"Мафия заказывает" - читать интересную книгу автора (Ильичёв Валерий Аркадьевич)

III. Первые успехи

Этим утром Павлов травяным чаем их не угощал: все приехали из дома, позавтракали, да и жалко было терять время. Антонов выглядел довольным, было ясно, что есть новости, и неплохие. Ему, конечно, хотелось все изложить эффектно, с паузами, но, понимая, что времени действительно в обрез, он начал с главного:

— Вот что, мужики, обнаружилось: Курлыкова последние полгода обслуживала лишь вечерние сходки бизнесменов. Нравилась она особенно Старику. Проститутки говорят, что он даже ревновал её, и был случай, серьезно повздорил с Костылем. Тому было наплевать, с кем в постель завалиться, но попер на принцип. Да Старик не уступил, и лишь вмешательство Туза не позволило разгореться ссоре. Короче, Курлыкову все считали женщиной Старика, и он запретил Леве отправлять её в другие компании, для себя берег. Впрочем, он платил щедро, и Лева в обиде не был. Но вот мой приятель из окружения Левы рассказал, что дней десять назад прискакал тот к нему домой весь взмыленный и говорит: «Вчера Булку — Курлыкову то есть — серьезные ребята разыскивали, а сегодня её в подъезде мертвую нашли. Вот и думаю я смотаться из Москвы на время от греха подальше. Эта девка меня подвела по-страшному: пронюхала каким-то образом о серьезных делах „солидных“ и опасных людей да еще, это же надо было удумать, решилась на шантаж! Разбогатеть, видите ли, дурехе захотелось разом и навсегда. А мне что теперь делать? Я её дней пять не видел. А вдруг эти авторитеты подумают, что она мне что-то нашептала, а я ни сном ни духом. Но если возьмут в оборот, то ведь не докажешь, что не верблюд. Нет, я лучше смотаюсь с семьей на пару месяцев куда-нибудь на юг, а когда все утихнет, то можно и вернуться». Мой человек посоветовал ему так и сделать. К тому же Лева именно его попросил дать знать, когда можно будет вернуться, ну и адресок тамошний оставил. Лева, похоже, действительно мало что знает. Пусть пока гуляет. Но если накопаем что-нибудь стоящее, то и его выдернем из ласковых вод Черного моря. Похоже, этот фрукт не из твердых и «поплывет на расколку».

Кондратов Леву знал неплохо, ещё по работе в двенадцатом отделе МУРа, и потому обнадежил:

— Деваться ему будет некуда: или дело свое прибыльное терять и в зону идти, или дать нам что-либо. Если он, конечно, хоть что-нибудь знает.

— Вот что, ребята, я вам скажу, — охладил их пыл Павлов, — похоже, у нас теперь есть мотив убийства Курлыковой: шантаж авторитетов из криминального мира. Скорее всего, предполагаемой причиной ликвидации Турбиной является то, что Курлыкова поделилась с подругой своей тайной. Но мы не знаем повода для шантажа и, возможно, уже не узнаем: обе девушки замолчали навсегда. Так что вся ваша радость по поводу новых данных беспочвенна и вряд ли нам поможет в раскрытии преступлений.

«Он прав, — подумал Ильин, — раскрытие убийства Турбиной с получением этих новых данных становится ещё более бесперспективным».

— Но вы, ребятки, не тушуйтесь, — подбодрил сыщиков Павлов, — есть ещё тропиночка к успеху. Маленькая, но есть. Ведь могли же они кому-нибудь третьему что-то сболтнуть о своих необычных делах. И тут надо разделиться. Ты, Кондратов, давай используй свои прежние связи среди сутенеров и проституток. Могла же Курлыкова с кем-то среди своих поделиться тайной, хотя бы из хвастовства! Выяви и проверь всех девок из её окружения. А ты, Ильин, продолжишь разрабатывать линию Турбиной. Надо копать и копать, чтобы отыскать того, кому она могла бы довериться, если Курлыкова действительно обратилась к ней за помощью в трудную минуту. И начинать надо с семьи. У них только вчера были похороны, им не до того, но попробуйте все же сходить. Ведь есть же брат и отец, которые, может, смогут рассказать нам что-нибудь ценное. Завтра утром сходи к ним домой, в субботу они должны все быть дома.

— Это неплохая идея. Я тоже пойду с Ильиным, и, может быть, нам удастся выявить того, кто знает об этом деле, — вмешался Антонов.

— А вот тебе, на мой взгляд, там делать нечего, — отрезал Павлов. — Ты из подразделения по борьбе с организованной преступностью, ну и занимайся своим делом! Ты нам нужен не как рядовой опер, рыскающий по родственникам жертвы, а как сыщик, способный получить нужные сведения из самых верхов преступного мира. Ты давай копай под Старика, Туза, Седого, Костыля и других. Без этого мы все время охвостья собирать будем, а они над нами смеяться будут.

Антонов нахмурился, но возразить было нечего: серьезных подходов к этим людям, стоящим на самом верху преступного мира, у него пока действительно не было. Есть, правда, один человечек. Крючок, на который его подцепили, небольшой, но, даже такой, он мог доставить ему неприятности и запятнать репутацию. Так что надо будет попробовать выжать из человечка дополнительную информацию. Но встреча с ним намечена лишь на понедельник, и придется пока подождать. В воскресенье надо отдохнуть, а вот завтра, в субботу, он свободен и может сходить в семью Турбиной.

Все это Антонов изложил сухо и намеренно официально: пусть следователь почувствует, что и они не зря едят свой хлеб. Правда, теперь, обмолвившись о важной встрече в понедельник, он был просто обязан любой ценой выжать из этого человека нужную информацию. Решить эту задачу становилось уже принципиально важным для его авторитета и службы, которую он представлял.

— Ну что же, сходите, если считаете нужным, — Павлов, почувствовав обиду и отчуждение молодого самоуверенного парня, специально перешел на «вы», как бы подчеркивая официальность их взаимоотношений.

— Ну что, на сегодня все, — с излишней торопливостью поднялся с места Антонов, всем своим видом показывая, что совещание окончено.

— Подожди, не гони, — резко осадил его Павлов, сбросив маску добродушия и показав характер, — вы, ребята, ловкие, молодые, нетерпеливые. А есть ещё один вопрос, для меня, представителя прокуратуры, очень существенный. Сидит в камере человек по фамилии Хромов, числящийся за нашей следственно-оперативной группой. Взяли мы санкцию на его задержание на десять суток. Сегодня пошли четвертые сутки, как он сидит. Но мы теперь знаем, что он к этим заказным убийствам отношения не имеет. Так что отпускать парня надо!

— А вот этого как раз делать не следует, — возразил Антонов, — пока мы его тут, в камере, держим, те, кого мы «пасем», чувствуют себя в безопасности, думают, что мы пошли по ложному следу. И чтобы не насторожились раньше времени, пусть паренек посидит.

Кондратов кивнул:

— Тут резон есть. Антонов дело говорит. Паренек-то наш судимый и на учете состоит, чего ему лишнюю пятидневку не посидеть?

Павлов повернулся к Ильину:

— Ну а ты что скажешь?

Ильин не знал, что ответить. С одной стороны, с Хомяка нелишне сбить гонор и заставить уважать власть, а с другой — уже совершенно ясно, что крови Турбиной на нем нет. Но Антонов тоже прав: если кто следит за ходом расследования, то задержание уличного хулигана Хомяка их может дезинформировать. И он взял сторону Антонова — пусть Хромов пока посидит.

Павлов усмехнулся:

— Вам, ребята, повезло. Сами знаете, до прокуратуры я в уголовном розыске не один год отпахал. Так что проблемы ваши знаю. Если считаете, что для пользы дела Хромов должен ещё дней пять посидеть в камере, пусть сидит. Тем более что формальный повод действительно есть, да и один шанс из ста о его причастности к убийству тоже скидывать со счетов не будем.

На том и порешили. Выйдя из здания прокуратуры, Антонов окликнул Ильина:

— Послушай, давай на завтра договоримся встретиться попозже, скажем, часиков в двенадцать. Я сегодня на свадьбу приглашен. Сейчас встречаюсь тут с одной девахой, а её лучшая подруга замуж выскакивает. Ее пригласили, ну и меня заодно. Я там никого не знаю, но на чужой свадьбе погулять не откажусь. Ну, сам понимаешь, с утра подняться тяжело будет. Так что давай попозже!

Ильин недовольно поморщился, но уступил:

— Ладно, встретимся часиков в двенадцать.

Выйдя из здания прокуратуры, он отправился к отделению милиции.

С утра Антонов был хмур и неприветлив, явно жалея, что накануне, уязвленный упреком Павлова, сам вызвался заняться в субботний день черновой работой.

«Не привык парень ежедневно сталкиваться с чужой бедой, в этом все дело. Он, наверное, даже не знает, как себя вести в семье Турбиных. Ну что же, придется взять инициативу в свои руки и самому говорить с убитыми горем родственниками», — подумал Ильин и решительно поднялся: чем неприятнее дело, тем скорее надо его делать. Этому правилу он следовал всегда.

До дома, где жили Турбины, они дошли быстро и, не дожидаясь лифта, негласно соревнуясь в скорости, взбежали на пятый этаж старого, довоенной постройки, дома. Сдерживая частое дыхание, чтобы не показать, каких усилий ему стоило не отстать от спутника, Ильин крутанул пропеллер маленького древнего звонка, который издал какой-то хриплый лающий звук. Дверь открыли не сразу, а только после того, как их рассмотрели в «глазок».

В передней их встретили отец и брат убитой девушки. Ильин с ними познакомился на месте происшествия пять дней назад, и его узнали сразу. Оба мужчины вопросительно смотрели на пришедших сыщиков, и Ильин почувствовал смущение: «Они, наверное, ждут, что я им сообщу, что поймали убийцу их Аллы. А мы пришли задавать вопросы и мучить этих людей, заставляя их лишний раз переживать события того страшного дня».

Матери Турбиной не было видно, и казалось, её вообще нет дома. Значит, придется иметь дело с мужчинами. С одной стороны, это лучше, мужчины в такие моменты обладают большей выдержкой, но, с другой — свои секреты Алла скорее могла доверить матери, а не отцу с братом.

— Прежде всего мы выражаем вам соболезнования в связи с трагической гибелью дочери, — начал Антонов.

«Это он зря рассчитывает с помощью формального сочувствия установить психологический контакт с семьей погибшей. Мы же им не близкие люди, а представители власти, от которых они ждут не сочувственных слов, а поимки убийцы. В таких случаях надо действовать сухо, официально, и это будет понятнее родственникам убитой», — подумал Ильин и вмешался, взяв инициативу в свои руки:

— Мы пришли к вам, чтобы задать ряд вопросов. Сейчас ведется интенсивный поиск убийцы вашей дочери, и в процессе розыскных мероприятий появляются новые данные, требующие проверки. Поэтому, я полагаю, нам придется время от времени беспокоить вас своими вопросами. Мы очень просим вас отнестись к этому с пониманием и рассматриваем ваши показания как составную часть розыска виновного.

Говоря так, Ильин, с одной стороны, хотел показать родственникам жертвы, что идет активный поиск преступника, а с другой — заставить их вспомнить все, что может способствовать возмездию. По серьезным лицам отца и брата он понял, что выбрал верный тон.

— Скажите, что вы знаете о дружбе Аллы с её одноклассницей Курлыковой?

Отец пожал плечами:

— Да, была такая девочка, но потом их семья переехала в другой район, и Алла с ней не встречалась.

— Нет, Георгий, ты всего не знаешь! Эта Курлыкова звонила Алле дней десять тому назад, — лицо матери, вышедшей из соседней комнаты, было бледно и неестественно спокойно. — Я как-то сразу почувствовала тревогу и, подозвав дочь к телефону, вышла из комнаты, но дверь не прикрыла. Дочь в основном ограничивалась междометиями, но все же я поняла, что у Татьяны Курлыковой какая-то беда и она просила Аллу встретиться с ней. Дочь предложила ей приехать к нам домой, но та отказалась, и они назначили встречу возле станции метро. Когда их разговор по телефону закончился, дочь мне только сказала, что у Тани неприятности и ей нужна помощь. Я тогда еще, дура, предположила, что девчонка забеременела. А что ещё я могла подумать? Но на сердце было тревожно: зачем ей Алла понадобилась? После встречи с Таней она была задумчива и подавлена. Не могу сказать, что Алла всегда все мне рассказывала, вот и в этот раз, придя домой, она только повторила, что Татьяна попала в беду. А через три дня Алла пришла домой бледная, поникшая, закрылась у себя в комнате и не стала ужинать. Прошло два дня, и её убили! Судя по всему, вы считаете, что её гибель связана с Курлыковой. Ведь чувствовала же я, ведь не хотела подзывать дочь к телефону! Мне всегда не нравилась Татьяна, это я, я виновата! Надо было сказать, что её нет дома, и тогда была бы моя дочь жива! — и женщина забилась в горьких рыданиях.

Муж решительно обнял её за плечи и повел в соседнюю комнату, в дверях женщина крикнула:

— Если она виновата в смерти Аллы, я её задушу собственными руками!

Ильин обратился к брату убитой:

— Скажите, может быть, Алла вела дневник или у неё была записная книжка?

— Да нет, кто сейчас ведет дневники? Не девятнадцатый же век!

— Ну вот вы, её старший брат, неужели она вам ничего не говорила о своих личных делах, ничем не делилась?

— Нет, она была моложе меня на два года и, может, поэтому избегала говорить о своих делах. Знаю только, что постоянного поклонника у неё не было. Она была строгих правил, а ребята сейчас если в течение месяца не затащили девку в постель, то быстро отваливают в сторону. А о Курлыковой я не слышал уже много лет и не знал, что она звонила.

— Ну а кому Алла доверяла, к кому могла обратиться за помощью?

— Не знаю. Ваши сотрудники взяли её записную книжку, переписали всех знакомых, и, боюсь, мне добавить в этот список некого.

Это было действительно так. По крайней мере, все лица из записной книжки Аллы были опрошены.

— Послушайте, может быть, вы в послед-нее время замечали за ней что-то новое, заслуживающее внимания?

Брат Аллы немного помедлил, но потом отрицательно покачал головой:

— Нет, ничего не замечал.

Ильину показалось, что во время этой паузы у молодого человека возникли какие-то колебания.

В это время отец Аллы вновь вышел к ним и стал рассказывать, какой была его дочь. Ильин уже было собрался уходить, но прерывать рассказ было бы нетактично.

— Алла была очень приветливая и доброжелательная девочка. Она не очень быстро сходилась с людьми, но для того, кто завоевал её дружбу, она была готова на все. Те немногие, кого она числила в своих друзьях, могли на неё рассчитывать. Вот даже старушку, которая водила её гулять ещё в дошкольные годы, она не забывала: хоть и не каждый месяц, но обязательно навещала. Эта женщина живет совсем одна, и визиты Аллы для неё были праздником. Алла, несмотря на молодость, хорошо понимала, что такое одинокая старость!

— Постойте, раз так, что вы можете рассказать о няне? — спросил Антонов.

— Да не особо много. Она — учительница французского языка, очень давно вышла на пенсию и подрабатывала, гуляя с детьми. Кстати, она и живет неподалеку: всего одна остановка на автобусе.

Ильин поспешил вмешаться:

— А адрес её дать можете?

— Да, пожалуйста, — и мужчина протянул старую, обтрепанную алфавитную книжку, в которой были не только телефоны, но и адреса знакомых Турбиных.

Ильин переписал в свой блокнот домашний адрес бывшей няни, отметив, что у этой женщины нет телефона. Теперь, по крайней мере, в его рапорте о проведенном опросе родственников жертвы появится новая фамилия из числа знакомых Турбиных, с которыми целесообразно побеседовать.

Здесь уже делать было нечего, и Ильин с Антоновым направились к выходу. Их вышел провожать брат Турбиной, Олег. Он снял цепочку, повернул ригель замка и распахнул дверь. Ильин взглянул на молодого человека. И вновь отметил волнение и колебание, словно тот хотел и никак не мог решиться сказать что-то важное.

— Вы нам что-то хотите сообщить? — попытался подтолкнуть молодого человека к откровенному разговору Ильин.

— Нет, нет, что вы! Просто так, разные мелочи вспоминаются, — решительно взял себя в руки Олег.

— Ну что же, если все-таки вспомните что-нибудь важное, позвоните мне, — и Ильин вырвал из блокнота лист бумаги, написал свой номер телефона и передал его молодому человеку.

Сыщики попрощались и вышли на улицу.

Стоя у подъезда, Антонов предложил:

— Давай на сегодня все дела закончим и пойдем куда-нибудь перекусим. Я после этого визита чувствую себя виноватым перед ними, как если бы, не найдя преступника, стал его соучастником. У тебя никогда не было такого ощущения?

«Сколько раз! Ведь из-за собственного бессилия тебя охватывает чувство стыда перед жертвами и их близкими людьми, печальные и страдающие глаза которых с упреком смотрят на тебя, сообщающего в очередной раз, что преступник пока не установлен». Но, не желая делиться ни с кем своими переживаниями, Ильин перевел разговор в другое русло:

— Насчет перекусить придется пока отложить. Давай зайдем к этой старой учительнице французского и убедимся, что она ничего не знает. Это много времени не займет, но зато там неподалеку есть приличное кафе, куда и забежим на часик. Не забывай, что мне с восьми вечера в засаду заступать и надо хоть немного отдохнуть.

Было видно, что Антонову совсем не хочется никуда тащиться, но упоминание о приличном кафе подняло ему настроение, и он согласился. Через пятнадцать минут они подошли к старому, добротному дому и зашли в подъезд. Сразу пахнуло сыростью, мочой и горелым табаком от набросанных повсюду окурков. Лифт медленно, со стоном и скрипом поднял их и, судорожно вздрогнув, остановился у большой лестничной площадки. Потрескавшаяся и облупленная дверь в нужную им квартиру находилась прямо. По обе стороны двери Ильин насчитал девять звонков, что, впрочем, неудивительно для старых коммунальных квартир.

Ильин нажал по очереди кнопки всех звонков. «Наверное, здесь остались одни глубокие старики. Такие реликты теперь в Москве можно встретить только внутри Садового кольца. Будь моя воля, я бы их всех занес в Красную книгу и оберегал как редкие музейные экспонаты», — подумал он и, не дождавшись ответа из-за старой двери, вновь прошелся пальцами по всем девяти кнопкам, словно сыграл на каком-то необычном инструменте. Вновь ответом была тишина.

— Нет никого, — оживился Антонов, — ну и ладно, зайдешь сюда в понедельник! Все равно скорее всего это пустая формальность. Пойдем-ка лучше, грамм по сто пятьдесят осилим, закусим мяском и салатиком и на том разбежимся.

Ильин согласно кивнул, и они, словно в детстве перескакивая через ступени, сбежали вниз и, выскочив из подъезда, оказались в сутолоке пешеходов. Зажмурившись от яркого солнца на широком Садовом кольце, Ильин посмотрел назад, в затхлую глубину подъезда старинного дома, и с облегчением вздохнул: «Ох, до чего же хорошо быть здесь, сейчас, а не в прошлом!» Он весело бросил:

— Ну что, пойдем, есть здесь минутах в десяти ходьбы одно небольшое кафе. Я там был раза два по случаю, совсем неплохо!

— А зачем куда-то идти, если вот он, рядом, приличный ресторан, и вывеска официальная приглашает! Давай зайдем, — азартно завелся Антонов от предвкушения хорошей выпивки и еды в престижном клубном заведении.

— Да ты что? Цены здесь, сам знаешь, как кусаются, да одни крутые бизнесмены!

— Да наплевать! У нас «ксива» в кармане почище любой рекомендации. И деньги пока есть: зарплату позавчера только выдали, и ещё я премию отхватил на той неделе: поймали субъекта одного особо опасного, давно он в розыске был. Так что в грязь лицом не ударим да и заказ сделаем скромный: грамм по сто пятьдесят коньяку, по салатику и по шашлычку. Ну а то, что там «крутых» много, — так это хорошо. Пусть видят, что и российским милиционерам не чужды наслаждения!

Ильин подумал: «Прошли те времена, когда милицейское удостоверение все двери отворяло, ну да ладно, попробуем!»

Громила, открывший им дверь, встретил их вопросом:

— У вас заказан столик или вас ждут?

— Мы из тех, кого всегда ждут, — решительно двинулся прямо на охранника Антонов. Он считал, что ему, боксеру-полутяжеловесу, нигде нет преград. — Ну, в чем дело, хочешь неприятностей? — спросил он, подойдя вплотную к крепкому высокому парню.

Ильин на всякий случай сделал шаг вперед, чтобы успеть вмешаться и обеспечить перевес сил в решающий момент. Но его помощь не понадобилась. За спиной громилы-охранника раздался звучный баритон:

— Пусти их, Саша. Пусть ребята культурно покушают. У них работа такая, что их действительно всегда ждут, но никогда не хотят видеть.

Охранник нарочито медленно, показывая, что подчиняется не грубому напору, а приказу хозяина, отодвинулся в сторону, и сыщики увидели солидного, в ладном дорогом костюме бородача, облик, манера держаться и голос которого напоминали опереточного актера, играющего роль профессора из водевиля.

Он криво усмехнулся:

— Давно мы с вами, Павел Анатольевич, не виделись, так что заходите! Обслужим вас по высшему разряду. Надеюсь, вы сюда отдыхать зашли, а не по делу. А то тут у нас публика собирается солидная, шума, скандалов, ну и милиции, соответственно, не любит. Если вам кого-то задержать надо, то отряд ОМОНа вызывайте или снаружи скромно подождите, пока нужный вам человечек выйдет на улицу. Ну а если просто отдохнуть решили, то милости просим!

Павел Антонов поморщился:

— Вы нас, Михаил Семенович, не пугайте — дело бесполезное, сами должны понимать. Сегодня мы не по делу, а отдохнуть, а ваш цербер мне чуть настроение не испортил. Ну ладно, мы не злопамятны.

Ильину показалось, что последние слова Антонов сказал с каким-то особым нажимом, явно намекая на что-то, известное только им. Заинтригованный, он вслед за Антоновым прошел в зал, где половина столиков пустовала. Значит, громила-охранник просто не хотел пускать в зал незнакомых ему людей, способных доставить беспокойство солидным постоянным посетителям. И Ильин принялся с интересом разглядывать сидящих. В основном отдыхали так называемые новые русские, на лицах которых явно читалось не столько пренебрежение к другим людям, сколько довольство своей судьбой, своим счетом в банке, своей престижной «тачкой» и своим социальным положением, занятым не по протекции, а благодаря их личному напору и умению с выгодой вертеться в опасной среде таких же хищных акул, как и они сами. Да, здесь сидели люди неординарные. Они могли быть плохо образованы, недалеки, эгоистичны и чрезмерно самолюбивы, но имели одно значительное преимущество перед всеми остальными — готовность ради выгоды рискнуть всем, в том числе свободой и самой жизнью.

«Да, этих людей можно презирать и ненавидеть, но уважать силу их характера и считаться с ними приходится. В этой криминально-деловой среде одной протекции недостаточно. Влезть сюда с помощью солидных людей ещё можно, но удержаться — тут нужен характер», — думал Ильин.

Его размышления прервал Антонов, уже сделавший заказ:

— Пару типов я тут знаю, даже вызывал к себе на беседу в управление. Вон как косятся, не поймут, как себя вести: то ли сыщики тут слежку ведут, то ли коррумпированные менты взятки проматывают. С одной стороны, это даже хорошо: в будущем может пригодиться.

Заказ принесли быстро.

Антонов разлил коньяк в стопки, и они не торопясь, смакуя, выпили густую темно-коричневую жидкость. И сразу же Ильин почувствовал, как приятно расслабляются мышцы и приходит спокойствие, то спокойствие, которое так редко посещает его в круговерти ежедневных оперативных обязанностей. Хорошо! И салат приличный. Первая жажда и голод были утолены, и надо было начинать хоть какой-то разговор: не сидеть же молча, разглядывая роспись на стенах!

— Послушай, Павел, если не секрет, откуда хозяина этого заведения знаешь?

Антонов мгновение колебался, но затем, решившись, заговорил, понизив голос, хотя за столиками рядом никого не было:

— Случилось это лет восемь назад на излете застойного времени. Я тогда работал в отделе по борьбе с экономическими преступлениями. Михаил Семенович был директором крупного рынка. Ну и брал взятки по-черному. У нас оперативных материалов скопилось, наверное, два тома. А арестовать ну никак не удавалось, хитро действовал, собака! Да и у взяткодателей рыльце было в пушку: не без выгоды для себя его подмасливали. Поэтому официальных заявлений и доказательств его преступной деятельности не было. Но то, что он берет взятки отовсюду, весь рынок знал. Ну, подготовили мы одного человека и, заловив на мелочи, предложили пойти и всучить взятку Михаилу Семеновичу. Да тот почуял что-то неладное и не взял, отказался. Был у нас один опер Бубнов, ещё старой закалки. Он и говорит: «Вы, ребята, не тем занимаетесь. Пусть этот ваш человек пойдет якобы для разговора к директору рынка и подкинет ему в кабинет пачку денег с заранее переписанными номерами. А вы вслед за ним нырнете с понятыми и взятку обнаружите». Мы ему в ответ: «Это же провокация!» А он говорит: «Какая же провокация, если он, судя по вашим же оперативным материалам, берет по-черному! Вот в отношении чест-ного человека это будет провокация, а так — принцип один и тот же: вор должен сидеть в тюрьме». Но мы, молодые сыщики, все же сомневались. Тогда он говорит: «Ладно, я сам на это дело пойду и вам, пацаны, покажу, как надо работать». Ну и пошли мы с Бубновым и ещё один опер. Все и произошло, как он спланировал. Наша «подстава» ему сверток с деньгами подкинула. Мы с заранее взятыми с собой понятыми ворвались и «повязали» Михаила Семеновича. А дальше дело техники: следствие, суд, и свой срок он получил.

— Ругался и возмущался, жалобы, наверное, писал? — заинтересованно спросил Ильин.

— Все дело в том, что не суетился он тогда. Это сейчас демократия, и адвокаты даже справедливые дела в судах разваливают. А в то время — попал под следствие, значит, будет суд и никаких оправдательных приговоров, получи срок и в места лишения свободы! А Михаил Семенович был умный человек, понимал, что все оформлено железно: номера купюр заранее были переписаны в протоколе заявления о вымогательстве им взятки, да и нашли их у него в кабинете в присутствии понятых. В «сознанку», конечно, не шел, но и жалоб не писал, понимая, что ещё придется с нами столкнуться после освобождения. С тех пор я его не видел. А он, как видишь, уцелел, освободился и снова на плаву. Молодец мужик! — в голосе Антонова прозвучало неподдельное восхищение.

Он взял графинчик, разлил остатки по стопкам и, шумно вдохнув запах только что принесенного жареного мяса, предложил:

— А давай-ка выпьем за настоящих сыщиков. Ведь их не так уж и много, раз-два и обчелся!

Ильин сперва помедлил, но потом поднял стопку. Они чокнулись, выпили и начали жадно есть горячее, сочное мясо. Хорошо!

К их столику незаметно подошел официант в белой рубашке с короткими рукавами, под которыми перекатывались бугры крепких мышц. Он остро зыркнул черными цыганскими глазами и поставил на их столик бутылочку дорогого коньяка, коротко пояснив:

— Это вам от тех, с углового столика.

Ильин привстал, намереваясь потребовать отнести бутылку назад, но Антонов его остановил:

— Минуточку, не суетись. Официант все равно не будет бегать туда-сюда с этой бутылкой. Не волнуйся, я сейчас все улажу.

И, подозвав к себе мускулистого официанта, Антонов попросил в счет включить точно такую же бутылку и настоял передать её человеку за столиком, стоящим в углу.

— Вот мы и квиты, а ты хотел скандалить и таскать бедную бутылку по залу. А этот коньяк, если не возражаешь, я возьму с собой: сегодня вечером у меня свидание с одной дамой, и, я полагаю, коньяк не будет лишним.

Ильин равнодушно кивнул. Ему хотелось поскорее убраться из этого элитного заведения, где гуляли и развлекались люди, стоящие по ту, от него и Антонова, сторону баррикад. Кроме того, он хорошо помнил, как год назад «сгорел» великолепный сыщик Шахов. Шел по улице, встретил земляка и двух его приятелей, которых никогда ранее не видел. Пошли в ресторан отметить встречу, посидели, разошлись. А за теми двумя, что с его земляком были, наблюдение опергруппа вела: они крупную партию наркотиков в Москву привезли. И Шахов прошел по сводке наблюдения, и его фотографий, где он чокается с новыми знакомыми, оказалось вполне достаточно для увольнения из милиции. И никакое заступничество не помогло! А тут, в этом поганом заведении, где жулики коньяк за твой столик посылают, и вовсе погореть несложно. Ильин заторопился к выходу.

Возле самых дверей Антонов его остановил:

— Подожди. Давай все-таки к хозяину на минутку забежим, спасибо скажем!

Кабинетик владельца ресторана был небольшим, но современная мебель, расставленная, на первый взгляд беспорядочно, создавала впечатление объемного пространства, а витраж в виде зеленых листьев и гроздьев винограда над полноводным ручьем, который занимал всю стену за низким креслом хозяина, вообще изменял перспективу в этой бывшей подсобке или кладовке.

Заметив произведенное впечатление, хозяин усмехнулся:

— Да-да, Павел Антонович, здесь когда-то дворник Федя свои лопаты и грабли складывал, а техник-смотритель — железные гармошки отопительных батарей. А теперь вот, видите, какая красота выросла на месте первого этажа и подвальчика. Говорят, человек должен посадить дерево, вырастить ребенка и построить дом. Считайте, я все теперь исполнил, и жизнь удалась. Не зря я там, в зоне, ночами о такой вот красоте мечтал. Так что, может быть, и не совсем зря мне по «нахалке» срок намотали. И эти годы не выброшены на помойку, в конечном счете пользой и благом для людей обернулись.

— Для людей, да не для всех, — иронично заметил Антонов.

— Так это было всегда и будет до конца мира: кто-то богач, кто-то бедняк. Но и бедняк, если у него тяга к прекрасному, может, проходя мимо, полюбоваться прекрасным фасадом: и резной дверью, и яркой вывеской, а главное, этими витражами, ведь не ресторан, а картинная галерея! Кстати, как там мой лучший друг Бубнов поживает на пенсии? По ночам кошмары не мучают?

Этот переход от высокого искусства к главному виновнику своего ареста был неожиданным, но, похоже, Антонов ждал этого вопроса. Он сказал спокойно, даже с ленцой:

— Ему уже ничего не снится. Рак желудка свел мужика в могилу, за три месяца «сгорел». Никто и подумать не мог, что такой дуб так быстро рухнет.

— Знаю, знаю. Я даже после освобождения не поленился на Митинское кладбище съездить посмотреть. О мертвых плохо говорить нельзя, мы и не будем.

— А вы хорошо, оказывается, осведомлены о наших делах.

— Да слухом земля полнится! Я и вашу теперешнюю должность знаю, Павел Анатольевич, и где обитаете. Впрочем, могу сказать искренне, что к вам никаких претензий не имею, вы тогда там только присутствовали. И ещё что важно, там, в зоне, не то чтобы раскаяние, а мысль меня посетила, что грешил я все-таки много и потому хоть и по ложному обвинению, но в целом по справедливости в зоне оказался.

— Ну, хорошо, если так. Значит, все завершилось благополучно! А как удалось вам подняться и вновь занять солидное положение?

— А друзья помогли! Их у меня много, и это очень хорошо, когда у человека много друзей. А вы так не считаете?

— Считаю, но самое главное, что вы сами так думаете. Почему бы нам не укрепить наши дружеские отношения?

— Например? — хитровато прищурился гостеприимный хозяин.

— Ну, например, мы зададим вопрос, а вы нам подскажете ответ, а мы потом отплатим вам хорошим отношением в трудную минуту. Так как?

— Ваше хорошее отношение дорогого стоит, — с неприкрытой иронией заметил Михаил Семенович, — да только вопросы у вас каверзные, что называется, на засыпку. Да и всех ответов я не знаю.

— Ну, например, появился какой-то малый, вроде взрослый, а любил с сапожным шилом баловаться?

— Но откуда мне-то это знать? Я все больше о дебете-кредите беспокоюсь, а к сапожным делам отношения не имею.

— Ну нет так нет. За спрос денег не беру. Я рад, искренне говорю, Михаил Семенович, что увидел вас в добром здравии и на подъеме.

— Спасибо и на этом. А за прошлое я зла на вас не держу, поверьте. Я и тогда понимал, что «нахалка» — это Бубнова дело. А о нем чего теперь говорить: он на небе перед Высшим судом ответ держит. Прощайте, рад был вас видеть! — и хозяин кабинета поднялся, давая понять, что разговор закончен.

Антонов хотел что-то сказать в ответ на скрытый упрек хозяина, но передумал, и они с Ильиным, попрощавшись, направились к двери. Уже вслед им хозяин, несколько понизив голос, сказал:

— Павел Анатольевич, в знак старого знакомства примите совет: поспешите заловить вашего Сапожника, а не то вас опередят и вы его никогда не увидите. Он сам по себе птица мелкая, недоучившийся медик, но за ним люди стоят серьезные. Прошел слушок, что надоел он им. Больше ничего, к сожалению, сказать не могу. И не знаю, да и сам вставать поперек дороги не хочу никому из сильных мира сего.

Антонов, держась за ручку двери, благодарно кивнул:

— И на этом спасибо, Михаил Семенович. Если какое затруднение, небольшое, конечно, то знаете, где меня найти. Я умею быть благодарным.

Михаил Семенович понимающе улыбнулся, и сыщики вышли из кабинета. Оказавшись на улице, Ильин с облегчением вздохнул:

— Как думаешь, он действительно простил и постарался забыть, как вы его ни за что ни про что в зону «окунули»?

— А кто же его знает! Может быть, он и сам до конца на этот вопрос ответить не может. Мне-то какое дело? Главное, что он на всю жизнь усвоил, что с милицией надо мирно сосуществовать и тем избавляться от ненужных неприятностей. Вон, видишь, и при деньгах, и с положением, а ведь скинул нам информацию. Не много на первый взгляд, а важную, если вдуматься, ещё какую важную! А не понюхал бы зоны, глядишь, и плевать на нас хотел. Нет, Ильин, что ни говори, а те из умных людей, кто в зоне побывал, становятся ещё умнее. Да и терять ему есть что. Потому он и зла не помнит, и сведения нужные нам подбросил, что нет желания с нами ссориться и вновь в зоне оказаться. Так что это счастливая случайность, что мы с тобой именно в этот ресторан затесались!

Ильин пожал плечами:

— Ну что же, может быть, ты и прав. Вот только сказанное им мало что даст. А то, что ликвидировать киллера хотят, это тоже естественно: он уже много «заказов» выполнил, значит, и знает много. Выходит, мы не зря невиновного Хомяка пока в камере держим, возможно, этим жизнь киллеру сохраняем. Только вот недоучившихся медиков многовато и вычислить его будет нелегко.

— Вот тут ошибаешься, нам сегодня сильно повезло. Мы же в РУОПе свою оперативную работу вокруг авторитетов строим, и в поле нашего зрения много людей попадает, а потому и Сапожник с незаконченным медицинским образованием вполне может проявиться. Я в понедельник с утра учеты наши прокручу, может, и всплывет кто. Ну а главное, послезавтра вечером встречусь с важным человеком. Разговорить его будет трудно, но у меня пара козырных карт в рукаве уже заготовлена. Думаю, сумею его «дожать». Ну все, будь здоров! — и Антонов, махнув рукой, направился к автобусной остановке.