"Будь здоров 2" - читать интересную книгу автора (Башун Виталий)Глава 3Так горько и тоскливо, как сейчас, было как-то в далеком детстве, когда мне вдруг показалось, что никто меня не любит: ни мама, ни папа, ни сестры… и даже наш пес Джурк смотрит на меня косо, будто осуждает — и это не смотря на нашу с ним дружбу почти с младенчества. Как мы с ним когда-то играли. Маленький головастый щенок и трехлетний карапуз. Я катал его на своих плечах. Мы носились по комнатам с визгом и тявканьем. Потом щенок вырос — у собак это быстро — стал выше меня ростом и уже он катал меня на своей широкой спине. Беготня, визг и басовитое гавканье — горничные шарахаются — няньки ругаются — мать всех успокаивает — отец улыбается и молчит. И вот теперь — предатель. Хоть бы гавкнул в поддержку! А мне для счастья не хватало всего лишь красивого, красного петушка на палочке. Мы всей семьей гуляли тогда на ярмарке в Брасеро — я увидел этого красавца, восседавшего на ровной длинной палочке. Он был такой красный, такой прозрачный и льдисто-аппетитный, что мое сердце юного обжоры не выдержало, и я очень тактично попросил родителей. — Ха-а-а-а-ачу петушка!! Купите мне петушка! — Малыш. Я прошу тебя. Мы сейчас встретимся с одним дядей и тетей, с ними будет маленькая девочка — ей тоже недавно исполнилось целых пять лет, как тебе — мы совсем немножечко поговорим и я куплю тебе хоть десять петушков, а пока потерпи. Ладно, малыш? Для меня было далеко не ладно, но мне с молоком матери передалась наша фамильная гордость — я, молча, кивнул, совсем не расплакался, но стало так горько… так обидно… все краски ярмарки моментально померкли, заезжие скоморохи не веселили, медведя было жалко, а праздничная толпа откровенно раздражала — им-то хорошо, а мне так очень плохо, никто меня не любит… и так далее. Правда, до сих пор не могу понять этого выражения — "с молоком матери". Мать-то у меня совсем не дворянского рода. Как с ее молоком ко мне могли перейти те самые качества — до сих пор никак в толк не возьму. Девчонка, из-за которой мне не купили лакомство, оказалась вертлявой особой с пронзительно зелеными глазищами. Она зыркнула на меня ими и сморщила свой аристократический носик. Ах, так?! Воображала! Я тоже сморщился и продемонстрировал ей полнейшее свое презрение. Та, видимо, совсем не привыкла к подобному отношению и врезала мне кулачком под дых. Ах ты… тля! Я использовал свой любимый прием в драках с мальчишками — бросился ей на шею. Естественно, она не могла удержать такую массу и рухнула на землю. К моему удивлению, вместо того, чтобы, как положено приличной девочке, заплакать и позвать маму она своими острыми кулачками так замесила мои бока, что я не выдержал и вскочил на ноги. Она немедленно вскочила тоже. Вся растрепанная. Настолько похожая на дикую кошку, что я инстинктивно прикрыл глаза левой рукой от вероятного их выцарапывания. А девчонка с боевым кличем пиратов юга: "Йййех-хейиии!!" ринулась в бой. Тут я со всей дури размахнулся и ударил ее в грудь. Она упала, но не заплакала. А в меня ударила боль. Точно в грудь. Казалось, что ударили меня, и это я упал на землю. Это мне обидно и больно… Стало вдруг так жалко эту яростную девчушку… Тогда я впервые почувствовал явно, что такое откат. Да. Тот самый, который делал из меня тряпку после убийства людей, пусть и врагов. Единственным исключением было уничтожение тех подонков наемников, которые нагло перли на нас в коридоре горного замка, помахивая головой убитой ими служанки. Но тогда я избавил мир от тварей, не достойных называться людьми… Правда, мне подумалось, я ведь и нормальных людей могу для себя объявить тварями. Человек талантлив. Особенно в части объяснения самому себе насущной необходимости собственной подлости. Что, если завтра я смогу сам себя убедить, что сосед, который не поздоровался со мной должным образом — тварь? И смогу равнодушно его уничтожить, не терзаясь сомнениями? Вероятно, полезное качество для боевого мага. Но для целителя… — Свентаниана! — Филлиниан! Родители тогда растащили нас, а меня еще и жестоко наказали — петушка я так и не получил. Другое дело, что наш повар в замке сделал мне втихаря десяток таких красавцев, которые мигом затмили того самого — ярмарочного — но горькие воспоминания о жестокости взрослых остались. В дополнение ко всему отец долго и нудно выговаривал мне прописные истины про то, как нехорошо благородному рыцарю драться с девочками. Но ведь она первая начала! Вся эта философия лезла в мою голову от полной безысходности. Этой ночью истекли десятые сутки, а пирамиду из узоров Финь Ю я так и не смог сложить. Свента была на занятиях, дочка спала под присмотром нянек, кормилиц и бабушек, я был один в нашей спальне, возлежал на кровати и предавался грустным мыслям. Вы тоже подумали, что я гений? Не мудрено — лучший способ убедить кого-либо в своей правоте — самому в это верить. Ну, как же. Книги-кристаллы за пятый курс я принял и усвоил, будучи еще на третьем — это ли не доказательство, что я самый умный? Никто на курсе не смог повторить моего подвига. Ну, и что? А кристаллы по метафизике или, к примеру, по экономике смог бы я также глотать? Сомневаюсь. Сегодня, немного зная принципы усвоения знаний — даже очень сомневаюсь. Усваиваются на "ура!", только те знания, которые сам человек готов воспринять. В противном случае может быть отторжение, которое проявляется, в том числе в виде… в общем, не зря первые два курса наставники дежурят в общежитии. Таким своеобразным способом, ударившись в воспоминания, я переживал прощание с Финь Ю. Десять суток прошли — пирамида не сложилась — я не выдержал сроки — меня больше не будут учить. Горечь и тоска. Тоска и горечь. Все, что мог, я сделал. Моя совесть чиста… Или не все? Начиная выполнять задание, я был абсолютно уверен — справлюсь завтра же. Ну, послезавтра. Метод известен — остается расслабиться и получить удовольствие. Однако не тут-то было. Как я ни напрягался, расслабляясь, — такой вот парадокс — ничего не получалось. Хоровод из шестнадцати узоров выстраивался в самые причудливые фигуры, но не в пирамиду. Та, как заговоренная, ни в какую не желала складываться, хоть плачь… что я, похоже, сейчас и начну делать. Это у меня должно хорошо получиться. С детства не тренировался, но, говорят, навык, единожды приобретенный, остается с нами на всю жизнь. Удар палкой по зад… филейной части моего организма предотвратил смерть от утопления в собственных слезах и соплях. С совершенно круглыми от удивления глазами я каким-то чудом мгновенно оказался посреди комнаты. Вот только что лежал на спине(!) посреди далеко не маленькой кровати и вот уже стою, дико озираясь в поисках обидчика. Но как? Как ему удалось? Кровать совершенно цела… под ней… — уф, и кто сказал, что наклоны это полезно? — под кроватью никого нет… Тогда кто? Не могло же мне все это померещиться? Или от всех этих тренировок мои мозги шустренько сбежали в чертоги Богов? Еще один прицельный удар по тем же округлостям, которые, говорят, некоторым женщинам нравятся гораздо больше, чем… широкие плечи и смазливое личико, вернул ясность моему сознанию. Пора! Давно пора… в дом душевноубогих. Там меня ждут и даже койку постелили. Передо мной материализовался фантом Финь Ю с бамбуковой палкой в руках. Покачивая этим грозным оружием перед моим носом, он невозмутимо сказал. — Нерадивый ученик решил игнорировать старого наставника? Если ты отказываешься учиться так и скажи. Произнеси только одно слово: "Отказываюсь", — и я от тебя отстану. — Нет! Не отказываюсь, — торопливо заговорил я. — Только вы же сами сказали не являться, если у меня не получится за десять суток… а у меня не получилось. Совсем. Я честно старался, но не получается, хоть ты лопни! — Лопаться не надо. И отчаиваться тоже. А вот объяснить мне, глупому, зачем нужны наставники, ты можешь? Почему не спросил у меня, если ничего не получалось? Конечно, что выживший из ума сунец может сказать гиганту разума и светилу целительства… — Но… я не знал, что можно… думал, сам должен, — залепетал я, покраснев от стыда. — Именно, что не думал, — он в очередной раз врезал мне палкой по многострадальной части моего тела, да так ловко, что все мои тренировки не помогли увернуться. — Оказывается, прежде чем учить тебя магии, надо научить тебя думать. Признаю — это моя ошибка. Ну, ничего, сейчас и начнем… — он зловеще покачал палкой примериваясь — …учиться. У нас в императорской опере говорят: "Чтобы оркестр заиграл, дирижер должен взять в руки палку". Я попробовал обойтись без этого полезного атрибута, но ты меня разочаровал. С чего бы начать? — он делано задумался. — С массажа нижнего мозга? Или ты сначала покажешь, как делал пирамиду? Разумеется, массаж лучше отложить… насовсем. Я вывел узоры вовне, стал показывать и рассказывать. — А теперь расскажи с чего ты начал, когда складывал шар? Я подробно рассказал еще раз, недоумевая, зачем надо было повторяться. — В чем отличие твоих действий с шаром от таких же с пирамидой? — Да вроде все делал, как и в первый раз. Сконцентрировался и позволил бессознательному управлять процессом. Только тогда сложилось, а теперь почему-то нет. Финь Ю нарочито закатил глаза и тяжко вздохнул. — Я знал, что ты лентяй. Но чтобы ТАКОЙ! — А что не правильно? Все делал как в прошлый раз! — запальчиво вскрикнул я. — Почему у меня не получилось? — В первый раз все получилось, а во второй — нет. Какие выводы можно сделать? — Либо я что-то упустил, либо задача решается иным способом, — немного подумав, ответил я на вопрос. — Что ты упустил? — Ума не приложу, — развел я руками. — Я пятый день ломаю голову, но ничего не могу придумать. — Ты своего добился — голова у тебя действительно похожа на сломанную. Подсказываю — пирамида решается также, как и шар. Еще подсказываю — вспомни, с чего ты НАЧАЛ тогда. Я тяжело вздохнул и начал в десятый раз объяснять. — Тогда я изучил каждый узор, потом… — Вот именно! — прервал меня наставник. — ИЗУЧИЛ каждый узор! Ты думаешь, сознание нам нужно только чтобы плату подсчитывать и размышлять, где деньги прогулять? Ты решил, что твое бессознательное лучше сознания знает все? — он слегка тюкнул меня палкой по голове. — Вот кто у тебя стратег, а не бессознательное. Впрочем, физически оно расположено там же. Однако не оно, а ТЫ должен управлять ситуацией. Твой штаб — сознание — вырабатывает и отдает приказы, а воины исполняют, но никак не наоборот. Однако приказы должны быть в первую очередь осмысленными и четкими. Чтобы управлять — надо знать. Сначала изучить объект, потом принимать решение и действовать. А черновую работу можно оставить нижним уровням мышления. Только так ты сможешь добиться успеха. То, что ты исцелял, и наполовину не понимая, как это происходит и что вообще делается, на первых этапах было нормально. Все с этого начинали. Как ты уже понял, есть целители, не прошедшие лабиринт. Они исцеляют, используя эталонные узоры здоровых органов. Часто восстановленные таким способом органы работают не совсем оптимально — люди разные и, например, эталонные параметры сердца, хорошо приспособленные к работе с этим конкретным организмом-эталоном, могут быть совершенно не оптимальны для другого. Есть целители, способные после лабиринта взаимодействовать с пациентом и использовать для восстановления его собственный, изначальный узор. Это тоже можно делать, доверяясь своему бессознательному, поскольку ничего необычного для него нет — целитель как бы сам себя исцеляет. А можно ли таким способом исцелить, допустим, собаку?… Отчасти да. Можно. У нас со всеми млекопитающими, можно так сказать, единая в своей основе структура. Тем не менее, трудности с исцелением собаки уже могут встретиться немалые. Все зависит от опыта целителя и насколько у него хорошо налажена связь с собственным бессознательным. Третьи целители, прошедшие лабиринт и способные к дистанционному воздействию, когда расстояния не имеют значения, — да, такие как ты и я — могут сознательно вмешиваться в структуры организма, изменяя изначальные узоры в нужном направлении. — Но вы же сами говорили: бойся менять. — И правильно говорил. Менять можно тогда, когда ты ПОНИМАЕШЬ, что и как делаешь. А для достижения этого понимания ты должен сначала научиться видеть простейшие узоры, из которых как из кирпичиков формируется все многообразие сложнейших структур. Осознать и понять виды их связей и взаимодействия. Ты ведь и сейчас толком не знаешь, почему надо сформировать тот или иной узор, чтобы получить нужный тебе результат. Тебе показали — ты заучил и используешь. Но этого мало. Я хочу научить тебя конструировать сложные узоры из простейших — их, кстати, не так много — с любыми заданными характеристиками… Куда девается вещество, когда проникающий шар сверлит отверстие в скале? — внезапно спросил он. — Не знаю, — пожал я плечами. — Наставник Лабриано говорил, якобы вещество как-то преобразуется частично в магию… но в точности это никому не известно… — Известно. Но не всем. На самом деле действительно преобразуется. А обратное преобразование возможно, как думаешь? — Да… наверное… в принципе. — Возьми мою палку, — и он неожиданно протянул мне свое орудие обучения. Я машинально взял. Палка как палка. Ничего необычного… разве что само ее присутствие в моей спальне. Бамбук, конечно же, не был редкостью в нашей стране — его много привозили из той же Империи Сун, но мы со Свентой не увлекались востоком, и в нашей спальне этой палке просто неоткуда было взяться. Но она была. И вполне материальная. — Эту палку я сделал прямо здесь путем преобразования магии в вещество. Оставь себе на память. У меня дома образцов достаточно… сформирую новых столько, сколько потребуется. Вскоре и ты узнаешь, как методом подобия можно материализовать довольно сложные вещи. А пока обдумай следующее: любое вещество суть магическая структура, состоящая из простейших узоров. Вследствие этого для знающего и способного целителя создать вещество из магии или рассеять его, преобразовав обратно в неструктурированную магию, задача несложная… Еще я понял, что тебе нужна моя помощь в жестокой борьбе с… ленью. Я не могу оставить своего ученика наедине с этим коварным врагом. Поэтому каждый день с девяти вечера ты будешь заниматься со мной. Выполнишь урок и свободен. Думаю, к двенадцати часам, может быть к часу ночи, может к двум, ты вполне будешь успевать. — А когда же мне спать? — жалобно вопросил я еще одного тирана на мою голову. — А зачем тебе спать? Первым делом мы с тобой изучим как наиболее эффективно и с пользой надо отдыхать… Пока коротко: сон — тебе это должно быть известно — довольно напряженная работа мозга по структуризации воспринятых за день сведений и по их присоединению к общей структуре твоих знаний… Понимаешь? Работа. А не блаженное ничегонеделание. В общем, там много чего еще — об этом потом. Пока что ты научишься проделывать всю эту ночную работу, не отключаясь от реальности, в том числе и в течение дня. Поверь мне — такой отдых будет гораздо эффективнее обычного сна. На этом фантом Финь Ю изволил рассеяться, а я — облегченно вздохнуть. Жизнь и учеба продолжаются. Вот и распорядок определился. Утром разминка со Свентой — два часа. Потом в схолу невидимок на два часа — что там предстоит изучать, я еще не знал. Три часа с Лабриано — артефакты. Обед. Четыре-пять часов с Греллианой в больнице — целительство. Ужин и… Финь Ю. Я вздохнул и, покорившись судьбе, приготовился к трудовым и ученическим подвигам. Необходимо узнать, когда у ребят с факультета свободный день — под мой график, как видно, подстраиваться бесполезно — и определиться с датой обещанной вечеринки. Поговорить с женой и поваром. Кстати, через пару дней должны подъехать отец и тесть — будет повод распить дареный бардиньяк… не весь, конечно… может быть. А может, получится совместить, а то, боюсь, на две попойки через короткий интервал времени наставники ни за что не согласятся. По уточненным данным моего разведчика в стенах академии — Сена — свободный день у группы будет через четыре дня. Приезд отца и тестя ожидался через два. Скорее всего, первым делом те ринутся, пользуясь случаем, решать свои региональные проблемы. С месяц назад герцог, он же губернатор, назначил моего отца своим заместителем — не из-за родства, а по деловым качествам моего умницы-папы. Я уверен. Следовательно, два дня им хватит, а потом поставлю перед фактом: хотят отпраздновать — оторвутся на вечерок от дел. Главы семей прибыли, как и намечалось, к вечеру, застав меня в переходном состоянии между счастьем — ужином и мукой — занятием с жестоким сунцем. Наобнимавшись и отбив ладони о мои плечи, они потребовали рассказа, будто я им не посылал самый настоящий подробный отчет о своих приключениях. Время еще было. Я сократил рассказ до минимума, догадавшись продемонстрировать бочонок дареного бардиньяка, расположившегося в моем кабинете на почетном месте. Как же — стал бы я доверять здешнему ключарю после знакомства с его лоперским собратом. — Бардиньяк!.. — мечтательно улыбнулся тесть. — Почти пятидесятилетней выдержки!.. Домашний. Из торжественного бочонка… — потом вдруг, оглянувшись, нет ли поблизости женщин — бабушки как раз побежали посмотреть, как там внучка — точно матерый заговорщик прошептал, не разжимая губ. — Не кажется ли вам, господа, что не мешало бы продегустировать напиток, дабы не опозориться перед однокурсниками зятя? Оба выжидательно и с жадным блеском в глазах посмотрели на меня. — Действительно. Неудобно получится, — пошел я навстречу чаяниям аристократии нашей страны. — Тем более, кто всегда самый дорогой гость? Мы сами. Вместилище живительной влаги у меня со дня приезда возлежало на подставке с прикрученным краником. Все, как учили Норбиано с дедом. Озорства ради, науки для, и из банальной жадности — я этот бочонок сделал артефактом. Стоило к нему самому, а тем более к кранику притронуться, как внедренный узор активировался, проводил сравнение структурных характеристик живого объекта — неживые он просто отталкивал — и, в случае несовпадения с моими параметрами, больно бил по рукам покусившихся. Прислуге было категорически запрещено его трогать, однако пара воплей и несколько взвизгов показали нам, что идеально послушных слуг не бывает. Объяснив ситуацию прибывшим родителям, увидел в глазах герцога восторг и невысказанную просьбу. — Если я правильно понимаю, вы хотели бы что-то защитить подобным образом? — Да, мой мальчик, если можно, я хотел бы защитить свой сейф и… еще пару важных мест в доме. — Хорошо. Вы мне их, эти места, потом покажите: будет время — поставлю защиту. И еще надо будет обговорить, как она должна будет функционировать. А пока что я открыл для вас доступ. Теперь вы сами, без меня, сможете приникнуть к источнику в любое время. Я наполнил три бокала и по кабинету поплыл пряный аромат горных трав, горячего хлеба, дубовой бочки и чего-то еще нераспознаваемого, но удивительно приятного. Долго мы грели бокалы в ладонях, вдыхая запах — тогда-то я и понял шуточное высказывание одного знатока: "Напиток следует хорошенько погреть в ладонях, наслаждаясь его ароматом и… отставить в сторону". Правда, говорил он про комоньяк, изготавливаемый в соответствующей провинции Френсии — северо-западного соседа Лопера, но к бардиносской настойке это тоже можно было отнести с полным на то правом. После завершения дегустации и всеобщего одобрения качества продукта, герцог попросил меня, — если это, конечно, можно, не нарушает бардиносских традиций и воли Богов, а мне не жалко, — налить ему совсем небольшой кувшинчик, дабы распить его на встрече с премьер-министром. Такое угощение, наверняка, позволит кое-чего добиться для губернии. — Но я же вам дал доступ, поэтому, — жестом указав на бочонок, сказал, — прошу. Он в вашем распоряжении. — От души благодарю. Я не буду злоупотреблять твоим доверием, мой мальчик, — растрогано ответил герцог. Папаньки весело перемигнулись и ушли по своим делам, а я на урок к Финь Ю. Вечеринка с одногруппниками удалась на славу. Брониус превзошел самого себя. Когда я отдал ему лоперские приправы покойного повара, понял, что наши хорошие отношение моментально переросли в дружеские. Настоящий фанатик своего дела наш повар. Веселье продолжалось до самой ночи. Ребята познакомились с моим семейством — папами, мамами и дочкой. Хохотали, пели, танцевали и пили… в меру. Завтра у всех без исключения занятия, хотя у какого уважающего себя лекаря нет похмельного эликсира? Тем не менее, в распитии вина все единодушно были сдержаны. В конце вечеринки я каждому налил по бокалу бардиньяка. Распробовав, все хором высказали, что я нехороший человек, поскольку теперь они вряд ли смогут наслаждаться вкусом какого-либо другого напитка. Один Сен выбивался из общего ряда. Он был один. Без Весаны. Иногда общее веселье захватывало и его — тогда я видел прежнего Сена: рубаху-парня, способного остроумно шутить и искренне хохотать над чужими шутками, но чаще он сидел молча, все время о чем-то напряженно размышляя. Мне это совершенно не нравилось и Свенте тоже. Проводив последнего гостя, мы с женой дружно взяли его под руки, и повели в мой кабинет. Там мы расположились в креслах возле низкого столика. Я принес кувшинчик бардиньяка и налил по бокалу. — Рассказывай, что с тобой происходит, Сен, — решительно пошла на штурм Свента. — Или мы не друзья и не видим, как тебе плохо? — Ничего не происходит, — буркнул тот в ответ и отвернулся. — То есть, говорить ты не будешь, — снова взяла на себя инициативу жена. — А может, ты уже не считаешь нас с Филиком друзьями и к тебе следует обращаться — господин Сентаррино ано Саргоссо? — Ну, зачем же ж так? — тихо сказал Сен. — Это личное. Чем вы сможете помочь? Ничем, — он сделал еще одну попытку отбиться от наших вопросов. — Вон Филин тоже ж скрывает что-то от меня. А я же ж ничего не спрашиваю. — Что я от тебя скрываю? — удивился я. — Мы с тобой два года с лишним прожили в одной комнате. Что ж я, не вижу, что с тобой тоже что-то происходит? Но ты ж не считаешь нужным об этом рассказывать, — с обидой ответил Сен. — Никогда не поверю, что, зная магусы только теоретически, можно сдать экзамен экстерном. Не зря же ж нас два года этому учить будут. Мы со Свентой переглянулись, и я, тяжело вздохнув, кивнул головой, разрешая все рассказать Сену. Сам это сделать я был не в силах. Мне по-настоящему было неудобно перед другом. — Хорошо, Сен. Мы тебе скажем. Только просьба — никому больше не рассказывать. Договорились? — тот кивнул, заинтригованный. — Дело в том, что Филин… целитель. Сен разочарованно хмыкнул и безнадежно махнул рукой. — Не хотите говорить, так байки не рассказывайте. Я ж не малец сказки на ночь слушать. Он несколько раз перевел взгляд с жены на меня — не увидев ожидаемых улыбок, растерянно сказал. — Так… вы ж не шутите… что ли? Мы со Свентой одновременно покачали головой. — Вот поэтому-то, Сен, я и сдал экзамены экстерном — у целителей другая магия. Помнишь, меня выгнали с полигона? — тот ошеломленно кивнул. — Тогда у меня получился целительский проникающий огнешар. Так я и узнал об этом. Сен, кажется, проникся. В глазах его зажглись удивление и восхищение. — Так… что ж ты?! Что ж ты молчал?! Я ж тоже подписывал договор. Мне же ж можно было сказать?! — в восторге чуть не орал он на меня. — Вот поэтому и молчал, — спокойно ответил я. — Не хотел, чтобы ты на меня смотрел… как Кламира, будто я чудо какое. — Так… Чудо ж и есть! — Сен. Успокойся. Я тот же Филин, что и был. Ничего не изменилось… Прекрати смотреть на меня так, а то общаться с тобой перестану. Друг немного поумерил восторги — огонь в его глазах немного притух, но не погас. В реальность его вернул вопрос жены. — Теперь, когда ты все знаешь про Филина, расскажешь нам, наконец, что с тобой происходит, и чем мы можем помочь? — Весана, — грустно ответил Сен. — Она стала какая-то не такая. Не как раньше. Выяснилось, что со временем Весана стала потихоньку покрикивать на Сена; пытаться управлять его жизнью — куда ходить, что носить, с кем общаться; ревновать совершенно не по делу; рьяно исправлять видимые только ей недостатки его характера. Короче говоря, энергично принялась его перевоспитывать в своем вкусе. — Чувствую себя породистым псом, — тоскливо говорил друг, — которого хозяйка намывает и вычесывает, чтоб перед подружками похвастаться. Вот и про Вителлину ей сказал, что она удивительная — ну, когда по твоей просьбе в театр ездил — так на полночи криков выслушать пришлось. Я и кобель, и бабник, и за каждой юбкой бегаю… — он расстроено махнул рукой и припал к бокалу с бардиньяком, явно не чувствуя вкуса напитка. — Знаешь, Сен, — задумчиво проговорила жена, — вам надо временно расстаться с Весаной. Проверить свои чувства. Я сам не ожидал от жены такого. Думал, она в своей обычной манере рубанет сплеча: расходитесь и все тут. Однако нет. Мягче она с рождением дочки стала, мудрее. Иногда даже на себе ловлю ее заботливый — материнский какой-то — взгляд, будто у нее на самом деле не один ребенок, а двое — дочка и я. — С Весаной я поговорю. Отдохните друг от друга пару-тройку месяцев. Завтра же ты переселяешься сюда — гостевых покоев у нас полно, а с родителями я договорюсь… По городу погуляешь… один! в театр сходишь… один! Посмотришь на мир СВОИМИ глазами, а не подруги твоей. Осмыслишь все спокойно, а там и решение примешь. Договорились? Сколько ни бухтел Сен, что ему крайне неудобно затруднять… Свента решительно отмела все возражения. Так к обществу наших гостей, вольных и невольных, проживающих в особняке герцога: графини Олисии, Протиса и Леси — присоединился еще один, но на правах друга семьи. |
|
|