"Двуглавый орел" - читать интересную книгу автора (Абнетт Дэн)

День 253

Один из районов Внутренней пустыни, 10.10

«Ярость Пардуса» теперь уже не подавала никаких признаков жизни. Последние сто километров подозрительное чихание в работе мотора то и дело сопровождало естественный шум бронемашины, а игольчатые кристаллы охлаждения двигателя еще километров за двадцать до его окончательной остановки покрылись слоем раскаленного красного песка. Водителю удалось увести машину немного в сторону от главной дороги конвоя, прежде чем мотор издал последний предсмертный хрип и покрытый неувядаемой славой боевой танк типа «Завоеватель» тяжело накренился и замер, будто решив немного передохнуть после тяжелого перехода.

Бархан из мельчайшего сухого песка под тяжестью шестидесяти двух тонн стал медленно оседать, заставляя накренившийся танк все глубже зарываться левой гусеницей в свою толщу.

Ле Гуин обошел машину, чувствуя на лице жар, исходящий от громады бронированного корпуса. Внутри несколько раз звякнули гаечные ключи, и из заднего люка показалось красное, мокрое от пота лицо полкового аварийного механика.

— Ну?.. — спросил Ле Гуин.

— Охладительная эмульсия вся высохла, и блок главного цилиндра просто расплавился. Слишком быстрые и долгие переходы. А тут еще этот песок кругом…

Ле Гуин кивнул:

— Снимите с танка все, что подлежит перевозке и можно как-то употребить: боеприпасы, электрические батареи, вокс, вращающиеся зенитные установки. Не забудьте также остатки воды и горючего. Снимите все это и перенесите на наши транспорты. И смотрите не мешкайте, рядовой!

— Есть, капитан.

Ле Гуин взглянул на лейтенанта Клодаса, командира «Ярости». Его водитель, стрелки и заряжающий, сняв шлемы, стояли рядом как на похоронах — одной притихшей, скорбной группой. Было видно, что Клодас с трудом сдерживает слезы.

— Пожалуйста, Клодас, не расходуйте воду понапрасну, — язвительно заметил Ле Гуин. — У нас ведь еще чертовски долгий путь впереди.

Клодас лишь шмыгнул носом и молча кивнул в ответ. Ле Гуин сразу пожалел, что так сурово обошелся с младшим офицером, ведь утрата стального коня — а он это хорошо знал — для танкиста равносильна потере лучшего друга, брата, родителя и верного пса, вместе взятых. Танкисты жили в своей машине, сражались в ней, из нее они убивали врагов, а в минуты опасности только на нее была последняя надежда. Как правило, они чувствовали себя в неоплатном долгу перед своим стальным другом и, даже зная его слабые места, никогда не сомневались в его колоссальных возможностях. Оставить свой родной танк вот так, на обочине дороги в пустыне, должно было им казаться почти что преступлением.

Кроме того, просто как образцы военной технологии, эти танки были бесценны. Из тех подлинных, оригинальных моделей прежних времен в боевом строю осталось всего лишь несколько единиц. Великие миры, славные своим кузнечным промыслом, конечно, производили бронемашины современного типа, причем так быстро, как только были способны, но оружейное искусство далекого прошлого казалось теперь уже безвозвратно утраченным в силу того, что технические секреты, обычно никем не записываемые и передаваемые от мастера к мастеру, со временем неизбежно забывались. Ле Гуин на собственном горьком опыте убедился, что уже никто на мирах-кузницах не может изготовить сдвоенную лазерную пушку для истребителя танков.

«Ярость Пардуса» принадлежала к одному из восьми типов старейших тяжелых танков «Лемана Расе», каждый из которых в течение долгих двадцати трех столетий заботливо поддерживался в состоянии боевой готовности. Даже в том плачевном состоянии, в каком он находился теперь, когда у него заело подшипники и полностью выгорело топливо, он все равно заслуживал того, чтобы его вытащили из песка и отбуксировали для последующей эвакуации и ремонта.

Но по многим причинам это никак не могло произойти. Не было времени, не было необходимых ресурсов, а если бы отступающая группировка задержалась тут подольше, то и в живых, вероятно, никого не осталось бы.

Ле Гуин оглянулся назад, пытаясь разглядеть сквозь дрожащий от невыносимой жары воздух и поднимаемые техникой тучи песка и пыли, где заканчивается вьющаяся по выжженной равнине колонна людей и машин. Находясь долгие часы под немилосердно палящим солнцем, она тем не менее неуклонно продвигалась к своей цели. Каждые десять секунд мимо него с грохотом проходил еще один танк или бронетранспортер, выбрасывая из-под гусениц пыльные облака грязного песка и гравия. Ле Гуин невольно скашивал глаза, провожая взглядом каждую машину. Отступающая колонна растянулась так далеко, насколько хватало взгляда, а ведь это была лишь одна сотая, а может, и того меньше, от всех тех разрозненных частей, что теперь отчаянно стремились пробраться через опаленные солнцем равнины и песчаные дюны северо-западного предгорья. Такая вот судьба была уготована великой «наземной армаде» лорд-милитанта Хьюмела — освобождая Энозис, почти достичь Ворот Ульев Тринити, чтобы затем бесславно повернуть назад, уступая свирепой ярости армий Архене-ми, внезапно получивших подкрепление.

Жалкие обломки «Ярости Пардуса» показались Ле Гуину вполне подходящим символом для всего этого катастрофического отступления — сильное, гордое животное доисторических времен погибло в неравной борьбе с неблагоприятным климатом и новыми, доселе неизвестными врагами, и теперь его останки, брошенные гнить в зыбучих песках, возможно, будут обнаружены лишь археологами грядущих эпох, которые с удивлением извлекут из земли его иссохшие кости.

Ле Гуин посмотрел на север, куда, вздымая облака пыли, уже проследовали машины, идущие в авангарде колонны. Измученные невыносимой жарой, люди, вода которым была так же необходима для движения, как горючее — машинам, брели, еле переставляя ноги, вслед за медленно ползущим транспортом. Некоторым удавалось вскочить на броню проезжающей мимо техники, где кто-то затем удобно устраивался на надгусеничных крыльях, а кто-то, принимая немыслимые позы, плотно прижимался к башенной обшивке. Даже нескольких километров пути не обходилось без помощи аварийных команд «Атласа», которые то чинили какой-нибудь вышедший из строя бронетранспортер, то выкапывали или вытягивали на буксире из вязкого песка какой-нибудь танк… Случай с «Яростью» был далеко не первым, и отступающие войска уже давно начали оставлять свою бронетехнику на обочине. От самых Ульев Тринити весь этот злосчастный путь был теперь отмечен покореженными каркасами боевых машин, вышедших из строя по дороге.

Вышедших или выведенных из строя. За все это время Архенеми ни дня не давал им возможности отступать без помех.

Клодас махнул флажком, дав сигнал проезжающему вездеходу остановиться, и тут же вся его команда выстроилась в живую цепь, готовая приступить к переносу с «Завоевателя» всего, что только можно было спасти.

— Не задерживайтесь слишком долго, — предупредил его Ле Гуин.

Он пошел обратно к своему собственному стальному коню, попутно отирая мокрый от испарины лоб, после чего его рука стала черной от налипающей пыли. Подходя к машине, Ле Гуин бросил взгляд в безжалостное к отступающим раскаленное небо пустыни. Откуда ждать следующей атаки? С воздуха? Или, как докладывали по воксу командиры идущих в арьергарде машин, сухопутные силы противника уже наступают им на пятки?

«Линия смерти» спокойно дожидалась своего командира. Взбираясь на нее, Ле Гуин не удержался и несколько раз дружески похлопал ее по бронированной обшивке, несмотря на то что перегретый на солнце металл больно обжигал ему ладони. «Линия» была штурмовым танком модели «Искоренитель» с ходовой частью того же типа, что и у «Завоевателя». Две ее башенные автоматические пушки могли накрыть своим скорострельным огнем поразительно обширную площадь. Хотя танк и был окрашен в бледно-красный цвет песка пустыни, тонкий слой краски под палящим солнцем постепенно истерся, и во многих местах появились пятна хромированного металла. Его имя красовалось на щите башни, а название дивизии — «Пардус», Восьмая бронетанковая, — было выбито над спонсонами, рядом с эмблемой имперского двуглавого орла.

Ле Гуин перелез через ящики с запасным снаряжением, крепко привязанные к заднему обтекателю, и привычным движением запрыгнул в один из башенных люков. Матредес, его стрелок, высунувшись из верхнего люка, давно уже поджидал его.

— Ну что? Едем?

— Едем.

Матредес прокричал что-то вниз Эмдину, водителю, и двигатель V12 тут же завелся. Машину качнуло вперед, загремели гусеницы, и танк вновь занял место в движущейся колонне бронетехники.

Ле Гуин не так давно стал командиром «Линии», и, хотя он всячески старался привыкнуть к ней, их отношения, пожалуй, не очень складывались. Большую часть своей карьеры Ле Гуин провел на истребителе танков типа «Разрушитель», называвшемся «Серый мститель». Тридцать четыре славные победы над вражескими танками удалось ему одержать с этой машиной, пока три года назад, в боях за священный древний мир Хагию, «Мститель» не попал под ураганный огонь противника. Ле Гуин наверняка сгорел бы вместе со своим стальным конем, если бы не самоотверженные действия некоего разведчика-пехотинца по имени Мколл, который, рискуя жизнью, вытащил его из горящей машины и которого Ле Гуин всегда вспоминал с большим уважением, хоть тот и лишил его почетной возможности умереть героем.

Вот когда после госпиталя он пришел в штаб полка, его и назначили командиром этой консервной банки. Он, естественно, хотел получить другой «Разрушитель», поскольку весь его боевой опыт и навыки были связаны с этой машиной, но ни одного свободного в то время не нашлось. Только в редких случаях знатока столь древнего вооружения вынуждали сменить военную специальность или перейти на совершенно новый для него вид боевой техники. Обычно предлагали какую-нибудь модернизированную старую громадину со второсортными подшипниками, расточенными двигателями и довольно бесполезной артиллерией, годной разве что для устройства фейерверков. Где уж тут найтись высокотехнологичной сдвоенной лазерной пушке!

Так, скрыв разочарование, Ле Гуину пришлось стать командиром экипажа штурмового танка и вместе со своим новым железным конем принять участие в злосчастной Энозианской кампании Хьюмела.

«Линия» мчалась вперед. Принимая во внимание нынешнее положение вещей, воспоминания о былых терзаниях казались по меньшей мере смехотворными. Ле Гуин не мог не улыбнуться при мысли об этом. Подумаешь, назначили не на тот танк! Как только не стыдно было переживать из-за этого! Если бы это было наихудшим из того, с чем ему еще придется теперь столкнуться!

На данный момент вопрос был лишь в том, кто первый их уничтожит — раскаленная пустыня или злобный враг.

Несмотря на плотную теплоизоляцию в кабинах экипажа, внутри «Искоренителя» было жарко как в печке. Ле Гуин побоялся использовать кондиционер, решив экономить каждую каплю горючего. Матредес при свете красной электрической лампочки над головой внимательно изучал карты и говорил ему что-то. Ле Гуин уже надел наушники и теперь включил канал внутренней связи.

— Не расслышал, повтори еще раз.

— Еще сорок километров — и мы выходим на гористую местность… карстовую равнину. С нее начинается ущелье.

Ле Гуин кивнул. Ущелье и горный хребет по ту ее сторону представляли собой два других труднейших препятствия на пути колонны, которые необходимо преодолеть, чтобы оказаться в безопасности. Переход через пустыню был еще только началом. Но этот локальный успех все же оставлял им некоторую надежду. Сейчас должны были уже показаться какие-то замет ные ориентиры, местоположение которых можно было бы затем сверить по карте.

Ле Гуин распахнул люк и, взяв протянутый ему Матредесом электроскоп, высунулся из танка, готовясь осмотреть новый открывающийся горизонт.

«Линия смерти» шла в первой четверти отступающей колонны. Согласно одним непроверенным слухам, некоторые имперские части уже достигли горных перевалов Маканайтского хребта и, следовательно, стояли на пороге спасения. Согласно другим, быстрые штурмовые отряды Архенеми также достигли перевалов и теперь готовятся перерезать им путь.

Командир напряженно вглядывался в электроскоп, стараясь держаться ровно вопреки непрекращающейся дорожной тряске. В какую бы сторону он ни посмотрел — все было в мареве раскаленного воздуха и клубах песчаной пыли, которые своей полупрозрачной пеленой закрывали обзор дальних пределов. Но вот, кажется, что-то показалось далеко впереди. Неясная бледно-голубая линия на горизонте.

Что это? Горная гряда или оптическая иллюзия?

По воксу передали что-то, что Ле Гуин не вполне расслышал. Через мгновение ему уже не нужно было ничего повторять. Какие-то неуловимые тени, как молнии мелькнув над головами отступающих, устремились на север, а идущий сверху мощный звук дожигателей топлива заглушил на время рев танкового двигателя.

Две темно-красные фигуры в безоблачном небе, как две стрелы, скользнули вниз, к головным машинам колонны. Ле Гуин сначала увидел слепящие вспышки и фонтаны вздымаемого песка впереди и только потом услышал оглушительные раскаты взрывающихся боеприпасов. В километре от его танка что-то загорелось и испустило столб густого черного дыма, который на фоне чистого неба казался особенно отвратительным.

— Тревога! Тревога! — закричал Ле Гуин в вокс.

Башенные орудия «Линии» уже были подняты под предельно допустимым углом, но стрелять с такого расстояния означало лишь попусту растрачивать боеприпасы. Вдали он увидел прерывистые вспышки трассирующих ракет, выпущенных из «Гидр», идущих в первых рядах колонны.

Между тем появились еще две «летучие мыши», использовавшие длинный пылевой след, оставляемый конвоем, как удобный ориентир для захода на цель. Матредес принялся разворачивать башню танка, стараясь навести на них пушку, но Ле Гуин, глядя на это, лишь неодобрительно покачал головой. Армейский грузовик, всего тремя машинами впереди них, был поднят в воздух настоящим извержением пламени и опустился на землю уже в сопровождении дождя горящих обломков.

Они даже не увидели, с какой стороны пришел удар.

Машины, идущие впереди, в беспорядке съехали с дороги. Подбитый грузовик, весь охваченный пламенем, сейчас казался бесформенной массой покореженного металла. Обгорелые тела — одежду с некоторых сорвало взрывом — разбросало по песку вокруг.

Следующий грузовик с солдатами резко свернул в сторону, чтобы избежать столкновения с обломками, но тут же заехал колесом на обочину и крепко увяз. Взревел мотор, грузовик отчаянно рванулся, но бешено вращающиеся колеса только глубже закапывались в толщу песка. Пехотинцы с цепями и лопатами в руках гурьбой повыскакивали из его кузова.

— Стоп машина! Тащи трос! — заорал Ле Гуин Мат-редесу, который уже вылезал из танка вместе с Мерг-соном, одним из спонсонных стрелков. — Привязывай его! Привязывай! — прокричал он пехотинцам на земле, когда Матредес со стрелком достали из закрепленной на правом борту танка корзины мотки стального троса.

И им стоило поторопиться. Вражеские самолеты имели обыкновение сбрасывать большую часть бомбо вого запаса на головную часть колонны, чтобы замедлить ее продвижение, а затем, словно в издевку, на высоте бреющего полета возвращаться домой прямо над линией отступающего конвоя.

— Быстрее!

Впереди над колонной взвилась ракета класса «земля — воздух». За этим последовала беспорядочная пальба из пушек, трассирующих пулеметов и прочих видов стрелкового оружия. Какой-то идиот даже запустил ракету с ручной установки. Взмыв вверх, она произвела пользы не больше, чем осветительная среди бела дня. Но где же они? Где, черт их возьми…

Бу-ум! Один из них пролетел прямо над ними и, атаковав с нулевой высоты, почти перевернул танк мощной взрывной волной. Взрыв еще только прогремел в двух шагах от них, а вражеский самолет уже стремительно удалялся от места события. В пятистах метрах дорога была окутана дымом горящего фицелина после ураганного орудийного огня, который обрушился на автоколонну. Все новые языки пламени вырывались то здесь, то там. Оглушительный взрыв очень большой мощности — скорее всего, сдетониро-вал боекомплект снарядов в танке — раздался невдалеке.

— Быстрее, Матредес! — надрывался Ле Гуин.

Большинство рядовых пехотинцев попадали плашмя наземь, когда «летучая мышь» пролетала над ними, но подопечным Ле Гуина все же удалось закрепить трос на армейском грузовике.

— Потрави немного! Скажи ему, чтобы потравил трос! — крикнул Ле Гуин Матредесу, указывая на шофера грузовика, балбеса из Муниторума, который все еще пыхтел над осью колеса, тщетно стараясь выправить положение.

— Эмдин? — Ле Гуин связался с водителем по вок-су. — Как можно нежнее, один шаг назад. Никаких рывков — не то оторвешь ему кузов.

— Понял, капитан, — донесся из вокса голос Эмдина. — Пятнадцать сегов, не забывайте.

Пятнадцать сегов. Несмотря на тяжелую ситуацию, Ле Гуин не мог не рассмеяться. Танкистам «Пардуса» разрешалось за каждый год службы нашивать маленький сегмент ткани, стилизованный под трак танковой гусеницы, на воротник формы. Таким образом, Эмдин напомнил своему капитану, что он — ветеран с пятнадцатью годами примерной службы за плечами и не нуждается ни в чьих советах, как успешно отбуксировать грузовик «Карго-10».

У самого Ле Гуина было только тринадцать сегов.

Его смех умолк, когда он увидел еще одну «летучую мышь», стремительно приближающуюся на бреющем полете, багровую, как открытая рана. Было видно, как еще на подлете ослепительным огнем вспыхнули ее пулеметные гнезда. «Класс „Мучитель", — подумал Ле Гуин, — а может, „Адский коготь"». Да не все ли равно. Он разбирался в танках. Все самолеты были для него одинаковы. Да будь это хоть даже чертов эльф, решивший полетать над пустыней, эта тварь все равно нацелена на убийство.

Со скоростью и точностью конвейерного станка пулеметная очередь «летучей мыши» прошлась по автоколонне, разрывами пуль вздымая пыль выше человеческого роста. STeG — бронированная машина, перевозящая пыльную армейскую форму для энозианского ПСО, — треснув как яйцо, тут же завалилась набок, а передняя часть автоцистерны с драгоценными запасами воды была просто разнесена вдребезги.

Затем пули прошили пространство в непосредственной близости от танка Ле Гуина. С полудюжины пехотинцев, выскочивших из увязшего грузовика, скосило одним ударом; их тела были разбросаны, подняты на воздух, разорваны на части. Клубы мелкого песка и пыли окутали все вокруг. Ле Гуин потерял из виду Матредеса, но на его глазах был застрелен Мергсон, чье тело ниже пояса буквально испарилось, в одно мгновение превратившись в сгусток пылающих органических волокон.

— Нет! — вскричал Ле Гуин и пригнул голову, уходя под защиту башенной брони танка, в то время как по меньшей мере три пули со звоном отскочили от обшивки «Линии».

Шум моторов «летучей мыши» уже удалялся, но, до того как укрыться в башне танка, Ле Гуин краем глаза успел заметить второй самолет, строго следующий за первым. Вне себя от гнева, он схватил ручки сдвоенной орудийной установки, рывком привел в действие автозарядное устройство и тут же открыл бешеный огонь.

Танковая башня вздрогнула. Сквозь призматический прицел трудно было вообще что-либо увидеть — и уж точно не цель.

«Пустая растрата боеприпасов? Подождите, пока я промахнусь, — думал Ле Гуин, — вот тогда и скажете мне все это».


В небе над Маканайтским хребтом, 12.01

Полет длился уже около часа. Внизу — двадцать тысяч километров чистого неба вплоть до обледенелых горных вершин. Три десятых обычной облачности. Видимость отличная, более сорока.

Обтянутый ремнями летного снаряжения, вдыхая дозированную кислородную смесь через маску пилота, Вилтри из полумрака кабины своего «Мародера» вглядывался в то царство света, которое сегодня, казалось, простиралось на все небо. Впереди и чуть выше уверенно летел «Привет преисподней», оставляя за собой длинный, ровный, поражающий своей белизной след отработанного топлива. Солнечные лучи отражались, слепя глаза, от его отполированной до блеска посеребренной обшивки.

Ничто не нарушало безмятежной тишины, не считая монотонного постукивания четырех прямоточных реактивных двигателей «Г как Грета». Если верить ауспек-cv, сейчас в воздухе, кроме их стройной группы из шести самолетов, никого не было не менее чем на сто километров.

Вилтри щелкнул кнопкой своего интеркома:

— «Гравитация», проверка связи.

Это было еще одно прозвище «Г как Грета» — «Сила G Грета», «Гравитация Грета». Орсон как-то прозвал ее так, и с тех пор название прочно прилипло.

— Бомбометатель.

— Стрелок носового орудия.

— Стрелок хвостового орудия.

— Стрелок турели.

Лакомб, штурман Вилтри, осмотрелся со своего места и сделал знак «о'кей» пальцами правой руки, затянутой в летную перчатку.

— Долго еще? — спросил Вилтри у навигатора.

— Подлетаем к заданному ориентиру, сэр. Нам нужно будет поменять курс на десять градусов к востоку в ближайшие пять минут.

— Повтори еще раз, как он называется?

— Перевал Ираке. Полагаю, назван по имени одного местного высокогорного травоядного, которое…

— Спасибо, Лакомб. Сначала война — история потом.

— Так точно, сэр.

Вилтри переключил канал связи:

— Звено «Ореол», говорит ведущий «Ореола». Приготовьтесь по моей команде произвести поворот к востоку на десять градусов. Три, два, один… Поворот!

Солнце качнулось и изменило свое положение к горизонту — тактические бомбардировщики осуществили поворот. «Г как Грета», «Привет преисподней», «Трон Терры», «Мамзель Месть», «Отправь Их Обратно В Ад» и «Считай, Ты Труп». Исключая операции повышенной сложности, «Ореол» редко поднимал в воздух все две надцать своих стальных птиц на одно задание. Шесть было обычным числом самолетов в группе. И эта шестерка выбиралась по жребию. Жребий выпал на «Время вдов», но из-за проблемы с трубкой векторного двигателя он был исключен из списка. Его место заняла «Мамзель Месть». Это был самолет Кирклана из отряда «Ореол-2». Как заместитель командира, Вассимир Кирклан обычно вел на задание другую половину звена, в очередь с группой Вилтри. Для них было довольно необычно лететь вместе.

— Снижаемся на пять тысяч, — сказал Лакомб Вилтри.

— Звено, слушай, снижаемся на пять тысяч. Двигатель стал звучать по-иному, когда они резко ушли вниз. Теперь горные ледники казались ужасно близкими.

— Лакомб?

Острые глаза штурмана то и дело переключались с визуального наблюдения на данные ауспекса.

— Ищу заданную точку поворота. Пик Якоба. В наших кратких инструкциях говорится, что он находится у самого входа в ущелье.

Мучительно медленно протекла еще одна минута.

— Ну же, Лакомб!

— Вот он! Еще двенадцать километров — и затем снижение на цель. Сейчас нам нужно сбросить еще две тысячи метров высоты. Краткая инструкция предупреждает о сильном встречном ветре, как только мы войдем в ущелье.

Вилтри кивнул, медленно отворачивая от себя рычаг управления.

— Звено «Ореол», звено «Ореол». Заданный ориентир в двенадцати километрах. Затем снижение на цель. Пикируем группами по три. Примите во внимание встречный ветер.

— Говорит «Ореол Два». Ведущий «Ореола», вас понял, следую за вами.

Проводящий фотосъемку самолет-разведчик класса «Молния» из Тысяча двести шестьдесят седьмой бригады Космического Флота (разведка) уже пролетал по этому маршруту на рассвете и обнаружил на полпути вверх по перевалу скопление единиц имперской бронетехники и артиллерии, которые буквально по пятам преследовались тяжелыми механизированными частями Архенеми. Очевидно, днем раньше именно это место обнаружила местная эскадрилья незадолго до того, как была атакована авиацией противника, осуществляющей прикрытие своих сил с воздуха.

— Звено «Ореол», объявляю повышенную готовность, — передал Вилтри по воксу, а затем переключился на интерком: — Стрелки? Приготовиться открыть огонь. Смотреть внимательно: так, как если бы от этого зависела ваша жизнь. Тем более что это наверняка так и есть. Джадд?

Сдавленное хихиканье.

— Слушаю, капитан.

— Поцелуй за меня детей, бомбометатель. Еще один смешок.

— Я передам, что вы им пожелали спокойной ночи, сэр.

Сидя в бомбовом отсеке, находящемся под кабиной Вилтри, Джадд нежно зарядил боекомплект и затем, улегшись поудобнее на живот, приник к оптическому прицелу.

Изрезанный силуэт пика Якоба вырастал на их пути — одинокая отвесная скала с заснеженной вершиной. Вилтри теперь уже мог видеть открывающееся перед ними ущелье. Его сердце начало биться быстрее. Задание обещало быть не из легких.

— Звено «Ореол», звено «Ореол». Мы у цели. — Он пытался сохранить спокойствие в голосе. — Заходим заданный ориентир и пикируем друг за другом в последовательности присвоенных нам номеров. Да хранит нас Император!

Все самолеты тут же откликнулись, повторив его слова, будто заклинание.

Три… два… один…

Все шесть «Мародеров», выстроившись в линию, миновав горный пик, заложили резкий вираж и, ведомые «Гравитацией», устремились вниз, в ущелье, все время набирая скорость, но при этом сохраняя строй. Обещанный встречный ветер жестоко трепал их и порой заглушал шум моторов. Несколько мгновений стены каньона казались настолько близкими, что летчики с ужасом ожидали увидеть искры от их соприкосновения с кончиками крыльев. Но вот расщелина стала расширяться, и горный перевал постепенно пошел вниз. Замелькали картины заснеженных узких долин, как в гигантском колодце окруженных черными стенами скал с нависающими над ними шапками льда. Теперь ущелье расширилось уже более чем на пятьсот метров. Резким движением руки Вилтри добавил газу и довел и так пугающе низкую высоту «Гравитации» до умопомрачительных пятидесяти метров. Сидящий за штурвалом «Мамзель Мести», которая шла сразу за «Гравитацией», Кирклан ухмыльнулся. Сбросить высоту до пятидесяти метров на «Мародере», на скорости четыреста километров в час, когда вокруг тебя гранитные скалы каньона… Только у Оскара Вилтри могло хватить мужества пойти на такое.

Кирклан летал на «Мародерах» всего на год меньше Вилтри и последние шесть лет был его заместителем в «Ореоле». Он любил этого человека и пошел бы за ним куда угодно. По мнению Вассимира Кирклана, никто не умел так управляться с четырехмоторной реактивной птичкой, как это делал Вилтри. В его вождении было что-то спонтанное, природное — как будто он уже родился с этим. Когда Вилтри пропал без вести над Скальдом в 771-м и все считали его погибшим, Кирклан горевал не только о потере друга, но и о тех будущих поколениях пилотов Фантина, которые, как он думал, теперь уже никогда не увидят, как летал Вилтри, никогда не постигнут секретов его мастерства. То, что Кирклану было тогда доверено командовать боевыми вылетами, никоим образом не смягчило боль утраты. Хотя ему и пришлось вести авиабригаду в тот памятный рейд на Ауренберг, он знал, что Вилтри справился бы с этим лучше. Ну ладно, теперь, когда капитан снова в строю, все будет на четыре-А.

Киркланд прижал свою болтающуюся маску к лицу.

— Никак сбрасываешь скорость, а, Оск? — рассмеялся он в вокс.

— «Ореол Два»? Не расслышал, повторите еще раз.

— Ничего, ведущий «Ореола». Все нормально, продолжаем полет.

А в это время в сильно вибрирующей кабине ведущего «Ореола» сам командир Вилтри никак не мог унять дрожь. Суставы его пальцев побелели даже под стальным панцирем летных перчаток.

Вот оно. Тот самый момент. Это чертово Колесо Судьбы. Пришел час расплаты. Смерть. Смерть прямо сейчас. Смерть…

— Вижу цель! — раздался ликующий голос Джадда.

Они только что пронеслись над нестройными рядами имперской бронетехники и над двумя сотнями машин, скопившихся на небольшом плато горного перевала. Выше по ущелью мобильные батареи и тяжелая артиллерия Архенеми принялись обстреливать воздух из всех своих орудий.

Руки у Вилтри затряслись на рычаге управления.

— Я не могу… — начал он.

— Капитан? — не понял Лакомб, в недоумении обернувшись к нему.

Святой Трон! Просто сделай это. Да сделай же это немедленно! Вилтри встряхнулся и дико закричал в свой микрофон:

— Передние орудия, огонь! Огонь! Джадд! Всыпь им! Наксол — стрелок из носовой башни — тут же открыл огонь, сметая наземные позиции противника, и бы ло видно, как выброшенное из орудия пламя облизало всю носовую часть самолета.

— Груз отправлен! — доложил Джадд. «Гравитация» сразу же подскочила на несколько метров, как только ее фюзеляж и крылья избавились от лишней тяжести.

Сплошное море пламени внизу разлилось широкими волнами по каньону. Затем «Мамзель Месть» нанесла свой удар, затем «Привет преисподней»… Внизу разыгрался настоящий огненный шторм. Остальные самолеты группы быстрой чередой завершили начатое.

К тому времени «Г как Грета» на широком вираже уже выходила из ущелья, пролетая над удивительным по красоте горным ландшафтом. Вдавленные в свои кресла и летчицкое снаряжение из-за перегрузки в несколько G, все члены экипажа тем не менее не могли сдержать своего ликования.

На высоте пяти километров над горной грядой Вилтри выправил положение самолета и, переводя дух, на мгновение неподвижно согнулся над панелью приборов.

— Мы поджарили их! Мы поджарили этих ублюдков, как… — раздался пронзительный голос стрелка верхней турели Гейза.

— Молчать! Молчать! — взревел Вилтри. — Во имя Святого Трона, молчать! Всем поддерживать режим визуального наблюдения — или мы никогда не увидим нашей базы! Все меня слышали! Или мы никогда не увидим нашей чертовой базы!


Тэда. Южная ВВБ, 12.12

Сейчас на небе не было ничего, что могло бы представлять какой-то интерес для летчика, но офицер летного состава Вандер Марквол туда и не смотрел. Он смотрел и не мог насмотреться на свою стальную птицу.

«Громовая стрела I–XXI» стояла на тормозных башмаках в специальном бронированном укрытии на восточной стороне Южного аэродрома Тэды. Это был настоящий монстр: четырнадцать тонн собственного веса (и это с пустыми баками!) — грозная батарея носовых орудий и корпус, который, утолщаясь, переходил в устремленные вперед крылья вокруг выхлопных труб турбовентиляционных двигателей. Вытянутая назад кабина располагалась посредине, что придавало всей «Стреле» лучеобразную форму. Она была выкрашена в матово-серый цвет, с маркировками «Фантин XX» на хвостовой и носовой частях. Выставленные сопла двигателей сверкали медью.

Из одного из орудийных гнезд показалась голова Рэкли, главного механика Марквола.

— Будет как новый, я обещаю, — заявил он. Марквол усмехнулся. Подручные Рэкливс всего лишь докрашивали носовую часть стальной птицы. А точнее, вырисовывали стилизованного двуглавого орла, держащего изломанные молнии, с надписью «Двуглавый орел» внизу.

Вдруг Марквол почувствовал, что у него за спиной кто-то стоит. Он повернулся и оцепенел в изумлении.

Это был капитан Гюйс Геттеринг, один из Апостолов. Его белая замшевая куртка почти сверкала в ярком свете полуденного солнца.

— Сэр, я… — начал было Марквол.

Геттеринг с холодной невозмутимостью снял одну из своих бронированных перчаток и наотмашь ударил ею Марквола по лицу, да так сильно, что молодой человек потерял равновесие и упал на одно колено.

Ошеломленный, с ободранным лицом, Марквол растерянно поднял голову.

Гюйс Геттеринг уже шагал к стоянке своего самолета.

— За что… — задохнулся от возмущения Марквол, с помощью своих механиков поднимаясь с колена. — За что, черт его побери, он меня ударил?!


Тэда. Северная ВВБ, 12.26

Когда Дэрроу приехал обратно на свою родную базу, то был просто потрясен теми изменениями, которые успели произойти в его отсутствие.

База будто вымерла и теперь производила впечатление давно покинутого места. Он постоял несколько минут на залитой солнцем площадке для устройства торжественных мероприятий, окидывая взглядом поле главного аэродрома. Примерно в километре вдоль западной границы авиабазы он разглядел ряды каких-то больших, спрятанных под тентом машин. «Имперские птички, „Мародеры"», — подумал Дэрроу. Ему даже удалось рассмотреть, как суетятся команды механиков вокруг одного из этих тяжелых бомбардировщиков. К северу от него команды Муниторума демонтировали шесть из двенадцати реактивных установок, которые использовались при запуске «Волчат». Проявление активной деятельности, конечно, но все это далеко, на окраинах.

А вот комплекс зданий Командования Полетами и барачные постройки позади него казались совсем безлюдными и заброшенными. Дэрроу повернулся и, взойдя по парадной лестнице, оказался в прохладном полумраке главного холла. Сейчас пилот был одет в одолженный старый комбинезон, поскольку почти вся его одежда пришла в негодность после крушения. Ему удалось сохранить лишь свои летчицкие ботинки и тяжелую кожаную куртку, пусть и со здорово порванным рукавом. Дэрроу наотрез отказался отдать ее медикам, которые хотели ее выкинуть.

Они настояли, чтобы он остался на ночь в лазарете аэродрома Южной Тэды для всестороннего медицинского обследования, хотя каждому было ясно, что он в полном порядке, не считая нескольких царапин и ушибов. А на следующее утро, несмотря на нестерпимое желание убраться оттуда поскорее, его заставили заполнить бесконечные медицинские анкеты и протоколы касательно случившегося в воздухе инцидента. Только затем Дэрроу наконец выписали, и он поймал первый попавшийся транспорт, идущий на север.

Все, что он тогда хотел, — вернуться в строй, вернуться к повседневной рутине своей профессии и побыстрее забыть, оставить в прошлом этот ужасный вчерашний день.

Однако все вокруг, как нарочно, не давали ему возможности отвлечься. Медицинские анкеты, осмотры, протоколы об инциденте… Даже шофер транспорта, который подвозил его из Южной Тэды, и тот выглядел как злая усмешка судьбы. Все его лицо было обезображено розовыми рубцами от ожога.

В вестибюле никого не было. Никто из офицеров уже не пробегал, как прежде, с депешей по его начищенному паркету. Дэрроу прошел мимо свитков славы на стеллажах, один на каждую эскадрилью Содружества, включая и его Тридцать четвертую — Перехватчиков Общего Назначения, куда золотыми буквами были вписаны имена всех военных летчиков Энозиса. Затем он прошел мимо мрачного гололитического изображения бывшего главнокомандующего ВВС Тентиса Белкса. Вообще-то, существовал старый, освященный временем обычай, который предписывал всем пилотам отдавать честь портрету этого старца, когда они проходили мимо, но Дэрроу сегодня был определенно не в том настроении, чтобы следовать всем этим претенциозным формальностям.

Никого не было ни в комнате дежурного офицера, ни в приемной. Дэрроу спустился в зал распределения, но и там никого не встретил. Тем не менее в воздухе тут чувствовался сильный запах табачного дыма и переваренного кофеина, а на одном из маленьких столиков стояло большое блюдо с недоеденной дичью.

Дэрроу вернулся обратно в зал и пошел к помещению домовой церкви при авиабазе. На стене, рядом с двойными дверями в молельню, висела грифельная доска, на которой мелом были выписаны имена всех недавних погибших и пропавших без вести для их поминания на утренней службе. Он немного задержался у дверей, пробежав взглядом весь список. Погибшие курсанты из звена «Охота». Чертовски длинный список. За исключением пяти имен, это был полный список летчиков для переклички бригады.

Он открыл двери и заглянул внутрь. Там было тихо и очень темно, если не считать дальнего края помещения, освещенного разноцветными лучами, падающими из стрельчатого витражного окна. В помещении стоял терпкий запах вощеного дерева и паркетного лака, который заглушал нежное благоухание увядающих цветов из траурных букетов. Несколько человек сидели у самого амвона, на краю первого ряда. Так и не разглядев, кто это, Дэрроу, не желая никого тревожить, тихонько отступил обратно в холл.

Тут он впервые заметил какое-то печатное объявление, вывешенное на настенном стенде возле дверей комнаты дежурного офицера.

Предчувствуя недоброе, Дэрроу подошел, чтобы прочесть.

Неожиданно в дверях домовой церкви появился майор Хекель и сразу же направился в его сторону:

— Дэрроу!

— Что… Что это такое? — растерянно пробормотал тот.

Хекель почувствовал гневные нотки в голосе летчика-курсанта.

— Ты как? Только что приехал? Тебя выписали? У тебя все нормально?

— Что все это значит? — огрызнулся Дэрроу, указывая рукой на объявление.

Хекель побледнел, и его лицо перекосилось как от зубной боли. Казалось, он весь вжался в себя от такой внезапной вспышки раздражения своего пилота.

— Это значит, что дела приняли такой оборот, Дэрроу.

— Иде уже поставил свою подпись?

— Это как раз была его идея, он…

— Он сейчас здесь?

— Да, здесь.

— Я хочу повидаться с ним.

Хекель закусил нижнюю губу, но затем, подумав, кивнул:

— Пошли.

Майор провел его по главной лестнице, ведущей наверх, на этаж, отведенный под помещения Командования Полетами. Их тяжелые ботинки громко стучали по жесткому паркету коридора. Однако Хекелю, казалось, хотелось немного поговорить.

— Все получили один день отпуска, — рассказывал он почти весело. — А сегодня утром… Понимаешь, вчерашние события у всех нас выбили почву из-под ног.

А поскольку мы все равно должны были отдохнуть и к тому же освободить место для имперских частей, то… Ну, нам и показалось, что это будет наилучший выход, если главнокомандующий Иде выпишет краткосрочные увольнительные и…

Дэрроу почти его не слушал. Дверь в главную комнату Командования Полетами оказалась открытой настежь, и он видел, как незнакомый персонал в форме Имперского Космического Флота с удивлением оборачивался на них, когда они проходили мимо.

Они подошли к внешнему кабинету главнокомандующего, и Хекель предупредительно открыл дверь перед пилотом. Про себя Дэрроу отметил, как сильно у того дрожит рука. Просто удивительно, как сильно.

Внешний кабинет главнокомандующего был пуст. С рабочих столов все было убрано, и кипы недавно доставленных папок со знаком двуглавого орла на обложке лежали на истертом паркете посреди помещения. Хе-кель негромко постучал в дверь внутреннего кабинета. Что-то нечленораздельное донеслось ему в ответ.

Они вошли внутрь. Там было темно — хоть глаз выколи.

— Сэр… — начал Хекель.

— Что такое? О, тысяча извинений. Послышался щелчок, и стальные шторы на окнах открылись, позволив дневному свету проникнуть в помещение.

— Я иногда совсем забываю об этом, — сказал Иде.

При свете дня стала видна фигура главнокомандующего Гельвина Идса, сидящего за своим штабным столом, который располагался в нише кабинета, у самого окна. Стены помещения были сплошь увешаны голо-литами — групповыми парадными снимками эскадрильи, персональными портретами пилотов, изображениями «Циклонов» и «Волчат», веселых сцен на официальных торжествах, среди которых особенно выделялся совместный снимок Идса со старым Белксом. Потрепанный флаг Содружества, гордость эскадрильи, был установлен на самом видном и почетном месте — над камином.

Иде разбирал военные карты и планшеты с информацией, раскладывая их по ящикам стола. Ему было уже за шестьдесят. Это был невысокий, жилистый мужчина, чьи коротко остриженные седые волосы напоминали металлическую стружку, покрывающую голову. Маленькие круглые стекла черных очков плотно закрывали его глаза.

— Назовите себя, — произнес он, вопросительно подняв голову. — Это вы, Хекель, я не ошибся?

Хотя Иде уже девятнадцать лет как потерял зрение, он отказался от аугметической оптики. В ходе специальной операции ему вживили сенсорный контактный порт в кожу за левым ухом, так чтобы он мог подключать себя к системам слежения и «видеть» то, что показывают мониторы во время выполнения самолетами своих заданий. Но это была единственная компенсация, которую он получил за свое увечье. Сейчас сенсорный штекер был подключен к специальному декодеру на его столе, позволяя ему считывать информацию с планшетов, которые он раскладывал по ящикам.

— Это я, сэр, — отозвался Хекель. — И курсант летного сколама Дэрроу.

Оба летчика отдали честь со всеми необходимыми по уставу формальностями. Иде уже давно вообразил, что подчиненные по причине его слепоты, вероятно, не очень утруждают себя как следует отдавать честь при встрече с ним, и потому взял себе привычку спрашивать каждого своего посетителя: «Что, теперь так отдают честь?» Зная это, теперь каждый отдавал ему честь с гораздо большей щепетильностью, чем даже любому зрячему офицеру.

— Что, теперь так отдают честь? — спросил Иде, улыбаясь. — Располагайтесь поудобнее. Привет, Дэрроу. Уже выписался из госпиталя?

— Так точно, командир.

— Рад это слышать. В штабе хотят, чтобы я поскорее собирался и освобождал кабинет. Космический Флот. Наверное, нужно быть благодарным, что они пришли, но все это так угнетает…

Иде поднялся, отключил себя от декодера и вышел из-за стола. В руке он держал сенсорную трость с потертым серебряным набалдашником в виде энозианского герба, который тут же начинал вибрировать в его ладони, как только главнокомандующий приближался к какому-либо препятствию. Вряд ли это было нужно ему здесь, в его собственном кабинете, расположение предметов в котором он знал наизусть. Иде подошел к камину и прикоснулся рукой к краю старого флага.

Затем он указал рукой на несколько гололитических изображений, заботливо помещенных в рамку:

— Зима семьсот пятьдесят первого, торжественный обед по случаю приема гостей. Уэснер тогда особенно надрался. На снимке это видно, не правда ли? Его галстук здорово съехал на сторону. А это… Это Джейхан Ноквист. Стоит рядом со своим «Магогом» в окружении команды механиков. Старина Гризи Барвел — это его команда, Император да благословит их. Дальше… Это «Колибри», мой первый «Волчонок». Никчемная старая развалина. В семьсот сорок втором бросил меня в море Эзры, после того как внезапно загорелся. Полагаю, он до сих пор лежит там, на дне, обросший кораллами… — Иде повернулся к ним. — Я нигде не ошибся?

— Никак нет, командир, — ответил Хекель. — Все точно.

Иде кивнул:

— Я только потому все это помню, что точно знаю, где я их сам повесил.

Он снял со стены одно из изображений, взвесил его на руках и отнес к себе на стол. Потом оно отправилось в один из его ящиков.

— Не думаю, что я повешу их в своем новом кабинете, где бы он, в конце концов, ни оказался. Едва ли в этом есть хоть какой-то смысл. Я не смогу видеть их. Я хочу сказать, я не буду помнить, куда я каждое из них повесил. С тем же успехом я мог бы приколотить к стене пустые рамы. И все же я не могу не взять их с собой.

Иде умолк на мгновение, глубоко задумавшись. Затем темные стекла его очков вновь повернулись к пилотам.

— Как я понимаю, речь пойдет о вашем переназначении, Дэрроу.

— Так точно, сэр. Я разочарован, если не сказать больше…

— Не сомневаюсь, что это так, курсант. Будь я проклят, если это не так. Но я не изменю своего решения. С учетом вчерашних потерь, у нас едва ли теперь наберется достаточно «Волчат» в исправном состоянии, чтобы поднять в воздух хотя бы двадцать самолетов Тридцать четвертой бригады, и это когда несколько пилотов по очереди летают на одной машине. Мы собираемся сократить авиабригаду. Мы просто вынуждены это сделать. Раз нас переводят на другой аэродром, нам необходимо сократить численность пилотов. Кое-кто останется в строю… В основном из звеньев «Вектор» и «Добыча». Остальные до поры до времени будут находиться в запасе. Предпочтение отдается опытным летчикам, Дэрроу. Сожалею, но звено «Охота» было секцией курсантов. И — прости меня за прямоту, Хекель, — слишком уж мало что от «Охоты» осталось. Так что, Дэрроу, ты будешь переназначен на должность, связанную с выполнением важных обязанностей на земле, и, находясь в резерве, вероятно, отправишься обратно в Энотополис или на аэродром Зофоса.

— Так точно, сэр. — Зубы Дэрроу заскрежетали.

— Находиться в резерве не так уж плохо, Дэрроу, — добавил Иде. — Ты будешь загружен серьезной, достойной уважения работой. А если все сложится удачно, то уже в конце года снова будешь летать.

Дэрроу кивнул.

— Дэрроу?

— Так точно, сэр. Я… Я кивнул, сэр.

— Кивки для меня ничего не значат, пилот.

— Виноват. Прошу прощения, сэр.

Иде обошел стол и вновь сел в рабочее кресло.

— Знаешь что, Дэрроу, — сказал он, — давай-ка начистоту.

— Не понял, сэр.

— Скажи, что у тебя на сердце, сынок, и покончим с этим.

Дэрроу взглянул на Хекеля. Лицо майора, казалось, стало даже бледнее, чем прежде, и руки его заметно дрожали. Тем не менее он ободряюще взглянул на Дэрроу.

Дэрроу сделал глубокий вдох:

— Я понимаю, что я еще только четыре недели как принимаю участие в боевых вылетах. Я пока еще всего лишь курсант. Но вчера…

Он взглянул на Хекеля. Хекель нахмурился и покачал головой.

— Как бы то ни было, я считаю, что я могу летать, командир. Я хочу сказать, что я могу хорошо летать. Я, конечно, вряд ли теперь могу надеяться, и я терпеть не могу трезвонить о себе, но вчера я действительно почувствовал, что я… Короче, там была «летучая мышь» и…

— Так, Дэрроу. И что?

Дэрроу почувствовал, что выглядит глупо, начав этот разговор.

— Не важно, сэр.

Иде выпрямился в кресле и достал какой-то планшет с информацией из кипы бумаг слева. Он положил его перед собой.

— Твоя скромность делает тебе честь, курсант. Вот у меня на столе доклад Хекеля. Так… Как там это было названо? Блистательный, феерический полет, не правда ли, майор?

— Это всего лишь доклад, сэр, — смутился Хекель.

— Ты обстрелял «летучую мышь» и безнаказанно смылся. Прирожденный пилот, самородок. Майор не скупился на яркие эпитеты, расхваливая тебя. Вот дьявол, если бы мне только можно было увидеть воочию все то, что там о тебе написано… Я бы, наверное, рекомендовал тебя к награде.

— Вы действительно говорили все это? — пробормотал Дэрроу.

Хекель внимательно рассматривал что-то на паркете.

— Я доложил только о том, что видел сам, курсант.

— И отлично сделал, — похвалил Иде. Дэрроу растерянно заморгал:

— Сэр… Но если я заслужил такую похвалу… Если я показал, на что я способен… Зачем же меня отправлять в запас?

— Это мое решение, Дэрроу. Не обвиняй в этом Хекеля. Он рекомендовал перевести тебя в звено «Добыча», но есть одно маленькое обстоятельство…

— Не понял, сэр.

— Это было твое боевое крещение. Твой первый воздушный бой. Ты отлично справился, но с первыми сражениями всегда так — новички или погибают, что происходит чаще всего, или прыгают выше своей головы. Дальше почти всегда следует спад, удача отворачивается от них. Ты был великолепен в одном вылете на задание, Дэрроу, но одним вылетом нельзя сделать себе карьеры. По этой причине я и решил отправить тебя в запас.

— Но, командир…

— Удача, курсант. Я полагаю, вчера ты использовал весь свой запас удачи. То, что тебе было дано на всю жизнь, ты использовал в одной схватке. Если я оставлю тебя в боевом строю, ты погибнешь во время первого же вылета.

Дэрроу не знал, что сказать. Во рту у него пересохло, он растерянно моргал.

— Так мы покончили с этим вопросом? — спросил Иде.

— Так точно, сэр, — в один голос ответили оба летчика и вышли из кабинета.

Дэрроу хотелось побыстрее покинуть здание, но Хекель догнал его на лестнице.

— Я должен извиниться! — выпалил он.

Дэрроу обернулся.

— Бог-Император! Вам не нужно извиняться, сэр, — сказал курсант. — Только зря вы написали такой отчет.

— Я лишь написал, что видел, Дэрроу. Твой пилотаж был поистине фантас…

— Вы спасли мне жизнь, сэр. Если бы не та отчаянная стрельба… Я был уже на прицеле. Вы спасли мне жизнь.

Хекель остановился на лестнице, попав в яркий свет оконного проема.

— Я сделал все, что мог, — произнес он.

— Вы спасли мне жизнь. Я был уже на прицеле, — повторил Дэрроу.

— Но…

— Спасибо вам.

Курсант спустился по лестнице и вышел в главный холл. Направляясь к выходу, он вновь прошел мимо домовой церкви и только тут заметил затертую строку.

На грифельной доске, там, где был перечень погибших, уже приготовленный для поминания на богослужении, среди знакомых ему имен пилотов из звена «Охота», в самом низу списка, можно было разобрать имя, написанное мелом, но впоследствии стертое сухой тряпкой…

Его имя.


Тэда. Южная ВВБ, 13.01

Тяжелая кольчужная рукавица с грохотом упала на стол.

— Я одолжила ее на складе, — сказала Бри Джагди. — Так что или вы объяснитесь, или я буду вынуждена ударить вас ею по лицу.

Лидер авиабригады Этц Сикан некоторое время задумчиво смотрел на рукавицу. Его пальцы с наманикюренными ногтями выбили быструю дробь о край стола.

— Подождите, дайте подумать… — произнес он вкрадчиво.

Это был прекрасно сложенный, красивый мужчина с пленительной улыбкой и блестящими голубыми глазами. Его темные набриолиненные волосы были идеально уложены, что, наряду с неторопливой, расслабленной манерой общения, могло как очаровывать, так и раздражать. Он поднял взгляд на Джагди:

— Какая-то часть меня хочет, чтобы вы… Как вы это сказали? Ударили меня по лицу. Просто чтобы посмотреть на физиономию Орноффа, когда он начнет разбирать жалобы. Но я не думаю, что это нас куда-нибудь приведет. Кстати, почему бы вам не присесть?

Он широким жестом указал на кресло напротив его стола.

— Я лучше постою, — огрызнулась Джагди.

Сикан пожал плечами:

— Примерно в это время я обычно выпиваю стаканчик джолика. Не составите мне компанию?

— Я бы вас попросила… Нет, черт возьми, нет!

Сикан еще раз пожал плечами и встал из-за стола.

Он подошел к секретеру и налил себе в бокал очень небольшую дозу ликера.

— Вообще-то, я о вас слышал, — сказал он.

Джагди напряглась. Что, черт возьми, это значит?

Одна ее часть хотела тут же выплеснуть все, что было у нее на уме. «И я тоже слышала о вас, о вас обо всех… — хотелось ей сказать. — Обо всех Апостолах — лучших летчиках западного Космического Флота. О Квинте, асе из асов, Геттеринге, Сехре… И больше всего — о Сикане. О ведущем авиабригады Сикане, первом среди Апостолов, кто, однако, более известен не за фантастически большой счет сбитых самолетов, а за непревзойденные качества лидера и тактика воздушного боя. О Сикане, которого беззаветно любят его подчиненные и которого повсеместно считают героем Империума».

Но вместо этого она лишь закусила губу и переспросила:

— Обо мне?

— Не о вас лично, — уточнил Сикан.

На секунду он задумался о том, что уже сказал, и нахмурился:

— Трон! Я не имел в виду ничего для вас обидного. Я имел в виду гвардейцев Фантина. Ведь во всей Имперской Гвардии нет другого такого полка летчиков. Полагаю, это из-за особенностей природы вашего мира, не так ли?

— Да, это правда.

Сикан кивнул. Он поднял бокал и не спеша взболтнул его содержимое несколько раз.

— Все авиабригады напрямую подчиняются Командованию Имперского Космического Флота. Все — кроме вас. Это делает нас скорее союзниками, чем солдатами одной армии.

— Полагаю, что так.

Сикан улыбнулся:

— И у вас женщины-пилоты ценятся не меньше, чем мужчины. Женщин в Космическом Флоте совсем немного. Их появление — это довольно редкое…

— Удовольствие? — перебила его своим вопросом Джагди.

— Событие. Я собирался сказать «событие».

— На Фантине совсем нет пригодной для жизни земли, — решила пояснить Джагди. — У нас все учатся пилотированию — и мужчины и женщины. Нашу способность к полету называют прирожденной и исключительной.

— То же говорят и об Апостолах.

— Вам нет нужды расписывать ваши достоинства. Репутация Апостолов общеизвестна.

— Благодарю вас.

— Ну так… не хотите ли вы все-таки объяснить, почему ваш человек ударил моего пилота?

— Потому что он был рассержен.

— Рассержен? Рассержен?!

— Вы уверены, что не хотите присесть, командир?

— Черт возьми, да ответьте же наконец на вопрос!

— Дело в том, что машина капитана Гюйса Геттеринга, на чьем счету шестьдесят два сбитых самолета противника, носит название «Двуглавый орел». Он почувствовал себя оскорбленным из-за того, что ваш человек пожелал скопировать это название на свой собственный самолет.

— Это все?

— Что я еще могу сказать? — пожал плечами Сикан.

— Мой пилот сменит название своего самолета. Оскорбление было неумышленным. Со своей стороны, я настоятельно советую капитану Геттерингу принести все формальные, включая письменные, извинения офицеру авиации Маркволу. В этом случае инцидент может быть улажен без обращения к вышестоящему командованию.

— И к моему удовольствию, — заключил Сикан. Джагди повернулась и зашагала к двери.

— Командир! — позвал Сикан. Уже стоя в дверях, она обернулась.

— Мягкой посадки! — пожелал он на прощание.


В небе над долиной Лиды, 15.16

Их первый боевой вылет с самого начала складывался неблагоприятно. Погода, которая весь день обещала быть ясной и безоблачной, к моменту старта вдруг как-то сразу испортилась. Подняв свои машины на высоту десять тысяч метров и взяв курс на горную цепь, они были вынуждены лететь при отвратительной облачности в восемь десятых и даже еще более отвратительном боковом ветре, следуя вдоль широкой долины реки Лида.

Обычно идеально управляемая «Громовая стрела», серийный номер Ноль-Два, на этот раз летела неровно и не сразу слушалась Джагди. «Наверное, слишком долго находилась в трюме космического перевозчика», — подумала она. Преданные своему делу команды технического обслуживания делали все от них зависящее, чтобы поддержать все системы самолета в оптимальном состоянии, но ничто не заменит регулярных вылетов, а если не считать незначительного перелета с космодрома до Южной ВАБ Тэды, то за последние три с половиной месяца ни одна «Громовая стрела» из звена «Умбра» ни разу не поднималась в воздух.

«Но, возможно, все дело во мне самой», — не могла не думать Джагди. Самолеты серии Ноль-Два далеко не единственные машины, которые простаивали три с половиной месяца. Джагди чувствовала себя неловко, если не сказать — глупо. На старте ей не удалось даже как следует оторваться от земли. На космическом транспорте у них, конечно, были специальные тренажеры, где они регулярными упражнениями поддерживали быстроту реакции и другие летные навыки, но имитация остается имитацией, будь то ежедневное профилактическое включение турбовентиляционных двигателей самолета по утрам или физические упражнения на тренажере.

Мягкой посадки! Пожелание Сикана, вероятно сказанное от чистого сердца, теперь казалось злобной насмешкой.

Они летели в группах по четыре машины. В ее команде были Ван Тул, Эспир и Марквол. Бланшер возглавлял вторую четверку, шедшую следом, примерно в сорока километрах позади них, а третья, под командованием Асче, в это время осуществляла широкоохватный патрульный пролет над побережьем. Существенным моментом операции являлось то, что звено «Умбра» было разбито на три независимые группы перехватчиков, что считалось оптимальным для воздушного преследования самолетов противника или выполнения каких-либо других боевых задач истребителей. Если бы более трех-четырех «Громовых стрел» попробовали работать на одной высоте, то они неизбежно начали бы мешать друг другу.

Как бы то ни было, это ведь еще не боевое преследование. Это, скорее, пробный полет, генеральная репетиция, дающая пилотам возможность почувствовать свою машину, наладить взаимодействие между собой… Звено «Умбра» в прошлом летало на самолетах класса «Молния», но после освобождения Фантина они пересели на более тяжелые «Громовые стрелы», которые явно пришлись им по душе в воздушных боях за небо Малого Урдеша. Иногда, правда, Джагди казалось, что ее новому самолету не хватает легкости «Молнии III–IX», ее захватывающих дух взлетов и пике, ее изящных, стремительных виражей… «Громовая стрела» была почти вдвое тяжелее, и на небольших скоростях, особенно когда требовалось быстро набрать высоту, у многих создавалось впечатление, что мощности ее двигателей едва хватает, чтобы поднять такой массивный бронированный корпус. Однако это была не только тяжелая, но и на редкость сильная машина, способная обрушить на врага такую огневую мощь, что самолет класса «Молния», оказавшись в зоне досягаемости ее пушек, имел не больше шансов на выживание, чем мотылек. Она также отличалась длинными опорами и множеством орудийных гнезд в носовой части. Если «Молнию» можно было назвать игривой кошкой, нападающей из засады, то «Громовая стрела» была настоящим саблезубым тигром. Бланшер сказал однажды, что пилот летает на «Молнии», желая получить удовольствие от полета, а на «Громовой стреле» — ради удовольствия от убийства. Что-то подобное чувствовала и Джагди. Как бы то ни было, она просто обожала свою «Стрелу». За ее мощь, за тот ужас, который она внушала врагам, за надежность в управлении.

Но не в такие дни, как сегодня. Левый турбовентиляционный двигатель совершенно очевидно работал с перебоями. На дисплее систем контроля не было никакой информации относительно этого, но Джагди не могла не почувствовать: что-то неладное стало происходить с ритмом работы моторов.

Она проверила запасы горючего. Они были израсходованы примерно на треть, и не возникало никакой нужды использовать запасные баки. Джагди включила вокс.

— Ведущий «Умбры Четыре-Один» вызывает ведомых. Проверка связи.

— Говорит «Умбра Три», у меня все на четыре-А.

Ну конечно. У Ван Тула всегда все на четыре-А.

— Говорит «Умбра Пять», у меня все будет в порядке, как только вспомню, как работают приборы.

— Вас поняла, Пятый, — чувство знакомое, — отозвалась Джагди.

— Говорит «Умбра Восемь», все отлично.

В голосе Марквола все еще звучала обида. Этот идиотский случай с Геттерингом выбил его из колеи. Последнее дело для новичка — отправляться на свой первый боевой вылет с таким настроением. Перед стартом он пробовал шутить, говоря, что теперь его «Стрела» называется «Пятно», потому что у Рэкли хватило времени только на то, чтобы стереть свои художества с ее носовой части при помощи антикоррозийной жидкости. Но Джагди-то знала, как глубоко он был оскорблен.

— Звено, мы меняем порядок самолетов в строю, — сказала она. — Восьмой, вы переходите на ведущую позицию, Пятый и Третий меняются местами, а я временно становлюсь «подвеской».

Все пилоты подтвердили получение приказа командира. Это маленькое упражнение на маневрирование должно было, по замыслу Джагди, способствовать раскрепощению пилотов, а то, что Марквол с формальной точки зрения теперь оказывался на позиции ведущего, несомненно, могло придать ему больше уверенности в собственных силах.

— Итак, по моему сигналу… Три, два, один… Выполняем!

Боевые группы из четырех перехватчиков, как правило летали в развернутом строю, когда одна машина держалась впереди, две другие — справа и слева — чуть сзади, а четвертая, или «подвеска», могла следовать как за одним, так и за другим фланговым самолетом, формируя вместе с ними асимметричную литеру «V». Это был превосходный строй, при котором каждого летчика прикрывал с тыла его товарищ, так как «подвеска» в случае необходимости могла легко перемещаться с фланга на фланг. До сих пор самолет Джагди всегда шел на позиции ведущего, тогда как Ван Тул и Эспир занимали соответственно места слева и справа, с Маркволом в роли «подвески», прикрывающим «Умбру Пять» Эспира.

По ее сигналу они приступили к задуманной перетасовке. Джагди убавила газ и сразу стала плавно отходить назад, выходя из угла литеры «V». Ван Тул ушел вверх и к центру под углом три шестьдесят, и одновременно с ним Эспир совершил тот же маневр, но только в его сторону и вниз, так что фланговые самолеты вскоре поменялись местами. Марквол же скользнул вниз и, набрав дополнительную скорость, пролетел под воображаемой литерой «V», после чего, заняв уже положение ведущего, сбавил скорость до прежней величины и направил свой самолет слегка вверх, чтобы оказаться во главе группы. Оба фланговых самолета, скорректировав скорость, пристроились за ним на пять и на семь часов, в то время как Джагди, еще раз убавив газ — на этот раз совсем чуть-чуть, — оказалась на хвосте «Умбры Пять» Эспира.

Как по учебнику. Первый раз за сегодняшний день все прошло хорошо.

— Неплохая работа, звено. Все проделано очень гладко. Сохраняем этот строй следующие пять минут. Густые облака под ними стали постепенно рассеиваться. Приборы показывали, что облачность здесь уже не превышает шести десятых, и темные пятна пахотных земель долины Лиды, а вскоре за ними и все пестрые заплаты из засеянных полей, ирригационных систем, гидропонных плотов начали медленно проявляться сквозь туман далеко внизу.

— Вызываю ведущего «Умбры». — Это был Ван Тул.

— Говорите, Третий.

— Проверьте свой ауспекс. Я зафиксировал восемь или девять объектов. Ниже нас, на высоте двадцать тысяч метров. Приближаются с юга, видимо возвращаются.

Да, никаких сомнений. На мониторе Джагди появилось семь мигающих точек, движущихся в северо-восточном направлении, примерно на три тысячи метров ниже их. Не восемь и не девять, но, возможно, они приняли меры, чтобы скрыть свой отход.

— Ведущий «Умбры Четыре-Один» вызывает Командование Полетами. Командование Полетами, подтвердите получение вызова.

— Ведущий «Умбры Четыре-Один», ваш вызов принят.

— Говорит ведущий «Умбры Четыре-Один», кто-нибудь еще может находиться сейчас в воздухе?

— Очень многие, но не в вашем районе.

— Вас поняла, Командование Полетами. Сейчас мы это проверим.

Джагди подвинулась на сиденье и слегка отвернула рычажок подачи кислорода, сделав воздушную смесь более насыщенной.

— Ведущий вызывает звено. Я собираюсь выяснить ситуацию.

Это считалось обязанностью «подвески» — в случае необходимости выйти из общей группы, чтобы совершить разведывательный облет широкого охвата.

— Держите строй и поверните на три градуса к югу. Сейчас уже не было времени для обратной перетасовки, и это значило, что Марквол остается на позиции ведущего. Было ли это удачной идеей? Уже нет времени даже думать об этом.

— «Умбра Восемь», вы остаетесь за ведущего. Будьте готовы пикировать, если мне понадобится ваша помощь.

— Вас понял, ведущий. Будет сделано!

Ну наконец! В голосе парня послышался азарт. Это ему не помешает. Кроме того, рядом всегда Ван Тул, опытный и надежный, а Эспир так просто прирожденный фланговый пилот.

Джагди слегка пихнула в сторону рычаг дожигателя топлива и, заложив широкий вираж вниз и влево, не обращая при этом внимания на мягкое давление небольшой перегрузки, вывела свой самолет из группы, которая теперь уже стала представлять собой V-образное трио. Долгое пике придало дополнительную мощь крыльям ее машины, и ко времени, когда она стала приближаться к своей цели, стрелка спидометра уже коснулась отметки две тысячи километров в час. Вполне приемлемая скорость, чтобы изящно отклониться от опасного сближения, если это дружественные самолеты, и вполне достаточная, чтобы пойти наперехват, если это враги.

Пять километров до сближения…

Четыре…

Небо неожиданно стало очень ясным — судя по приборам, не более четырех десятых облачности, — и впервые, вместе с протянувшейся под ней обширной зеленой долиной реки Лида, Джагди смогла увидеть далеко вдали подернутую дымкой гряду Маканайтских гор.

Три километра… А вот и они. Все еще ниже ее, но приближаются с пугающей быстротой. Неудивительно, ведь они летят ей навстречу и их скорости складываются. Девять машин. Держатся вместе, хотя строем это не назовешь.

С расстояния два километра она определила их тип. «Циклоны». Звено «Циклонов» энозианских ПСО.

Двойные турбовентиляционные двигатели на дельтовидных крыльях, окрашенные в блестящий металлический цвет, гнали самолеты на север, по-видимому, на пределе своих возможностей.

Какого черта они делают здесь? Они что, бегут?

Инстинкт летчика заставил Джагди нажатием кнопки убрать красные заслонки безопасности с ее главных пушек.

— Нарушители «Циклоны», нарушители «Циклоны», говорит ведущий «Умбры Четыре-Один»… — начала она говорить в вокс, но тут же остановилась.

Один из замыкающих группу «Циклонов» внезапно задрожал и взорвался. Сразу после короткой огненной вспышки в виде ослепительного шара, по которой можно было понять, что воспламенились огромные запасы горючего, из эпицентра вырвалось несколько вихреобразных клубов белого дыма, причудливо извивающихся и постепенно рассеивающихся на фоне безоблачного неба. В то же время пылающие обломки самолета стремительно полетели вниз, чтобы усеять собой просторные поля долины.

Что-то неуловимое малинового цвета и изогнутой формы на бешеной скорости пронеслось мимо. Прежде чем Джагди сообразила, что это, оно уже стремительно взмыло вверх и вышло из зоны видимости.

— «Летучие мыши»! «Летучие мыши»! — закричала она в вокс.


Морская набережная Тэды, 15.20

Они хотели отпраздновать. Понятное дело — первый боевой вылет на новом театре военных действий, к тому же успешный… Но у Вилтри сейчас было совсем другое настроение. Обратная дорога на базу потребовала от него слишком большого нервного напряжения. Последние полчаса полета, когда горючее было на исходе, все бомбы сброшены, а боеприпасов почти не осталось, их группа находилась в крайне уязвимом положении. Хотя командование и уверяло его, что вражеская авиация не в состоянии достичь побережья и прилегающих к аэродрому районов, весь последний отрезок пути Вилтри был сильно взвинчен: ладони вспотели так, что летные перчатки можно было выжимать (он обнаружил это уже на земле).

Даже когда в поле зрения появилась авиабаза Северного сектора и бомбардировщики, взяв за ориентир сигнальные огни аэродрома, уже пошли на посадку, он все равно никак не мог отделаться от непонятной уверенности, что им грозит какая-то смертельная опасность, что что-то ужасное может возникнуть в любой момент из ниоткуда и тут же всех их уничтожить.

Аэродром. Внешний периметр. Повсюду синие флаги. Двигатели работают в минимум своих мощностей, а скорость огромного корпуса «Греты» уже почти достигла точки полного торможения.

В этот переходный момент, чтобы его «Мародер» сохранил равновесие, Вилтри повернул сопла векторных двигателей, переводя самолет из горизонтального в вертикальный режим полета. Теперь только пару раз слегка надавить на газ — небольшой подъем, зависание, снова вниз, касание! Все. Цел и невредим.

Остальные самолеты звена «Ореол» уверенно приземлились вокруг.

Вилтри знал, что Джадд и другие парни уже приглядели себе таверну близ пансиона, где их расквартировали. Шумной ватагой они повылезали из бомбардировщика, сбрасывая снаряжение на бетонную площадку и приветствуя успешное приземление дикими воплями и хлопками.

— Я подойду попозже, — сказал им Вилтри, — мне еще нужно написать отчет.

Пройдя в душевые за комнатой распределения, он сбросил одежду и принял самый долгий в истории Империума душ, безмолвно простояв в воняющей камнебетоном кабинке под чуть теплой струей воды. Затем он переоделся в запасной комплект формы, которую, несмотря ни на что, не забыл положить перед вылетом в вещевой мешок. Когда он надевал бежевую кожаную куртку, то отметил, что руки у него все еще дрожат.

Его команда уже уехала. После недолгих поисков Вилтри поймал транспорт, который шел в центр города, чтобы подобрать там команду космических ВВС. Он высадился на углу, там, где дорога, ведущая к старому храму, выходила на рынок, который обычно занимали торговцы свежей рыбой.

Вокруг не было ни души. Немного подумав, Вилтри пошел на север — в сторону побережья и подальше от темных, мощенных досками улиц. Ветер уже доносил до него йодистый запах моря.

В данную минуту у него были весьма смутные представления, где он находится и как пройти к зданию пансиона. Ничего, всегда найдется кто-нибудь, кто подскажет, если уж действительно будет необходимо.

Когда Вилтри вышел к пирсам, это оказалось для него полной неожиданностью. Он лишь свернул за угол какой-то тесной, изобилующей, казалось, никогда не просыхающими лужами улицы, как тут же оказался на ярко освещенном, открытом всем ветрам приморском бульваре. Прямо перед ним — по ту сторону чугунной балюстрады, железобетонной дамбы и узкой полоски серой гальки — раскинулось бескрайнее море. Вокруг, насколько хватало глаз, никого не было. Лишь тяжелый грузовик прогрохотал мимо. Вилтри перешел широкую дорогу и подошел к самой балюстраде. Вид моря не мог не поразить его. На Фантине не было морей — жидких морей, во всяком случае. Между тем небо уже пожелтело и солнце все быстрее соскальзывало вниз, в неторопливую предвечернюю часть дня. Бескрайнее скопление воды вдруг показалось ему гигантским живым существом, которое в вялом ритме лениво перекатывает складки своего аморфного тела и с шипением трется ими о прибрежный песок. Только у самого берега волны немного поднимались и начинали пениться, но уже чуть дальше необозримая морская гладь принимала ровную изогнутую форму вздымающейся поверхности расплавленного металла, сохраняя такое состояние до почти не различимой глазом линии горизонта. Это немного напомнило Вилтри планету Скальд.

Прямо от морской набережной в сторону моря выступало три длинных пирса, каждый из которых был оснащен узорчатыми коваными стояками и перилами, выкрашенными в белый цвет. Несмотря на то что в этот день Вилтри был порядком измотан, он сообразил, что когда-то это были общие для всех горожан места развлечений. Вдоль набережной стояли шеренги магазинов с опущенными ставнями, закрытые залы для танцев, на стенах которых висели полустертые, порванные ветром афиши с приглашениями на еженедельные танцевальные вечера и прочие праздничные мероприятия. Неожиданно Вилтри полностью захватила идея пройти по ведущему в никуда металлодеревянному мосту, в то время как незнакомая ему морская стихия будет грозно колебаться под ним.

Вилтри пришлось немного пройтись по набережной, пока он не подошел к арке входа на ближайший пирс. Большая грифельная доска была приставлена к решетчатым воротам. Мелом на ней было жирно написано: «Дворец изысканных закусок. Сервировка стола. Живописные морские виды».

Что ж, это ему подойдет. Это, пожалуй, то, что нужно.

Он осторожно ступил под узорчатые своды кованой арки и затем проследовал по пирсу дальше. Теперь шум моря стал намного громче, а между досками настила можно было видеть, как прямо под его ногами колышутся волны. Это вызывало легкое головокружение и даже волнение, помогая заглушить тот постоянный страх, который Вилтри носил в своем сердце.

Кафе располагалось на самом конце пирса. Все остальные постройки были закрыты и находились в совсем запущенном состоянии.

Еще на подходе Вилтри почувствовал запах кофеина и сахарных леденцов. Никогда еще в жизни он не находился так далеко от твердой земли, никогда еще ему не доводилось вот так прогуливаться над океанской гладью.

Зал кафе оказался огромным, что, возможно, являлось свидетельством широкой популярности этого заведения в недавнем прошлом, когда в поисках развлечений толпы горожан заполняли морскую набережную Тэды и заходили сюда, привлеченные живописными морскими видами и изысканной кухней. Широкие зарешеченные окна кафе выходили на все стороны, хорошо освещая столики, расставленные кругами по всему залу. Некоторые из них занимали пожилые мужчины и женщины, видимо не в первый раз зашедшие сюда перекусить. Чуть в стороне от них сидели двое рядовых Содружества, которые выглядели крайне уставшими и измотанными. Из кухни, где готовилась пища, доносились звуки великолепного тресианского вальса.

Вилтри занял столик недалеко от окна, чтобы лишний раз иметь возможность полюбоваться морским видом.

— Что будете заказывать?

Он поднял голову. Девушка в платье в синюю полоску и белом переднике появилась словно из ниоткуда. Он поспешно раскрыл лежащее на столе меню:

— Э… Кувшин кофеина, пожалуйста.

— Желаете что-нибудь закусить?

Вилтри все еще внимательно изучал предложенное меню. Только очень немногие наименования блюд говорили ему о чем-то.

— Копченый окорок с…

— Окорока нет, к сожалению, — сказала девушка. — Также нет блюд с жареной птицей.

— Но я здорово проголодался, — пожаловался Вилтри, который сам только что это осознал.

— Можем вам предложить хороший лорикс. С хлебом.

— Что ж, значит, сегодня у меня будет такой обед.

Девушка исчезла. Он вновь взглянул на море — огромное, подвижное, цвета стали. Раньше только небо ему доводилось видеть таким. Между тем погода начала меняться.

Официантка вернулась с подносом. Она поставила на столик пилота кувшин с кофеином, маленькую чашечку, сахарницу, блюдо с нарезанными ломтиками хлеба, а также тарелку с чем-то непонятным. Как только она отошла, Вилтри налил немного кофеина и исследовал незнакомое блюдо. Оно вкусно пахло и выглядело довольно сносно, хотя он и не мог с уверенностью сказать, что же это такое и как это полагается есть. Вилтри попробовал кусочек, но нашел такую пищу немного соленой и слишком тяжелой на его вкус. Все же он съел немного, но затем отставил тарелку. Он решил, что местный хлеб, который оказался вполне съедобным, заменит ему основное блюдо.

— Там, за шестнадцатым, клевый парень, — сообщила Летрис. — Думаю, из другого мира.

Бека взглянула в указанную сторону и перестала вытирать прилавок.

— Я обслужу его. Ты ведь уже идешь, не так ли?

— У меня свидание, — нахально улыбнулась Летрис — Шикарный летчик из ПСО. Его зовут Эдри. Довольно симпатичный.

— Желаю весело провести время. Смотри не делай ничего такого, чего я бы не делала на твоем месте.

— Ну уж нет, спасибо. В этом случае мне не останется ничего интересного, — хихикнула Летрис и стала развязывать свой передник.

Бека протерла несколько столиков, прежде чем подошла к тому, что стоял у окна.

Да, это был он. Тот самый печальный, прилетевший из другого мира незнакомец, которого она днем раньше уже видела в храме. Который еще разговаривал сам с собой.

Она подумала, что хорошо бы, чтобы сейчас он был в уравновешенном состоянии. Ведь ее дневная смена уже подходила к концу, и это давало ей возможность хотя бы часок поспать до начала ночной.

— У вас все в порядке, сэр? — спросила она.

— Да-да. Все замечательно, — ответил Вилтри, не поднимая взгляда.

Трон Земли! Какое же несчастное выражение лица!

— Вам не понравился лорикс? Не привыкли к такой еде? — поинтересовалась Бека, забирая на поднос та релку с недоеденным блюдом.

Он поднял голову и, немного смутившись, ответил:

— Э… Да нет, я уверен, что блюдо было великолепно, но… Это ведь была рыба, не правда ли?

— Краб.

Вилтри кивнул:

— Дело в том, что, боюсь, я… Я никогда прежде не ел рыбы. Или крабов, какими бы они ни были. Это немного… Немного неожиданный вкус.

— Вы никогда раньше не ели рыбы?

— Я… Я имел в виду, что мой мир… Там, понимаете ли, совсем нет морей…

— О! Так вы, должно быть, так ничего и не ели!

— Нет-нет, спасибо. Я поел хлеба, так что теперь я сыт.

— Что ж, хорошо, — согласилась Бека, убирая все со столика.

Вилтри все еще продолжал сидеть в кафе, завороженно глядя на море, когда смена Беки закончилась и на ночное дежурство пришла Полля, чтобы сменить свою напарницу. Солнце к тому времени зашло, и цвет моря изменился. Вода в нем стала черной, как авиационное топливо.

Вилтри заказал еще одну чашку кофеина и стал медленно потягивать его, не отрывая взгляда от монотонной череды волн, мерно накатывающих на берег, чтобы там разбиться о гальку.


В небе над долиной Лиды, 15.29

Раздались залпы зенитных орудий, и Джагди, развернув свою «Громовую стрелу», которая вся дрожала от работающих на полную мощь двигателей, тут же устремилась на место сражения. Шесть малиновых и розово-лимонных «летучих мышей» класса «Саранча» — класса, к которому принадлежали самые легкие и маневренные из всех вектор-реактивных самолетов Архенеми, — атаковали с тыла группу «Циклонов», отчаянно пытающихся уйти от преследования.

Их судьба была предрешена. Она увидела, как слева от нее взорвался еще один «Циклон», а другой резко ушел куда-то влево и теперь, оставляя за собой след черного дыма, выписывал в небе широкую дугу, которая неизбежно должна была закончиться на земле.

Две «Саранчи» пронеслись прямо под самолетом Джагди, но третья сбросила скорость и заложила вираж, готовясь атаковать очередной «Циклон». Тут она попала в перекрестье, прицела Джагди, и система наведения мгновенно отреагировала короткими позывными.

Большой палец Джагди автоматически нажал на пусковую кнопку зенитного орудия.

Истребитель серии Ноль-Два даже дал крен, когда сдвоенные лазерные пушки на его носовой части изрыгнули пучок смертоносных молний.

Сверкающие снопы зигзагообразных острых лучей вылетели из орудийных гнезд боевой машины и, пронзая пространство, устремились вниз к «летучей мыши». Пораженный вражеский самолет развернуло в воздухе и отнесло в сторону, после чего он начал испускать клубы белого дыма, все более удаляясь по пологой траектории от места сражения и все быстрее и быстрее теряя при этом высоту.

— Начало положено, — усмехнулась в летную маску Джагди. — Лидер Четыре-Один вызывает звено. Я вступила в бой. Повторяю: я вступила в бой.

Краем уха она услышала ответ Марквола, но смысл его не дошел, так как в голове помутилось от тех многократных перегрузок, которые возникли, когда ей пришлось буквально положить на спину свой самолет и дополнительно включить сопла вертикального взлета, чтобы круто развернуться и уйти в сторону от приближающейся «Саранчи». Вражескую машину удалось рассмотреть только мельком: мерцающий блеск орудийных гнезд, розово-лимонные пятна изогнутых крыльев…

Вывернув до предела рычаг подачи газа, Джагди устремила свой самолет, слегка задравший носовую часть, в самую гущу сражения и увидела, как два «Циклона» с грохотом проносятся мимо, а преследующая их «Саранча», готовясь к атаке, уже закладывает вираж. Не прошло и секунды, как все это промелькнуло мимо нее.

Ни один из самолетов звена «Умбра» не был оснащен на этот вылет дополнительным ракетным вооружением — не было ни самонаводящихся ракет, ни ракет класса «воздух — воздух». Джагди приходилось полностью полагаться на точную, прицельную стрельбу из своих орудий.

Она бросила самолет вниз и рванула вправо руль управления, ловко развернув таким образом тяжелую машину. Горизонт бешено завертелся перед ее глазами. Один из «Циклонов» прошел прямо под ней, время от времени оставляя за собой след бурого дыма. Пикирующая на цель «Саранча» уже исчезла из виду, но появилась другая, кроваво-алая, которая, без сомнения, взяла курс на терпящую бедствие энозианскую машину.

Джагди направила свой визжащий турбовинтовыми моторами самолет в очередное глубокое пике, так что перегрузка буквально вдавила летную маску ей в лицо. В глазах у пилота помутилось, но все же она успела заметить, что на мгновение красная «Саранча» попала в перекрестье прицела. Включив дополнительные реактивные двигатели, вражеский самолет тотчас рванулся в сторону, вильнув вбок вопреки законам баллистики, но Джагди, повинуясь своему безошибочному чутью летчика, поступила так же и тем самым свела на нет его маневр. Она бы и сама не смогла объяснить свои действия, но решение оказалось абсолютно верным: «Саранча» ушла в ту же сторону, что и «Громовая стрела».

Джагди ударила из всех своих лазерных пушек и, кажется, куда-то попала, потому что за вражеской машиной потянулся хвост из черного дыма и металлических кусков обшивки крыльев. Затем «Саранча» исчезла из поля ее зрения, но когда пилот заложила очередной вираж, то увидела, как красный самолет уходит на восток. Был ли он серьезно подбит или просто бежал? Кто знает? Старое проверенное правило истребителей: не привязывайся к одной цели!

Джагди снова развернула «Громовую стрелу» и направила ее немного вверх, таким образом проскользнув меж двух несущихся на север «Циклонов». Послышались позывные ауспекса. Кто-то поймал ее в прицел. Джагди заложила крутой вираж, оглядываясь через плечо и нервно озираясь по сторонам. Где он, черт возьми?

Выстрел лазерной пушки прожег небо слева, здорово тряхнув ее машину. Неожиданно на левом крыле появились дымящиеся полосы. Джагди опять заложила вираж и развернула самолет. Она все еще в чьем-то прицеле. На этот раз выстрелы прошили пространство справа. Она накренила крыло и, бросив машину в крутой вираж и не сбавляя скорости, открыла сопла реактивного двигателя, так что у нее получилось два поворота подряд. «Саранча», которая все это время держалась сзади, по инерции пролетела мимо. Пилот успела заметить множество знаков воздушных побед, отмеченных белой краской под нижней панелью кабины вражеского самолета.

Марквол, который находился тремя тысячами метров выше и производил разворот всей группы, в это время, положив свой самолет на левое крыло, уже напряженно вглядывался вниз, стараясь рассмотреть сквозь пелену облаков те невероятные спирали, которые выписывали сражающиеся машины. Ван Тул и Эспир, не нарушая боевого порядка, следовали за ним.

— Пикируем и сразу стреляем, — дал последние указания Марквол.

Бог-Император, он ведь всю жизнь мечтал произнести эти слова в настоящем сражении.

— Следуем за вами, Восьмой, — спокойно отозвался Ван Тул.

— Только скажи когда, — добавил Эспир.

— По моему сигналу… Три, два… Сигнал!

Все три «Стрелы» разом скользнули вниз, набирая скорость по мере снижения. Классическое пикирование перехватчиков. Марквол увидел самолет Джагди и две «летучие мыши». Еще две, с устаревшими, поршневыми двигателями, очевидно, принадлежали местным ВВС. Он пикировал на них так быстро…

Орудия! Трон Земли! В волнении он напрочь забыл подключить электропитание к активатору орудий. Пилот сорвал крышку с панели выключателя. Одна из «летучих мышей» метнулась под его левое крыло. Наверняка они увидели, что три «Стрелы» пикируют на них. Ну и что? Какая теперь разница?

Маркволу показалось, что что-то попало в прицел, и он изо всех сил вдавил кнопку. Машина затряслась, когда орудия выпустили заряд, и пилот тут же во весь голос проклял все на свете. Дело в том, что он намеревался привести в действие активатор автоматической пушки, но эта кнопка, как назло, оказалась на одной линии с кнопкой лазерного орудия. В результате он одним залпом совершенно напрасно растратил почти половину боеприпасов своей батареи и при этом даже никуда не попал.

Если не считать… вон тот «Циклон», который покинул своего товарища и теперь стремительно падал, объятый пламенем. Марквол, обливаясь потом в своей летной маске, только бессмысленно моргал глазами. Дерьмо! Не может быть! Пожалуйста, скажите, что он не делал этого! Пожалуйста!

Восьмой! У вас какие-то неполадки? Марквол, ты слышишь меня? — Голос Ван Тула ворвался в его кабину через динамики.

Марквол сразу очнулся. Одну или две секунды он бессмысленно таращился на подбитый им «Циклон», но и этого было более чем достаточно, чтобы проскочить высоту, на которой велось сражение. Глупейшая ошибка!

— У меня все в порядке! Все в порядке! — закричал он и инстинктивно потянул на себя рычаг управления.

Это была еще одна ошибка, достойная новичка. Марквол направил самолет вверх слишком круто и растерял ту скорость, которую машина набрала за время пикирования. Теперь его «Стрела» вновь тяжело набирала высоту, и ее скорость стала опасно низкой.

— Ты тупой придурок! — вскричал Марквол.

— Восьмой, я вас не понял, повторите!

— У меня все в порядке! — огрызнулся юный летчик и стал по широкой дуге разворачиваться, надеясь, что таким образом вновь обретет скорость.

Не успел он это сделать, как прямо по его курсу мимо него пронеслась вражеская «Саранча». Рванувшись к активатору орудий, Марквол тут же открыл по ней бешеный огонь. Все мимо.

Он лишь увидел, как растворяется в небе жемчужный след от выстрела лазерной пушки. В кабине зазвучали позывные системы оповещения, которые сообщили, что батареи его орудий полностью истощены. Юноша опять сглупил. Он впустую израсходовал весь заряд и теперь остался без своего основного оружия. Все тридцать выстрелов были растрачены за два бессмысленных залпа.

Задрав голову, Джагди видела, как все три самолета ее группы, спикировав, сразу вступили в бой. Машина Ван Тула, оказавшись на несколько сотен метров выше, на два часа от нее, умело атаковала заходящую на вираж «Саранчу». «Летучая мышь» мгновенно превратилась в огненный шар, и «Громовая стрела» Ван Тула, пролетая по дуге сквозь волну огня от подбитой машины, неожиданным образом увлекла за собой настоящий вихрь из объятых пламенем обломков. Эспир совершил образцовый подлет на цель, но выбранная им жертва в последний момент взмыла вверх и затем на широком вираже ушла далеко в сторону. Оставленный не у дел, Эспир аккуратно выровнял самолет и, развернувшись, бросился в погоню за другой «летучей мышью».

Джагди не совсем понимала, что происходит с Маркволом. Парень пронесся как наскипидаренный и сразу разрядил невероятное количество энергии лазерной пушки. Что это? Нервный срыв, который иногда случается во время первого вылета? Может быть. Может быть, это также объясняло, почему он пролетел нужную высоту и потом, теряя скорость и впустую расходуя топливо, стал осуществлять самый нелепый выход из пике, который она когда-либо видела с момента окончания летной школы.

Джагди даже хотела выйти из боя, чтобы прикрыть его, но «Саранча» успела вновь сесть ей на хвост, и, несмотря на все уловки и ухищрения, Джагди то и дело попадала во вражеский прицел.

— Ведущий Четыре-Один вызывает «Умбру Пять».

— Говорите, ведущий!

— Эспир! Во имя Трона, прикрой парня!

— Уже выполняю!

Эспир быстро развернул свою «Стрелу» и бросился на помощь «Умбре Восемь», которая теперь виляла из стороны в сторону, неумело исполняя серию обманных маневров.

— Восьмой, говорит Пятый. Ты в порядке?

— Да. У меня… все…

— Восьмой, у тебя что, какие-то неполадки с орудиями?

— Никак нет, Восьмой.

— Ты так грохнул по небу, что, казалось, разрядил всю батарею.

— Нет-нет, Восьмой. У меня все отлично.

Эспир только покачал головой. Сейчас он был напряжен. Очень напряжен. И не только из-за этого воздушного боя. Пожалуй, Перс Эспир — единственный из всех пилотов «Умбры» — недолюбливал «Громовые стрелы». Он скучал по своей старой «Молнии» гораздо больше, чем мог себе признаться. В комнатах распределения другие пилоты, собираясь вместе, обычно расхваливали свои «Стрелы» и говорили о них так, как будто речь идет о подругах, женах, мужьях… Эспир никогда ничего подобного к этим самолетам не испытывал. Его машина, бортовой номер Девять-Девять, совсем ему не подходила. Она была очень старая — настоящий ветеран среди перехватчиков, хотя заботливые руки механиков и поддерживали ее во вполне приличном состоянии. То ли «Громовые стрелы» вообще ему не соответствовали, то ли все дело было в этом конкретном Девять-Девять — Эспир не знал, но каждый раз, когда он садился за штурвал, ему приходилось бороться с самолетом, заставлять делать то, что нужно. Дошло до того, что он теперь с опаской ожидал каждого приближающегося вылета.

В Империуме, где тщательно оберегаемые и постоянно ремонтируемые боевые машины могли быть в десять, двадцать, пятьдесят раз старше своих пилотов или водителей, были широко распространены легенды о проклятых самолетах и танках, якобы приносящих несчастье своим владельцам. Говорили, что эти машины обречены отбирать жизни у своих хозяев до тех пор, пока сами не будут уничтожены. У «Громовой стрелы», бортовой номер Девять-Девять, и до Эспира была уже длинная и непростая история. В разное время шестеро летчиков погибли или были покалечены в ее кабине. Также было два неудачных приземления и три серьезных ремонта. Эспир как-то спросил Хеммена, своего главного механика, действительно ли Девять-Девять проклят. Хеммен рассмеялся, хоть и не совсем по-доброму, и ответил, что нет. Однако уже на следующее утро при заправке произошел несчастный случай. Младший механик, работая с горелкой, так обжег себе руки, что буквально припаял кожу к фюзеляжу.

Эспир старался не думать ни о чем плохом, хотя трудно было забыть, что на своей старой «Молнии» он сбил четыре вражеских самолета, а на новой машине пока ни одного. Мало того, теперь почти каждый раз, когда он возвращался с задания, его механики должны были думать, как залатать очередные пробоины в обшивке «Громовой стрелы».

Эспир умело пристроил свой самолет к движению машины Марквола, и сейчас они летели параллельными курсами. Как-никак, а он был опытным командным летчиком. Знал, как нужно осуществлять прикрытие и защищать спину своего товарища по группе. Вот почему именно ему Джагди поручила такое задание, и он, конечно, его выполнил. И все же Эспир был напряжен. Марквол здорово тревожил его своими неумелыми маневрами. Неожиданно на панели приборов зажглась лампочка, говорящая о резком падении давления в баке машинного масла. Что это значит? Неужели его подстрелили, а он даже не заметил?

«Не отвлекайся от игры, Перс. Не отвлекайся от игры», — подумал Эспир. Парень попал в беду, и сейчас ему нужна была его помощь.

— Разворачивайся, Восьмой. Давай-ка посмотрим, не сможешь ли ты еще быть здесь полезным.

Он окинул взглядом летящую рядом машину и увидел, как Марквол в красном шлеме энергично кивнул и поднял вверх большой палец. Солнце блеснуло, отразившись от его кабины.

Затем блеснуло еще раз… отразившись уже от чего-то другого.

— В отрыв! В отрыв! — заорал Эспир.

Обе «Стрелы» рванулись вверх и в разные стороны, поскольку мимо, почти невидимый глазу, промелькнул розово-лимонный объект. В кабине Эспира зазвучали позывные о получении повреждений.

— Восьмой, ты где? — уже почти прохрипел он, стараясь управиться с непослушным рычагом, не позволявшим выровнять самолет.

— Я не вижу его! Я не вижу его! — раздалось из вокса.

Эспир уже нашел «Умбру Восемь» в небе и теперь прекрасно видел, что, находясь справа и выше его, Марквол собирается взмыть под неимоверно острым углом. Перс резко добавил газу и начал подъем.

— Восьмой, остановись! Мотор заглохнет, если взять вверх так круто!

Тишина в ответ. Из-за колоссальных перегрузок юный летчик, видимо, не мог произнести ни звука.

«Только не отключайся… Не отключайся…» — молил про себя Эспир. Вот дерьмо! С востока, выбрасывая огонь из всех орудий, на Марквола вновь пикировала «летучая мышь». При попадании «Стрелу» здорово тряхнуло, что, возможно, сослужило ее пилоту добрую службу, потому что вывело самолет из этого самоубийственного подъема, а может быть, и привело летчика в чувство.

Эспир ударил по кнопке разогрева двигателя и, круто развернув самолет влево, так что его мощный корпус заходил ходуном, заставил его плавно взмыть на несколько десятков метров, чтобы оказаться на пути у стремительно приближающейся «Саранчи». Будь он проклят, если позволит угробить парня в первый же его боевой вылет.

Эспир открыл активатор орудий. Выбор пал на автоматические пушки. Последовал точно рассчитанный залп под очень удобным для стрелка углом. «Саранча» задрожала и с уже простреленным корпусом резко ушла куда-то влево.

Тут откуда ни возьмись вдруг появилась еще одна «летучая мышь», которая стремительно шла прямо на них. Эспир рванул штурвал и, слегка опустив носовую часть самолета, направил его наперерез атакующей «Саранче», стараясь закрыть машину Марквола своей собственной.

Секундой позже Марквол увидел, что происходит, но было уже слишком поздно. Сразу несколько точных попаданий сотрясли самолет Эспира. Полетели куски снесенной обшивки, части штурвала, выхлопной трубы двигателя. Кабина сильно пострадала, но удивительным образом выстояла. Атакующая «Саранча» пронеслась под ними как комета — на скорости никак не менее пятисот километров в час.

— «Умбра Пять»! «Умбра Пять»! Вы в порядке?

«Умбра Пять», теперь постоянно виляя в полете, выпустила из корпуса тонкую струйку серого дыма.

— «Умбра Пять»!

— У меня все в порядке, — отозвался Эспир. — Все в порядке.

Эспира подбили — у Джагди не было в этом никаких сомнений. Когда она кидала свою стальную птицу из стороны в сторону в надежде освободиться от будто приклеившейся «летучей мыши», краем глаза увидела, как тот бросился вражескому истребителю наперерез.

Где он теперь? Поди узнай! Она положила свой самолет на крыло, и мир тут же повернулся вокруг. «Летучая мышь», продолжая преследование, ни на миг не отпускала ее от себя.

Джагди лихо вошла в крутой вираж. Неожиданно на ее ауспексе появился какой-то объект, и система предотвращения столкновений сразу напомнила о себе пронзительным сигналом.

Как оказалось, один из «Циклонов» Содружества летел, точно пересекая ее траекторию.

Чтобы избежать столкновения, Джагди рванула рычаг вперед и в последний момент успела провести самолет под дельтовидным крылом «Циклона». Вентиляционные двигатели «Громовой стрелы» пронзительно завизжали, когда тяжелая машина была брошена в столь крутое пике. Земная поверхность приближалась с пугающей скоростью. Уже стали отчетливо видны причудливый изгиб Лиды, ровно вычерченные прямоугольники сельскохозяйственных полей, широкие гидропонные сооружения. Выход из такого пике обещал быть очень непростой задачей для пилота.

Внезапно прозвучал сигнал угрозы от системы слежения. Час от часу не легче. «Летучая мышь», которая неотступно следовала за Джагди, теперь снова поймала ее в прицел.

Чтобы выйти из штопора, ей придется вынести перегрузку в три или четыре G. Вообще-то, это возможно — при условии, конечно, что организм пилота достаточно крепок. Джагди напрягла ноги и туловище и дернула рычаг управления.

И вот это началось. Раз! — и она уже весит около тысячи килограммов, чувствуя, как сердце и легкие давят на диафрагму. В глазах у нее помутилось. Обзор постепенно сузился до узкого туннеля. Лишь сжавшись в «замок», как рекомендуют в подобных случаях, ей удалось предотвратить отток крови от головы и неизбежную последующую потерю сознания.

Где-то на высоте пятидесяти метров Джагди все же успела выйти из штопора и выровнять самолет. Теперь он летел так низко, что даже поднимал ветром небольшую волну в ирригационных каналах, которые орошали близлежащие сельскохозяйственные угодья. Мельком пилот увидела, как стадо болотных зубров внизу бросилось врассыпную по широкому, чем-то засеянному полю. Так… Сейчас маневр вправо, чтобы уйти от столкновения с водонапорной башней, затем опять влево. Поднимаемый «Стрелой» ветер сорвал пленку из пластека, натянутую над посевами болотной свеклы. Между тем «летучая мышь» оказалась точно на шесть часов от Джагди. Цель снова захвачена. Бах! Бах! Бах!

Джагди резко сбросила скорость и тут же почувствовала, как ремни летного снаряжения сначала больно врезаются в подавшиеся вперед плечи, а затем отбрасывают ее обратно на спинку сиденья. В следующее мгновение пилот увидела, как «летучая мышь» проносится прямо над ней, отчаянно пытаясь сразу развернуться и уйти вверх.

Включив сопла вертикального взлета, Джагди прямо на подъеме удобно развернула самолет и в тот же миг ударила по «летучей мыши» тремя мощными залпами из лазерных орудий. Казалось, не получив никаких серьезных повреждений, вражеский истребитель повернул влево, но затем внезапно дал крен на крыло и, совершив несколько витков по спирали, вошел в гибельный штопор. Он с такой силой врезался в самую середину гидропонного плота, что образовавшаяся от столкновения волна выплеснула значительную часть воды за пределы искусственного водохранилища.

Набирая высоту, Джагди развернула самолет на юг, оставив за собой столб густого дыма, который быстро поднимался над горящим фермерским участком.

— Ведущий, вы с нами? — запросил Ван Тул по воксу.

— Все на четыре-А, — ответила она. — «Умбра Пять», вы в порядке?

— Все отлично, — отозвался Эспир.

Остальные «Саранчи» улетели прочь. Джагди приказала группе Четыре-Один выстроить боевой порядок сопровождения вокруг оставшихся «Циклонов» и так вести их до самой базы. Лично она сбила два самолета (еще один так и остался под вопросом), доведя свой личный счет воздушных побед до девятнадцати. Ван Тул сбил одного и увеличил свой счет до одиннадцати.

Что ж, не так уж и плохо.


Тэда. Южная ВВБ, 16.59

Техническая команда наземного контроля подняла синие флаги и зажгла посадочные огни. День клонился к закату, и пелена облаков окрасилась в розово-лиловый цвет, почти что в цвет истребителей класса «Саранча». Группа Асче уже давно вернулась, а подопечные Бланшера приземлились лишь пятнадцать минут назад. Когда Джагди пошла на посадку, она заметила на поле аэродрома изящные, цвета слоновой кости машины Апостолов, которые стояли на своих долговременных стоянках, заботливо подготавливаемые к будущим полетам бригадами механиков. Их черные носовые части блестели, как начищенные, а специальные антенны, установленные для ведения боя в ночное время, издали напоминали ветвистые оленьи рога. Все прочие авиабригады Космического Флота в данный момент находились в воздухе. Да… Непростой выдался денек.

— Командование Полетами, имейте в виду, — предупредила Джагди, когда подлетала к аэродрому, — вопреки информации, полученной от вас во время краткого инструктажа, воздушные силы Архенеми совершают боевые вылеты по эту сторону Маканайтских гор.

Она отправила четыре таких сообщения, но так и не получила подтверждение получения информации. «Летучие мыши» уже над горным хребтом… Им потребовалось на это намного меньше времени, чем рассчитывал Орнофф.

— Командование Полетами, пожалуйста, подтвердите получение моего сигнала.

— Ваша информация получена, ведущий «Умбры». Она уже отправлена в штаб Главного Командования Тактических Операций.

Уже в сумерках Джагди разглядела приготовленную для них полосу, ярко отмеченную посадочными огнями, и, включив в работу вращающиеся сопла реактивного двигателя, точно, почти без толчка приземлила свою «Стрелу».

Команды механиков выбежали им навстречу.

Совершил посадку Марквол, который до сих пор не мог унять дрожь, переполняемый чувством, в котором восторга было, пожалуй, не меньше, чем страха. Он выжил, но, Бог-Император, как же он напортачил! В том, что случилось с Эспиром, виноват только он — тут нет сомнений.

Самолет Ван Тула пролетел у него над головой, постепенно замедляясь, до тех пор пока не совершил изумительную по точности вертикальную посадку лишь на работающих соплах.

Наконец сел Эспир.

Не обращая внимания на Рэкли и других механиков, Марквол покинул свою «Стрелу» и бегом кинулся к машине Эспира.

По мере приближения он невольно замедлил шаг. Вся боковая часть самолета была снесена к чертовой матери, бронированная обшивка смята и порвана, покрытый сажей корпус прострелен во многих местах, а руль управления и край крыла обуглены.

Какой-то механик первым подбежал к этой искалеченной стальной птице, но Марквол отпихнул его в сторону и, запрыгнув на крыло, сам сдвинул каркас разбитой кабины:

— Эспир! Эспир, вы в порядке?

Перс Эспир медленно поднял голову. Бронированная обшивка его кабины была разнесена на мелкие части. Не уцелел ни один из множества откалиброванных дисков на панели приборов. Левая рука Эспира превратилась в искромсанный кусок мяса в рваных лохмотьях, а правая в результате попадания лазерной пушки обгорела и действием теплового луча была буквально припаяна к рычагу управления. Левая сторона лица пилота была так утыкана осколками битого стекла, что стала напоминать подушечку для иголок.

— У меня все отлично, — сказал Эспир.