"Бессмертный воин" - читать интересную книгу автора (Хендрикс Лиза)

Глава 8

— Я не могу понять этого. Три рыцаря, один из которых барон, и все без оруженосцев.

Алейда, обхватив себя руками, рассматривала двух стоящих перед ней мужчин.

— Вы не танцуете, не поете, не охотитесь с соколами. Следующее что вы мне скажете, это то, что не играете в шахматы.

Иво засмеялся.

— Я не силён в этом.

Алейда взглянула на Бранда.

— А Вы, мессир?

— Вовсе не умею, миледи, — ответил он и, взяв кружку с элем, занял место справа от Иво. По традиции, сэру Ари также следовало сидеть за высоким столом, рядом с Алейдой, но он, как оказалось, снова исчез незадолго до ужина, и на его месте сидел отец Теобальд. Этот разговор начался с замечания Алейды о пропавшем сенешале, и, кроме того, о резьбе, которой занимался Освальд. И эта беседа показала печальный недостаток такта у ее мужа и его рыцарей. Даже у Невилла и его жалких друзей были оруженосцы — и их оруженосцы даже играли шахматы. Эти двое же, казалось, были воспитаны волками.

— А что насчет сэра Ари? — спросила она. — Он играет?

Иво перевел взгляд на Бранда, который пожал плечами.

— Я так не думаю.

Алейда нахмурилась.

— Мессиры, и из какой же страны вы двое прибыли, что ее благородные рыцари не играют в шахматы?

Иво послал Бранду быстрый предостерегающий взгляд, но когда он встретился глазами с Алейдой, выражение его лица было вежливым.

— Что вы имете в виду?

— Сэр Ари сказал, что он и сэр Бранд не норманны, и ясно, что они не англичане, — сказала она. Она наклонилась вперед так, чтобы лучше видеть Бранда. — Но он не сказал, откуда вы прибыли?

— Э…

— Гэлдерс, — непринужденно ответил Иво.

— Ага, Гэлдерс, — словно эхо повторил Бранд.

Иво взял Алейду за руку и начал водить по каждому пальчику девушки, посылая дрожь вверх по ее руке.

— Как тебе пришло в голову спросить Ари откуда он?

— В тот первый день, мы говорили о тебе, и он назвал тебя Иваром, — ответила она.

Его прикосновение сбивало с толку, но не настолько сильно, чтобы она не могла не заметить взглядов, которыми он снова обменялся с Брандом. Что — то в этом разговоре заставляло их быть осторожными. Она наблюдала за их лицами очень внимательно, когда рассказывала остальную часть разговора с сенешалем.

По мере того как она говорила, лицо Бранда становилось все более мрачным, а затем внезапно просветлело.

— Я помню Ивара. Он был хорошим парнем, таким, с которым ты хочешь быть рядом во время сражения, но который был дьяволом с девушками.

— Правда? — Алейда подняла бровь. — Сэр Ари говорил, что он был старым.

— О, ну вероятно, он таким казался Ари. Он намного моложе меня. — Уголки его глаз изогнулись от веселья. — Но я знал Ивара, когда он был в расцвете сил, и женщины любили его также сильно, как он их. И это правда. Он каждую ночь находил бы девушку, желающую …

— Бранд, — прервал его Иво. — Это неподходящий разговор для моей жены.

— Да. Я полагаю, что так, — согласился Бранд, в то время когда его ухмылка стала шире. — Хотя неудивительно, что Ари так думал о нем. Ивар был больше похож на отца Теобальда.

Алейда взглянула на священника, с животом, который был похож на бочонок пива и с редеющими волосами цвета соломы. Да, не того сорта, подумала она, чтобы идти к девушкам через всю деревню, даже если бы он не был священником. Ее сомнение, должно быть, отразилось на лице, ибо отец Теобальд внезапно покраснел, а Иво и Бранд рассмеялись. Она почувствовала, что краснеет, но затем, когда их смех заразил ее, она захихикала.

— Я сожалею, святой отец. Это только … — она поняла, что не может ничего объяснить, без того, чтобы не сделать все еще хуже, и засмеялась еще громче. Отец Теобальд, благослови его, просто взглянул вниз, погладил свой живот и тоже засмеялся.

Когда смех затих, Бранд снова обратился к Алейде.

— Итак, миледи, Вы говорите, что раз я рыцарь, то должен научиться играть в шахматы.

— Чем скорее, тем лучше.

Несколько быстрых распоряжений, и два человека были посланы наверх за шахматной доской, а другие слуги принялись убирать со столов.

Когда Алейда показывала, куда поставить доску и стулья, Иво подошел к ней сзади и положил ей руки на плечи.

— Жена, что ты делаешь?

— Готовлюсь научить твоего человека играть в шахматы, милорд.

Он наклонился вперед и прижался ртом к ее ушку.

— Если помнишь, ты должна выучить свои собственные уроки. Научить произносить мое имя?

Если бы он прямо там развел ей ноги, он едва ли смог бы вызвать больший беспорядок в ее мыслях или теле. Как и раньше в соларе, желание затопило ее, словно сам Люцифер прошептал ей прямо в ухо, что, возможно, было бы приятнее пропустить ужин ради уроков ее мужа. Она балансировала на крае этого распутства, когда ответила ему:

— Я только пытаюсь делать, как ты просил, милорд. Стараюсь узнать тебя лучше.

— Обучая Бранда играть в шахматы?

— Слуги господина — это отражение его характера, — сказала она скромно, а он только мог заскрежетать зубами от такой профанации, которая показала, насколько сильно ему не понравился ее аргумент. В нескольких шагах от них отец Теобальд изучал их с явным любопытством, вероятно ожидая какого — нибудь признака несдержанности, чтобы в следующий раз обратить на нее внимание на мессе. Его беспокойство было оправдано. На губах Алейды блуждала чуть заметная улыбка.

— Я не могу сейчас уйти, милорд. Это будет неприлично. — Не говоря уже о том, что все поймут.

— Назови ему все шахматные фигуры и покажи, как они двигаются, — сказал Иво. — Затем попроси кого — нибудь еще сменить тебя и извинись.

Одна ее половина обдумывала его властный приказ, в то время как другая ее часть, та, которую он научил страстно желать его прикосновений, заставила ее кивнуть.

— Да, милорд.

Он мягко сжал ее плечи, и она услышала смех в его голосе, когда он произнес:

— Иво.

Затем он ушел, так как Бранд отвел его в сторону для разговора. А она осталась, задаваясь вопросом, как быстро она смогла бы объяснить основы игры, и захочет ли отец Теобальд помогать, принимая во внимание, что сэр Бранд раздражал его.

— Где, дьявол его возьми, этот Гэлдерс? — потребовал ответа низким голосом Бранд, как только они оказались вне пределов слышимости других.

— Я думаю, между Фландрией и Саксонией. Мы не можем сказать, что мы норвежцы. Память еще слишком свежа на этих побережьях.

— И что мне делать, если я встречу человека, который действительно из Гэлдерса и он захочет поговорить о родине?

— Скажешь ему, что ты воспитывался в другом месте. От Ари есть какие — нибудь новости?

— Я еще не читал его сообщение. Освальд хотел поговорить относительно того, чтобы принять его, ну, ты понимаешь, больше солдат, а то кажется твой король, содержит всех твоих рыцарей в тюрьме. И я нашел некоторые другие маленькие развлечения.

Его пристальный взгляд блуждал по залу, и Иво, проследя за ним, увидел двух златокудрых женщин скоблящих стол. Их груди весело подпрыгивали под платьями, словно хотели выпрыгнуть из одежды, и Бранд вздохнул.

— По — моему, датское семя улучшило англичан.

— Они бы не согласились с этим утверждением.

Иво обвел глазами зал. Он едва бы заметил кого — либо из слуг, с которыми ему не приходилось иметь дело непосредственно, но Бранд сразу перешел к делу.

— Выбери одну, если хочешь. Та, с широкими бедрами, смотрит благосклонно.

— Я только это и могу делать. — Усмехаясь, Бранд вытянул пергамент из своего рукава и разгладил его о бедро. Он наклонился, чтобы свет от факелов упал на пергамент, и стал читать.

— Это, похоже, главным образом относительно границ, построения мотте и Уоте — и, конечно, Ари использует три слова, где хватило бы и одного. Это не займет у меня много времени. Иди, околдуй свою жену, а я скажу тебе сегодня вечером, есть ли что — нибудь еще, что тебе необходимо узнать.

Околдуй свою жену. Сейчас это была приятная мысль.

Иво оставил Бранда с посланием Арии, а сам побрел обратно, где Алейда и Джеффри расставляли шахматные фигуры на доске. Он сделал знак эконому уйти и выбрал черные, наблюдая за Алейдой, чтобы удостовериться, правильно ли он расставил свои фигуры. Он достаточно играл с монахами, которые учили его французскому тридцать лет назад, чтобы узнать основные принципы игры, хотя и имел склонность путать слонов с ладьями. По его мнению, мало толку было в размещении слонов ближе к трону, чем коней и кастелянов, но это была игра. Мир менялся.

— Прекрасный набор шахмат, — сказал он, когда поставил последнюю черную пешку в первый ряд.

— Он принадлежал моему дедушке.

Она взяла одного коня и наметила незамысловатый ход, знак Тайсона, через явную защиту. Ее лицо, до этого светящееся, опечалилось. Иво обошел вокруг стола, мягко разжал ее пальцы и поставил коня на место.

— Если он раскается в своей измене и снова получит расположение короля, он, возможно, сможет вернуть его назад.

Обещание было легко дать: когда известие о том, как новый лорд Олнвика исчез при странных обстоятельствах, достигнет Лондона, король, вероятно, окажется более снисходительным к ужасному наказанию Тайсона и возвратит ему его земли.

— Может случиться так, что ты сама сможешь вернуть ему шахматы.

— Боюсь, что этого никогда не произойдет. Если бы король изъявлял желание прощать дважды, тебя бы здесь не было.

Он все еще держал ее за руку, и когда поднял ее, чтобы поцеловать туда, где она держала коня, ощутил слабый запах кедра, из которого была сделана шахматная коробка.

— Тогда, миледи, я надеюсь, что ты будешь более милосердна, чем король, так как я нуждаюсь в твоем прощении.

— Почему?

— Потому что я нахожу себя счастливым из — за королевской нетерпимости. Она дала мне тебя.

По тому, как она крепко закрыла свои глаза, он мог сказать, что снова смутил ее. И это ему понравилось, как и явная борьба, которая отразилась на ее лице. Он еще раз поцеловал ее ладонь, а затем запястье, на сей раз мягко касаясь зубами ее чувствительной кожи. Крошечные ямочки, которые появились в уголках ее рта, сказали ему, что сражение закончилось в его пользу. Он задавался вопросом, жаждала ли она его также, как он, готова ли она, или ему следует поухаживать за ней еще немножко.

Она глубоко вздохнула и открыла глаза.

— Я готова, милорд.

Он не мог не ухмыльнуться.

— Ты готова сейчас?

Она покрылась пятнами от ярости, когда поняла, что она сказала.

— Я не имела … Это…

Она глубоко вздохнула и начала заново.

— Если ты сообщишь сэру Бранду, милорд, то доска готова.

Он решил, что она ему нравиться, когда волнуется. Он мог бы попробовать поволновать ее позже, когда она будет обнаженной, только для того, чтобы увидеть, как низко он может вызвать распространение этой краски смущения. Все еще ухмыляясь, он повернулся к Бранду и махнул ему.

Бранд пристально смотрел на него, послание Ари, свободно висящее между его пальцами и выражение его лица, заставили все в животе Иво перевернуться. Улыбка исчезла, он отпустил руку Алейды и посмотрел через комнату.

— Что?

Вопрос вывел Бранда из его изумления. Он заколебался, а затем прошагал мимо Иво, отрывисто сказав:

— Не здесь.

— Проблемы, мессир? — спросила Алейда Бранда, когда он проходил мимо нее, а затем поднялся вверх по лестнице. Он не ответил.

— Мы скоро вернемся, — хмуро ответил Иво, следуя за ним.

Когда они были в соларе, Бранд захлопнул дверь и вручил послание Иво.

— Почти в самом низу. Вот.

Он указал место своим большим пальцем. Иво потребовался некоторое время, чтобы разобрать руны. Оказалось, у Ари было видение. Нет, два и он рассказал о втором. Оно объясняло раненное крыло ворона. Иво видел, как Ари разрезал свою ладонь, резанную уже прежде, выпуская кровь из нее, словно в жертвенный кубок, как будто бы пытаясь убедить богов поговорить с ним. Иногда это срабатывало, но чаще всего — нет.

Сегодня, очевидно, получилось. Он видел те же самые образы в обоих видениях, которые он снова перечислил: Алейда, птица, ребенок. Ребенок. Последнее заставило Иво улыбнуться. Было бы хорошо явить сына в этот мир, даже если он не смог бы воспитать его. Но следующие слова стерли улыбку с его губ и вызвали тошноту в его горле, так как во втором видении Ари увидел орла, который поднялся из колыбели младенца и вылетел из открытого окна солара. Он увидел, как кричала Алейда. И он увидел триумфальную улыбку Квен.

Он смял пергамент, не дочитав.

— Это абсурд. Даже будучи орлом, я не навредил бы своему ребенку.

— Это не то, что он видит, Ивар. Дочитай остальное.

Бранд положил твердую руку на его плечо.

— Он говорит, что это сам ребенок изменился. Он говорит… Кажется, проклятие передается нашим детям.

— Нет, — заскрежетал зубами Иво, выдавив слово через плотно сжатые челюсти, удерживаясь от того, чтобы не извергнуть свой ужин на пол. — Нет.

— Мне жаль, друг мой.

— Нет, — повторил Иво.

Он отскочил от Бранда, прошел несколько шагов и в волнении вернулся обратно.

— Это не может быть правдой. Ари должно быть не видел все ясно.

— Достаточно ясно, чтобы написать об этом.

— Он пишет, чтобы писать, ты знаешь это, — возразил Иво.

Его ум, его существо отвергало это.

— Он ошибается насчет этого, также как и он ошибается относительно Квен.

— Она жива.

— Нет. С тех пор, как она умерла, он не может ее видеть, и это видение не может быть правдой.

Иво становился все более уверенным в своих аргументах.

— Ари ошибается. Снова.

— Ивар…

— Он ошибается! Почему даже ты хочешь ему верить?

— Хочу? Ты думаешь, я хочу, чтобы это было правдой? — слова выстреливали из Бранда в яростном и мучительном крике. — Это моя вина. Это я привел нас в руки Квен. Я убил ее сына. Знать, что я навлек это на нас, на моих людей, достаточно ужасно. Но узнать, что наши дети …

Не договорив от волнения, он стоял там, раскачиваясь, словно пытался вернуть себе самообладание.

— Эти два дня дали мне больше надежды, чем я когда — либо имел, с тех пор как это случилось. Видеть тебя, в твоем собственном зале, с женой … У тебя есть жизнь, Ивар, у первого из нас, кто достиг этого. Я не более тебя хочу, чтобы Ари был прав. Но он видел это.

— Он что — то видел, — согласился Иво. — Возможно он это неправильно, или … или, возможно, боги играют с нами в игры.

— Возможно, ты играешь в игры сам с собой, — тяжело покачал головой Бранд. — Ты не должен с ней больше спать.

— Не спать…? Я провел с ней одну ночь, дружище. Одну ночь! И она …

Иво не мог найти слов, чтобы объяснить, что означала одна ночь, или как сильно ему нужны еще такие ночи. Как, даже не осознавая этого, он нуждался в ночах, подобно этой год за годом после того, как его прокляли. Для Бранда это было просто: в его кровати не было женщины с тех пор, как они уплыли из дома. Внезапно, Иво нашел слова.

— Достаточно ли было бы одной ночи с Ульфой?

Бранд резко втянул воздух, словно его ударили. Иво знал, что воскрешать в памяти образ его давно умершей жены было низко. Но он хотел напомнить ему. Пыл Бранда к его молодой невесте стал предметом обсуждения в Вэссе: они оставались в кровати весь первый месяц. Когда Бранд, наконец, заговорил, его голос был сдержанным от эмоций.

— Нет. Но для тебя должно быть достаточно.

— Нет.

— Должно быть, — повторил Бранд более твердо. — Подумай, Ивар. Если есть хоть малейший шанс, что Ари прав, ты не можешь рисковать тем, чтобы она забеременела.

Твердая уверенность Иво разлетелась вдребезги от этого простого аргумента, сделав его опустошенным и слабым.

— Она уже могла бы.

Бранд раздумывал некоторое время, а затем отогнал эту мысль.

— Это была лишь всего одна ночь, и луна была неподходящая. Мало женщин может понести так быстро, если луна им не благоволит.

Мало, но достаточно, подумал Иво.

— Мы должны уехать, — продолжал тихо Бранд. — Сейчас. Сегодня ночью. Это будет легче и для нее и для тебя. Ари может остаться, охранять ее поблизости. Он даст тебе знать, если она …

— Нет.

— Но он может …

— Нет!

Как он может оставить ее? Лишиться всей этой страсти до того, как он успел насытиться ею? Оставить эту кожу, эти волосы, этот запах. Для Ари.

— Она моя жена. Если кто и будет охранять ее, то это буду я.

— Если ты останешься, ты захочешь ее.

Иво нечего было возразить на это. Это была правда. Он уже хотел ее. Он отвернулся, подошел к камину и стал перед ним, смотря на огонь, чтобы ему не нужно было смотреть в глаза Бранда.

— Есть способы наслаждения женщиной, без того чтобы сделать ей ребенка. Фрей знает. Я пользовался ими довольно таки часто.

— Способ выплескивания на простыни не всегда работает, — сказал резко Бранд.

— Тогда я научу ее использовать свои руки и рот.

— И насколько тебя хватит, пока это тебе не надоест? Думать о том, чтобы не навредить ей, прежде чем лечь на нее?

— Этого не произойдет.

— Прислушайся к себе! Это произойдет. Оно уже звучит в твоем голосе. Это безумие.

— Это было безумием с самого начала. Вся наша натура безумна.

Тлеющий уголек отскочил от бревнышка в камине и подкатился к ногам Иво. Он размазал его ногой по каменной плите перед очагом, оставляя пятно золы цвета крыла ворона.

— Я не просил о жене, но боги дали мне ее. Должна быть еще какая — то причина, кроме ночи удовольствия.

— Получи еще одну ночь наслаждения и уезжай. Она всего лишь женщина, в конце концов, и ты знал, что это будет короткая встреча.

— Нет, она не короткая. Нет. Я намерен сохранять ее и этот замок так долго, как смогу. Если ты не можешь поддержать меня в этом, тогда уезжай.

— Я никуда не поеду, пока не уедешь ты. Но как твой друг и твой командир, я должен отговорить тебя от этого. Ты не можешь спать с ней.

Иво подтянулся и повернулся к Бранду, встречаясь с его глазами спокойным пристальным взглядом.

— Ты дал мне совет, твой долг исполнен. Сейчас иди вниз. Моя жена ждет тебя, чтобы обучить игре в шахматы. Скажи ей, что я вскоре присоединюсь.

Глаза Бранда гневно сузились от интонации Иво. Он дернул ручку двери, открыв ее, задерживаясь на пороге достаточно долго, чтобы сделать окончательное, краткое предупреждение:

— Не делай этого.

Иво стоял в пустом соларе, кровь пульсировала в его голове, когда он пытался подавить в себе желание пустить стрелу в чертова ворона. Будь проклят Ари и его видения. Он не может быть прав. Боги никогда не допустили бы проклятия младенца только для того, чтобы помучить нескольких рядовых воинов — даже Рэн и Локи не были злобными. Но это должно быть ложью.

Он все еще боролся со своим гневом, когда снизу до него донесся голос Алейды. Она начала рассказывать о пешках и объяснять, как они ходят. Скоро она сделает так, как он ее просил: поднимется наверх в постель, сбросит свое платье и юбку, откинется на спину, готовая одарить его своим телом. И тогда… он скажет ей что? Что он никогда не сможет принять это дар снова? Это был его долг. Он был ее мужем.

Зарычав, он развернулся и ударил кулаком о стену. Тонкая штукатурка треснула, и пыль закружилась вокруг него, словно дым из кадила священника. Боль очистила его разум, дала ему что — то, чтобы сдержать его ярость. Через какое — то время он взял себя в руки, стряхнул легкий слой белой пыли, который лежал на его плечах и направился к лестнице, избегая даже смотреть на жердочку, где сидел ворон.

Бранд уже сделал первый ход. Для того чтобы обучить его, нежели играть против, Алейда привлекла к участию отца Теобальда, в то время как сама села рядом с Брандом и давала советы по поводу ходов и стратегии. Иво проигнорировал пустой стул рядом с ней и встал по другую сторону стола, откуда он мог делать вид, что наблюдает за игрой, припавши к рогу с элем, который ему кто — то навязал. В действительности же, он не видел ничего, кроме Алейды.

Поскольку игра продолжалась, все больше людей собиралось вокруг стола, чтобы наблюдать за ней. И вскоре воздух вокруг них стал спертым. Алейда подняла руку, чтобы подавит зевок.

— Мои извинения.

Она продолжала игру, обучая Бранда с терпением и добрым юмором, которых ей, тем не менее, так не доставало в отношениях с Иво. Но немного позже она снова зевнула, на этот раз шире, и опять извинилась, при этом ее пристальный взгляд был прикован к Иво, что заставило его понять, что это был ее способ покинуть зал без смущения. Ее скромность напомнила ему, какой нескромной он сделал ее прошлой ночью, и желание всколыхнулось внутри него. Каждое движение, которое она делала, начинало говорить ему о сексе: от колыхания ее груди, когда она наклонялась над доской, чтобы показать ход, до способа, каким ее пальцы обвивались вокруг захваченной ладьи. Даже наблюдая за тем, как она потягивала вино, он воспламенялся, глядя на ее руку, державшую кубок, на ее язык, слизывающий с губ случайную капельку. Я научу ее использовать свои руки и рот, сказал он Бранду. Этот рот. Этот быстрый язычок. Он сжал так крепко свой рог с элем, что тот затрещал. Он осушил его и попросил другой.

Наконец, она зевнула в третий раз.

— Простите меня. Кажется, я не в состоянии держать мои глаза открытыми.

Она поднялась и оглядела тех, кто стоял вокруг, наблюдая за игрой. Ее взгляд натолкнулся на главного конюшего.

— Освальд, ты хорошо играешь. Побудь наставником сэра Бранда вместо меня.

— С удовольствием, миледи, — сказал Освальд, выступая вперед, чтобы занять ее место.

— Будь осторожен, — предупредила она, когда направлялась к лестнице. — Отец Теобальд любит своих слонов. Хадвиза, Беата, пойдёмте со мною.

Ее уход стал сигналом для других женщин оставить зал. Через некоторое время остались лишь мужчины, но гвалт увеличивался и становился все непристойнее, поскольку они расслабились. В попытке убедить себя не идти к ней, Иво пытался обратить свое внимание на игру.

Через некоторое время женщины из свиты Алейды, оставив ее одну наверху, ожидающую его, возвратились и ушли, чтобы присоединиться к другим женщинам. Осознание этого встряхнуло его, и игра не могла уже более его удерживать.

— Сейчас я иду отдыхать, — сказал он, смотря поверх головы Бранда, чтобы не видеть его предупреждающего взгляда. — Остальные делайте, что пожелаете.

Отец Теобальд поднялся.

— Милорд, я увижу вас утром на мессе?

— У меня есть дела, из — за которых я рано уеду.

— Но вас не было и сегодня утром, милорд, и …

— Это не поможет, святой отец.

Иво ожидал этого, но сегодня он не хотел этим заниматься. Вначале он осознал власть, которую церковь одобряла вместе с норманнами. Он научился имитировать христианскую речь и движения, чтобы находиться среди них, и в конечном итоге он даже оценил религию, а образ их Бога и Его мертвого Сына ясно соответствовал обществу Одина и Балдура. Но их священники были другое дело. Они были женоподобными и суровыми, и говорили они очень много, особенно этот. Особенно сейчас.

— Сэр Бранд и я выезжаем каждый день перед рассветом. Поэтому у нас нет возможности посещать мессу вместе с другими.

— Но Вы должны осознавать важность присутствия ради ваших душ, милорд.

Иво выругался про себя. Священник не собирался оставлять его в покое, а Алейда была наверху, ожидающая его. Готовая.

— Конечно, святой отец. Вы приходите в Олнвик каждое воскресение, чтобы провести службу, правильно?

— Да, милорд. После, я служу мессу в Лесбери.

— В таком случае, каждый воскресный вечер Вы будете оставаться и служить мессу специально для Бранда и меня.

Глаза Бранда резко блеснули при этом, но Иво свирепым взглядом заставил его промолчать.

— Вы также каждый вечер посещаете Олнвик по другим служебным обязанностям.

— Месса по ночам? Это неправильно, милорд.

— Вам заплатят жалование за дополнительные службы, а также предоставят постель и питание в те вечера, когда вы должны будете здесь находиться.

Обещание серебра и еды произвело чудеса даже по отношению к нарушениям правил.

— Ну… Я полагаю, что лучше ночами, чем вообще никогда. Если вы дадите мне некоторое время, милорд, то я приготовлюсь …

— Не сегодня, — ответил Иво, уже сожалея об этом. — Сегодня у вас есть хлеб и тюфяк на ночь. Воскресенье наступит достаточно скоро.

Священник выглядел несчастным, но он склонил свою голову:

— Как пожелаете, милорд.

— Садись, священник, — пробормотал угрюмо Бранд, явно чувствующий отвращение к Иво за все итоги этого вечера.

— Твой ход.

— Хм? О, — отец Теобальд пристально посмотрел вниз на доску и передвинул своего слона, чтобы забрать коня.

— Вам шах, мессир.

— Хм? — лицо Бранда омрачилось, когда он стал изучать положение фигур. — Как ты это сделал? Овальд, объясни.

Когда главный конюший засмеялся и наклонился вперед, Иво развернулся на пятках и направился наверх к своей жене.

Она ждала его, как ей следовало ждать прошлой ночью, сидя посереди кровати с распущенными волосами, окружавшими ее подобно медной мантии. То, как она прижала к себе меховое покрывало, пытаясь удержать его, чтобы прикрыть наготу, показывало, что она все еще немного нервничает. Но когда ее глаза встретились в его глазами, он увидел в них также желание и готовность, которой не было в начале прошлой ночи. Внезапно он вспыхнул.

Ари должен ошибаться.

Он сбросил одежду, словно она обжигала его. Свою тунику и рубашку он сдернул прямо возле двери, обувь сбросил, пересекая комнату, чулки скинул около кровати. Не делай этого. Отзвук слов Бранда остановил его. Он стоял там, умирающий от желания, с рукой, замершей на завязках брэ, неспособный пошевелиться.

— Милорд?

Ее брови нахмурились от беспокойства.

— Ты нездоров?

Он медленно покачал головой.

— Я только думал о том, какая ты красивая Алейда из Олнвика.

Даже в тени кровати он мог увидеть ее румянец.

— Ты льстишь мне, милорд.

— Правда — не лесть.

Он протянул руку к ее щеке, намериваясь привлечь ее к себе для долгого, опьяняющего поцелуя, который бы оставил ее влажной и желающей …

Оно уже звучит в твоем голосе. Его рука замерла на полпути к ней.

Бранд был прав. Он не мог сделать этого. Если он сейчас дотронется до нее, если он сегодня ночью позволит ей прикоснуться к себе, он должен будет обладать ею. Он не сможет остановить себя, чтобы не проникнуть в нее, чтобы не излиться в нее, гораздо больше, чем прошлой ночью. Лучше подождать несколько дней, пока он не обретет над собой контроль, пока осознание ее плоти не будет столь ярким и живым, и пока он не будет столь охвачен желанием. Со стоном, он отдернул руку.

— Ты не здоров, — сказала она твердо.

Она встала на колени, протянула руку и прижала к его лбу. И этого одного простого движения было достаточно, чтобы заставить его опрокинуть ее на спину и взять.

— У тебя нет лихорадки. Возможно, за обедом ты съел что — нибудь не то.

— Нет, я в порядке. Я только … — Он подыскивал какое — нибудь оправдание. — Слишком скоро. Тебе будет больно.

— О, — она дважды моргнула, откинувшись назад. — Я не … я …

Ее румянец опустился вниз до самого мехового покрывала.

Сдерни его, побуждала его одна половина, которая не верила видениям. Посмотри, какими розовыми стали ее груди. Прижми ее. Попробуй ее. Возьми ее. Ари ошибается.

— Тебе будет больно, — грубо повторил он. — Я потребовал слишком многого от тебя прошлой ночью. Ложись, Алейда. Спи. Я не лягу сегодня с тобой.

Когда он завязывал завязки на брэ, она пристально смотрела на него, поджав губы в одну тонкую сердитую линию.

— Что?

— Ничего, — сдержанно сказала она.

— Ноги Господни, женщина, что? — От расстройства он закричал, и она вздрогнула. Он обуздал свой темперамент, и попробовал спросить снова, более спокойно:

— Почему сейчас ты такая грустная со мной?

Ее глаза сузились, когда она изучала его.

— Ты действительно не знаешь? Святые угодники, ты … Если ты меня сейчас оставишь, после сегодняшнего утра, мое унижение будет полным.

— Я не ухожу, — солгал он.

Он собирался спуститься вниз, держаться от нее подальше этой ночью, насколько сможет, чтобы не искушать себя. Но она права: будет еще одна тема для разговоров, которая никому их них не нужна, меньше всего ему, если намеривался продолжать владеть Олнвиком. Для этого даже больше чем в ней он нуждался в расположении людей и доверии. Ему только нужно соблюдать дисциплину.

— Я только оставлю свои штаны, как защиту от твоего очарования, жена, чтобы я вдруг не проснулся и не обнаружил, что был охвачен похотью и взял тебя во сне. Подвинься.

Иво понадобилось мгновение, чтобы потушить свечи, оставив лишь масляную лампу на ночь. Он быстро помолился про себя Фрейе, чтобы уменьшила его желание на ночь, затем скользнул под простыни, пытаясь не обращать внимания на тепло, исходящее со стороны Алейды, и несущее ее запах. В расстройстве он ударил кулаком по подушке, словно пытаясь придать ей соответствующую форму перед тем, как откинуться на спину. Если бы она там лежала …

Безмолвно, они прижалась к нему.

— Алейда.

— В комнате прохладно. Я замерзла, ожидая тебя.

Она попыталась положить свою голову ему на плечо, но это было неудобно ни для одного их них. Вздохнув, он обвил свою руку вокруг нее и притянул ближе. Она свернулась калачиком у его бока.

— Спасибо, милорд.

— Иво, — ответил он, не подумав, и жар начал накаляться между ними. Он впился пальцами в одеяло и пристально смотрел на драпировки над головой.

— Спи, Алейда.

— Ты ранен, — внезапно сказал она, дотрагиваясь до его руки, которая лежала на ее плече.

Иво приподнял свою руку, чтобы взглянуть. Она покрыта синяками и распухла, а тонкая полоска крови указывало место, где он разбил сустав пальца о стену.

— Ничего страшного.

— Она так не выглядит.

Она прижала свои губы к разбитому суставу, и когда она это сделала, ее голая грудь выскользнула из — под одеяла. Желание нахлынуло на его тело, подобно сильному потоку через фьорд, и в одно мгновение, он был уже сверху нее, прижимая ее к матрасу. Но он застыл в нерешительности, готовый, и ее глаза говорили, что она будет ему рада. Только еще раз, сказал он сам себе. Он сможет обладать ею еще один раз без волнения. Ари ошибался, так или иначе. Он склонил свою голову, чтобы поцеловать ее. Ее рот открылся ему навстречу, и в то же мгновение, в его мыслях, мягкий выдох из ее груди превратился в крик, когда она наблюдала, как ее ребенок улетал. С проклятием, он откинулся назад, на подушку.

— Милорд? — В ее голосе звучало потрясение, на гране слез.

— Я сказал тебе, мы не можем заниматься этим.

Он успел произнести эти слова без гнева, хотя сейчас он не был в этом уверен. Как он мог даже подумать …?

— Спи, мой цветочек.

Она молчала довольно долго, и он подумал, что она действительно послушалась его, когда ее голос донесся из темноты.

— Ты уезжаешь завтра утром?

— До рассвета, — ответил он. Сейчас он едва владел собой, и если она будет так много двигаться, он не мог быть уверенным в том, что он сделает. Он глубоко вдохнул и сказал настолько мягко, насколько он мог:

— Спи, мой цветочек.

Пожалуйста, Фрейя, заставь ее заснуть.