"Бессмертный воин" - читать интересную книгу автора (Хендрикс Лиза)

Глава 9

Иво покинул соляр до рассвета, забрав одежду и обувь, несклонный задерживаться внутри окружения приманок Алейды даже для того, чтобы одеться. Внизу, пока остальные спали, Бранд все еще занимая стол, изучал шахматные фигуры, как будто они могли раскрыть какой — то секрет, если бы он попристальнее вгляделся в них.

Он поднял взгляд на Иво, неодобрение выплеснулось из него как пар из котелка. Проигнорировав его, Иво бросил свою одежду на пустое кресло. Еще до того, как он смог натянуть рубашку, Бранд внезапно поднялся, подхватил ворона с жердочки и величаво прошествовал из зала. Его реакция только поддержала злость Иво, он рывками натянул оставшиеся вещи, умудрившись в процессе порвать один шнурок и уколоть себя в плечо брошью плаща. К тому времени, как он вышел наружу, его настроение перешло от отвратительного к кровожадному.

Накануне вечером свился кольцами туман, и Бранд стоял там с Ари на плече сплошной гигантской тенью мужчины и птицы в смутных отсветах факелов из ворот. Кулаки Иво сжались и разжались по своей собственной воле. Ему было необходимо что — то ударить, что — то более живое, чем стена и большее, чем птица. Бранд подошел бы.

До того, как он смог что — то сделать, из — за угла, спотыкаясь, показался мужчина и впечатался в него.

— Что… — Мужчина, вздрогнув, отпрыгнул назад, когда с плеча Бранда соскочил ворон и перепорхнул в укрытие карниза.

— Пальцы ног Христовы, мой лорд! Хорошо, что я только что помочился, или же, верное дело, я бы обдулся прямо сейчас. Клянусь всем святым, вы двое рано просыпаетесь. А у меня нет оружия кроме того, что я только что использовал.

Уот. Оружие. Ярость Иво облеклась в форму. В паузе между словами он крутнулся и заехал кулаком в шевелящиеся губы главного судьи. Уот с уханьем ударился о землю.

Иво угрожающе замаячил над ним.

— А сейчас ты можешь им поведать, о том, что мой кулак — такое же не плохое оружие.

— Ага, мой лорд. — Промямлил Уот, приподнимаясь на одном локте. Он сплюнул наполнившую рот кровь и осторожно прикоснулся пальцем к губе. — Ага, мой лорд, так и смогу.

— Что — то случилось, милорд? — С факелом приблизился один из мужчин на воротах.

— Нет, — ответил Бранд. Он встал между Иво и Уотом, схватил последнего за рубашку и вздернул на ноги.

— Возвращайся в постель, судья, и будь благодарен, что он выбрал свой кулак, а не клинок.

Уот принял добрый совет и, пошатываясь, направился прямо к замку. Бранд подождал, пока за ним закроется дверь, и обернулся к Иво.

— Попробуй на мне. Обнаружишь, что меня сломать труднее.

Иво выпрямился, но жестокость уже нашла свой выход с челюстью Уота. Фыркнув с отвращением он повернулся и гордо прошествовал прочь.

Бранд позволил ему пройти пару ярдов, после чего догнал и пристроился рядом. В напряженной тишине они пошли к конюшне.

Войдя внутрь, мужчины увидели мерцание свечного огарка, оставленного гореть в стоящем на бочонке грубом подсвечнике. От такой нерадивости Иво нахмурился, помрачнев еще больше, взглянув на стойло Фэкса.

— Я сдеру шкуру с этого мальчишки. Он на всю ночь оставил Фэкса оседланным.

— Я не оставлял, — запротестовал голос. Над верхней перекладиной стойла чалого Бранда показалась копна льняных волос, за которыми последовали глаза, ставшие как плошки, когда их обладатель увидел, кому он возражал.

— Прошу прощения, милорд, но о нем хорошо и должно заботятся. О них обоих.

Иво распахнул калитку и зашел в стойло, чтобы потрогать под потником Фэкса. Шерсть была гладкой и сухой, а не потной и свалявшейся. Он проверил коня полностью. Конечно же, тот был выскоблен скребницей, копыта вычищены. Даже гвоздики были отполированы.

— Кто приказал тебе, чтобы наши лошади были готовы к такому часу? — потребовал Иво.

— Никто, м’лорд. Я видел, что вы забрали их вчера утром до того, как я встал, и подумал, что вы, должно быть, захотите, чтобы они к тому же были оседланы, хотя вы появились раньше, чем я ожидал.

Айво хрюкнул и вывел Фэкса во двор.

— Как твое имя, мальчик? — спросил Бранд.

— Том, мессир.

— Это была хорошая мысль, Том. Кони потребуются нам каждое утро до рассвета.

— Они будут готовы, мессир. — Он открыл ворота и вывел чалого Бренда. — Прошу прощения, м’лорд. Вы зовете Вашего скакуна Фэкс?

— Ммм.

— Это от Хримфэкси, — ответил Бранд, когда Иво не стал продолжать, и объяснил мальчишке. — Из старой сказки. Хримфэкси был великолепным скакуном ночи, и, говорят, с его гривы падали морозные брызги. Мой — Кракен. Чудовище. Остерегайся его, он кусается.

— Ага. Прошлой ночью он меня цапнул. — Том дернул рукав вверх, чтобы продемонстрировать отвратительный на вид синяк на предплечье, но, казалось, не держал никакой злости на лошадь.

— Скверная привычка, — заметил Бранд. — Но он может бежать вечность, неся меня. А это говорит о многом.

— Ага, мессир. — Мальчишка держал Кракена, пока Бранд проверял подпругу и подтягивал, после чего перебежал, чтобы подержать Фэкса для Иво.

— Бог в помощь, милорд.

— Ммм, — снова проворчал Иво. Он сердито уставился на ворона, который спикировал вниз, чтобы занять свое место на плече у Бранда подальше от Иво, вне досягаемости от разгневанной длани.

— Ворота!

Они держали путь на юго — запад, когда оставили деревню, держась поросших вереском лугов и низин, чтобы избежать столкновения с лесным подлеском столь долго, как это только было возможно в тумане.

Бранд ждал, пока они не отъедут достаточно далеко, после чего спокойно заявил:

— Ты же не сделал этого, правда? С ней, я имею в виду. И вот почему ты в таком гневе.

— Не сделал, — выдавил меж стиснутых зубов Иво. — И не буду.

— Хорошо.

— Мы все еще не собираемся уезжать?

Бранд на мгновение раздумывал над этим.

— Ты избрал для себя трудный путь, Грэйклок.

— Он станет легче завтра, и еще легче послезавтра?

— Нет, не будет. Но тебе лучше взять себя в руки, если намереваешься остаться. Ты вызовешь враждебность своих людей, если продолжишь в том же духе.

— Я возьму себя в руки, — Иво резко дернул рукой в грубом жесте, который прояснил значение слов, — при первой же возможности. Как ты и говорил, она просто женщина. Жил же я без них раньше.

— Ага. Все, что мы имеем и чему сейчас обязаны. — Бранд глубоко вздохнул. — Чушь. Другие приняли твой пример и начали смелеть. Как я смогу сказать им, что они никогда снова не смогут обладать женщиной?

— Точно так же, как объявил мне, — ответствовал Иво и подумал о своей жене, одной в кровати, поворачивая лошадь к лесу, ставшему для них обоих убежищем и тюрьмой.

Он не хотел служить причиной ее боли, напомнила себе Алейда, приступая к работе на следующий день. Внимательный муж — редкая вещь. Хорошая вещь.

Так почему же она была расстроена, что он не лег с ней? В конце концов, она даже не желала его как мужа. Она не была уверена даже сейчас, что сделала, особенно если единственный раз, когда она, возможно, видела его, была ночь, когда муж использовал ее для своего удовольствия. Но нет, так нечестно: он позаботился о ее удовольствии, к тому же, ради всего святого, он действительно сделал это и оказался не таким деспотичным, как она ожидала. Но его отказ объяснить ей, почему он должен оставлять ее так рано каждый день, раздражал, а странное поведение последним вечером оставило ее в замешательстве. Но он не хотел причинять ей боль.

Но, но, но.

Ее чувства к Иво весь день дико метались туда — сюда, как будто от пощечин порывов ветра на улице. День был ненастен, ветер принес с собой ледяной дождь, а когда стало еще холодней, Алейда распорядилась, чтобы посильнее разожгли очаги, и было достаточно факелов и свечей, светящих слугам, работающим в доме.

Воспользовавшись временным затишьем во время ливня, она закуталась, чтобы защититься от ветра и отправилась на кухню, присмотреть за тем, что приготовление вечерней трапезы идет полным ходом, а у кухарки есть все необходимые ей специи. Возвращаясь, она встретилась с Уотом, пересекавшим двор. Он опустил голову, чтобы уберечься от ветра, надвинув свой широкий капюшон так, что она почти не узнала его.

— Добрый день, Уот.

— Добдемледи, — пробормотал он под капюшоном, поспешив прочь. Его голос звучал странно неразборчиво, как будто он говорил с полным ртом хлеба. Что — то было не так.

— Минутку, судья.

Он остановился, но не обернулся.

— Да, м’леди?

Алейда нахмурилась.

— Да что с тобой приключилось, Уот?

— Ничего, м’леди.

— Тогда повернись и посмотри на меня как подобает.

— Моя леди, я… — начал он.

— Посмотри на меня! — скомандовала девушка. Уот медленно повернулся и поднял голову. Капюшон упал назад, и Алейда задохнулась. Левая сторона его лица так распухла, что выглядела так, будто бы принадлежала другому, более крупному мужчине, темный безобразный синяк расплывался от подбородка через разбитую губу вверх по щеке.

— Кто сделал это с тобой?

— Я, а, влетел во фто — то в тумане профлой ночью, м’леди.

Видимо, его язык распух, как и его мозги, если он подумал, что она поверит в такую болтовню.

— Не лги мне, судья.

— Я не осмелился бы, моя леди. Гошподь швидетель, я наткнулся на што — то. Што — то твердое, — добавил он непонятную фразу.

— Что? — потребовала она ответ. Заготовленного ответа у него не было. — Скажи мне, кто ударил тебя. Посмотрим, что он из себя представляет.

— Это моя шобштвенная ошибка, м’леди. — Мужчина попятился, поклонившись, говоря, после чего повернулся и стремглав бросился прочь, прежде чем она смогла сказать что — то еще.

Алейда проследила за ним взглядом, покачивая головой. Поскольку она не терпела ни драк, ни пьянства среди своих людей, похоже, его синяки были результатом обоих прегрешений, и поэтому он лгал. Ну, она достаточно скоро обнаружит и разберется с этим. Все, случавшееся в окрестностях поместья или деревни и достойное внимания, достаточно быстро находило свою тропинку к ушам Беаты, а от них — к ее собственным. Алейда метнулась в дом, когда ветер разразился свежей пеленой дождя.

Женщины в отсутствие работ по кухне сгрудились у очага в соляре с прядением и шитьем. Алейда присоединилась к ним и, вытащив иглу из небольшого хозяйственного мешочка для мелочей, вернулась к трудностям зигзагообразного орнамента на алтарном покрове, Беата плюхнулась возле нее с корзинкой штопки.

Взрыв хихиканья заставила Алейду бросить взгляд вверх. Ее щеки вспыхнули, когда она увидела первый предмет одежды, который Беата вытащила из своей корзины: разорванную камизу[36] с ее брачной ночи.

— Я могла бы проложить шов, миледи, с небольшой вышивкой, чтобы скрыть его, — невинное выражение лица Беаты противоречило озорному смыслу слов. — Или мне сделать петельки для шнурков?

Все женщины ожидающе уставились на Алейду. Она заколебалась лишь на мгновение. Беата поймала ее в момент, когда она была весьма благожелательна к Иво, и чертенок дернул ее за язык.

— Петельки. Хотя недостаток терпения у моего лорда может весьма и весьма сказаться даже на завязках.

Смех был искренним, а шутка надежно ввела ее в сообщество замужних женщин. Хадвиза и другие девицы были быстро оттеснены в дальний угол, и тема приняла быстрый разворот от деревенской болтовни без упоминания Уота к обсуждению мужчин и постели, а оттуда к детям и вопросам, имеющим отношение к родам. К тому времени, как служанки отложили свое рукоделие и направились вниз, чтобы накрыть к ужину, она сидела с широко — распахнутыми от новых знаний и свежих опасений глазами.

— Не позволяй им испугать себя, моя леди, — произнесла Беата, убирая иглу в деревянную шкатулку и надежно упрятывая ее там. — Ты создана для деторождения. У тебя хорошие, широкие бедра, и муж с сильным семенем, чтобы посадить его в твоем лоне. Когда придет время, ты родишь здоровое дитя.

— Это беспокоит меня, Беата.

— Это беспокоит всех женщин. Но ты справишься с этим, ягненочек, уверяю тебя.

Ее уверенность была бальзамом на душу, и Алейда позволила ей облегчить свой ужас. Она воткнула иглу в шерстяную ткань и встала.

— Посмотрим, каким волнениям подверглись мужчины сегодня?

Никаким, как оказалось, и, по сути, была проделана хорошая работа. Говоря по секрету, Эдрик и другие изготовили более дюжины новых ложек из рога, костяную рукоять ножа и замечательное веретено, чтобы заменить сломанное перед Рождеством, в то время как старший конюх унес две починенные уздечки и заново переплетенный ремень подпруги, когда он вышел с Томом проверить лошадей на ночь.

Никаких признаков Иво и Бранда не было ни к тому времени, как вернулся старший конюх, ни к тому, когда зал был готов, и все руки вымыты. Все они были наготове, Алейда рассеянно поигрывала ключами, пока еда остывала. Она почти отдала распоряжение начинать, когда дверь распахнулась под порывом ветра, внезапно появились выглядящие как дикари Иво с Брандом, и принялись стряхивать воду со своих волос.

— Неси сухое белье и гауны[37], — распорядилась Алейда. Слуга заторопился прочь, а она привлекла жестом другого. — Кухарка должна была подогреть медовухи, чтобы подать после ужина. Принеси немного сейчас и поспеши.

Иво и Бранд направились прямо к очагу, сбрасывая свои промокшие плащи и перчатки ближайшим служанкам, чтобы развесили. Испачканный ворон уселся на свою жердочку, а оба мужчины начали скидывать одежду.

Она познала это красивое тело, поняла Алейда с внезапным ударом собственнических чувств, когда следила за тем, как ее муж сдирает с себя брэ[38], она узнала эти мускулы и шрамы, которые разглядывала ночью. Холоп вернулся с сухой одеждой, и когда Иво натянул чистую, белую камизу, на нее это произвело такое впечатление, что она облизнула губы, как если бы он был обильно политой жирком бараньей ногой.

Вспыхнув, она отвела глаза, схватила пару полотенец для посуды и поспешила вперед.

— Вот. Высушите ваши головы, пока не подхватили простуду.

— Слишком поздно для этого, миледи, — объявил Бранд, принимая полотно. — Я промок до костей. Там наружи отвратительная погодка.

— Я поражаюсь тому, что вы оставались на улице весь день. — Она поняла, что слова, вырвавшиеся из ее губ, прозвучали более неодобрительно, чем она намеревалась, и, когда Иво повернулся чтобы взять второе полотенце, выражение его лица заявляло, что он весьма плохо воспринял их.

— Жена. — В слово он вложил и приветствие, и предупреждение.

— Добро пожаловать домой, мой лорд. — Она поместила улыбку на свое лицо, но давешний бесенок вернулся, сейчас же раздражаясь от его тона. — Вы насладились доброй… охотой, правда?

Мужчина прекратил вытирать полотенцем голову и оценивающе посмотрел на нее.

— Нет.

— Ах. Ну, я представляю, что у большинства диких тварей есть… — Она начала говорить, тем не менее, повинуясь здравому смыслу, ухитрившись немного попридержать бесенка. — Место, чтобы пересидеть дождь. — Алейда показала на ворона, который несчастно нахохлился на железной ветви, которая когда — то поддерживала ястреба ее деда. — В отличие от бедной птички, которая выглядит так, как будто сидела на насесте под водопадом.

Бранд высунул голову из туники, которую натягивал.

— Уверяю, миледи, у него был замечательный приют большую часть дня.

— Лучше, чем у нас, — кисло добавил Иво, швыряя полотенце в ожидающую руку слуги. — Где, к дьяволу, та медовуха, за которой ты посылала?

Медовуха, прибывшая в самый короткий срок, оказалась единственной теплой вещью за всю трапезу, включая, к ужасу Алейды, ее супруга. Воин, спаливший своим поведением ее оборонные рубежи за последние две ночи, был холоден, как погода, тратя большую часть времени ужина на беседу с Брандом и уделяя ей внимания едва лишь достаточного с точки зрения вежливости. Не было ни одного случайного прикосновения, которое вызывало трепет ее чувств, ни одного голодного взгляда, превращавшего ее в кисель, ни одного сладкого словечка и озорной шутки, что заставляли ее разум бешено крутиться вокруг мыслей о теле к телу. Был только лишь вежливый, отчасти строгий лорд, который мог быть заезжим незнакомцем. К тому времени, как внесли имбирную коврижку, означавшую конец ужина, Алейда была готова запустить ее в Иво.

В итоге, однако, сэр Бранд быстро откланялся, и Иво склонился к ней. Ну, наконец — то, подумала она прежде, чем он заговорил.

— Я объяснил свои отлучки в той мере, в которой планировал, Алейда. — Он говорил тихим голосом так, что его слова предназначались только лишь для ее ушей. — Не требуй их от меня снова, особенно перед всеми.

— Ты неправильно понял мои первые слова, мой лорд.

— Возможно, но не то, что было потом.

Она открыла было рот, чтобы запротестовать, но обнаружила отсутствия весомого аргумента.

— Допустим. И все — таки я пыталась смягчить свои слова.

— Не слишком успешно.

— Нет, полагаю, нет. — С нижних столов они, вероятно, производили впечатление воркующих голубков. Алейда поддержала ошибочное мнение полуулыбкой, когда напомнила ему:

— На худой конец, вы из — за меня смеялись.

— Что развлекает меня наедине и что я буду терпеть перед своими людьми — две разные вещи.

— Ну, тогда, возможно, Вам стоит составить перечень правил, милорд, так, чтобы я смогла запомнить их. — Алейда отломила кусочек коврижки и начала подносить ее ко рту.

Иво остановил ее, придерживая руку жены так легко, как будто она могла принадлежать совсем крохе.

— Ты поступала хорошо до этого последнего выпада.

Она взглянула вверх и обнаружила веселые искорки в его кремниевых глазах. Необычный трепет удовольствия подавил большую часть раздражения, испытываемого ею в предыдущий момент.

— Моя бабушка, упокой Господь ее душу, часто указывала на мою неспособность остановиться в нужный момент.

— Так это не только лишь я.

— Нет, мой лорд, хотя ты, кажется, делаешь это хуже.

— Я? — До того, как она смогла ответить, он развернул ее руку и отправил имбирную коврижку в рот. Его губы мазнули по кончикам пальцев девушки, и точно также между ними возникло тепло.

— Я кое — что упустил, — прошептал Иво и склонил голову, чтобы кончиком языка слизнуть крошку. Там должно быть оказался еще один кусочек, потому что он снова потянулся, медленно погружая кончик ее большого пальца себе в рот в поисках неуловимого комочка. Он пососал, и ощущение этого пронзило Алейду, мчась по руке через все тело. Она понимала, что он подготавливает ее, намекая, что сделает это позже, в огромной кровати, но не с ее пальцем, а с ее сутью, которая ощущала добычу мужского рта, пульсируя от желания.

Алейда залилась краской от безнравственного нетерпения своей похоти, неспособная оторвать глаз от руки, которая держала ее так сильно, так нежно. Бедная рука. На свету она выглядела намного хуже, чем прошлой ночью, вся разбитая и в синяках. Она наклонилась, чтобы прикоснуться поцелуем к распухшим костяшкам.

— Мой лорд, — голос Бранда рубанул между ними как бродэкс[39]. — Напоминаю, что ты желал поговорить с Освальдом.

За вздох, возможно, за два, Иво стал камнем. Он сидел неподвижным, далеким, каким — то чужим, пугая борьбой в глазах. После чего его лицо прояснилось, и он поднялся.

— Прошу прощения, миледи, у меня есть дела, требующие внимания. Вы же пожелаете удалиться. — Все еще держа ее за руку, он нежно потянул, чтобы поднять ее на ноги и подвести к подножью лестницы.

Стремительность перемены ошеломила Алейду, как и внезапный способ, которым она была отпущена и как дитя отправлена в кроватку. Она стояла там, в дымке возбуждения, пытаясь понять, что случилось, ища глазами в его лице, в манерах какой — то ключ к разгадке. Ее взгляд еще раз остановился на держащей ее руке.

Повреждение на самом деле были хуже, чем она представляла. Ссадина на костяшках была больше, синяки — темнее. Цепочки кровавых вмятин, проходившей по верхней части пальцев точно в таком же порядке, как зубы, прошлой ночью не было. С тех пор он что — то ударил, и жестко, судя по виду. Что — то твердое… Внезапно вся картинка собралась.

— Уот.

Когда Алейда взглянула вверх, в его глазах была истина. Он перехватил ее другой рукой и умышленно медленно согнул ушибленную перед женой.

У нее внутри похолодело.

— Неудивительно, что он никому не сказал о том, кто его ударил.

— Это не твоя забота.

— Моя. Они — мои люди.

— Сейчас они мои точно так же как и твои. Никто безнаказанно не оскорбит мою жену.

— Я не получала никаких оскорблений.

— Получал я. Вопрос закрыт, Алейда. Иди в постель. Мое дело с Освальдом задержит меня ненадолго. Я поднимусь позже.

— Не утруждайте себя, монсеньор. — Она рывком освободила руку. — Вы, конечно же, весьма приятно отдохнете в зале.

Ее ноги сделали только первый шаг, когда он сгреб ее и развернул в своих руках. Поцелуй, которым он прижался к ней, был кратким и безжалостным, демонстрация силы, в которой не было и следа симпатии. Закончив, он прижался губами к ее ушку. Тихое рычание вторило бешенству, которое сотрясало обоих.

— Никогда даже не помышляй отлучить меня от своей постели, мадам. Этот выбор мой, а не твой. Ты поняла?

Она кивнула.

— А сейчас пошла, и остановись на площадке, где все смогут увидеть, что ты желаешь мне приятной доброй ночи. Мне не нужно, чтобы весь зал знал, что происходит между нами.

Иво отпустил ее и шагнул назад. Алейда задрала подбородок и с гордым видом промаршировала по лестнице, со злости проносясь по площадке. Рука уже коснулась двери, когда девушка осознала свое неповиновение, но она была не готова к полномасштабным военным действиям с мужем, поэтому отдернула ладонь и обернулась, чтобы посмотреть вниз на него. Ради всего святого, тот вид, с которым Иво стоял там, никак нельзя было неверно истолковать.

Словно одерживая чем — то, она обнаружила, что сладенько интересуется:

— Вы уверены, что не подниметесь сейчас, муженек?

Он прищурился, и она смогла увидеть, как сжимается и разжимается его кулак, как будто бы он хотел подняться и избить ее. Позволь себе это, и он потеряет каждого человека в зале.

— Позже, — пообещал он. Поклялся. Пригрозил.

— Ах, хорошо. — Она заставила свои губы раздвинуться в улыбке. Девушка подозревала, что стала весьма искусной в таких улыбках, прячущих в своих уголках отсутствие радости. Она изображала милую учтивость, хотя глазами предлагала ему сгореть в аду. — Да пошлет тебе Господь хорошую ночь, муж.

— И тебе, жена. Веди себя хорошо. — Он переключился на другие заботы.

— Беата, Хадвиза. Проводите. — Ожидая своих служанок, она наблюдала, как Иво кивком подозвал Освальда присоединиться к нему у огня. В конце концов, за столом не осталось ни одного гостя, лишь лорд Иво де Вэсси, в полном смысле слова король среди мужчин, с тяжелой дланью Вильгельма и своей готовностью использовать его. Она должна сохранить свое первое мнение о нем и не позволять одурачить себя притворным обаянием и искусным обольщением.

Снова она эту ошибку не совершит.

Но дверь на засов она не заперла.