"Красавица в зеркалах" - читать интересную книгу автора (Брайан Дуглас)

Глава пятая Светящиеся следы


Когда Конан и Цинфелин покинули покои юного графа, Югонна и его подруга некоторое время сидели без движения. Слишком много всего произошло за слишком короткий срок. Сперва — приглашение дать ночное представление, затем — видение прикованной девушки и, наконец, решение Цинфелина во что бы то ни стало — разыскать эту неведомую пленницу и спасти ее.

— Ты веришь в то, что она еще жива и существует на самом деле? — заговорила наконец Далесари.

Ее муж пожал плечами.

— В это верит Цинфелин. И, что самое удивительное, Конан не стал его переубеждать, а напротив, взялся помогать ему.

— Что же тут удивительного? Конан — авантюрист, а розыск далекой красавицы — превосходный способ заработать, — едко заметила супруга.

— Конан — очень здравомыслящий человек, — возразил Югонна. — И, насколько я успел его узнать, он не взялся бы за дело, которое ему не по душе, даже если бы ему сулили за это огромное вознаграждение. Как это ни странно, у него есть что-то вроде принципов.

Далесари вздохнула. Она чувствовала себя очень усталой и вместе с тем была слишком возбуждена для того, чтобы сразу заснуть. Ей хотелось узнать все разгадки — немедленно! Похоже, у ее мужа было сходное настроение.

— Ты голодна? — спросил Югонна. — Здесь остались закуски.

Вдвоем они уничтожили все съестное, что находилось в комнате. Затем Далесари вытащила из-за пазухи маленький мешочек. Югонна с любопытством следил за ней.

— Что у тебя здесь?

— Порошок. Помнишь, одно время я разыскивала растения со светящейся пыльцой…

Югонна кивнул. Он с трудом мог припомнить этот эксперимент. Далесари всегда поражала его способностью заниматься несколькими проектами одновременно. И сколько Югонна ни старался, ему не удавалось удержать в памяти все то, о чем рассказывала ему подруга. Это было еще во времена лабиринта; так что же говорить о временах нынешних, когда судьба и злая воля дяди Далесари, наполовину ученого, наполовину колдуна, занесла их в чужие края! Здесь большую часть времени они были поглощены простой борьбой за выживание.

— Почему ты так смотришь на меня? — улыбнулась Далесари.

Югонна встряхнулся, избавляясь от задумчивости.

— Как я на тебя смотрю? — удивился он.

— Как будто впервые меня увидел.

— Это происходит каждый раз, дорогая. Каждый раз, взглянув на тебя, я испытываю восторг и изумление.

— Ты льстишь.

— Самую малость.

— И лжешь. Почему ты выпучил глаза и разинул рот?

— Неужели я так выгляжу? — засмеялся он.

Она торжественно кивнула. Югонна обнял ее и прижал к себе.

— Потому что ты всегда меня поражаешь чем-нибудь новеньким. Что за светящаяся пыльца? О чем ты сейчас говорила?

Пылая гневом, она высвободилась из его объятий.

— Я так и знала, что ты притворяешься! — воскликнула она. — Ты ничего не помнишь! И плевать ты хотел на мою работу! Если тебя что-то во мне и интересует, так это мое тело! В этом ты ничуть не отличаешься от других мужчин… И не нужно было притворяться, будто ты внимательно слушаешь, когда я рассказывала!.. А я еще поверила! Поверила! На самом деле ты только прикидывался, а сам только о том и думал, как бы схватить меня, затащить на постель и…

— Ну все, хватит, — оборвал Югонна.

Далесари застыла с раскрытым ртом, не закончив фразы.

— Да, я думал об этом, и сейчас думаю, — продолжал Югонна. — И тебе это должно быть приятно.

— Мне? Приятно? Ты пренебрегаешь моей работой! Пренебрегаешь мной как ученым!

— Зато не пренебрегаю тобой как женщиной. Ты поразительное существо, Далесари! Давай, рассказывай скорее про твой порошок. Для чего он предназначен?

— Теоретическая часть тебе, стало быть, неинтересна? — прищурилась она.

— Ради всех богов, Далесари! Теоретическую часть ты изложишь мне потом… Что ты намерена делать с этой штукой?

— Кое-что проверить. Мой порошок выявит то, что скрыто. Если здесь имеется некая посторонняя субстанция, порошок начнет светиться.

— Очень умно.

Она сверкнула глазами в его сторону, но промолчала. Далесари подошла к стене, взяла в рот маленькую трубочку и осторожно выдула немного порошка. На стене проступил светящийся круг. С торжествующей улыбкой Далесари повернулась к мужу.

— Ты видел?

Он молча кивнул.

Она опять рассердилась:

— Мог бы что-нибудь сказать!

— Ты — выдающийся ученый, Далесари. А теперь, уважаемый коллега, не могли бы вы пояснить суть вашего эксперимента.

— Я с первого же мгновения не поверила в то, что видение приходит к Цинфелину просто так. Ни с того ни с сего к человеку не то что видения — к нему даже молочница не приходит. Нужен какой-то толчок, повод.

— Цинфелин же объяснял: он был болен, находился между жизнью и смертью… Очевидно, в тот момент и открылись его способности видеть нечто на расстоянии.

Далесари фыркнула, не скрывая презрения.

— Это толкование подходит для кумушки, которая верит в гадание на костях, и для юного профана, который никогда даже близко не стоял возле нашего лабиринта! Но не для меня. Я сразу поняла, что здесь кто-то основательно потрудился.

— Твое предположение, Далесари?

— Это же очевидно. — Она уставилась на мужа с таким видом, что он сразу понял: до него уже давным-давно должно было дойти, в чем суть происходящего, и она, Далесари, невероятно удивлена его недогадливостью. — Этот круг па стене означает, что стену обработали специальным составом. Дерзну предположить, что этот состав близок к тому, который покрывает наше зеркало ясновидения. Только работает эта система сложнее.

— Боги, что может быть сложнее ясновидения! — простонал Югонна.

Далесари подобрала с блюда последнюю ягоду винограда и сунула в рот с победоносным видом.

— Сложнее! — повторила она, выплевывая косточку на пол. — Сам граф никогда не видел ни пролива, ни башни. Но некто — видел и сумел передать это видение зеркалу. Но не тому, которое у Цинфелина на стене, а своему. Зеркалу, которое хранится у него в покоях. Затем, когда он считает, что время подходящее, он попросту передает видение из одного зеркала в другое…

— Магия? — нахмурился Югонна.

Далесари кивнула.

— Как и в случае моего дядюшки… чтоб он сдох!

— Так ведь они и… — начал было Югонна, но вовремя замолчал. Ему вовсе не хотелось сейчас ворошить прошлое. Слишком неприятные воспоминания. — Что ты предлагаешь? — спросил наконец он.

— Проследить, — быстро ответила она. — Тот, кто наносил на эту стену амальгаму ясновидения, должен был оставить следы. Это неизбежно. Амальгама будет держаться на полу, на стенах много зим — везде, куда упала капелька.

А если он был осторожен и никаких капель не оставил? — возразил Югонна.

— Я не понимаю, — возмутилась Далесари, — ты хочешь, чтобы у нас ничего не получилось?

— Пытаюсь смотреть на вещи здраво.

— Как твой друг Конан? — съязвила она. — Но ведь Конан-то как раз ввязался в это дело.

— Пойми меня правильно, Далесари, — проговорил Югонна, — я очень хочу, чтобы у нас все получилось. Чтобы мы выследили негодяя и все такое. И твоя хитрость кажется мне просто замечательной. Но что, если у нас ничего не получится?

— Что?

— Я не хотел бы, чтобы ты огорчилась и пала духом. Поэтому и пытаюсь все обсудить заранее.

— Когда у нас ничего не получится, тогда и будем обсуждать.

Далесари взяла еще одну щепотку порошка и распылила вокруг себя. На полу неожиданно вспыхнула маленькая яркая точка.

— Есть! — в восторге прошептала Далесари.

Югонна прикусил язык. Жена в очередной раз оказалась права. Потом она отыграется. Будет напоминать ему, какой он перестраховщик, как он всего боится, как он пытается предвидеть то, чего и не случится… А ведь он всего лишь хотел уберечь ее от лишних огорчений.

Он наклонился над точкой. Никаких сомнений — это был след колдовской амальгамы. Как будто капелька сорвалась с листа.

— Попробуем найти еще в коридоре, — предложила Далесари.

— По-твоему, он шел с мокрой кистью наготове? — спросил Югонна. — Ведь проще было принести эту штуку в сосуде.

— Амальгаму не выдерживает ни один сосуд. Ее приготавливают и сразу же наносят на кисть. И с кистью наготове бегут туда, где нужно создать магическую поверхность, — авторитетно заявила Далесари.

— Откуда ты это знаешь?

— Мне сказал человек, у которого мы купили зеркало.

— Так вот о чем ты с ним разговаривала, пока я бегал в поисках денег!

— А о чем мне было с ним разговаривать? — удивилась Далесари. — Разумеется, я использовала это время для того, чтобы разузнать о зеркалах как можно больше.

Они выскользнули из покоев юного графа и очутились в длинном коридоре, освещенном лишь несколькими факелами. Далесари наклонилась и подула в свою трубочку. Еще несколько ярких капель проступили в темноте.

— Идем, — прошептала она.

Вместе они двинулись вперед по горящему следу.


* * *

Югонна только поражался неустрашимости своей супруги. Далесари, совершенно забыв о том, что в замке им может грозить опасность, бежала вперед. То и дело она останавливалась, чтобы дунуть и посмотреть, куда поведут их горящие капельки.

Они несколько раз сворачивали за угол и вдруг заметили старую лестницу, уводящую глубоко в подземелье. Лестница эта никак не охранялась.

— Как ты думаешь, что это? — спросила Далесари, приостановившись возле нее.

Югонна бросил на лестницу мимолетный взгляд.

— Понятия не имею. Вход в подземную тюрьму?

— Почему здесь нет стражи?

— Наверное, стражи есть — внутри. И такие жуткие, что нет никакой надобности в стражах внешних, — предположил Югонна.

— Странно, — добавила Далесари. — Смотри, сколько народу прошло здесь совсем недавно. Что бы это могло означать?

— Что угодно, — сказал Югонна. И взмолился: — Далесари, милая, я не в состоянии решать несколько загадок одновременно! Давай сперва разберемся с зеркалом.

И они снова двинулись по следу.

Им пришлось пройти еще один небольшой коридор, подняться на пару лестничных пролетов — и тут Далесари остановилась возле тяжелой двери, украшенной богатой резьбой.

— Следы ведут сюда, — сказала она уверенно. — Впрочем, можно попробовать еще раз — чтобы убедиться.

Она прошла вперед и дунула из своей трубочки, но темнота осталась темнотой — ни одной горящей капли не проступило.

— Стало быть, тот, кто приходил в комнату Цинфелина, пока он хворал, и нанес амальгаму на стенку, живет здесь, — проговорил Югонна медленно и уставился на резную дверь, как будто она могла поведать ему какую-то тайну. — И что же нам теперь делать?

— Для начала — выяснить, чьи это покои, — предложила Далесари. — И поискать там второе зеркало.

— А потом?

— Потом? Да с такими доказательствами на руках мы живо избавим графа от его тайного врага!

— Далесари, — осторожно напомнил Югонна, — ведь сейчас ночь. Тот человек, которому принадлежат эти покои, уже наверняка там, внутри. Он спит или забавляется с женщиной. В любом случае — он там, и забираться к нему…

— Что? — Она наморщила нос. — Ну, договаривай! Что ты хотел сказать?

— Забираться к нему сейчас по меньшей мере опасно. Ну вот, я выговорил это, — и он улыбнулся.

Далесари сказала:

— Возможно, у нас нет времени. Надо рискнуть. Я попробую проследить, чтобы никто не застал тебя внутри, а ты проберись к нему — только тихо, — и постарайся запомнить, как он выглядит.

— Но если он меня увидит…

— А если не увидит? Придворные негодяи имеют обыкновение спать, как невинные младенцы. Отсутствие совести — большое преимущество.

Югонна вздохнул. Его жена права. Конечно, забираться в комнаты к могущественному вельможе опасно в любом случае. Оставить вторжение до следующего дня? Но днем их ожидают другие опасности. Кто-нибудь может войти туда и увидеть незнакомцев. Ночью, по крайней мере, большинство людей спит.

— Посторожи снаружи, — сказал Югонна. — Я попробую залезть туда.

Он потянул дверь на себя и, к своему удивлению, она легко подалась. Это так ошеломило Югонну, что он едва не отказался от своего изначального намерения проникнуть внутрь. Он оглянулся на жену, и она подбадривающе кивнула.

Югонна скользнул в темноту и сразу уловил тяжелый запах благовоний. Кем бы ни был обитатель этой комнаты, он явно злоупотреблял курениями и ароматическими мазями.

В передней комнате спали несколько слуг. Судя по всему, эти бедняги достаточно умаялись, так что тень, прокравшаяся мимо в спальню их господина, даже не потревожила их сон.

Югонна завидовал Конану, который хорошо видел в темноте. Сам молодой человек вынужден был продвигаться очень медленно, осторожно ощупывая вокруг себя предметы. Вот, вроде бы, стойка для факела… А дальше — столик и мягкое кресло. Еще одно. Скамеечка для ног… Ваза. Проклятье, она чуть не упала!

Югонна выбрался во вторую комнату. Здесь было светлее. Он огляделся по сторонам в поисках источника света и вдруг застыл.

В комнате бодрствовал еще один человек. В первое мгновение Югонна испытала дикий ужас.

Он так и не понял, каким чудом ему удалось не вскрикнуть. Но приглядевшись внимательнее, он понял: то, что излучало слабое мерцание, не было ни окном, ни свечой, а образ, так напугавший его, представлял собой ничто иное, как иллюзию.

Впрочем… иллюзию ли?

Теперь Югонна больше не сомневался. Возле стены стояло высокое, в рост человека, зеркало, а в нем отражалась все та же тюрьма и прикованная девушка. Она то говорила что-то, то принималась плакать, то безучастно смотрела перед собой. Иногда она обвисала на цепях, пытаясь заснуть, но ее хрупкое бытие тотчас прерывалось.

Свет, который освещал спальню, падал в окошко тюрьмы. Если приглядеться, можно было различить башню-маяк и залив.

Югонна покачал головой. Каким извращенным умом надо обладать, чтобы поместить это зеркало у себя в спальне и постоянно смотреть на страдания несчастной девушки! Должно быть, обитателя этих покоев возбуждают подобные картины. Что ж, нередкое явление среди господ, которые либо не могут найти удовлетворение у женщины, либо не могут найти женщину, согласную дать им удовлетворение…

Он повернулся к спящему и разглядел в полумраке мясистый орлиный нос, длинные седые волосы.

Это лицо мгновенно врезалось в память Югонны. Он был уверен, что теперь узнает этого человека в любой обстановке и при любых обстоятельствах.

И в этот самый миг большая напольная ваза, которую Югонна приметил еще входя в комнату, покачнулась и с оглушительным звоном разлетелась на куски. Югонна мог бы поклясться, что даже не прикасался к ней. Он помнил о ней, знал, что ее нужно осторожно обойти…

Почти сразу же в комнате все изменилось. Девушка в зеркале испуганно уставилась на Югонну. Он понял вдруг, что она не только видима для обитателей спальни, но и в состоянии видеть все, что здесь происходит. Наверняка ее мучитель нарочно устраивает здесь, на ее глазах, отвратительные оргии, а у бедняжки даже нет возможности уклониться от невольного соучастия в них.

Как бы там ни было, спящий сразу же проснулся. Маленькие глазки распахнулись и безошибочно устремились на Югонну. Однако лежащий на кровати человек даже не пошевелился. Громовым голосом он закричал:

— Стража!

В передней комнате пробудились и зашумели слуги. Из коридора донесся топот множества ног.

Югонна бросился бежать. В передней на него набросились слуги. Как охотничьи собаки на кабане, повисли они на беглеце. Один пытался добраться до горла Югонны, другой бил его кулаком по спине, третий старался повалить его на пол, четвертый уже бежал за веревкой, чтобы связать пленника.

Югонна отбивался изо всех сил

— Далесари, беги! — сдавленно призывал он.

Единственное, на что он надеялся, так это на здравый ум своей супруги. Наверняка услышав грохот в покоях, она уже сбежала. Кто-то один из двоих должен оставаться на свободе, чтобы вызволить второго.

— Беги! — умолял он, даже не зная, слышит ли его она.

Отчаянным усилием Югонна сбросил с себя западавших и рванулся к двери. В этот самый миг в комнату влетела Далесари. Вооруженная лишь маленькой серебряной трубочкой и порошком, она отчаянно бросилась в битву. Набрав полную трубку, она выдохнула порошок прямо в глаза нападавшим. Послышались громкие вопли. Люди кричали от боли, катались по полу, терли глаза.

Югонна с укоризной глянул на Далесари.

— Возможно, ты ослепила их!

— Возможно, — хладнокровно согласилась она и взяла его за руку. — Бежим!

Они бросились бежать по коридору. Задыхаясь, Югонна сказал:

— Они ведь ни в чем не виноваты! Это просто слуги.

— Они хотели убить тебя.

— Это их долг.

— Мой долг — спасать тебя.

— С каких это пор?

— С тех пор, как мы познакомились.

Они свернули за угол и снова увидели лестницу, уводящую в подземелье. И тут навстречу им выбежали стражники. Не менее десятка крепких стражей с мечами наготове мчались на зов о помощи.

— Держи их! — взревел тот, что первым увидел беглецов.

Югонна и Далесари оглянулись в поисках спасения, но сзади тоже надвигались преследователи. Они оказались зажаты между двумя отрядами стражников.

— Сюда! — сказал Югонна и потащил подругу за собой в подземный ход.

Они спустились на несколько ступенек. Стражники тяжело топали следом.

— Не оглядывайся! — пробормотал Югонна, задыхаясь.

Они пробежали по подземелью несколько шагов, и тут раздался тяжелый гул.

Казалось, далеко впереди ворочается разозленный великан. Постепенно гул нарастал и приближался.

— Мне страшно, — шепнула Далесари, останавливаясь. — Что здесь происходит?

— Не знаю… Может быть, чудовище. Может, мы разбудили спящее здесь чудовище. Помнишь, я говорил о стражах?..

— Умеешь ты успокоить.

Югонна подумал немного и добавил:

— Если то, о чем я думаю, правда — то лучше бы это было разозленное чудовище…

— А о чем ты думаешь? — спросила Далесари.

Он не успел ответить. С потолка подземного хода посыпались камни. Совсем близко раздался треск, обвалилась тяжелая глыба.

— Обвал! Вот о чем я думаю! — выкрикнул Югонна. — Возвращаемся!

— Впереди стражники.

— Они по крайней мере люди. Захватят нас, сунут в тюрьму… Конан узнает об этом и как-нибудь вызволит нас, если мы будем еще живы… — Югонна попытался улыбнуться в темноте, но Далесари уже не слушала его.

Охваченная паническим ужасом, она помчалась обратно по тоннелю — туда, где еще виден был просвет. Югонна поспешил за ней.

Далесари была меньше ростом, и ей не приходилось нагибаться, находясь в коридоре. Поэтому она бежала гораздо быстрее. Стражники топтались у входа в тоннель, некоторые заглядывали внутрь, но входить никто не решался.

— Там обвал, — переговаривались они. — Этого давно уж следовало ожидать. Кто-то прошел здесь совсем недавно. Человек десять, не меньше… Они, небось, и обрушили своды. Тут ведь даже говорить нельзя в полный голос…

Еще один камень упал с потолка и больно ударил Далесари в плечо. Она пронзительно вскрикнула и, собрав все свои силы, выскочила наружу.

С добродушным гоготом стражники схватили ее за руки.

— Вот одна пташка и попалась! Воровка! Что ты делала в покоях главного графского советника Кернива?

Далесари молча позволяла им вязать себе руки. Новый взрыв за спиной заставил ее вздрогнуть и обернуться.

Югонны в тоннеле не было. Там, откуда он должен был вот-вот появиться, громоздились завалы камней.


* * *

Далесари провела страшную ночь. Ее отвели в кордегардию и устроили там на лавке, предварительно связав так, чтобы она не могла двинуться. Стражники свое дело сделали, схватили злоумышленницу, и теперь им оставалось лишь стеречь ее до тех пор, пока более важные персоны не займутся арестованной.

Она сидела, съежившись, и смотрела, как они играют в кости, пьют, устраиваются прикорнуть в углу, — словом, ведут себя как самые обычные люди, которым выпал обременительный жребий ночного дозора. Собственная судьба не слишком беспокоила Далесари. Все страхи за себя отошли на второй план. Ее душу разъедала боль за мужа.

Она своими глазами видела обвал на том месте, откуда вот-вот должен был показаться Югонна. Что с ним? Убило ли его камнем при падении потолка? А может быть он, тяжело раненый, лежит под завалом, стонет, ждет, что к нему придут на помощь? Жив ли он? При одной только мысли о том, какая страшная смерть его ожидает, всякая тревога за собственную участь исчезала.

Далесари находилась в руках людей, ее схвативших. Что ж, она по крайней мере жива и здорова и может рассчитывать на человеческую справедливость. Даже если ее бросят в темницу, для нее все равно останется надежда.

Она попробовала разговаривать со стражниками.

— Добрые господа, — подала голос пленница, — там, под завалами камней, остался мой муж.

Никакого ответа. Стражники продолжали бросать кости и переговариваться между собой.

— Выслушайте меня! — умоляла Далесари. — Вы ведь не звери, а люди, у вас должна оставаться хотя бы капля сострадания!

Один из стражников встал, но вместо того, чтобы подойти к Далесари, он отошел к окну, взял из небольшого сундучка еще пару монет и вернулся к играющим.

— Не везет тебе сегодня! — обратился к нему приятель.

— Да уж, почка не из приятных, — согласился тот.

— Мой муж, — взывала Далесари, — он погибнет… Арестуйте нас вместе, только спасите его!

Наконец начальник стражи уставился прямо на пленницу.

— Если ты не замолчишь, — произнес он с расстановкой, внятно, стараясь сделать так, чтобы до нее дошло каждое ее слово, — то я велю завязать тебе рот, и ты будешь вдобавок мучиться от жажды. Имей это в виду в следующий раз, когда вздумаешь заговорить.

И Далесари замолчала. Слезы катились по ее щекам, по никому из стражников это, похоже, не мешало. Они продолжали игру, обмениваясь безрадостными шуточками.

Поутру в кордегардию явился сам главный графский советник, господин Кернив. Далесари содрогнулась, когда увидела его.

— Так, — вымолвил он, посмотрев на пленницу. — Вот та женщина, которая забралась ко мне в покои. Очень хорошо. А где второй?

— С позволения вашей милости, второй сгинул во время обвала в подземном ходу, — почтительно ответил начальник стражи.

— Еще лучше, — одобрительно кивнул господин Кернив. — Для допроса мне достаточно одной пленницы. Не придется возится сразу с двумя. Надеюсь, никому из вас не пришло в голову выкапывать ее сообщника?

— Разумеется нет, ваша милость! — воскликнул начальник стражи.

— Превосходно! — И господин Кернив улыбнулся.

Далесари содрогнулась при виде этой улыбки, появившейся на тонких бледных губах, точно бедная родственница в доме, где ей совершенно не рады. Двое стражников подняли молодую женщину со скамьи, где она провела ночь, и повели вслед за господином Кернивом. Далесари мучилась сомнениями: будет ли присутствовать при допросе сам граф Бенойка, или же его главный советник сделает все сам.

Но если граф Гарлот не захочет посмотреть на женщину, пытавшуюся забраться в покои его главного советника, — то почему? Не потому ли, что Кернив забрал слишком много власти в графстве?

Далесари почти не сомневалась в том, что прежде граф Гарлот был достаточно сильным и властным человеком, крепко державшим бразды правления в своих руках. Он начал сдавать после того, как оказалось, что сын его неисцелимо болен, что какая-то странная, необъяснимая хвороба разъедает душу наследника.

Вот тогда-то и началось подлинное возвышение Кернива. Граф Гарлот, скорее всего, еще не понял, откуда исходит главная опасность для его династии.

И Далесари не в состоянии открыть ему глаза. Пока не в состоянии…

Ее привели в комнату с очень низкими потолками. Судя по всему, комната эта находилась ниже уровня земли. Окон здесь не было; единственным источником света служила коптящая масляная лампа. В воздухе застоялся запах сырости.

Кернив опустился на каменную скамью, на которую слуги заботливо положили мягкую подушку. Пленницу бросили на пол у его ног.

Главный графский советник милостивым жестом отпустил стражников.

— Мы потолкуем с этой девушкой наедине, — сказал Кернив с усмешкой. — Боюсь, она застенчива и при посторонних не станет говорить, но мне, своему лучшему другу, она откроет душу. — Он наклонился к Далесари и добавил: — Она вывернет наизнанку свою душу перед старым добрым Кернивом, иначе — клянусь всеми демонами преисподней! — старый добрый Кернив вывернет наизнанку ее тело!

Далесари зашевелилась на полу. Она попыталась встать, но Кернив ударил ее ногой в лицо.

— Не вздумай! — прошипел он. — Твое место — на земле! Валяйся на брюхе, змея, и не поднимай головы!

Далесари затихла. Ярость и ужас грызли ее, но сильнее всего оставалась боль по погибшему мужу.

— Что тебе нужно? — глухо спросила она.

— Итак, ты заговорила! — провозгласил Кернив. — Хорошо. Очень хорошо. Это означает, что разум не покинул тебя. Можешь поднять голову и посмотреть налево, на то, что висит на стене. Тебе хорошо видно?

Он встал и с лампой в руке приблизился к стене. Она как завороженная следовала за ним взглядом. Поначалу Далесари не обратила внимания на убранство комнаты, но сейчас перед ней предстали те предметы, что «украшали» стену. То были большие щипцы, железные ошейники с шипами, тиски и прочие приспособления, с помощью которых из упрямцев выбивали «искренние признания».

— Видишь? — продолжал Кернив. — Это именно то, о чем ты подумала. Я буду с тобой честен, девушка. Сперва я расскажу тебе о том, что произойдет с тобой, если ты будешь упорствовать. И клянусь проклятыми богами, я проделаю с тобой все то, о чем ты сейчас услышишь! — Он говорил вполне искренне и даже как будто нехотя, и это пугало Далесари куда больше, чем открытая угроза. — Я надену на тебя этот ошейник и начну завинчивать его все сильнее, пока шипы не вопьются в твою нежную кожу. Если это не развяжет тебе язык, я зажму твои пальцы в тиски… Мне продолжать?

— Не надо, — выдавила Далесари. — Что ты хочешь узнать?

Он быстро вернулся на скамью, поставил лампу на столик и наклонился к пленнице.

— Зачем ты и твой муж забрались ко мне в комнату?

— К тебе вели следы.

— Какие следы?

Далесари замялась, и Кернив наотмашь ударил ее по лицу.

— Говори! Какие следы!

— Светящиеся следы, — сквозь слезы вымолвила Далесари. — Следы волшебной амальгамы. Я знаю, потому что мы тоже пользуемся похожим зеркалом… Только мы никогда не предполагали, что таким зеркалом можно пользоваться — так…

— Как? — Казалось, услышанное вдруг позабавило Кернива.

— Для того, чтобы мучить ни в чем не повинных людей… Мы показывали в этом зеркале красоту. Другие иногда подсматривают за женщинами… Это можно понять. В своем роде это вполне невинно. Но любоваться страданиями нечастной девушки…

— Что такого в том, что я любуюсь страданиями девушки? — удивился Кернив. — Это, в конце концов, приятно. Это возбуждает. Не слишком сильно, но все-таки. Когда мне требуется более резкий раздражитель, я посылаю к ней палача, и он бьет ее на моих глазах. Ты никогда не пробовала? Сочетание боли и похоти рождает ни с чем не сравнимое наслаждение.

— Мерзкий слизняк, — прошептала Далесари. v— Может быть, ты хочешь занять ее место — продолжал Кернив. — Я подумаю об этом. Как бы мне сделать так, чтобы ты поняла, чтобы ты до глубины души осознала… Может быть, пальцы тебе переломать? Очень сильное ощущение.

— Мой муж убьет тебя, — сказала Далесари. Она вдруг устала от этих бесконечных угроз.

— Твой муж? Тот дурак, которого засыпало камнями в подземном ходу? — с презрением переспросил Кернив. — Что ж, я подожду, пока демоны преисподней отправят его ко мне для дружеской беседы.

— Может быть, кто-то другой… — прошептала Далесари. — Найдется человек, который освободит меня.

Она думала о Конане.

— Никто тебя не освободит! — закричал Кернив. — Ты сгниешь в подземелье, и ни одна живая душа не узнает о том, как ты умерла!

Далесари молчала.

Кернив перевел дыхание и проговорил совершенно другим тоном:

— Сейчас ты предстанешь перед графом Гарлотом. Ты объяснишь ему, что следила за мной, потому что хотела, воспользовавшись приглашением юного Цинфелина, украсть из моих покоев что-нибудь ценное.

— Я должна выставить себя простой воровкой? — недоумевающе произнесла женщина.

— Для тебя это единственный способ остаться в живых!

— Ты знаешь, почему мы забрались к тебе! — вне себя закричала Далесари. — Ты насылал на Цинфелина видения, от которых он терял сон и покой! Ты похитил девушку и издеваешься над нею!

— Ты сама только что подписала себе смертный приговор… — Кернив зевнул. — Впрочем, другого я и не ожидал. Скажу тебе больше, я все равно избавился бы от тебя, независимо от того, что бы ты сказала. Ты немного усложнила мне задачу. Но лишь немного.

Он свистнул в серебряный свисток, и тотчас явился человек, при виде которого Далесари содрогнулась. Никогда прежде она не встречала подобных людей. Этот был коренастым, с шишковатой головой и непомерно широкими плечами. Он был совершенно обнажен, если не считать кожаного фартука, забрызганного темными пятнами. На запястьях он носил широкие медные браслеты.

Он вошел в помещение, приблизился к Керниву и опустился перед ним на колени.

— Хорошо, — сказал Кернив. — Возьми эту женщину и запри ее в подземелье. Ты знаешь, куда.

— Больше ничего? — глухо спросил палач.

— Пока — ничего… — Кернив усмехнулся. — Подождем.

Палач поднялся, схватил Далесари за локоть и потащил из комнаты. В задней стене открывалась еще одна дверь, а за этой дверью начиналась лестница — бесконечный спуск в подземелье. «Сколько же подземелий в этом замке? — смятенно думала Далесари. — И если тот ход, по которому мы пытались выбраться отсюда, обвалился, — не обвалится ли этот потолок?»

Словно угадав ее мысли, палач ударил ее кулаком в шею.

— Поторапливайся, — приказал он. — Хозяин велел мне пока не трогать тебя, но я подожду…

Подожду, пока он о тебе не забудет, и тогда жди меня. Я приду. А потом здесь «случайно» обвалится потолок, и ни одна живая душа не отыщет тебя.

Шаг за шагом Далесари спускалась все глубже под землю, и ей казалось, что она сходит в преисподнюю.


* * *

В камере было темно. Далесари осторожно обошла комнату, держась рукой за стену, и убедилась в том, что помещение, где ей предстояло провести остаток жизни, очень невелико. Она ощущала под ногами то голый камень, то сгнившую солому и вдруг наткнулась на нечто живое.

От неожиданности Далесари вскрикнула и, не удержав равновесия, упала. То, что напугало ее, пошевелилось и ухватило Далесари за щиколотку.

— Сядь рядом, — прозвучал тихий голос. — Сядь и успокойся. Тебе ничего не грозит. Не от меня.

Далесари, вся дрожа, повиновалась. Чья-то невесомая рука провела по ее плечу.

— Успокойся, — повторил голос.

Постепенно дрожь затихала. Вслушиваясь в голос, Далесари начала понимать, что с ней разговаривает друг. Голос был дрожащий, старческий и очень ласковый.

— Кто ты? — спросила Далесари.

— Я первая, — прошелестел ответ. — Кто ты?

— Ты женщина?

— Опять вопросы… Отвечай на мои! Кто ты?

— Меня зовут Далесари, я показывала фокусы… фокусы с зеркалами, а потом мы увидели одно зеркало в опочивальне Кернива…

— Понятно, — отозвалась неведомая товарка по несчастью.

— Тебе понятно? — удивилась Далесари. — Даже мне не все здесь понятно! К тому же я рассказывала так путано и сбивчиво…

— Здесь замешаны Кернив и зеркала, — был ответ. — В моем деле все то же самое. Зеркала и Кернив… Он очень умен, очень хитер. Он умеет ждать, и этим опасен.

— Расскажи, — попросила Далесари.

— Я стара, теперь уже очень стара… Не знаю, зачем мне сохраняют жизнь. Наверное, забыли отдать приказ о том, чтобы меня убили. Стражник приносит мне еду — раз в два дня. Очень добрый стражник. Подозреваю, он кормит меня за собственный счет. Что ж, я старуха, мне много не надо. Могу поделиться с тобой. Ты хочешь умереть?

— Нет, — ответила Далесари. — Я ведь еще не знаю, уцелел ли мой муж.

— Всегда нужно надеяться, — произнесла старушка.

— Времени у нас много, — сказала Далесари. — Расскажи мне свою историю…

— Что ж, — промолвила старушка. — Насчет времени — не знаю. Человеку всегда кажется, что у него впереди еще много времени, а потом вдруг происходит нечто, и выясняется, что времени-то у него как раз и нет. Вот и я думала: удачно складываются мои старые годы, доживу век в тепле и неге, буду заниматься тем делом, которое так мне по душе — буду растить мою голубку… А обернулось все иначе!

Я была кормилицей в знатной семье. Вырастила двоюродную сестру нынешнего графа Гарлота. У графа есть двоюродная сестра — ты не знала? Все, что осталось от всей его родни. Муж ее погиб при странных обстоятельствах — свалился в пропасть, когда ехал по горам. Никто так и не вызнал, как такое могло произойти, он ведь всю жизнь в седле и всегда в горах…

Ну да ладно. У моей красавицы осталась дочь, и вот к этой-то девочке я и была приставлена нянькой. До чего хорошая была девочка! После гибели ее отца только на ней одной сосредоточилась вся любовь, вся нежность моей госпожи. Да и я в ней души не чаяла.

И вот однажды случилось нечто ужасное. Я первая заметила… Лучше бы я ничего не замечала. Лучше бы не я обратила па это внимание! Захожу как-то раз в детскую. Боги, это было уж зим десять назад, и моей голубке было зим семь. Как вспомню, все в душе переворачивается!

— Ты сидишь в этой тюрьме уже десять зим? — перебила Далесари, не веря услышанному.

— Наверное… Не знаю. Может быть, меньше. Я давно потеряла счет времени, но, полагаю, что так, — ответила старушка. — Обо мне заботятся. Может быть, тот добрый стражник прислан моей госпожой, которая раскаивается в том, что сделала… Не знаю. Не мучай меня вопросами. Я стараюсь не думать об этом. Слушай лучше о том, что случилось. Вот вошла я в детскую, а моя девочка на меня и не смотрит. Играет с куколкой. И девочка хорошенькая, здоровенькая, На щечках румянец, глазки как звездочки, и куколка чудесная… Но что-то во всем этом, вижу, не так. Пригляделась — и все во мне омертвело. Девочка раз за разом повторяет одни и те же движения. Как автомат. Сперва покачает куклу, потом оглядится но сторонам невидящими глазами, потом сядет па корточки и поводит куклу за ручку, а после опять сначала: покачает, оглядится… Колдовство какое-то! Когда такое бывало, чтобы ребенок одно и то же повторял! Бросилась я к ней, чтобы обнять ее, чтобы колдовство рассеять, схватила ее обеими руками, желая к груди прижать… и толь ко воздух обняла.

Исчезла моя девочка! Наваждение это было! Я — кричать; сбежались слуги, прибежала и моя госпожа. Вне себя от горя приказала моя госпожа меня допрашивать. Я рассказала сдуру все, что видела, и меня тут же обвинили в том, что я помогала, дескать, в похищении. Допытывались — кто похититель? А откуда мне знать?

Госпожа моя обратилась к графу, своему двоюродному брату. Тог передал дело Керниву как человеку более опытному в обращении с преступниками. Кернив! Я только потом догадалась, кто стоит за этим похищением… А тогда я ни о чем не подозревала. Даже думала, что он поможет разыскать пропавшую девочку. Все ему пересказывала по нескольку раз. Про привычки ее рассказала, про то, что она любит. Уж не знаю, как он потом все это использовал, но уж наверняка так, чтобы мучить ее.

— Да, это на него похоже, — прошептала Далесари.

Старушка всхлипнула.

— Нет и не будет мне покоя, пока она не освободится. Не знаю, где этот злодей ее содержит.

Далесари крепко обняла ее.

— Знай, скоро придет избавление! Цинфелин и еще один верный человек отправились па поиски. Они теперь знают, что произошло с девушкой и где она находится. Даже если мы с тобой умрем в этом проклятом подземелье, она будет освобождена, в этом я не сомневаюсь!