"Том 3. Лорд Аффенхем и другие" - читать интересную книгу автора (Вудхауз Пэлем Грэнвил)

Глава II

Владения людей,[30] при одном только имени которых всякий лондонец, не утративший совести, благоговейно поднимет шляпу, расположены неподалеку от Риджент-стрит. Это целый остров или, вернее, храм. Пройдя вращающуюся дверь, мы попадаем в огромный собор и видим прославленные яства. Вот — пирожные и пирожки; вот — фрукты; вот — супы и соусы; вот — варенье и джемы, икра и мясные консервы. У ветчины, зеницы ока, — свое святилище.

Почти все дела здесь ведут по телефону, и мы не обнаружим той суеты, которая царит в обычных лавках. Когда Джос Уэзерби, придя на службу, стал пробираться между грудами яств ой увидел двух герцогинь, глотающих слюну, и штуки три графов, облизывающих губы.

Длинный и веселый художник служил у Даффа amp; Троттера в отделе рекламы и нимало этим не тяготился, быть может потому, что вкусно ел, крепко спал, не ведал болезней, чем отличался от хозяина, которого терзал жулудочно-кишечный тракт.

Направляясь в кабинет страдальца, Джос миновал «Фрукты-овощи» и, несмотря на папку под мышкой, ухитрился схватить большую кисть винограда. Последнюю ягоду он доедал, поравнявшись с кабинкой, где обитала Дафна Хезелтайн, секретарь хозяина.

— Привет, недомерок! — учтиво сказал он. — Доброе утро.

— Добрый вечер, — ответила языкастая Дафна. — Вас ждали в десять. Сейчас одиннадцать.

— Что поделаешь, проспал. Повели меня вчера в одно место. Не волнуйтесь, я кое-что выиграл

— Все фрукты хапаете? Говорил вам босс…

— Ничего, он не видел. Это я машинально.

— Идите, идите, он ждет. Сердитый — ужас! Что-то съел.

— Вот бедняга! Меня он ругать не будет. Как-никак, я его спас. Не слышали? Он тонул в Америке. Смотрите в щелку, он просто расцветет.

Однако хозяин не расцвел, ибо его не было. Пришлось постучать по столу массивным пресс-папье и крикнуть: «Э-ге-гей!», чтобы он вернулся с балкона, где безуспешно лечил желудок глубоким дыханием.

— А, вот и вы! — обрадовался Джос. — Привет, привет.

— Явились! — сказал хозяин, не разделяя его радости.

Глава фирмы, в юности — истинный атлет, неплохо метавший молот, с годами расплылся, но сейчас, судя по взгляду, с удовольствием метнул бы в Джоса пресс-папье. Пресловутые брови грозно сдвинулись; Джос, обладавший нервами мула, это вынес.

— Вы опоздали! — загрохотал хозяин.

— Ну, не особенно.

— Что?!

— Это вам кажется. Понимаете, когда очень ждешь, время замедляется. Страдаешь, считаешь минуты, вслушиваешься в шаги… Легко ли? Судя по слухам, вам опять нездоровится. Сочувствую, Дж. Б., сочувствую.

— На целый час!

— Что поделаешь, проспал. Я только что говорил дивной Дафне, что меня соблазнили. Ввязался в игру, изничтожил противников, как огонь поядающий.[31] Придет время, будете мной гордиться.

— Вы еще и в карты режетесь?

— Бывает, бывает. Ну, к делу. Вот новые рисунки. Не понравятся ли?

— Нет.

— Вы же их не видели!

— Мне и незачем.

Художник взглянул на него. Он любил хозяина, но сейчас склонялся к мысли, что хорошо бы стукнуть его все тем же пресс-папье.

— Знаете, Дж. Б., — сказал он, — когда вас найдут на полу, с богато инкрустированным кинжалом в области подреберья, многих заподозрят. Ох, многих!..

— Знаете, Джос, — отвечал хозяин, — вы все наглее и наглее. Если так пойдет, выгоню.

— Ну что вы! Я вас спас.

— Очень жаль. Да? — обратился он к секретарше.

— К вам пришли, сэр. Какая-то дама.

— Под вуалью, — прибавил Джос, — окутанная тяжким, таинственным запахом. Ходят и ходят…

— Вы не заткнетесь? — спросил хозяин.

— Заткнусь, если нужно.

— Фамилию сказала?

— Да. Леди Чевендер.

— Чевендер… — протянул Джос. — Есть такая леди. Интересно, та это или не та? Пусть идет.

— Ни в коем случае! — заорал хозяин, словно раненый тюлень. — Почему вы распоряжаетесь? Меня нет! Я ушел!

— Хорошо, сэр. Джос опять удивился.

— Не понимаю, — сказал он. — Если это моя леди Чевендер, она вам понравится. Хорошая тетка, что там — из самых лучших. Я ее писал.

Тут вернулась Дафна.

— Ничего не получается, сэр. Идет сюда. Хозяин заметался, крича:

— Ухожу!

— Встретитесь в коридоре, — сказал Джос, невольно испытывая жалость. — Я не совсем вас понимаю, Дж. Б., но на вашем месте предпочел бы балкон. Дверь я закрою, вас отсюда не увидят.

Совет понравился. Джеймс Бьюкенен Дафф выскочил, словно кролик, — и тут же, едва постучавшись, в комнату вплыла дама с коробкой в руках.

— Где Джимми? — сказала она.

— Вышел на минутку.

— А вы кто такой?

— Его лучший друг и строжайший критик. Вижу, вы меня забыли.

Дама извлекла лорнет.

— Черт! А вы меня — писали.

— Вот именно. Где картина?

— У сестры моего покойного мужа. Я там живу. Висит в столовой, где мы завтракаем.

— Возбуждая аппетит. Посмотришь, вдохновишься — и кинешься на яичницу с ветчиной!

— Вы все такой же бойкий. Что до ветчины…

— Странно! Мистер Дафф счел меня наглым. Я бы скорее назвал это милой легкостью манер.

— Вы у него работаете?

— Он бы ответил: «Нет». Работаю, как бобер.

— Видимо, у Джимми нелегкий характер. Женат он?

— Что вы!

— То-то и оно. Жениться надо непременно.

— О, как вы правы!

— Знаете по опыту?

— Пока что нет. Жду. Ничего, появится ОНА — мигом управлюсь. Раз — и готово!

Леди Чевендер окинула его придирчивым взглядом.

— У вас неплохая внешность.

— Это мягко сказано!

— А у Джимми? Когда мы с ним… общались, он был недурен.

— При слабом свете он и сейчас ничего. Могу изобразить. Рисунок на фирменном бланке напоминал карикатуру, но гостье понравился.

— Джимми, вылитый! — сказала она. — После нашей встречи он станет попечальней.

— Простите, не совсем понял.

— Что там, слезами обольется! Вот, смотрите. Джос заглянул в коробку.

— Вроде бы ветчина.

— Да, сходство есть. Я пришла с жалобой.

— С чем? — переспросил Джос. — С ЖАЛОБОЙ? На нашу ветчину?

— Позор для фирмы, обман для публики. Сплошное сало с ниточкой розовой резины.

— Не говорите ему! Он умрет с горя.

— И прекрасно.

— Слава Богу, его нет.

— Надолго он ушел?

— Может — на час, может — на вечность.

— Черт, опоздаю в Брайтон! Раздаю девицам призы, чтобы им всем треснуть. Скажете вы, а потом — позвоните, как он это принял. Луз Чиппингз, 803. А можете написать. Сассекс, Луз Чиппингз, Клейнс-холл. Ну, я пошла. Рада была повидаться. Да, что сказать девицам?

— «Привет, девицы».

— Неплохо, но мало. Надо продержать их полчаса и еще наставить на путь. Ладно, по дороге придумаю.

Проводив ее до лифта, Джос обнаружил, что хозяин вышел из укрытия и сидит за столом, вытирая лоб.

— Ф-фу! — проговорил он. — Еле спасся. Налейте-ка мне шерри.

— Шерри?

— Там, в шкафу.

— Пьете тайком? — заинтересовался художник. — Да, а почему вы сбежали от леди Чевендер?

Хозяин метнул в него кроличий взгляд.

— Мы чуть не поженились. Нет, что ей надо? Зачем она пришла? Оттуда ничего не слышно.

Сердобольный Джос пощадил простодушную бабочку, опрометчиво присевшую на колесо.

— Просто заглянула.

— Мы не виделись пятнадцать лет!

— Вас забыть нелегко. Как жевательная резинка — ее нет, а вкус остался.

— Она не изменилась.

— Резинка?

— Беатрис.

— Вы рассмотрели?

— Да, в щелочку. Совершенно такая же. Глаза. Улыбка… если это улыбка. Ладно, давайте рисунки.

Джослин открыл папку и вывалил содержимое — штук десять девиц с несомненной улыбкой и непомерными глазами.

— Просто султан в гареме, — заметил он, разложив их полукругом. Хозяин придирчиво вгляделся и произнес:

— Какая гадость!

— Прелесть, вы хотели сказать. Кто их рисовал? Уэзерби? Вот это — художник!

— Опять эти мерзкие девицы, — откликнулся хозяин. — Не могу, тошнит.

— О, как я вас понимаю! — признался Джос, усаживаясь на край стола. — Но я — подневольный человек. Власти и силы не дают мне выразить себя. Не знаю, Приходилось ли вам видеть плененных орлов. Это — я. Власти велят: «Девица с зубами и глазами!» — а я рисую, совершенно не понимая, почему сытая фифа побудит купить ветчину. Что поделаешь, не моя воля!

Пока он говорил, на лице мистера Даффа появилась небесная улыбка. Брови раздвинулись, сам он приосанился, и все это означало, что его посетила новая творческая мысль. Художник прекрасно знал, что в такие минуты хозяин его — Наполеон торгового мира.

— Эй, слушайте!

— Да, Дж. Б.?

— У меня мысль.

— Я замер.

— Публику тоже тошнит от этих девиц. Надо придумать что-то новое.

— Золотые слова!

— Так вот…

— Да, да?

— Знаете, что мы сделаем?

— Назначим меня начальником рекламного отдела.

— Незачем. Работайте.

— С удовольствием.

— Вот как? Ладно, не буду томить. Вместо восторженных кретинок мы рисуем Беатрис. Смотрит так это. Кривит губы. Надпись: «Уберите немедленно! Где ветчина ПАРАМАУНТ?»

Джос не любил хвалить хозяина, но у него просто вырвалось:

— Здорово!

— Гениально, — поправил мистер Дафф.

— Да, да. Я и сам, знаете, думал, такая дама, вроде леди Чевендер…

— Почему «вроде»? Она сама. Вы ее писали. Портрет хороший?

— И вы спрашиваете?!

— Выражение уловили?

— Еще как!

— Плакат сделать можно?

— В высшей степени. Все англичанки как одна поскачут за нашей ветчиной.

— Вот я и говорю. Значит, печатаем портрет.

Джос посмотрел на него с восторгом. У хозяина бывали идеи, но такой высоты он еще не достигал.

— Вы не шутите?

— Как можно!

— Ничего у нас не выйдет.

— Почему?

— Во-первых, она подаст в суд, сдерет много денег.

— Пускай. Спишем на ваш отдел. Реклама всегда дорого стоит.

— И вообще, как-то неудобно… Хозяин отмахнулся.

— Портрет у нее?

— У ее золовки. Она там живет. Сассекс, Луз Чиппингз, Клейнс-холл. Миссис Стиптоу.

— Пусть Дафна выяснит номер.

— Я и так знаю. Тот же Луз Чиппингз, 803.

— Позвоню из клуба. Сейчас иду к врачу. Может, что-нибудь сделает.

— Правильно. Хвост трубой. Даффы не сдаются. Только…

— Если я нужен, его фамилия — Кланк.

— Не нужны, не нужны. Никто не заметит.

— Наглее и наглее… — вздохнул хозяин.

— Только, Дж. Б., насчет портрета…

— Ничего не буду слушать.

— Я просто хотел сказать…

— Незачем. То-то в вас и плохо, слишком много болтаете. Джос пожал плечами. Он знал, что у хозяина бывают не идеи, а мании. Одержимый Джеймс Бьюкенен, как герой известной поэмы, не слышит ничего, и вам остается очертить магический круг, приговаривая: «О, берегись! Глаза его блестят, взлетают кудри».[32]

— Что ж, дело ваше, — сказал, художник. — Помните, я вам говорил!

— О чем?

— Да так, о чем-то.

Мистер Дафф на минутку задумался, потом со вкусом крякнул.

— Давайте я вам скажу.

— Давайте.

— Шутка в том, что Беатрис не любила мою ветчину.

— Не любила?

— Да. Потому мы и разошлись. Ну, как сейчас помню! Лето, луна, мы идем по берегу. Кто-то где-то поет под гитару. Я говорю о ветчине, вдруг Беатрис ощерилась, заорала: «К черту!» — и вышла за Отиса. Да, милостив Бог, — благочестиво прибавил он.

Как мы уже знаем, Джос романтику любил. Собственно говоря, он был современным трубадуром, а потому с неприязнью взглянул на хозяина.

— Не хотел бы ранить ваших чувств, — заметил он, — но душа у вас — как у тапира, и не из самых приятных. Вам нравится холостая жизнь?

— Еще как!

— Видимо, вы нездоровы. А вот я, — мечтательно признался Джос, — только и мечтаю о девушке, которая войдет в мою жизнь, словно нежная фея, посмотрит мне в глаза и скажет: «Это — ты!»

— Бр-р-р! — произнес мистер Дафф. — Не надо. Мне станет хуже.

Когда он ушел, художник переместился в кресло, на священный престол хозяина. Немного посидев там, он резко позвонил и был очень рад, когда вбежала Дафна с блокнотом.

— Учебная тревога, недомерок, — объяснил он. — Можете идти.

Снова откинувшись в кресле, он забросил ноги на стол, все лучше понимая, что у «Даффа amp; Троттера», как говорится, работа непыльная. Сколько они тут пробыли, а дел — никаких. Он давно подозревал, что акулы торговли получают деньги даром.

Когда безделье уже начинало его утомлять, пришла секретарша.

— Я не звонил, — строго сказал он.

— Сама знаю.

— Вот и не шли бы. Идите к себе, я позвоню, тогда входите. Я у вас наведу порядок!

Дафна к себе не пошла, она волновалась.

— Я вам говорила!

— О чем?

— Сыщик вас видел.

— А, чтоб его!

— И настучит боссу, когда тот вернется. Джос пригорюнился.

— Чудовищно! — заметил он. — Любой врач вам скажет, что утром надо есть фрукты. Между первым завтраком и вторым. Увижу хозяина, сообщу. Где мы, в конце концов? Это магазин или лагерь?

Он бы развил свою мысль, но тут зазвенел звонок.

— Взгляните, кто там, — приказал он, проникаясь духом кресла.

— Какая-то дама, — сказала секретарша по возвращении.

— Как, еще одна? Что ж, ведите, — разрешил он, откинувшись на подушки и сложив кончики пальцев. — Могу уделить ей пять минут.

— Доброе утро, — сказала Салли.

Джос вскочил и, трепеща, опустился на прежнее место.

— Доброе утро, — выговорил он, потому что, как ни странно, это была ОНА.