"Мафия заказывает" - читать интересную книгу автора (Ильичёв Валерий Аркадьевич)

II. В стиле ретро

Здание школы было старым, из красного кирпича, и с традиционными медальонами классиков литературы. Ильин потянул на себя тяжелую дверь, прошел подъезд и оказался в вестибюле, заставленном пустующими вешалками.

Был конец июня, и, кроме одиннадцатиклассников, готовящихся к последнему экзамену, здесь вряд ли кто мог появиться. И эта пустота невольно вызывала у Ильина чувство тревоги, словно он превратился в школьника, опоздавшего на первый урок. Решительно поборов это неожиданное волнение, Ильин направился в кабинет директора, но застал там только секретаря, старенькую женщину в кофте домашней вязки и серой юбке. «На улице жара, а она одета как зимой», — подумал Ильин. Видно, правду говорят, что старческие кости согреть тяжелее, да и здесь, в приемной, было достаточно прохладно от тени дерева, своей густой листвой прячущего от солнца стекла небольшого узкого окна.

Директора не было на месте, и Ильин, представившись и предъявив удостоверение, спросил:

— С кем я могу поговорить по поводу вашей бывшей ученицы Турбиной Аллы?

— А почему она вас интересует? — искренне удивилась секретарь.

Ильин привык к этим встречным вопросам, умел уходить от них, но в данном случае посчитал ненужным скрывать правду. Узнав о гибели девушки, старушка в отчаянии всплеснула руками:

— Надо же, горе-то какое! Жалко, ох как жалко девчушку! Вот уж кто приносил мало забот! А поговорить вам надо как раз со мной. До ухода на пенсию я здесь математику вела, и с пятого по девятый класс она у меня училась. Я у них, кстати, была классным руководителем, и лучше меня вряд ли кто её знает. Да и позже, когда она школу заканчивала, я уже была на пенсии и работала здесь секретарем, многое видела и знаю.

Пожилой педагог помнила немало из жизни своих бывших учеников. Но Ильин пропускал большее из того, что она говорила. За годы работы в уголовном розыске он постоянно убеждался в непостижимой на первый взгляд избирательности человеческой психологии, часто дающей незаслуженно высокую оценку каким-то житейским мелочам и, наоборот, игнорирующей то, что действительно способно сыграть решающую роль в дальнейшей судьбе конкретных людей. Из всего рассказа самозабвенно предавшейся воспоминаниям старой женщины Ильин сумел выловить лишь несколько фамилий одноклассников, с которыми дружила Турбина. Их было всего четверо, все девочки.

Он уже собрался уходить, думая, что вытащил пустой номер, но тут женщина внезапно сказала:

— Вы знаете, я вам назвала тех, с кем она дошла до одиннадцатого класса и закончила школу. Но до девятого класса с ней вместе училась Курлыкова Таня. Дружба у них была с первого класса. Я их ещё называла «не разлей вода» — настолько они были дружны. Но вообще-то дружба эта была несколько странной. Курлыкова — девочка с гонором, высокого о себе мнения, но мало чем это стремилась подкрепить. Училась средне, а вот Турбиной все давалось гораздо легче: способный был человечек. Да и достаток в их семьях разный был. У Турбиной родители по долгу службы за границу часто ездили. И хотя не бизнесмены, но дочь одевали прилично. А вот у Курлыковой мать и отец бедновато жили, естественно, на покупку каждой вещи деньги приходилось выкраивать. Ну и стала я частенько замечать завистливый огонек в глазах у Татьяны. Нет-нет, внешне это ничем не проявлялось, ни словом, ни делом она подруге не вредила. Но я-то видела, когда Аллу хвалят или ей что-то удается, то личико Татьяны как бы немеет, превращается в маску. Но, впрочем, это довольно частая история нездоровой соревновательности между подругами. Что вы хотите, женская психология проявляется рано! Но мне не нравилась именно эта скрытность в проявлении неприязненных чувств к подруге. Но я ещё заметила, что эта зависть к подруге и недоброжелательность не постоянно владели Татьяной. Когда не было особого повода завидовать, она с Аллой вполне ладила. Дружба была довольно крепкой и продолжительной, и, несмотря на разницу в характерах, они искренне привязались друг к другу. Ну а потом, воспользовавшись новыми условиями перестройки, отец Курлыковой занялся бизнесом. К всеобщему удивлению, он быстро разбогател, купил себе квартиру в престижном районе, и их семья переехала. Естественно, Татьяна перешла в другую школу, и их дружба, таким образом, прекратилась. Я знаю, что они иногда встречались, но вскоре и эти контакты совсем прекратились. Так что в последние школьные годы Алла поддерживала близкие отношения со своими одноклассниками, которых я вам уже назвала. Но это была уже совсем не та дружба.

Ильин поблагодарил пожилого педагога за её рассказ, мало что давший для раскрытия убийства. Но он выполнил очередное намеченное мероприятие, и надо было уходить. Правила розыска требовали выяснить адреса всех пятерых названных секретарем прежних соучениц Турбиной и встретиться с ними. Он с помощью секретаря без труда нашел в архивах данные учеников одного с Аллой года выпуска. Ну что же, по крайней мере рапорт с этими адресами, подшитый в дело, покажет начальству, что он не снизил активности по поиску лица, виновного в убийстве Турбиной, и розыск продвигается.

В маленьком кабинете у Павлова они с трудом разместились вчетвером.

Закончив разливать приготовленный им напиток в специально припасенные для особых случаев золотистые пиалы, Павлов нарушил благоговейное молчание:

— Вот, ребятки, испейте не торопясь. Раздумчиво, словно дегустаторы, покатайте каждый глоток во рту, чтобы почувствовать вкус сего напитка. Абстрагируйтесь от всего земного, проходящего, наносного, представьте, что в вас поступает сок луговых растений, которые любите, да что в ваши жизненно важные центры вливается солнечная энергия, накопленная этими растениями, и вы почувствуете, как в считанные мгновения успокоитесь и будете в силах решить любую задачу. И не надо часами сидеть, сосредоточась на своем пупке.

Все это Павлов говорил размеренно, ритмично, тихим, приглушенным, едва различимым голосом, как опытный психотерапевт-гипнотизер. И сами эти слова, и то, как он их произносил, и вкус его напитка, каждый глоток которого действительно прибавлял сил, а самое главное, царивший в комнате аромат, ощущаемый буквально всеми органами чувств, — все это придавало обычному совещанию колорит какого-то ритуала, во всяком случае так казалось Ильину.

Чайник опустел, но никто не торопился нарушать молчание. Как-то само собой разумелось, что это должен сделать хозяин. И Павлов молча собрал посуду, поставил на тумбочку, накрыл полотняным полотенцем и, вздохнув, воскликнул:

— Ну вот и все, ребятки, кончился праздник! Давайте работать, надо обобщить все, что накопили за четыре дня, и подумать, куда двигаться дальше. В русской армии на военных советах всегда по существу принимаемого решения первым высказывался самый младший по званию офицер, чтобы мнение старших не довлело ни над кем. Давай, Ильин, как самый молодой, излагай, что имеешь!

Ильин сначала обиделся: «Сперва взяли все на себя, скрыли, что это заказное убийство. А теперь, когда за трое суток не удалось поймать преступника, я им должен докладывать! А они возьмут самые перспективные сведения и опять скроют, что посчитают нужным».

Но потом он решил рассказать все, что знает, ведь цель-то у них одна! Как он и ожидал, его рассказ о Хомяке не вызвал у Антонова и Кондратова особого интереса. И хотя он намеренно утаил показания водителя автобуса по Хромову, было видно, что они ни минуты не сомневаются в непричастности этого парня к совершенному убийству.

Так же равнодушно-вежливо они слушали его сообщение о школьных подругах Турбиной. И вдруг Антонов буквально подпрыгнул на стуле:

— Постой, Ильин, как ты сказал фамилия той девчонки, с которой водила дружбу Турбина до девятого класса? Курлыкова? Вот тебе на! Да это же одна из последних жертв Сапожника. Ее убили дня за три до Турбиной в другом конце города. Мы тогда, как обычно, начали «копаться в грязном белье» жертвы, искать компромат с целью выяснения возможных мотивов преступления. Набралось достаточно много, я сейчас расскажу. Но вот связи с Турбиной мы установить не могли. В школе, где Курлыкова училась последние три года, мы, конечно, были, но там о её подруге Турбиной и не слышали. А вот теперь эта связь установлена, и это сделал ты, Ильин. Молодец!

Хотя похвала была приятна Ильину, все же он хотел уточнить, что идея посетить школу принадлежала Павлову. Но тут Антонов начал рассказывать про Курлыкову, со слов лиц, осведомленных о разных сторонах её жизни.

Курлыкова была проституткой. В основном пополнение рядов проституток идет через подруг, уже познавших вкус «легких» денег, или по частным объявлениям в газетах. Но у Курлыковой был свой, особый путь, который она прошла, став женщиной «по вызову».

А началось все с того, что отец Курлыковой, внезапно разбогатев на сомнительных сделках, вскоре разорился и уже зарабатывал, оказывая услуги более удачливым коммерсантам: подвезет на своих «Жигулях» товар, встретит в аэропорту или на вокзале гостей, предоставит комнату в своей квартире для приезжих партнеров по бизнесу. Конечно, это оплачивалось неплохо, но о желанной роскоши его жене и дочке говорить не приходилось.

Курлыкова уже училась в одиннадцатом классе, когда произошло событие, определившее всю её дальнейшую судьбу. В то время у них остановились два кавказца, приехавшие по своим торговым делам. Георгий, высокий, дородный мужчина лет сорока, и Тенгиз, он был помоложе, с рыжеватыми усами и залысинами на морщинистом лбу. Татьяна и не обратила на них внимания: мало ли какие гости бывали в их доме. Но утром, направляясь в ванную в накинутом наспех коротком халатике, она заметила острый, оценивающий взгляд того, с усами. Она и раньше сталкивалась с попытками гостей поухаживать за ней и потому не придала особого значения этому взгляду. Но в этот день одна из одноклассниц похвасталась в школе новыми серьгами и колечком.

Ильин сегодня дополнил портрет Татьяны, сообщил, что она с детских лет была завистливой. Так вот, больше, чем украшения, её уязвило высокомерие одноклассницы, с которым она бросила: мол, нечего лезть с расспросами, где да почем, если они ей, Татьяне, все равно не по карману. Это разобидело Татьяну, задело её самолюбие, и она резко ответила, что может купить что-нибудь и похлеще, чем эта новоиспеченная богачка.

До конца уроков Татьяна сидела пунцовая от злости за пережитое унижение. В душе была взрывоопасная смесь недобрых, злых чувств: зависти к подруге, гнева на её высокомерие, обиды на непутевого отца, не сумевшего обеспечить её и мать, горького сетования на свою судьбу, а главное, горькое сознание невозможности пойти купить дорогую безделушку и утереть нос этой противной задавале. Сразу же после уроков она поехала в ювелирный салон и долго ходила, рассматривая стенды с украшениями. Цифры с шестью нулями ошеломляли её, заставляя почувствовать бессилие и горечь человека, нашедшего клад и вынужденного отступить от вожделенного сокровища. Татьяна ясно сознавала, что ей нужны не эти шокирующие своей ценой украшения, но удовлетворение неистового желания уязвить и унизить любой ценой эту самоуверенную и некрасивую выскочку.

По пути домой Татьяна перебирала все возможные варианты достать нужную сумму денег. Так ничего и не придумав, она открыла дверь и вошла к себе в квартиру. Дома никого не было, кроме приятеля Георгия, и она вновь буквально физически ощутила его липкий, обшаривающий всю её жадный взгляд. Это-то и подтолкнуло её к решению, которое она приняла подсознательно ещё по дороге домой. В конце концов, её девственность может стоить необходимой ей суммы, а выражение лица Тенгиза было более чем красноречиво. Действительно, приятель Георгия торговался недолго.

До прихода родителей было около двух часов, но они не знали, когда вернется Георгий, и потому затягивать исполнение договора не стали. Татьяна, побледневши, стиснув зубы, быстро разделась и, словно в жару бросаясь в холодную воду, нырнула под одеяло…

Вскоре все было закончено, и разочарованный мужчина медленно принялся одеваться. Он ожидал совсем другого, холодность, отчуждение и полное равнодушие к его чувствам и ощущениям ничего, кроме раздражения, у него не вызвали. Оказалось, что это совсем не лучше, чем с другими продажными женщинами. Тенгиз ещё не знал, как отомстит ей, как отплатит за горькое разочарование; несомненно было, что обязательно сделает это, и прямо сейчас.

А Татьяна лежала, объятая ужасом непоправимой беды. Она вдруг остро осознала, что у неё никогда не будет спокойной радости и любви, а будет лишь обида и ненависть ко всему этому несправедливому миру, где одним дается все и без усилий, а многим, в том числе и ей, за все придется платить дорогую цену.

Наконец Тенгиз оделся, а затем, достав толстое портмоне, отсчитал купюры и положил их на стол аккуратной пачкой. Потом прошел в соседнюю комнату и плотно закрыл за собой дверь, словно желая навсегда отгородиться от постыдного эпизода, который он хотел бы поскорее забыть.

Татьяна взяла пачку и пересчитала деньги, потом ещё раз. Быстро накинув платье, она бросилась в соседнюю комнату. Кавказец как будто ждал её, он стоял посредине комнаты и зло усмехался:

— Что, мало? Но то, что ты дала мне, большего не стоит. Радуйся, что хоть половину заплатил!

Гнев и злоба охватили Татьяну: «Неужели все было напрасно и мне завтра не удастся пойти в школу в новых серьгах?»

И она бросилась на Тенгиза, стремясь вцепиться ногтями ему в лицо. Но он успел схватить её за руки и с силой отбросить от себя. Не удержавшись, она мешком упала на пол и взвыла не столько от боли, сколько от обиды и бессилия.

— Что здесь происходит? — сиплый, с гортанными переливами голос Георгия прозвучал как спасение.

Он стоял на пороге с ключом в руке, и глаза его немигающе строго смотрели на напарника.

— Что, насиловать девчонку вздумал?

Заметно испугавшийся своего старшего товарища, Тенгиз заговорил что-то на своем языке. Вид при этом у него был виноватый. На лице у Георгия отразилось удивление. Он недоверчиво посмотрел на Татьяну:

— В чем дело, девочка, объясни?

И Татьяна с обидой выпалила:

— Он обещал вдвое больше, а дал только половину!

И Георгий понял, что напарник не врет. Он ошеломленно смотрел на эту девчонку, которую знал уже два года и помнил четырнадцатилетней голенастой пацанкой, и отвращение застыло в его немолодых, много повидавших глазах. Напарник оказался виноват меньше, чем он думал, но все равно — он нарушил закон гостеприимства. Воспитанный в строгих кавказских обычаях, Георгий на своем родном языке приказал напарнику полностью рассчитаться с этой дрянной девчонкой. Тот понял, что надо уступить, и отсчитал недостающую сумму. Уже не пересчитывая, Татьяна соединила обе пачки, бросила их в сумочку и поспешила к выходу.

После её ухода Георгий и Тенгиз собрали вещи и оставили квартиру. Хотя Георгий не особенно уважал хозяина, но смотреть в глаза человеку, доверие которого так вероломно нарушил его товарищ, он не мог. Уходя, они положили ключи на стол и захлопнули за собой дверь.

Отец Татьяны потом долго недоумевал, почему так спешно покинули его дом кавказцы. А Татьяна с чувством горечи вспоминала, как на следующий день пришла в класс в великолепных серьгах, но почти никто не обратил на них особого внимания, а та богатенькая выскочка совсем её доконала, пренебрежительно заметив:

— Безделушки неплохие, но тебе не идут. У тебя лицо круглое: длинные висюльки надо покупать тем, у кого лицо удлиненное, породистое, а не как у простушек из деревни.

Девчонки фыркнули, давая понять, что знают, в чей огород камешек брошен, и разошлись.

И это — все?! И это тот триумф, ради которого она претерпела все унижения?! Татьяна сбежала с уроков и долго сидела на скамеечке в сквере. Слезы катились градом, но она даже не всхлипывала. Не было сил.

…Окончив школу, Курлыкова поступила в техникум, где заместителем директора был знакомый отца ещё со студенческих лет. Через два года отец разбился на машине, и после его похорон жить стало совсем худо.

Мысли о «древнейшей» профессии теперь часто посещали Татьяну. Дразнили баснословные доходы проституток, и она думала о том, что могла бы заняться этим ремеслом, пока не закончит учебу или не выйдет удачно замуж.

Теперь ей нужен был лишь маленький толчок. И Татьяна нашла выход, придумав пари, которое заключила со своей сокурсницей, что любой, в том числе и она, сможет пойти в гостиницу и подцепить там денежного клиента. Она уговорила себя, что одно дело пойти впервые и в качестве проститутки предложить свои услуги и иное — если ты это делаешь на пари, стремясь выиграть спор с подругой. В первый раз ей повезло. Вместе с подругой они ухитрились прошмыгнуть мимо охраны и поднялись на третий этаж. А там оказался подвыпивший толстый мужчина в летах. Он удачно решил свои дела в столице и теперь жаждал вкусить из чаши мирских наслаждений. Татьяне оставалось лишь шагнуть вперед и взять гостя под руку.

Едва за ними закрылась дверь номера, её подруга бросилась вниз и, не жалея о проигранном пари, с радостью выскочила на улицу.

Во второй раз Татьяна уже спокойно пришла в гостиницу. Но здесь везение её оставило: она была задержана сотрудниками милиции. Рассказ о пари развеселил молодых ребят-оперативников, и, поверив, они отпустили глупую студентку. Но через два дня Татьяну вновь задержали и тут уже поставили на учет. А в один прекрасный день Татьяну окликнул высокий смуглый парень, представился Левой и предупредил, что без его ведома никто не может заниматься «древнейшим» ремеслом на этой территории.

— Смотри, я тебя лично трогать не стану, но мои девочки не любят конкуренции. Я уже знаю о твоих неприятностях с милицией и могу избавить тебя от встреч с ними, а также не позволю другим девочкам тебя обижать. Вообще-то мне новенькие особенно не нужны. Но твоя пышная фигурка и пухлое личико в сочетании с молодостью имеют определенную прелесть для любителей непорочной юности. И не надо тебе нарываться на неожиданности. Если согласна, то я буду тебя посылать по нужному адресу.

И Татьяна согласилась. Конечно, при оплате услуг ей доставалась меньшая часть, но зато и забот никаких. Лева вскоре перевел её в разряд девочек по вызову и направлял к строго определенному кругу лиц. Расчет сутенера оправдался: детская пухлость Татьяны чрезвычайно нравилась богатым пожилым бизнесменам. Лева подбирал ей гардероб с учетом психологии богатых клиентов. Чаще всего это были комбинезончики, штанишки и платьица, какие обычно носят дети-дошкольники. Такой наряд в сочетании с внешними данными Татьяны делал её ещё более привлекательной для сластолюбцев. Проинструктированная Левой, она, играя свою роль, никогда не пила вина, просила поднести ей стакан молока и сладости. И в общении с такими клиентами не выходила из определенного ей Левой амплуа простушки, впервые попавшей в подобную обстановку. Такая линия поведения оказывалась весьма выигрышной: к Татьяне относились без излишней грубости, старались не обижать, часто платили больше, чем было оговорено, и эти деньги она от Левы скрывала. Правда, когда дело доходило до постельных забав, ей приходилось несладко. Но со временем она привыкла, и её уже редко удавалось удивить чем-нибудь необычным. И если Татьяна сносила что-нибудь очень уж неприятное, то, сжав губы, наполняла свое сердце ненавистью ко всем тем, кто, как она считала, был виновен в этом её порочном занятии.

Примерно через год у Татьяны сложился постоянный круг клиентов из числа «солидных» людей, и она уже не была вынуждена рисковать и работать как каторжная по случайным вызовам.

— Все это мы узнали из опроса её приятельниц-проституток, которым она иногда рассказывала о своей жизни, — закончил Антонов. — Вот только почему убили Курлыкову, а потом, как сегодня стало известно, её давнюю школьную подругу, нам пока не ясно. Есть ещё одна важная деталь. На следующий день после убийства Курлыковой исчез и Лева. По слухам, он отдыхает где-то на юге. Есть у меня один человечек из его окружения, сегодня вечером с ним встречаемся. Думаю, что появятся у нас зацепки, кто и по какой причине решил убрать проститутку, а затем и её подругу. Так что давайте завтра с утра, эдак часов в девять соберемся и обсудим, что мне птичка на хвосте принесет.

На этом и порешили. «А все-таки интересно, какая же связь между убийствами Курлыковой и Турбиной? — думал, возвращаясь в отделение милиции, Ильин. — Копать тут надо, конечно, от Курлыковой. Не может быть, чтобы у них не было контакта в последнее время. Наверняка такой контакт был! Придется начинать с детального опроса родственников погибших девушек. Скорее всего, здесь могут помочь близкие Турбиной. Хотя как к ним с этим подступиться, сразу после похорон? Ну ладно, завтра и посоветуемся, а сегодня надо ещё раз посмотреть, что же мы имеем».

Но заниматься убийством Турбиной ему в тот день так и не пришлось. Уже при входе в дежурную часть его окликнул лейтенант Панфилов:

— Ильин, начальник сказал, как только появишься, сразу к нему на совещание. Все уже там собрались, минут десять как заседают. Так что давай скорее.

«Ну вот, опять совещание. Одни совещания, а работать некогда». Но делать было нечего, и он пошел в кабинет к начальству.