"Теория Глупости, или Учебник Жизни для Дураков-2" - читать интересную книгу автора (Яхонтов Андрей)

ГЛАВА ПЕРВАЯ СТАРЫЙ ДРУГ

На Арбате, из пестрой толпы лотошников, торговавших солдатскими и офицерскими ушанками с кокардами, ремнями с медными пряжками, а также Хохломой, расписными матрешками и Павло-Посадскими цветастыми платками — взгляд мой выхватил знакомую фигуру. Я не поверил собственному зрению, боязливо отвел глаза, страшась признаться, что вновь встретил того, чьего появления, возникновения, возвращения не чаял дождаться. Маркофьев! Это был он! Бунтарь и наперсник, художник и философ, скульптор и композитор, горлан и орлан, наставник молодежи и защитник стариков, отец и брат страждущих, лидер ищущих, глыбища и матерый человечище, пожиратель дамских сердец и шпагоглотатель-иллюзионист, воплощенный идеал всех времен и народов! Я рванулся к нему. Увы, вид его… Заставил меня притормозить, застыть на полдороге. Охладил накал радости и принудил сбавить обороты восторга… Стоптанные сандалеты, истертый воротник ковбойки, клочковатая щетина небритости, замусоленная хозяйственная сумка в руке… Кричащие, взывающие об оказании скорейшей помощи подробности заставляли усомниться в том, что передо мной прежний колосс и геркулес. Я замер, колеблясь. Он сам шагнул ко мне.

— Да, не молодею, — как и раньше легко читая мои мысли, сказал он. — Но ничего, держусь. Пока. И могу себе кое-что позволить. Пойдем, угостишь кружкой пива…

Не оглядываясь, знакомой твердой и в то же время расхлябанной, неторопливой и одновременно летящей, стремительной походкой он направился к приветливо трепетавшему на ветру брезентовому пологу с ленточной надписью "Бекс", "Бекс", "Бекс" (живо напомнившем мне баранье блеянье) вдоль всего навеса. Следуя по пятам, я не мог не залюбоваться могучим торсом и бугристостью спины, волнообразностью лопаток и набыченностью загривка… Все — и командно-уверенный тон, и простота в общении, и непререкаемость произносимого — выдавали в ниспосланном мне, кажется, самими небесами сподвижнике прежнюю неукротимую, недюжинную натуру. Но как он все же переменился! Над скулами нависли складки, лицо напоминало вспухшую подушку, волосы поредели и завядше поникли — будто жнивье на заброшенном поле.

Сердце мое болезненно сжалось.

Если при встрече с человеком, которого вы долго не видели, он, окинув вас беглым взглядом, говорит: у вас цветущий вид — надо срочно обратиться к врачу или хотя бы задуматься о здоровье. С чего ему делать подобные заявления — как не от испуга и не в целях самообороны, дабы самого себя успокоить после потрясения от увиденного? Если нормально выглядите — никто и внимания на ваш внешний вид не обратит и ни слова не скажет!

Мы расположились на пластмассовых стульях за пластмассовым столиком и подозвали официанта. Напротив сиял вывеской магазин "Джинсовый рай", в недавнем прошлом именовавшийся "Диетой", в витрине "Букиниста", где теперь торговали антиквариатом и кожаными штанами, словно вели молчаливый диалог стоящие друг к другу анфас бюсты наряженного в жилет фирмы "Левис" Сталина и Александра Третьего в бейсболке от "Версаче".

— Все меняется, — стрельнув у расположившихся рядом и потягивавших темный "Гиннес" десятилетних беспризорников сигарету и закурив, промолвил Маркофьев. — Прежние ценности уступают место новым. Вернее, старым. Вернее, старым новым. — Он посмотрел на меня виновато и, щелчком стряхнув столбик пепла на клеенчатую скатерть, признался. — Увы, как и раньше, путаюсь, не могу без твоей помощи точно выразить мысль. Хочу сказать, а не получается… Короче, все когда-то уже было… Старое становится новым и наоборот… — Он взял из стаканчика, в котором плотным снопиком стояли зубочистки, одну и принялся ковырять ею в ушах.

Я смотрел на него, и прошлое постепенно воскресало.

Он же отчетливо, и как бы заново учась говорить, произнес:

— МУЖЧИНЫ ВСЕГДА ВРУТ. А ЖЕНЩИНЫ ВСЕГДА ГОВОРЯТ ПРАВДУ. ТОЛЬКО ПРАВДА У НИХ КАЖДУЮ МИНУТУ МЕНЯЕТСЯ.

И улыбнулся — застенчиво и лукаво. Как в давние студенческие годы.

Я проследил направление его взгляда. Мимо следовали две смазливенькие куколки.

— Подружки! — крикнул Маркофьев. — Возьмите меня и моего друга в игрушки! Подруливайте!

И шепотом поинтересовался:

— Деньги есть? А то я на нуле. После отдам.

Секелявочки зыркнули на нас оценивающе и, негодующе покачав одинаково взлохмаченными головами, прогарцевали мимо.

— Хрен с ними, — сказал Маркофьев. — Найдем других. Мужчина — вымирающий вид, а женщин вокруг пруд пруди… Сами попросятся к нам на праздник, на файф-о-клок и банкет. Я тут получил телеграмму от Клавки Шиффер. Приглашает на презентацию. Коллекции платьев и шуб от Пако Рабанни… Поехали? Мотанем на недельку в Галапагос? Оттянемся… Развеемся… Оторвемся…

Я воззрился на него, окончательно узнавая. Смотрел на товарища юных лет и вечного своего кумира и антипода и не мог насмотреться. Как дорог он мне был, как много, безмерно много значили каждое его движение, каждый жест, каждое слово! Ликованию моему не было предела.

Отхлебнув пенного напитка, мой воспитатель и духовник заговорил совсем гладко… И на привычном для себя и для моего слуха языке.

— Помнишь моих несчастных родителей-инвалидов? Безумную жену Лауру… И других моих бедных жен… Детей-недоносков… Семья — последнее, что у меня осталось. Прибежище и защита. Надежда и опора… Денег нет, работы нет, идей никаких… Я потерял все. Утратил пароходы, загородные дома, машины, яхты, крикетные и гольфовые поля, теннисные корты и бильярдные столы, даже академический институт, которым руководил. Кому нужна сегодня наука? — Он горько усмехнулся. И сам ответил. — Никому. Так же как не нужны литература и искусство. Честность и порядочность. Ум и совесть… Да что там… Страшное, циничное время… — Махнув рукой, он опорожнил кружку залпом. И заказал следующую. После чего без паузы продолжил. — Чем пробавляюсь? Гоню дома раствор… Для личного пользования… Вот и все занятия… Что поделаешь, тяну карму…

Попутные контрольные вопросы. Как тянете свою карму вы? Отчаиваетесь из-за неудач? Пасуете перед трудностями? Ездите на рандеву с Клавкой Шиффер? Или другими топ-моделями? Никуда не ездите?

Ответы. Если "да" в смысле "отчаиваетесь", то это глупость! БОЛЬШАЯ ГЛУПОСТЬ. Цель данной книги научить и посоветовать — как остаться ни с чем, ни на что не претендовать, быть довольным тем, что имеешь. Это и есть главное благо. "ЕСЛИ У ТЕБЯ НЕТ БОТИНОК, ЭТО ЕЩЕ НЕ САМОЕ ХУДШЕЕ, ЕСТЬ ЛЮДИ, У КОТОРЫХ НЕТ НОГ", — любил повторять Маркофьев. Кто не понял этой элементарной жизненной мудрости — должен попытаться ее принять. Кому не удастся проникнуться этим пафосом — тот, боюсь, окажется среди проигравших и не поймет уже вообще ничего. (О средней и малой глупости — речь впереди.)

Подумалось: Маркофьев и точно стал похож на бурлака, впрягшегося в непосильную петлю, тяжкую лямку. Какой кармический груз он волок? Я не успел задать вопрос, мой вновь обретенный дружбан опередил меня.

— А как у тебя? — спросил он.

Я замялся, не зная, что отвечать. На мне был ладно подогнанный и отглаженный костюм, отутюженная розовенькая сорочка и галстук с загадочными абстракционисткими загогулинами. Я сиял выбритостью. И благоухал импортным рижским одеколоном. Мелкое, недостойное, злорадное искушение — облечь в слово мысль, которая назойливо вертелась на кончике языка: сколько веревочке ни виться (правильно говорил мой отец, негодными средствами не достичь успеха!) — не имело права восторжествовать, оскорбительному для доверившегося мне собеседника замечанию не следовало давать шанс сорваться с уст и обидеть страдальца. Да, грех наличествовал: в прежней жизни Маркофьев обманывал меня, измывался надо мной, даже хотел убить, принес мне бездну мытарств и бед, но теперь-то ведь оказался сторицей наказан — и недостойно и низко было пинать поверженного хотя бы и перечнем (или беглым перечислением) собственных успехов и достижений. Достаточно было уже того, что я присутствовал при воплощенном торжестве справедливости, наказании за ложь, воровство, распутство. Воздаяние заблудшему и не желавшему возвращаться на праведный путь забулдыжке, похоже, щедро отмерило само бескомпромиссное Провидение, надзирал же за приведением приговора в исполнение безжалостный Рок. Нужны ли были дополнительные зуботычины еще и от меня, тоже ведь далеко не идеального, порой весьма путаного и уж точно — слабого человека? Нет, не мстительную радость я испытал, а грусть и сожаление. Напрасно потраченные бесценные мгновения бытия, исковерканные нравственные принципы, крах зиждившихся на мнимых основах карьерных построений — может ли быть зрелище печальнее? Кроме того я как никто понимал (а я научился многое понимать): лишения и неудачи подстерегают и могут настигнуть каждого, в том числе и праведника, самому мне было к резким поворотам и капризам Судьбы не привыкать, за долгие годы я притерпелся к всевозможным передрягам… Каково же переносить удары и затрещины везунку и баловню, намастырившемуся лишь властвовать и побеждать? Такое даже страшно было представить.

Пока я предавался этим невеселым размышлениям, Маркофьев допил вторую, а потом и третью кружки. И спрятал их в свою потертую сумку.

— Признайся, прозябал небось без меня? — спросил он. И почти с ликованием продолжил. — Давай по четвертой, а потом пойдем ко мне, угощу растворчиком… Для дорогого друга не жалко ничего. Откупорю литруху…

Пока брели к нему, останавливаясь, а то и присаживаясь под сенью каждого попадавшегося на пути бара, я много чего успел порассказать. Не хвастал, а просто и бесхитростно повествовал. О том, что наболело. И о том, в чем я находил утешение. Что успокаивало, примиряло со все более и более непостижимой, а то и враждебной по отношению ко мне действительностью.

Да, никакими особыми достижениями прошедший в отсутствие друга отрезок жизненного пути вроде бы отмечен не был. Никаких чрезмерных трагедий тоже, хвала звездам, не произошло. (Все еще предстояло). Тем не менее, добытые в сражениях с неблагоприятными препонами завоевания наличествовали… А то и вселяли… Совестясь, я признался: дела мои неплохи. Люди вокруг живут не слишком обеспеченно и разудало… Мне же (в общем-то, если разобраться) неоправданно и необъяснимо везет…

У меня и квартира, и еда в достатке. Родительский "мурзик" все еще в сносном состоянии и на ходу, только кардан по-прежнему барахлит… Главное же — я обрел надежную спутницу жизни и, значит, чего уж там темнить, — прочный тыл.

Слушая мои возгласы, всхлипы, умиленные причитания, Маркофьев взглядывал на меня все встревоженнее.

— Ты не болен? — спросил он. И приложил руку к моему лбу.

Я мотнул головой, стряхивая его ладонь.

— Странно, — сказал он. — Когда несколько лет тому назад мы с тобой расстались, был заметен явный прогресс. Неужели все пошло прахом и насмарку? Неужели ты не извлек никаких уроков, неужели забыл обо всем, что мы обсуждали? — И, сам с собой рассуждая, произнес. — Глупость имеет тенденцию самовосстанавливаться и возрождаться из пепла.

Я признался:

— Если честно, я никогда не был так счастлив, как в последние год-два… Да, под твоим влиянием и напором я чуть не сбился с пути, чуть не разуверился в окружающих людях и наличии в бесспорно непростой действительности неколебимого каркаса моральных постулатов. Без них здание жизни просто рухнуло бы… Надеюсь, с этим ты согласен? Материальные трудности — пустяк. Ерунда. А вот родственная, созвучная душа… Встреченная посреди хаоса не всегда бескорыстных взаимоотношений…

Выпалив тираду, я замолчал. Маркофьев смотрел на меня с ужасом и ничего не говорил. Когда же я в деталях поведал, как невероятно, сказочно сложилась моя личная ситуация, на глазах у него навернулись слезы.

Я был тронут такой реакцией до глубины…

Контрольный вопрос № 1. До глубины — чего?

Ответ. Правильно, души.

Контрольный вопрос № 2. Что вы знаете о душе, что она есть такое?

Ответ: впишите сами.

Контрольный вопрос № 3. Почему люди постоянно апеллируют к этой неуловимой эфемерной субстанции?

Ответ. Не потому ли, что такая ссылка на неуловимое не налагает никаких обязательств?

Он ведь не знал обо мне практически ничего. Никаких подробностей — после того момента, как пытался меня отравить, подсыпав мне в бокал яд. Он тогда (я был увезен на "неотложке" в больницу) даже решил: я умер. А теперь был несказанно рад, что я выкарабкался.

Я считал своим долгом заявить: я выжил благодаря любви. Сильному и всепобеждающему чувству. Я не считал нужным это скрывать и сомневаться в этом.

Прямо после выписки из больницы я отправился к Веронике — симпатичной длинноносой медсестричке, спасшей меня, вытянувшей с того света, чудом справившейся с тяжелейшей формой интоксикации, поразившей мой организм. Да, я отправился прямо к Веронике, будто к себе домой, другого не подразумевалось и не могло подразумеваться. Иначе быть не могло! Замечательная девушка околдовала меня заботой и вниманием, ей удалось не просто найти противоядие, нейтрализовать порошок, подсыпанный в мой коньяк Маркофьевым, ей удалось отогреть мое заледеневшее и начинавшее мертветь в атмосфере предательств и непонимания сердце.

— Это нормальная среда обитания любого индивида! — восклицал Маркофьев. — Другой просто не бывает. Именно в такой среде сердце проходит наилучший тренаж, как на высокогорье, в иных, нереальных, тепличных условиях, о которых ты грезишь, оно бы мгновенно одрябло, ослабло, пришло в негодность…

(Иногда приходится слышать риторический вопрос: ЧТО ПИЛ МОЦАРТ? Отвечу: ЧТО САЛЬЕРИ НАЛИВАЛ — ТО И ПИЛ. Пил что ни попадя, потому что добрячки доверчивы. И сами на потраву окружающих не способны. Я же дошел до того, что впал в транс ненависти и ослепления и готов был крушить чужие жизни направо и налево. Наотмашь.) Вероника привела меня в чувство. Приголубила. Вдохнула в мою грудную клетку порцию весенней нежности и желания помогать и сочувствовать, терпеть и сопереживать.

Когда вошли к ней в квартиру — навстречу нам устремилась поджарая белая кошечка с голубыми глазами и голубым, нет, скорее, серебристым пятном на груди.

— Долли! — всплеснула руками Вероника, присела, подхватила замурлыкавшую красавицу, прижала ее к себе. Столько в этом порыве было тепла и ласки, что у меня перехватило дыхание. Сам стесняясь этой мечты, я подумал: так она будет прижимать к груди нашего ребенка.

— Разнюнился, — воспитывал меня впоследствии, когда я в миллион первый раз воспроизводил сцену тисканья кошки, Маркофьев, — Опустил руки, вот и получил аперкот. Нокаут… Нет, расслабляться и нюниться нельзя. Ни в коем разе. Ни на секунду… Ни с кем. Пока ты на ринге, будь готов к отражению ударов постоянно. И с самых неожиданных сторон.

С чего я, в самом деле, решил, что у нас будет ребенок? Если обнимают и тискают кошку или собаку или тебя самого — еще не значит, что любят. ПОВЕРИТЬ В ТО, ЧТО ВАС ЛЮБЯТ — СРЕДНЯЯ ГЛУПОСТЬ. Не самая большая, но и не малая…

А если обманывают — значит, заслужил. Возможно, всей предыдущей дурацкой (или по-дурацки прожитой, что одно и то же) жизнью.

— Небось читал ей стихи и выплескивал всякие другие бредни? — спрашивал Маркофьев. — Да? Я не ошибся? А женщинам нужно совсем другое. Им нужно вкручивать: то, что они надели — им к лицу. И все. И больше ничего не требуется. Это — девяносто процентов успеха.

Читать женщинам стихи — это малая (извинительная) глупость. Валяйте, если вам нравится. Мир от этого не рухнет.

Предупреждение. Хотя в отдельных случаях может рухнуть ваше семейное благополучие.

Ужинали с Вероникой при свечах, Долли ходила вокруг и мурлыкала — хрустально, как музыкальная шкатулка.

— Мой папа — музыковед, — в тон ее нежным грудным ариям рассказывал я.

Вероника смотрела на меня сквозь язычки пламени загадочно и страстно, мурашки бежали вдоль позвоночника. Пригубив уж точно не отравленного вина (ах, какое это блаженство — сбросить напряжение, не подозревать ежеминутно, что тебя хотят устранить), я размяк и видел, будто в пелене: желтую лампу под потолком, уютную строгую мебель, гардины на окнах… Не верилось в собственное умопомрачительное везение (и правильно не верилось!). Думалось: "Неужели я нашел то, что искал? Неужели такое бывает и возможно? Покой, отзывчивость, верность, искренность?"

Кошечка вспрыгивала мне на колени, удобно на них устроившись, утробно ворчала.

— Хрюша, — обращалась к ней Верника. Доставала из холодильника куриные желудочки и кормила любимицу.

Я блаженствовал. Ликовал.

Ночью, когда легли, Вероника прошептала:

— Надень презерватив…

Я замер. И с трудом выдавил из себя:

— Зачем?

Упоминание об отвратительной резинке, которую прежняя жена Маргарита заставляла меня натягивать, желая избежать ненужной беременности, резануло не только слух, но и чувства. Душа все еще болела, не заживала. Я оставался во власти обид, полученных на протяжении предыдущих дней и ночей.

— Ты в себе уверен? — уточнила Вероника. — Тогда ладно, обойдемся…

И она воспользовалась пенистой таблеткой, после которой у меня защипало так, что я полчаса отмывался в ванной…

И все же подобной ночи, переполненной сумасшедшим шепотом страсти и тихим помешательством неги, в моей жизни еще не бывало. На рассвете, глядя мне в лицо мудрыми серыми глазами, Вероника сказала:

— Я не имею права рисковать. От меня зависит судьба одного человечка… Должна признаться. У меня есть дочь. Больной ребенок. Она не может жить среди людей. И постоянно находится в госпитале. Туда определил ее мой отец. Я навещаю ее раз в неделю.

То, что она произнесла, тон, которым сделала ужасное признание, притиснули меня к матрацу. Я не мог вымолвить ни слова.

Когда остался один (Вероника ушла на работу), я зарылся лицом в подушку и зарыдал. "Почему нельзя быть беззаботно счастливым? — думал я. — Почему самый светлый и чистый горизонт непременно затянет тучами, из них выплывут мрак и горе, беда и страх?"

Очаровательная кошечка вспрыгнула на кровать и стала слизывать с моих щек соленую влагу.

Вступая в жизнь, кажется, что всюду и везде будешь первым. Что ты вообще живешь первым, и до тебя не было ничего. Представляется: встретишь девушку и будешь у нее первым. Она у тебя — тоже. И вы вместе начнете строить новую жизнь.

— На практике оказывается, что строить приходится уже из бывшего в употреблении, — говорил Маркофьев. — Продолжаешь начатое другими. И это хорошо еще, если материал достался не трухлявый и не сопревший. А то ведь могут такое всучить…

Тем, кто намерен освоить полный курс "Теории глупости", необходимо знать: человек устроен и сконструирован по следующей примитивной эхо-схеме — если ему доверяют, взгромождают на него ответственность и надежды, он звучит (то есть отзывается) в унисон и стремится лучшее в себе проявить и возложенное оправдать.

Напротив, если его шпыняют, унижают, недооценивают, подчеркивают его незначительность и ничтожность, отрицательное в нем резонирует, как звук в музыкальном инструменте, и расцветает буйным цветом, будто сорняк в теплице.

Тест на сообразительность. Почему мне доверяли:

а) чтобы я расцветал?

б) или чтобы вешать на меня дополнительные обязанности и заботы?

К чему это вело:

в) к моему поумнению или поглупению?

г) мне это было нужно?

Плюсы нового положения. Если прежде меня не покидало чувство напрасно проживаемой, разбазариваемой впустую жизни, бездарно растрачиваемого времени, теряемых возможностей и упущенных перспектив (ничего нигде не получалось, не выруливало ни в чем, не удавалось на работе, не обнадеживало в отношениях со сверстниками и людьми более старшего или юного возраста, не вдохновляло на личном фронте), теперь все разом переменилось. Моему существованию появилось оправдание. Я встретил близкую, родственную, созвучную моей душу. Какое обретение в жизни может быть ценней?!

Я знал, для чего работаю, прилагаю усилия. Карячусь. Чтобы сберечь свою любовь. Чтобы помочь больной девочке. Спасти, выручить ее. Чтобы в моей внезапно и так счастливо возникшей семье восторжествовали безмятежность и покой!

Я стал нужен! Необходим! Я парил на крыльях.

Минусы нового положения (Разбор ситуации). В чем ошибка вышеприведенного умозаключения? Где допущен просчет? По-вашему, исток заблуждения:

а) прекраснодушие?

б) глупость?

в) никакой ошибки нет, все рассуждения правильны?

г) вы сами-то в это верите?

Вы спросите: неужели нет и не бывает искренних порывов, а каждое слово и поступок выверены, взвешены и продиктованы трезвым и холодным рассудком? Отвечу: да, именно так. Считают, приводят к общему знаменателю, выкраивают выгоду все, буквально все, некоторые суммируют данные примитивно, другие — изощренно, но каждый пытается извлечь пользу, а не потерять, подспудно или явно ведет торг. Не обольщайтесь, глупее вас не многие.

— Поступки совершаются не в тот момент, когда они совершаются, — говорил Маркофьев, — а заранее, когда они только обдумываются. Конечно, обстоятельства могут внести коррективы, и это особое искусство — переориентироваться в последний момент. Но главная, магистральная линия поведения вырабатывается заранее. Так поступают все — дипломаты и государственные деятели, мужья и жены, правонарушители и слуги закона. Что произнести — чтобы показаться умным и произвести благоприятное впечатление? Как себя повести — чтобы задеть по возможности меньшее число людей и не возбудить общего недовольства? Дурак же ломит напропалую…

* ГЛУПОСТЬ ЕСТЬ ПОВЕДЕНИЕ, КОТОРОЕ ПРИНОСИТ ЕЕ НОСИТЕЛЮ СПЛОШНЫЕ НЕПРИЯТНОСТИ.

Как избавиться от глупости? Об этом повествует наша книга.

Мы, собственно, еще не дали четкое определение КЛАССИЧЕСКОМУ ТИПУ ДУРАКА. Кто он? Каков из себя? Каковы его характерные признаки?

КЛАССИЧЕСКИЙ ДУРАК — ЭТО ДУРАК, КОТОРОМУ СОВЕТУЕШЬ ИЗ ДОБРЫХ ПОБУЖДЕНИЙ: СДЕЛАЙ ТО-ТО И ТО-ТО, ПОСТУПИ ТАК-ТО И ТАК-ТО, И ОН СОГЛАШАЕТСЯ, А ПОТОМ ДЕЛАЕТ ПО-СВОЕМУ. У него свой ум. (невидимый остальным). Своя логика. (Которой никому кроме него самого не постичь.). У него своя, дурацкая, планида!

Глупец либо сильно опаздывает в своих действиях, либо значительно опережает события. Он никак не может приноровиться и шагать в ногу со временем.

Глупец никогда не понимает, чего от него хотят.

Глупец сам не знает, чего хочет.

Глупец не связывает одно с другим.

(Обо всем этом — ниже по тексту.)

Простое арифметическое задание: может ли быть хорошо в семейной жизни, если плохо на службе и с зарплатой? За вашу самонадеянность с вас — 10 очков!

Он говорил:

— Вскроем ситуацию паталогоанатомически… Как только и можно и должно ее вскрывать… Если желаешь получить истинную картину. Да, я горжусь, что мне пришлось поработать некоторое время в морге… Это меня многому научило. Я знаю, какой дрянью в большинстве своем начинены люди… Конечно, у курящих легкие черные, а у некурящих — розовенькие. Но это выясняется, когда подробности уже не имеют значения.

Контрольные вопросы.

Кем Маркофьев (исходя из психофизических особенностей его характера) мог работать в морге:

а) прозектором?

б) частным владельцем?

в) официантом?

г) сторожем?

д) трупом?

е) затрудняюсь сказать.

Правильный ответ — "официантом". Доказательства ищите в следующих главах.

Он говорил:

— В этой жизни все ищут защитника. Того, к кому под крыло и за чью широкую спину можно спрятаться. Женщины ищут защитников-мужчин, мужчины ищут защитников-женщин. Не можешь никого заслонить — сам ищи покровителя. Семейные пары чаще всего складываются именно по такому принципу.

Он прибавлял:

— Да и не семейные дуэты — тоже. Тебе крепко повезло, что ты вновь встретил меня… Я тебя прикрою…

Какой смысл он вкладывал в это последнее слово? Впоследствии я часто задумывался об этом…

Про Веронику он сказал:

— Дружище, она тебе не пара… Она не мягкая и не пушистая… Знаем мы таких… Нашла дурака… Чего она тебя грузит? Собственными проблемами? Ты — не грузчик! Пусть сама возится со своим недоделанным чадом…

Контрольный вопрос. Надо ли защищать женщин и друзей в разговорах, которые ведутся за глаза, то есть в отсутствие этих самых друзей и женщин? Уверен, этот вопрос вы не раз себе задавали. Надо ли, повторюсь, если о ваших друзьях и женщинах говорят скверно, — встревать со своим мнением? Возражать? Ссориться с изрыгающим гадость? Отвечу сразу:

* ЕСЛИ И ИМЕТЬ МНЕНИЕ, ТО ПРИ СЕБЕ! Ибо:

1) так ли обливающий помоями ваших близких неправ?

2) его поливы никогда не станут известны поливаемым! (Если вы сами не постараетесь донести информацию.) Тот, кто говорил плохо о других, вряд ли будет на себя наушничать. Он не дурак!

3) иное дело, если вы отчитаете сплетника. Тут он, в испуге, как бы вы на него не настучали, сам первый бросится вас закладывать, ославит, припишет вам собственные мерзости — т. е. слова, которых вы не произносили и не собирались произносить. И уже вам придется оправдываться, отмываться, объяснять, что вы ничего такого не вякали и не брякали, а друзья и женщины будут смотреть на вас недоверчиво, а то и брезгливо.

Вывод. Надо ли вступаться, бить себя кулаком в грудь и примерять роль рыцаря?

Контрольный подвопрос. Что, на ваш взгляд, мне следовало сказать в вышеобрисованном конкретном случае? "Ты не прав, Маркофьев! Как я могу отделять ее проблемы от своих? Ведь мы теперь вместе. Мы — одно целое. И радости и беды у нас общие". Или же должно было заявить: "Я целиком с тобой согласен, мой милый! Ишь, нашла дурака — переваливать хлопоты на мой горб! Пусть сама расхлебывает, а мы с тобой еще по стаканчику тем временем пропусти! " Выберите правильный (то есть оптимальный) вариант — для последующего сличения с запечатленными в романе событиями!

У вашей жены — неприятности.

У вашей дочери — неприятности.

У вашего сына — крупные неприятности.

Как поступит индивид, наделенный банальным и неглубоким мышлением? Кинется близких выручать. Исхлопочется и изнервничается.

Как поведет себя человек, наделенный нетрадиционным разумом? На неделю, на месяц, на два уйдет в загул! Охота ему тащить воз чужих проблем? Всем охота сбросить хомут! И освободиться от обязательств. Пусть так называемые близкие ищут его по пивным и забегаловкам, а он в это время будет пребывать в нирване.

Выберите, что лучше!

Маркофьев рассуждал:

— Сам подумай, если мужчина каждый вечер приходит домой вовремя, вкалывает как вол, — что еще хочется от него потребовать? Правильно: чтоб еще тяжелее вкалывал и больше возил и носил. А если мужчина гуляет напропалую? Все только молятся, чтоб он хоть ночью объявился и притом не слишком накачавшийся. Есть разница?

Но я, как и прежде, Маркофьева не слушал. Невежливо и резко, если речь заходила о Веронике, его обрывал. И пытался укорить:

— Надеюсь, ты это не всерьез…

Да, принимался его стыдить и горячо возражать… Дураки вообще любят горячиться, обличать, клеймить.

Морозил необдуманно. Поспешно. И грубо:

— Не смей так о ней говорить!

Контрольный вопрос. А почему Маркофьев должен был говорить иначе?

а) хвалить?

б) приписывать несуществующие достоинства?

в) зачем?

Конечно, мне хотелось превозносить Веронику, хотелось кричать о своей к ней любви.

Напоминание. Правила поведения в хорошем обществе гласят: КРИЧАТЬ НЕ НУЖНО. Это дурной тон. НУЖНО ГОВОРИТЬ ТИХИМ СПОКОЙНЫМ ГОЛОСОМ.

Любовную тему я мог поддерживать, развивать, так и эдак варьировать в разговорах с кем угодно и когда угодно — бесконечно долго. Ведь мне этого хотелось, а НАДО ВСЕГДА ДЕЛАТЬ ЧТО ХОЧЕШЬ! (Смотри "Учебник Жизни для Дураков, глава 2-ая). Для возжигания пламени и поддержания жара беседы годились любые поленья. А уж с Маркофьевым, мастером влюбляться и приносить чувства на алтарь, я имел возможность отвести душу, что называется, капитально.

Усвоенный урок. Невежливо говорить все о себе, да о себе. Поэтому, желая продолжать говорить о себе, надо перемежать монологи репликами, призванными засвидетельствовать: вас, помимо ваших собственных проблем, занимают также и отдельные подробности жизни собеседника.

— Расскажи о своих прежних и новых влюбленностях, — просил я. — Как поживает Лаура?

— О ком? О чем? — прикладывал ладонь к уху, будто плохо меня слышал, Маркофьев. И надолго задумывался. Видимо, ему трудно было выудить из многообразия бытовой ералашной неразберихи что-либо конкретное.

Ответ на мои вопросы прозвучал позже и когда я не ожидал его услышать.

— Ты спрашиваешь, почему я женился на Лауре? — сказал он. Взгляд его затуманился поволокой воспоминаний. — Я на ней остановился, в смысле женился, потому что она умела хорошо врать. Притворяться. Прикидываться.

— То есть? — не понял я.

— Да-да, — подтвердил он. — Это очень важный момент. Как мы уже знаем, обманывают друг друга все. В бизнесе и в семейной жизни, в политике и на колхозном рынке… На всех, так сказать, уровнях… И этапах. Причем большинство обманывающих даже не считают нужным замаскировать ложь. Припудрить неискренность. Лепят тебе в харю что попало и не краснеют. Всучивают некондицию — будто так и надо. А в качестве самооправдания, подслащения пилюли приводят столь неуклюжие доводы, что впору отчаяться. Людская тупость способна кого угодно вогнать в депрессию… Оторопь берет, какие все вокруг болваны! И идиоты. Ну, а если человек умеет скрыть мотивы, так что тебя его предательство или измена не слишком задевают, почти не касаются, а то и вовсе свистят мимо, не трогают, остаются неизвестны — это прекрасно! Превосходно! Такое умение держать себя в границах приличия дорогого стоит. Значит, этот человек заботится об окружающих. Конкретно — о тебе. Бережет тебя. И, в сущности, является гуманистом. За такое отношение надо памятник ставить. Или, по крайней мере, крепко держаться. Иначе до поры истреплешь нервы… Заработаешь инсульт и инфаркт… Так вот, Лаура меня всегда берегла…

Проверка пройденного материала. О чем, по-вашему, идет речь в вышеприведенном откровении Маркофьева?

а) о том, что надо быть максималистом? (0 очков);

б) о том, что надо довольствоваться малым и ценить пусть небольшое, внимание, которое вам из вежливости (а она, как мы догадываемся — рудимент ностальгического прошлого) оказывают? (+10 очков).

(Подробнее о формах, методах и разновидностях вранья читайте в "Учебнике Жизни для Дураков", глава 8, стр. 352–358.)

Бывшей жене Маргарите и дочери Кате я о своей новой семейной жизни пока не рассказывал. Язык не поворачивался. Я, повторюсь, стеснялся и стыдился благополучия, которое на меня (мне казалось — незаслуженно) обрушилось.

Маркофьев со мной — без большого, впрочем, энтузиазма, соглашался:

— Конечно, вид чужого счастья причиняет другим страдание… Но если с этим считаться и обращать на это внимание, и стараться своим счастьем никого не задеть и не обидеть — тогда лучше не жить совсем. Чихать на всех! Мало ли кто и что подумает, кто и что скажет… Живи своей жизнью и без оглядки! Ты — корабль, ты прешь вперед, рассекая житейские волны, а окружающие прихлебаи и последыши — голодные чайки, летящие следом и кормящиеся от твоих щедрот выброшенными за борт объедками.

Когда мы, налившиеся пивом и другими напитками, наконец, притопали к нему на квартиру, время (совершенно для меня незаметно) укатилось далеко заполночь. Я с трудом держался на ногах и сразу сел в продавленное кресло. Маркофьев возлег на провисший диван. Над которым криво висела дисгармонировавшая с отклеившимися обоями картина Босха в золоченой раме.

— Подлинник, — перехватив мой взгляд, сказал Маркофьев. — Хотя никто не верит. А как было дело? Набрал полотен из Третьяковки и Эрмитажа и с просветительской миссией отправился по Европе и Америке… Вез огромную выставку, в лучших традициях передвижников… Помнишь таких? Крамской, Иванов-Водкин… Ге… Хотя лично мне его картины нравятся. Мало-помалу распродавал коллекцию, чтоб не так накладно и тяжело было ее тащить и чтоб бездуховные толстосумы приобщались к нашему высокому искусству, наполняли прекрасным особняки, небоскребы, подземные гаражи… А меня зацепили… За то, что не отстегнул кому надо процент от барышей. Мне ведь картины отсыпали из запасников и хранилищ? Отсыпали. Через таможню беспрепятственно позволяли провезти? Позволяли… И я столько вывез, что основные фонды музеев оголились чуть ли не на треть… Разумеется, такая помощь, такое, будем прямо говорить, пособничество в расхищении народного достояния стоят денег, и немалых. И я бы отдал… Отслюнил бы… В пределах разумного… Я не жлоб… Ты меня знаешь… Но заломили гигантскую, невообразимую сумму, такую я просто не сумел наскрести… Так меня от культурной деятельности отлучили…

"Кто заломил? Кто отлучил?" — хотелось спросить мне. Я и спросил, несколько раз повторив вопрос. Было крайне интересно подробнее узнать, чем занимался мой друг последние годы. Тем более, ни о чем подобном в сфере культурно-просветительской деятельности мне прежде слышать не доводилось. Вероятно, дикция моя в тот момент оставляла желать лучшего. Видимо, я мычал нечленораздельно.

Вместо ответа Маркофьев лишь горько вздохнул. И сообщил:

— А ведь я ради общения с потенциальными зарубежными покупателями даже выучил несколько английских слов. Хочешь, докажу? — С хорошим прононсом он продекламировал:

И сам же перевел:

— Человек — дурак. Когда жарко, он хочет прохлады, когда холодно — жаждет тепла. Он всегда хочет того, чего у него нет.

Я смотрел на чтеца-декламатора с непередаваемым смешанным чувством. Что творила с ним (что творила со всеми нами!) наступившая жизнь! Раньше он не способен был выучить ни одной иностранной фразы, не говоря уж о пословицах. Ныне суровая действительность приперла и заставила измениться даже такого твердокаменного и последовательного борца с чуждыми национальным интересам тенденциями, как он…

Контрол квещенс.

1. Сумей я правильно и членораздельно поставить вопрос о культуртрегерах, пропагандировавших отечественное искусство за рубежом, — получил бы я в итоге правдивый ответ?

2. Надо ли задавать вопросы, на которые скорее всего не получишь ответа?

3. Если не хотите отвечать на поставленный вопрос, какой способ изворачивания предпочтете:

а) увиливание;

б) молчание;

в) произнесение ничего не значащих слов;

г) чтение стихов и цитирование пословиц;

д) какие пословицы и поговорки, изобретенные Маркофьевым, вы знаете?

— Да, — продолжал он воссоздавать в словах историю своего финансового краха и последующего падения с иерархических вершин. — Кинули меня сперва в 91-ом, а потом в августе 98-го крепко… Здание нашей с тобой альма матер, святилище, где располагался наш с тобой институт, я внес в качестве паевого взноса в банк, который лопнул. Да ты, собственно, видел, я на твоих глазах остался ни с чем. Когда банковские барыги не отдали нам с тобой и сотой доли честно нажитого капитала. Ты — живой свидетель произошедшего беспредела. Имущество лабораторий пошло с молотка. В историческом помещении, где воссияло столько светлых умов, достаточно назвать нас с тобой, зажировала нефтяная кампания… Толстосумам приглянулся особнячок с колоннами, вот и отхватили лакомый кус. Я там бывал… Компьютеры… Секретарши в мини-юбках… Охрана… Так что без спецпропуска не проникнешь… Даже в бывшие аудитории посторонним вход воспрещен…

Потеряв институт, Маркофьев открыл в котельной дома, где проживал (и где мы теперь находились) водочный завод, но не поладил с бандитской "крышей". Братки требовали огромный куш за якобы охрану предприятия от других промышлявших поблизости банд. Мой друг собрал нужную сумму, однако, милиция, нагрянувшая явно по наводке криминальных структур, с обыском — деньги присвоила.

— Конфисковала — чтобы никогда не вернуть. — горестно восклицал Маркофьев. — Ясно, что были в сговоре… Братки и ментура… Они всегда заодно в борьбе против трудового элемента. А водку я производил удивительную, упоительную — мечтательно вздохнул он. — По собственному рецепту. Теперь гоню ее только для себя и друзей. Для личного, так сказать, пользования. Называю — "раствор". Казенка с ней не сравнится. Верно?

Контрольные вопросы.

Назовите страны и государства, где нужно распределять доход от производства спиртных напитков между бандитами и органами правопорядка.

Назовите высшие учебные заведения, где в аудиториях обосновались нефтяные (и прочие) фирмы.

Назовите пять-шесть профессий, которыми вы хотели бы овладеть, чтобы обеспечить безбедное существование бандитов и милиции.

Тяжело вздохнув, Маркофьев сказал:

— Россия — страна, заставляющая своих граждан специализироваться сразу во всех сферах профессиональной деятельности. Хочешь сберечь деньги — становись докой в финансовых вопросах, ни один адвокат или экономический советник твоих накоплений не спасет. Плевать ему на твои накопления! Его прежде всего заботят его собственные накопления, а не твои! Хочешь быть здоровым — постигай медицину, какой врач станет о тебе заботиться и лечить так, как сам себя вылечишь? Хочешь ходить по улицам безбоязненно — овладей приемами рукопашного боя. Хочешь… Ну, одним словом, чтобы выжить в России, надо быть юристом, бизнесменом, нищим, качком, банковским служащим, шофером, врачом, фермером, колхозником, инженером-путейцем, милиционером, вечным студентом… Жизни не хватит, чтобы перечислить, кем ты должен быть…

Он прибавил:

— Ну а с тем банкиром, управляющим в цейссовских очках, мы провернули несколько афер… Схема была простая: я брал у него кредит, ссуду на год под пять процентов. А потом уступал, перепродавал ее желающим — под двадцать проуентов. Только разве такими крохами исправишь положение?

Кем надо быть в России, чтобы выжить?

а) мореплавателем?

б) плотником?

в) царем?

г) Маркофьевым?

д) какими профессиями (перечислить не более семи) владеете лично вы?

е) если владеете количеством меньшим, чем семь, сообщите, как удается продолжать существование — это крайне важно для коллектива создателей "Теории глупости" с научной точки зрения)

Маркофьев подытожил:

— В каких только сферах я ни подвизался… Мне даже показалось, что превозмог ситуацию. Я придумал гениально простую вещь! Создал фирму, куда набирал молодых специалистов с испытательным сроком. В этот период им ничего, естественно, не платил, а через несколько месяцев вышвыривал на улицу и набирал новых лохов. Но кто-то из выгнанных и обиженных пожаловался, пришли государственные ищейки, стали меня запугивать, вымогать взятки, и, под угрозой фабрикации уголовного дела, вынудили все до копейки отдать… Без расписок и оформления квитанций… Так решаются у нас трудовые споры… А было — золотое дно…

Апофеозом его кипучей деятельности стал вывоз за границу огромной суммы наличной российской валюты! Причем именно в тот момент, когда лохи-иностранцы поверили легендам о конвертируемости рубля, который якобы обеспечен золотым запасом нашего государства.

Маркофьев ведь оставался ярым спортивным болельщиком, членом нескольких федераций и олимпийских комитетов целого ряда стран, посещал все без исключения матчи и турниры, сам участвовал в чемпионате мира по шахматам и академической гребле (являясь почетным академиком многих институтов и университетов физкультуры), имел золотые награды в области конькобежных состязаний. Однажды возле борта хоккейной площадки, откуда удобнее было выкрикивать игрокам советы и пожелания, он познакомился с человеком, оказавшимся председателем ассоциации летних видов гимнастических упражнений на коне. Тут Маркофьева и настигло очередное экономическое озарение: он сделался сперва запасным хоккейным голкипером, потом, по привычке усложняя задачу, баллотировался в начальники команды и старшие тренеры российской сборной по шайбе, но в итоге предпочел роль стороннего спонсора ведущего столичного клуба "Клюшки-Крылышки лимитед".

Вопрос на опережение. Почему именно в хоккей и непосредственно во вратари — следует подаваться?

Ответ. Потому что хоккейное вратарское снаряжение весит больше, чем снаряжение полевых игроков.

Наводящий вопрос. Почему важен вес снаряжения?

Наводящий ответ. Физические нагрузки и проблемы похудания тут ни при чем!

Экономический вопрос. Почему средства правильнее инвестировать именно в хоккейную отрасль?

Ответ. Вам все равно не догадаться.

Ушлые российские официальные лица долго готовили, разрабатывали и тщательно планировали деликатную финансовую операцию — в расчете на то, что первыми сумеют обменять свежеотпечатанные якобы конвертируемые пятихатки на фунты, доллары и марки (по наивыгоднейшему курсу); под парами, готовые переправить спецгруз, стояли самолеты и поезда, пароходы и грузовики, но Маркофьев обставил представителей власти. Находившаяся у него на содержании хоккейная дружина отправлялась в турне по США и Канаде. Вместо спортивных доспехов игроки, выполняя просьбу и прямое распоряжение Маркофьева (и, разумеется, небескорыстно, каждый из них приобрел себе потом виллу на Канарах или в Онтарио) везли в своих баулах банковские упаковки купюр…

— Любите ли вы хоккей, как люблю его я? — частенько повторял Маркофьев.

В результате этой блестяще проведенной махинации опоздавшие и потерявшие барыши высокопоставленные лица развернули на моего друга настоящую охоту.

— И я был убит, — печально завершил рассказ Маркофьев.

Я слушал его, разинув рот. Вспоминал траурную рамочку в газете. И не мог взять в толк: шутит он или говорит всерьез?

— Я решил, то была ошибка… Репортерская утка… — признался я. — Ради повышения тиража издания… Или что погиб твой однофамилец…

Он сказал:

— Однофамильцев нет. Только родственники. Оглоеды… Которых надо кормить и обеспечивать. В то время как меня прикончили… Растерзали… Эти сволочи… Гниды… Беспредельщики… Чиновники-паразиты…

Я недоверчиво и глупо (а как еще может улыбаться недалекий человек?) скалился.

— Но ведь ты жив… И, надеюсь, здоров…

— Меня застрелили, — упрямо и с трагической ноткой в голосе повторил он. — Морально уничтожили. Финансово раздавили… Я получил три дырки в печень, одну в сердце, две в башку…

Пытаясь разувериться в бесплотности моего визави (и одновременно сомневаясь, может ли привидение выглядеть столь материально), я отыскивал на покатом лбу, широкой груди и выпирающем животе пулевые отверстия и шрамы. Но не находил следов смертоубийства.

— Деньги же, и немалые, по сю пору покоятся на счетах в швейцарских банках, — сказал он. — Да только я не могу к ним прикоснуться. Я, блин, лишен, блин, возможности, блин, ими воспользоваться. Блин.

— Потому что мертв? — вырвалось у меня. Непроизвольно я попытался ухватить его за кисть руки, дабы проверить наличие в ней тепла и токов крови.

Он же не позволил прикоснуться к своим неиссохшим мощам и, чуть отстранясь, сощурясь, словно бы взвешивая меня рыночным безменом взгляда и прикидывая-гадая: можно ли мне доверять? — резко поднялся и вышел. Чтобы вернуться с банкой черной икры, квашеной капустой и похожим на рыжего сома батоном.

Пока он отсутствовал, я озирался. Комнату освещала лампа на перевитом шнуре без абажура. С потрескавшегося потолка на вздыбившийся, как пластины вдоль хребта доисторического палеозавра, паркет сыпалась побелка. Обои отстали от стен и скручивались свитками, широкими кудряшками серпантина.

Эта малогабаритка, где мы находились, была, по словам Маркофьева, многажды им заложена-перезаложена, так что полновластным ее хозяином он по сути считаться не мог…

А затем началась трапеза…

Маркофьев взял с пустой книжной полки два граненых стакана, протер их извлеченным из кармана брюк носовым платком и наполнил из огромной бутыли мутноватой жидкостью малинового цвета.

— Под квашенную капустку хорошо идет, — бормотал он. Извлек из-под дивана стеклянную вазу, в которую перевалил половину трехлитровой банки черной икры. — Сам делаю, — объяснил он. — Раньше приготавливал из грибов. Собирал их на газоне, под окнами. Они ведь чернеют, когда сухие. А теперь приноровился гнать просто из крахмала. Пропускаю сгустки через ситечко и закрашиваю икриночки рассолом от маслин… Одна знакомая официантка научила… Уж я ел-ел эту икру в ресторане, не мог отличить…

Он похлопал меня по плечу и подмигнул:

— Ну, что, снова мы вместе?

— И обязательно намажь на хлебушек маслица, — настаивал он. — Какое предпочитаешь? "Вологодское"? "Крестьянское?" "Долина Сканди"?

Я озирался, но масла не видел. Он хохотал:

— Нет маслица! Не держу! А знаешь, почему? Потому что это не масло, а сплошной обман. Никакое оно не сливочное, как написано на этикетках и упаковках, а обычное растительное… Вспененные овощные массы к сливкам, как ты догадываешься, отношения не имеют. Компании-производители бешено на этой халтуре наживаются, заколачивают бабки… Уж поверь, так и есть. Я глубоко изучал вопрос. И я не позволяю себя дурить. Подделки в моем доме не обнаружишь!

С удовлетворением и гордостью я констатировал: он, как и раньше, знает все.

Обезоруживающе улыбаясь, Маркофьев преподал мне первый после длительной разлуки урок:

— Любой ломоть хлеба, отрезанный от буханки или каравая, будет с одного края (или, точнее, поверхности) просторнее, шире, больше. Ибо буханка и батон к оконечностям сужаются. От тебя и только от тебя зависит: какую площадочку — попросторнее или потеснее — сделать верхней частью, плацдармом бутерброда, а какую — нижней плоскостью повернуть к земле. Это важно. Ведь на верхнюю ты будешь намазывать икру, масло, варенье, положишь ломтик сыра или колбасы — размером побольше или поменьше…

Задание № 1. Проделайте упражнение по намазыванию более широкой поверхности несколько раз — для закрепления навыка.

Задание № 2. Подсчитайте, в какой зависимости находится объем поглощенного продукта и вакантная площадь ломтя, которую продуктом покрываешь?

Мы прикончили банку икры, взалкнули еще по глотку "раствора", и принялись за окаменевшие от долгого лежания шоколадные конфеты.

— Береги зубы, — говорил Маркофьев. — Я-то свои давно сточил… В схватках с яствами и гранитом науки… В грызне с врагами…

Когда скалился, он и точно обнажал словно обугленные головешки.

— На какие шиши живешь ты? — возобновил расспросы он.

Видя руины его рта, окидывая взглядом жилище, в котором он обитал, пробуя чудовищный раствор, поддельную икру, древние сладости — мог ли я таиться? Мог ли не распахнуть душу перед товарищем по несчастьям? Маркофьева лихоманка-индейка потрепала даже хлеще, чем меня, его она тоже оставила ни с чем! Мы оба оказались на нуле и на дне… Откровенность хлынула из меня потоком.

Я искренне выложил, что в основном подрабатываю извозом на старенькой родительской машине. Иногда почти бесплатно читаю лекции абитуриентам. А также занимаюсь с остолопами на дому. Втолковываю им азы знаний. Но такие случаи все более и более нетипичны. Люди прекрасно обходятся без образования. Поэтому чаще и чаще я фланирую по улицам, заключив торс в доспехи из картона с надписью "Рыбный ресторан "Эстрагон". Поверни за угол!"

Я изливался и не мог остановиться. К чему было темнить? Маркофьев, сочувственно кивая, думая о чем-то далеком и своем, с неким, так мне казалось, вызовом повторял:

— Не то, не то… Надо найти путеводную идею… Основополагающую концепцию… Национальную, если угодно, панацею. Которая вытащит из болота. Легализует способности и таланты. И в итоге — озолотит. Вчерашние формулы, уравнения реакций, законы Ома сегодня и впрямь никому не нужны. Богатство где-то близко, рядом, под ногами, сконцентрировано в элементарно доступных сферах. Носом чувствую — оно возле!

Когда опрокинули в себя еще по два граненых стакана растворчика, Маркофьев вспомнил о захваченных из пивного бара кружках и извлек их из валявшейся на полу в прихожей сумки.

— А то доза маловата, — говорил он, наполняя поллитровые вместилища, которые для красоты называл "бокалами".

Опробовав новую емкость, я продолжил исповедь. Таившиеся много лет под спудом забот и нагромождений неудач, задавленные, но не задушенные окончательно амбиции вдруг мощным гейзером хлынули наружу. (После мне было стыдно). Сам не ведая, откуда взялись заносчивые интонации, я сообщил: мои научные разработки (естественно, не без помощи укравшего их у меня Маркофьева, о чем я, не желая выказывать ему за это благодарность и одновременно боясь причинить упоминанием о воровстве боль, разумеется, умолчал) получили признание и распространение в мире. К этой безусловно повышавшей мой рейтинг информации я зачем-то (причем не без гордости) присовокупил: моя дочь, пусть с грехом пополам, закончила институт и уже два раза едва не выскочила замуж. (То есть была, выражаясь ее языком, востребована). Сам я тоже не остался обделен страстью: пережил бурный роман с первой женой Маргаритой (которую увел у меня Маркофьев) и теперь вкушал радости семейного счастья с Вероникой. Наконец — изданный мною за свой счет "Учебник Жизни для Дураков" получил в прессе несколько сдержанно-похвальных рецензий, мне даже пришли три читательских письма: в первом книгу хаяли, во втором над ней издевались и насмехались, в третьем, однако, содержалась лестная просьба выслать пособие для поумнения в дальний уголок нашей сжавшейся, как шагреневая кожа, но по-прежнему необъятной страны. Возможно, не к месту (но как-то само собой вплелось в беседу) я похвастал, сильно преувеличивая степень читательских восторгов, что книга про Дураков пользуется успехом у определенной части, увы, так и не обретшего разум населения…

Маркофьев — вот кто начисто был лишен зависти! — заметно воодушевился.

— А что, это мысль, — бормотал он. — Можно попробовать… Нельзя сдаваться, надо всегда и всюду наступать… По всем направлениям и на всех фронтах!

Мы выпивали и выпивали, и в конце концов настроение и у Маркофьева тоже резко, свечой, пошло вверх. Мои глаза увлажнялись от воспоминаний, но при этом мы смеялись, хохотали, как ненормальные, воскрешая чудесное студенческое, да и последующее совместное золотое времечко. Каким милым оно казалось…. Перебивая друг друга, мы взахлеб делились сокровенным и самым-самым дорогим:

— Помнишь, как подсыпал академикам в вино стимулирующий либидо порошок!

— А как проходили производственную практику на заводе и пели песни ночи напролет…

— А наш пароход и гусей, которых купили у старушки!

— А конференция по электропроводимости твердого тела в Лас-Вегасе! Где в пух проигрались…

— Да и сегодня, если вдуматься, живем неплохо… Работает растворчик… Действует… Помогает… — говорил Маркофьев. — Особенно, когда езжу на дачу… На станции, где мой особняк, поезда останавливаются крайне редко. Глушь, заповедный лес… У меня участок — четыре гектара… Что я делаю? Иду в кабину машиниста, наливаю ему стакан-другой. И он тормозит — по требованию. Там, где мне нужно сойти. Возле моей личной платформы. Прямо такси…

Попутное замечание. МЕЖДУ ЛОЖЬЮ И ПРАВДОЙ НЕТ (и не должно быть) ГРАНИЦ И ЗАЗОРОВ! Кто может отличить, где начинается правда и кончается ложь и наоборот? Найдутся ли, сыщутся ли такие?

— У тебя есть дача? — удивился я, вновь окидывая взглядом непрезентабельную его фатеру: потрескавшийся потолок и висевшие простынями обои.

Проверка усвоенного материала.

Как ответить на вопрос, на который не хочется отвечать?

Вспоминаем пункты А, Б, В, Г из главы "Передвижник" (раздел "Контрол квещнс").

Маркофьев оставил мой интерес без внимания.

— Лучше пей, — сказал он. — КОГДА ПЬЕШЬ, ПРОБЛЕМЫ ОТСТУПАЮТ. Замечал такую особенность алкоголя? А прекращаешь пить — они вновь наваливаются. И КОГДА ЕДЕШЬ ЗА ГРАНИЦУ, СЛОЖНОСТИ И ТРУДНОСТИ ОСТАЮТСЯ ПОЗАДИ, ОБЛЕТАЮТ, КАК ОСЕННИЕ ЛИСТЬЯ С ДЕРЕВА. А возвращаешься, они снова подстерегают у трапа. В этом смысле ЗАГРАНИЦА МОЖЕТ БЫТЬ ПРИРАВНЕНА К ВЫПИВКЕ… Ты согласен? Знаешь, я почему-то уверен, нам с тобой предстоит долгое турне по многим странам…

Пока я размышлял над услышанным, он принялся перебирать валявшиеся на полу женские фотографии и твердил:

— Эта Клавка Шиффер, оторва, чума, маньячка, что со мной творит… Свела с ума. — Посерьезнев, прибавил. — Ведь я остался один, совсем один… Даже соседи от меня шарахаются… А раньше дневали-ночевали.

Отвадить назойливых соседей весьма просто.

Исходные данные. Они к вам навялились и наладились гостевать. Раз, другой, третий… Сидят, выпивают, балакают, не собираются уходить.

Ваши действия. Сами начинайте к ним беззастенчиво наведываться в любое время суток. Лучше с водкой. Но можно и без нее — если уверены, что она есть у них. С гармонью. Или другими шумовыми эффектами. Являйтесь рано утром, днем, вечером… В полночь за полночь. Поводов не ищите. Не вылезайте из их пенат. Добейтесь, чтобы при любом звонке, стуке в дверь, просто шорохе они вздрагивали. Боялись открывать. Не знали, куда от вас деться и как от вас отделаться.

Результат. Они будут счастливы, когда вы исчезнете. И сами начнут вас избегать. И уж тем более — престанут к вам лезть. Опасаясь за свой покой и страшась ответных визитов, даже за солью и спичками к вам не зайдут.

Побочный позитивный эффект. Может быть, вы отучите их пить совсем.

Совет. Не пожалейте нескольких дней и ночей и десятка литров водки на благое дело!

Как перевоспитатель Маркофьев проявил себя с самой лучшей стороны. "Раствора" в закромах у него было хоть отбавляй, он отучил соседей от пагубной привычки, они стали другими людьми.

Хмурость — после рассказа о неблагодарных соседях (они перестали с ним даже здороваться) — вскоре улетучилась с его чела. Оно разгладилось, как море после бури. Обдав меня лучезарным сиянием глаз, Маркофьев воскликнул:

— Хорошо, что мы встретились, хоть ты и остался прежним тюфяком! Мне тебя не хватало! Твоей цельности и целеустремленности! Твоей погруженности в думы и отрешенности от пошлой реальности! Я чувствую, что вновь от тебя подпитываюсь, будто от батарейки. Мы с тобой друг без друга не можем, мы — части целого. Мы с тобой еще столько понатворим!

В конце застолья, когда накал чувств достиг высшей отметки, Маркофьев потащил меня в кладовку, где пылились восемь одинаковых подлинников Рафаэля, две, как капли воды, похожие картины кисти Питера Брейгеля-младшего и четырнадцать оригиналов Яна Брейгеля-старшего, кроме того, неограниченно, штабелями лежали Босх, Малевич, Кандинский и Репин. А также Куинджи и Левитан. Все — по пять вариантов. Картины, заключенные в роскошные багетовые рамы, могли украсить интерьер любого королевского дворца или рыцарского замка.

— Я сам запутался, — сказал мой друг. — Что вернул в Третьяковку, что продал в Британский музей, а что — в Лувр или Уффици. Различия, строго говоря, весьма незначительны. Только если копиист забыл пририсовать руку или ногу. А так, в целом, одна и та же хрень… Из одного котла. И одного розлива. Тем же самым половником. Хочешь, подарю? Выбирай любую. Или две.

Он был щедр, чрезмерно щедр. Но таким уж уродился. Было неловко покушаться на бесценное достояние. Однако, тяга к прекрасному, победила. В итоге я разжился улыбающейся Джокондой и пейзажем Боровиковского, а потом присовокупил к ним "Последний день Помпеи" Брюллова. Тоже подлинник, как зверил меня Маркофьев, только уменьшенный в размерах на лазерном принтере. Он навязывал в придачу Пикассо, которого сначала сбыл на аукционе Сотби в Лондоне, а потом выкрал у купившего этот шедевр губошлепистого ротозея — прямо по пути с торгов, из багажника машины. Но я — честно признаюсь — побоялся брать ворованное.

Я был безмерно счастлив нежданно свалившимся на меня богатством, Маркофьев же, видя мое воспаряюще-возвышенное состояние, сказал:

— В чем разность наших судеб? В том, что ты живешь настоящим, а я задумываюсь о будущем. И потому работаю над проектом частной тюрьмы. Где бы для заключенных были предусмотрены все условия. Максимальные удобства… Как знать, вдруг нам пригодится подобное заведение.

Возвращаясь после ночных посиделок и таща завернутые в газету шедевры, я пошатывался, крутил головой и не узнавал местности. Брел из одного переулка в другой, не умея найти верную и короткую дорогу (что ничуть меня не огорчало — так окрылен благодушен я был). Я думал: "Как прекрасно и ужасно живут люди! Именно так: прекрасно и ужасно. Даже самые яркие из них. Любуются Айвазовским и Тинторетто, а ищут при этом не подлинные чувства, а суррогат, согласны удовлетвориться иллюзией, подменой этих чувств… Враньем… Которое их унижает, но они этого не хотят признать. Ибо оно устраивает их больше, чем истина… До чего мне повезло… Что я нашел, встретил свою Веронику…"

Я начисто забыл собственную цитату из второго, дополненного и исправленного издания "Учебника Жизни для Дураков" — восточную мудрость, которой сам же руководствовался и поклонялся, которой призывал следовать других:

ГЛУПЫЙ ХВАЛИТ ЖЕНУ, А УМНЫЙ — КОНЯ.

Ах, как верно это подмечено! Бессловесный скакун и впрямь предпочтительнее словоохотливых притвор с накрашенными волосами и выщипанными бровями.

Контрольные вопросы. Что есть румяна, тушь для век, макияжи и завивки — если не притворство? Можем ли мы в связи с этим утверждать, что притворство есть вторая натура и суть женщины? Или не можем?

Дома я обрушил на Веронику поток восторженных всхлипов и возгласов. Она спросонья не могла взять в толк — чему я рад? Тому, что встретил того, кто намеревался отправить меня в мир иной?

Несмотря на поздний час, я принялся ей объяснять…

В чем, помимо эстетического выигрыша, был бесспорный плюс моей встречи с Маркофьевым? В том, что определенные и пресерьезнейшие уроки из общения с ним я несомненно извлек. Утром я записал на разлинованном листе бумаги:

а) ни в коем случае не покупать картины на аукционе в Сотби, т. к. их могут потом похитить;

б) ни в коем случае не устраиваться на работу с испытательным сроком, т. к. могут не заплатить и вышвырнуть;

в) ни в коем случае не производить водку заводским способом, т. к. могут обворовать и лишить всего;

г) не вывозить за границу российские купюры, т. к. могут убить.

Кроме того, — и это было уже мое личное достижение — я не без гордости констатировал, что научился держать язык за зубами. Да, я ведь не выдал Маркофьеву своего адреса и номера телефона. Не сболтнул лишнего! Не потащил его к себе. Этой типичной для своего полного глупостей и неудач прошлого ошибки я избежал! Еще чего не хватало! Звать его в гости! Зачем мне было это нужно? Я слишком хорошо помнил, чем закончилось его знакомство с Маргаритой. (Тем, кто забыл, напомню: она ушла от меня к нему! И не просто ушла, а дунула со скоростью ракеты. Усвистала, будто в забеге на стометровку.)

Нет, я слишком дорожил свалившимся на меня счастьем, чтобы вновь совершать подобный прокол.

Нынешнее время — не то, что прежнее. Помните, раньше? Люди обменивались визитами. Тебя пригласили в гости — и ты пригласи в ответ. (Во мне какое-то время жили эти атавистические предрассудки. А нужно — без них!) Тебя пригласили? И еще раз пригласят, не развалятся. А ты никому ничего не должен. Даже задумываться об этом не стоит! Это обременительно: помнить, кому и что надо возвращать.

Угадайте с трех раз, что впоследствии произошло:

а) Маркофьев исчез из моей жизни и больше не появился?

б) мы снова столкнулись с ним случайно через много лет?

в) мне самому пришлось от него скрываться?

Если вы тревожитесь, что он запропал, сгинул с моего горизонта, то — напрасно. Мне и ему предстоял целый каскад потрясений. Целый набор вихревых передряг. Целая серия смерчевых взлетов и падений. От застолья с Клаудией Шиффер до миллионного выигрыша в казино. От заплыва по реке Янцзы — до купания в шампанском "Вдова Клико". От покупки острова Корсика до продажи острова Святой Елены.

И напрасно я убеждал себя, что хорошо усвоил его уроки. Напрасно ликовал, считая, что не совершил прежнего главного непростительного головотяпства.

Да, я вроде бы твердо помнил, что не оставлял Маркофьеву адреса. Или нетвердо — после выпитого в неизмеримых количествах "раствора"? Как тогда он сумел меня разыскать?

Он приехал внезапно, ночью, трезвонил в дверь, поднял из постели меня и Веронику, бил себя кулаком в грудь и кричал:

— Да, я мразь, я скотина. Но согласись: лучше хоть какая-то скотина, чем никакой. Любой крестьянин подтвердит. К тебе ведь никто кроме меня не ездит, факт…

(Попутное пояснение. Есть слова, которые почему-то считаются ругательными. Скотина, например. Почему, с какой стати о них, об этих словах, так плохо думают? Скотиной в деревенских хозяйствах называют коровок, козочек и овечек… Полезных животных, которые, если вдуматься, гораздо полезнее людей. Они дают молоко. А что дают люди? Я предложил бы считать слово "скотина" комплиментом. По отношению к некоторым — уж точно).

Вероника смотрела на него возмущенно. Но с интересом. А я должен был признать его правоту: никто, кроме него, меня не навещал, никому я не был нужен.

— Нальешь рюмку? — миролюбиво спросил он.

Мог ли я ему отказать?

Ну, а в чем он каялся, блестя глазами, я понял несколько позже. Когда очередной раз потерял его. Оплакал и похоронил. Когда обнаружил, что с полки пропал "Учебник Жизни для Дураков". Когда, вскоре после обнаружения пропажи, перелистал этот свой труд — изданный миллионным тиражом без моего ведома и согласия.

Он громко базланил, теребя меня, не вполне очнувшегося:

— Ты чего такой вялый, будто тебя во сне зачали? Наливай быстрей!

И, когда как следует выпил и закусил, произнес:

— Ничего не поделаешь, дружба — понятие круглосуточное.

На Маркофьеве в ту ночь были кривобокий плащ с нашивкой на груди — "Чанел", немыслимые, в бурых подтеках, джинсы с лейблом "Супер райфл" и похожие на лапти кроссовки с яркой нашлепкой "Рибок".

— Даже не представляешь, как ты мне помог, — говорил он. — Когда увиделись на Арбате и я разглядел твой убогий костюм… А уж запах рижского одеколона стоял у меня в комнате неделю. Тут мне и ударило в голову…

— Что ударило? — спросил я.

— Поехать на рынок, — ответил он. — И накупить подделок. Под хорошие товарные знаки. — Он загадочно улыбнулся. — Подделка должна выглядеть хорошо. Убедительно. Фирменно.

Он рассказал, что гонит из Узбекистана хлопок в Польшу, там его обрабатывают, и в Россию возвращается уже готовый английский и итальянский, с лейблами, текстиль.

— Не понял, — сказал я. — Из Польши — английский и итальянский? Минуя Рим и Ливерпуль?

— Чего тут не понимать? — разозлился Маркофьев. И покрутил пальцем у виска. — Кумекай!

— Гонишь в Польшу, а потом в Италию?

— Да нет же, зачем в Италию? Делать лишний крюк? Прямо в Польше и нашиваем фирменные метки. Чего мельтешить? Польский текстиль не пользуется спросом. А французский и голландский улетает…

Я понял. Но не обрадовался. Напротив, мне стало горько. Такой ум, такой талантище — вынужден столь мелко ловчить.

Он, впрочем, и сам это сознавал.

— Надо с чего-то начать, — сказал он. — Пока мы с тобой раскрутимся и устремимся в президенты… Нам предстоит много чего испытать… А лейблы — вот они, сами плывут в руки… Кстати, может, это и есть наша национальная идея: красть, присваивать, подделывать, не платить?

Вспомнилось, как в стародавние времена Маркофьев торговал дефицитными только-только вошедшими в моду мохеровыми шарфами. (Он говорил, что правильнее их именовать, опуская первый слог). То есть шарфы были самые обычные, дешевенькие, пятирублевые. Но он их начесывал, как бы взбивал, ерошил щеткой для мойки собак — и шерсть вставала дыбом. Две штуки не помещались в портфель. Шерсть, увы, долго колом не стояла. Иногда ее приходилось сбрызгивать лаком для волос. (Что влекло дополнительные расходы). Зато после этой процедуры лихой ворс закреплялся навечно.

Всклокоченные шарфы Маркофьев продавал по двадцать пять рублей. Народ налетал шквалом и расхватывал подделку. Никто не щупал и не распознавал фальшивого качества.

Так была заложена основа будущего — вскорости утраченного, но затем вновь возвращенного — капитала…

А еще в те "мохеровые" годы он подписался на журнал "Румыния". И стал получать пакеты, на которых отправителем значилось посольство. С этими конвертами мой друг приходил в магазин, тыкал в адрес, набранный типографским способом, и заявлял, шепелявя и изображая акцент:

— Я — работник консульства. Могу помочь поехать за границу. А вы окажите мне, пожалуйста, содействие в приобретении пылесосов, необходимых моей стране…

Естественно, ему верили. И помогали. И он перепродавал пылесосы тем же самым румынам втридорога…

Впоследствии, когда снова сказочно разбогател, он говорил:

— Думаешь, так просто — делать большие деньги? Тебе кажется, я выхожу на балкон, а на меня — бум, падают с неба пачки нефтедолларов? Нет, моя жизнь нелегка. Я рискую, постоянно рискую…

— Зачем? — спрашивал я.

Маркофьев отвечал, но не сразу. Раздумчиво он цедил:

— Конечно, я мог бы сидеть в каком-нибудь министерстве, учреждении, на крохотном, зато твердом и постоянном окладе, иметь, что называется, уверенность в завтрашнем дне, гнуть спину перед начальством, трястись при каждом раскатистом окрике вышестоящего руководителя… Но на хрена мне такая уверенность в собственной нищете и ничтожности? Такая их гарантия? Нет, мой удел — самостоятельное, на свой страх, плавание. Я могу открыть новую Индию или новую Америку, я не юнга на посылках, а сам себе капитан!

— ЧТОБЫ ЗАРАБАТЫВАТЬ НА ХЛЕБ НЕ ОБИВКОЙ ДВЕРЕЙ И НЕ ОСТЕКЛЕНИЕМ ЛОДЖИЙ И БАЛКОНОВ, НАДО ОКОЛАЧИВАТЬ ПОРОГИ, — говаривал он в прежние времена.

И не забывал поздравить с Новым годом и Восьмым марта, Первомаем и Седьмым ноября ни одного руководителя, ни одну секретаршу, от которой зависел доступ к начальникам…

Зато вскоре посеянное давало всходы. И подарки сыпались уже ему.

— Наступившая эпоха свободы расширила возможности каждого, кто не трус и имеет голову на плечах, — громогласно заявлял Маркофьев.

То были дни, когда он преуспевал. Помимо "левой" водки и самострочной одежды, развернул торговлю поддельными лекарствами и "паленой", то есть тоже халтурной обувью. Его лозунг был: "Я ОБУЮ РОССИЮ!"

Робких и стеснительных он клеймил:

— ДЛЯ ТРУСОВ НА ДВОРЕ ВСЕГДА ОДНА ЭРА — ЛИЗОБЛЮДСТВА И ПРИХЛЕБАЙСТВА. Выбирайте, какой образ вам ближе: путь ледокола, торящего дорогу среди льдов и враждебной стихии, или болтающегося на буксире лишенного собственного двигателя металлолома!

Под утро он спросил:

— У тебя есть коньяк? А то через час встречаюсь с министром текстильной промышленности. По вопросу этих самых лейблов. Министр тоже человек, хочет принять участие в бизнесе…

Я принес припасенную для своего дня рождения бутылку.

Он наполнил фужер, прополоскал рот напитком семилетней выдержки и с наслаждением эту обжигающую, как я помнил, влагу, проглотил.

— СВЕЖАЧОК ЛУЧШЕ, ЧЕМ КИСЛЫЙ ПЕРЕГАР, — сказал он. — Предстоит важный разговор… Надо произвести впечатление. Между прочим, есть медицинские параметры похмела. Пятьдесят граммов ровно. Ни больше, ни меньше. Иначе или не доберешь, или опять погрузишься в пучину пьянства.

И он налил еще фужер и проглотил.

А, уходя, оставил на память засаленную желтую бейсболку с длинным зеленым козырьком и надписью: "Маркофьев-инвест" — спонсор чемпионата по гандболу и тяжелой атлетике".

— Всегда, каким бы делом ни начал заниматься, я добиваюсь совершенства, — сказал Маркофьев.

Мне почему-то вспомнилось: в дни нашей юности из окон электричек, отъезжавших с Киевского вокзала, была видна вывеска: "Специализированный магазин для слепых РАССВЕТ".

На тот вскоре грянувший день рождения Вероника подарила мне рубашку… Удивительную, мягкую, в клеточку. (Увидев положенный на ткань рисунок, я не сразу сумел отделаться от зазвучавших в ушах словах Маркофьева о частной тюрьме. Странная ассоциация забрезжила в мозгу и быстро померкла. Праздничное настроение восторжествовало). Я рубашку примерил и счастливо захихикал. Я забыл, когда женщины делали мне презенты.

Вопрос на сообразительность. Что впоследствии произошло с рубашкой, бейсболкой (а также с некоторыми другими моими вещами, оказавшимися в доме Вероники):

а) они остались болтаться на вешалке?

б) Вероника сама их носила, а потом пустила на хозяйственные нужды — протирку окон и хватание плотным материалом горячих кастрюль и сковородок?

в) рубашку, бейсболку (и другие вещи) стал носить следующий хахаль Вероники?

Уверен: зная домовитый и бережливый характер моей возлюбленной, вы не ошибетесь.

Дальновидный Маркофьев, когда я, демонстрируя этот подарок и для пущей убедительности и наглядности застегнув все, вплоть до ворота, пуговицы (смотрелся, наверно, тем еще охламоном), утверждал, что такие знаки внимания и есть проявленная любовь, посоветовал:

— НЕ ПЕРЕГИБАЙ. Не пафосничай. Не надо. Держись проще, естественнее. Пошути. Скажи: вот, мол, на мне сейчас рубашка, которую презентовала Вероника. У нее завалялась. Осталась от какого-то прежнего сожителя. И она мне ее теперь отдала. В знак особого расположения. Оказалась — впору. Ничего смотрится, верно?

Я, дурила, пришел в восторг от его шутки и так и стал говорить. Хотя понимал: острота не слишком изящна и искрометна. Но хотелось веселиться. Я, в кои-то веки, чувствовал себя наверху блаженства.

Паясничанье, впрочем, имело успех.

Когда в гости приходили будущие тесть с тещей, я настаивал:

— Вот, ваша дочь сделала мне подарок. У нее тут завалялась откуда-то чья-то мужская рубашка… Она мне ее отдала…

Они переглядывались. Вероника смотрела укоризненно.

Попутное замечание. Мы порой сами не отдаем отчет тому, что произносим.

Рано или поздно произнесенное начинает воплощаться. Причем с садистской буквальностью. Имейте это в виду!

В поместье Маркофьева на Капри, куда съезжались сливки общества и богатейшие люди мира и где мне вскорости предстояло оказаться на правах почти члена семьи, я тщетно пытался копировать излюбленные шутки моего друга. Его обычным приколом было сказать мужу в присутствии жены:

— А чегой-то ты сегодня не с Анькой и не с Маринкой, как в прошлый раз? Они, что ли, заболели? Я в твоих бабах запутался…

После чего гости, как правило, заливались веселым смехом.

Не желая ни в чем другу уступать и надеясь сорвать аналогичный успех, я брякнул приехавшему депутату Госдумы (в присутствии его благоверной):

— А чего ты не с Жаннкой, как в прошлый раз?

Затем обратился к женщине:

— А ты чего сегодня не с Павлом? Классный мужик… Мне понравилось с ним поддавать…

Что произошло! Супругу депутата перекосило, сам депутат посерел и пошел бурыми пятнами. Он и она покинули раут, демонстративно ни с кем не попрощавшись…

Маркофьев, оттащив меня в сторону, заорал:

— Ты хоть понимаешь, когда и что можно произносить, а когда нет! Мы находимся в обществе, где практически у всех мужчин есть любовницы, а жены этих мужчин являются чьими-нибудь любовницами… Уж не говорю про то, что его вторую, неофициальную телку зовут Жанной, а ее хахаля — Павел!

Маркофьев, сколько я его помнил, надевал свежекупленную рубашку два раза: лицевой, то есть парадной стороной, потом выворачивал наизнанку — чтоб воротник вновь выглядел свежим — после чего отправлял изношенную, как он считал, вещь в мусоропровод…

— Творческий человек имеет право на экстравагантность, — говорил он.

РАСХОЖИЙ ВЫВОД (который сделает любой дурак): Мужчина должен быть расточителен, а женщина — бережлива.

НЕТРИВИАЛЬНЫЙ ВЫВОД, который придет в голову не каждому: Надевать одну рубашку два раза — чересчур, выворачивание наизнанку — лишняя процедура, обременительное дополнительное звено в цепи четко выверенных действий, надо выбрасывать вещь после первой же носки.

Исходные данные. Маркофьев носил и выбрасывал рубашки, а я берег. Он действовал, а я бездействовал. Он мог заявиться ночью, а я не мог.

Констатация. Если зреть в корень, мое существование без Маркофьева текло дремотно, складывалось кособоко. Маркофьев его изменил, а меня растормошил!

Вопрос. Разве человек способен оценить то, что имеет — пока не утратит накопленное или ниспосланное?

Ответ. Нет, не способен! Все-то ему хочется приправы поострей, привкуса порискованней. Ему скучно, если накатанные будни текут тихо и гладко. Ему нужны встряски и допинги, стрессы и потрясения. Вот тогда, в нервной трясучке, в предынфарктной испарине, в тиши реанимобиля он примется стенать об утерянном рае.

Человек, как следовало из заученной Маркофьевым английской пословицы, всегда пренебрегает тем, что у него есть, и жаждет — во что бы то ни стало заполучить то, чего не имеет (и что скорей всего ему и не нужно).

В детстве, если становилось скучно и не с кем поиграть, я начинал теребить родителей, которые были заняты и не могли уделить мне столько времени, сколько я требовал. Отец, вразумляя меня, строго говорил:

— Может, пригласить тебе духовой оркестр?

Я кричал:

— Да, да, хочу духовой оркестр!

И, распаляя себя, все сильнее рыдал, поскольку никто из музыкантов не появлялся.

С годами характер человека мало меняется. Нужны мне были — в моем взрослом состоянии — клавишные и щипковые, струнные и духовые экзерсисы? Мне мало было тишины и покоя? Чего мне не хватало? Нет, я хотел, непременно хотел литавров и габоев… Что ж, я получил вожделенные грохот и какофонию. Этот ад кромешный.

Признание. Если вдуматься, до второй (эпохальной, как позже выяснилось) встречи с Маркофьевым я существовал — замечательно!

Ночами изливал Веронике смехотворные (и все же больно ранившие меня) обиды: мою научную статью очередной раз забраковали, мою фамилию вычеркнули из юбилейного институтского сборника, меня не позвали на симпозиум, идею которого я придумал и выстрадал, меня обошли при распределении денежных премий… А также не заплатили за занятия с тугодумным абитуриентом, которого я натаскивал для поступления, — обещанного.

Никогда никому не рассказывайте о своих неудачах! Потому что в этом случае становитесь посмешищем дважды: в первый раз — когда обмануты и осмеяны в реальности; во второй — когда даете окружающим повод потешиться над вами дополнительно по тому же самому поводу.

И еще:

Ни в коем случае нельзя демонстрировать собственные слабости. Люди так устроены, что, едва увидят или почувствуют слабое место — именно в эту точку и будут клевать.

Вероника крепко обнимала меня и шептала:

— Все будет хорошо. Я тебя защищу… Помогу выбраться из неурядиц и преуспеть… Мы еще увидим небо в алмазах…

Утром я выходил из дома полный бурлящей энергии и готовых выплеснуться наружу созидательных сил. Мне было ради кого сражаться в этой жизни. Было, что отстаивать. И кого оберегать.

Человек в ореоле горя кажется нам святым. Не способным на подлость и обман, двурушничество и предательство. Это не так. Горе само по себе, а человек сам по себе. Пережитое мало соотносится с глубинно незыблемой натурой человека. Иной раз ничего не испытавший наивняк может оказаться отзывчивее исхлестанного неудачами и бедами мерзавца, который, казалось, вволю хлебнул и немало отведал на своей шкуре горестей и потому способен понять и прочувствовать чужое несчастье. Ан нет!

Во время сна не рекомендуется придавливать головой правое или левое ухо. Нарушение кровообращения в ушных раковинах ведет к частичной потере памяти и головным болям после пробуждения. Не рекомендуется также прижимать к подушке затылок: сдавливание мозжечка может послужить причиной сбоя в координации движений. Сони, которые упираются в подушку лбом, часто страдают близорукостью (в отдельных случаях может развиться дальнозоркость). Таким образом, во время сна голову лучше держать на весу, ни к чему ее не прислоняя и не прижимая.

Лежать во время сна на левом боку вредно, ибо масса тела начинает давить на сердце. Не рекомендуется также лежать на правом боку, в этом случае внутренности наваливаются на печень и удаляются от сердца, что нередко приводит к разрыву аорты или других жизненно важных сосудов. Лежать на спине и вовсе опасно: это способствует деформации позвоночника, в некоторых случаях — ведет к размозжению тазобедренных костей. Крайне вредно лежать во время сна на животе, ибо начинается отток желудочного сока от места его непосредственного выделения, что приводит к повышению кислотности, гастритам и колитам и, как следствие, к понижению сопротивляемости организма вирусным инфекциям, то есть иммунодефициту.

Нет ничего хуже, чем сгибать во время сна ноги, т. к. в этом случае быстро изнашиваются суставы, что, в свою очередь, чревато потерей их эластичности. Держать ноги вытянутыми также плохо — это чревато растяжением связок и сухожилий.

Особо следует сказать о положении рук во время сна. Если скрестить их на груди, это будет означать, что вы подсознательно поставили на себе крест, т. е. почти равносильно летальному исходу. Вытягивать руки вдоль туловища опасно по причине возможности их окостенения от неподвижности. В закидывании рук за голову есть вероятность создания вокруг лобных долей биополя, способного надолго прервать мыслительную функцию мозга (если она у вас еще осталась после чтения всевозможных рекомендаций — исключая те, которые содержатся в "Теории Глупости" — единственном пособии, способном помочь и потому неотделимом от вас ни на минуту, постоянно находящемся в обращении среди благодарных читателей).

Веронике тоже, как и мне, не спалось. Мы вели беседы на тему, которая нас познакомила и сблизила. И по-прежнему волновала.

— Когда умрем, как найдем друг друга на том свете? — спрашивала Вероника. — Где встретимся? Давай условимся: если ты уйдешь первым, то, взлетая над землей, держись левее… Ладно? И я тоже буду держаться левой стороны. Запомнил? Повтори. В какую сторону устремишь свою душу?

— В левую, — отвечал я.

Впрочем, думать о временах, когда отброшу копыта, не хотелось. Хотелось жить — как никогда!

Я по-прежнему любил книги (хоть и сознавал всю нелепость и вредоносность этой тяги). Зачем они мне сдались! Всем худшим в себе я был обязан произведениям художественной литературы! Ее поучения и проповеди мешали и осложняли и без того непростые контакты с действительностью. К тому же не хватало времени читать и, тем более, размышлять над прочитанным, не хватало времени даже пролистывать тома, пестревшие яркими обложками на уличных лотках. В крохотной квартире Вероники места для этих новых томищ не хватало. Торговцы же все расширяли и расширяли ассортимент, предлагали больше и больше названий. Такие захватывающие фолианты выходили порой из печати — закачаешься и пальчики оближешь. И я нет-нет, да и приобретал некоторые, казавшиеся особенно нужными и важными. И чего совершенно не мог видеть, так это книг, выброшенных на помойку. А их выносили и укладывали возле мусорных контейнеров или прямо внутрь них связками, стопищами, библиотеками… И ведь я понимал: бумажные эти эвересты — обуза для всех и каждого, наступили другие времена, придуманные герои уже не возвышают, а вызывают изжогу и насмешку, утомляют скучными сентенциями, просто глупо (и непродуктивно) учиться у них выспренней риторике и устаревшей морали. Но поделать с собой ничего не мог — если натыкался на мокнувшую под дождем годовую подборку журналов, за которыми раньше давились, стояли в очереди, чтоб за одну ночь проглотить их буквенное содержимое, если обнаруживал в сугробе собрание сочинений даже самого плохонького автора, которое в букинистические не принимали из-за невозможности его сбыть — душила ностальгия, пожирал стыд за человеческую неблагодарность пусть устаревшей, но когда-то ведь такой свежей, сиявшей новизной и всем необходимой (дух захватывало) воплощенной в слове смелости… И я некоторые из особенно дорогих мне вышвырнутых томиков или брошюрищ — не выдерживал, подбирал, тащил домой.

Что мог с собой поделать?

Однажды из затрепанной "Апологии" Сократа, которую в одной профессорско-преподавательской кухне именовали "Трепалогией" и использовали в качестве подставки под кастрюли и бутылки с подсолнечным маслом (а я спас и забрал себе) посыпались на пол и разбежались тараканы…

Над этой тараканьей историей Маркофьев, когда я ему ее изложил, потешался напропалую.

— Выходит, тараканы умнее тебя, — повторял он, давясь от смеха. — Использовали макулатуру в качестве Троянского коня, чтоб попасть к тебе в дом… Тебе, чтоб проникнуть в чертоги любимой, пришлось рисковать жизнью, глотать яд, а они въехали в твою прихожую верхом на твоей глупости…

Он искренне изумлялся, что Вероника продолжает так долго оставаться с таким растяпой, как я…

Говорил:

— Хочешь узнать женщину — напои ее. Ты ведь совсем не знаешь эту свою нынешнюю. А ты ее накачай и посмотри, что она станет вытворять. Пьяная женщина себе не хозяйка. Сразу все вылезет наружу и сделается понятно…

Попутное отступление. Как он был прав! Как проницателен и умен! И по поводу растормаживающего воздействия выпивки на организм. И по поводу подаренной мне Вероникой рубашки — тоже. На тряпки в итоге — за неимением более подходящего материала — пустили меня.

Из сказанного им в тот период я запомнил (и правильно сделал, что запомнил, мне это ох как пригодилось):

НЕ ЛЕЗЬ ИЗ КОЖИ

ИЗВЛЕКАЙ ИЗ СИТУАЦИЙ

О ПОКОЙНИКАХ ГОВОРИ ПЛОХО

ПАРЬ

УМИРАЙ КАК МОЖНО ЧАЩЕ

ЗАБАВЛЯЙСЯ

ЕСЛИ НЕ МОЖЕШЬ ИСПОЛЬЗОВАТЬ ВРЕМЯ ПО НАЗНАЧЕНИЮ, ИСПОЛЬЗУЙ ЕГО КАК-НИБУДЬ ЕЩЕ

ОТСТУПАЙ, ИБО ПРОИГРАВШИЙ ПОЛУЧАЕТ ВСЕ

НЕ ОТКРЫВАЙ ЗОНТ, ПОКА ДОЖДЬ НЕ НАЧАЛСЯ

ИЗ ДВУХ ЗОЛ ВЫБИРАЙ БОЛЬШЕЕ

ХОЧЕШЬ УЗНАТЬ ЖЕНЩИНУ — НАПОИ

ХОЧЕШЬ УСЛЫШАТЬ — НЕ ДАЙ

НЕ БУДЬ ДУШНЫМ

НЕ БЛЕСТИ БИСЕРОМ. НЕ ОЦЕНЯТ. ПО ЭТОЙ ЖЕ ПРИЧИНЕ НЕ БРЕЙСЯ ЗАРАНЕЕ! ТВОЙ ВЫХОЛЕННЫЙ ВИД МОЖЕТ НЕ ПРИГОДИТЬСЯ.

И еще:

НЕ СНИМАЙ ТЕЛЕФОННОЙ ТРУБКИ. ЗВОНЯТ ОДНИ ИДИОТЫ.

Пояснение. Вот вы в здравом уме — будете звонить кому-нибудь? Зачем он вам нужен, этот кто-нибудь, если вы в здравом уме? И вы — зачем ему нужны? Если он в здравом уме. Сами подумайте. Иное дело — если он не в себе. А он, скорей всего, не в себе. Наверняка не в себе. Кто сегодня в себе? Вы таких знаете? Много таких? Которые в себе и станут звонить? Вам? Или кому бы то ни было. Кому вы можете быть нужны? (Если вы в здравом уме?) Кто кому вообще сегодня нужен? Вам — кто нужен? То-то и оно. Никто и никому. А если так, если вы это понимаете и сознаете — зачем тратить время впустую? Снимать трубку и произносить "але" или набирать номер и говорить то же самое?

Есть люди, которые звонят и еще не успевают закончить фразу, а от одного звука их голоса портится настроение. Очень мало таких, после звонка которых оно поднимается.

Вывод. Следует ограничивать, сводить общение с дураками до минимума. Потому что ничему умному от них не научишься, а в океан глупости и даже на дно они вас за собой утянут.

Еще одно обстоятельство, которое непременно надо учитывать: существует категория, немногочисленная (но от этого не менее навязчивая и нудная) звонящих из раза в раз, то есть постоянно — невовремя. К этой категории, скажем, принадлежал жалкий тип, спасенный мною после наезда на него машиной Маркофьева — подкаблучник и дебил. Он преследовал меня как пиявка, наметившая цель. Стоило хоть на секунду возрадоваться чему-либо, и именно в этот миг раздавался звонок, я, застигнутый врасплох, выслушивал печальную историю идиота о заболевшей тете или несправедливо вышвырнутом со службы племяннике. (Будто у меня самого не было проблем!) Если же я кручинился и пребывал в прескверном расположении духа, жизнерадостный недоумок, отловив меня на проводе, весело сообщал, что с ним произошла просто уморительная история, гардеробщик в онкоцентре, куда он отвез жену, выдал ему по ошибке дамское пальто…

Нужны вам такие собеседники?

Мысленно я обзывал его кровососом, упырем, тупицей, долболобом…

Надо твердо понять: рано или поздно в жизни каждого наступает период, когда количество ненужных телефонных звонков начинает перевешивать количество звонков нужных. Что незамедлительно отражается на качестве жизни. Надо чутко уловить момент и перестать снимать трубку и даже включать автоответчик. Иначе рискуешь пустить под откос собственное бытие, тратя время на пустопорожнюю болтовню.

Полезный совет. Но если уж сняли трубку, то слова следует произносить медленно и отчетливо, растягивая слоги, демонстрируя, что вы никуда не торопитесь и у вас вволю времени. Тогда позвонивший быстро отвяжется. Начнете скороговорить — специально будут терзать и мотать нервы, продолжая нудеть бесконечно. Люди в своих поступках исходят из желания противоречить, а не подыгрывать, их система аргументации, как правило, "от противного", а не от "позитивного". Строительство Вавилонской башни, в котором задействованы разноязыкие зодчие, продолжается по сей день: никто никого не понимает и не хочет слушать, но, здание, которое люди сообща строят, общее наше здание, где все мы проживаем, делается выше и выше, представительнее и представительнее, внушительнее и внушительнее. Неустойчивее и неустойчивее. И пусть! Нас ведь заботит не основательность, а витринная быстрота приращивания новых этажей…

Всегда ли количество переходит в качество? Практически всегда! Обязательно! Предположим, вы делаете что-то плохо. Неудачно. Халтурно. Сперва делаете плохо понемножку, потом больше и больше… Не останавливайтесь на достигнутом! Переизбыток затраченной (пусть даже на негодное дело) энергии не пропадает, как некоторые могут подумать. Вы, в конце концов, наворотите такую гору — пускай гадости, пускай дряни (в данном случае подробности не имеют значения), которая все равно уже в силу своей огромности и величины станет вашим пьедесталом…

Примечание. Важно, однако, следить, чтобы масса содеянного не погребла вас под своим оползнем.

— И не надо здороваться ни с кем, — развивал мысль Маркофьев. — Когда здороваешься, то как бы ищешь ответного расположения, ждешь ответного жеста вежливости: кивка или протянутой для пожатия руки. Одним словом — знака внимания. А не надо ждать! Мы же уславливались: кто и зачем нужен? Никто и ни за чем! Вот и проходи мимо встречных с гордо поднятой головой и не утруждай себя поклоном, а губы и язык — приветственным клекотом…

Маркофьев к Веронике долго присматривался и, наконец, сказал:

— Если не хочешь сам ее бросать или допустить, чтоб она тебя бросила, тогда путь один — заделай ей ребеночка. И ей некуда будет от тебя деться. Сама приползет и попросит помощи в воспитании чада.

— Почему ей надо куда-то деваться? — возмутился я.

— Сделай ребеночка, пока этого не сделал кто-то другой, — повторил он.

Мои рассуждения — о том, что беру на себя большую ответственность, давая кому-то жизнь, Маркофьев поднимал на смех:

— Какая еще забота! Он будет расти — ты и не заметишь! Кого собрался оберегать и защищать? Он сам о себе похлопочет. И справится с этой жизнью гораздо сноровистее тебя. Мои вон растут — и ничего, справляются. Имя им — легион! В крайнем случае, дедушка с бабушкой подсобят. Такие, как ты, предусмотрительные недоумки, вообще-то появляются крайне редко. Будем надеяться, он не унаследует твоих черт. А и унаследует — ничего страшного. Я лично помогу ему преодолеть заблуждения. Тебя волнует, каким он будет? Чего гадать! Остальные не гадают и заселяют землю хроническими обжорами и алкоголиками, не видя в этом беды. Торопись, пока еще можешь дать потомство. Скоро мимо твоей расстегнутой ширинки даже мухи перестанут летать!

О чем вы тревожитесь?

Хотите узнать, кто у вас родится? Нет ничего проще! Большого секрета нет.

Контрольное задание. 1. Посмотрите на своего партнера (партнершу). Оцените его (ее) умственные и внешние данные.

2. Подойдите к зеркалу. Оцените свои внешние данные. Вспомните оценки, которые получали в школе. Оцените в этой связи свои умственные данные.

3. Задайтесь вопросом, какого ребенка вы надеетесь получить в результате соединения своих данных с совокупными данными вашего партнера (партнерши). Ничего другого, смею вас уверить, не произойдет.

4. Посмотрите правде в глаза: вы надеетесь на чудо? В лице знакомого вашей партнерши?

Предуведомление. Скорее всего чуда не случится. Ибо и знакомые ваших знакомых не тянут по самой щадящей шкале оценок на слишком высокий балл.

Контрольный вопрос. А вы что и кого рассчитывали создать?

Забегая вперед. Моя дочь Катя, сменив несколько мужей, в конце концов нашла себе пару в лице толстого ленивого лежебоки и любителя забить "козла" с мужиками во дворе. Как вы думаете, младенца с какими задатками она произвела на свет?

Возможные отступления. Могут ли получиться другие гибриды? Да, если в заквашенной смеси будут участвовать другие компоненты.

Возможные варианты. Вы хотите, чтобы ребенок больше походил на соседа? На сослуживца? На случайного знакомого? Нет препятствий!

На правах рекламы. На Сильвестра Сталлоне или Бельмондо? И это выполнимо! Маркофьевым был создан банк ДНК всех мировых красавчиков.

Итоговое домашнее задание. Еще раз внимательно посмотрите на себя в зеркало. Окиньте взглядом своего сексуального партнера. Зачем вам нужен прыщавый, плюгавый, злобный продукт ваших совместных усилий?

Коронный вопрос. Вам это нужно?

Если все еще остаетесь дураком, то наверняка спросите:

Откуда же тогда берутся гении? Писаные красавцы? Неземные красавицы? В результате каких мутаций и смешения генов каких родителей они получаются?

Отвечу: в результате вмешательство в дело деторождения таких детопроизводителей, как Маркофьев! Других вариантов нет! Зато шанс каждой семьи породниться с Маркофьевым предельно высок!

Сотворение новой жизни проще всего уподобить процессу игры в кости. Два кубика смешиваются в стаканчике, после чего их высыпают наружу. Какое сочетание они принесут? "Два и два"? "Четыре и один"? "Шесть и три"? Никто не знает!

И еще он говорил:

— Отчего дети в наше время рождаются такими нервными? Оттого, что пока им нет и двух месяцев, еще в утробе, волнуются: сделает мама аборт или не сделает? Потом, до девяти, их снедает тревога: женится папа на маме или не женится? Материнские мысли им передаются. Ну, а в момент появления на свет и вовсе охватывает ужас: какие врачи-повитухи будут их из чрева встречать? Стоит ли им в руки даваться? Твой ребенок не должен быть нервным: Вероника аборта делать не станет, ты на ней женишься, и сама она медсестра…

Перспективы вроде бы и впрямь рисовались радужные…

Единственный огорчительный момент, который не мог не омрачить сиявшие лазурью горизонты, заключался в моих сложно складывавшихся отношениях с отцом Вероники. Моя экс-жена Маргарита, узнав, что я таки обзавелся семьей, пыталась спихнуть на мое попечение двух стареющих (подаренных ей еще Маркофьевым) псов Джека и Джоя. Опасаясь, что собаки не уживутся с кошечкой Долли, я спросил у Вероникиного отца, нельзя ли — хотя бы временно — поселить барбосов на его даче. Он отрубил:

— Люблю только тех собак, которые зарыты на метр под землю…

И больше мы к этой теме не возвращались.

Во многом будущий тесть напоминал мне тестя бывшего. То же круглое ласковое лицо, та же зачесанная на лысину прядь, тот же непреклонный взгляд. И оттопыренные большие уши-локаторы. Разница же была в том, что прежний солдафон любил охотничьи ружья и чистил их по воскресеньям, а настоящий коллекционировал пистолеты, стреляющие ручки, фотоаппараты в пуговицах, ножи с выкидными лезвиями и изрыгающие огромные языки пламени крохотные зажигалки, которые надраивал, вострил и ремонтировал по четвергам.

— Мы мужчины! — подмигивал он мне.

О бывшей профессии будущего родственника я никому, даже Маркофьеву, не рассказывал. Вероника строжайше запретила и предупредила: это военная тайна.

— Он был нашим резидентом в Африке, работал шпионом, — сообщила она под большим секретом.

Будущая теща намеревалась со временем создать музей миниатюры, ее хобби было — собирать рисовые зернышки с нацарапанным на них отечественным умельцем (уже почившим, так что его творения стали раритетами) лозунгом "СЛАВА КПСС!". Всего таких крохотных произведения искусства насчитывалось в мире 72. В прежние времена их дарили (на самом высоком уровне) главам дружественных государств, приезжавшим в нашу страну с официальными и неофициальными визитами. Пока оригиналке удалось разыскать и приобрести (преимущественно в восточном регионе земного шара) 27 испещренных иероглифами идеологических шедевров.

Резидент, когда мы с Вероникой приезжали в гости, по многу раз заставлял повторять подробности моей биографии. Отдельные откровения заносил в блокнот с тиснением на обложке — "КГБ СССР-ГРУ РСФСР".

Теща (будущая) по окончанию чаепития торжественно вела семью в специально оборудованную системой поддержания постоянной температуры комнату, где на плюшевых подушках покоились ордена мужа и экземпляры ее собрания. Тут же стоял микроскоп, мы вновь и вновь разглядывали составлявшие предмет нашей общей гордости озимые (или яровые) злаки, находя в начертанных на их боках надписях все более впечатляющие и захватывающие подробности и достоинства русской школы изобразительного мастерства.

В тот памятный день рождения я накрыл праздничный стол. Ждал тестя и тещу. Отца и мать. Веронику предупредил, что Маркофьев непременно пожалует. Я напрочь забыл, о чем он вещал:

— НЕ ОТКРЫВАЙ ЗОНТ, ПОКА ДОЖДЬ НЕ НАЧАЛСЯ.

Я ждал. То есть раскрыл-таки зонт. А дождь не пролился. Не пошел. Ни Маркофьев, ни остальные гости не появились.

Напрасно я крутился возле телефона. Снимал трубку, проверяя, есть ли гудок и исправен ли аппарат. Никто, кроме папы и мамы, обо мне в тот вечер не вспомнил. (Они сообщили, что плохо себя чувствуют и не придут). Ни дочь, ни коллеги по рекламированию рыбного ресторана "Эстрагон". Даже бывшая жена Маргарита не сочла нужным пожелать счастья в новой семейной идиллии…

Угнетало: Вероника могла подумать, что сделала неправильный выбор — нашла никчемного, никем не уважаемого… Совсем пропащего… Я очень боялся, она во мне разочаруется.

На Маркофьева я вознегодовал больше, чем на других. Чеканные формулировки, которыми в тот вечер мысленно его награждал, не могли передать всей степени досады. "Дар ни с кем не считаться"… "Эгоистическое себялюбие"… "Наплевательство на всех и все"… Но разве то были отрицательные характеристики? Именно эти качества были главным достоинством и коньком моего друга! Мог бы я не прийти на день рождения матери и отца? А он мог! Мог ли я отказать во внимании тем, кому был хоть в малой степени обязан, или тем, к кому прикипел или расположен? А ему бесчувствие и бесшабашность давались легко! То есть они, если разобраться, не требовали вообще никаких энергетических затрат, ну а внутренняя борьба с самим собой как раз предполагает расходование усилий. Зачем это надо? Ясно ведь: поступать следует так, как само повернется, а не так, как должно. В этом смысле Маркофьев, согласно его собственному признанию, выступал последователем великого Галилея, который, всходя на костер, как известно, воскликнул: "А все-таки я верчусь!" Благодаря чему и вошел в историю философской и астрономической мысли и стал бешено популярен и знаменит среди потомков.

Проверка усвоенного материала.

Можем ли мы приравнять поздравление с каким-либо произвольно выбранным праздником — к бессмысленному здоровканью с окружающими?

Не напоминает ли вам наша жизнь разгорающийся костер — под котлом, в котором резвятся ничего не подозревающие рыбешки (то есть мы с вами)?

Что дало здоровканье Галилею и какой от здоровканья в этой связи прок и практический смысл?.

Рыбы здороваются друг с другом?

Вывод. Рыбы потому и немы, что осознали: некому и незачем звонить, поздравлять и здоровкаться — все равно сварят и зажарят!

(Еще раз, не торопясь, перечитайте главу "Новые заповеди Маркофьева)

Маркофьев говорил:

— Быть правильным бессмысленно! Вообще, что значит — быть правильным? Поздравлять в Татьянин день всех Татьян, которых знаешь? С ума сойдешь! Никакого времени не хватит. Загляни в святцы. Сколько, оказывается, именинников каждый день! И ты будешь тратить себя на соблюдение церемонной вежливости и никчемные экивоки?!

Он частенько повторял притчу о человеке, который все делал правильно:

— Жил-был человек, который поддерживал с людьми правильные отношения. К одним он испытывал жгучую благодарность, с другими поддерживал хорошие отношения — на всякий случай: вдруг придется обратиться. С врачами якшался — потому что они его не раз выручали и на случай, если вновь заболеет. С милиционером — на случай нападения грабителей (чтобы тот занялся расследованием преступления неформально). С шофером — на случай, если куда-нибудь срочно и неотложно придется поехать. Ну, и так далее… С телемастером, с портным, со слесарем-сантехником… И вот человек не жил, а только правильно поступал.

КОГДА ПРИПРЕТ, ТОГДА И НАДО ОБРАЩАТЬСЯ К ТЕМ, КТО НУЖЕН, — учил Маркофьев.

И еще он говорил:

— Если бы засорение канализации зависело всецело и только от того, что вы не бросаете в раковину мусор… Но оно зависит от того, не бросают ли в свои раковины мусор ваши соседи… А за них — как отвечать? ОТВЕЧАТЬ МОЖНО ТОЛЬКО ЗА СВОИ ПОСТУПКИ, И ТО НЕ ВСЕГДА. Ну и ведете вы себя правильно… Что толку, если другие ведут себя иначе?!

Некоторым кажется, что можно стать счастливым по плану. По графику. Рассчитать жизнь до мельчайших подробностей. Им кажется, что если они будут вставать из постели ровно в семь, делать зарядку, являться на службу без опозданий и ложиться не позже десяти (то есть блюсти правильный и здоровый образ существования) — счастье им улыбнется. То есть прибудет по расписанию. А оно не поезд и не самолет, это самое счастье! Оно — ветерок, волна, рассвет, закат… Веет внезапно, поднимается на ровной глади, может быть дождливым или подкрадывается незаметно…

Прибытие эшелона счастья к перрону зависит от слишком многих факторов…

Обидно сознавать, что на протяжении отпущенного срока не обрел ни одного настоящего, верного сподвижника. Вот я и тянулся к своему, как я считал, ближайшему и единственному…

Попытаемся взглянуть на ситуацию так, будто вы (вместе с автором этих строк) уже поумнели!

Нужен мне был его поздравительный звонок? И, тем более, визит? Если здраво разобраться: как дырка в голове. Как собаке пятая нога. То есть собаке она, может, и нужнее, чтоб увеличить количество задираемых конечностей возле фонарных столбов. А мне?

Мы сидели за праздничным столом с Вероникой и нам никто дополнительный был не нужен. Мне никого кроме нее видеть не хотелось. Ей, она заверяла, тоже.

Кошечка Долли по случаю праздника вела себя тихо-претихо…

Да, Маркофьев не позвонил. Зато дал о себе знать и всегда не вовремя звонящий упырь.

В тот момент, когда после двух рюмок коньяка я забылся, положил Веронике голову на плечо и умоляюще зашептал, почти замурлыкал, очень осторожно и исподволь, о ребенке, которого нам, быть может, стоит завести, — именно в этот момент и прорезался долболоб, который спросил, не могу ли я или кто-нибудь из моих знакомых стать донором для его погибающей жены, ей нужна первая группа, положительный резус, поэтому он меня и беспокоит, все же такая комбинация билирубинов и чего-то там еще встречается крайне редко…

Вправе я был положить трубку — после подобной просьбы? Разумеется, нет. Не только из элементарной вежливости, но из действительного сочувствия, желания хоть как-то развеять ужас, в котором пребывал этот в общем малознакомый мне человек. (И потом ведь я все делал правильно.) Продолжая мучительную беседу, я принялся уточнять: сколько лет его жене, как она обнаружила заболевание, какие медикаменты используют в лечении… Будто я был специалист! Он с готовностью и подробно отвечал.

Веронике ушла мыть посуду…

Контрольный вопрос № 1. Хороший я ей устроил праздник? А себе?

Контрольный вопрос № 2. Вы по-прежнему считаете, что к телефону подходить нужно?

С вас долой 20 очков!

Контрольный вопрос № 3. Вы считаете, что обмен информацией с помощью почты предпочтительнее?

С вас — 10 очков!

Подсказка. Можно не вскрывать конверт и не отвечать на послание, сказав: оно до вас не дошло.

Контрольный вопрос № 4. Вы полагаете, что удобнее всего электронная почта?

Это — 5 очков!

Вывод. Правильнее и здоровее вообще прервать контакт с внешним миром!

Что я делал — если называть вещи своими менами, т. е. рассуждать прямо и без обиняков?

Маркофьева — баловня судьбы — порицал, упрекал, стыдил и тем отталкивал и отваживал.

Напротив, жалких жалующихся типов — пригревал. (Будто детенышей рептилий в инкубаторе.)

Чем формировал вокруг себя соответствующую окружающую среду и атмосферу.

Вечный вопрос. Мне это было нужно?

ГОНИТЕ ВЕЧНО НОЮЩИХ И СТОНУЩИХ — В ШЕЮ! Подбирайте на клавишах звучащих вокруг вас голосов жизнеутверждающую мелодию! Это ваша привилегия (не путать с прерогативой, как ласково именовал Маркофьев жен, которым наставлял рога), это ваше право: решать — прохаживаться по солнечной стороне улицы или по теневой!

Я долго корил и стыдил Маркофьева — за неявку. И он исправил оплошность.

Когда через пару недель после дня рождения я пришел со службы (из рыбного ресторана) домой, то увидел: мой друг недвижно лежит на нашей с Вероникой постели. Его бледное, бескровное лицо было повернуто вверх, обострившийся нос устремлен в потолок. Рядом, на полу, стоял таз, до краев полный алой жидкостью. В углу заламывала руки Вероника. У меня похолодело внутри.

— Что произошло? — спросил я.

Она ответила с непередаваемым:

— Он пил портвейн. И не закусывал.

— Не подумай плохого, — объяснял он мне потом, протрезвев. — Должен же я был разобраться, с кем ты намерен строить жизнь… Хватит, довольно с тебя. Наошибался!

Он уехал, а я в растерянности включил телевизор и угодил на премьеру отечественного сериала "Дурак дураком". Замелькали первые кадры: два мальчика, толстячок и худощавый, в школьном буфете не могли поделить булочки. Толстячок уплетал одну за другой, худощавый его увещевал: "Другим одноклассникам не достанется!" На что толстячок отвечал: "А я не понимаю, почему нельзя воровать… Если мне хочется…"

Я обомлел. Полез за "Учебником для Дураков" (тут и обнаружил, что книга с полки исчезла), достал из чемодана (с которым перебрался к Веронике) второй экземпляр, открыл… Реплики героев фильма и персонажей моего романа совпадали дословно. (Последующие события многодневной ленты развивались в точности по выстроенному мною сюжету.)

По окончанию, в титрах, своей фамилии я, разумеется, не обнаружил, зато выловил в мелькавшем перечне создателей две других хорошо знакомых — Ивана Грозного и Моржуева, а затем прозвучало рекламное объявление: "Роман "Учебник Жизни для Дураков" каждый желающий может приобрести в продуктовых и промтоварных магазинах, а также в секс-шопах. Спешите, тираж ограничен!" Спонсором показа значился некий вещевой рынок.

Смутная догадка забрезжила в лобных и теменных долях…

Отправившись следующим утром за покупками, я и точно обнаружил вобравшую подлинные факты и перипетии моей собственной биографии эпопею на книжном лотке перед входом в ближайший супермаркет, а затем и в отделе готового платья этого многопрофильного комплекса. Причем, если бы на прилавке лежали один-два томика, так нет — всюду громоздились штабеля и пачки моего творения.

Я спросил у лоточника и у девушки-продавщицы из модной секции:

— Откуда книга? Да еще в таком количестве?

Ответ меня озадачил:

— Завезли трейлер… Сегодня с утра.

Я побрел к директору торгового предприятия. Этот отнюдь не смутившийся при моем появлении бодрячок дал свою маловразумительную версию:

— У нас с одним прохиндеем договор на поставку низкопробного чтива. Ну, чтобы в метро или электричке полистать, не слишком напрягаясь и не забивая голову лишней тяжестью… Он принес несколько образцов литературки… Я, уж извините, знакомился с ними в туалете, по ходу дела … Чтоб никто не отвлекал… Ваше сочинение проняло… Столько задрочек… Похлеще, чем о крокодилах в Африке или мемуаров Коржакова…

Конечно, приятно было это услышать, но объяснением я не удовлетворился.

— В какой типографии книгу печатают? Кто поставщик?

Директор супермаркета пожал плечами:

— Не знаю. Да мне и не нужно… Зачем? Лишь бы товар уходил…

Контрольный вопрос. Куда бросается дурак из охватившего его огня?

Ответ. В полымя.

Я отправился к будущим тестю и теще. В моем представлении они были людьми не то, чтобы сведущими в подобных темных историях, но — многоопытными и способными дать конструктивный совет.

Теща как раз просила приехать на примерку — она перешивала, перекраивала по моей фигуре новый китель мужа, а также грозилась отдать несколько его старых каракулевых папах.

— В чем заключалась выгода его работы? — говорила старушка, намечая мелком линии вероятных швов. — Ему были положены аж целых два комплекта формы: один — на парады и по случаю официальных церемоний, тут он надевал мундир с погонами; если же отправлялся с секретной миссией, естественно, облачался в цивильную экипировку.

Она хранила и прорезиненные комбинезоны, и плащ-палатки, не выбрасывала ничего. Повторяла: в стране скоро разразится повальный голод. (Вещи предполагала обменять на продукты.) Предрекала:

— В России всегда так. Едва наступит период благополучия — жди беды!

В связи с грядущими лишениями она всерьез опасалась за свою рисовую коллекцию. Чем отчаяннее ломились окрестные продуктовые палатки и магазины от обилия снеди, тем увереннее делала доморощенная Кассандра прогнозы:

— Ох, сварят из моих миниатюр кашу!

Попутное замечание. О зависимости пищи духовной и пищи материальной. ЧЕМ МЕНЬШЕ ЕДЫ, ТЕМ БОЛЬШЕ ДУХОВНОЙ ПИЩИ, ЧЕМ БОЛЬШЕ ЕДЫ, ТЕМ МЕНЬШЕ ДУХОВНЫХ РАДОСТЕЙ!

После портновских ухищрений я был препровожден в кабинет будущего тестя (под мягкой обшивкой двери, преграждавшей путь в его бункер, таился металлический каркас и кодовый замок с камерой слежения). Изложил суть проблемы. Бывший резидент по-военному коротко рубанул:

— Хочешь распутать клубок?

Я кивнул.

Повторяя любимое свое (непонятно чем раздражавшее меня) присловье: "Без чаю я скучаю", он отомкнул бронированную заслонку стоявшего в углу пупырчатого, сплошь в массивных заклепках сейфа, извлек из его недр и положил передо мной типографским способом отпечатанный бланк с грифом "секретно", ниже грифа располагались строчки: "Я (фамилия, имя, отчество), проживающий по адресу (область, район, почтовый индекс, город, улица, номер дома, квартиры, телефона) обязуюсь сотрудничать и сообщать во всей полноте любую информацию о возможной угрозе существующему (дальше слово "социалистическому" было зачеркнуто, а поверх вписано черными чернилами "капиталистическому") строю. Подпись, число, отпечаток большого и указательного пальцев."

С недоумением я воззрился на лопоухого старичка. Компетентный советчик и почти второй папа ровным голосом произнес:

— Твои связи представляют для нас несомненный интерес. Нас интересует Маркофьев…

Я не нашел ничего лучше, чем ляпнуть:

— Но ведь вы на пенсии.

Бывший резидент сообщил:

— В нашей организации есть одна уважительная причина для выхода в отставку — смерть. — Я при этих его словах поежился, а он, видимо, чтоб меня подбодрить и развеселить, пошутил. — Для нас нет разницы между санаторием и крематорием.

И улыбнулся каламбуру.

Я отодвинул типографский бланк (со специально — красным шрифтом — впечатанным в верхнем углу номером 2000456000894321007). Резидент напомнил:

— Ты ведь ответствен не только за себя, но и за судьбу Вероники.

Я уходил домой с нехорошим чувством.

Конечно, испорчен и эгоистичен я был до корней волос, до мозга костей (удачное, вероятно, с точки зрения патологоанатома словосочетание). Что мне стоило поставить закорючку там, где требовалось? Что бы это изменило? Что плохого — кроме хорошего (как принято сейчас говорить) случилось бы? Какие реальные основания я имел для отказа? Кроме с детства усвоенного правила, внушенного родителями: ябедничать, наушничать, доносить — нехорошо? (Но я продолжал полной мерой пить из чаши вредоносного воспитания, полной ложкой расхлебывал эту кашу…)

А если семья испытывает нужду и лишения, если тебя обштопывают, обворовывают, объегоривают со всех сторон и на каждом углу, присваивают, к примеру, твои идеи и труды, ты же при этом не сопротивляешься и помалкиваешь в тряпочку — это славно? Это — здорово? Тебе именно воришкам и предлагают дать бой, хлестануть их по рукам — чтоб неповадно было лямзить!

Будущий тесть так и объяснил:

— Мы должны вернуть тех, кто сбился, на правильный путь. Должны указать им верное направление.

Цель документа, который он мне подсовывал, безусловно, была вот именно святая: неравнодушие к каждой конкретной судьбе и забота о процветании отчизны…

Попутное замечание. Человечество стремится к устойчивости, предсказуемости, стабильности. Определенности. Что естественно: кому охота быть неуверенным в каждом следующем мгновении? Спокойнее ходить к одному и тому же парикмахеру, про которого знаешь, что он не обкорнает, не оболванит, не изуродует. Спокойнее знать, что получишь в окошечке кассы ту же сумму, что и в прошлый раз, а не меньше… Но есть тип людей, которым все равно — где и у кого стричься, где и сколько получать на жизнь. Они и есть разрушители устоев, беспамятные и ко всему равнодушные искоренители традиций…

Вероятно, я был из их числа.

Все-то я понимал неправильно, видел в искаженном свете, извращенном преломлении. Был озабочен прежде всего собственным душевным спокойствием и комфортом, которые, мнилось, окажутся нарушены, свяжи я себя подобного рода обязательством-контрактом. Эта лентяйская, сибаритская жажда незамаранности и незапятнанности могла ох как далеко завести… Вместо того, чтобы, засучив рукава, приняться за благое дело выкорчевывания, искоренения скверны, я уклонялся, уворачивался, лелеял постыдные невмешательство и чистоплюйство… Мне — чтобы чувствовать себя счастливым — вполне доставало сознания собственной правоты. Чудилось: можно прожить с ненатруженными руками и неопоганенным внутренним миром целый век — и при этом выглядеть не занюханным, не униженным, быть не голодным…

— Нарциссизм, — вот как называется твоя болезнь! — хлестал меня впоследствии Маркофьев.

И был прав.

Но какой прок обличать — если папа, мама и домашняя библиотека уже сделали уродом! Я не смел предать бумаге или изложить устно нечто, мне доверенное, то, во что я волей случая оказался посвящен — не предназначенное для посторонних глаз и ушей, пусть даже тот, кто жаждет услышать, способен и берет на себя функцию спасти ошибающегося и заблудшего.

Вот я и оказался могильщиком собственного счастья, неуклюжестью и недомыслием поспособствовал торжеству ада в домашних условиях.

Контрольные вопросы на развитие воображения и пространственного мышления. Много вы знаете преуспевших людей, которые не подписали необходимых для продвижения по карьерной лестнице документов? Как вы полагаете: смогли бы эти люди высоко подняться или просто хорошо устроиться на теплых местах и в роскошных квартирах — если бы отвергали предложенные им условия сосуществования с другими, ранее подписавшими подобные соглашения хитрованами? Существует ли, на ваш взгляд, сеть тайно связанных между собой, вступивших в сговор (или организацию) людей, которые, поставив подпись на заявлении, бланке, анкете, взяли на себя обязательства и другим членам данной секты помогать? Обязательно ли ставить визу под сей декларацией — кровью? Или это фигуральное выражение? Или в итоге, даже если подписал чернилами, получается, что подписал кровью?

Проверка исторических и литературных познаний и первоисточников. Доктор Фауст подписал или не подписал? И стал известнейшим литературным героем! И прожил остаток дней красивым и молодым!

Проверка на сообразительность. В каких обличьях обычно является искуситель — обязательно ли с хвостом и на копытах?

Домашнее задание. Возьмите несколько листков бумаги и потренируйтесь ставить свои подписи.

Заключение. Все я делал неправильно! А надо было…

Маркофьев прозвал мою будущую тещу Галошей Ивановной. А будущего тестя — Ушастым Пакостником. Если бы и я их так величал, может, отношения в семье сложились бы по-другому… Благополучно…

Но разве я мог?

— Серьезным нельзя быть никогда! Даже в семейной жизни. Даже в контактах с компетентными органами, — учил меня Маркофьев..

А я не слушал.

Вероника была недовольна мной. И у нее были мотивы! Каждый день телевидение демонстрировало новую серию заимствованного из моей книги сюжета. А я ничего не мог поделать. Звонил Маркофьеву, ездил к нему на квартиру. Никто дверь не открывал и на телефонные звонки не отзывался.

Контрольные вопросы. Случайно ли возникновение виртуального мира или оно продиктовано насущной необходимостью выживания каждого отдельного индивида, помещенного в среду, невозможную для жизни? Может, и дружить тоже лучше виртуально, не вступая с так называемыми друзьями в тесный контакт? (Сравните виртуальную зону с наркотическим дурманом и алкогольной зависимостью. Что в них общего?) Где лучше обитать — в придуманном нереальном мире или в мире всамделишном, который тоже ведь во многом вылеплен нашими представлениями о нем?

Ответы каждый подыскивает индивидуально.

Мне, впрочем, удалось кое-что разузнать: Маркофьев стал директором вещевого рынка на огромном стадионе. Ходил, окруженный милицейскими дружинами, гонял из торговых рядов ханыг, жуликов, спекулянтов — из числа тех, кто воздвиг свой ларек — не оплатив предварительно лицензии на право вступать с покупателем в рыночные сделки. Врагов у моего друга в связи с такой его строгостью и принципиальной позицией развелась куча. Но он был тверд.

— Доходы ведь направляются на развитие детского спорта и содержание нашей сборной олимпийской команды, — объяснял он в одном из газетных интервью незадолго до собственной гибели. — Проявлять слабость и потворствовать неплательщикам в такой ситуации преступно.

Из-за неколебимой жесткости его и устранили. Трагически ликвидировали. Я смотрел по телевизору сводку криминальных новостей и не верил глазам. На асфальте под деревом возле искареженной БМВ лежал окровавленный труп. К спине набрякшего алой влагой плаща была пришпандорена наклейка "Хьюго Босс", на брюках красовался лейбл "Версаче", на подошвах кроссовок четко выделялось тиснение "Рибок". Голос корреспондента задорно пояснял: господин Маркофьев пал в результате криминальных разборок и передела сфер влияния на вверенном ему участке работы.

Когда же показали книгу, которую держал под мышкой, я чуть не вскрикнул. Это был "Учебник Жизни для Дураков". Я испытал потрясение и стыд. Ужас потери близкого человека перемешался с благодарностью, раскаяние сковало мои члены. В голове проносились хлесткие и жгучие эпитеты, которыми я сам себя награждал. Как я мог! Искать…Загонять в угол… Требовать… Преследовать… Вместо того, чтобы воздать должное — и простить! Себялюбец! Мелкий собственник! Скопидом! Теперь предстояло каяться всю оставшуюся жизнь.

С изумлением и болью я прочитал на следующий день в газете статью Ивана Грозного, озаглавленную "Туда и дорога" — в которой воспоминания о встречах с Маркофьевым переплетались с яростными нападками на покойного. "Удивляюсь, как долго наша многострадальная матушка-кормилица-земля носила на своей вскормившей не один миллион населения караваем хлеба груди этого негодяя, исчадие и пьяницу! — негодовал журналист. — Мне понесчастилось знать этого проходимца еще в те времена, когда он только начинал свой бесславный путь к вершинам подлости", — вспоминал Иван и приводил некоторые весьма неприглядные факты из биографии Маркофьева. После чего заключал: "Даже странно и обидно, что милиция так долго его искала… Ведь этот лихоимец находился в федеральном розыске… Что ж, он обрел и нашел достойный себя конец в грязной луже!"

Не слишком ли густо мазал дегтем Иван моего (да и своего в недавнем прошлом) собутыльника?

Вслед за этой огорчительной публикацией в печати появилось обращение двенадцати академиков (в том числе и маркофьевского бывшего тестя) с требованием дезавуировать мифы о вкладе Маркофьева в науку. Вершиной разоблачительной компании стало выступление по телевидению Лауры — вдовы убитого, которая, гордо запрокидывая голову, поведала, что давно не имела с мужем интимных контактов, из чего следовало: рука судьбы покарала его заслуженно.

Я терялся в догадках — как можно столь жестко отзываться о том, кто уже не способен себя защитить. И, во многом из чувства протеста, накропал не то что бы опровержение, а несогласие с позицией Грозного и Лауры. "Это был один из самых ярких талантов, один из самых нетривиальных умов, которые я знал", — вывел на бумаге я. И в качестве подтверждения воскресил миг, когда всем двенадцати подмахнувшим письмо старичкам-академикам Маркофьев подмешал в шампанское возбуждающее тягу к прекрасному полу средство… После чего (а, точнее, после бурно проведенной ночи) вся дюжина седых и плешивых ловеласов была отправлена в больницу. Теперь они Маркофьеву мстили за ту давнюю шутку — так мне казалось, и об этом я тоже говорил в своей прощальной заметке.

Письмо мое, наверное, затерялось в архивах редакции, куда я его направил, ни ответа ни привета на этот свой вопль я не получил…

Контрольные вопросы. Почему о мертвых нельзя говорить плохо? Не кажется ли вам, что это требование устарело? Если мы живем в эпоху полной искренности и открытости, то почему мертвые должны выпадать из-под огня критики? Сами вы, пока живы, как реагируете на критику? Не все ли вам равно, что о вас говорят? Не все ли вам равно, считают вас благородным или не считают? ЕСЛИ ВЫ ПРИСЛУШИВАЕТЕСЬ К ЧЬЕМУ-ТО МНЕНИЮ И ОНО ВАЖНО ДЛЯ ВАС, ТО, ЗНАЧИТ, ВЫ СЧИТАЕТЕ ЭТОГО КОГО-ТО ЛУЧШИМ, ЧЕМ ВЫ САМИ. (А такого быть не должно, такое нельзя допускать. Такое немыслимо! ТЕХ, КТО ЛУЧШЕ ВАС, ПРОСТО НЕ СУЩЕСТВУЕТ). Кому больше нужны хорошие слова — мертвым или живым?

— Я, как услышал и прочитал, что про меня, усопшего, нагородили, мигом воскрес, — впоследствии говорил Маркофьев.

ПЛОХИЕ СЛОВА И СКВЕРНЫЕ ОТЗЫВЫ ОБ УСОПШЕМ — ЭФФЕКТИВНОЕ СРЕДСТВО ВОСКРЕСЕНИЯ И ПРОВЕРКИ: ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ЛИ ПОКОЙНИК МЕРТВ!

Контрольные вопросы отвлеченно-философского плана (для одолевших азы обучения и претендующих на более высокую ступень умственной зрелости). Если о Сталине или Гитлере — диктаторах, кровопийцах, тиранах — пишут плохо, означает ли это, что они умерли? Или их таким образом реанимируют? Если о Христе, распятом за грехи человечества, отзываются преимущественно хорошо, означает ли это, что он жив? В чем его живость проявляется? О ком пишут чаще и больше — о Сталине и Гитлере или о Христе? О ком нам интереснее читать? Проведите сравнительный анализ.

Ответ. Казалось бы — забыть и не вспоминать сталинскую эпоху! Вычеркнуть из сознания Гитлера! А мы не можем! Если бы так же часто мелькали в книгах, газетах, наших мыслях праведники, святые, ученые, помогавшие человечеству… Нет, злодеяниями своими тираны вошли в нашу жизнь прочнее, чем все вместе взятые последователи Христа!

В назначенный день я двинул на прощально- погребальную процедуру. Купил здоровенный букет алых гвоздик и пошел.

К кладбищу съезжались мерседесы и джипы — один чернее и траурнее другого. С затемненными и тоже как бы скорбными стеклами. Из машин вылезали люди в сумрачной одежде. С криво пришитыми к одежде лейблами "Хьюго Босс" и "Армани". Никого из знакомых я среди пришедших на панихиду не увидел. Не нашел и не встретил. Впрочем, ни к гробу, ни к могиле близко не подпускали — незадолго до отпевания зоркие глаза людей из оцепления обнаружили прикрепленную к днищу гроба взрывчатку с дистанционным управлением. Вот какое время стояло на дворе. Могли взорвать даже гроб, даже церковь, даже ни в чем не повинную толпу. Невольно я втягивал голову в плечи. Наверно, именно в связи с большим риском отправиться в мир иной, проститься с Маркофьевым не приехали ни Лаура, ни Маргарита. Ни еще сотня-другая его жен и невест. Участок, где проходило погребение, был оцеплен автоматчиками. Я поболтался на отдалении от скопища людей, возложил предназначенные Маркофьеву цветы к могиле Неизвестного Чекиста, которую обнаружил на центральной аллее в самом сердце некрополя, и отбыл домой печальный и глотая валидол.

На другой день мы впервые серьезно повздорили с Вероникой. Она предъявила мне фотоснимки: я возлагаю букет к Могиле Чекиста — сделанные скрытой камерой и потому весьма плохого качества. Оказалось, службы безопасности фиксировали всю церемонию и запечатлевали каждого, кто пришел отдать покойному последний долг.

— Ты издеваешься, нет, ты желаешь моему папе смерти! — кричала она.

Напрасно я пытался объяснить, что именно глубоким уважением к деятельности ее папы и других его коллег — бойцов невидимого фронта — продиктован мой шаг. Так ведь оно и было — именно о ее папе я и думал, возлагая цветы к подножию монумента. Она моих возражений слушать не желала и рыдала все громче.

Нужно мне было ходить на эти похороны? (Ответ ищите в одной из следующих глав).

Я все же спросил: откуда у нее взялись эти кадры? Она вперилась в меня заплаканными глазами, на мгновение прекратила всхлипы, а потом зарыдала еще безутешнее.

Констатация. В жизни много странного, несообразного, не поддающегося истолкованию и объяснению.

Вопросы. Стоит ли фиксировать внимание на странностях и несообразностях? Или лучше их не замечать? Как проще жить — замечая или отмахиваясь?

Все рано или поздно становится известно. Выплывает само или бывает извлечено на свет рычагами и приводными ремнями обстоятельств.

Во время бурного примирения, ночью, Вероника призналась мне в том, что буквально в клочья разодрало мое начавшее было восстанавливаться внутреннее спокойствие. Столь безоглядная откровенность не могла не пробуждать еще большую трепетность и уважение к моей ненаглядной.

Откровенность — прерогатива сильных. И глупых. (Вновь оставим в стороне шутку Маркофьева о том, что прерогатива — это обманутая жена, а перхоть — опилки от спиленных рогов; про обманутых и обманывающих жен и мужей мы еще побеседуем, для этого у нас будет масса поводов).

В минуту наивысшей открытости, Вероника призналась, что виновата в болезни своей несчастной девочки сама.

— В роддоме, где моя крошка появилась на свет, — сказала она, — опытные роженицы посоветовали, чтоб стало больше молока, пить пиво… Много пива… "От него и ребенок хорошо спит", — говорили они. Я была глупая и наивная. И поверила.

Еще она рассказала: муж хотел мальчика, а она боялась рассердить мужа, поэтому молила небеса о сыне. И когда ей сказали, что родилась девочка, она закричала: "Не хочу, нужен только пацан!"

Контрольные вопросы для отличников обучения:

1. Какие лейблы модно носить на одежде?

а) Труссарди;

б) Рибок;

в) Мантана;

г) Большевичка;

д) Красная швея;

е) другие дочерние фирмы двух названных последними фабрик?

2. В каком состоянии пребывает та часть населения, которая носит одежду с вышеперечисленными лейблами?

а) безоблачного счастья;

б) беспробудного кайфа;

в) высокой духовности;

г) низкой рождаемости;

д) затрудняюсь ответить?

3. Какое масло (как вы сами думаете) употребляете в пищу вы и на какую сторону (широкую или узкую) ломтя хлеба намазываете икру?

4. Кому и для чего нужна литература?

а) школьным учителям, чтобы получать зарплату?

б) полиграфистам, чтобы не простаивали печатные станки?

в) вам лично, потому что у вас вагон времени и некуда его девать?

г) будущим поколениям, чтоб могли составить представление о нашей жизни?

5. Маркофьев — литературный персонаж или ваш добрый знакомый, которого вы не раз встречали повсюду?

а) да

б) нет

в) встречал (а) и похлеще

г) затрудняюсь сказать

Полезный совет: если затрудняетесь, надо осваивать, штурмовать "Теорию глупости" с неослабевающей энергией — чтобы либо принять Маркофьева всей душой, либо отторгнуть и отвергнуть сей (придуманный или не придуманный?) образ и (в схватке равных, ибо вы должны еще до его уровня дорасти) попытаться положить колосса (на глиняных, или геройских маресьевских, или вполне обыкновенных?) ногах на лопатки. Хоть затея обречена (говорю, опираясь на собственный опыт), само участие в подобном состязании поднимет ваш интеллектуальный уровень на неслыханную высоту!

Контрольные вопросы для отстающих:

Водка — настоящая или поддельная?

Черная икра изготовляется из нефти или сушеных грибов? Какая черная икра лучше — из грибов или из крахмала?

Лекарства — прошли экспертизу или произведены в антисанитарных условиях на подпольной фабрике в подвале заброшенного дома и опасны для здоровья?

Радиотехника — подлинная или левая?

Джинсы — фирменные или самострок?

Чувства, которые к вам будто бы испытывают, — искренние?

Жена (муж) вам изменяет или хранит верность?

Дети врут или ангелы?

Были кризис и обвал 17-го августа или не было? Почему прохожие сторонкой огибают здания с вывеской "Банк"?

Кого из художников вы любите больше: Айвазовского, Шишкина, Питера Брейгеля или Тинторетто? В вашем доме висят подлинники их картин? Если не висят — то почему?

Как жить? Во что верить, к кому прислушиваться, на что опираться?

Царские останки были захоронены или не царские? Ленин был святой или шпион? Сталин — убийца или спаситель страны от фашистского нашествия? И если он спаситель, почему так свободно маршируют колонны со свастикой по улицам наших освобожденных от гитлеровских орд городов?

Загробный мир — выдумка? Пришельцы посещали землю? Летающие тарелки — миф или быль? Священнослужители до сих пор сотрудничают с комитетом госбезопасности и нарушают тайну исповеди? Алкоголь полезен или вреден? Рюмка водки угнетает работу сердца или прочищает сосуды от наросшего холестерина?

Знаете ли вы хоть один точный и правильный ответ на хоть один из поставленных вопросов?

Само ваше бытие — реальны, всамделишны? Или они тоже — мираж, призрак?

Задание. Посмотрите по сторонам и развейте (в смысле разнесите в пух и прах) или усугубите приведенные выше сомнения.

ВЫВОД № 1. УДЕЛ ЧЕЛОВЕКА — НИКОГДА НИЧЕГО НЕ ЗНАТЬ НАВЕРНЯКА.

ВЫВОД № 2. Мы живем в мире мифов. Вокруг совершаются убийства, которые не удается раскрыть. Зато в детективных романах и телесериалах самые сложные и кровавые преступления распутываются гениальными следаками в два счета. Мифические победы придуманных персонажей вполне заменяют нам реальные провалы всамделишных людей, а некоторых читателей даже приводят в экстаз. Вымысел компенсирует недостатки и несовершенства действительности. И это только один из примеров торжества иллюзорности над реальностью. Подобные подмены наблюдаем всюду: от торговли ничем — до выдвижения в правящие верхи никого.

Истребили ягуаров в природе и назвали железные машины "ягуарами". Повывели пум и назвали "пумой" фирму, выпускающую спортивную одежду. Даже мощность моторов измеряем в "лошадиных силах", хотя кобылок на дорогах почти не осталось.

Вопрос. К чему, по-вашему, ведут такие замены всамделишного — искусственным?

Ответ. Человек строит на планете удобную для себя среду обитания. Создает новую реальность, вытесняя и уничтожая естественный мир дикой природы. Вместо нее появляются мегаполисы из камня и стекла, вместо непролазных джунглей — искусственные худосочные сады, на смену многообразия животного мира приходят тщательно отобранные и селекционно смоделированные породы домашних собак и кошек, лошадей и мясо-молочных пород скота. Все — строго функционально и подчинено рациозадачам. (Ответ на вопрос, можно ли построить счастье по плану вы уже нашли.)

Вывод № 3. Мифы важнее правды. Что такое правда, истина? Никто не знает. Никто также не знает (да это и в самом деле не имеет значения), как было в действительности. Что было? Но все в курсе того, что Сусанин совершил подвиг, что Парис любил Елену, что Гомер был слеп, а Александр Македонский мог заниматься несколькими делами одновременно. Что к Моцарту пришел незнакомец и заказал ему "Реквием", а также то, что Сальери отравил гения. Мифы распространяются и на бытовую сферу. Всем известно, что из бывших проституток получаются самые верные жены, а из всех искусств важнейшим является кино. Неважно, что к реальности эти постулаты не имеют ни малейшего отношения. Мы привыкли так думать, нам удобно так думать, мифы — такие же привычные предметы обстановки, как шкаф, трюмо, кровать. Выброси стол из квартиры — и какой испытаешь дискомфорт, какое наступит неудобство. То же и с мифом! Голо, неуютно станет в мире без знакомого с детства патриота Сусанина или перевозчика Харона, который ждет нас на том свете. Да и зачем выбрасывать то, что помогает, к чему привык? Пусть себе существуют старые удобные вещи, к которым мы лишь на короткое время приплюсовываем мифы-сплетни, мифы-однодневки, обреченные исчезнуть вместе с родившим их слухом.

Вывод № 4. Громадный индустриальный механизм дает ноль эффекта, пшик движения. Все крутится внутри, так сказать, замкнутого цикла. Энергия мысли направлена не на попытку вырваться за пределы этого порочного круга, не на придумывание способов все более проблематичного выживания человеческой породы, а на повышение качества комфорта. Не на решение насущных и возрастающих числом проблем, а на затуманивание мозгов, на создание новых теле- и киномифов, которые помогают забыться, но никак не способствуют выпрыгиванию из цейтнота перед лицом наступающей, надвигающейся катастрофы.

Вопрос на засыпку. Разве люди не дураки, если считают, что им удастся заменить естественное — искусственным и при этом нормально существовать?!

КОНСТАТАЦИЯ. Совершенно непонятно, как существовать в зыбком, качающемся полубреду, который обступил со всех сторон. Даже наиболее устойчивые формы сознания, например, народные приметы, которые, как известно, являлись не только плодом дремучего суеверия, но одновременно итогом, квинтэссенцией многократно подтвержденных наблюдений, то есть веками проверенным и подтвержденным опытом, перестали играть роль, отводимую им прежде. Раньше верили: грибное лето — к войне. Теперь собирают грибы в лесу корзинами (там, где они остались) или круглый год — в теплицах и лишь между делом вспоминают причудливые фантазии предков. Какая может грянуть война, если она и без того идет постоянно и бесконечно!

Констатация. Происходящая сумятица похожа на какофонию, царящую в оркестровой яме перед началом концерта. Но будет ли сам концерт? И на что он окажется похож? Достанет ли у нас сил выдержать хотя бы первые грозные аккорды?

ПОЭТОМУ. Дайте себе отчет: принимаете ли вы эту поддельную жизнь, становитесь ли ее потребителем и поглотителем и, следовательно, поощрителем? Вас устраивают безголосые певцы, слепленные из фонограмм и раскрученной внешности? Вас устраивают эрзац еды из химии и питья из вами же спущенных в раковины и ванны смесей стиральных порошков и моющих средств? Устраивают раскрытые в фильмах, а в реальности оставшиеся "висяками" преступления? Нравятся вымышленные, не словом и душой, а телеэкраном сотворенные писатели? Глупые и безответственные, но наученные имиджмейкерами различным приемам и ухищрениям добывания популярности политики? Если это так, и вы не в силах противостоять нахлынувшей фальшивой жизни, более того — приветствуете ее как самый легкий и приемлемый вариант бытия, тогда вы должны быть готовы к тому, что и сами превратитесь в окончательную фикцию, нереальность, бесплотность, которую так же легко сдуть как развеять табачный дым.

1. Когда следует пить пиво:

а) после работы

б) во время работы

в) в период зачатия, беременности или кормления младенца

2. Если в послеродовой период пьют пиво — заботятся о себе или о малыше?

3. Кому принадлежит право вывоза ценностей за границу и обмена валюты по более выгодному курсу — рядовым гражданам или руководству страны?

4. Любуясь картиной, спортивным состязанием, красивой одеждой — думаете ли вы о том, что на этом можно заработать?

а) думаете: +20 очков

б) не думаете: 0 очков

в) вообще не думаете: + 30 очков (поскольку бережете нервы)

г) затрудняетесь ответить: — 25 очков (поскольку затрудняться, напрягаться и испытывать любую форму дискомфорта категорически вредно).

ВЫВОД № 5. Люди, в большинстве своем, живут, совершенно не зная, что правильно, а что — нет, что надо делать, а что не надо. И только и делают, что смотрят по сторонам и впитывают, жадно вбирают чужой ум — т. е. копируют, поступают так, как другие. Слепо повторяют: ты купил — и я куплю, ты женился, и я следом, ты приобрел машину и мне нужна не хуже, а только лучше, ты построил дворец, а я тебя превзойду, хотя и половины помещений будущего особняка с лихвой хватило бы на всю мою семью… То есть — опять-таки стремятся превзойти один другого в идиотизме. Кретинизация общества идет по стремительно нарастающей кривой, это надо учитывать в каждодневной практике общения с окружающими.

Как же быть? Каков выход? Как обрести ум и избавиться от заблуждений?

Вы добьетесь этого, лишь денно и нощно штудируя, постигая, вновь и вновь осмысляя "Теорию глупости"!

"Теория глупости" — фундаментальный труд, продолжающий и развивающий основные положения пособия "Учебник Жизни для Дураков", в котором содержатся первые весьма сжатые сведения о носителях недомыслия — тупицах, долболобах и кретинах. Именно вам, остолопы и недотепы, нужна эта книга! Именно вашей незамутненной неиспорченности и дремучей непроходимой непробиваемости посвящен этот труд. Вас воспитывают, а вы не умнеете. Вас обманывают, а вы продолжаете верить. Вас обштопывают и объегоривают на каждом шагу, а вы все равно упрямо остаетесь хранителями самой действенной и эффективной формы существования живых существ на планете — бездумной ползучести. Что с вами делать? Как с вами быть? Возможна ли победа над недалекостью и, будем прямо говорить, недоразвитостью?

Об этом размышляет автор в своем спорном и наверняка скандальном, провоцирующем разнотолки и кривотолки произведении.

Если вы собираетесь учиться на примере преуспевших сограждан, то вас, скорее всего, ждет разочарование. Где гарантия, что авторитет не дутый и не вымышленный?

Сами подумайте: кому можно доверять? Книгам и газетам? А если публикации куплены и оплачены заинтересованными лицами, искажают действительность и зовут к ложным и неприемлемым для вас целям?

— "Точно, как в швейцарском банке, надежно, как в швейцарском банке", — издевательски ухмыляясь, ерничал Маркофьев. — А вот и не точно! А вот и не надежно! Потому что не так у них благостно и чисто, как они хотят представить. Сотрудничали с гитлеровцами. Хранили золото, вывезенное из концлагерей. Ну так пусть тогда не ставят себя в пример!

Он носил на руке поддельные швейцарские часы и гордился этим. Кушал швейцарский сыр, произведенный в Костроме, и не морщился. И подлинными швейцарцами считал только швейцаров, которым щедро отсыпал на чай, хотя пили они в основном водку и портвейн.

Запомните основополагающие постулаты учения, ведущего к обретению ума и избавляющие от остатков заблуждений:

КУМИРОВ НЕТ!

НЕПОДМОЧЕННЫХ РЕПУТАЦИЙ НЕ СУЩЕСТВУЕТ!

АВТОРИТЕТОВ (имеется в виду некриминальный аспект) НЕТ И БЫТЬ НЕ МОЖЕТ!

А ТЕПЕРЬ КОНКРЕТИЗИРУЕМ ПОЛУЧЕННЫЕ ЗНАНИЯ!

БЕДА В ТОМ, ЧТО УМНЫЕ КНИГИ И СТАТЬИ В ГАЗЕТАХ ПИШУТ УМНЫЕ И ДЛЯ ТАКИХ ЖЕ УМНЫХ, КОТОРЫЕ НЕ ХУЖЕ АВТОРОВ ВСЕ ПОНИМАЮТ. УМНЫЕ ЭТИ ПУБЛИКАЦИИ ПРОСТО НЕ ДОХОДЯТ ДО ТЕХ, КОМУ АДРЕСОВАНЫ. К КОМУ ОБРАЩЕНЫ. К ТЕМ, В КОМ ДОЛЖНЫ ПРОБУДИТЬ СОЗНАНИЕ. МЫСЛЬ. СОМНЕНИЕ.

"Теория глупости" выгодно отличается от подобных умствований, ибо предназначена широким массам!

ЭТО — ДВА РАЗНЫХ МИРА: ОДИН — ДУМАЮЩИЙ, РАССУЖДАЮЩИЙ, ПОНИМАЮЩИЙ; И ДРУГОЙ — ГДЕ ДУМАТЬ НЕ УМЕЮТ И НЕ ХОТЯТ. МИР МЫСЛИ И МИР РЕАЛЬНОСТИ. В каком из них вы обретаетесь? Дайте себе четкий недвусмысленный ответ! (После чего сделайте "Теорию глупости" главной своей энциклопедией!)

Цель книги "Теория Глупости" — помочь преодолению пропасти между двумя этими мирами. Избавить нуждающихся в стимуляции работы мозга от иллюзий и заблуждений, изгнать туман из их голов, научить действовать не слепо, а осознанно. Освоив "Теорию глупости", вы станете хозяином и дирижером собственной судьбы! Выработаете правильную оценку происходящего. Начнете поступать так, как удобно поступать именно вам. А не какому-то за вас придумавшему, как вам жить, дяде. И, разумеется, не по общепринятым стандартам. А по лично для вас, индивидуально разработанному плану. По лекалу успеха! Вы научитесь выходить за рамки. Притеснять. Обирать. Интриговать. Выигрывать. Вот — достойнейший венец мудрости для каждого.

Усвойте: ДЕЛАЙТЕ ЛИШЬ ТО, ЧТО НУЖНО И ВЫГОДНО ВАМ! Остальное и остальные выступят в роли приложения. Потянутся в кильватере. За вами следом. Так утки, гуси и журавли летят в теплые края за вожаком.

Хотите попасть в теплые края? На пляжный песочек и в объятья пенящейся морской волны? Это — реально!

Недомыслие преодолимо и излечимо! "Теория Глупости" — вторая, более высокая (после "Учебника Жизни для Дураков") ступень восхождения в мир разума, это кладезь накопленных человечеством знаний, панацея, способствующая избавлению от неуверенности и сомнений, придающая мыслям завершенность, а поступкам — внутреннее изящество и внешнюю благопристойность. (Что немаловажно для тех, кто жаждет побеждать.) Смело принимайтесь за следующие главы! Дерзайте! Многие миллионы, осилившие первый том, сделали новый шаг, совершили резкий скачок в своем самосовершенствовании. И благодарны за кардинально изменившуюся систему взглядов и условий жизни. Верьте в себя! Овладев курсом "Теории глупости", вы коренным образом перестроите собственную личность, обретете заслуженные вами любовь, счастье и богатство!

Лоси любят соль. А вы?

Косули любят сено. А вы?

На кого из животных, как вы сами думаете, вы похожи?

Люди… Необозримое поле, непочатый край болванов и идиотов, обильный урожай, который можно (и нужно!) обдирать как липку! Их обманули, а они снова несут свои кровные сбережения в лапы хитрецов и откровенных негодяев. Их кинули, обобрали, а они снова потянулись к обштопывальщикам. А вы? Задумайтесь! В охотхозяйствах (особенно тех, которые посещаемы высокопоставленными персонами) существует практика прикармливания косуль, оленей, кабанов, лосей. Животные знают: в определенное время в определенном месте для них будет рассыпана еда. Угощение. И, естественно, приходят полакомиться. Они или не ведают (или быстро забывают), что бесплатного кормления не бывает. А вы? И платятся за это. В один прекрасный для охотника (и вовсе не прекрасный для жертв) день на фуршетной полянке бедняг расстреляют в упор.

Вопрос. Почему дичь расстреливают на полянке?

Ответ. Потому что охотникам лень бродить с ружьями в чащобе.

Такова плата за дармовой корм. Вас не просто убивают, вы сами несете себя на заклание!

Животные вряд ли умеют глубоко философствовать. Но двуногие в курсе нехитрой диалектики: за все рано или поздно приходится раскошеливаться. И еще как! Однако упрямо тянутся к окошечкам касс за высокими процентами… Следопыты, ловцы, знатоки психологии, находящиеся по ту сторону черты, разделяющей вкладчиков и получателей, не торопятся палить сразу из всех стволов. Приманивают покорных косуль и хрюкающих кабанов ближе, подпускают вплотную. Усыпляют подозрительность и бдительность, ласковыми посулами втираются в доверие. Чтобы в наиболее удачный момент затянуть силок, набросить сеть или шарахнуть из базуки… Вам нужны даровые барыши — получайте! Картечью и жаканом!

Разжевывание для особо непонятливых. На чем основан принцип заманивания животных в ловушку? На отсутствии у них воображения. Зверь не может представить, что войдет в клетку, потянет наживку, а дверца захлопнется. Такая последовательность событий и связь их звеньев — выше его разумения. Но вы-то можете! А поступаете, увы, согласно тому же принципу, что четвероногие. Они не могут вообразить, чем обернется для них лакомство под прицелом, — и вы не можете. Они не могут представить, что шкуры их развесят в гостиной для услады эстетических чувств, — и вы не можете сообразить, чем завершится для вас спуск в реки отходов, выброс в атмосферу ядов… Они тянут за выгодную в данный момент веревочку… И вы тянете за тот же самый конец…

НАДО ВНИМАТЕЛЬНО СМОТРЕТЬ ФИЛЬМЫ О ЖИВОТНЫХ!

В этих лентах много поучительного. Например: нет и не может быть мира между львами и гиенами. Но, оказывается, не может быть мира и между прайдами львов. Никакой солидарности царей звериного царства не существует, когда речь заходит о дележе добычи или определении границ охотничьих угодий. Нет и не может быть снисхождения — ни по праву принадлежности к одной породе, ни по осознанию общего превосходства над шавками, то есть существами более низкого, шакальего порядка. Это мы, люди, делим животных на благородных и не очень, на травоядных и хищных. (Киплинг и Даррел, а также Сетон Томпсон научили). А животные сосуществуют по своим, только им ведомым законам. Забрел на чужую территорию, позарился на чужой кусок — и собратья растерзают тебя за то, что покусился на не принадлежащее тебе. Жутковатые кадры: львы и львицы убивают, взяв в кружок, матрону из соседней стаи… Именно за попытку посягнуть на чужое.

Разве не то же наблюдаем в человеческом сообществе? НИЧЕГО НОВОГО ПО СРАВНЕНИЮ С МИРОМ ТИГРОВ И КРЫС, ЛЕТУЧИХ МЫШЕЙ И ВОРОН ЛЮДИ НЕ ИЗОБРЕЛИ!

Две вороны атакуют третью, успевшую схватить хлебную корку — и не стесняются того, что со стороны притязание на не им принадлежащее угощение (ведь они опоздали, отстали, упустили момент!) выглядит грабежом и нахальством. Рэкетом. Сбором налогов. Но логика: с какой стати корка должна достаться особи, которая ничем не лучше? — работает! И преследование происходит с сознанием собственной правоты. Экивоки — в сторону! О каких приличиях, правилах хорошего тона, о какой воспитанности речь — если на кону пропитание и добыча? В права вступил диктат голода и поживы… Разве не так у людей?

С той лишь разницей, что у людей борьба носит завуалированные формы.

* ВУАЛИРОВАНИЕ — ВОТ ОТЛИЧИЕ ЧЕЛОВЕКА ОТ ЖИВОТНОГО.

Эту мешающую постижению человека вуаль нам и предстоит сорвать в последующих главах. (Человек и сам частенько сдергивает ее с себя, если она начинает уж слишком ему мешать, сковывать действия или просто обременять.)

Итоговая философская памятка. ШЕРСТЬ, ТО ЕСТЬ ТЕПЛО — ДОЛЖНЫ БЫТЬ НЕМНОГО КОЛЮЧИМИ!