"Мажор" - читать интересную книгу автора (Макаренко Антон Семенович)Акт второйБлюм Торская: Как же так? Который сейчас? Вальченко: Чего? Торская: Который час? Вальченко: Четверть одиннадцатого. Торская: Ну, что это такое? Говорили, поезд придет в четыре часа, а сейчас говорят: уже на вокзале. Вальченко: Чего вы так волнуетесь, Надежда Николаевна? Торская: Да кто это сказал? Вальченко: Что? Торская: Кто это выдумал, что они уже приехали? Вальченко: Право, не знаю, кажется, по телефону сказали. Торская: Ах, какой вы: «кажется». Берите трубку. Вальченко: Зачем? Торская: Да что с вами, Иван Семенович? Вальченко: Со мной, собственно говоря, ничего. Я хотел поговорить с вами, Надежда Николаевна. Торская: Поговорите сначала с Западным вокзалом. Вальченко Торская: Ну что вы сделали? Что вы сделали? Вальченко: Как что сделал? Узнал: прибыли. Торская: Надо же узнать, где они? Выехали или вышли с вокзала? Вальченко Торская: Ах ты, Господи, на чем? На трамвае, на автобусах. Вальченко Торская: Боже мой, какой ужасный человек! Не спросили, когда вышли? Вальченко: Вышли пешком, с музыкой. Наверное, недавно. Торская: «Наверное» — ну что это такое? Вальченко: Надежда Николаевна! Я хотел у вас спросить у вас об одной вещи… Вы только не сердитесь. Торская: Петр Петрович, вы знаете, коммунары приехали. Воргунов: Вы знаете, что сверлильные поставили черт знает где? Торская: Мне сейчас не до ваших сверлильных. Воргунов: А мне не до ваших нежностей. Торская: Всего хорошего. Воргунов: Оревуар. Вальченко: О чем? Воргунов: А вот об одной вещи. Скажите, где Григорьев? Вальченко: В конструкторской нет. Воргунов: Это совершенно невозможное животное. Сверлильные вчера сволок на фундамент для шлифовальных. А у вас что делается? Вальченко: А что? Воргунов: Где вы этого идиота нашли? Рыжий такой? Вы ему поручили наметить сталь? Вальченко: Да, наметить сталь серой и желтой краской. Воргунов: Ну, так он ее выкрасил с одного конца до другого. Вальченко: Да что вы? Блюм: Вы понимаете, в половине десятого они вышли с вокзала. Через четверть часа они будут здесь. Это вы так встречаете коммунаров? Это называется, вы произвели уборку? В спальнях грязь, в столовой ужас, а здесь что, может, вы скажете, что это порядок? Где ваши убиральщицы? Белоконь: Товарищ Блюм! Я не завхоз и не дворник, а механик. Блюм: Я спрашиваю — где ваши убиральщицы? Белоконь: У меня только две уборщицы, что я могу сделать? Блюм: Так где же они? Может, они в доме отдыха или у них мертвый час? Это же ужас что такое! Столовую уберите! Воробьев: Соломон Маркович, так как же, едем на вокзал? Блюм: Чего я на вокзале не видел? Носильщиков? Коммунары уже давно вышли с вокзала. Ах, боже мой, боже мой… Воробьев: Соломон Маркович, так я один поеду навстречу. Узнаю, чи далеко, и вам скажу. Блюм: Ты мне фигели-мигели не рассказывай. Он узнает и мне скажет! Тебе Наташу нужно посмотреть? Воробьев: А что же, нельзя, что ли? Блюм: Ну, поезжай. Вам только разные глупости, а что здесь грязь до самой прически, так вам все равно. Воробьев: Я машину начистил… блестит… Так я поехал. Белоконь: Как можно скорее уберите столовую, через полчаса чтобы было готово. 1-я уборщица: То коридор, теперь столовую… Белоконь: Пожалуйста, без дискуссий! 2-я уборщица: За полчаса? Ах ты, пижон дохлый! За полчаса! Воргунов 1-я уборщица: А ты чего ругаешься, как каменщик? Я из тебя сама чертей натрясу. Воргунов: Уважаемые, дорогие товарищи… 1-я уборщица: Вот так-то лучше. Воргунов: Четыре дня вы обещаете убрать в конструкторской, четыре дня! От ваших обещаний ни черта толку. 2-я уборщица: Вот уберем столовую… Воргунов: Нельзя, голубки мои, надо немедленно. 1-я уборщица: Да ведь нам приказано. Воргунов: К чертовой матери с приказаниями. Нате вот вам пятерку и немедленно уберите. 2-я уборщица: Да чего тебе так периспичило? Воргунов: Жениться собираюсь! Понимаете? 2-я уборщица: Ну раз такое дело, мы тебе и без пятерки. 1-я уборщица: А на свадьбу позови, смотри. Воргунов: Первые гости будете… Григорьев: У меня лишний билет. Торская: Случайно оказался лишним? Григорьев: Что вы, Надежда Николаевна! Не случайно. Нарочно взял. Торская: Нарочно? Григорьев: Я был уверен, что вы не откажетесь, ведь подумайте: Московский Художественный театр, «Федор Иоаннович», Качалов; Москвин… Я был уверен… Торская: Товарищ Григорьев, вы сообразите: неужели бы я стала ожидать, пока у вас окажется лишний билет? Это в Московский Художественный, «Федор Иоаннович»? Григорьев: Да. Это же замечательно… Торская: Да я давно поручила товарищу Вальченко… Григорьев: В таком случае извините. Выходит так, что вы ему доверяете больше. Торская: Ничего я ему не доверяла. Он взял билет на свои деньги. Григорьев: Надежда Николаевна!.. Торская: Соломон Маркович, помогите товарищу Григорьеву в его тяжелом положении. У него лишний билет на «Федора Иоанновича». Блюм: А кто это такой — Федор Иванович? Торская: Он не имеет никакого отношения к снабжению, но билет вы возьмите. Блюм: Ах, я уже не знаю. Это тот самый, который зарезал царевича Дмитрия. Ну, вы же знаете, я такими людьми не интересуюсь. Но билет я возьму. Может быть, дочка пойдет. Она все романы с убийством любит. Да, скажите, пожайлуста, вы не видели уборщиц? Это черт знает что такое… Воргунов: Товарищ Григорьев, я не понимаю, что это такое? Вы приходите на работу в одиннадцать часов… Григорьев: Петр Петрович, с этими трамваями… Воргунов Григорьев: Петр Петрович, вы могли бы при посторонних… Воргунов: К чертовой матери посторонних. Посторонние вам мешают работать. Вас ждут вконструкторской, а вы здесь с посторонними. Пожалуйста и немедленно дайте объяснение главному инженеру. Блюм Воргунов Блюм: Они должны убирать не в конструкторской, а здесь и в столовой. Воргунов: А они в конструкторской. Совершенно необъяснимое явление в природе. Блюм: Ох, как захвачу их оттуда, так с них будет шерсть сыпаться. Господи, какой я злой, какой я злой, если бы кто-нибудь знал. Воргунов: Надежда Николаевна, вы простите, но из-за вас наши молодые инженеры прямо испортились. Торская: Что же делать? Испортились? Воргунов: Как что делать? А вы не догадываетесь? Торская: Я немножко догадываюсь. Вы их пересыпьте нафталином… Воргунов: Да? Это было бы хорошо… Наши люди совершенно не способны провести черту: здесь дело, а здесь любовь. У них если любовь, так непременно с гражданскими мотивами или там с политикой, а дело летит к черту, потому что любовь мешает: бросают работу и бегают на свидания. Торская: Петр Петрович, только из уважения к вам я обещаю: разговаривать с молодыми инженерами исключительно о фрезах, болванках и об инструментальной стали. Воргунов: Ну, вот я же и говорю. Разговаривайте о чем хотите: о слиянии душ, о соловьях, о воробьях, при чем тут инструментальная сталь? И самое главное — не в рабочее время: ведь для всей этой чепухи отведено специальное время — вечером или там по утрам… Торская: Я постараюсь, Петр Петрович… Одарюк: Уже музыку слышно. Торская: Да ну? Воргунов: Вот еще: эта музыка… Одарюк: Вы инженер? Воргунов: Инженер. Одарюк: Вы будете управлять заводом? Воргунов: Почти. Одарюк: А почему станки стоят на дворе и упаковка сорвана? А кто виноват? Воргунов: Папа с мамой виноваты. Им не нужно было жениться и плодить портачей. Вот. Одарюк: Что он, чудак? Торская: Это Воргунов. Он интересный человек. Одарюк: Он наш? Торская: Он должен быть нашим. Одарюк: Придется в работу брать? Торская: Ох, трудно его брать в работу! Воробьев: Идут. Совсем близко. Ездил встречать. Как раз возле парка встретил. Ну и идут, брат, во! В белых костюмах, черт, красота… Одарюк: Возле парка? Воробьев: Да уже к лесу подходят, совсем близко. Торская: И Захаров с ними? Воробьев: А как же, с Верой Донченко рядом. Вера сегодня дежурная. Торская: А Наташа? Воробьев: Наташа? Аж страшно. Такая красивая, куда мне! Загорела, глаза, брат, блестят, На меня только так — повела. А Алешка мне кулак показал, так я и уехал. Торская: Все-таки, что вы будете делать с Наташей? Воробьев: Вот, брат, Надежда Николаевна, скажи, что делать? Тут, понимаешь, такое дело, хлопцев боимся. Торская: Отчего? Воробьев: Хлопцы еще ничего как следует не знают. Из девчат, и то не все. А у нас же любовь, если бы ты знала! А боимся хлопцев, знаешь, аж шкура болит со страху. Жучок, как стал председателем, так сразу Наташу в оборот: ты что это с Петькой романы затеваешь? Я тебя, говорит, с совет командиров выволоку. Вот какое дело… Торская: Чудаки. Вот я поговорю с Алексеем Степановичем. Воробьев: Да что ж с того? Товарищ Захаров все равно в совет командиров передадут. Я уже думаю так: у меня и квартира в городе хорошая и все. Скажу Наташе, пускай прямо ко мне переходит. Торская: Побоится Наташа. Воробьев: Вот в том-то и дело. Торская: Да и зачем же ссориться с коммунарами? Они ведь и помогут чем-нибудь. Воробьев: Да вот же… Торская: Идут… Воробьев: Это, значит, из лесу вышли. Блюм: Ну, доигрались… Разве это коммуна? Это же сумасшедший дом! 1-я уборщица: Так что? Блюм: А я знаю что? Лечить надо… Ах, ты Господи! Подите скорее, уберите там самый маленький класс. А то и трубы некуда будет сложить. Одарюк: Да, коммуна Фрунзе. Что? Два грузовика отправили? А я не знаю… Стойте? Разгрузить? Разгрузить будет кому. Коммунар Одарюк. А я говорю, будет кому. Значит, знаю. Откуда знаю… Вот сейчас двести коммунаров подходят. Ах, коммунары… Воргунов: Десять тысяч лет будем жить, а от глупостей не избавимся. Для чего это встречать, парады разные. Приехали — ну и приехали. Блюм: Нельзя же, Петр Петрович, они же два месяца не были дома. Мы должны же их встретить, посмотреть… Воргунов: Все равно: если они мне станки поломают, головы пооткручиваю. Троян: Какая у них музыка… Никогда не работал с молодежью. Интересно. Блюм: Так интересно, Николай Павлович, знаете, как будто в книжке. Троян: Жизнь должна быть лучше книжки, Соломон Маркович. Троян: Я же и говорю: куда там книжки годятся. Одарюк: Звонили сейчас: два грузовика со станками отправлены. Воргунов: А не говорили, грузчики поехали? Одарюк: Грузчиков при станках нет. Спрашивали, кто разгрузит? Воргунов: Кто же разгрузит? Одарюк: Я сказал, коммунары подходят. Воргунов: Коммунары разгрузят? Это «вандереры». Каждый ящик сорок пудов. Одарюк: Ну, так что ж такое? Воргунов: Глупости, побьют… Ах, черт! Григорьев: Хозяева приехали, Георгий Васильевич… Дмитриевский: Да, думали ли когда-нибудь, что будем служить беспризорным? А ведь в самом деле хозяева. Уличные дети, воришки, отбросы — хозяева. А ведь это, собственно говоря, красиво, Игорь Александрович. Григорьев: Я не такой эстет, чтобы в этом видеть красоту. Ведь их еще нужно переделывать. Перевоспитывать, все-таки это, наверное, звереныши. Дмитриевский: Ну что ж, переделаем… Донченко Гедзь: И не прибрали. Донченко: Подождите здесь, я пойду посмотрю. 1-й ассистент: И в столовой не убрано. Гедзь: Честное слово, как им не стыдно? Отдельные голоса входящих: — Черт, насилу выбрался, завалили! — А то инженеры, видел? — И цветники наши пропали… — Ого, вот где порядок. — То станки здоровые. — А кто это толстый, сердитый такой? — Ой, Соломон Маркович, плачет, понимаешь. — Что? И знамени нету места? — Вот так завод! — Берите ведра, тряпки! — Поход продолжается! — Сейчас пойдем на завод. — Станки заграничные, видел: Берлин. — У, Берлин… — Конечно, Берлин. — А это знаешь? Универсально-фрезерные. — Ничего подобного. — Универсально-фрезерные! — Поход продолжается, ха-ха! — А где обоз, не знаешь? — Я ничего не понимаю. Жученко: Что же тут стоять? А где дежурная? Гедзь: Пошла посмотреть. Из музыкантов: Жучок, куда же инструменты? Жученко: Сейчас. Донченко: Знамя и музыканты, идите сюда. Остальные подождите здесь, никуда не ходите. Синенький здесь? Синенький (с сигналкой): Здесь, а что? Донченко: Иди сюда. Жучок, иди, посоветуемся. Отдельные возгласы: — Надежда Николаевна, здравствуйте. — Товарищ Торская, напрасно с нами не поехали. Торская: Хорошо было? Голоса: — Ого, хиба ж так? — А чего у вас тут все разорено? Торская: Федя, чего ты такой серьезный? Романченко: Чего серьезный? Не серьезный. Торская: Нет, Федечка, не женились. Романченко: То-то. А вы знаете, Вера Донченко чуть-чуть не женилась в Тифлисе. Донченко Романченко: Видите, видите, значит, правда. Торская: Разве тебе за правду всегда уши рвут? Романченко: Почти всегда. А это правда. Чуть-чуть не женилась. Там такой к ней черный прилепился. Куда они ни пойдет, а он все… (Федька танцует, показывает, как приглашают на лезгинку). А у Верки сердце, знаете, так и прыгает. (Показывает кулаком, как прыгает сердце.) Видите, видите? Романченко: Дежурный командир, а дерется, Запиши себя в рапорт… Жученко Голос: А где убирать? Жученко: По старым отрядным участкам. Голоса: Правильно. Голос девочки: А где ведра и тряпки? Жученко: Все получайте у коменданта. Синенький, давай сигнал. Голоса: — Какая работа? — Куда заиграли? Ответы: — К обозу… — На уборку. Зырянский: Я этому Вехову чуть морду сегодня не набил. Жученко: Ты всегда паришься. Зырянский: И в спальню его не пущу, пусть идет к маменьке. Одарюк: Ох, и ленивый же парень. Зырянский: Вышли на вокзал, прохожу по вагонам — баритон лежит. Чей? Вехова. А тут, понимаешь, публика лезет. Я его взял. Спрашиваю, как ты баритон бросил, а он мне: «У меня не десять рук». Не могу я этого видеть. Жученко: В совет надо. Блюм: А, товарищ Жученко, здравствуйте! Здравствуй, товарищ Зырянский! Если бы вы знали, как я рад, что вы уже приехали. Жученко: Так как же, Соломон Маркович? Завод не пущен, станки на дворе. Одарюк: И без упаковки. Блюм: Вы знаете, что здесь делается? Это не коммуна, а сумасшедший дом. Начальства — так звезд на небе немного меньше, а денег сколько выбросили! Помните, как мы с вами зарабатывали? Каждую копеечку берегли. А теперь — ф-ф-фу! Везут, везут, все заграничное. Один станочек пятнадцать тысяч рублей. Шведов: Вот красота! Зырянский: Наши соломорезки побоку. Блюм: Вот вы говорите: соломорезки. Это правда, что станочки были старенькие, а все-таки мы на них шестьсот тысяч рублей заработали. Как зарабатывать, так никого не было, а как тратить да разные фигели-мигели, так сразу нашлись хозяева… Жученко: Зато завод какой… Воробьев: Здравствуйте. Зырянский: Только ты, Петька, брось эти дела с Наташей. Чего ты пристал к девочке? Воробьев: Да как же я пристал? Зырянский: Ты здесь шофер и знай свою машину. Рулем крути сколько хочешь, а головы девчатам крутить — это не твоя квалификация. А то я тебя скоро на солнышко развешу. Блюм: Так они же влюблены, товарищи. Зырянский: Как это — влюблены? Вот еще новость. Я тоже влюблюсь! И всякому захочется. Наташке нужно рабфак кончать, а этот принц на нее вытаращился. Жученко: Действительно, Петр, ты допрыгаешься до общего собрания. Воробьев: Странные у вас, товарищи, какие-то правила. Наташа ведь взрослый человек и комсомолка тоже. Что же, по-вашему, она не имеет права? Шведов: Она коммунарка! Как это — взрослый человек? Права еще придумал… Жученко: Выходи из коммуны и влюбляйся сколько хочешь, а так мы коммуну взорвем в два счета. Зырянский: Вас много охотников найдется с правами… Блюм: Но если бедная девушка полюбила, так это же нужно понять… Зырянский: Так и знай — на общее собрание!.. Забегай: Ты, Петр, с ними все равно не сговоришься. Это же, понимаешь ты, не люди, а удавы. Ты лучше умыкни. Воробьев: Как это? Забегай: А вот, как у диких славян делалось. Умыкни. Раньше это, знаешь, подведут лошадей к задним воротам, красавица это выйдет, а такой вот Петя, который втрескался, в охапку ее — и удирать. Жученко: А дальше? Забегай: А дальше мы его нагоним, морду набьем, Наташку отнимем. Это очень веселое дело. Блюм: Зачем ему на лошадях умыкивать! У него же машина. И на чем вы догоните? Другой же машины нету… Однако глупости по бокам. Тебе, Петя, сейчас нужно ехать на вокзал. Вот тебе квитанция, привези багаж. Это Захаров сказал… Воробьев: Есть. Жученко: Ну, ребята, идем на уборку, а то ребята обижаться будут. Зырянский: Ой, я и забыл, нам же столовую убирать. Воробьев: Федя, голубчик, иди сюда. Романченко: А чего тебе? Наверное, Наташу позвать? Воробьев: Да, Федя, позови Наташу… Федя: А покатаешь? Воробьев: Ну, а как же, Федя! Федя: Есть позвать Наташу. Воробьев: Ну, чего ж ты кричишь? Захаров: Значит, все ясно. Завтра начинаем работу. Работы хватит? Дмитриевский: Работы хватит… но только… мальчики же не умеют… Блюм: И откуда вы знаете, что они умеют? Надо учить. Я раньше не умел танцевать польку, а теперь уже сорок лет умею. Человек всегда сначала не умеет, а потом, так с ним уже и разговаривать невозможно: он все умеет… Захаров: Молодец, Соломон. Вот он верит в коммунаров. Блюм: А мало они разве работали? Ого… Как звери!.. Григорьев: Трусики работать — небольшая хитрость… Блюм: Я готов это слушать, но только не от вас, товарищ Григорьев. Григорьев: Почему? Блюм: Потому что не сошьете пару трусиков, к вашему сведению. Вы же не умеете… Троян: Технология трусиков и мне неизвестна… Блюм: Но если вы способный человек, так я вас за два дня выучу. Захаров: Трусики забудем. Все будет хорошо. Я пошел умываться. Пока. Троян: Мне коммунары понравились… Дисциплина. Григорьев: Спасите мою душу… Какой толк с этой дисциплины! Увидите, как станки полетят. Они и красть будут… Троян: Нет. Григорьев: Будут. Блюм: Это знаете что? Это авансовая клевета! Дмитриевский: Давайте не предвосхищать событий. Блюм: Мне нравится: события. Какие же это события? Это просто же безобразие! Блюм: Скажите, Петр Петрович, коммунары будут красть? Воргунов: Товарищ Блюм, насчет кражи я и за себя не ручаюсь… Григорьев: Как вам понравились хозяева, Петр Петрович? Воргунов: Вы мне сегодня нравитесь, во всяком случае, меньше. Я бы вам советовал поспешить со сверлильными. Григорьев: Петр Петрович, все будет сделано. Не беспокойтесь. Воргунов: Разрешите уж мне беспокоиться. Наташа Наташа: Да что ты, увидят… Воробьев: Наташа, знаешь что? Наташа: У меня в голове такое делается. Ничего не знаю. Уже хлопцы догадываются. Прямо не знаю, куда и прятаться. Воробьев: Наташа, едем сейчас ко мне. Наташа: Как это так? Воробьев: Прямо ко мне на квартиру. Наташа, едем. Наташа: Да что ты, Петр? Воробьев: Наташа, а завтра в загс, запишемся — и все. Наташа: А здесь как же? Воробьев: Да… Черт… Никак. Вот просто едем. Честное слово, хорошо. Они хватятся, а тебя нет. Наташа: Да они же прибегут за мной. Воробьев: Куда там они прибегут? Они даже не знают, где я живу. Едем! Наташа: Вот, смотри ты! Да как же? Я в белом платье. Воробьев: Самый раз. На свадьбу всегда в белом полагается. Наташа: А знаешь, верно. Ой, какой ты у меня молодец! Воробьев: Чудачка, ведь шофер первой категории. Наташа: А увидят? Воробьев: Наташенька, ты же понимаешь, на машине, кто там увидит? Наташа: Сейчас ехать? Воробьев: Сейчас. Наташа: Ой! Воробьев: Ну, скорее. Вон машина стоит, видишь, садись и айда. Наташа: Подожди минуточку. Я возьму белье и там еще… Воробьев: Так я буду в машине. А ты им записочку какую-нибудь оставь. Все-таки, знаешь, ребята хорошие. Наташа: Записочку? Воробьев: Ну да. Они, как там ни говори, а смотри, какую красавицу сделали. Напиши так, знаешь: до скорого свидания и не забывайте. Наташа: Напишу. Зырянский: Я так считаю: за час должны кончить столовую. Голос: Можно и за час. А чего это Соломон Маркович плакал? Зырянский: Только окна как следует мыть, а не то что размазал и бросил. Другой голос: Тебя сразу не нашел, думал, ты утопился в Черном море. Зырянский Вальченко: Я — Вальченко, инженер. Я здесь работаю. Зырянский: У нас в коммуне? Вальченко: Да, у вас. Зырянский: Так вы кого-нибудь здесь ожидаете? Или позвать, может? Вальченко: Нет, собственно говоря, для меня никого звать не нужно. Зырянский: Влюбленные уже забегали, никакого спасения. Вальченко: Товарищ коммунар, я вас не понимаю. Зырянский: Влюбленные, что ж тут непонятного? Я тебе задам! Вальченко: Я вас не понял сразу. Зырянский: Если им волю дать, этим влюбленным, жить нельзя будет. Их обязательно ловить нужно. Торская: Алешка все влюбленных преследует. Если вы влюбитесь, Иван Семенович, старайтесь Алешке на глаза не попадаться, заест. Зырянский Вальченко: Я вас ожидаю. Торская: А зачем я вам? Насчет инструментальной стали? Вальченко: Как? Торская: А может быть, вам нужно знать мое мнение об установке диаметрально-фрезерного «рейнекелис»? Вальченко: Надежда Николаевна, вы все шутите. Торская: Нет, я серьезно. Да постойте, Иван Семенович, постойте, голубчик. Как вам понравились наши коммунары? Вальченко: Коммунары мне понравились. Красиво это. И музыка, и все. Только вот… все-таки, знаете, мальчики… Торская: Что вы там лепечете? Какие мальчики? Они комсомольцы… Вальченко: Нет, я так, знаете, конечно, это хорошо, что они комсомольцы… Торская: Ах вы, чудак… Так что вам от меня нужно? Имейте в виду, что я имею разрешение говорить с вами только о слиянии душ… Вальченко: От кого разрешение? Торская: От вашего Вия. Вальченко: Какого Вия? Торская: А вот у Гоголя в одном производственном романе говорят Вальченко Торская: Так вот… Вий распорядился, чтобы с молодыми инженерами я говорила только о слиянии душ. Можно еще о воробьях, но это уже в крайнем случае. Дело, видите ли, в том, что молодые инженеры оказались скоропортящимися. Знаете — не ближе одиннадцатого к паровозу. Это так пишут на вагонах, когда перевозят вас, молодых инженеров, и другие скоропортящиеся предметы: молоко, сметана, вообще… Вальченко: Нет, Надежда Николаевна, вы меня таким, скоропортящимся, не считайте. Напротив… Торская: Бросьте, бросьте… Так давайте о слиянии душ… Что вы знаете об этом предмете? Вальченко: Как вам сказать? А знаете что, по этому поводу мне приходят в голову некоторые мысли… Торская: Этого не бойтесь Это не вредно. На практике вы знакомы с этим? Наташа: Надежда Николаевна, миленькая, передайте эту записку Жученку. Торская: А ты куда это с узелком? Наташа: Ой, Надежда Николаевна! Уезжаю. Торская: Уезжаешь? Наташа: Уезжаю. Совсем. Знаете, ой, стыдно! — к Пете! Ой! Торская: Видите, Иван Семенович. Вот вам и практика слияния душ… Зырянский Торская: Почему ты, Алексей, так интересуешься Наташей? Зырянский: Я не так Наташей, как этим донжуаном. Он ее с толку собьет. Забегай: Кто уехал? Зырянский: Наташка с Петром. На машине. Это ты насоветовал. Она с узелком была, правда? Торская: С узелком. Да вот записка для Жучка. Наверное, здесь все написано. Зырянский: Записка? Все как в настоящем романе. Вот мещане! А ну, дайте. Забегай: Умыкнул, значит? Молодец. Теперь его не догонишь. Отдельные голоса: — Куда же они поехали? — Они хитрые, никто и не знал. — Я тоже читал: влюбится, понимаешь… — А я еще до похода догадывался. Зырянский: Ах ты, черт, слушай: «Жучок, я люблю Петю, уезжаю к нему и выхожу замуж. Спасибо колонистам за все. До скорого свидания». Вот я ей покажу свидание! К приказу смирно! Забегай Вальченко: Пожалуй, пожалуйста. Торская: Давайте я вам помогу. Вальченко: Значит, Надежда Николаевна… Торская: Это насчет слияния душ? Давайте отложим конференцию… по случаю уборки. Забегай: Ну, четвертый непобедимый! Сорок пауков смотрят на вас с вершины… этих козел… Разговоры: — А эту лестницу? — Ликвидировать. — Степка, ты сам внизу никого не впускай. — Ай, и хитрая ж Наташка! — Здесь нужно глории. — Нельзя глории, краска облезет. — Колька, я там кислоту в спальне оставил, принеси. — А чего это Алешка так против Наташки? — А как же ты думал! Им только дай волю на романы. — Это же, правда, нехорошо — романы, Надежда Николаевна? Торская: Волю на романы? Да, это вопрос серьезный. Блюм Забегай: Сюда нельзя ходить. Видите — уборка. Блюм: Я по делу. Забегай: Знаем ваши дела. По делу, по делу, а потом возьмете и умыкнете коммунарку. Блюм: Что вы, товарищ Забегай! Для чего ее красть, если своих не знаешь, как замуж девать. Жученко: Какой здесь отряд? Кто-то из ребят: Четвертый, непобедимый. Блюм: Товарищ Жученко! Я, конечно, понимаю. Мальчики с дороги и все такое. Но вы же видите: шоферы ругаются, и никого нет… Жученко: В чем дело? Блюм: Да станочки эти. Жученко: Разгрузить? Блюм: Да, там три станочка. Жученко: Ну что же, сейчас это устроим. Забегай, давай свою братву! Зырянский уже в столовой. Вот здорово! Алешка! Зырянский (в дверях столовой): Жучок, тебе любовное послание. Жученко: Алексей, дай отряд на разгрузку станков. Зырянский: Есть дать отряд на разгрузку станков. Забегай Блюм: «Вандереры» — универсальные фрезерные. Забегай: Ребята, так это же те же самые «вандереры». Жученко: Допрыгались! Слышали, Надежда Николаевна? Торская: Знаю. Жученко: Вот беда. Что нам делать с этими женщинами? И откуда в голову придет — жениться? Торская: Ничего, Жучок, не поделаете, жениться всегда будут. Жученко: Так нельзя же так ни с того ни с сего… Ну… как это так у них выходит? Голос Зырянского: Раз, два — взяли, два — нажали… Стой, стой! Дискант: А давайте так, как на Волге. Голоса: Давай, давай. (Смех.) Хор: И пойдет, пойдет, пойдет… Вот идет, идет, идет… И еще, еще идет. Жученко: Пойдем посмотрим. Забегай: Подкладывай, подкладывай. Стой! Навались на ту сторону. Зырянский: Малыши, вы все сразу. Вы не тащите, животами, животами навались! Воргунов: Это… что ж вы… спешите так!.. Романченко: Там… это… станки. А вы кто — инженер? Воргунов: Да, инженер, а все-таки надо развивать меньшую скорость. Романченко: Когда спешишь… Воргунов: Тогда у вас третья скорость. Романченко: Угу! Воргунов: Вы там увидите Блюма, попросите его зайти ко мне — к Воргунову. Романченко: Есть пригласить товарища Блюма. |
||
|