"Человек в высоком замке" - читать интересную книгу автора (Дик Филип Киндред)Глава 4Уиндэм-Мэтсон проковылял по коридору и скрылся в цехе «Корпорации У-М». Провожая его взглядом, Фрэнк подумал, что его бывший хозяин вовсе не похож на капиталиста. Легче принять его за бродягу, горького пьяницу, которого вымыли, побрили, причесали, одели с иголочки, накачали витаминами, дали пять долларов и велели начать жизнь сызнова. Хозяин всегда прибеднялся, ловчил, суетился, заикался перед каждым встречным и даже старался ублажить, будто видел в нем возможного врага. Манерой держаться он как бы говорил: «Все норовят меня, бедолагу, обидеть». На самом деле старина У-М был куда солиднее, чем казался с виду. Он контролировал несколько предприятий, играл на бирже, приторговывал недвижимостью. Фрэнк двинулся за ним следом, отворил большую металлическую дверь и шагнул навстречу грохоту машин, ставшему привычным за многие годы; его окружали люди и механизмы, сверкала электросварка, в воздухе висела пыль. Фрэнк ускорил шаг, догоняя бывшего хозяина. – Эй, мистер У-Эм! – позвал он. Уиндэм-Мэтсон остановился возле человека с волосатыми руками; его звали Эд Маккарти, он был мастером цеха. Оба повернулись к Фрэнку. – Прости, Фрэнк, – произнес Уиндэм-Мэтсон, нервно облизывая губы. – Мне и в голову не приходило, что ты можешь вернуться после всего, что наговорил. Но теперь ничего не поделаешь – твое место занято. Его черные глаза так и бегали. «Это наследственное, – подумал Фрэнк. – Изворотливость у него в крови». – Я пришел за инструментами, – произнес Фрэнк, с удовольствием слушая свой уверенный голос. – Больше мне ничего не нужно. – Ну что ж, забирай, – промямлил Уиндэм-Мэтсон с сожалением. Видимо, он еще не думал о возможности прибрать к рукам инструменты Фрэнка. И – к Маккарти: – Кажется, это по твоей части, Эд? Разберись с Фрэнком, ладно? У меня дел по горло. – Он глянул на карманные часы. – Слушай, Эд, мы с тобой обсудим наши дела после. Мне надо бежать. – Он похлопал Маккарти по плечу и, не оглядываясь, затрусил прочь. Эд Маккарти и Фрэнк остались вдвоем. – Захотел вернуться? – помолчав, спросил Маккарти. – Да, – ответил Фрэнк. – Ты молодец. Здорово вчера выдал. – Молодец-то молодец, – пробормотал Фрэнк, – но где еще найдешь такую работу? – Он чувствовал себя разбитым и беспомощным. – Ты-то меня понимаешь. Они часто делились друг с другом заботами. – Чепуха, ты отличный мастер. За станком тебе нет равных. Я видел, как ты за пять минут сработал деталь да еще успел очистить от заусенцев. Правда, что касается сварки… – Я и не говорил, что хорошо варю, – перебил Фрэнк. – Тебе не приходило в голову начать собственное дело? – Ты о чем? – удивился Фрэнк. – О ювелирных изделиях. – О Господи! – Оригинальные украшения. Не на продажу. На заказ. – Маккарти отвел его за угол – там было не так шумно. – Тысчонки за две можно снять под мастерскую небольшой подвал или гараж. Я тут как-то рисовал эскизы женских сережек и подвесок. Помнишь? Настоящий модерн. – Он взял клочок бумаги и стал рисовать – медленно, сосредоточенно. Заглянув Эду через плечо, Фрэнк увидел эскиз браслета. Он давно не встречал ничего подобного. Только довоенные вещи. Но все они – даже старинные – были стандартными. Никаких абстрактных узоров, как на этом браслете. – Кому нужно современное искусство? – Создадим рынок, – нахмурился Маккарти. – Сами, что ли, будем продавать? – Нет, через магазины. Вроде той роскошной лавки на Монтгомери-стрит. – «Художественные промыслы Америки», – припомнил Фрэнк. Он никогда не посещал такие шикарные магазины, да и мало кто из американцев заходил туда: выставленные там вещи были по карману только японцам. – А тебе известно, чем торгуют в таких магазинах? – осведомился Маккарти. – И на чем наживаются? На дурацких серебряных нашлепках от индейских поясов из Нью-Мексико. На всякой дряни вроде осколков тарелок – якобы туземном искусстве. Фрэнк долго не сводил глаз с Маккарти. Наконец произнес: – Мне известно, что – Да, – подтвердил Маккарти. К тому, чем торговали в магазинах редкостей, они имели самое непосредственное отношение. И не первый год. Официально «Корпорация У-М» специализировалась на выпуске кованых перил для лестниц и балконов, решеток для очагов и оград для новых фешенебельных домов. Изделия выпускались крупными партиями по типовым чертежам, например сорок каминных решеток для сорокаквартирного дома. Но «Корпорация У-М» производила не только перила – основные прибыли приносила деятельность иного рода. Используя большой арсенал инструментов, станков и материалов, корпорация подделывала предметы довоенной Америки в широком ассортименте. Эти подделки, разбавленные подлинными вещами, очень осторожно и расчетливо поставлялись на оптовый рынок предметов искусства, и невозможно было подсчитать, сколько фальшивок ходит по свету. Да никто и не пытался. Вчера, уходя с работы, Фрэнк оставил на верстаке наполовину сработанный револьвер эпохи покорения Дикого Запада. Он сам готовил форму и отливки, оставалось отшлифовать детали. Для стрелкового оружия времен Гражданской войны и Фронтира[20] рынок был неограничен; все, что мастерил Фрэнк, «Корпорация У-М» сбывала без всяких хлопот. Фрэнк неторопливо приблизился к верстаку, взял шкурку и доделал шомпол. Еще три дня, и револьвер был бы готов. «Да, – подумал он, – я потерял хорошую работу. Только эксперт сможет отличить… Но японские коллекционеры – профаны, они даже не задумываются над необходимостью устанавливать подлинность так называемых исторических произведений искусства, которыми торгуют на западном побережье. Когда-нибудь, возможно, задумаются… и тогда рынок лопнет как мыльный пузырь, даже подлинники никто не рискнет покупать. Таков закон Грэшэма: подделки снижают ценность оригиналов. Может быть, поэтому никто и не пытается установить их подлинность. Боятся правды. А так вроде все довольны. Разбросанные по стране предприятия выпускают продукцию, оптовики продают изделия хозяевам магазинов, а те рекламируют и выкладывают на прилавки. Коллекционеры платят денежки и, довольные, увозят покупки домой – восхищать коллег, друзей, любовниц. До поры до времени подделки будут в цене. Потом придет час расплаты. Тогда и фабриканты, и оптовики, и владельцы магазинов вылетят в трубу. Пока об этом все помалкивают, особенно те, кто зарабатывает на жизнь подделками. Они просто стараются не думать об этом, сосредоточившись на технических проблемах». – Ты давно не пробовал сделать что-нибудь свое? – спросил Маккарти. – Несколько лет. Зато я здорово научился копировать… – Знаешь, о чем я думаю? Наверное, ты заразился нацистской идеей, будто евреи не способны творить, а могут только копировать и продавать. – Может, так оно и есть, – буркнул Фрэнк. – А ты попробуй. Придумай что-нибудь. Или сразу, без эскизов, поработай по металлу. Поиграй – как дети играют. – Зачем? – спросил Фрэнк. – Веры в тебе нет, – вздохнул Маккарти. – Ты полностью утратил веру в себя, точно? Ну и зря. Я-то знаю, на что ты способен. «Зря, – подумал про себя Фрэнк. – Правда, во мне нет ни веры, ни энтузиазма. И взяться им неоткуда. Этот Маккарти – отменный мастер. Ему не откажешь в умении завести работягу, заставить его выложиться. Прирожденный руководитель – чуть не вдохновил меня. И все испортил, отойдя раньше времени. Жаль, нет со мной Оракула. Я бы спросил у него совета, зачерпнул из источника пятитысячелетней мудрости». – Фрэнк вспомнил, что видел «Ицзин» в вестибюле управления «Корпорации У-М». Туда он и направился. Он уселся в кресло из металла и пластика, написал на оборотной стороне конверта: «Стоит ли заняться творческим ремеслом, как мне предложили?» – и стал подбрасывать три монетки. Вначале выпала девятка, затем еще две. Он получил нижнюю триграмму. Цинь. «Творчество». Хороший знак. Четвертая черта – «шестерка», инь. Пятая – тоже инь. «О Господи! – мысленно воскликнул Фрэнк. – Еще одна теневая черта, и я получу гексаграмму одиннадцать. Тай – „Расцвет“! Очень благоприятное пророчество. Или… – его руки дрожали, когда он тряс монеты, – если выпадет ян, получится гексаграмма двадцать шесть, Да-чу – „Воспитание великим“. Обе гексаграммы благоприятны». Он кинул монетки. Инь. Все-таки «Расцвет». Открыв книгу, он прочел: Итак, надо принять предложение Эда Маккарти, открыть свое маленькое дело. Беспокоила только верхняя «шестерка». Фрэнк перевернул страницу. Какой там текст? Он не мог вспомнить. Вероятно, ничего неблагоприятного, ведь комментарий ко всей гексаграмме был таким обнадеживающим: «Союз неба и земли» – но последняя черта символизирует переразвитие ситуации, выход из нее, поэтому «шестерка» наверху… Глаза нашли строки, поразившие его подобно вспышке молнии: …И – толкование: Без сомнения, это было одно из самых мрачных толкований из более чем трех тысяч, содержавшихся в книге. И тем не менее пророчество ко всей гексаграмме было благоприятным. Как быть? Прежде не бывало, чтобы Оракул пророчил ему беду и счастье одновременно. «Ни дать ни взять ложка дегтя в бочке меда, – подумал Фрэнк. – Видать, советует и дело делать, и не забывать о злом роке. Черт! – мысленно выругался он. – Не могут беда и удача ходить рука об руку. Либо одно, либо другое. Или… могут? Ювелирное дело принесет богатство – никак иначе это пророчество не истолковать. Но вот чертова шестая строка – в ней кроется глубокий смысл, она предупреждает о катастрофе, возможно, даже не связанной с ювелирным делом. В любом случае беды не избежать… Война! – решил Фрэнк. – Третья мировая! Два миллиарда трупов, цивилизация стерта с лица Земли. Водородные бомбы сыплются градом. Силы небесные! – подумал он. – Почему? Из-за меня она начнется, что ли? Или кто-нибудь другой заварит кашу? Или – все мы? Всему виной физики с их теорией синхронности, по которой каждая частица связана со всеми остальными, – нельзя даже пукнуть, не изменив равновесия Вселенной. Жизнь превращается в анекдот, над которым некому будет посмеяться. Я открываю книгу и получаю прогноз событий, о которых даже Господь Бог хотел бы забыть. А кто я? Далеко не тот человек, которому стоит адресовать такое пророчество. Это точно. Надо забрать инструменты, оборудовать мастерскую и начать свое дельце, как будто Оракул и не сулил никаких бед. И – работать. Творить, ничего не бояться. До самого конца. Жить на всю катушку, пока мир не сгорит синим пламенем. Пока все мы не погибнем, все человечество. Вот что советовал Оракул. Все мы рано или поздно окажемся в юдоли печали, но до тех пор мои руки и моя голова не должны пребывать в праздности. Комментарий касается только меня, моей работы. А последняя черта – нас всех. Я слишком ничтожен, – подумал он. – Могу лишь почесать в затылке и заняться своими делами. Не бежать же на улицу, крича во всю глотку, чтобы привлечь внимание прохожих. А есть ли на Земле кто-нибудь, способный изменить ход событий? Некто великий?.. Если мы, все вместе… Или в решающий момент среди тех, от кого все зависит, окажется наш человек, заранее внедренный… В общем, остается уповать на случай. Лишь от него зависит жизнь – моя и всей планеты». Фрэнк закрыл книгу и вернулся в цех. Заметив Маккарти, кивком указал ему на укромный уголок. – Я поразмыслил над твоей идеей, и она мне понравилась. – Вот и отлично, – улыбнулся Маккарти. – А теперь слушай. Надо заставить Уиндэма-Мэтсона рассчитаться сполна. – Он медленно опустил веко – подмигнул. Это выглядело довольно жутко. – Я тут прикинул… В общем, решил уволиться и составить тебе компанию. Вот, погляди на эскизы. Чем плохи? – Хороши, – подтвердил Фрэнк, несколько сбитый с толку. – Заходи вечерком ко мне, часам к семи, – предложил Маккарти. – Джин приготовит ужин. – Договорились, – сказал Фрэнк. Маккарти хлопнул его по плечу и отошел. «За какие-то десять минут я проделал большой путь. Как быстро это случилось, – размышлял Фрэнк, собирая с верстака свои инструменты. – Видимо, так и происходят крутые повороты в жизни. Стечение обстоятельств, и… А ведь я ждал этой минуты всю жизнь… Оракул сказал: «Поход к счастью», и это для меня основное. Время больших свершений. Пришло ли оно? Пришел ли нужный момент? Верхняя «шестерка» – единственное отличие одиннадцатой гексаграммы от двадцать шестой, «Воспитание великим». Инь становится яном, и возникает другая ситуация. А я даже не почувствовал перемены!» Но, несмотря на волнение и душевный подъем, Фрэнк не мог выбросить из головы роковую черту. «Хотя пытаюсь изо всех сил, – с горькой иронией отметил он. – Глядишь, к ужину начисто о ней позабуду. Что ж, будем надеяться. Потому что работать с Эдом на паях – это здорово. А идея заняться ювелирным делом – просто „золотая“. Овчинка стоит выделки. Нет, я не откажусь от собственного счастья. Сейчас я – ноль, но если встану на ноги, может быть, сумею вернуть Джулиану. Ведь я знаю, что ей нужно – быть женой не какого-нибудь мешуги,[21] а влиятельной персоны. Мужчина должен быть мужчиной. Во всяком случае, в старину было так. До войны. Сейчас она, наверное, мечется с места на место, от мужика к мужику. Ищет незнамо чего. Но я-то знаю, и, когда мы с Эдом раскочегарим наше предприятие, она получит то, что ей нужно». Собираясь позавтракать, Роберт Чилдэн запер дверь «Художественных промыслов Америки». Как всегда, он зашел в кафетерий напротив. Обычно на завтрак уходило около получаса, но на этот раз Чилдэн уложился в двадцать минут. По возвращении из Торгпредства он сказал себе: пора менять политику. Никаких доставок клиенту. Все сделки – в магазине. Подумать только, битых два часа он провел в кабинете Тагоми! А на все про все ушло целых четыре часа! Когда он вернулся, открывать магазин было уже поздно. За весь день удалось продать только часы «Микки-Маус». Конечно, он не остался внакладе, но… Чилдэн отворил дверь и прошел в подсобку – повесить пальто. Возвратясь в зал, обнаружил, что его ждет посетитель. Белый. «Ого, – подумал Чилдэн. – Вот это сюрприз!» – Добрый день, сэр, – с легким поклоном поздоровался Чилдэн. «Буратино», наверное», – мелькнула мысль. Он окинул посетителя внимательным взглядом: худощавый, смуглый, довольно элегантно одет. Но держится натянуто, даже слегка вспотел от волнения. – Добрый день, – пробормотал посетитель, разглядывая витрины. Он подошел к прилавку, достал небольшой бумажник из лакированной кожи и вытащил из него красивую, в цветных разводах карточку-удостоверение. На карточке были герб Империи и эмблема ВМФ. «Адмирал Харуша». Роберт Чилдэн с уважением вернул карточку. – Корабль адмирала стоит в гавани Сан-Франциско, – пояснил посетитель. – Авианосец «Сёкаку». – Вот как? – промямлил Чилдэн. – Адмирал Харуша впервые на западном побережье, – продолжал смуглый человек. – Одна из целей его визита – посетить ваш знаменитый магазин. На Родных островах наслышаны о «Художественных промыслах Америки». Чилдэн вновь поклонился. – К сожалению, – продолжал гость, – обстоятельства сложились так, что адмирал не нашел времени для личного визита и направил в ваш магазин меня, своего поверенного. – Адмирал – коллекционер? – спросил Чилдэн, лихорадочно обдумывая слова посетителя. – Скорее – поклонник искусства, знаток и ценитель, но не коллекционер. Вещи, которые он хотел бы у вас приобрести, будут подарены офицерам флагмана. Адмирал решил вручить каждому офицеру ценный раритет времен Гражданской войны – оружие для ношения на поясе. – Сделав паузу, посетитель добавил: – Двенадцати офицерам, сэр. «Двенадцать револьверов времен Гражданской войны, – подумал Чилдэн. – Дорогое удовольствие. Почти десять тысяч долларов!» – Всем известно, что вы торгуете бесценными предметами американской старины, – продолжал смуглый человек, – исчезающими, как это ни прискорбно, слишком быстро. Тщательно подбирая слова (ни в коем случае не допустить оплошности, не отпугнуть покупателя!), Чилдэн произнес: – Да, вы правы. Во всех ТША не найти такого выбора оружия времен Гражданской войны, как в нашем магазине. Счастлив услужить адмиралу Харуше. Если угодно, я мог бы доставить отменную коллекцию прямо на борт «Сёкаку». – Я бы хотел посмотреть здесь, – сказал посетитель. Чилдэн быстро прикинул в уме. У него не было двенадцати револьверов. От силы три. Но, если повезет, он соберет дюжину за неделю. В крайнем случае закажет на Востоке, оплатив пересылку авиапочтой. Обзвонит местных оптовиков. – Вы разбираетесь в подобном оружии, сэр? – спросил Чилдэн. – Более или менее, – ответил посетитель. – Я собрал небольшую коллекцию пистолетов и револьверов. Есть даже крошечный револьвер в форме костяшки домино, выпущенный этак году в сороковом прошлого века. – Прелестная вещица, – кивнул Чилдэн и направился к сейфу. Вернувшись с револьвером, он увидел, что посетитель заполняет чек. – Адмирал хотел бы оставить задаток, – сказал «буратино». – Пятнадцать тысяч тихоокеанских долларов. Перед глазами Чилдэна закружилась комната, но он сумел ответить спокойно, даже с оттенком скуки: – Как угодно. В этом нет особой необходимости. Так, простая формальность. – Положив на прилавок футляр из фетра и кожи, Чилдэн добавил: – Вот, рекомендую. Превосходный кольт сорок четвертого калибра. Тысяча восемьсот шестидесятый год. – Он открыл футляр. – Черный порох и пули. Эти револьверы были на вооружении в армии США. С ними парни в синем ходили во второй поход на Ситтинг Булла.[22] Посетитель долго рассматривал кольт. Затем, подняв глаза, холодно произнес: – Сэр, это подделка. – Что? – не понял Чилдэн. – Сэр, вы предлагаете подделку. Этой вещи нет и шести месяцев. Весьма прискорбно. Вот, поглядите – дерево подвергалось искусственному старению, обрабатывалось едким химическим веществом. Он положил револьвер на прилавок. Чилдэн схватил кольт и принялся вертеть в руках. Наконец хрипло произнес: – Этого не может быть! – Имитация редкого старинного револьвера. Уверен. Боюсь, вас обманули, сэр. Какой-нибудь мошенник. Советую заявить в полицию Сан-Франциско. – Посетитель поклонился. – Весьма сожалею, возможно, среди ваших товаров есть и другие копии. Неужели вы, сэр, владелец магазина, в своем роде Наступила тишина. Гость взял с прилавка чек, убрал в карман вместе с авторучкой и поклонился. – Мне жаль, сэр, однако я не могу иметь дела с «Художественными промыслами Америки». Адмирал Харуша будет огорчен. Но войдите в мое положение. Чилдэн стоял, опустив голову, не сводя глаз с револьвера. – Всего хорошего, сэр, – сказал посетитель. – Последуйте моему совету, отдайте ваш товар экспертам. Ваша репутация… Надеюсь, вы понимаете. – Сэр, пожалуйста… – забормотал Чилдэн. – Не могли бы вы… – Не волнуйтесь, сэр. Никто не узнает. Адмиралу я скажу, что ваш магазин был закрыт. В конце концов… – Он помолчал, остановившись в дверях. – В конце концов мы с вами – белые. – Еще раз поклонившись, посетитель ушел. Чилдэн остался у прилавка с револьвером в руке. «Этого не может быть, – подумал он. – Но это случилось. Господи Боже! Я погиб. Упустил пятнадцать тысяч долларов. И потерял репутацию, а это куда хуже. Если этот человек, доверенное лицо адмирала Харуши, проболтается… Я разорен! – решил он. – Покончу с собой. Но, может быть, посетитель ошибся? Или солгал? Возможно, он подослан хозяином «Предметов истории Соединенных Штатов», чтобы погубить меня. Кем-нибудь из конкурентов. Револьвер настоящий. Наверняка. А как узнать? – Чилдэн лихорадочно соображал. – Ага! Отправлю его на анализ в лабораторию пенологического факультета Калифорнийского университета. У меня там знакомые. Во всяком случае, были. Один раз приходилось к ним обращаться, когда я усомнился в подлинности старинного ружья». Он торопливо набрал номер городского транспортного агентства и попросил немедленно прислать курьера. Затем упаковал револьвер и написал записку, в которой просил сотрудников лаборатории срочно установить возраст револьвера и сообщить результат по телефону. Потом отдал пакет и записку подошедшему посыльному. Курьер ушел, а Чилдэн принялся расхаживать по магазину. В три часа позвонили из лаборатории. – Мистер Чилдэн, вы хотели узнать, является ли подлинным кольт сорок четвертого калибра армейского образца тысяча восемьсот шестидесятого года. – Пауза, во время которой Чилдэн едва не раздавил трубку. – Сообщаю лабораторное заключение. Все детали, кроме ореховых щечек, изготовлены с помощью пластмассовых форм. Номера подделаны. Сталь не сцементирована цианидом. Бурый и синий цвета получены в результате скоростной обработки по современной технологии, револьвер подвергался искусственному старению с применением химических и механических средств. – Человек, который мне его предложил… – хрипло произнес Чилдэн. – Его обвели вокруг пальца, так ему и скажите, – посоветовал эксперт. – Причем ловко обвели. Отличная работа. Профессиональная. Вы знаете, настоящие кольты со временем приобретали синеватый оттенок. А детали этого револьвера завернули в полоски кожи и нагрели с газом CN в запаянной коробке. Это очень сложный процесс, нужна хорошо оборудованная мастерская. Мы изучили частицы веществ, применявшихся для шлифовки, – прежде мы не слышали, чтобы кто-то ими пользовался для таких целей. Не можем ничего утверждать, но все говорит о том, что выпуск подделок поставлен на промышленную основу. – Нет! – воскликнул Чилдэн. – Это всего лишь слухи. Можете мне поверить, сэр. Кому знать об этом, как не мне? – Он окончательно потерял самообладание. – Почему я отправил к вам револьвер, как вы думаете? Я много лет торгую подобными вещами и сразу же заподозрил неладное. Такие подделки очень редки. Похоже, что кто-то шалит. Какой-нибудь шутник. – Тяжело дыша, он попрощался: – Благодарю вас. Вы подтвердили мою догадку. Пришлите счет. До свидания! Чилдэн бросил трубку и уселся просматривать товарные ведомости. Надо выяснить, откуда у него этот фальшивый револьвер. У кого куплен. Вскоре он установил, что револьвер продал крупнейший в Сан-Франциско оптовик, владелец «Ассоциации Рэя Калвина» на Ван-Несс. Чилдэн немедленно набрал номер. – Мне мистера Калвина, – попросил он. Теперь его голос звучал твердо. Он услышал хриплый, недовольный баритон. – Да. – Это Боб Чилдэн – «ХПА инк.», на Монтгомери. Рэй, у меня к вам деликатная просьба. Надо поговорить с глазу на глаз, лучше всего сегодня, у вас в конторе. Уверяю, это очень важно. – Чилдэн вдруг понял, что кричит в трубку. – Ладно, – буркнул Рэй Калвин. – И никому не говорите. Это должно остаться между нами. – В четыре устроит? – Хорошо, в четыре, – согласился Чилдэн. – У вас в конторе. Всего доброго. – Он яростно хлопнул по столу книгой учета, уронив телефон на пол. Затем опустился на колени и поставил аппарат на место. Выходить нужно было через полчаса. В ожидании он нервно расхаживал по магазину и грыз ногти. Что делать? Идея! Чилдэн позвонил на Маркет-стрит в филиал «Токио Геральд». – Будьте добры, – произнес он, – скажите, находится ли в порту авианосец «Сёкаку», а если да, сколько времени? Буду очень благодарен вашей уважаемой газете за эту информацию. Тоскливое ожидание. Девичий голос: – Как утверждает наша справочная служба, авианосец «Сёкаку» находится на дне Филиппинского моря. – Девушка хихикнула. – Он потоплен американской подлодкой в сорок пятом. Чем еще мы могли бы вам помочь, сэр? – Похоже, в редакции его приняли за шутника. Он положил трубку. «Стало быть, „Сёкаку“ семнадцать лет лежит на дне морском, как и адмирал Харуша,[23] надо полагать. А его «доверенное лицо» – просто жулик. И все же… этот тип оказался прав. Кольт сорок четвертого калибра – подделка. Ничего не понимаю! Может, он торговец? Решил расчистить рынок стрелкового оружия времен Гражданской войны? Но если так, то он не просто торговец. Эксперт. Как быстро он распознал подделку! Таких умников немного найдется. А может, и вообще не найдется. Бояться нечего. Тайна не раскроется. Так что, плюнуть на это дело?» Чилдэн задумался. «Нет. Нужно выяснить все до конца. Но прежде всего надо заставить Рэя Калвина возместить убытки. И еще раз обратиться в университетскую лабораторию. Пусть проверят весь товар. Но… вдруг они установят, что я торгую одними подделками? М-да… Проблема. Остается одно, – мрачно подумал он, – идти к Рэю Калвину. Взять за грудки. Вытрясти всю правду. Может, он тут ни при чем. А может, наоборот. Не важно. Сказать ему: «Еще одна подделка, и я у вас больше ничего не куплю!» Пусть он несет убытки, – сказал себе Чилдэн. – Он, а не я. Если станет ерепениться, я обойду все магазины и погублю его репутацию. Почему я должен быть козлом отпущения? Пускай те, кто заварил кашу, сами ее и расхлебывают. Но действовать нужно очень осторожно. И ни слова посторонним». |
||
|