"Серая шапка" - читать интересную книгу автора (Рубаев Евгений)

Глава 8

В городе-герое Мурманске жизнь шла своим чередом. Штаб по спасению самолёта Рэда и самого Рэда вовсю действовал. Толик развивал бурную деятельность. Телефонные переговоры пожирали средства высокими темпами, поэтому он приспособился слать телеграммы. Простые старые добрые телеграммы. Он своим самобытным умом сообразил: «Разговор — что? Поговорили и забыли! А телеграмма же, телеграмма — она ляжет на стол большому начальнику. Всё какая-то деятельность! Телеграммы подшиваются. На заседании на Совете директоров расшифровывают в телеграммах казуистические сокращения. Каждый старается предложить свою трактовку фраз, претерпевших сокращения и без предлогов. Дела идут, контора пишет!»

После выдумывания такой удачной идеи чем же занимался мурманский штаб по спасению Рэда? А все участники шли в очередной ресторан и садились обедать. Обед плавно переходил в ужин. Работники ресторана их всех уже хорошо знали, поэтому разрешали оставаться в зале даже на обеденном перерыве. В ресторане «Полярное Утро» коллектив был дружный, «спитый», как говорили они сами про себя. В перерыв труженики ресторана сдвигали несколько столов и заседали, не вставая, как кавказские аксакалы, часа два. Если бы перерыв был дольше, то они сидели бы и дальше. Возглавляла стол заведующая производством. Сам директор ресторана считал себя высшей кастой и с коллективом предпочитал не смешиваться. Если ему нужно было что-либо от кого-нибудь, он вызывал в кабинет и излагал свои тезисы, так сказать, келейно. Завпроизводством все звали Вандой, а точного имени её не знал никто. Казалось, даже начальник отдела кадров треста ресторанов и кафе знал её по имени Ванда. Характер у неё был как у типичной бандерши, она ругалась матом на всех официанток, не выбирая выражений. Однажды директор сам услышал, как Ванда назвала «шалавой» одну официантку за то, что та отказалась пропускать просроченный, да ещё левый, товар. Директор, который считал себя интеллигентом в первом приближении и даже пытался ходить с женой в театр, сделал замечание:

— Ванда Владимировна! Что же вы так на девушек нецензурно ругаетесь?

— Что-о-о?! — отвечала та, — где вы видите девушек? Это же бл…ди!

Тем не менее, все официантки и даже королева ресторана — буфетчица, очень Ванду уважали и любили. Некоторые даже побаивались. Все шёпотом рассказывали о некоторой её связи с местными бандитами, которых она снабжала дефицитной икрой и коньяком. И всё же перестройка брала своё и рестораны заглохали прямо на глазах. Уже не было тех живописных очередей на крыльце в вечерние часы. Но, вырубить икры из под прилавка норовил всякий уважающий себя начинающий бизнесмен. Ванда восседала во главе обеденного стола и банковала. Она громко комментировала, с применением докерского юмора, все повествования официанток, и весь стол угодливо смеялся. Смеющаяся официантка старательно поворачивала лицо в сторону отпустившей заключительную реплику Ванды, старалась заглянуть ей в глаза, чтобы та зафиксировала, как её подданная высоко ценит остроту ума своего кумира. В этот раз армянка Валька рассказывала про свою проделку, которая была патентована в любом ресторане города, с очередным морячком. В ту пору морякам в дальнем плавании ещё платили уже ненужные никому боны. Магазин «Альбатрос» увял. Дефицитные японские телевизоры растаскивали с чёрного хода за полуторную, а, порой, и за двойную цену. Так вот, Валька повествовала, как один морячок напился до того, что ему стало плохо. Заученной тропой Валька увела его в кухню умываться. Там она заботливо склонила его голову под кран, в умывальник, который по саннормам существовал, якобы для того, чтобы официантки перед каждым новым клиентом руки мыли. Пиджак-курточку морячка Валька заботливо предложила снять, и пока поплохевший мареман плескался в струе холодной воды для отрезвления, как дикая уточка в луже городской канализации, она старательно обшарила его карманы. Суть рассказа была в том, что когда морячок, уже за столом, стал расплачиваться, то не обнаружил денег.

— Я ему и говорю, — ликовала официантка перед своими коллегами. — Ну, ты парень честный, я тебя знаю, завтра принесёшь!

— Так он принёс? — предвосхищая восторг спросила молоденькая официантка.

— Принёс! — торжествующе воскликнула Валька. — Даже чаевых отвалил и благодарил как за спасение на пожаре!

— Ну, ты бл…дь морская! — прокомментировала Ванда.

Все стали громко хохотать, опять-таки угодливо заглядывая ей в лицо.

К тому времени Аркадия уже изрядно развезло от выпитого спиртного. Король-буфетчица настропалилась разводить технический спирт, который она доставала с атомохода, и продавала эту смесь вместо водки. Но только своим людям! Воспитанная советской системой контроля, она ещё побаивалась подавать эту смесь в графинчиках кому попало. Смесь была крепкой и Аркашу развезло не на шутку. К тому времени час пробил, и страждущие вкусить от щедрот в «Полярном Утре» настойчиво стучали в дверь. Швейцар дядя Жора несанкционированно отлучился с дежурства, и пост на воротах остался пустым. Ванда скомандовала:

— Мальчики! — это она обращалась к штабу, который с её же благословления коротал время на обеденном перерыве в зале ресторана. — Откройте посетителям!

Аркадий, как самый младший, пошёл вскрывать дверь для входа посетителей. Когда он взялся за истёртую мозолистой рукой дяди Жоры ручку входной двери, в нём вспыхнул бес предпринимательства. Очевидно, через дверную ручку его достали дяди-Жорины волны. Он приоткрыл дверь на три пальца, как дядя Жора, и строго сказал в щелку:

— Ресторан закрыт на спецобслуживание! Кидайте все по червонцу, и я вас пропущу, уж так и быть!

Всё крыльцо загомонило — они так долго стояли на холодном полярном ветру. Особенно басил огромный тралфлотовец, который пришёл самым последним, но у двери был первым:

— Почему объявления на дверях нет! Позови Ванду! Где дядя Жора?!

Аркадий стоял на своём и, держась за ручку двери, пихал тралфлотовца в грудь. Тралфлотовец, не имея опоры для заякоривания, терял силы на скольжение и перебирание ногами, ещё больше энергии у него уходило «на гудок». Он непрерывно орал:

— Я здесь после каждого рейса гуляю! Меня все знают! Позови Ванду!

Не столь услышав крики, сколько по наитию, Ванда вышла своей утиной походкой, которую она считала царственной, к месту боя. Услышав слова Аркаши, она страшно испугалась, что этот инцидент запишут на неё. Ещё живы были воспоминания об андроповских временах. Она отодрала Аркадия от ручки и стала извиняться за «пьяного дурака». Один посетитель с внешностью помполита осуждающе промолвил:

— Что же у вас, гражданочка, персонал такой пьяный?

— Он не персонал! — наверное, впервые в жизни оправдывалась Ванда, — Он как выпьет — так полный дурак!

Такой аргумент убедил помполита, и он удовлетворённо проследовал в зал. Ванда стала распекать Аркадия:

— Ты что меня под монастырь подводишь?!

У Аркаши всё спуталось в голове. При виде Ванды вспыхнули ещё и обрывки сплетен, которые морячки портофлота пересказывали в пивнушке. Он стал всё это вить в одну канву:

— А ты… Ты вообще… — сообщил он Ванде свежую комбинацию слухов, составленную из всех обрывков его мыслей. — Хочешь выдать дочку после восьмого аборта за целку, и найти ей мужа… штурмана, как минимум… Чтобы потом самой с ним спать!

Ванда опешила от такого залпа, а Аркадию тут опять стало плохо, и он потащился в умывальник, где его вырвало разведенным спиртом прямо в рукомойник. Опомнившаяся Ванда издала клич, решив, что она сама разберётся с этим хамом, без милиции:

— Вот теперь убирай! Всё убирай сам, руками!

Аркаша снова наполнил раковину, теперь уже до краёв, так как слив забился харчами местной кухни, которые он изверг вместе с раствором спирта-технаря. Он, не разгибая туловища, нащупал в кармане три рубля и протянул их Ванде:

— На, за беспокойство! Уберёшь здесь!

Ванда зашлась криком. Она стала трясти Аркадия, схватив его за курточку, вопя бессвязное:

— Курва рваная! Рвань позорная! Пазор стрёмный!

Каждое следующее слово у неё рождалось как бы из предыдущей фразы, и эту слововязь она могла продолжать бесконечно. В своё время она выучила все портовые и морские ругательства, чем заполнила потребность в иностранном языке. Согнутый Аркаша метался по холлу, наугад ища руками точку опоры. Наконец, его руки опёрлись об алюминиевый с пластмассовой крышкой столик, заботливо, Вандой же, установленный возле вешалки, чтобы посетители могли положить на него что-либо при одевании. Допустим, взятые «на вынос» бутылки бодяжной водки. Был случай, когда клиент поставил бутылки на пол и сам же пихнул их случайно ногой. Бутылки разбились, распространив запах технического спирта, который перекрывал испарения из лужёных глоток матросов, жарко рассказывавших друг другу одновременно «истории из рейса». Аркаша схватил лёгкий столик, приподнял его над головой и огрел Ванду, как надоедливую собаку. Вот этого она уже не могла перенести!

— Убивают! — вопила она непрерывно.

Но милицию никто вызывать без команды самой же Ванды не спешил. Подоспевшие Толик с Таней увели победителя от рыдающей Ванды. Аркадий, с видом Давида, убившего Голиафа, отдавал назад ей всё, что она посвятила ему:

— Шалава! Шмындра паровозная! Рвань е…учая! Пи…дорванка гнойная!

Его дружно увели его под руки в номер, где он мирно заснул, уставший от сражения.

Но через час его разбудил Толик:

— Аркан! — тряс он его за плечо. — Ванда заяву в ментуру накатала!

Быстро, совершенно несвойственно для пьяного в дым человека, Аркадий оценил ситуацию. Он достал из кармана рубль и скомандовал своему начальнику:

— Иди и купи ей шоколадку!

— Аркан! Какую шоколадку?! Тебя она посадит года на два! У неё вся милиция повязана!

Аркадий судорожно подумал ещё. Решившись, он достал из кармана ещё рубль и вымолвил:

— Тогда… купи ей две шоколадки!

Анатолий, поняв, что его соратник невменяем, побежал улаживать дела. Он долго лопотал всхлипывающей в истерике Ванде, что Аркадий хороший мальчик, что его мама любит! Что он учится в медицинском институте на седьмом курсе. Немного подумав, Толя отчаянно выкрикнул:

— Аркадий учится на гинеколога! Хороший врач будет!

— На гинеколога… — вдруг стихла Ванда, — тогда пусть учится, не буду губить ему карьеру, сколько он женщин спасёт!

Но путь в этот ресторан троице теперь был закрыт. В поисках нового пристанища штаб по спасению экспедиции Рэда перекочевал в ресторан «Беломорье». Сей ресторан был на отшибе, и Толя надеялся, что слухи о буйном характере его подчинённого сюда ещё не докатились. В принципе, все рестораны советского наследия были одни и те же и по интерьеру, и по сервису, и по кухне. Поэтому, если человек сильно подвергался воздействию раствора этанола, а потом на мгновение приходил в себя, он никак не мог понять, в каком городе и ресторане он находится? В Омске, Мурманске или в Москве?

В новом месте играл всё такой же квартет-шалман. Певичка надсадно, но вживую, выводила: «Держи меня, соломинка, держи, когда шторма идут двенадцать баллов!» Это было близко по духу отдыхающим между рейсами морякам. У тех, кто был в рейсе, жёны «стояли на вахте» за своих мужей в ресторане. Оставив двух-трёх детей на попечение мамы или старшей дочки, они изображали из себя участниц кабаре. Одеты они были поголовно в джинсы и кофточки из магазина «Альбатрос». На головах у них красовались парики, привезённые мужьями из рейса. Парики были из нейлоновых волос и очень боялись оплавления при курении. Обряд курения морячки вершили без пауз и отдыха, даже когда танцевали. Танец напоминал своими движениями процесс борьбы пензенских крестьян с нашествием саранчи в девятнадцатом веке. Морячки исступленно вытаптывали каблуками привезённых мужьями аргентинских сапог каменный пол ресторана. Пол был сделан из податливой смеси белого цемента с мраморной крошкой, а женщины носили свои сапоги до степени, когда набойки на каблуке уже утрачивались и из оголенного каблука выступал стальной штырь. Этим-то штырём и наносились мириады щербинок на грязно-жёлтый пол ресторана. …Соломинка никак не внемляла призывам певички и подпевкам морячек. Песню заводили вновь и вновь, а неутомимые моряцкие жёны, не утратившие силы на домашнем хозяйстве и воспитании детей, гвоздили пол со всё возрастающей яростью…

Когда морякам дальнего плавания надоедала тягомотная борьба за крепкую и дружную семью, они привозили с малой родины новых морячек, а вышедшие в тираж вступали в объединение брошенных жён. Целью и задачей которого было: «Вышибание алиментов из подфлажных! — с которых моряки дальнего плавания ясак не платили. «Подфлажными» назывались те самые боны, которые получал моряк, как только судно заходило за остров Рыбачий. Это место по географии называлось «Русский заворот». Там же располагалась банка Федынская, вечный предмет споров с норвегами: «Кто будет на этой территории ловить рыбу и разведывать нефть?», отчего политики называли банку «серой зоной». Но, независимо от серости, подфлажные здесь начинали платить исправно. По закону, алименты платились со всех видов дохода, но только не с валюты!. Очевидно, такую юридическую послабку себе отвоевали те, кто в советское время шастал за рубеж в исключительном порядке — и никто более! И вот морячки в отставке имели идею фикс получать алименты с моряков с учётом их валютного заработка.

Толик, Аркадий и Таня примостились за столиком, где уже сидели вышеописанные дамочки в нейлоновых париках. Они отчаянно дымили «Мальборо» и бросали быстрые взгляды на Аркадия — именно в нём они видели потенциальную жертву, так как Толю мысленно записали за Таней. В своих дряхлеющих от поедания картофеля и чая с сахаром телах они не видели возможности отбить кавалера у такой молодой экзальтированной особы. Аркадий, после вояжа в Североморск унаследовавший условный рефлекс «скотобоязни», с опаской бросал на морячек короткие взгляды и мгновенно отводил глаза, разглядывая под столом точки от штырей каблуков аргентинских сапог. Вскоре такая конспирация ему сделалась невыносима, и он непроизвольно стал искать знакомство среди мужской половины ресторана. Такая манера поведения симулировала признак «голубизны». А может, всё так и происходит? После сексуальных и гастрономический потрясений, каковые Аркадий претерпел в Североморске, молодые парни таковыми и становятся… «Голубые» всё таки не позволяют грубого поведения со своими пассиями. Более того, они сами зачастую становятся объектами нападений свирепых дамочек, под жернова которых намедни угодил Аркадий. Поэтому он непроизвольно искал общения среди особ мужского пола.

Передвигаясь в сторону туалетной комнаты, он совершенно случайно разговорился с мужчиной невзрачной внешности, но в великолепной синей габардиновой форме, китель которой сплошь был украшен нашивками, петлицами и золотыми пуговицами. Как потом выяснилось, это была форма вновь созданной «Арктической морской нефтегазовой разведки». А пока плюгавый носитель формы соврал Аркадию, что это форма «морской прокуратуры». О существовании такой прокуратуры Аркадий никогда ничего не слышал. Он знал, что существует «транспортная прокуратура», как он считал — «железнодорожная». Поэтому он подумал: «Чем чёрт не шутит. Может есть и морская прокуратура?!» Как любой человек, подвергавшийся в жизни насилию, он инстинктивно потянулся к человеку в форме и они разговорились. Тот пригласил его к себе за столик, за которым уже сидел спутник «морского прокурора», представившейся почему-то по фамилии:

— Корюшкин. Кооператор!

Даже сидя за столиком, кооператор производил впечатление очень высокого человека. Лицом он был похож на типичного профессионального плотника. Плотники постоянно владеют топором. Топор — это страшное оружие, поэтому плотники всегда собраны и внимательны. Взгляд кооператора был острый. Глаза располагались в глубине между выпуклыми татарскими скулами и большими ломброзовскими надбровными дугами. Всё остальное на лице при таких выдающихся чертах казалось для природы ненужным. Поэтому выглядело всё очень маленьким: и рот, и глаза, и нос. «Морской прокурор», напротив, ничем особенным не выделялся, лишь реденькие, цвета иранской хны, усы были прикреплены над верхней губой. Они казались мхом, появление которого на газоне никто не планирует.

Корюшкин только что втёр грандиозную идею «морскому прокурору», коим он считал собутыльника, и своё обращение с проблемой видел весьма адресным. Идея была в том, что на одном арктическом острове существовал почти экзотический рыбный колхоз. Колхоз был полностью дотационным, очень проблемным и отличился лишь единожды, когда про него узнали многие.

Населяли посёлок колхоза величиной в три улицы местные жители-ненцы. Для них в своё время властью партии была выстроена баня. Баня хронически пустовала, являлась по сути кладовкой для ненужных колхозных вещей. Как то в этот островной посёлок приехала по направлению молодая медичка. Она оседлала медпункт и разум председателя поссовета. Чтобы проявить свою активность, медичка удумала акцию такого рода: всем жителям посёлка по спецталону каждую пятницу продавали бутылку спирта. Медичка настояла, чтобы, наравне с печатью поссовета, на талоне ставился штамп медпункта, без которого спирт страждущему алкать ненцу спирт не продавали. Но штамп медичка ставила лишь при условии посещения ненцем бани, которую, по распоряжению предпоссовета, срочно реанимировали. Ненцы, как коренное население Арктики, было неслыханны возмущены таким кощунственным произволом! Дело в том, что они не мылись не то что в бане, а вообще и отродясь! Медичку было решено, общим сходом, предать полному остракизму за посягательство на вековые устои самобытного народа. За медичку вступился предпоссовета, и, когда они удирали в сторону пограничников на мотонартах, председателю случайно прострелили седалищный нерв. Председатель, вылечившись, охромел, и его комиссовали на инвалидность.

В Арктический посёлок прислали нового председателя, который пил горькую похлеще местных жителей, чем был им очень люб! Они считали его «в доску своим парнем» и доверяли ему беспредельно! Вот этот-то «свой парень» по пьяной лавочке купил, согласно купчей, огромный дизель-электроход, случайно севший на мель на траверсе посёлка. Руководители флота, которому принадлежал корабль, поили председателя до столбняка целый месяц, а по его прошествии он подписал купчую, заверенную привезённым для этого случая на вертолёте нотариусом. Всё шло хорошо. Но когда запасы спиртного пополнять стало нечем, нагрянула экологическая, рыбная и другие комиссии и оштрафовали несчастный колхоз на всю сумму дотации, которую им выписывало государство. Всё было, как на чудесном конвейере: дотация приходила на счета колхоза, деньги в одночасье пересылали на счета карательных органов и колхоз ещё оставался должным приставам!

Вот тогда, с подачи очередного афериста, по нужде отрезвевший председатель, избрал Корюшкина поверенным по продаже дизель-электрохода ещё кому-нибудь! И Корюшкин, проявив недюжинную активность, вышел на «морского прокурора», коего таким искренне и считал, и упаивал последнего в этот вечер в ресторане, назойливо требуя найти покупателя на дизель-электроход. У этого корабля, между прочим, в результате крушения образовалась пробоина метров десять длиной, и сидел он на мели в абсолютно несудоходном месте, так как закинуло его туда таким штормом, нагонной волной, какой бывает раз в четверть века. Стоял корабль, как памятник шторму, и был абсолютно никому не нужен. Но ничейных кораблей не бывает, и Корюшкин просто настаивал, коль скоро он проставил ресторан «морскому прокурору», чтобы тот немедленно нашёл нового покупателя! Морской прокурор, узнав возле туалета, что Аркадий москвич, притащил его за столик и интродюссировал его Корюшкину:

— Вот! Он москвич, а у москвичей денег мно-о-го! Я тебе покупателя нашёл? Всё, моя миссия выполнена! — и опрокинул стопку водки в рот, далеко закидывая голову.

В это время местный оркестр очень громко заиграл сумбурную музыку. Ударник, разминаясь, молотил нещадно по тарелкам, изображая из себя Бонема и Чамберса одновременно, лихо размахивал палками, не обращая внимание на происходящее вокруг. Под эти звуки полутрезвый Корюшкин стал брать быка за рога. Он озвучивал условия сделки, кому какой бонус откатится, и сколько процентов отдадут лично ему, Корюшкину, налом, чистоганом, в сером конверте! Аркаша, отведав две стопки чужой тёплой водки, согласно кивал, опасливо поглядывая на облюбовавшую его морячку. Та уже потеряла из поля зрения Аркадия, и он от облегчения, соглашался с чем-то, ничего, ни одного слова, не понимая из сказанного! Корюшкин такую покладистость принял как следствие своей неслыханной дипломатии, заказал пробегавшей официантке ещё две бутылки тёплой водки и, наливая уже в фужеры, от такого успеха провозгласил:

— За морского прокурора, человека, умеющего держать слово!

Аркадий, считавший, что обмывают какой-то совершенно не касающийся его успех, радостно улыбался, уже начав потихонечку забывать хищный взгляд морячки, ощупывавший евонные справные ягодицы.

Тем временем морской прокурор, сбацав пару танцев с какой-то дамочкой, увязался её провожать, даже не попрощавшись со своими недавними собутыльниками. Оркестр ушел на перерыв. В ресторанном зале вдруг наступила относительная тишина. Кооператор Корюшкин форсировал притязания к Аркадию с удвоенной силой. Тот плохо понимал суть происходящего, словно пришёл смотреть фильм с середины сеанса. Корюшкин вещал:

— Протокол о намерениях подписывать не станем. Сразу подпишем основной, а ты давай, на мой счёт завтра же перегоняй все деньги!

— Вы о чём говорите? У меня нет денег, я студент.

— Какой студент! Ты мне мозги не е…и! Нижневартовск на Оби!

Когда выпили ещё по стопочке, кооператор, который втайне гордился своим мнимым терпением, принялся с пьяной назойливостью снова объяснять Аркадию суть дела:

— Корабль хороший! Вот ваша компания купит его и пусть делает всё, что угодно! Стоит дизель-электроход в укромном месте — пусть там и стоит сколько хотите времени! Вас никто не гонит. Ну, поставите там пару бутылок председателю колхоза — и всего делов! Он за место денег не запросит. А топливо потом завезёте танкером.

— Я не понял, а чего вы сами-то на нём не плаваете? — наивно спросил Аркадий, который ничего не знал про регистры, пограничников, фрахты и прочую лабуду, с которой сопряжено хождение по морям.

— А топлива нет! — зацепился за свою последнюю фразу Корюшкин, — Вот завезёте топливо и в добрый путь! — от восхищения своей смекалкой, он под завязку заправил фужеры водкой и один из них подвинул к Аркадию:

— Давай за отход!

«Отход» и «приход» — две основных причины пьянки моряков. Другие тосты имеют уже только притяжательное значение. Аркадий, у которого питьё водки фужерами открыло второе дыхание в рассудке, отодвинул фужер, зафиксировав сей акт фразой:

— Я не пью! А чего это вы мне решили продать свой корабль?

Сильно опьяневшему Корюшкину стало казаться, что его собеседник, сидевший с ним за столиком, действительно не пил водки. И он начал вновь его убеждать купить дизель-электроход:

— Во-первых, он не мой! У меня только доверенность на продажу! И техпаспорт! Да у меня все полномочия! — начал распаляться Корюшкин, — Вот ты — москвич?

— Да, я москвич! — ответил Аркадий утвердительно.

— А у москвичей денег много! — сделал логическое, как ему казалось, умозаключение Корюшкин.

Аркадий, окрылённый, что убедил пьяного собеседника, что он его водку не пил, дерзко спросил:

— А сколько ты просишь за свой корабль?

Корюшкин, который даже в пьяном виде понимал, что владение недвижимым, с пробоиной, имуществом, да ещё в месте нереста рыбы — большое обременение, вместо вводного слова, опять заговорил:

— Он не мой! У меня доверенность, полномочия! — Часть слов по причине опьянения съедалась, и произносил он: «Полнмощ-щ-щь…», вроде, как пьяный человек убеждает выпить: «Чисто символищ-щ-щь!» — затем он ответил на основной вопрос Аркадия, — Да не много! Три тыщ-щ-щь… долларов!

В этом месте Аркадия поразила стрела Меркурия, бога торговли: «Ё-маё! Купить у этого алкаша корабль — он же настоящий! Оформить всё через нотариуса и дело в шляпе! А в Москве потом перепродать за миллионы!

— Всё! По рукам! Беру! — вскричал он и метнулся было к Толику за стол.

Но, чуя свой успех, Корюшкин ухватил его за куртку (в то время в ресторан было очень модно ходить в плащёвых куртках, словно по грибы) с шипением:

— Давай щас обмоем сделку! Ш-щ-шь…

— Подожди, компаньона позову, чтобы всё было легитимно! — ввернул Аркаша слово, широко входящее в моду. Он промчался через весь зал к своему столику и, как ушат воды, вылил на голову Анатолия вязанку информации:

— Всё! Я договорился! Ищи срочно покупателя! Берём сегодня, покупаем судно!

— Какое судно? — округлил глаза Толик. Он искренне думал, что Аркаша в очередной вылазке по проникновению на военную радиостанцию, для восстановления воспоминаний радистов о принятии сигнала с самолёта Рэда.

— Дизель-электроход! — и Аркаша быстро залопотал рассказывать все бессвязные сведения, осевшие в его голове, — Стоит, гад, возле острова… а там колхоз… председатель владеет и продаёт… за четыре тысячи долларов всего! — он «на автомате» пристегнул и свою долю в одну тысячу долларов.

— Сядь. И не дёргайся!

Аркадий послушно водрузился за столик. Таня тоже изумлённо смотрела на докладчика расширенными глазами. Если бы она в данный момент увидела бы свои глаза со стороны — они бы ей очень понравились!

— Тебе что? За кидок нашей компании обещали долю? Что за ахинею ты несёшь про какой-то теплоход?

— Никакой это не кидок! Всё реально. Вон за тем столиком сидит перец, фитильной, — таким словом Аркадий обозначал высоких людей, — у него доверенность на продажу корабля, он может его продать!

— Успокойся! Мы не покупаем корабли. Мы ищем затерявшийся в Арктике самолёт. Понял?

— Понял, — вдруг тихо произнёс угомонившийся Аркадий. Он вновь заметил хищные взгляды морячки, которая явно желала с ним познакомиться. С дамочками данного типа у него развилась явная импотенция, но проверять этот медицинский факт он никак не желал!

Вдруг, исподлобья наблюдая за взглядами охотницы-морячки в его сторону, он боковым зрением засёк входящую в зал ресторана знакомую троицу. Это были: капитан Бриттов, его первый помощник Саша и старпом Жора Азев. Те тоже заметили знакомых москвичей и с криком «О-о-о!!!», широко расставив руки, двинулись в их направлении. Послышались обычные в этих краях: «Какие люди… без охраны!..» — и прочие общие слова.

— Ну, вы сейчас как? Где вы сейчас были? — спросил Толик.

— Да-а-а! Обломались. «Коробка» в Гаджиево! — сказал словоохотливый Саша, который был более всех подшофе. Бриттов пристально поглядел на него с укоризной.

— А где это Гаджиево? В Азербайджане? — переспросил Аркадий.

— Не-а! В Полярном! — воскликнул Сашка, за что получил тычок локтём под рёбра от капитана.

— Ясно, ясно! — произнёс Толик, что такое припомнивший. — Военная тайна!

— Она самая! — широко улыбаясь подтвердил Жора, — Мы сюда еле прорвались! Мест нет. Вы нас не подсадите где-нибудь сбоку?

— Легко! — радостно воскликнул Толик и завопил, подняв руку. — Официант!

Тот, конечно, даже не пошевелился.

— Э-э-э! Это у нас так не делается! — сказал Жора и устремился за занавески в сторону кухни.

Через минуту он вышел с тремя стульями, которые они расставили симметрично, превратив четырёхместный столик в шестиместный. Вскоре появился официант — «девушка» сорока лет, с полностью разрушенной бисквитами и польским ликёром фигурой. Моряки-подводники лаконично навели заказ, состоящий из водки и стандартного, имеющегося в ресторане набора закуски, и продолжили бурный застольный разговор. На вопросы членов штаба по спасению самолёта и Рэда, Бриттов ответил:

— Давал я задание радисту, давал! Он три дня опрашивал всех знакомых радистов, кто слушал эфир последние месяцы. Никаких сведений о том, что кто-то видел самолёт «Як» в Арктике, не было!

— Ну не мог же он сквозь землю провалиться! — высказала единственную реплику Таня, вспомнив, что она исполняет роль ждущей невесты.

— Сквозь лёд провалиться! — ввернул чёрный юмор пьяный Сашка, первый помощник.

В это время к ним нетвёрдой походкой подошёл кооператор Корюшкин. Прерывая плотно льющуюся беседу, он обнял за плечи Аркадия и начал тянуть его из-за стола:

— Пойдём выйдем, пойдём!

— Гражданин, оставьте меня в покое! — освобождал плечи Аркадий.

Сцена явно была похожа на приставание поклонника однополой любви к приглянувшемуся парню. Сашка, не долго думая, двинул Корюшкина в подбородок, и тот косо завалился на каменный пол, истыканный шпильками аргентинских сапог. Полулёжа на полу, Корюшкин вяло помахал кулаком, норовя кого-нибудь ударить, хотя, находясь в состоянии грогги, он почти ничего не видел, а кулаком двигал чисто инстинктивно. Участники застолья неуклюже отпихивали его ногами подальше от себя. Бриттов распекал Сашку, который, находясь на службе, даже во внеурочное время являлся его подчинённым:

— Зачем тебе приключения? Мало тебе «персоналок»? Вечно лезешь, куда тебя не просят!

Сашка, молчал и лишь улыбался. Драка возбудила его, и душа требовала продолжения состязания, так как кровь в нём кипела и энергия требовала выхода. Если бы не присутствие капитана, он бы бросился пинать ногами падшую жертву, пока не устал бы пинать! Но он знал суровый нрав Бриттова и всегда подчинялся одному его суровому взгляду! Вскоре появились два милицейских сержанта, которые всегда паслись рядом с рестораном на «боевом дежурстве» — место было хлебное. По наводке администратора они выволакивали из зала на улицу пьяных морячков и вытаскивали у них из карманов всё, что не успели выбрать разбитные официантки.

Сержантики, взяв под мышки Корюшкина, полупарализованного от удара Сашки и от алкоголя, поволокли его к выходу, Ноги Корюшкина вяло перебирали каменный пол, имитируя бег по тренажёру-ходунку. С Сашки даже не взяли объяснений. Бриттов показал удостоверение, что он офицер Северного Флота и дал понять, что «этот тип домогался к его подчинённому, с этой гнусной целью подошёл к их столу и даже хотел ударить Александра кулаком». Вся компания активно кивала и скандировала: «Да, да, хотел ударить, ударил!» Этого было достаточно. Корюшкина увезли спать в вытрезвитель.

Застолье продолжалось. Начали произносить тосты «за отход»! Когда нетактичный Аркадий переспросил: «Когда отход?», на него зашикали, а Жора тихонечко сказал, что это самая большая тайна. При этих словах Жора держал рюмочку с водкой и этой же рукой гипнотизировал слушающих указательным пальцем той же руки. Обстановка в стихшем без музыки зале ресторана становилась таинственной. Слово «тайна» всегда возбуждает у людей самое неподдельное любопытство. Таня заинтересованно спросила:

— Так вы вернулись с моря?

— Из океана! — поправил её Саша.

Гибким женским умом Таня поняла, что так просто она никакой тайны не узнает, и увлекла танцевать капитана Бриттова под звуки вернувшегося оркестра. Жизнь её в ожидании «жениха», то есть Рэда, была довольно-таки однообразной, и возможность узнать хотя бы какую-нибудь тайну увлекла её. Аркадий тоже времени даром не терял. Его любопытство было попрямее женского, и он в, отсутствие капитана, просто осадил разговорчивого Сашу вопросом:

— А чего это вы вернулись? Лодка дала течь?

Саша с Жорой рассмеялись над такой наивной догадкой, и умудренный, как ему самому казалось, опытом старого морского волка Саша поведал Толику с Аркадием их последнюю морскую историю:

— Попадка вышла! Не пронесло в этот раз! В океанах, особенно последнее время, всё чаще встречаются «квакеры»!

В этом месте Жора его перебил, поднёс свой гипнотизирующий палец к губам и произнёс:

— Но, только тс-с-с! Об этом даже рапорт нельзя писать в штаб ВМФ! Полное умолчание!

— А почему даже докладывать-то нельзя?! И кто такие «квакеры»?

— Нельзя — и всё тут! Могут на берег списать, как психически неблагонадёжного. А они есть и все их слышат!

— Да кто есть? Чего слышат? — спросил Толик, у которого тоже начало формироваться начальное мнение, что все подводники не совсем «того».

— Да, квакеры же! — сделал гримасу Сашка, — Только мы вышли в Атлантику, прошли Лабрадор, тут акустик и радист докладывают на центральный пост, что слышат наших старых знакомых. Мы их всех про себя в сознании, да и в частных разговорах, относим к гидролокаторам натовским. Вроде как америкосы по всем океанам, даже в Ледовитом, наставили этих локаторов, чтобы следить за нашими лодками или своим, как маяки, дорогу указывать. Здесь ещё Бриттов, но он капитан, не нам о его действиях рассуждать, дал команду на всплытие. Продули мы балласты, матросы вышли на палубу, а мы стоим на ходовом мостике. Вдруг сигнальщик докладывает: «Вижу колёса!» — мы глядь на зюйд-вест, а там под водой световые колёса крутятся! Это напоминает, знаешь, лазерное шоу такое, только не в небе, а в воде.! Дал капитан команду: «Малый ход!» — смелый он у нас. И стали мы двигаться прямо на колёса, как бы наезжать на них. И в ту же секунду у нас вся электроника отказала!.. Ну, потом получили мы команду возвращаться на базу. Теперь мы здесь. На проверке. Нас, личный состав, тоже проверяли в госпитале. А там медсестрички — ничё! — закончил Сашка рассказ в привычной для него манере.

Сразу посыпались вопросы:

— А колёса-то большие? А глубоко они под водой? Быстро крутятся? Какая у них скорость вращения? — частили на перебой Аркадий и Толя.

Сашка был парень грамотный и любитель поговорить, что часто бывает с людьми, пребывающих в частых автономных походах. Он начал было отвечать:

— Не скорость вращения, а частота вращения! Диаметр, ну, несколько десятков метров. И впечатление такое, что они конкретно материальные! Наверное, америкосы что-нибудь мутят, против нас!

Тем временем, загадочная, как Мата Хари, Таня вернулась с тура танца с Бриттовым, который склонился к уху Толика и тих спросил:

— Можно ли проводить Таню?

— Нет вопросов! — ответил весёлый Толик.

Его расчёт оказался верным — моряки расплатились за весь столик. Толя подумал про себя: «Хоть какая-то польза от кобылы будет!» — при этом он отозвал «Мату Хари» для выдачи инструкций, по поводу выдачи, навешивания просьб капитану Бриттову, по поводу более детального расспроса радистов, насчёт самолёта Рэда…

Бриттов и Аркадий оказались как-то в это время одни рядом и тот сказал Аркадию:

— Судя по началу сегодняшнего вечера, ты — большой коммерсант! Может, поможешь мне в ближайшую субботу автомашину на авто-толкучке продать? А то мне при моей должности не с руки. Может политотдел пронюхать!

— Да какой я коммерсант! — начал откорячиваться Аркаша. — Просто это такое стечение обстоятельств! Пристал этот дурак, мол, купи дизель-электроход! А я из-за музыки и не слышал, о чём речь. Просто я от одной хищной морячки прятался!

— А-а-а! В этом я тебя понимаю! Ну, так как? Поможешь с толкучкой? А то шуряк подсуропил мне Форда. Шуряк — он в рыбаках ходит, вот и привёз мне по родственному. Стоит теперь, ржавеет!

— Легко! В этом я спец!

На том они и порешили. Условились о встрече.