"Двуглавый орел" - читать интересную книгу автора (Абнетт Дэн)

День 252

В небе над Маканайтским хребтом, 06.32

Солнце вышло из-за горизонта, ярко осветив борт самолета и окрасив заснеженные горные вершины далеко внизу в нежно-розовый цвет, неожиданно сделав их похожими на праздничный торт с кремом, в то время как впадины в скалах заполнили черные как чернила тени. Еще тремя тысячами метров ниже, в легкой дымке морозного воздуха, протянулась бесконечная пелена белых перистых облаков.

Самолет ведущего «Охоты» при свете дня казался крошечной клинообразной фигуркой, мелькающей далеко впереди. Он начал выполнять поворот на десять градусов к северо-западу, и Дэрроу тут же отвернул рычаг управления в сторону, строго повторяя его маневр. Горизонт скакнул вверх, и весь мир стал медленно поворачиваться вокруг кабины пилота. Сразу послышалось какое-то странное постукивание, но он не придал этому особого значения.

По крайней мере, уклономер все еще работал. Как только Дэрроу осуществил поворот и выровнял свое положение в строю самолетов, он потянулся вперед и в который раз щелкнул кнопкой индикатора горючего.

Медный, точно откалиброванный циферблат все еще показывал полные баки, чего никак не могло быть в действительности, ведь они находились в воздухе уже сорок восемь минут.

Дэрроу снял летную перчатку и попробовал нажать еще раз, полагая, что плотный утепленный материал не позволяет сделать это как следует.

Индикатор упорно настаивал на своем.

Почувствовав, как быстро коченеют пальцы, пилот быстро натянул перчатку обратно. В герметичном костюме было вполне комфортно, но термометр в кабине показывал минус восемь.

Не было слышно ничего, кроме монотонного гула реактивных двигателей. Дэрроу огляделся по сторонам, не забывая, что нужно поддерживать режим визуального наблюдения. Ничего. Только небо вокруг да отблески солнца на визоре. Силуэт «Охоты Три», как и положено, маячит впереди, оставляя за собой след отработанного топлива.

Пилот направил самолет вверх, выжимая из двигателя максимально возможную скорость. «Волчонок» недовольно взбрыкнул и возобновил свое раздражающее постукивание.

Трон Земли! Он-то думал, что его стальная птица неисправна, а дело совсем не в этом. Они уже тогда были подбиты.

Натянув до отказа ремни снаряжения, Дэрроу наклонился вперед и выглянул из кабины. Так и есть! Алюминоидная обшивка его правого крыла была пробита и разорвана в нескольких местах. Адские зубы! Его подстрелили, как куропатку!

Он надавил рычаг скорости, чтобы получить дополнительное ускорение, и ушел влево, стремительно набирая высоту.

Небо, такое безмятежное на рассвете, всего несколько минут назад, теперь заволокло дымом, который местами напоминал длинные серые волокна, местами — искусственные цветки из закопченной ваты. Боевой строй звена «Охота» был безнадежно нарушен, и теперь их самолеты беспорядочно рассеялись по всему небу. Дэрроу даже не мог засечь их противников, пресловутых «летучих мышей».

Хотя нет, одного он заметил. Тот явно заходил в хвост «Охоты Пять», выпуская трассирующие снаряды из своих орудий.

Дэрроу тут же направил туда свой самолет, привычным движением приведя оптический прицел отражателя в нужное положение, после чего большой палец сам собой лег на кнопку активатора счетверенных зениток, установленных на носовой части «Волчонка».

«Летучая мышь» бешено металась в оптической сетке прицела, никак не позволяя поймать себя в перекрестье.

Дэрроу проклял все на свете и уже начал молиться Богу-Императору всего Человечества, чтобы тот поддержал его крылья и хотя бы на одно мгновение, необходимое для удачного выстрела, задержал неуловимую мишень. Он выкручивал штурвал в разные стороны, уводя машину то вверх, то вбок, стараясь скорректировать прицел, но на каждый его маневр «летучая мышь» отвечала своим, все время ускользая из зоны поражения.

Внезапно прямо по курсу что-то вспыхнуло, образовав небольшое облачко густого дыма, и Дэрроу неожиданно оказался в области черного дождя, который яростно хлестал по кабине его «Волчонка».

Но это был вовсе не дождь, а капли машинного масла. За ними последовали обломки самолета: сверкающие куски металла, покореженные части фюзеляжа, обрывки алюминоидной обшивки. Летчик вскрикнул от неожиданности, когда густое черное горючее залепило купол кабины и закрыло ему весь обзор. Он слышал, как стучат обломки, попадая по носовой части корпуса и внешней стороне крыльев. «Летучая мышь» пополнила число своих жертв, и Дэрроу пролетал сейчас сквозь грязную кучу мусора — все, что осталось от «Охоты Пять». Любая сколько-нибудь значительная болванка из этого лома могла пробить обшивку самолета не хуже артиллерийского снаряда и убить его. А если даже крошечный, в одну десятую миллиметра, кусочек металла попадет в сопло его пульс-реактивного двигателя…

Дэрроу вытянул штурвал на себя и едва не вырвал его, заставляя «Волчонок» уйти вверх и покинуть зону. задымления. Солнце вновь осветило самолет, и стало видно, как из-за перепада давления липкий, густой, как кровь, конденсат дрожащими струйками медленно стекает со стекла кабины пилота.

Почти тут же летчику пришлось совершить головокружительный маневр влево, едва избежав столкновения еще с одним «Волчонком». Дэрроу услышал сдавленный крик по воксу, и, на мгновение заслонив собой все пространство, маленький темно-зеленый перехватчик пронесся почти над самым его плечом.

Этот последний сумасшедший вираж, пожалуй, был слишком крутым. На какой-то миг самолет перевернуло, и пилоту потребовалось немало усилий, чтобы выправить положение, в то время как горная гряда уже опасно возвышалась над ним. Опять началось постукивание. Это проклятое постукивание. Теперь он заметно терял скорость, а старые импульсные двигатели серии К4Т имели отвратительную привычку воспламеняться, если скорость воздушного потока вдруг резко падала. Стараясь избежать всякого риска, Дэрроу включил двигатель на предельно допустимую мощность. Два самолета пронеслись мимо так быстро, что он не успел определить их тип, но следующие три определенно были «Волчатами». Они летели перпендикулярно его курсу, причем один из них оставлял за собой протяженный след из клубов темно-синего дыма.

— Ведущий «Охоты»! Ведущий «Охоты»! — тщетно вызывал Дэрроу.

Солнце слепило ему глаза, и, когда два «Волчонка» взмыли вверх, он уже не мог удержать их в поле зрения, но третий, как подраненная птица, медленно терял высоту, своим дымом выписывая причудливые узоры в небе.

И тогда Дэрроу ясно увидел «летучую мышь». В пятистах метрах, на два часа от него, она пикировала на «Волчонок», который, вероятнее всего, был уже безнадежно выведен из строя. В первый раз за четыре недели боевых вылетов пилот получил возможность как следует рассмотреть своего неуловимого врага. Неприятельский самолет формой напоминал вытянутый двусторонний топор, причем кабина пилота была отодвинута назад и возвышалась на месте соединения отточенных лезвий. Перехватчик класса «Адская бритва» — цвет военно-воздушных сил Архенеми. Во время краткого инструктажа перед боевым распределением им говорили, что эти воздушные убийцы бывают или кроваво-красного, или матово-черного цвета, но этот поражал своей жемчужной белизной — как снег, как алебастр, — в то время как купол его кабины был зловеще выделен черной краской, напоминая темную глазную впадину на гладком сверкающем черепе.

Дэрроу должен был почувствовать страх, но, напротив, ощутил лишь прилив адреналина в крови. Он рванулся к приборам и, согнувшись в бронированной кабине, включил дополнительное ускорение, устремив свою машину к противнику, все время держась на пять часов к нему, предполагая с этой стороны остаться незамеченным. Казалось, его план сработал, и ничего не подозревающий враг продолжал неспешно преследовать уже подбитый «Волчонок», не совершая никаких дополнительных маневров.

Летчик щелкнул продолговатой кнопкой. Орудия пришли в боевую готовность.

Подойдя на расстояние в триста метров, Дэрроу стал лихорадочно рассчитывать угол наводки и пришел к неутешительному выводу, что будет вынужден вести огонь под углом примерно пять градусов. Бог-Император, он сейчас получит…

Пилот положил большой палец на активатор зенитной стрельбы. «Волчонок» слегка вздрогнул, когда орудия изрыгнули пламя, которое вырвалось из-за изогнутого конуса носовой части машины. Дэрроу отчетливо услышал и даже ощутил, как щелкнули затворы.

«Летучая мышь» исчезла.

Он беспрепятственно пролетел дальше, выполняя широкий разворот на скорости свыше двухсот семидесяти километров в час. Воздушный бой закончился в одно мгновение. Но уничтожил ли он противника? Дэрроу сидел в прозрачном куполе кабины и, как зверь, выглядывающий из норы, тревожно озирался по сторонам. Если он попал, то ведь должен же был появиться дым?

Но, кроме клубов густого дыма вдали — километром выше, где все еще продолжалось главное сражение, — он ничего не заметил.

И тогда он повернул назад… Первое правило воздушного боя: стреляй и уходи в сторону. Никогда не привязывайся к одной цели и никогда не возвращайся. Иначе сам станешь целью.

Но все же он должен был знать. Должен.

Дав крен на правое крыло, Дэрроу заложил вираж над горной цепью в надежде увидеть огненный след от падения самолета.

Опять ничего.

Летчик вновь выровнял положение своей машины.

И вдруг обнаружил то, что искал, — совсем рядом, буквально под боком.

Он невольно вскрикнул от неожиданности, когда понял, что «летучая мышь» все это время следовала за ним, точно повторяя движения «Волчонка», на расстоянии, не превышающем ширину его крыла, причем на ее отполированном до блеска белом фюзеляже не было ни царапины.

Она играла с ним как кошка с мышкой!

Паника охватила курсанта летного сколама Энрика Дэрроу. Он прекрасно понимал, что его доблестный малыш «Волчонок» не сможет ни убежать, ни спрятаться на большой высоте от такого самолета, как «Адская бритва». Летчик максимально убавил газ и произвел резкое торможение в надежде, что этот неожиданный маневр заставит большой самолет по инерции пролететь дальше, — это бы дало его машине шанс оторваться.

На какой-то момент его преследователь исчез, но вскоре появился вновь, уже с другой стороны, полностью повторив его трюк с торможением. Дэрроу смачно выругался. Самолеты класса «Адская бритва» имели направляемый вектор тяги. Сейчас пилот был так близко, что даже мог видеть вращающиеся сопла реактивных двигателей, располагающиеся на самом брюхе «летучей мыши», под ее крыльями-лезвиями. Это давало ей возможность превосходить в маневренности любой обычный реактивный самолет, а в таких элементах пилотирования, как вертикальный взлет, торможение и даже переход в режим неподвижного зависания, ей просто не было равных.

Тем не менее Дэрроу отказывался признать себя побежденным — ему еще рано умирать. Сильным движением он почти согнул рычаг управления и, тут же рванув штурвал в сторону, бросил самолет в самое крутое пике, на какое только мог отважиться. Возьми он еще чуть круче — и у его «Волчонка» наверняка бы сорвало крылья.

Весь обзор мгновенно заполнил скалистый пейзаж. Раздался визг пульс-реактивных турбин. Горы во всем своем великолепии предстали перед ним, выстроившись в цепь, словно для торжественной встречи. Его горы. Его мир. Тот мир, который, давая присягу, он обещал защищать.

Ни на миг не отпуская его от себя, невидимый враг в белоснежной машине, без труда повторив опасный маневр, теперь продолжал свое преследование среди горных вершин…


Тэда. Северная ВВБ, 07.02

Иногда выдавались минуты, как, например, в это чудесное утро, когда Август Каминский любил играть в игру, которую он сам же и придумал. Она называлась «Представь себе, что нет никакой войны». В некотором отношении это было не так уж и трудно. Сейчас ничто не нарушало тишины рассвета, а холодный воздух, всю ночь заставлявший его поеживаться, теперь, в лучах восходящего над городом солнца, дарил ощущение приятной прохлады. С места, где он сидел, хорошо была видна широкая панорама залива в легкой дымке утреннего тумана, а за ним — бескрайняя гладь сверкающего голубой сталью моря. Сам город Тэда — причудливая смесь бесцветных башен из камне-бетона, малоэтажных жилых построек и устремленных ввысь пирамидальных зданий, — выстроенный в стиле, некогда популярном в течение целых двадцати девяти веков, казалось, еще спал, уютно устроившись на широком выступе побережья. Общее впечатление немного портили кружащие над головой чайки, потому что Каминский невольно завидовал их ничем не ограниченной свободе, их удивительной способности летать, но в целом в такие минуты развлекать себя этой игрой было одно удовольствие.

Хотя Тэда и не была местом его рождения (он родился тихим, кротким ребенком сорок два года назад в трех тысячах километрах к северу, в Великом Улье Энотополис, на противоположном берегу Зофонианского моря), Каминский безоговорочно принял этот город как свой родной. Заметно уступая Великому Улью по площади и числу населения, Тэда производила впечатление очень уютного для проживания места, пользующегося всеми преимуществами приморского города, а благодаря своему университариату и множеству сколамов она также получила широкую известность как культурно-образовательный центр. К тому же она была древнее Великого Улья. Старый Квартал Тэды стоял уже около трехсот лет, когда первые технократы принялись складывать свои громады из адамантина на полуострове Урсбонд, что и явилось основанием Энотополиса. Именно Тэда, старая добрая Тэда была одним из первых городов Энозиса.

Каминскому пришелся по душе этот город: отчасти из-за его великого прошлого, но в основном потому, что Август уже свыкся с ним, ведь прошло долгих шесть лет с тех пор, как он был сюда откомандирован. Теперь Каминский уже хорошо освоился и знал все — от местных закусочных, пирсов и прибрежных павильонов до библиотек и музеев. Это было то место, куда каждый раз хотелось вернуться, как только он закрывал кабину своей машины и привычным жестом прощался с механиками. И это было то место, куда он каждый раз возвращался.

Даже в прошлый раз…

— Вон он где! Шофер!

Знакомый голос нарушил плавное течение его мыслей. Он приподнялся на потертом кожаном сиденье своего грузового транспорта и выглянул в окно. Сениор Пинчон, диспетчер Муниторума, шел сюда по твердой, как бетон, площадке, а трое его помощников, следуя за ним, словно неопытные курсанты за летчиком-асом, почтительно держались чуть сзади. Длиннополый плащ Пинчона развевался за ним в такт шагам, а тяжелые сапоги поднимали пыль с каменистой, выжженной солнцем почвы. Он обладал очень высоким голосом, своей пронзительностью почти не уступавшим крику чаек.

Каминский недолюбливал Пинчона. Теперь, когда появление начальства заставило его опустить взор с небес на землю, любимая игра была окончательно испорчена. Трудно не замечать войну на военном аэродроме.

Каминский открыл дверь кабины и вылез из машины, чтобы приветствовать сениора. Он с пяти утра не спал и теперь, потягивая кофеин из фляги и не спеша закусывая рулетом из слоеного теста, ожидал получения нового задания.

— Сениор, — произнес он, отдавая честь.

Это было лишнее — диспетчер, прошедший обряд помазания, не имел воинского звания, — но старые привычки, как и самого Каминского, трудно было изменить. Держа в руках планшет со всей необходимой информацией, Пинчон окинул взглядом водителя и давно не мытый транспорт за его спиной.

— Шофер Каминский, категория А? Транспорт номер сто шестьдесят семь?

— Как вам хорошо известно, сениор, — ответил Каминский.

Пинчон поставил отметку в какую-то графу своей таблицы.

— Полностью заправлен и готов к отправке? — Каминский кивнул:

— В пять ноль-ноль мне были выданы купоны на шестьдесят литров горючего второго сорта, и на выезде из депо, перед самым дежурством, я залил полные баки.

Пинчон поставил отметку в другую графу.

— Сохранили квитанцию?

Каминский достал сложенный листок из кармана куртки, разгладил его и протянул сениору. Пинчон внимательно изучил бумагу:

— Шестьдесят литров и три миллилитра, не так ли, шофер?

Каминский пожал плечами:

— Насадки шлангов автозаправщика не очень точно регулируются, сениор. Я остановил заправку, когда стрелка индикатора была на шестидесяти, но, может быть, несколько капель…

— Вам следует быть более внимательным! — резко произнес Пинчон.

Один из его помощников тут же подобострастно закивал.

— Вы когда-нибудь сами заправлялись из цистерн в депо, сениор? — не подумав, спросил Каминский.

— Конечно нет!

— Вот тогда бы вы знали, как это непросто — перекрыть струю так, чтобы с точностью до капли набрать горючего.

— Не перекладывайте свою вину на меня, шофер! — взорвался Пинчон. — Стратегические ресурсы, такие как горючее, должны распределяться и расходоваться крайне экономно — с точностью до миллилитра! В этом и состоит задача Святого Муниторума. Идет война, вы что, не знаете?

— Да, я слышал…

Больше не обращая на него внимания, сениор Пинчон повернулся к кивающему помощнику:

— Сколько стоит три миллилитра горючего второго сорта по официально утвержденной цене?

Помощник произвел быстрые вычисления в своем карманном планшете.

— Округляя в сторону уменьшения — десять с половиной кредитов, сениор.

— Округлите в сторону увеличения. И вычтите эту сумму из следующей зарплаты шофера Каминского, категория А.

— Записано, сениор.

Пинчон опять повернулся к Каминскому:

— Перевозка. Личный состав. Заберете их в ближайшие тридцать минут от здания отеля «Империал» по адресу…

— Я знаю, где это.

— Хорошо. Доставите их к пункту распределения Южной ВАБ. Задание понятно? Прекрасно. Тогда распишитесь здесь.

Неумело сжимая пальцами стилус для письма, Каминский вывел свое имя, но снова не смог удержаться от вопроса:

— Это, наконец, летчики? Летчики Космического Флота?

Пинчон вскипел:

— Я не уполномочен отвечать на такие вопросы. Идет война.

— Вы думаете, я не знаю этого, сениор? — спросил Каминский.

Забирая планшет и стилус, Пинчон взглянул шоферу в лицо. В первый раз за время всего разговора их взгляды встретились. То, что он там увидел, заставило его содрогнуться.

— Выполняйте задание, шофер, — сухо произнес Пинчон и поспешно зашагал прочь.

Каминский забрался в кабину своего побитого транспорта и включил двигатель. Торчащие вверх выхлопные трубы зачихали и стали небольшими порциями выплевывать густой синий дым. Сняв машину с тормозов, шофер по пологому спуску вывел десятико-лесный транспорт с территории авиабазы и, далее следуя вдоль цепного ограждения, повел его по грунтовой окружной дороге в сторону города.

Об уводящей от реальности игре теперь можно было забыть. Здесь уже ничто не напоминало о мирной жизни. Вдоль дороги, куда ни бросишь взгляд, можно было видеть мрачные приметы военного времени: валяющиеся шланги для подачи горючего, измазанные в вязком черном прометии; обшитые металлом ангары; ветхие мастерские, дрожащие от гула работающих станков; ряды пусковых запалов зажигания, установленных на специальные тележки; товарные составы подвозящих боеприпасы поездов — уже разгруженные и теперь простаивающие на запасных путях, поросших буйными зарослями осоки…

И взлетные полосы. В утреннем свете их поверхность из растрескавшегося камнебетона напоминала кожу, изъеденную псориазом. Гнетущую картину дополняли восьмимоторные бомбардировщики, которые застыли на своих пусковых установках, чьи опоры, как клинки сабель, грозно возвышались над ними. Несколько пикирующих бомбардировщиков класса «Сорокопут», легко узнаваемые по своим изогнутым крыльям, были укрыты брезентом, и вокруг беспрестанно сновали команды оружейников и механиков.

Еще дальше, по ту сторону взлетных полос, уже на самом морском побережье, вытянулись реактивные катапульты для запуска «Волчат»: сверкая в лучах восходящего солнца, они лежали как скелеты выброшенных на берег морских чудовищ.

Пять «Волчат» располагались на своих стоянках прямо перед пусковыми установками. Выкрашенные в болотно-зеленый цвет, за исключением серого низа, они казались крошечными одноместными самолетами с непропорционально короткими крыльями и хвостовой частью. Их реактивные двигатели приподнимались над фюзеляжем, а дула зенитных орудий спереди кабины были плотно зачехлены. Вообще здесь, на земле, они производили впечатление довольно неповоротливых, тяжеловесных машин.

Но Каминский знал, каковы они в деле. Как при запуске они поднимаются по реактивным катапультам: газ перекрыт и пульс-моторы пыхтят и подрагивают в ожидании, когда воздушный поток позволит им набрать необходимую для взлета мощность. Как щелкает нижний люк в самый момент отрыва от пусковой установки и как, так и не уняв волнующей дрожи, они легко и свободно взмывают в бесконечную, манящую синеву. А тот ни с чем не сравнимый воздух в кабине, в котором одновременно угадываются запахи стали и резины, прометия и фицелина! И чувство высоты… Когда ты летишь, когда ты живешь…

Бог-Император, как же ему не хватало всего этого!

Чтобы попасть в город, необходимо было миновать ворота в системе укреплений, которые представляли собой груды приваленных к частоколу мешков с песком и высокие насыпи, служащие укрытиями от взрывной волны. Перед тем как проехать, Каминский был вынужден свернуть на обочину, пропуская вперед конвой с боеприпасами. Бросив взгляд в зеркало заднего вида, он мельком успел увидеть свое отражение.

Более, чем что-либо еще, более, чем даже вид готовящихся к бою самолетов, заполнивших аэродром, его собственный вид в зеркале безжалостно напомнил Августу Каминскому, что его любимая игра — лишь притворство.

От войны, как и от себя, никуда не убежишь.


Тэда. Старый Квартал, 07.09

Он никак не мог заснуть. В основном из-за предчувствия новых сражений не на жизнь, а на смерть, но также и потому, что его внутренние часы все еще соответствовали времени космического корабля, и сейчас для его организма время было далеко за полдень.

Когда хронограф на столике у его изголовья показал без нескольких минут шесть, он рывком сбросил одеяло и поднялся с постели.

Было еще темно и очень холодно. В смежных с ним номерах спали ребята из команды «Г как Грета», что соответствовало литере «Г» в официальном реестре команд. Оттуда непрерывно доносился храп, причем в общем хоре особенно выделялся голос бомбардира Джад-да, временами не уступавший грохоту вулкана. Чиновники Муниторума выписали для них ордера на постой в некогда роскошном пансионе на набережной канала Казергат, и когда они прибыли вчера во второй половине дня, то первым делом, бросив вещевые мешки в холле внизу, устремились наверх, стараясь захватить себе номера получше. Затем те, кто помоложе, открыли ликер и предались обильным возлияниям, стараясь напиться, чтобы пораньше лечь спать и тем самым облегчить себе переход на местное время. Он и сам пропустил один или два стакана, но такой дешевый способ ухода от действительности никогда особенно не прельщал его.

Он, как и другие старшие офицеры летного состава, воспользовался своим положением, чтобы занять лучшее помещение. Для этого ему пришлось приказать раздосадованному Орсону освободить уже занятый им номер. «Найдешь себе какую-нибудь другую комнату», — сказал он молодому стрелку, чье орудие размещалось в хвостовой части истребителя. Но и таким апартаментам вряд ли можно было позавидовать: давно протертый ковер на полу; осыпающаяся со стен штукатурка; выкрашенные дегтем простыни, прибитые над окнами вместо занавесок; потолок, от сырости, словно язвами, покрытый темными пятнами, — все здесь навевало уныние и печаль об утрате былого великолепия. Годы войны наложили свой отпечаток на эту страну — то же, несомненно, произошло и с душами населявших ее людей. Пожилая хозяйка пансиона говорила вчера, что горячей воды не будет до восьми, а он не для того проделал путь во столько парсеков, чтобы первый день на новой планете начать под тонкой струей ледяного душа. В полутьме комнаты он оделся — сапоги, бриджи, нательная фуфайка из овечьей шерсти. Уже влезая в куртку пилота, нащупал знаки отличия, вшитые в плотную набивную ткань, — капитанские плашки, значок эскадрильи и именную нашивку, на которой можно было прочесть: «Вилтри Оскар». Немного подумав, он отложил эту слишком официальную часть формы в сторону, предпочтя ей, как более анонимный вариант, обычную кожаную куртку бежевого цвета.

На лестничной площадке было совсем темно. Все номера следующего этажа занимали парни из команды «Привет преисподней», в то время как команды «Трон Терры» и «Время вдов» разместились еще выше. Ребята из «У как Убойный» и «Отправь Их Обратно В Ад» расквартировались в оставшихся комнатах первого этажа. Еще шесть команд, принадлежащие Двадцать первой авиабригаде «Ореол» Имперских ВВС Фантина, нашли себе приют в другом пансионе на той же улице.

Вилтри включил лестничный фонарь с абажуром в виде шара. Свет оказался тусклым, но и его было достаточно, чтобы спуститься вниз по скрипучим ступеням. В холле неожиданно оказалось множество древних книг, сложенных на полке некогда роскошного камина. Время не пощадило его, и с богатого узорами орнамента слой за слоем сходило декоративное покрытие, безобразно обнажая каменную кладку. К несчастью, эта судьба не минула и книг, которые стали рассыпаться, как только Вилтри попробовал вытащить некоторые из них в надежде скоротать часок-другой за чтением.

Не зная, чем занять себя, он вышел на улицу. Холодный воздух заставил пилота слегка поежиться, но более всего его поразила та удивительная тишина, в которой можно было уловить чуть слышное журчание воды в канале. Вилтри постоял немного, но из задумчивости его вывел грузовой фургон, который прогромыхал на другом берегу. От опытного взгляда не укрылись щитки над фарами, установленные как одна из мер по затемнению города. Сделав несколько шагов, он также заметил равноудаленные металлические стояки, пеньками торчащие вдоль всего бульвара, — прежде на них держались чугунные фонарные столбы, которые, видимо, пошли на переплавку для нужд военной промышленности. Можно было только представлять, как это место выглядело в мирное время: изящные уличные фонари в стеклянных абажурах; негромко урчащие прогулочные электроходы на Гранд-Канале; холеные горожане, подданные Империума, неспешно идущие по своим делам, иногда останавливающиеся, чтобы поприветствовать друг друга и, возможно, поговорить за чашкой кофе на террасе какой-нибудь давно закрытой теперь таверны. И наверное, еще были студенты. Ведь в кратких ознакомительных материалах о Тэде говорилось как о городе сколамов.

Честно говоря, Вилтри вполне отдавал себе отчет, что, в сущности, почти ничего не знает об Энозисе.

Почти ничего, за исключением трех вещей: он знал, что это древний самодостаточный мир Империума, что он занимает стратегически важное положение в этой части миров Саббат и что тысячи летчиков вроде него самого были в спешном порядке стянуты сюда со всех концов Вселенной, чтобы защитить его от полного уничтожения.

Неожиданно в предрассветном сумраке он сумел разглядеть множество неясных фигур — других прохожих, которые были одеты в темное и спешили куда-то в одном направлении. Глухой мерный бой колокола местной часовни напомнил жителям, что уже семь часов и что пришло время для утреннего богослужения. Решив последовать за ними, Вилтри, немного поотстав, перешел по мосту на ту сторону канала.

Ко времени, когда он дошел до часовни Министору-ма, которая, как оказалось, стояла на противоположной от пансиона набережной, заутреня уже началась. В нерешительности он простоял некоторое время у входа, прислушиваясь к монотонным церковным песнопениям. Прямо над ним, на фасаде собора, в холодном рассеянном свете раннего утра возвышался барельеф с фигурой Бога-Императора, пристально взирающего на представителей человеческого рода внизу.

Вилтри пристыженно опустил голову. Когда восемь лет назад он поклялся отдать свою жизнь в сражениях на службе у Бога-Императора, он и понятия не имел, как это чертовски трудно будет сделать. Конечно, он всегда хотел быть летчиком — благодаря необычной топографии Фантина все сыновья и дочери этого мира рождались с таким инстинктом. Но цена оказалась слишком высокой. Два года назад, во время последнего освободительного наступления на армии Архенеми, который наложил свои мерзкие лапы на его родной мир, он сражался плечом к плечу с крестоносцами Империума под командованием военмейстера Макарофа и дважды чуть не погиб. Сначала — когда его самолет накрыла взрывная волна над Скальдом, затем — когда попал в плен к подлому варлорду Саггитару Слей-ту в Ауренберге.

Все последующие два года Вилтри не мог отделаться от мысли, что уже должен был погибнуть, что он уже дважды взял жизнь взаймы. За время обучения в ско-ламе его наставник крепко вбил ему в голову концепцию Колеса Судьбы. Она заключалась в том, что Колесо Судьбы находится в правой руке Императора и, вращаясь, оно должно поддерживать равновесие, симметрию своего движения. Все, что человек получил в этой жизни, как и взятый долг, обязательно придется отдавать. Любая спасенная жизнь уже не вполне принадлежит человеку, а лишь оставлена ему на хранение. Его жизнь спасли дважды. Неминуемо должно было прийти время платить по счетам. И вот он здесь, на другой планете, связанный долгом военного сражаться за этот чужой, невероятно далекий от его дома мир. Окончательный расчет произойдет здесь — он был уверен в этом. Колесо Судьбы теперь совершит свой оборот. Ему дважды сохранили жизнь, так чтобы он смог дожить до дня победы и вновь увидеть свой родной мир свободным. Теперь он сражается за родную планету каких-то других, совсем незнакомых ему людей. Именно здесь, несомненно, Судьба и сведет с ним счеты.

Все летчики «Г как Грета» почти в каждом его действии чувствовали приближение неминуемого рока — в этом у него не было никаких сомнений. Они знали, что их стальная птица обречена на гибель — обречена и проклята одним лишь его присутствием. Он уже потерял одну команду над Скальдом, и на этот раз пришел их черед. Теперь Колесо Судьбы приведет в действие великий закон равновесия и заберет его из этого мира, а он утянет с собой и всех остальных.

Он просил о переводе, получил отказ, написал рапорт с просьбой о назначении его на должность, не связанную с боевыми действиями, но вновь безрезультатно. «Ты чертовски хороший летчик и офицер, Вилтри, — напрямик сказал ему Орнофф. — Выкинь из головы весь этот вздор о предопределении. Нам теперь нужен любой сукин сын с мало-мальским боевым опытом и летным стажем за плечами. Все говорит за то, что Энозис окажется крепким орешком. Наши сухопутные силы сейчас с боями отступают под натиском легионов Сека. Дело идет к полномасштабной воздушной войне, попомни мои слова. Рапорт отклонен. Твой транспорт с летчиками космических ВВС покидает свою орбиту завтра в шесть ноль-ноль».

Вилтри взглянул вверх на высеченный в камне образ Бога-Императора, который уже стал отбрасывать глубокие тени в лучах медленно восходящего солнца. Каменный лик, казалось, нахмурился и смотрел на него неодобрительно, словно читая в смятенной душе все сомнения, порожденные робостью его сердца.

— Прости меня! — невольно вырвалось у Вилтри.

Какая-то женщина в длинном черном пальто, опаздывая на службу, с испугом оглянулась на него. При-стыженно вжав голову в плечи, он услужливо открыл перед ней дверь на входе.

Единая волна яркого света и звуков торжественного гимна, посвященного Золотому Трону Земли, разом обрушилась на них, заполняя все пространство вокруг. Женщина поспешно прошла под высокие своды храма.

Он последовал за ней и закрыл за собой тяжелую дверь.


В небе над Маканайтским хребтом, 07.11

Да, этот хорош. Сорвиголова. Наверняка молодой и отчаянно борется за жизнь. Неужели они все такие?

Последнее пике было просто великолепным — головокружительным и безрассудно-смелым. Небесный Во ин Крел Кае Обаркон, предводитель пятого летного эшелона, присягнувший Анарху, с тех пор как им стал великий Сек, решил про себя, что был бы не прочь иметь в своем эшелоне побольше таких лихих летчиков. Парень летал, как говорят, вцепившись в небо. Какое роскошное пике! Обаркон не думал, что короткие, маломощные реактивные двигатели противника позволяют совершать такие маневры.

Ему было почти жаль уничтожать такого пилота.

Экипированный герметичным гравитационным скафандром со специальными автоматическими насосами и кардиоцентрифугами для правильной регуляции кровообращения, Обаркон, сориентировав угол продольного наклона почти на восемь часов, направил свою «Адскую бритву» по еще более крутой траектории. Как отточенный клинок, рассекая воздух, его самолет скользнул вниз, вслед за удаляющейся машиной врага. В кабине Обаркона было темно, и лишь мерцающие огоньки на панели приборов временами отражались от летных перчаток из выделанной черной кожи, которые как влитые облегали его руки. Продолжающий снижаться «Волчонок» оставался яркой оранжевой отметкой на дисплее его ауспекса.

И как только ему удалось спастись? Это что, мастерство пилота или слепое везение? Молодость редко имеет избыток первого, но зачастую выезжает на втором. Такое пикирование, безусловно, подвергло фюзеляж вражеского самолета предельной нагрузке. Была бы траектория еще на один градус круче, и его крылья наверняка бы снесло с фюзеляжа. Или бы взорвался индукционный мотор.

Скрытый за матово-черным стеклом солнцезащитного визора, встроенного в летный шлем, покрывающий всю его голову, Обаркон довольно улыбался. Его лицо, которое редко кто видел, было обтянуто выцветшей искусственной кожей из синтетического материала с добавлением многочисленных дающих укрепляющий эффект соединений, а специальные оптоволоконные кабели через позвоночник напрямую соединяли его аугметические глаза с электронными прицелами боевого самолета. На высоте трехсот метров «Волчонок» неожиданно отклонился от движения по прямой и, изрыгнув огонь из сопел своего и так уже работающего на пределе реактивного двигателя, ушел вверх и в сторону, огибая по длинной дуге остроконечные пики горной гряды.

Еще один сюрприз. Еще одно проявление поразительного мастерства. Или поразительной удачи.

Обаркон отклонил в сторону рычаг управления и, пихнув локтем активатор дополнительного ускорения, вопреки законам баллистики, легко вывел свою машину из пике, в душе насмехаясь над натужными попытками гораздо меньшего по размерам самолета уйти от погони. «Волчонок» уже две минуты как был пойман в прицел. Система наведения сообщала снова и снова: Внимание… Цель обнаружена. Цель обнаружена. Цель обнаружена.

— Почему же он до сих пор не убил его? «Я хочу посмотреть, что ты еще умеешь», — думал Обаркон.

«Волчонок» облетел горную вершину настолько близко от нее, что можно было видеть, как большая крестообразная тень скользнула по ослепительно-белому заснеженному склону. Затем он дал большой крен на крыло, готовясь обогнуть еще одну скалу. Машина же Обаркона, напоминая в своем полете самонаводящуюся ракету, шла на высоте, достаточной для свободного пролета по прямой. «Волчонок» все еще оставался в перекрестье его прицела.

Внезапно, совершая облет очередного пика, он куда-то исчез. Обаркон нахмурился и стал нервно оглядываться по сторонам, полагая, что от лихого парня наконец отвернулась удача и его самолет врезался в отрог горного хребта. Первый раз за последние три минуты система наведения пропищала: «Захвата цели нет… Захвата цели нет… Захвата цели нет…»

Нет, он не погиб. Вот он! Маленький паршивец. Он как-то умудрился провести самолет вокруг выступающей из гряды скалы и теперь на бреющем полете гнал свой «Волчонок» обратно с максимально возможной скоростью.

Обаркон оторвал затянутые в блестящую черную кожу руки от штурвала и хлопнул в ладоши. Нет, это и в самом деле было здорово.

Неожиданно в кабине заработала система предупреждения, и Обаркон с проклятиями отключил датчик счетчика горючего. Дело в том, что, увлекшись охотой, он не заметил, как истощил почти все свои резервы и теперь оказался у критической черты. Это значило, что у него осталось не более двух минут, чтобы завершить преследование и повернуть домой, на базу. Стоит только чуть замешкаться — и ему недотянуть до родного гнезда эшелона Натраб.

— Все, игры кончились! — прошипел он, почти не разжимая растрескавшихся губ.

Полный решимости, Обаркон направил в погоню свою «Адскую бритву», и та, подчиняясь малейшему движению рук пилота, с грацией и уверенностью акулы устремилась за жертвой.

— Взять его! — приказал Небесный Воин автоматической системе наведения.

Обаркон уже сбил пять самолетов сегодня — обычная норма аса, но этим парнем он доведет свой счет до красивой ровной шестерки. Хватит валять дурака. Глупая игра сильно затянулась.

Датчик системы наведения вновь подал голос. «Волчонок», закладывая широкие виражи на предельно низкой высоте, все время прятался от охотника за изрезанными вершинами горного хребта, так что поймать его в автоматический прицел не было никакой возможности.

Цель потеряна…

Цель потеряна…

Цель потеряна…

Обаркон изрыгал проклятия от имени самого мерзкого из своих богов. Маленький ублюдок ускользал от него, выжав из своего самолета все, что только возможно. Вцепившись в небо. Обаркон позволил себе недопустимо много благородства. И вот теперь враг смеется над ним.

На мгновение Обаркон поймал его в прицел, но не успел зафиксировать, потому что неуловимый беглец тут же дал крен на крыло и на предельно опасном вираже скрылся за выступом одиноко возвышающейся скалы. Оба самолета пролетели так близко от ее заснеженной вершины, что подняли настоящий вихрь на склоне.

«Волчонок» опять мелькнул в прицеле. Обаркон выстрелил. Ослепительные трассирующие очереди, с треском рассекая холодный воздух высокогорья, вырвались из орудий его самолета. Промах.

Еще один разворот, еще раз «Волчонок» мелькнул в прицеле, еще один неудачный залп. Обаркон добавил газу и взмыл вверх, используя двигатели дополнительного ускорения, чтобы удобно зависнуть над вражеской машиной на восемь часов от нее.

Неуловимый самолет летел с максимально возможной для его двигателей скоростью, включив все ускорения, но Обаркон все же получил наконец необходимый ему сигнал.

Захват цели…

Захват цели…

Захват цели…

— Спокойной ночи, — пробормотал он, чувствуя, что эта игра ему уже порядком надоела.

Сильные пальцы надавили на гашетку.

Залповый огонь вырвался из орудий и, рассекая воздух, устремился вниз от его самолета. Но тут же он почувствовал легкую вибрацию в корпусе, а на дисплее вдруг появилось сообщение, что одно из его крыльев прострелено.

Это откуда-то сверху, с солнечной стороны, неожиданно появился второй «Волчонок», который уже сел ему на хвост и его передние орудия все еще выбрасывали снопы огня. С первого взгляда опытному предводителю было понятно, что этим вторым «Волчонком» управляет какой-то идиот — пилот несравненно менее искусный, чем тот поистине вдохновенный летчик, за которым он так долго охотился. Этот же проводит совершенно неподготовленную атаку — его самолет болтает в разные стороны, да и захват цели он, конечно, не произвел.

Однако он у него на хвосте и стреляет без остановки.

Предупредительный сигнал прозвучал повторно, и на этот раз его уже никак нельзя было игнорировать.

Все, пора остановиться. На сегодня хватит. Обаркон повернул сопла реактивного двигателя и, задействовав всю его мощь, почти вертикально вывел свой самолет из изнурительной погони. Второй «Волчонок» прошел прямо под ним, когда он резко набирал высоту, видимо совершенно ошеломив атакующего пилота столь неожиданным выходом из боя.

Обаркон же, все время ускоряясь, сначала стремительно взмыл в сторону солнца, а затем повернул свою любимую «Адскую бритву» на юг.

Эта раскаляющая небо война только начинается. Придет новый день, а с ним и новые победы.


Тэда. Отель «Империал», 07.23

Каминский без приключений пересек северные районы и подъехал к парадному входу отеля «Империал», точно уложившись в сроки, отведенные сениором Пинчоном. Небольшая задержка случилась лишь по причинебольшого скопления ларечников — мелких торговцев, которые выстроились в очередь, чтобы попасть на Плазу Конгресса в день еженедельного собрания горожан, проходящего по средам. Вообще в последнее время, как успел заметить Каминский, жители Старого Квартала старались не вылезать из постелей раньше восьми утра, как будто опасаясь чего-то ужасного, что может бродить по городу в темное время суток.

Он подкатил свой транспорт под тентовый навес перед парадными дверями, про себя удивляясь, что железный каркас, на который тот натянут, все еще на своем месте, а не отправлен в сталелитейный цех как необходимое сырье для оборонной промышленности. Оглядываясь по сторонам, Каминский заметил лишь убеленного сединами носильщика, который мирно дремал на складном стуле посреди полудюжины отключенных сервиторов, да в стороне, у служебного входа, несколько человек из штата прислуги, вышедших посудачить и покурить палочки лхо.

Он собирался уже вылезти из кабины, когда двери отеля из стекла и отполированного до блеска дерева вдруг сверкнули, отражая восходящее солнце, и множество темных фигур единой толпой вышли из здания, уверенно направляясь прямо к нему.

Они были летчиками — он понял это сразу по развинченной походке, весьма отличающей их от местного населения. Но, несмотря на это, они не носили черно-серые куртки и доспехи пилотов космических ВВС. Их было не менее дюжины, все одеты в стеганые темно-серые летные костюмы и коричневые кожаные куртки, а на плече у каждого свободно болтался объемистый мешок со снаряжением. Они были необычно высокого роста, хорошо сложены, хотя и немного худощавы, и все как один темноволосы, тогда как известно, что среднестатистический житель Энозиса — невысокий, крепко сбитый блондин. Среди них были не только мужчины. Шофер разглядел по меньшей мере трех женщин, од на из которых, как оказалось, шла впереди, возглавляя всю группу.

Каминский выбрался из кабины транспорта и, обойдя его, опустил задник кузова для новых пассажиров. Он приветственно кивнул первому, кто подошел к машине, стараясь получше разглядеть на его рукаве знаки различия, но молодой человек даже не посмотрел на него, а просто запихнул в кузов свой вещевой мешок и тут же сам запрыгнул следом.

Лишь женщина задержала на нем свое внимание. Она смотрела холодным, испытующим взглядом и словно все время сжимала зубы, что придавало ее довольно изящным чертам лица какое-то напряженное выражение. Ее красивые черные волосы были безжалостно острижены.

— Транспорт до Южной ВАБ Тэды? — спросила она Каминского.

Она говорила немного в нос, с заметным инопланетным акцентом, и это звучало здесь очень необычно.

— Да, мамзель. К станции распределения.

— Следует говорить «командир», — поправила она его и, опершись руками о край кузова, легко втянула наверх гибкое тело. — Поехали!

Каминский подождал, пока последний из них заберется в машину, и закрепил задник кузова. После этого он, прихрамывая, вернулся в кабину и завел мотор.

Фантин — вот что бросалось в глаза при взгляде на наплечный серебряный знак у женщины-командира. «Фантин XX» было выбито на эмблеме на фоне двуглавого орла, держащего в когтях стрелы молний.

Каминский еще в ранней юности, студентом, изучал историю авиации, но, хотя он и слышал о мире Фантин, не имел ни малейшего представления, почему авиабригада военных летчиков носит такое название.

Он повез их через квартал Вилберг, а потом повернул на юг, в сторону базы. Когда они проезжали по улице Схоластов, пара «Циклонов» Содружества пролетела над ними на высоте около пятисот метров, взявкурс на северо-запад. Каминский, задрав голову, проводил их взглядом и через зеркало заднего вида успел заметить, что летчики, расположившиеся в кузове, делают то же самое.


Тэда. Старый Квартал, 07.35

Служба закончилась, и прихожане дружными рядами потянулись к выходу, в большинстве своем останавливаясь перед всеми почитаемой усыпальницей, чтобы поставить свечу за тех, кто уже погиб и кто, возможно, скоро погибнет в жестоких сражениях этой войны.

Сегодня утром, как и все последние дни, Бека Мей-ер поставила три свечи: первую за Гарта, вторую за своего брата Эйдо и третью за кого-то неизвестного, кому, быть может, это сейчас крайне необходимо.

Она, конечно, очень устала. Ночная смена на мануфактуре забрала у нее последние силы. Всю проповедь церковного иерарха она боролась со сном. Будь в храме чуть теплее, она, согревшись, наверняка бы задремала, но ее приобретенное в секонд-хенде летнее пальто, даже без подкладки, едва ли могло защитить от холода этим утром. Возможно, через месяц, добавив из следующей зарплаты к тому, что ей уже удалось отложить, она будет в состоянии подобрать себе на распродаже в богадельне Муниторума какую-нибудь термическую, непродуваемую куртку, а может быть, даже что и получше.

Когда она отходила от аналоя с подсвечником, то нечаянно натолкнулась на кого-то, кто ожидал своей очереди, чтобы зажечь свечу. Это оказался мужчина, которого она уже видела у церковных дверей, когда еще только шла на службу. Высокого роста, брюнет — сразу видно, что из другого мира. У него грустное ли цо, одет как солдат, и, куда бы ни пошел, всюду его сопровождает запах машинного масла и фицелина.

— Прошу прощения, мамзель, — извинился он тут же. Она вежливо кивнула и сказала: «Ничего», но максимально отстранилась, когда проходила мимо.

Он разговаривал сам с собой, когда она его увидела в первый раз. Странный человек, возможно с травмированной на войне психикой. Такого рода переживания ей были совсем ни к чему.

На самом деле единственное, что ей сейчас было нужно, — это отдых. Она сможет добраться до дому не раньше четверти первого, и, значит, на сон тогда останется не более трех часов, после чего она должна будет одеться и снова идти — теперь уже на свою дневную работу на пирсе. Когда, с вечерним колоколом, рабочий день там закончится, у нее будет только час, чтобы подремать до начала ночной смены на мануфактуре.

Она поспешно вышла из дверей храма на холодную улицу, где, однако, уже вовсю светило солнце, и быстрым шагом направилась к району своего постоянного проживания, до которого ей предстояло пройти еще долгий и утомительный путь.


Над Полуостровом Тэды, 07.37

— «Охота Два», ваш самолет сильно дымит! — внезапно вырвался из вокса встревоженный голос ведущего летного звена.

«Охота Два» сразу не отозвалась. Дэрроу приподнялся на сиденье и огляделся по сторонам, стараясь при ярком свете утреннего солнца оценить обстановку. С высоты двух тысяч метров он видел, как безбрежные заросли колючего кустарника Полуострова Тэды протянулись под ним, перемежаясь узкими полосками травы, что с самолета представлялось как комбинация се рых и белых пятен с незначительными вкраплениями зеленого цвета.

Внизу, на четыре часа от него, летели «Охота Восемь» и «Охота Одиннадцать». Они, как и ведущий «Охоты», на той же высоте, что и он сам, держались по правому борту от него. «Охота Два» и «Охота Шестнадцать», по левому борту, отбились от остальных и сейчас находились немного ниже.

Шесть самолетов. Только шесть. Все, что осталось после этого воздушного боя. Остальные погребальными кострами усеяли заснеженные вершины Маканайтских гор. И их вполне могло остаться пять. Дэрроу прекрасно понимал, что тот белый как снег убийца наверняка бы пополнил свой счет сбитых самолетов, если бы ведущий «Охоты» в отчаянной попытке собрать немногие уцелевшие машины в последний момент не пришел бы к нему на помощь и беспорядочной стрельбой из всех орудий не отогнал бы «летучую мышь».

Майор Хекель, ведущий «Охоты», пока они вместе пытались стянуть то, что осталось от летного звена в единый строй, не переставая запрашивал, все ли у него в порядке. Его голос звучал крайне обеспокоенно, как будто он думал, что эта отчаянная гонка могла довести Дэрроу до сердечного приступа. Но, вероятно, это были всего лишь последствия шока и осознание личной ответственности. Так много курсантов погибло! Один из черных дней эскадрильи.

И их было так много за последние несколько месяцев! Как только такие офицеры, как майор, выдерживают? Кроме того, Хекель был всего на три года старше Дэрроу и получил свое звание лишь в результате стремительного продвижения по службе, когда офицерский корпус нес ужасные потери.

— «Охота Два», отвечайте!

Даже искажения звука в поломанном воксе не могли скрыть очевидную тревогу в голосе Хекеля.

— Ведущий «Охоты», со мной все нормально.

С ним не все было нормально. Дэрроу находился под выгодным углом и прекрасно видел, что происходит. Помимо того что из «Охоты Два», как из трубы, уже тянуло грязным дымом, этот самолет к тому же терял высоту и скорость.

Что с ним случилось? Воспламенилась смазочно-охлаждающая эмульсия или замкнуло электроприборы? А может, какое-нибудь другое роковое стечение обстоятельств, о котором Дэрроу даже не мог подумать?

Как далеко их занесло? Судя по его карте и навигационным приборам, они сейчас были в сорока шести минутах лета от Северной ВВБ Тэды, может быть, больше, если «Охота Два» продолжит в таком же темпе терять скорость. Счетчик горючего все еще показывал полные баки, но, по расчетам Хекеля, ни у кого из них, скорее всего, не могло быть топлива больше чем на пятьдесят минут. Особенно у Дэрроу — из-за его воздушной акробатики.

— Звено «Охота»… — донесся голос Хекеля через коммуникационное устройство. Тут он осекся, как будто майору потребовались усилия, чтобы принять решение. — Звено «Охота», мы меняем курс и идем на Южную ВВБ, Так мы сократим пятнадцать, может быть, двадцать минут полета. Подтвердите получение информации, а затем держите равнение на меня.

Дэрроу подтвердил и услышал, как остальные сделали то же самое. Это было хорошее решение. Командование Полетами скорее согласилось бы вернуть своих шесть «Волчат» не на ту ВВБ, чем не получить вообще ничего.

Дэрроу переключил коммуникационные каналы, и ему стало слышно, как Хекель перебрасывался шутками с наземными диспетчерами, пока решение о перенаправлении самолетов на другой аэродром утверждалось командованием.

Тут до него опять донеслось постукивание в корпусе.

Дэрроу уже собрался сообщить об этом, когда «Охота Восемь» вдруг пронзительно закричал по воксу:

— «Охота Два»! Посмотрите на «Охоту Два»!

Пилот вытянул шею, стараясь разглядеть, что происходит вокруг. Поврежденный «Волчонок» выбился из общего строя группы и теперь снижался по пологой дуге. Хвост дыма, который тянулся за ним, стал еще темнее и гуще. Самолет выглядел тяжелым и медлительным, как будто гравитация действовала на него намного сильнее, чем на другие машины.

— «Охота Два»! Отвечайте! — услышал Дэрроу ведущего «Охоты». — «Охота Два»! Отвечайте!

Слабое потрескивание в воксе:

…думаю, я смогу удержать…

«Охота Два»! Ради Трона Земли, катапультируйся! Эдри! Курсант Эдри… немедленно покиньте самолет, пока вы еще на достаточной высоте!

Никакого ответа. «Волчонок» Эдри теперь казался лишь точкой на конце линии дыма, далеко позади и уже значительно ниже их.

— Эдри! Курсант Эдри!

«Давай, Эдри! Выбирайся оттуда, — подумал Дэрроу, напрягая зрение. С такими запасами горючего никто из них, конечно, не рискнет повернуть назад. — Ну же, Эдри! Давай! Раскрой парашют! Раскрой парашют, Эдри, пока…»

Маленькая вспышка далеко внизу, посреди лоскутного серо-зеленого одеяла Полуострова. Маленькая огненная вспышка — и ничего больше.


Тэда. Южная ВВБ, 07.40

Ко времени, когда транспорт с летчиками свернул с главной дороги на подъездной путь к авиабазе, он уже двигался в колонне из четырех машин. Все они по очереди были проверены у западных ворот изможденными стражниками ПСО и затем с грохотом съехали по пологому спуску на поле аэродрома.

Командир Бри Джагди приподнялась на жестком, неудобном сиденье транспорта, который уже успел утомить их всех своей беспрерывной тряской, и огляделась по сторонам. Южная военно-воздушная база Тэды располагалась на каменистой равнине и занимала более двадцати квадратных километров к юго-западу от города. Здесь уже можно было почувствовать запах моря, идущий от побережья, всего в нескольких километрах к северу, и теперь, когда солнце еще только начинало медленно поджаривать поле аэродрома, легкая дымка морского воздуха слоями нависала над его поверхностью.

Сложная система фортификационных сооружений окружала аэродром: рвы и траншеи, частоколы и насыпи, укрепленные гнезда для батареи «Гидр» и специальные дзоты для цилиндрических реактивных установок. По самому периметру шла залатанная во многих местах новым асфальтом дорога, и в этот час множество военных грузовиков и транспортеров создавали там оживленное движение в обе стороны. К внутренней стороне дороги прилегало уже более узкое кольцо батарей противовоздушной обороны. На южной оконечности аэродрома располагались внушительные крытые ангары и камнебетонные укрытия, а на северной — бункер Командования Полетами и неподвижные вышки и пирамиды воксовой, ауспексной и модарной систем связи.

Запутанный рисунок пересекающих друг друга под разными углами взлетных полос заполнял всю внутреннюю часть Южной авиабазы, и наиболее значительные из них, очевидно, предназначались для тяжелых поршнемоторных бомбардировщиков, все еще стоящих на вооружении местных ВВС. Их Джагди заметила несколько. «Магогов» — больших, устаревших и безобразных — нетрудно было узнать даже издали, стоящих на замках на месте долговременной стоянки. На Фан-тине их использовали только во время последнего ре шительного наступления, когда в воздух подняли все, что могло хоть как-то летать и сражаться. Здесь же они представляли собой главную ударную силу парка бомбардировщиков. Неудивительно, что Энозис был так жестоко наказан.

Однако большинство местных самолетов сейчас было перебазировано, чтобы освободить аэродром для прибывающего подкрепления союзников.

Джагди со всем своим летным звеном прибыла поздно ночью, когда уже совсем стемнело, и только теперь пилоты получили возможность как следует разглядеть авиабазу. Что ж, она еще вполне может послужить. Ей придется…

Бригады рабочих Муниторума уже принялись за дело, преобразуя аэродром для новых машин. Они дополнительно возводили твердостенные стартовые шахты, а одну из взлетных полос начали демонтировать, чтобы построить на ее месте еще несколько бункеров для авиапарковки. Между тем вся прибывшая авиационная техника союзников — уже свыше семидесяти единиц — в условиях строжайшей секретности была доставлена на восточную часть аэродрома, и теперь там в каждом укрытии, под маскировочной сеткой, угадывались очертания самолета. Работа кипела на всей внутренней территории сектора. Кругом, куда ни посмотришь, пыхтящие генераторы, лязгающие металлом ковши экскаваторов, голые по пояс люди с отбойными молотками в руках, и всюду — стремительно растущие горы грунта.

Джагди бросила взгляд на хронограф, закрепленный на обшлаге ее летного костюма, который сидел на ней как влитой. Они прибыли точно в срок. Транспорт уже свернул с дорожного периметра и теперь то и дело подбрасывал их на малейшей неровности, приближаясь к одному из нескольких громадных ангаров аэродрома.

— Звено «Умбра», встать и приготовиться! — звонко отдала она приказ.

Все одиннадцать летчиков под ее началом взяли в руки свои вещевые мешки, и транспорт, как следует тряхнув их в последний раз, остановился.

Джагди спрыгнула и глубоко выдохнула.

— Ну, кажется, приехали, — пробормотала она в сторону Милана Бланшера — номера два летного звена.

Бланшеру уже перевалило за сорок. Это был поседевший в боях ветеран с лучшим в группе послужным списком из двадцати двух сбитых самолетов противника. Он не отличался многословием, но Джагди не задумываясь доверила бы ему в бою свою жизнь. Внешне его отличали необычайная бледность кожи, пронзительные глаза, что не так уж часто бывает у жителей Фантина, и, конечно, густые серые усы, которые он отпустил, отчасти чтобы придать своему лицу черты добродушного дядюшки, но в основном, чтобы скрыть тот ужасный коллоидный белый шрам, который он получил после того, как осколком снаряда ему рассекло лицо от правой ноздри, через губы, до самого подбородка.

— Да, и в самом деле приехали, — пробурчал он себе под нос и закинул вещевой мешок на плечо.

Остальные один за другим стали выбираться из кузова: Ван Тул, Эспир, Ларис Асче, с не по уставу стянутыми в пучок волосами, Дель Рут, Кловин; совсем еще мальчик Марквол; Уолдон, все время насвистывающий себе под нос что-то невнятное, Земмик, с шеи которого гроздьями свисали разного рода обереги и талисманы, Кордиаль, Ранфре. И почти все они сделали традиционное глубокое приседание после прыжка, что, согласно старому поверью пилотов, должно было обезопасить их во время будущих посадок.

Кроме Ванд ера Марквола. Он был всецело поглощен зрелищем того, как на противоположной стороне аэродрома три самолета ВВС Энозианского Содружества вручную заводились на запуск. Это были мощные, двухмоторные дельтообразные перехватчики, более известные как «Циклоны». Заработавшие от пусковых запалов зажигания, которые были пригнаны на специальных тележках, их массивные поршневые двигатели вдруг зашипели, всасывая воздух, и, загрохотав, вернули тяжелые машины к жизни. Огромные самолеты начали выбрасывать языки голубого пламени из выхлопных отверстий, а их тяжелые пропеллеры, придя в бешеное вращение, почти исчезли из виду, превратившись в нечто размытое и неуловимо мелькающее. Тяжелые машины уже нетерпеливо подпрыгивали на пусковых площадках, когда команды наземного обслуживания еще только отгоняли вагонетки с запалами подальше в сторону. Маркволу удалось разглядеть через стекло носовой кабины команду из двух летчиков, проводящих последние тестовые проверки приборов перед взлетом. Несмотря на то что воздушные силы Содружества были перебазированы таким образом, чтобы освободить место для союзников из другого мира, одно звено «Циклонов» все же решено было оставить для прикрытия с воздуха на время, пока вновь прибывшие имперские части не освоятся на новом месте.

— Вы идете, Марквол? — окликнула его Джагди. Он повернулся и кивнул:

— Так точно, командир.

Марквол был самым юным пилотом «Умбры» — года на четыре моложе самого молодого из прочих летчиков звена. К тому же единственным, кто совсем не имел боевого опыта. Все остальные если сами не принимали участия в воздушных сражениях, то, по крайней мере, имели возможность наблюдать за ними при освобождении Фантина. Марквол в то время все еще проходил курс обучения летному мастерству по ускоренной программе в Хессенвилле и окончил его, лишь когда уже все боевые действия были прекращены. Сейчас Вандер рвался в бой, желая поскорее проявить себя, да и сама Джагди полагала, что он не без способностей, хотя только время могло показать, на что он действительно годен. Его приятные, хотя и немного хмурые черты лица на Фантине считались классическими для мужчины, а ослепительно белозубая улыбка могла как привлечь собеседника открытостью, так и ненароком оттолкнуть своей кажущейся дерзостью.

Пилоты «Умбры» зашагали через бетонированную площадку перед ангаром, и следом потянулись летчики другого звена, приехавшие на втором транспорте сразу после них. Напоследок Джагди бросила взгляд на их перевозчика. Сидящий в кабине шофер Муниторума чуть заметно кивнул ей на прощание. Было хорошо видно, что половина лица у него обезображена ожогом, который, словно нежно-розовыми лепестками, сплошь покрывал его кожу.

Летчики прошли в огромный ангар аэродрома. Внутри было довольно прохладно, а сырой воздух будто пропитался запахом прометия. Все пространство ангара уже освободили от техники, если не считать длинный «Сорокопут» под брезентом в углу и платформу от зенитной установки, водруженную вдоль западной стены на ряды пустых ящиков из-под боеприпасов. На этой импровизированной трибуне были установлены гололитический дисплей и стенд с картой военных действий.

Не менее двадцати летчиков уже стояли у платформы, в ожидании сложив к ногам вещевые мешки. Как и те, кто приехал на втором транспорте, они носили серые доспехи и черные куртки пилотов космических ВВС. Некоторым из них были имплантированы аугметиче-ские глаза. Они приветствовали коллег из второго грузовика, но и те и другие с подозрением смотрели, как летчики Фантина подошли к платформе и встали поодаль несколькими группами. Джагди постаралась рассмотреть незнакомцев украдкой, когда пилоты «Умбры» сбросили на пол снаряжение и столпились тесной группкой. Космические летчики просто не сводили с них взглядов. Джагди, конечно, знала, что представите ли вооруженных сил Фантина — большая редкость в этой части Вселенной и неизбежно будут выделяться на фоне регулярных воздушных войск Империума. Еще она понимала, что это, несомненно, означает в будущем соперничество и установление неофициальной иерархии в отношениях между их летными отрядами.

Незнакомые летчики — все как один крепкие и коренастые, с удивительно бледной кожей и короткой стрижкой — выглядели крайне свирепо. Большинство из них носили летные костюмы, усиленные металлическими пластинами или даже кольчугой, а их тяжелые кожаные куртки зачастую были отделаны мехом. У многих лица были обезображены рубцами. На некоторых же красовались орденские ленты и другие награды.

— Шестьдесят третья Имперская истребительная авиабригада, — тихо прошептал Бланшер на ухо Джагди. — «Солнечные псы», как они любят себя называть. Думаю, тот здоровый парень со значками командира звена — Лександр Годель. Сорок сбитых самолетов, по последним данным.

— Да, я слышала о нем, — отозвалась та довольно беспечно.

— Другая бригада, я полагаю, — Четыреста девятая, «Рапторы», — продолжал Бланшер. — И из этого следует, что вон тот непритязательный парень — лидер авиабригады Орто Блэгуер.

— Что, такие же внушительные показатели?

— Да уж никак не менее внушительные — сто десять сбитых самолетов. Осторожно, он смотрит на нас.

— Давай-ка тогда посмотрим в другую сторону, — благоразумно заметила Джагди и отвернулась.

— «Орбис» на шесть часов! — неожиданно громко выкрикнул офицер авиации Земмик, и звук его голоса эхом разнесся по аэродрому.

Как раз в эту минуту, выбравшись из очередного транспорта, который только что остановился у входа, еще одна дюжина летчиков с Фантина строем входила в ангар. Джагди сразу почувствовала облегчение при виде знакомых лиц. Звено «Орбис» — товарищи по оружию и просто друзья. И во главе шагал их командир Уилхем Хейес.

Две авиабригады слились воедино и приветствовали друг друга.

— Как любезно с вашей стороны было присоединиться к нам, — улыбнулась Джагди, пожимая руку Хейесу.

— Как любезно с вашей стороны было дождаться нас, — ответил тот. — Я уверен, что здесь еще достаточно много «летучих мышей», чтобы мы могли как следует поохотиться.

Неожиданно все затихли. Последняя группа летчиков — все из космического ведомства — вступила в ангар с весьма заметным опозданием, что показалось Джагди довольно театральным и рассчитанным на внешний эффект. Их было только восемь. Все носили матово-черные летные костюмы с дополнительной защитой и белоснежные куртки из замши. На их форме отсутствовали какие бы то ни было знаки отличия, не считая серебряных имперских орлов на воротниках.

— Срань господня! — услышала Джагди шепот Дель Рут. — Апостолы!

Это и в самом деле были «Апостолы» — прославленная авиабригада асов, цвет элиты. Джагди гадала про себя, кто из них Квинт, ас из асов, кто Геттеринг. А тот высокий? Это Сикан или Харлссон? А кто Сехр?

Уже не было времени спросить у Бланшера. В сопровождении дюжины адъютантов и офицеров штаба в ворота ангара вошел какой-то очень представительный человек в форме адмирала Космического Флота и немедля взошел на трибуну. Это был сам Орнофф.

Все взоры тут же устремились на него.

— Летчики! — начал он негромким, но сразу увлекающим аудиторию голосом. — Вчера вечером, в восемна дцать ноль-ноль, в военном министерстве Энотополиса я встречался с лорд-милитантом Хьюмелом. Лорд-милитант, как вам всем должно быть известно, в течение девяти последних месяцев руководит военными операциями на Энотополисе от имени военмейстера Макарофа и нашего Бога-Императора.

— Император да хранит нас! — выкрикнул один из Апостолов, и дружный хор голосов эхом повторил его слова.

Орнофф одобрительно кивнул:

— Я надеюсь на это, капитан Геттеринг, но пока нам придется позаботиться о себе самим. Я привез официальный письменный приказ лорд-милитанту Хьюмелу от военмейстера Макарофа, и ровно в восемнадцать тридцать лорд-милитант официально передал мне командование Энозианским театром военных действий.

Взрыв бурных аплодисментов разразился под сводами ангара.

— Итак, стадия наземной войны на Энозисе завершена. Теперь начинается война в воздухе.


Тэда. Южная ВВБ, 07.46

Майор Франц Скальтер бросил взгляд на напарника, который сидел рядом с ним в тесной сферической кабине громыхающего «Циклона», и в знак того, что все в порядке, поднял большой палец. Затем он повернулся, чтобы махнуть на прощание наземной команде механиков.

Надев маску пилота, он передал по воксу:

— Командный Центр, Командный Центр. Говорит «Искатель Один». Звено «Искатель» готово к взлету. Ждем вашего разрешения.

Скальтер положил руку на руль-тормозной рычаг.

Искатель Один, говорит Командный Центр. Выводите машины на взлет. Главная полоса свободна. Счастливого пути, и да хранит вас Император.

Спасибо, Командный Центр. Вывожу звено «Искатель» на взлет.

Скальтер снял самолет с тормозов и слегка добавил газу. Двухмоторный самолет взбрыкнул и начал медленно выползать со стоянки в направлении главной взлетной полосы. Его товарищи по авиабригаде вывели свои машины сразу вслед за ним. Одновременный рев шести моторов оглушительно разнесся по всему аэродрому.

Скальтер выводил самолет на стартовую позицию и уже настраивал угол его продольного наклона, делая его оптимальным для взлета. На своем месте Артон приоткрыл радиаторы и сделал состав горючего более насыщенным для уверенного отрыва «Циклона» от земли.

— Звено «Искатель»… — начал Скальтер. Неожиданно Артон поднял руку.

— Что такое?

— Красный флажок! — взволнованно отозвался тот, указывая на что-то в поле аэродрома.

— Трон Земли! Что на этот раз? — огрызнулся Скальтер. — Командный Центр, это «Искатель Один». У нас красный флажок. Пожалуйста, подтвердите разрешение на взлет.

Последовала пауза. Затем из вокса донеслось шипение:

В разрешении на взлет отказываю, в разрешении отказываю. «Искатель Один», прекратите взлет и освободите главную полосу. Уводите машины в укрытия с пятнадцатого по семнадцатое и глушите двигатели. Повторяю: в разрешении на взлет отказываю, прекратите взлет и освободите главную полосу.

— Что, черт возьми, происходит? — потребовал объяснений Скальтер.

— Подранки, — последовал ответ. — Подранки на подлете.


В двадцати километрах от Южной ВВБ Тэды, 07.46

Они уже видели поле аэродрома. В ярких лучах солнца оно раскинулось на многие километры и было слегка подернуто дымкой утреннего тумана. Линии наземного ориентирования постепенно исчезли, но они были уже и не нужны. Постукивание же позади кресла Дэрроу теперь не прекращалось ни на минуту.

Майор Хекель по очереди запросил всех «Волчат» о запасах горючего. У всех его оставалось ничтожно мало. Дэрроу мог лишь сообщить о своих якобы полных баках, потому что показания счетчика горючего так и не изменились. «Охота Шестнадцать» последние десять минут оставляла за собой тонкую струйку дыма, и ее пилот сообщал о стремительном падении гидравлического давления. В днище корпуса «Охоты Шестнадцать» попали как минимум два раза за время отчаянного сражения над Маканайтскими горами.

— Звено «Охота», говорит ведущий «Охоты». Шестнадцатый и Четвертый получают приоритет при приземлении. Пропустите их вперед, и мы последуем за ними, как только они сядут. Подтвердите получение информации.

Дэрроу весь подался вперед и почувствовал, как ремни снаряжения впиваются ему в плечи. Хекель хотел, чтобы Шестнадцатый успел сесть до того, как погибнет, и он также хотел, чтобы Дэрроу сел как можно быстрее, потому что, скорее всего, его «Волчонок» сжигал последние капли горючего.

— «Охота Шестнадцать», иду за тобой, — передал Дэрроу по воксу, пропуская другой «Волчонок» вперед.

Струя дыма, которую тот испускал, казалась то прозрачной, то белой, то снова прозрачной, чем-то напоминая праздничный серпантин.

Между тем постукивание в корпусе звучало теперь все более тревожно. Дэрроу пошел на посадку…


Тэда. Южная ВВБ, 07.47

— Ваши авиабригады истребителей, — говорил Орнофф, — первыми прибыли сюда, на главную базу Юга. Их пока только пять, но в ближайшие семьдесят два часа группировка из пятидесяти восьми бригад космических ВВС Империума… и их союзников, — добавил он, кивнув в сторону летчиков Фантина, — будет развернута по всем аэродромам побережья. Сорок две бригады истребителей и шестнадцать звеньев бомбардировщиков. Было бы недостаточно сказать, что вы будете поддерживать здесь местные эскадрильи Содружества.

На самом деле вы образуете новую линию фронта, которая будет проходить по воздуху. Доблестные силы Содружества, которые, позвольте вам напомнить, уже многие месяцы сражаются на этом театре военных действий, теперь будут играть подчиненную роль, осуществляя поддержку с земли. Да поможет им Бог-Император, так они получат драгоценное время для передышки, чтобы починить вышедшую из строя технику и перекомплектовать личный состав.

Он повернулся к карте за спиной:

— Мне не нужно, конечно, напоминать вам о необходимости ознакомиться с местной топографией, правилами пользования каналом связи и расположением дружеских аэродромов. Шифры и коды будут меняться ежедневно — Архенеми не дремлет.

Орнофф сделал паузу и в задумчивости скользнул раскрытой ладонью по карте.

— Ситуация здесь очень серьезна. Сухопутным силам лорд-милитанта, при умелой поддержке армий Содружества, почти удалось очистить Энозис от полчищ Архенеми. Однако в последние два месяца военная удача самым драматичным образом отвернулась от нас. Архенеми, чьим уже немногочисленным наземным силам удалось закрепиться вокруг Южных Ульев Тринити — вот здесь, — получил очень серьезное подкрепление, ко торое нужно расценивать как часть большого контрнаступления, организованного скоплением Хана. Совершенно измотанные сухопутные силы лорд-милитанта теперь с боями отступают по пескам Внутренней пустыни… сюда, в этом направлении. Некоторым частям уже удалось достичь Маканайтского хребта, где они сейчас через горные перевалы стараются пробиться к своим. Наша задача — ваша задача — способствовать тому, чтобы до Зофонианского побережья, где они будут в безопасности, их добралось как можно больше. Мы должны обеспечить всестороннюю поддержку с воздуха отступающим колоннам бронетехники и пехотным частям. Это означает полное превосходство над противником в воздухе и подавление его наземных сил постоянными авиаударами. Энозис возможно будет спасти, если только достаточное число боеспособных сухопутных частей Содружества будет выведено на побережье. Там, получив подкрепление, они смогут закрепиться и затем нанести контрудар по наступающей армии Архенеми.

Орнофф отвернулся от карты и окинул взглядом аудиторию:

— Я жду от вас круглосуточных вылетов на позиции противника. В полном объеме наш стратегический план будет выполняться, как только все авиабригады прибудут на базу. Тогда, возможно, ваши бригады будут перенаправлены на другие аэродромы. До тех пор покамы не развернем все силы, вы будете действовать по обстановке, выполняя задания Командования Полетами и осуществляя прикрытие с воздуха.

Орнофф поднял руку и дал знак одному из штабных офицеров взойти на платформу. Этот уже не молодой человек в форме летного офицера Содружества был одним из тех, кто сопровождал его, когда он входил в ангар.

— Я пригласил сюда командира Парвуда, чтобы он вкратце ознакомил вас с особенностями местного рельефа и климата. Но пока он еще не начал, может быть, у вас есть какие-то вопросы? Годель — командир звена «Солнечные псы» — поднял руку в перчатке:

— С чем мы тут будем иметь дело, адмирал?

— С превосходной авиацией, — ответил Орнофф без утайки. — Истребители класса «Адская бритва» и «Саранча», истребители-бомбардировщики класса «Мучитель» и «Адский коготь». У Архенеми на вооружении также много машин местного производства. Кроме того, поступают сообщения о появлении у противника тяжелых бомбардировщиков, тип которых пока не установлен. Многие из их самолетов демонстрируют поразительную дальность полета, что, возможно, указывает на наличие у противника в пустыне многочисленных передвижных пусковых установок, постоянно меняющих свою дислокацию.

Когда мы окажемся в зоне их досягаемости? — спросил один из Апостолов.

Если вы не остановите их, майор Сехр, то, учитывая их нынешнюю скорость продвижения, уже в течение этого месяца армии Архенеми подойдут достаточно близко, чтобы начать авианалеты на наши базы на побережье. Я бы не хотел увидеть, как осуществляется такая возможность.

Вы и не увидите, адмирал, — заявил Сехр, — потому что мы остановим их.

Гул всеобщего одобрения сопроводил его слова.

— Теперь, если командир Парвуд будет столь любезен, что…

Орнофф не успел договорить, прерванный сигналом тревоги, вдруг раздавшимся за стенами ангара. В одно мгновение его подхватили десятки сирен по всему аэродрому. Зловещий, заунывный вой теперь, казалось, доносился со всех сторон.

Пилоты тревожно переглянулись. Орнофф посмотрел на своих адъютантов и, поспешно сойдя с трибуны, стремительно направился к выходу. Все до единого последовали за ним.

Летчики высыпали на залитую солнцем камнебе-тонную площадку перед ангаром и, собравшись в группы, стали напряженно вглядываться в прозрачную синеву безоблачного неба. Вдоль всей главной посадочной полосы зажглись сигнальные огни, и множество машин аварийной службы, ревя моторами, уже выезжали из ангаров, расположенных по северному периметру аэродрома.

— Кто-то попал в беду, — пробормотал Бланшер.

— Смотрите! — закричал один из летчиков, указывая куда-то в небо.

На юге, у самого горизонта, показались крошечные точки. Джагди издалека узнала чихающий звук пульс-реактивных двигателей.

— Очень низко, — заметила Асче.

Несколько точек заметно отставали, но первые две уже пошли на снижение. Можно было видеть, как сверкают их кабины в лучах утреннего солнца. Ведущий самолет — небольшая одномоторная модель темно-зеленого цвета — оставлял за собой тонкий след белого пара.

— Скверно, — произнесла Джагди, напрягая зрение.

— Что? — не расслышал стоящий рядом Марквол.

— Если он собирается приземляться, то давай скрестим пальцы, чтобы ему удалось выпустить шасси.


Тэда. В небе над Южной ВВБ, 07.51

Клубы дыма, которые оставлял за собой «Охота Шестнадцать», по мере того как самолет сбрасывал скорость, становились все гуще, иногда приобретая тяжелый, багровый оттенок. Дэрроу пришлось скорректировать высоту полета, чтобы уйти из полосы задымления с практически нулевой видимостью. Таким образом, «Охота Шестнадцать», снижаясь, задерживала его на высоте, которая была значительно больше, чем ему хотелось бы для оптимального захода на посадку.

Дэрроу чувствовал, что небольшой встречный ветер слегка заносит хвостовую часть его «Волчонка», и, чтобы скомпенсировать это влияние, внес некоторые изменения в положение самолета. Согласно индикатору скорости, он опасно приблизился к критической отметке, когда двигатель мог запросто заглохнуть.

— Давай, «Охота Шестнадцать»! — закричал он, проклиная все на свете. — Давай же, Фрайс! Посади свою птичку!

— Освободи их, Фрайс! — услышал Дэрроу, как по воксу чего-то требует ведущий «Охоты».

— Не могу… Эту чертову штуку заклинило… Заело рычаг управления. Согнуло, я думаю.

Сигнал предупреждения запищал в кабине Дэрроу. Все. Горючее кончилось… Даже если этот проклятый счетчик все еще показывает полные баки.

— Я должен сесть немедленно! — крикнул он.

— Хорошо-хорошо! Все в порядке, Энрик. Я уже справился. Вытянул рычаг. Шасси выпущено.


Тэда. Южная ВВБ, 07.51

Двигатели «Циклона» еще не совсем умолкли, продолжая издавать затихающий свист, а Скальтер уже отпихнул в сторону скользящее стекло кабины и, высунув голову наружу, стал пристально вглядываться в небо.

— Командный пункт! — вдруг вскричал он, но тут же сообразил, что, сделав такое опрометчивое телодвижение, тем самым до упора натянул провода микрофона и выдернул штекер из панели вокса. — Черт побери! — заорал Скальтер, втягивая голову обратно в кабину и больно ударившись при этом затылком. — Черт побери! — Он лихорадочно пытался нащупать конец провода.

— Есть! — крикнул Артон, подключая штекер обратно.

— Командный пункт! Поднимайте флаг! Дайте сигнал! Этот «Волчонок» идет на посадку с невыпущенными шасси!

— Не засоряйте канал связи, «Искатель».

Скальтер отстегнул ремни снаряжения пилота и, распахнув боковой люк, буквально выпал из самолета на землю. Артон последовал за ним, но устоял на ногах после прыжка. Команды других «Циклонов», которые уже завели свои машины в укрепленные бункеры по соседству, также сыпались из люков.

Скальтер взбежал по насыпи и, отчаянно размахивая руками, кинулся к главной взлетно-посадочной полосе аэродрома. Красные сигнальные ракеты взметнулись над полем авиабазы. Как кровью, истекая дымом, тяжело накренив крыло, «Волчонок» уже заходил на посадку. Шум его пульс-реактивного двигателя стал каким-то прерывистым, с небольшим хлопком в конце каждого цикла.

Шасси же все еще оставались плотно прижатыми к его днищу.

— Вверх! Вверх! — кричал Скальтер что было сил.

Он выскочил бы на камнебетонное покрытие, если бы не рванувшийся за ним Артон, который в последний момент успел схватить его и повалить лицом вниз всего в нескольких шагах от взлетно-посадочной полосы.

«Волчонок» уже спустился к самой земле и пролетел прямо над их головами. Почти заглушив двигатель, он начал опускать хвостовую часть так, чтобы приземлиться на колеса шасси, которых там в действительности не было.

Низ хвостовой части принял на себя первый удар. Раздался пронзительный визг стачиваемого о камень металла. Вместе с искрами вверх полетели куски обшивки и частицы камнебетона. Тут же хвост машины подбросило, и «Волчонок», перевернувшись в воздухе, со всего маху ударился носовой частью о землю. Перехватчик буквально развалился от столкновения, срывая со своего фюзеляжа алюминоидное покрытие. Левое крыло сначала смялось, а затем и вовсе отлетело в сторону. Этим ударом снесло сопла пульс-реактивного двигателя, и, теперь, извергая из себя огонь, он окончательно смял и так уже покореженную кабину. Наконец, оторвавшись от фюзеляжа, двигатель сдетонировал, и кипящий поток жидкого пламени, устремившись за ударной волной, мгновенно разлился по взлетной полосе.

Наблюдая все это сверху, на шесть часов от места крушения, Дэрроу не мог поверить своим глазам. Он только что выпустил свои шасси, и это действие, совершенное в обратном направлении к ходу самолета, еще более снизило его скорость. Но теперь вместо посадочной полосы перед ним предстали озеро огня и разбросанная куча железных обломков.

— «Охота Четыре», прекратите посадку!

Дэрроу ударил но ручке аварийного ускорения и направил свой «Волчонок» максимально вверх. Самолет вздрогнул, но подчинился приказу, хотя казалось, что даже техника уже смертельно устала от этого затянувшегося полета. Пилот потянул на себя рычаг управления.

Послышался визг реактивных турбин, и «Охота Четыре», пройдя всего в нескольких метрах над чернеющими внизу обломками, на несколько мгновений оказалась в полыхающем пламени пожара, который бушевал на поле аэродрома. Кабина Дэрроу мгновенно почернела от копоти. Когда же самолет вынырнул из клубов дыма, пилот увидел пляшущие языки огня на его крыльях.

— Прошу запасную полосу! — закричал он.

— Полоса свободна! — откликнулся вокс.

Дэрроу выполнил разворот, набрав высоту и заложив настолько крутой вираж, насколько это было возможно. Двигатель не заглохнет. Нет. Только не сейчас. Рычаг управления словно налился свинцом. Пилот заходил на запасную посадочную полосу. Быстро, но уверенно. Он сделает это сейчас.

Красные огоньки побежали по панели приборов. Дэрроу почувствовал, как самолет дал легкий крен, — мотор загорелся. То ли из-за отсутствия топлива, то ли из-за недостаточно высокой скорости — он не мог знать наверняка. Не было времени разбираться. Да и не все ли теперь равно?

«Волчонок», наконец покинув воздушную стихию, коснулся колесами шасси неровной поверхности аэродрома. Колеса выдержали первый толчок, но, после того как самолет немного подпрыгнул, второй удар о землю оказался для него роковым. Хромированные части шасси и куски порванной резины с треском разлетелись в разные стороны. В третий раз машина приземлилась уже на днище, высекая при этом фейерверки искр. Срывая с себя обшивку, самолет еще долго скользил по полосе, но затем его носовой конус занесло вправо, и, завертевшись волчком и смяв одно из крыльев, точно оно было из бумаги, «Охота Четыре» потеряла равновесие и завалилась набок. Все это время Дэрроу, чья кабина неожиданно превратилась в бешено вращающуюся центрифугу, кричал как безумный, инстинктивно закрыв лицо руками.

Со всех концов аэродрома — от пусковых шахт, от гаражей механиков, от главного ангара — к самолету бежали люди. Аварийные машины техпомощи, включив сирены и сверкая сигнальными огнями, поднимали тучи пыли и камни гравия, когда на полном ходу въезжали по насыпи на взлетную полосу.

Джагди и Бланшер одними из первых подбежали к месту крушения.

— Назад! Немедленно назад! — закричал на них какой-то очень молодой шофер.

— Ну так вытаскивай его сам! — крикнула в ответ Джагди и с раздражением оттолкнула в сторону его руку, которую он вытянул, чтобы преградить им путь.

Верх кабины лежащего на земле самолета толчком изнутри открылся, и изможденный пилот, ухватившись руками за борт «Волчонка», с заметным усилием вылез оттуда. Окруженный кучей обломков, его самолет почти что лежал на боку, придавив собой сломанное крыло. Бессмысленно мотая головой, пилот сделал несколько нетвердых шагов в сторону подбегавших к нему людей, в то время как уже показались аварийные команды с пожарными шлангами.

Его совсем еще юное лицо за время полета почернело от копоти и машинного масла, и когда он снял с себя дыхательную маску, то чистая, розовая кожа под ней стала казаться причудливым пятном. Еще не совсем придя в себя, он рассеянно взглянул на Джагди и Бланшера.

— Вот дерьмо! — только и смог произнести он.

— Поздравляю с удачным приземлением, — сказал Бланшер, протягивая ему руку для поддержки.

У молодого летчика вдруг подкосились ноги, и он, весь дрожа, буквально повис на предложенной ему руке.

— Удачное… приземление?.. — переспросил он, закашлявшись.

— Ты ведь вышел из самолета, не так ли? — улыбнулся Бланшер.