вопросов берет значительные взятки, в том числе товаром. В сексуальной жизни предпочитает маленьких девочек, постоянный посетитель заведения на Греческой (т. н. «Музей мадам Тюссо») — см приложение 2, ролики с 1 по 7. Склонен к садизму. Наркотики и спиртное не употребляет. Супруга — Снежанна Педеску, урожденная Балац, дочь депутата парламента Румынии Георгия Балаца. Двое сыновей, старший — учится в академии Вест-Пойнт, куда направлен по обмену по протекции отца. Супруга — возглавляет транспортную фирму «Малый Берег», организует контрабандные перевозки сигарет. Собственность: квартиры в Бухаресте по адресам… дом в Лондоне, куплен на имя жены, апартаменты в Болгарии на имя жены. Приложение: списки деловых операций Педеску за 2014 и за 2015 годы. Моро закрыл компьютер, вернул его обратно. — Что человек мразотный, что фамилия мразотная — весело сказал Вобан. — Старшему же что-то не давало покоя. Какая-то мысль вертелась на уме, но никак не могла оформиться. Что-то было не так. — Устроит? — Папа смотрел на них — Устроит — машинально подтвердил старший, продолжая думать — Таких и грохнуть — не грех… Этими словами Папа унизил себя, любой деловой человек это сразу бы отметил. Он стал говорить словами гостей, подстраиваться под них вместо того, чтобы диктовать условия. Но Моро было на это наплевать, он думал совсем другом — Грохнуть то и впрямь — не грех. И вас — заодно с ними. Потому что это вы, падлы страну прозаседали. Чистенькими хотелось стать? Во власть пробиться? Вот и пробились… Педеску… Педеску… Странно — офицер разведки — а потом помощник по связям с прессой. Разведка просто так о себя людей не отпускает. А если предположить, что он так и остался офицером разведки — просто перекрасился? И всякий ли журналист, желающий просто отметиться в комендатуре — удостаивается встречи с заместителем командующего? Сомнения, сомнения… А Моро жил по старом, не раз ему спасавшему жизнь принципу — если есть сомнения — сомнений нет! — Уходим! — решил он — быстро! Младший вскочил, запер ноутбук и повесил его себе за спину на ремне — чтобы не сорвался. Потом распотрошил свою камеру — в ней оказался автомат МР7 с несколькими запасными магазинами. Из своих вещей Моро достал свое оружие — у него был НК-46, германский пистолет под тот же самый патрон. Такой патрон недавно пошедший в производство, с вольфрамовым сердечником пробивал легкий бронежилет, какие носили солдаты миротворческих сил и был очень удобен в обращении. — Что произошло? — Папа с беспокойством смотрел на приготовления гостей, даже не кликнув охрану. — Надо уходить. Вам советую сделать то же самое…. |
|
|