"Доверие. Социальные добродетели и путь к процветанию" - читать интересную книгу автора (Фрэнсис Фукуяма (Francis Fukuyama))

Западные руководители, видя кажущуюся покорность японских профсоюзов, часто стремятся наладить подобные отношения со своими работниками. Они пытаются обращаться к своим профсоюзам, используя «японский язык» общности интересов сотрудников и руководства, чтобы ослабить свое давление по условиям труда и пойти на уступки в вопросе о заработной плате. Однако «японская» система взаимных обязательств может работать только тогда, когда чувство долга и доверие исходят от обеих сторон. Напротив, представитель западного профсоюза наверняка стал бы утверждать, что доверять руководителям, поскольку от этого хорошо как им самим, так и работникам, это простодушие: компания будет использовать в своих интересах любую уступку, сделанную профсоюзом, между тем как сама постарается уступить как можно меньше в вопросе о гарантиях занятости и повышении выплат. Во время переговоров по контрактам менеджеры зачастую открывают бухгалтерию перед представителями профсоюза, чтобы убедить их в невозможности удовлетворить требования о повышении заработной платы. Однако эта тактика оказывается недейственной, если профсоюз не доверяет руководству и считает, что оно не во всем честно(14)*. Знание — сила: у многих западных профсоюзов есть несчастливый опыт обмана со стороны работодателей, которые фабриковали данные о высоких издержках и низких прибылях с целью заключения выгодных для себя контрактов. Японские профсоюзы, таким образом, могут возникнуть только как часть японской системы управления.

Эксперты, среди которых много и самих японцев, полагают, что японская система пожизненной занятости и соответствующие ей отношения начальник—подчиненный являются древним устоем японской экономики, основанной, в свою очередь, на глубоких культурных традициях, и в том числе конфуцианской традиции преданности(15)*. Пожизненная занятость, несомненно, имеет культурную основу, однако взаимосвязь между культурной традицией и нынешним положением дел гораздо сложнее. Система пожизненной занятости в своей современной форме возникла только после конца Второй мировой войны, и вдобавок она не существует во многих мелких компаниях «второго яруса» японской промышленности. Эта система стала кульминацией усилий части японских работодателей и правительства, направленных на стабилизацию состояния рабочей силы в стране, — борьба за решение этого вопроса велась в Японии с конца XIX века, то есть с начала индустриализации. В конце прошлого столетия особенно остро ощущался дефицит квалифицированной рабочей силы, и работодатели часто не могли нанять требуемый штат сотрудников. По сути, в то время существовала традиция, идущая еще со времен сёгуната Токугава, когда члены чрезвычайно мобильного сословия ремесленников имели привычку переезжать с места на место, руководствуясь только своей прихотью. Эти работники гордились своей нелюбовью к рутине, мятежным духом, возможностью продать свой труд, где они хотят,— всем тем, что мы совсем не привыкли считать чертами современного японца(17)*. В тот период квалифицированные рабочие были организованы в так называемые ояката — традиционные гильдии, члены которых были в первую очередь преданы своему ремеслу, а не работодателю(18)*.

Стабильность в вопросах занятости имела особое значение, поскольку частные компании брали на себя обязанность обучать работников основам ремесла. Поэтому для фирм, потративших средства на обучение работника, он обходился слишком дорого. Компания «Mitsubishi» была одним из первых крупных концернов, которые с 1897 года стали оплачивать отпуск по болезни и по старости для того, чтобы привлечь рабочих. Однако, несмотря на подобные усилия, в последующие годы доля рабочих, менявших место занятости, оставалась довольно высокой, например, в машиностроении редко опускаясь ниже отметки в 50%(19)*. Также отнюдь не всегда японские рабочие были настроены миролюбиво. Рост рабочего класса привел к повышению активности и воинственности профсоюзов, пока, наконец, в 1938 году военное правительство не распустило все рабочие объединения. Во время восстановления японской промышленности после Тихоокеанской войны ее руководители надеялись наладить более гармоничные и постоянные отношения с рабочими, чем те, что господствовали раньше. Заручившись поддержкой консервативных правительств в конце 1940-х и помощью американского союзника, который не желал допустить существования воинственного и левацкого по идеологии рабочего движения, они создали систему, которая и стала известна как нэнко.

Недавнее возникновение института пожизненной занятости привело некоторых экспертов к мысли о том, что нэнко представляет собой не культурно предопределенный феномен, а систему, созданную политическими властями для удовлетворения потребностей Японии на определенном историческом этапе(20)*. Однако подобная интерпретация не учитывает той роли, которую сыграла культура при формировании этого института(21)*. Хотя пожизненная занятость действительно появилась в Японии не так давно, она была построена на определенных этических навыках, давно существовавших в японской истории. Система, основанная на взаимных моральных обязательствах по отношению к работе, в первую очередь нуждается в том, чтобы в обществе поддерживался высокий уровень доверия: без доверия предприятию в рамках такой системы нетрудно начать использовать работников и профсоюзы в своих корыстных интересах, а сотрудникам легко превратиться в «безбилетников». Однако ни того ни другого в больших масштабах в Японии не произошло, что свидетельствует о высокой степени уверенности людей друг в друге. Трудно представить, что система пожизненной занятости может функционировать в таких обществах с относительно низкой степенью доверия, как Тайвань, Гонконг, южная Италия, Франция, или в таком обществе с сильной межклассовой враждой, как Великобритания. И рабочие, и управляющий аппарат будут с недоверием относиться к самим основам такой системы; первые будут думать, что это способ подорвать сплоченность профсоюза; вторые — что это просто новый способ обременить корпорации социальной нагрузкой. Правительства подобных государств могут только законодательно закрепить пожизненную занятость, как было сделано во многих социалистических странах; но в такой ситуации ни работники, ни управляющие не будут стремиться к взаимной выгоде: работники будут симулировать упорный труд, а работодатель — заботу об их благосостоянии. В Японии эта система действует столь эффективно потому, что и работники, и управляющий аппарат усвоили определенные правила: рабочие работают, а менеджеры с уважением относятся к их интересам, и никто не прибегает к принуждению и не увеличивает операциональные издержки компании апелляциями к прописанным в законодательстве правам и обязанностям, регламентирующим отношения сторон.

Когда в конце 1980-х лопнул японский экономический «пузырь», а в 1992—1993 годах начался спад темпов роста, это, вместе с проблемой усиления йены, оказало громадное влияние на систему пожизненной занятости. Реакция японских компаний, пытавшихся снизить расходы и одновременно не потерять лица, была различной. Они переводили своих сотрудников на работу в другие сферы деятельности, понижали их в должности, трудоустраивая в дочерние компании «второго яруса», срезали премии, вынуждали рано выходить на пенсию или искать заработки на стороне (сохраняя сотрудников в платежных ведомостях, но, по сути, оставляя их без работы). Вероятно, самым серьезным социальным последствием кризиса стал резко понизившийся уровень найма университетских выпускников(22)*: в 1992 году он упал на 26% и еще на 10% в 1993-м, оставив без трудоустройства 150 тыс. представителей молодежи(23)*. Некоторые крупные корпорации фактически прибегали к временному увольнению, другие начинали «охоту за головами» по американскому образцу, используя низкий спрос на рабочую силу как предлог, чтобы начать переманивать сотрудников у своих конкурентов. Как бы то ни было, система пожизненной занятости не позволяет японским бизнесменам в целях повышения производительности прибегнуть к тому сокращению («перепланировке»), которое в американском случае часто сводилось к поголовным увольнениям и продаже целых предприятий новым хозяевам. Пожизненная занятость была гораздо более легким делом во времена двузначных цифр роста японской экономики, почти никогда не замедлявшегося и не останавливавшегося. Станет ли эта система действенным лекарством для повышения производительности японских компаний или же японская экономика достигла зрелости и вступила в пору медленного долгосрочного роста — покажет время. Однако даже если нэнко не является оптимальной системой будущего, она, несомненно, была результативной системой в прошлом, обеспечивавшей японцам такое сочетание гарантий занятости и экономической эффективности, которого не удавалось достичь многим другим западным экономикам(24)*. Уже сам факт, что эта система столь хорошо работала до сегодняшнего момента — даже то, что она работала вообще, — свидетельствует об огромной роли взаимных обязательств в японской общественной жизни.

ГЛАВА 17. Денежная клика

Феномен Интернета — компьютерной сети, изначально созданной Министерством обороны, чтобы объединить компьютеры в глобальном масштабе — показывает важность взаимных обязательств для функционирования любой сети. Многие энтузиасты «информационной супермагистрали» уверены, что сеть мелких фирм или отдельных людей создаст новую организационную форму, которая докажет свое совершенство и перед крупными иерархическими корпорациями — с одной стороны, и перед хаотическими рыночными отношениями, с другой. Однако если есть возможность сделать сети более эффективными, то она основана прежде всего на высоком уровне доверия и существовании общепринятых норм этического поведения между членами сети. Важность общественных обязательств может удивить многих создателей Интернета — «хакеров», — которые считают себя свободными личностями, враждебными к любой форме власти, однако сеть — такой тип организации, который весьма уязвим для определенных форм ненормативного и асоциального поведения.

Интернет — это и реально существующая сеть, и (в несколько ограниченном, но принципиально важном смысле) сообщество, разделяющее одни и те же ценности(1)*. Сообщество пользователей Интернета в начале его появления — 1970— 1980-е годы— состояло в основном из правительственных чиновников и научных исследователей, оно было достаточно однородно по своим интересам и уровню образования, чтобы придерживаться неписаных правил поведения в сети. Хотя никакой формальной административной иерархии и правовых норм тогда не существовало, пользователи Интернета свободно обменивались данными и информацией, предполагая, что в обмен на те данные, которые они выложат в сеть, получат свободный доступ к данным других людей. Одним из важных, хотя и неформальных правил пользования Интернетом был запрет использовать электронную почту для коммерческой рекламы, бесконтрольный поток которой мог бы затруднить работу в сети. Стоимость пользования системой могла оставаться низкой потому, что пользователи выполняли правила и могли быть уверены в том, что их никто не нарушит. Интернет-культура в том виде, в котором она существовала, создавала настоящие экономические продукты.

Однако как только новости об этой бесплатной (или по крайней мере дешевой) услуге получили широкое распространение в начале 1990-х, увеличилось и количество ее потребителей, многие из которых не испытывали никаких этических обязательств по отношению к изначальным пользователям Интернета. Запрет на рекламу был вопиющим образом нарушен в 1994 году парой юристов, которые буквально забросали сеть рекламой своих услуг. Несмотря на шквал протеста со стороны пользователей-ветеранов, юристы утверждали, что они не нарушили никаких законов и официальных правил и поэтому их нельзя заставить воздерживаться от этого впредь(2)*. Стало понятно, что этот поступок угрожает жизнеспособности системы в целом, поскольку впоследствии другие люди тоже могли начать использовать в своих личных интересах то, что, по сути, является общественным благом.

Проблему можно решить, а возможно, когда-нибудь так и произойдет, превратив сеть в иерархию и написав свод формальных правил, которые будут введены в действие принудительным порядком. Следовательно, сетевой этикет будет введен законодательно, и он будет основан скорее на угрозе наказания, чем на внутренне присущем чувстве взаимных обязательств. Эти правила могут сохранить жизнеспособность Интернета, однако они существенно повысят операционные издержки на обеспечение выполнения этих правил, поскольку будет необходимо ввести сетевых администраторов и полицейский контроль, ограничение доступа и тому подобное. Появление компьютерных вирусов в сети, осуществленное, так скажем, неадекватно социализированными хакерами, уже привело к повышению расходов на ее содержание, поскольку пришлось установить компьютеры-фильтры и защиту некоторых программ и документов от несанкционированного доступа. То, что раньше основывалось на внутренних обязательствах, сейчас стало вопросом внешнего закона; то, что раньше было децентрализовано и управлялось отдельными людьми, сейчас требует центральной администрации и сопутствующего бюрократического аппарата.

Пожалуй, именно в Японии сеть как сообщество, основанное на взаимных моральных обязательствах, получила свое наиболее яркое развитие. Помимо пожизненной занятости, так называемые кейрецу, или деловые сети, являются второй отличительной особенностью японской экономической системы, работа которой зависит от внутренне присущего умения людей вступать между собой в доверительные отношения(3)*.

Существуют две большие категории кейрецу. Вертикальные кейрецу — такие, как «Toyota Motor Corporation», — состоят из предприятий-изготовителей, стоящих на нижних ступенях производства подрядчиков и поставщиков, и маркетинговых организаций, стоящих на верхних. Второй, более распространенный тип — это так называемые горизонтальные или «межотраслевые» кейрецу, которые объединяют весьма различные типы фирм и схожи с американскими конгломератами «Gulf+Western» и «ITT», пережившими свой расцвет в 1960—1970-е годы. Обычная межотраслевая кейрецу сконцентрирована вокруг банка или другого финансового института и обычно включает в себя общее торговое представительство, страховую компанию, предприятие тяжелой промышленности, фирму по производству электроники, химический комбинат, нефтяную компанию, предприятие сферы услуг, судоходную компанию и т. д. Когда после окончания американской оккупации началось восстановление дзайбацу, это происходило сперва в виде так называемых президентских советов, в рамках которых регулярно собирались руководители компаний, исторически связанных между собой. Хотя члены кейрецу не были связаны в формальном, юридическом порядке, позже они стали объединяться на основе перекрестного владения акциями.

Коммерческие организации, подобные кейрецу, существовали во многих культурах(4)*. В обществах китайского типа, вроде Тайваня или Гонконга, существуют семейные сетевые организации; сложной системой взаимозависимостей объединены мелкие компании средней Италии; в Америке в конце XIX века существовали знаменитые тресты Моргана и Рокфеллера, и даже после их распада компании, бывшие их участниками, обычно создавали долгосрочные объединения с пересекающимися советами директоров. Когда сегодня компания «Boeing» запускает производство очередного авиалайнера серии «777», она, по сути, работает как системный интегратор, чья главная задача состоит скорее в организации деятельности огромного количества независимых субподрядчиков, выполняющих основной объем работы по сборке продукта. По ряду параметров японским сетям аналогичны и многочисленные немецкие промышленные группы, обычно объединенные под крылом одного банка.

Однако японская система кейрецу обладает некоторыми отличительными чертами, которые не имеют эквивалента в других странах. Во-первых, они сами огромны, и так же огромна роль, которую они играют в японской экономике в целом. По сравнению с тайваньскими сетевыми организациями, которые в среднем состоят из 6 компаний, 6 крупнейших японских межотраслевых кейрецу состоят в среднем из 31 компании(5)*. Из двухсот японских крупнейших промышленных предприятий в долгосрочных и прочных отношениях с сетевыми компаниями состоят 99. Фирмы, не принадлежащие к кейрецу, обычно заняты в новых областях бизнеса, где подобная форма организации еще не успела сформироваться(6)*.

Вторая характеристика состоит в том, что, несмотря на свои огромные размеры, отдельные члены межотраслевой кейрецу редко остаются монополистами в своей области. Вместо этого каждая кейрецу имеет в каждой отрасли своего «олигополиста», то есть одного из нескольких крупных игроков. Так, компании «Mitsubishi Heavy Industries» «Sumitomo Heavy Industries» и «Kawasaki Heavy Industries» (член группы «Dai-Ichi Kangyo») соперничают друг с другом в тяжелом машиностроении и оборонной отрасли, a «Mitsubishi Bank», «Sumitomo Bank» и «Dai-Ichi Kangyo Bank» соперничают в области финансов(7)*. Третья уникальная характеристика кейрецу состоит в том, что члены сети предпочитают заключать сделки друг с другом, даже если в этом нет особой экономической целесообразности. Конечно, члены кейрецу торгуют не только друг с другом, однако они стремятся к тесной связи с другими членами организации, а не с посторонними компаниями, зачастую платя более высокую цену или покупая товары худшего качества, чем могли бы получить в результате рыночной сделки(8)*. Другой формой привилегированных торговых отношений является получение займов под процент ниже рыночного от центрального финансового института, что скорее похоже на субсидию. Тенденция членов кейрецу вступать в экономические отношения преимущественно друг с другом является основным раздражающим фактором в японо-американских торговых контактах и, возможно, главным источником недопонимания между двумя странами. Американские компании, занимающиеся экспортом в Японию, зачастую не понимают, почему японские потребители предпочитают платить более высокую цену за продукцию партнера по кейрецу, чем покупать американский импорт. Японская компания, со своей стороны, вовсе не старается не покупать американских товаров; просто она предпочитает иметь дело с партнером по кейрецу или с другой японской фирмой. Однако для посторонних эта система выглядит подозрительно и воспринимается как препятствие для торговли.

Наконец, степень близости среди партнеров по кейрецу зачастую очень велика и отражает высокую степень доверия. Такие компании, как «GM» и «Boeing», имеют долгосрочные отношения со своими поставщиками, но все-таки обе стороны обычно держатся друг от друга на расстоянии. Поставщик всегда обеспокоен тем, что заказчик слишком много узнает о его собственности или финансах и использует эту информацию в своих целях — например, передав данные конкуренту или открыв собственное дело с тем же профилем. Эта настороженность замедляет процессы, которые привели бы к более эффективной работе компаний. Японские заказчики, наоборот, имеют возможность тщательно изучить все аспекты деятельности субподрядчика, чтобы быть уверенными в эффективности производства, и это требование принимается, поскольку субподрядчики доверяют заказчикам и уверены, что информация не будет использована им в убыток(9)*.

Чувство взаимного обязательства, существующее между членами кейрецу, можно проиллюстрировать знаменитым случаем, который произошел с компанией «Toyo Kogyo» (автопроизводителем, так же известным как «Mazda Motors»), когда в 1974 году, после нефтяного кризиса, она оказалась на грани банкротства, поскольку продажи ее машин с роторным двигателем резко сократились. «Toyo Kogyo» была членом кейрецу «Sumitomo», а главный банк этой организации, «Sumitomo Trust», являлся ее основным кредитором и акционером. Под руководством «Sumitomo Trust» в «Toyo Kogyo» была произведена реорганизация, в результате чего были уволены семеро директоров, а остальных вынудили внедрить новые технологии производства. Остальные члены кейрецу стали закупать автомобили только у компании «Mazda», поставщики комплектующих снизили цены, заемщики предоставили необходимые кредиты. В результате «Mazda» выжила, не прибегая к временным увольнениям, хотя управляющий аппарат и сотрудники стали получать меньшие премии(10)*. Компания «Chrysler», испытавшая подобные трудности несколькими годами позже, не могла положиться на своих заемщиков и поставщиков, те не взяли ее на поруки, и фирме пришлось обратиться за помощью к правительству Соединенных Штатов. В отдельности ни одно из средств, направленных на спасение компании «Mazda» членами кейрецу «Sumitomo», не имело экономической целесообразности; да и экономическая целесообразность всех их в целом вызывала бы сомнение у многих экономистов. Однако этот случай демонстрирует, на какие жертвы готовы пойти члены кейрецу, когда это требуется, чтобы помочь друг другу.

Чтобы понять особенности деятельности японских сетевых организаций, нам следует немного отступить от темы и рассмотреть существующие экономические теории такой вещи, как фирма. Хотя предполагается, что капитализм основан на свободных рыночных отношениях и конкуренции, жизнь в пределах типичной западной корпорации имеет иерархический и кооперативный характер. Любой, кто поработал в одной из них, знает, что корпорации — это последний бастион авторитаризма: ее руководитель, с согласия совета директоров, обладает более или менее абсолютной свободой командовать на предприятии, как если бы речь шла об армии. От сотрудников же ожидается не соперничество, а сотрудничество друг с другом.

Видимое противоречие между конкурентным рынком и кооперативно, но авторитарно устроенной фирмой было отправным пунктом знаменитой статьи, написанной в 1930-х годах экономистом Роналдом Коузом(11)*. Он отметил, что рыночные отношения по сути своей основаны на ценовом механизме, который обеспечивает равновесие спроса и предложения, однако внутри отдельной фирмы ценовой механизм не работает, и блага распределяются на командной основе. Если ценовой механизм столь эффективен, то возникает вопрос: зачем вообще существуют фирмы? Например, все понимают, что машины можно производить и в отсутствие автомобильных компаний, при децентрализованном рынке. Какая-нибудь фирма может продавать разработку компании-сборщику, которая в свою очередь может закупать комплектующие у субподрядчиков, последние вполне способны покупать сырье у компактных фирм-производителей. Далее готовый продукт (автомобиль) будет продаваться независимому агенту сбыта, который затем реализует его через розничную сеть. Однако современные автомобильные компании работают по прямо противоположному принципу: они расширяются во всех направлениях, приобретая поставщиков и маркетинговые организации; производство товара осуществляется скорее по приказу, чем по свободным рыночным законам. Почему же между фирмой и рынком существует такое разграничение?

Коуз и экономисты, подхватившие его тему, разрешают эту загадку следующим образом. Хотя товары на рынках производятся достаточно эффективно, само производство, как правило, влечет за собой операционные издержки: рыночные сделки требуют расходов, связанных с поиском покупателя и продавца, с переговорами, с юридическим оформлением окончательного соглашения. Эти издержки в автомобильной промышленности можно сократить, если поставщики включены в состав предприятия, и не приходится спорить с ними относительно цены, качества и соблюдения графика поставок.

Оригинальное решение Коуза было особенно детально разработано Оливером Уильямсоном в рамках общей теории современной корпорации(12)*. Говоря словами Уильямсона: «Современная корпорация может быть понята как результат ряда организационных инноваций, произведенных с целью сэкономить операционные издержки»(13)*. Однако операционные издержки неизбежны потому, что люди не всегда полностью доверяют друг другу. Иначе говоря, если люди, преследуя собственный экономический интерес, остаются абсолютно честными, то можно производить автомобили и на основе субподряда: поставщики назначали бы оптимальную цену, не изменяли бы своему слову при заключении сделки, не передавали бы конкурентам информацию, соблюдали бы график поставок, не снижали бы качество и так далее. Однако людям, по словам Уильямсона, свойственны «оппортунизм» и «ограниченная рациональность» (в том смысле, что они не всегда принимают оптимальные решения) — значит интегрированные корпорации необходимы, поскольку, даже если заключено письменное соглашение, на посторонних поставщиков положиться нельзя(14)*.

Итак, фирмы создают вертикальную интеграцию, чтобы сократить операционные издержки. Они продолжают расширяться до тех пор, пока убытки, возникающие из-за большого размера, не начинают эти последние перекрывать. Таким образом, крупные организации страдают от отрицательного эффекта масштаба: чем больше становится организация, тем сильнее в ней чувствуется проблема «безбилетников»(15)*; организационные затраты растут вместе в тем, как бюрократический аппарат начинает бороться скорее за свое выживание, чем за увеличение прибыли; страдают они и от информационных потерь, поскольку руководители зачастую теряют контроль над событиями, происходящими в компании. По мнению Уильямсона, американские многофилиальные корпорации начала ХХ века стали творческим решением этой проблемы — решением, совместившим экономию на операционных издержках, которую несет интеграция, с рассредоточением и децентрализацией управления по независимым административным центрам, то есть подразделениям с собственным балансом(16)*.

Однако совершенно ясно, что и японские кейрецу есть новаторский, но совершенно другой способ решения той же проблемы масштаба. Долгосрочные горизонтальные отношения между членами кейрецу, заменяя вертикальную интеграцию, достигают похожего результата (снижения операционных издержек). Компания «Toyota» могла бы полностью скупить одного из своих крупнейших субподрядчиков, фирму «Nippondenso», если бы последовала примеру «General Motors», сделавшему это в 1920-х с фирмой «Fisher Body». Однако это не было сделано, и все потому, что стоимость покупки не обязательно была бы меньше операционных издержек. Тесное сотрудничество компаний «Toyota» и «Nippondenso» позволяло первой участвовать в принятии решений по производству и качеству продукции так, как если бы вторая находилась в ее собственности. Более того, узы взаимных обязательств между компаниями давали «Toyota» уверенность в том, что продукция «Nippondenso» будет всегда отвечать ее запросам. Важно здесь именно постоянство обязательств: обе стороны могут строить планы на будущее, зная, что партнер не изменит своему слову, если третья сторона предложит более выгодную цену(17)*. Более того, им придется тратить меньше времени на споры по поводу стоимости каждой сделки: если компания знает, что продала свой продукт за меньшую цену, чем могла бы, или даже что она понесла краткосрочные убытки, она может быть уверена, что ее партнер с готовностью исправит это впоследствии.

Понятно, что кейрецу могли возникнуть только в японской культурной среде: именно потому что стороны довольно легко берут на себя взаимные обязательства, вступая в длительные отношения, операционные издержки в Японии меньше, чем в других странах(18)*. Сделки, которые могут стоить довольно дорого фирмам в обществах с низким уровнем доверия, вроде Гонконга или южной Италии (если только эти фирмы не связаны родством руководителей), в Японии сопровождаются меньшими расходами, поскольку стороны уверены друг в друге даже больше, чем может гарантировать контракт. При этом кейрецу не терпят убытков из-за излишне централизованного управления, которое существует в фирмах с вертикальной интеграцией.

Подход с точки зрения операционных издержек полезен для понимания экономических преимуществ вертикальных кейрецу вроде компании «Toyota», которые являются функциональными эквивалентами западных компаний с вертикальной интеграцией. Но какой метод позволит оценить прибыльность горизонтальных, или межотраслевых, кейрецу, члены которых не обязаны заключать сделки друг с другом? Чем, например, с экономической точки зрения мотивировано присутствие в рамках любой межотраслевой кейрецу пивоваренного завода — так что члены группы «Sumitomo» пьют пиво марки «Asashi», а компания «Mitsubishi» предпочитает пиво «Kirin»?(19)*