"Флейта для чемпиона" - читать интересную книгу автора (Медведев Валерий Владимирович)

Глава 3. А ГУСЬ ВСЁ-ТАКИ ПРОБЛЕМА!

Ларионов разбежался и легко перемахнул через планку. Двор взорвался криками восторга. Аплодировали и форум, и кворум, и даже пожилые жильцы, глядящие из окон и с балконов на спортплощадку.

— С первой попытки! — ахал Геннадий.

Цветков и Гиви снимали чемпиона кинокамерами.

— Вы скрытой камерой снимаете? — солидно обратился к "коллеге" Тарас.

— Гиви Мебуке ничего не делает скрытно… — ответил Гиви. Он достал из кармана "Советский спорт", разглядывая снимок Ларионова. И подошёл к чемпиону: — Это ты знаменитый Ларионов?.. Плохое фото, смотреть неохота! Я из тебя уже делаю документальный фильм. Прославлю на всю жизнь, ты состаришься, мой фильм никогда. Всегда молодой будешь храниться на полке Госфильмофонда… Прыжки у меня твои уже есть, сейчас для начала снимем сцену твоего интервью…

Ларионов улыбнулся.

— Коротенькое интервью… — продолжал Гиви. — Что ты любишь больше всего на свете? Вот здесь, — он дал Ларионову лист бумаги, — написаны твои-мои вопросы к тебе и твои-мои ответы…

Во двор фланирующей походкой заявилась Стеллка. А затем сквозь дыру в заборе пролез Босс. Сидякин тут же подскочил к нему и что-то быстро сказал.

— А, чёрт! — заметила Босса Стеллка и скрылась среди болельщиков.

Босс подошёл к группе ребят, окруживших Ларионова.

— Вопрос: "Что вы любите больше всего?" — читал он вслух вопросник, полученный от Гиви. — Ответ: "Спорт. — Что вы обычно делаете в воскресенье? — То же, что и в понедельник. — А что вы делаете в понедельник? — Прыгаю. — Говорят, что вы за всю жизнь не совершили ни одного грубого и нетактичного поступка? Кто вам в этом помог?.. — Антон Павлович Чехов. — Каким образом? — Таким образом: перед тем, как совершить нетактичный поступок, я спрашиваю себя: а как бы в таком случае на моём месте поступил бы Чехов?" Вопрос: "А взять рекордную высоту вам тоже помог Чехов? — Нет, Джек Лондон, ответил Ларионов. — А решать задачи по физике? — Эйнштейн… Благодарю вас, дорогие товарищи! — раскланялся Вениамин. — Вы все только что убедились, что абсолютный чемпион "первых олимпийских игр по марафон-прыжкам" сочетает в себе своё физическое совершенство с моральной чистотой и интеллектуальным развитием. Ура чемпиону!"

— Это не ты говоришь, это я говорю, — запротестовал Гиви.

— Неправильное интервью! Неправильное! — вскричала Елена.

— Почему? — спросил Гиви.

— Про школу ничего не сказано!

— Что — про школу? — удивился Гиви.

— Ну, что-нибудь… Что… школа прививала Ларионову оспу… А вместе с оспой — любовь к физкультуре… — сказала Елена.

Все засмеялись, закричали:

— Ура оспе! Ура физкультуре! Ура Ларионову!

— Давай порепетируем, — предложил Гиви Ларионову.

— Что? — сказал Вениамин.

— Интервью.

— Это не интервью, а глупости, — вздохнул Ларионов. — Такие ответы на такие вопросы могла давать библиотека, а не человек.

— И подпись чемпиона мира но прыжкам в высоту — Вэ Ларионов!.. И разговор окончен, — подчеркнул вездесущий Гусь.

— По-моему, ваш чемпион немного нахал, — обернулся к ребятам Гиви. — Немного нахалов Гиви не снимает!

— Правильно, товарищ… Как вас?.. — подмигнула ему Татьяна.

— Товарищ Мебуке, — представился Гиви, приняв игру.

— Не снимайте его… — просила Татьяна. — На примере Ларионова мы видим, что не всякий талант выдерживает проверку успехом. Бывают таланты скоропортящиеся. Их нельзя всё время держать в тепле. Их нужно иногда охлаждать. Чтобы не портились.

— Не снимает Гиви, снимут другие! — безапелляционно заметил Ларионов.

Гусь хохотнул. Ему понравились ответы Ларионова.

— И подпись — чемпион мира по прыжкам в высоту Вэ Ларионов! поддакнул Гусь.

— Снимет! Снимет! Не боись, — неожиданно сказал Босс Ларионову и в упор уставился на Виту Левскую. — Кстати, что вы делаете сегодня вечером?

— Совсем не то, что вы… — с вызовом ответила Вита.

— Жаль, жаль! — "сокрушался" Босс.

— Молодец Ларионов! Как он разговаривает с документальным кино! — сказала Елена Надежде.

— Как вполне зазнавшийся тип, — кивнула та.

— Слушай, Ларионов, — возмущённо сказал Вадим, — как ты разговариваешь с товарищем из документального кино? Развоображался! Расхамился! Вы, Гиви, не обращайте на него внимания.

— Я вижу, ты уже зазнался. Рановато!.. — Гиви огляделся, мысленно строя кадр. — Значит, так! Лица болельщиков!.. — Он навёл киноаппарат на Босса, затем — на Гуся.

— Э… меня не надо, — попятился Босс.

Гусь отгородился от объектива ладонью:

— Прошу на меня эту боеголовку не наводить!

Вадим Масюков отодвинул в сторону Гиви.

— Слушайте, Гиви, — доверительно попросил он, — снимите меня, не пожалеете!

— Плёнки не хватит, — поцокал языком Гиви. — У меня плёнка только на того, кто может быть нашей олимпийской надеждой.

— Знаете, Гиви, один, вроде вас, приехал на завод снимать одну женщину, ему говорят: может, заодно и другую снимете, а он говорит, у меня на другую плёнки не хватит. И знаете, кто была эта другая женщина? — сердито сказал Вадим.

— Кто?

— Валентина Терешкова.

— Может быть, ты и прав, дорогой, я к тебе присмотрюсь.

Тарас представил Босса и Вениамина друг другу:

— Знакомьтесь! Абсолютный чемпион наших олимпийских игр! Медаленосец! Рекордсмен! Бог высоты! Моцарт прыжка! Одним словом, Вениамин Ларионов!.. А это тот самый человек!.. О котором я тебе говорил…

— Вениамин! — протянул руку Боссу Ларионов.

— Александрович! — подсказал Тарас.

— Эдик… — пожал руку Вениамину Босс. — Пока Эдик.

Он внимательно посмотрел на стоящих рядом девчонок.

— А что это так много народу?

— Цветкова, уйди! — крикнула Елена.

Татьяна нехотя отошла.

— Всё равно много… — ухмыльнулся Босс.

— Это все свои… — сказал Тарас.

— А они не… — начал было Босс.

— Что ты! Братская могила! — поспешно ответил Тарас.

— Вот пусть всей братской могилой и отойдут в сторону. — Босс осмотрел Ларионова придирчиво с ног до головы, пощупал мышцы рук. — Сложен хорошо.

— Золотое сечение… — уверял Тарас. — Ну, договаривайтесь, где, когда…

— Что значит "договаривайтесь"? Пусть прыгнет сначала. Прыгнешь? — спросил Вениамина Босс.

— Могу.

— Очистить дорожку! — приказала Елена. — Приготовить стойки к прыжку!

Ларионов стянул с себя тренировочный костюм, приготовился к прыжку и, разбежавшись, прыгнул.

— Ларионов в воздухе! Без разминки два метра восемь! — объявила Надежда.

— Во какой прыжок! Аж два во! — Тарас поднял кверху два больших пальца обеих рук.

— Неужели два метра восемь?.. — недоверчиво спросил у возвратившегося Цветкова Босс.

— Копейка в копейку. Можете убедиться! — сиял Гена.

Все сомневающиеся толпой, во главе с Боссом, двинулись к площадке, где произошло это удивительное событие.

Тарас подошёл к молодой женщине, с любопытством наблюдающей за всем происходящим.

— Валентина Сергеевна, ну как вам Ларионов?.. Правда, фотогеничен? Я вас бы зря не пригласил!

— Да, у вас тут что-то загадочное происходит?.. — сказала она.

— Вы, тётя Валя, на загадочное не обращайте внимания, вы на незагадочное смотрите. В общем, сделайте так, чтоб Ларионова пригласили сниматься. Это нам очень важно.

— Тарасик, но у нас уже герой картины почти утверждён, хотя этот Ларионов… в нём что-то есть… Любопытный парнишка… — задумалась она.

Ларионов в сопровождении Босса и олимпийцев вернулся к беседке.

Босс одобрительно похлопал Ларионова по плечу:

— Ну, поздравляю, старик! А ты действительно молоток!.. Да мы с таким, как ты, все кубки в мире заберём! Ну, Сидякин, вот это раскопал чемпиона! — Он и Сидякина похлопал по плечу. — Ну, давай договариваться.

Они удалились втроём к забору.

Все, затаив дыхание, прислушивались к разговору. Долетали только какие-то непонятные обрывки фраз:

— За Перцуленко, значит… когда выйдем на поле… А потом… понял? На днях тренировка… Всё?..

— Значит, договорились? — подытожил Босс.

— Нет, ещё не договорились!.. — ответил Ларионов. — Надо подумать!..

— Думай, время есть… Да, у кого тренируешься? — спросил Босс.

— У Денисенко Петра Сергеевича.

— У него ни одного чемпиона мира не было, — категорично сказал Босс. — Я тебя устрою знаешь к кому?.. Узнаешь, к кому, если… Понял?.. Ну, думай!

Ларионов вернулся к ребятам.

— Ну, Ларионов! — продолжали восторгаться они. — Рекорды, как блины, печёт! Не прыжок, а аж два во! И главное, без разминки!

А Босс в это время тихонько расспрашивал Гуся:

— Майки продал?

— Нет, — неохотно признался Гусь.

— А икону принёс? — нахмурился Босс.

— Нет, — буркнул Гусь.

— Почему? — процедил Босс.

— Потому, что завязал, — отвернулся Гусь.

— Что завязал?! — вскипел Босс.

— До конца олимпийских игр всё завязал, — вздохнул Гусь.

— При чём здесь игры?

— Греки завязывали, и я завязал…

— Ничего не понимаю, какие греки? — оторопел Босс.

— Древние… Вроде нас с тобой. Завязал: не пить, не курить, не драться, не ругаться, иконами не торговать с самого начала игр и до конца… Расписку дал… красными, как кровь, чернилами. — Гусь напыжился: — А если Гусь дал слово, Гусь умрёт, но сдержит его…

Босс вынул из кармана блокнот и ручку, что-то написал и вырвал листок.

— Это что? — взял листок Гусь.

— Моя расписка: если не продашь майки — переломаю ноги… И подпись.

Валентина Сергеевна продолжала приглядываться к Ларионову.

— Что-нибудь… не так? — спросил он, заметив её изучающий взгляд.

— Вы Ларионов? — спросила она.

— Я Ларионов! — улыбнулся Вениамин…

— Я с Мосфильма, — деловито сказала она. — Мы снимаем спортивный фильм "Место чемпиона всегда вакантно". Мы хотели бы попробовать вас на роль. Вот телефон, послезавтра позвоните и приходите на пробу. Ребята, вас я тоже приглашаю, нам нужен не только герой, но и массовка. — Она вынула из портфеля папку. — Вот, почитай сценарий.

— А её ещё кто подстроил? — прошептала Елена Надежде.

— Но знаю, может быть, жизнь? — глубокомысленно изрекла подруга.

— А это не чересчур? — забеспокоилась Елена. — Ларионов и в документальном, и в художественном… Я боюсь, как бы Ларионов совсем не зазнался. Зазнается — и не признает своих ошибок, и от звёздной болезни не излечится.

— Не снимет Гиви, снимут другие! — язвительно сказал Гусь Мебуке. — Убери свой самострел, сейчас сюда кинопушку привезут.

Вадим Масюков тут же привязался к Валентине Сергеевне.

— А вам разве всё равно, кого снимать в фильме?

— В каком смысле? — спросила она.

— Вы пригласили попробоваться на роль Ларионова, а он у нас тип уже довольно аморальный, хоть и в газетах его снимают.

— Аморальный? Это в каком смысле? — повторила Валентина Сергеевна.

— Зазнался. Девушку у своего друга отбил. Режим нарушал. С дурной компанией якшается. Говорят, что даже за чужую команду собирается под чужой фамилией выступать! — горячо рассказывал Вадим.

— Что вы говорите? — ахнула она. — Вот бы не подумала никогда. С виду такой симпатичный и обаятельный парень. А вы ему говорили, что это нехорошо?

— Ему? Не говорил. А что? — сделал невинные глаза Вадим.

— А то, что иногда, характеризуя другого человека, человек характеризует самого себя… Но вы к нам обязательно приходите, у нас в сценарии есть роль и для вас. Нехорошо завидовать товарищу. До свидания!

— До скорого, — поклонился Вадим.

— Ну что, надумал? — Босс вновь похлопал Ларионова по плечу.

— Думаю, — коротко сказал Вениамин.

— Ну, думай, думай. — Босс вразвалочку пошёл со двора.

— Ну, что? — спросила Елена Вадима, который краем уха подслушал их прощальный разговор.

— Не согласился. Сказал: думаю, — ответил Вадим.

— Не согласился! Не согласился! — захлопала в ладоши Елена.

— Но и не отказался! Не отказался!.. — заметила Надежда.

… А страсти между тем накалялись.

— Не понимаю, что тебе здесь непонятно? — доказывал Вите Леонид. — Слушали: чтобы Ларионову не заржаветь, когда он станет чемпионом мира по прыжкам в высоту. Постановили: заржаветь Ларионову сейчас, только ты об этом никому. А мы, значит, все должны сделать всё, чтобы он заржавел. Тебя он, в частности, должен отбить у меня…

— Ой, как вы всё это здорово придумали! Этому Ларионову давно пора в кого-нибудь влюбиться, а то ходит, воображает, кроме спорта, ни о чём не думает, на девчонок ноль внимания. А ещё что он должен сделать?! — понизила она голос.

— Поживёшь — увидишь… — Леонид снял очки, задумчиво протёр их. — М-да… но вообще-то я думал, что ты откажешься, а ты восторгаешься… Была у меня такая надежда, — безнадёжно сказал он.

— Ты, лучший его друг, голосовал за это, а я, по-твоему, должна отказываться? — строго взглянула на него Левская.

— Не мог же я ставить свои личные интересы выше общественных… — слабо защищался Леонид. — И потом… это ж всё должно пойти ему на пользу.

— Значит, ты не можешь, а я могу? В конце концов, насколько я понимаю — это общественное поручение? — по-деловому спросила она.

— Ну вроде, как бы… — замялся он.

— Я с удовольствием берусь его выполнить. С чего начнём? вздёрнула носик Левская.

Лена и Надежда одобрительно смотрели на них издали.

— Всё по плану. Кажется, клюёт, — сказала Елена. — Записку она должна написать, записку!

— И свидание назначить, — вторила ей Надежда.

— Ну, записку ты должна написать… и… это… как его… назначить свидание… — уныло сказал Леонид Вите.

— Ой, как страшно интересно!.. И страшно!.. И интересно!.. Я никогда никому не писала записок, — призналась она.

— Зато тебе все пишут и пишут… — промямлил он.

— Я не виновата, что в меня влюбляются мальчишки… Кстати, тебе это должно быть приятно, — безжалостно сказала она.

Леонид совсем впал в уныние.

— Вообще-то приятно, но… Ты знаешь, Вита, нас прошлом году тренер водил на оперу "Иван Сусанин", а после спектакля он сказал: "Видели, в какое болото завёл Сусанин поляков. Так вот, в какое болото может завести красивая девушка парня, этому Сусанину и не снилось. Так что вы, говорит, будущие спортсмены, это учтите…" Теперь я понимаю, что тренер был прав…

— Леонид, не обобщай, — погрозила пальцем Левская.

— А в тебя он всё равно не влюбится и отбивать тебя у меня не будет. Ларионов мой друг, — шмыгнул носом Леонид.

— Ну конечно, не влюбится, — опечалилась Вита, но мы же должны с тобой выполнить общественное поручение, — оживилась она. — Ну, Лёнечка, это же несерьёзно и Ларионову на пользу, ты же сам говорил…

— Ну ладно, давай ему назначим свидание в записке, на которое он, конечно, не придёт…

— Конечно, он не придёт ни за что, — успокаивала его Вита, — но записку мы ему напишем.

Елена и Надежда переглянулись.

— Так… Кажется, проблема Виты решена… — Елена вычеркнула один из пунктов в своей записной книжке. — Теперь что? Теперь Ларионов должен ещё согласиться выступить за чужую команду и под чужой фамилией… Ещё он должен попасть в плохую компанию… Ещё Масюков что-то предлагал насчёт милиции… Но это уж глупости. Это я, пожалуй, вычеркну.

Она вычеркнула в блокноте ещё один пункт, спрятала записную книжку в сумку. И перевела взгляд на Ларионова.

Теперь им завладел "портретист" Сидякин. Он смешивал на палитре краски и бормотал:

— Вот никак не могу, Вениамин, схватить выражение твоего духа… Выражение тела схватил, а вот души… Выражай, чего так просто разминаешься?! Ты знаешь, тебя Вита называла Моцартом прыжка! Может, мне в тебе Моцарта поискать?

— А с чего это ты решил меня рисовать?

— Госзаказ получил, — уклончиво сказал Тарас.

— Так уж и госзаказ? — опустив руку в карман куртки, Веня достал платок и записку…

"Чемпион, если будешь отбивать девчонок у своих друзей, ноги переломаем!.." — предупреждали в ней.

— Почерк, между прочим, знакомый… — задумчиво произнёс Вениамин.

К Ларионову чуть ли не вплотную приблизилась Стеллка.

— Слушай, а может, у твоего папы есть машина?

— Нет, у моего папы нет машины, — спрятал он записку.

— А может, он много зарабатывает, и ты в семье единственный сын, и тебе ни в чём не отказывают?

— Отец мой зарабатывает немного, сын я не единственный, а в чём мне должны не отказывать? — в тон ей сказал Вениамин.

— Ну, во всём…

Неожиданно раздалась трель свистка. По двору промчался Гусь с чемоданом в руке. За ним гналась дворничиха с метлой:

— Ах ты, хулиган! Вот я тебя сейчас!

Спасаясь от погони, Гусь пересек спортплощадку и вгорячах перепрыгнул через планку на стойках.

— С ума сойти! — изумился Тарас. — Он же перепрыгнул твою высоту!

Преследуемый дворничихой, Гусь перемахнул и через забор.

— Ты говоришь — мою высоту? — сказал Вениамин Тарасу. — Он через забор перепрыгнул с чемоданом и без техники!.. Чудеса!.. А ты представь, если наоборот, без чемодана и с техникой?!

Пока Вениамин и Тарас, взобравшись на забор, высматривали Гуся, Вита подошла к куртке Ларионова, висевшей на ветке дерева, и сунула в карман записку…

Дворничиха, ворча, удалилась, на всякий случай погрозив метлой в сторону забора.

И только тогда Гусь выбрался из-за мусорного бака на соседнем дворе и перелез на свой двор.

— Гусь, ты же дал нам расписку! — сердито подступила к нему Лена.

— А чего она ковры решила выбивать прямо на ваших богов, огрызнулся Гусь, показывая на фанерные "статуи". — Загрязнение среды получается. Вот я охранял ваш свежий воздух.

— Ты бы видела, какой он прыжок сообразил через планку и через забор! — сообщил Ларионов Елене.

— И с чемоданом в руках! Я его прыжок случайно на плёнку снял. Прыжок аж два во! — сжал кулаки Тарас и выставил вперёд два больших пальца.

— Стресс… Ничего особенного, — скептически сказал Вадим. — С испуга можно и не такую высоту взять.

— Вот бы ты и пугался почаще, — посоветовал ему Тарас.

— Слушай. Гусь, а почему бы тебе не заняться спортом? — убеждал его Вениамин. — Вон у тебя какие перспективные ноги… для прыжков… или для бега… А пока бы с нами и побегал, и попрыгал…

— А какой мне хозрасчёт просто так бегать? — проворчал Гусь. Я убегаю только от милиции, а прыгаю — от дворников.

— За милицию и за дворников дают пятнадцать суток, а у нас целый портфель золотых медалей. Побежал бы… и взял… одну… — без всякой иронии сказала Елена.

— Подумаешь, медаль! Что у меня их нет, что ли? — Он раскрыл чемодан, порылся в "хипповых" майках и достал какую-то спортивную медаль на ленточке. — Вот… Взял… и… побежал…

— Ты мне этого не говорил, я от тебя этого не слышала! — Елена торопливо отошла от него. — Не расслабляться! Не расслабляться! Марафон-прыжки продолжаются!

— А медали действительно золотые? — крикнул ей вслед Гусь.

— Золотые, — обернулась к нему Елена. — Мой дядя был чемпионом по прыжкам, из спорта ушёл, а медали подарил нашим олимпийским играм!

Вадим Масюков что-то зашептал Гусю на ухо.

— Ларионов? — спросил Гусь.

— Может пригодиться вашей компании, — тихо сказал Вадим.

— Так ведь он у вас наверняка ах какой ах-ах-ахтивист! — дурачился Гусь.

— В том-то и дело, что уже нет, — так же тихо продолжал Вадим. — Зазнаваться начал. Режим нарушает, девчонок у своих приятелей отбивает, за другую команду под чужой фамилией выступать хочет.

— Да я ему сначала за это морду набью… — разозлился Гусь. И, подумав, добавил: — А потом возьму в свою оркестру!..

Стеллка вновь привязалась к Ларионову:

— Слушай, а может, у тебя есть богатая бабушка или тётя… богатая, но очень больная?.. Может, тебя ожидает большое наследство?

— Нет, не ожидает, — сдерживая себя изо всех сил, вежливо ответил Вениамин.

Лена Гуляева засекла Сидякина возле статуи "Дискобол", хотя он не то чтобы скрывался от Лены, но старался как-то вроде бы не попадаться ей на глаза. Человек с флейтой, которым он обещал обеспечить олимпийские игры вообще и лично Ларионова, не появлялся, хотя и вправду по телефону несколько раз давал честное слово, что уже выходит…

— Мама флейтиста сказала, что он уже пошёл, — не ожидая вопроса, сказал Тарас Лене.

— А ты сам случайно на флейте не играешь? — спросила его Лена и на отрицательный ответ Сидякина добавила: — Странно, из тебя бы большой свистун вышел.

— А ты не забыл снять на плёнку прыжок Ларионова? — спросила она Сидякина уже более миролюбиво.

— Я уже снял.

— Когда проявишь, — смягчилась Лена, — будешь в красном уголке демонстрировать кинограмму прыжка чемпиона наших олимпийских игр, а мы все будем этот прыжок изучать, так?

— А по-моему, не так! — влезла в разговор Таня. Они даже не заметили, как она подошла.

— Как не так? — взъерошилась Лена.

— Если изучать кинограмму прыжка, то её надо изучать у настоящего чемпиона, а не у Ларионова!.. — разъяснила Таня.

— Цветкова, — спросила её официальным голосом Гуляева, — ты как думаешь, колесо фортуны тяжёлое или не очень тяжёлое?

— Я под него ни разу не попадала, поэтому не знаю, какое оно, — съязвила Таня Цветкова.

— А я знаю, что оно очень тяжёлое… потому что мы его все, всем миром, поворачиваем в сторону Ларионова, — с пафосом произнесла Гуляева, — а ты… а ты палки вставляешь! И куда?.. В спицы колеса фортуны! И кому вставляешь спицы? Самому Ларионову!

— Ах, они колесо фортуны поворачивают?! То-то во дворе с утра до вечера скрип какой-то ужасный стоит! Я все думала, что это за скрип? А это они всем миром колесо фортуны поворачивают. Не тем мажете, — неожиданно закончила свою тираду Цветкова, — оттого и скрип, и вообще не в ту сторону колесо поворачиваете!

— Как это не тем? Почему это не туда? — совсем без пафоса переспросила Гуляева Цветкову. — И вообще, Цветкова, я тебя вывела за твой характер из кворума, я тебя и из форума выведу! — пригрозила Лена.

— А вот и не выведешь! — совсем как маленькая, показала язык Таня. — Из форума вывести нельзя!

— Это почему? — удивилась Лена.

— Потому: кворумы приходят и уходят, а форумы остаются.

Елена хотела ответить на это что-нибудь похлеще, но, видно, ей ничего такого не пришло в голову, поэтому она отмахнулась от Цветковой, как от назойливой мухи, тем более, что ей на глаза вновь попался Гусь.

— Ну как, Гусь, охраняешь нашу олимпиаду?

— Охраняю, мать-начальница… но из последних сил.

— Молодец, Гусь! — одобрила Лена.

Светлана Мухина с портфелем в руках подбежала к Тане.

— Подержи портфель с медалями. Я за мороженым сбегаю. Жарко очень.

— Для себя или для Елены? — спросила Татьяна, принимая портфель из рук Мухиной.

— Я на подтекст не отвечаю, — крикнула уже на бегу Светлана.

Татьяна как бы взвесила в воздухе портфель, потом посмотрела на Гуся и многозначительно сказала:

— Золотые!.. Килограммов пять…

У неё мелькнула мысль: а что, если Гусь соблазнится на золотые медали. Конечно, он дал расписку и держится пока молодцом, но чем, как говорится, чёрт не шутит.

— Это странно, но единственное, чего я не знаю, — сказал Гусь, строя, как всегда, на своём лице невероятные гримасы, — а что, золотые медали, которыми награждают спортсменов, действительно сделаны из золота?..

— Это действительно странно, — согласилась с Гусем Цветкова, про золото и золотые изделия ты бы должен знать всё. Так вот, продолжала она, — спортивные медали делают из чистого золота девяносто шестой пробы.

Между прочим, Цветаева и сама не знала и, привирая Гусю про "чистое золото девяносто шестой пробы", думала про себя: "А действительно, из чего делаются спортивные медали?" И решила тоже про себя, что из какого-нибудь сплава. Тем временем Гусь, посмотрев оценивающим взглядом на портфель с медалями, надел тёмные очки.

— Гусь, подержи, пожалуйста, этот портфель с золотыми медалями, — подчеркнула голосом Татьяна слово "золотыми", — а то у меня в тапочку камень попал…

Гусь оторопело взял портфель. С портфелем в руках он неожиданно для себя начал перебирать ногами на месте, потом побежал, делая по двору круги всё больше и больше.

— Что такое?.. Я бегу… Я убегаю… — Гусь нёсся по двору, делая гигантские прыжки и приговаривая: — Господи, избави меня от лукавого и не соблазни, господи, не введи во искушение!.. — И с этими религиозными словами он с невероятной быстротой вылетел со двора.

— Ой, Гусь медали украл! — завопила Татьяна. — Гусь медали украл! Ура!.. То есть… караул!

— Ребята, Гусь медали украл! Караул, милиция! — полетело из конца в конец двора. Изо всех голосов выделялся торжествующий голос Масюкова. В нём было что-то неистребимо банальное в смысле: "Я говорил! Я говорил!"

На крик Масюкова к спортплощадке со всех сторон двора сбежались участники олимпийских игр. Через толпу девчонок и мальчишек пробивалась судейская коллегия. Впереди всех летела, казалось, что на множественно развевающихся складках своего модного летнего платья, как у богини Победы — Ники Самофракийской, — Елена Гуляева. На её разгневанном и победоносном лице было столько чувств, что с Елены в эту минуту можно было вполне лепить не дошедшую до нас голову Ники Самофракийской (статуя богини дошла до нас без головы).

— Я говорил, что этому Гусю нельзя верить! — раздавались голоса. — А расписочка-то липовой оказалась!.. А как же это случилось?.. Он, может, всё время только этого момента и ждал… А как это случилось? Как? Выхватил из рук Мухиной портфель, и был таков!.. Да не у Мухиной, а у Цветковой. Я говорил, нельзя все медали в одном месте держать! Сначала надо было наградить медалями, а потом уж игры устраивать!.. Надо в милицию заявить!

— Ищейку вызвать! — предлагал Масюков. — Дело уголовное.

— Как это случилось? Он у тебя действительно вырвал портфель? — грозно и официально подступила Елена к Мухиной, которая вернулась под шумок с мороженым.

— Нет, он не вырывал… Я его дала подержать Татьяне.

— А я его дала подержать Гусю. У меня камень в тапочку попал, — в свою очередь сказала Татьяна.

Елена без сил опустилась прямо на землю.

— Всё пропало! Всё! Какие же олимпийские игры без медалей и без награждений?

— Ничего не пропало! — заявил Ларионов. — Мы его сейчас разыщем и отнимем портфель с медалями! Охотники, за мной! В какую сторону он скрылся?

Татьяна показала на ворота. Группа "охотников" во главе с Ларионовым умчалась в указанном направлении. Как говорится, по горячим следам.

— Ларионов! Не смей! Ты наша олимпийская Вера, Надежда и Любовь! — истошным голосом завопила Гуляева.

В тот же момент Гусь с портфелем перелетел через забор, словно его на подкидной доске подбросили. Все оставшиеся сначала в ужасе шарахнулись от него, а затем устремились вслед за ним. А Гусь стал вновь делать круги по двору, голося:

— Да держите меня! Держите! Не бойтесь! — Он опять перепрыгнул через забор, скрылся и тут же появился снова. — Да держите меня! Держите, не бойтесь! Если боитесь по одному, то все сразу наваливайтесь! Я сам не могу остановиться!

При всём этом Гусь, словно наиискуснейший регбист, ускользал и отстранялся от преследователей, вместо мяча прижимая к животу драгоценный портфель с медалями.

Вадим крикнул бежавшему рядом с ним Сидякину:

— Чего ты, Сидякин, хватай его!

— Да, его схватишь, а потом он первым в список поставит! отказался Тарас, стараясь не приближаться к Гусю вплотную.

— Что это с ним? — спросил у Сидякина Леонид, бежавший чуть впереди.

— Двигательный рефлекс!.. По Павлову!.. Динамический стереотип!.. Временная связь… Раз в руки попала чужая вещь, надо бежать, научно-популярно объяснил Тарас.

Наконец Ларионов, падая, изловчился и схватил перескочившего через него Гуся с криком:

— В регби! Так в регби! Коридор! Схватка! Завал!

Гусь завалился, подрубленный под коленки, ловко захваченный Ларионовым.

— Куча мала! — вскричал Геннадий, налетая на Гуся вместе со всей поисковой группой.

Все навалились на Гуся. Получился, как говорят велосипедисты, "завал". Из-под кучи малы ползком, пыхтя, выбрался Гусь.

— Ребята, ей-богу, не хотел! — взмолился Гусь, отдавая портфель. — Можете поверить. Не хотел! Если уж Гусь расписку дал, то это железно. Это просто: чем чёрт не шутит, когда бог спит. Можете меня, ребята, подвергнуть ну самому острому кизму!.. Я кизма не боюсь! Подвергайте хоть сейчас!.. Как древнего грека, который не сдержал своего слова.

— Это какому ещё кизму подвергать тебя? — удивился запыхавшийся Цветков.

— Что, вы не знаете, что такое кизмы? — удивился на этот раз незапыхавшийся, к удивлению всех, Гусь. — А ещё интеллигенты! Он такой ещё острый, острый… как нож, наверное…

Все переглянулись, озадаченные, а Сидякин расхохотался.

— Придётся тебе, Гусь, мне деньги платить за то, что я у тебя переводчиком буду работать — с русского на русский переводить. Это надо же такое придумать: острый кизм, — продолжал хохотать Сидякин, — такого слова нет, а есть остракизм! — Продолжая смеяться, Тарас стал объяснять Гусю, что это значит: — Это значит подвергнуть человека общему осуждению, презрению… Эх ты, кизм острый! — Сидякин хлопнул Гуся по плечу.

— Да это не я, — оправдывался Гусь, — это Жора-Интеллигент пугал всех этим кизмом. Нет, за что же Жору все интеллигентом зовут, если он такие пенки пускает?..

— Да ладно!.. Не убежал же совсем!.. А вы обратили внимание, как Гусь бежал?.. Он через такой забор перемахнул, что у меня глаза на лоб полезли!.. Подумаешь, взял!.. Гусь с этим портфелем медалей два метра десять сантиметров взял! Правда, под свисток Масюкова! — каждый как мог комментировал происшествие с Гусем.

— Все по местам, — приказала успокоившаяся Елена. — Олимпийские игры продолжаются!

…Все, продолжая переговариваться, стали расходиться и разбегаться. Кто к медпункту, кто в сектор для прыжков, кто к судейской беседке.

— Прыгает Цветков! Приготовиться Масюкову, — крикнула Лена, поглядывая на небо. Июнь — румянец года — явно не оправдывал своего названия. Как бы этот дождь не сорвал сегодня состязания.

— Прыгает Цветков! Приготовиться Масюкову! — повторил диктор Виктор слова Гуляевой.

К этому времени один только Сидякин с недоумевающим Гусем остались на том самом месте, где сидели и раньше.

— Не понимаю, что это со мной случилось? — продолжал довольно искренне удивляться Гусь. — Так держался…

— Ты работу Павлова о рефлексах читал? — спросил его Тарас.

— Я — о рефлексах Павлова?! — изумился Гусь.

— Как? Ты разве не читал? А тебе бы по роду твоей деятельности надо её знать… Понимаешь, у тебя между чужой вещью и бегом установилась временная связь…

— Временная? Какая ещё временная? У меня эта связь постоянная! — сказал Гусь и добавил многозначительно: — А насчёт этого портфеля с медалями, так я, может, вас разыграл всех, я, может, шутник… А вы… рефлекс, олухи! Ча-ча-ча!

— Гусь, а ведь ты интеллигентный человек, — сказал Тарас и хотел было нарисовать его в своем блокноте, но его окликнула Гуляева.

— Сидякин, копию трости Пушкина сделал? — спросила она Тараса.

— Сделал, — откликнулся он.

— В точности как у Пушкина будет?

— Точь-в-точь.

— А вес? — спросила Елена.

— Шестнадцать килограммов, как в аптеке.

— Смотри, не обвесь… — предупредила Елена.

— Не в магазине… А зачем я её делал? — заинтересовался он, доставая из-под низкой спортивной скамейки сделанную им в точности копию тяжёлой пушкинской трости.

— Сейчас мы её Ларионову преподнесём, — сказала Гуляева, — пусть она его вдохновляет… Ларионов! — позвала она Вениамина.

Ларионов подошёл к Елене.

— Вениамин, — сказала торжественно Елена, — прими от нашей судейской коллегии наш скромный подарок, — кивая на трость Пушкина и поясняя значение подарка: — Ноги ты тренируешь каждый день, руки меньше. Так вот, чтобы твои руки не отставали от ног, болельщицы женского пола дарят тебе копию трости Пушкина. — Елена взяла из рук Тараса Сидякина копию трости Пушкина и, с трудом приподняв её от земли, протянула её Ларионову.

Ларионов с почтением приподнял трость на согнутых руках и прочитал выжженную на трости надпись: "…и вдруг прыжок! И вдруг летит, летит, как пух от уст Эола!.."

— Большое спасибо, — сказал Вениамин, втыкая конец трости в землю, опираясь на рукоятку. — Теперь мои руки не отстанут от ног, а как насчёт головы? — спросил Ларионов у Елены.

— Что насчёт головы? — не поняла Гуляева.

— Что для головы, чтобы она не отстала от ног и рук?

— А для головы вот что, — ответила нерастерявшаяся Гуляева, Пушкин физически прожил мало, а морально будет жить долго, а некоторые юноши морально гибнут рано, а физически живут долго.

Всё это Гуляева произнесла каким-то не своим голосом и почти не двигая губами, как разговаривают на сцене так называемые чревовещатели. Гуляевой представилось, что именно так в Древней Греции разговаривали пифии, — жили в Элладе такие предсказательницы всяких неприятностей в будущем.

— А если я не оправдаю доверия трости Пушкина? — спросил Ларионов.

— Отберём, — сказала Гуляева уже своим всем знакомым гуляевским голосом.

"Красивый подарок! И многозначительный! — подумала Татьяна Цветкова, с интересом наблюдая всю эту сцену. — И дарят-то ведь для того, чтобы отобрать её с позором… А многая значительность подарка заключалась, по её мнению, в том, что всю эту красоту этого подарка не Гуляева придумала. Это Масюков придумал. Ларионов ведь теперь с этой тростью не расстанется. Потаскает, потаскает — и ноги протянет, и первое место не займёт, и бог знает, что ещё произойдёт на этом дворе. А этому Ларионову так и надо: ах он растакой, рассякой, разэтакий, а не замечает, что вокруг него творится…"

Тем временем Гусь, ненадолго прибравший к своим рукам трость Пушкина, приподнял её и сказал: "Хали-кали" — и затем уронил её от неожиданной тяжести чуть ли не на носок своего башмака.

И дождь, которого боялась Елена, всё-таки хлынул. Да ещё какой дождь! Обложной. Все попрятались. Кто куда. Татьяна Цветкова почему-то оказалась под навесом ближнего гаража рядом с Гусем. Они стояли невдалеке друг от друга и как-то враждебно молчали. От нечего делать Гусь достал из висевшей на плече сумки "Адидас" галстук и стал его разглядывать, так чтоб его могла разглядеть и Цветкова. Галстук был сшит из торговых марок всевозможных стран. Вообще-то галстук был красивый, но производил самодельное впечатление.

— Сам сделал? — спросила Татьяна.

— Сам, — фыркнул Гусь, — мейд ин оттуда!..

— В армии бы тебе послужить… В стройбате! — сказала неожиданно Таня. — Там бы тебя быстро сделали мейдом ин отсюда!

Дождь прекратился так же внезапно, как и начался, как будто кто-то его просто выключил и включил яркое солнце.