"Алмаз, погубивший Наполеона" - читать интересную книгу автора (Баумголд Джулия)16 «BONJOUR»Я встретился с ними после всего этого. Я, родившийся в знатной андалусийской семье в «замке» Лас-Каз в Верхней Гаронне (Лангедок), был представлен королю Людовику Шестнадцатому и королеве Марии-Антуанетте весной 1790 года, когда мне было двадцать три года. Мой кузен маркиз де… призвал меня в Париж из моего монархического гнезда в Водрейле, где, забавляясь, мы выбирали, чем будем заниматься, какую работу сможем получить, когда станем эмигрантами. Как оказалось, я был последним, представленным по закону, в соответствии с которым нужно было доказать, что ты происходишь из старинной знати. С XV века моя семья сражалась во французских войсках. Когда мой предок отправился сражаться с маврами в Испанию и выказал большую храбрость, король Португалии даровал ему «todas las cases» (все дома) рядом с полем боя. В моей семье насчитывались многие поколения солдат и рыцарей. После меня подобных доказательств уже не требовалось. Я был представлен как Лас-Каз, потому что люди тогда носили свои самые старинные имена. Я пересек Монтобан и поселился в «Отель де Тулуз». Я шел к Тюильри через сад, где прогуливались шлюхи и в фонтанах росли бурые водоросли. Во дворце рабочие, стоя на лестницах, приводили в порядок порушенное, в чем не было особой необходимости. К тому времени король и королева уже стали узниками. Хотя никто не знал, чем именно все кончится, этим последним дням была присуща особая сладость — сладость плода, какая присуща ему утром того дня, когда он начнет гнить. Король и королева просто ждали, и все же для меня ничто не могло затмить их великолепия. Они только что вернулись после омовения ног (уже вымытых) двенадцати беднякам, что они делали в Великий Четверг перед каждой Пасхой. Король выливал ковш воды, а Мария-Антуанетта вытирала. Мой кузен провел меня в бильярдную комнату в галерее Дианы, где герцог де Виллекер представил меня — «сын маркиза де Лас-Каза, владелец Ла Коссад де Пилоран, Ламота и Дурна» — королю. Принцесса де Шимей представила меня королеве, сестре короля Мадам Элизабет и его брату Месье (графу Прованскому, который станет Людовиком Восемнадцатым и нашим врагом). Месье был очень толст и приятен в общении. Королева оказалась дороднее, чем я предполагал, и ее губы кривились, словно она пыталась подавить зевок. Потом ей удалось слегка улыбнуться, и в этой улыбке сказалось ее презрение к моей молодости и незаметности. Она не походила на то создание, которое видели скользящим по полу, подобно торопливому неземному духу, эта королева, самым сокровенным желанием которой была частная жизнь. У нее была оттопыренная нижняя губа австрийских императоров, и длинная шея поддерживала ее прекрасную голову со светлыми пудреными волосами. Я видел на ее лице печать, наложенную смертью двух детей. Король, которому тогда было всего тридцать пять лет, глядя вдаль поверх моей головы, сказал тихим надтреснутым голосом: — Бриллиантовые пуговицы на его камзоле были застегнуты неправильно, и между полами камзола торчал сбитый в комок шелк. Он прищурился и посмотрел вниз, словно ему было трудно разглядеть меня. Все Бурбоны близоруки. А потом отвернулся, хоть я и был его последним вновь представленным аристократом. Походка у него была тяжелой, как и его удовольствия, которые состояли в убийстве оленей, изготовлении замков и каменной кладки. Я рассказал императору, как однажды, в бытность свою при дворе, наткнулся на короля, склонившегося над бронзовым замком какой-то двери. Он как будто устанавливал его. — И что вы сделали? — спросил меня император. — Попятился — и побыстрее. — Расскажите о них еще, — приказал он. — Они были… унижены. — В них уже появилось что-то от — Нет, сир, ни в коем случае. Даже тогда. Они были другой породы, хотя и мельче, чем могли бы быть. Я сказал императору, что порой, взглянув на человека, чувствуешь, что он, хотя и прожил уже самое интересное время своей жизни, все же сохраняет следы пережитого, и в этом таится его привлекательность. Король был вместилищем многих поколений королей и дворов, поклонов и церемоний, празднеств и войн. Мне было позволено находиться в комнате короля во время королевских Во время королевской игры в карты я оставался Из-за своей близорукости король не мог точно определить расстояние и наступал на того, к кому адресовался, заставляя человека пятиться до стены придворных и ловя его в ловушку волнующей мимолетной славы, когда прощался, произнося какую-нибудь безобидную банальность. Я поехал в замок Медон рядом с Версалем, где с удивлением увидел, как король въезжает на лошади прямо в салон. Впервые я видел тех женщин, которым приходилось наклонять голову и боком протискиваться в дверной проем. Я научился говорить на их языке, но был слишком молод, робок и диковат. Говорил я очень мало и, боюсь, очень плохо. Все они казались мне слишком быстрыми. Я сказал маркизу, который представил меня ко двору, что монархи великолепны, но мне здесь трудно. Под наслоениями церемоний они казались и вправду напуганными. Это был тот же дискомфорт и особая грусть от ощущения своей неуместности, которые ныне я вижу в императоре. Короли Бурбоны всегда имели привычку переступать с ноги на ногу, и я видел, как король делает это, словно ему трудно удержать вес собственного тела. Он и королева были мягкими и рассеянными среди приводящей в ужас грубости страны; все старые привычки и церемонии больше не служили им защитой. Для супружества, которое началось с такого ужаса и разочарования, король и королева под конец словно доросли до неистовой безнадежной любви, которая приходит, когда люди согласны пойти на компромисс. Они часто смотрели друг на друга. С этими своими маленькими носами, похожими на клювы, они походили на двух гордых редких птиц, парящих на ветрах вымирания. Император сказал, что Людовик Шестнадцатый открыто сопротивлялся, и, обладай он храбростью и усердием Карла Первого, короля, судьбу которого он изучал, он победил бы. Аристократия, духовенство, армия — все поддерживали его, как и иностранные правительства. (Разумеется, о том, что Карл Первый потерял-таки голову, я не стал напоминать.) — В Англии смерть короля привела к республике; во Франции рождение республики привело к смерти короля, — сказал император для моего «Мемориала». Откуда взялась монархия? Кто был первым королем Франции? Первым королем был самый лучший солдат. После чего королем стал сын самого лучшего солдата. Франция, всегда бывшая воинственной страной, короновала своих солдат. Людовик Шестнадцатый не был солдатом; его бледная кровь текла медленно, в ней было слишком много жира, сомнений и манерности. Храбрость и упорство, создавшие первых королей-солдат, превратились в благородную уступчивость и спокойствие, которые всегда приходят вместе с беспомощностью. Их тогдашняя жизнь в Тюильри была богата только несчастьями. Король гулял в своем саду, подобострастно кланяющиеся придворные были заменены шестью гренадерами из буржуазной милиции во главе с офицером из его челяди и одним пажом. Двери дворца, когда он возвращался, были открыты дл каждого, хотя королева еще гуляла с одной из дам, а стража шла за ней по пятам. За ней шествовала толпа незнакомых людей. Они были узниками, хотя народ все еще снимал шляпы перед ними. И вот тогда я тоже уехал и присоединился к эмигрантам в Вормсе, в Германии. Я вступил в армию принца Конде, чтобы сражаться и спасти тех, с кем я только что познакомился. Но сначала мы танцевали. Король и королева решили бежать в армию маркиза де Буй в Метц, но все пошло не так. Граф Ферсан, бывший некогда любовником королевы, устроил побег 20 июня 1791 года. Он или его бывшая любовница заплатили за большую зеленую берлину, которая должна была увезти монаршую чету. Мария-Антуанетта начала бегство ради спасения своей жизни с того, что заказала полный набор дорожного платья для себя и своих детей. Также она заказала самый искусный В середине мая, за месяц до побега в Варенн, королева и мадам Кампан выложили ее личные драгоценности, бриллианты, переложенные ватой, на диван в кабинете. Они были готовы к упаковке в шкатулки из красной марокканской кожи, помеченные вензелем и гербом Франции. Это заняло целый вечер, а потом королева пошла играть в карты, оставив свой кабинет запертым, а драгоценности выложенными. («Регент» и бриллианты короны были уже переданы Ассамблее.) Дама, заведующая гардеробом, шпионка, имевшая дубликат ключа, вошла и увидела эти приготовления. Шпионка написала донесение Лафайету и прочим, поведав о своих подозрениях, что королева собирается бежать. Месяц спустя побег состоялся. Говорят, Мария-Антуанетта заблудилась, оставив Тюильри, и бродила по улицам Парижа, переодевшись горничной, целый час. Наконец они выехали в большой модной карете, с несессером и чайным сервизом, с сестрой короля и графом Ферсаном, бывшим любовником, который некоторое время правил лошадьми. Король, переодетый камердинером, высунул в окно свою немыслимую голову. К несчастью, поскольку его профиль был отпечатан на бумажных ассигнациях, его узнали. К тому же мало кто походил на этого человека. Все пошло не так. Они не смогли связаться с гусарами и войсками, они не могли получить свежих лошадей, за ними гнались, их задержали в каком-то городишке и провели в какой-то домик. — Какая наглость! Какая жестокость! Подданные имеют безрассудство отдавать приказания своему королю и дочери цезарей! — сказала королева своим поимщикам. В ту ночь волосы Марии-Антуанетты поседели и иссохли под ее цыганской шляпой. Она послала принцессе де Ламбаль кольцо с этими новыми волосами, на кольце было выгравировано «Побелели от горя». Принцесса вложила кольцо мне в руку, когда мы оба жили эмигрантами в Кобленце, и слеза скатилась по ее набеленному лицу. От кольца меня бросило в дрожь. Королева отдала коробку с личными бриллиантами Леонару, своему парикмахеру, который выехал в Брюссель в ту же ночь, когда они не смогли уехать. Поэтому, оказавшись за решеткой, король и королева Франции были вынуждены одалживать деньги. В день после неудавшегося побега в Варенн Ассамблея собралась и проголосовала за то, чтобы сделать опись драгоценностей в Гард Мебль. Потом опись называли «Вклад короны», или «Цивильный лист». Тьерри де ла Виль д’Авре, который к тому времени демократизировал свое имя до Марка-Антония Тьерри, наблюдал за инвентаризацией. «Великий Санси», «Гортензия», «Бриллиант о пяти сторонах», огромные священные ордена лежали на подушках из бледного шелка в отделениях длинного красного кожаного сундука с драгоценностями. Когда Тьерри дошел до «Регента», сверкавшего одиноко и ни с чем несравнимо, он, глядя на этот бриллиант, подумал: «Что-то с ним станется?» Уильям Питт Младший, второй сын лорда Четэма, был тогда премьер-министром Англии. Уже почти десять лет он был хозяином этой страны, в то время как Наполеон в чине капитана, изгнанный с Корсики, только что прибыл во Францию. Питт стал канцлером министерства финансов в двадцать три года и первым министром — всего в двадцать четыре. Мария-Антуанетта отчаянно пыталась связаться с Питтом, чтобы узнать его мнение о революции, выяснить, может ли он их спасти. Она помнила молодого Питта, бывшего при ее дворе, помнила, как подшучивала над ним по поводу бакалейщика, который введет его в общество. В то же время она боялась Питта и говорила мадам Кампан: — Я никогда не произносила имени Питта, но я чувствую смерть у моего плеча. Затем она почувствовала, что Питт — враг Франции, что он хочет отомстить за поддержку, которую Франция оказала американцам в 1781 году. Она даже полагала, что Питт способствовал революции во Франции. И все же она хотела знать его мнение. Королева просила принцессу де Ламбаль попытаться добраться до Питта через герцогиню Гордон, которая обладала большим политическим влиянием. Принцессе не удалось это сделать. Королева после Варенна наполовину приглашала, наполовину предостерегала принцессу от возвращения к ней, она писала: «Многие вокруг нас утверждают, что видят будущее так же ясно, как солнце в полдень. Но, признаюсь, мой взгляд по-прежнему затуманен… Если мы не увидим вас, пришлите мне результаты вашей беседы у края пропасти». «Край пропасти» был ее код для Уильяма Питта. Мария-Антуанетта любила коды и шифры и писала иностранным властям шифром, основанным на определенном издании романа Бернадина де Сен-Пьера «Поль и Виргиния» (любовный роман, который нравится императору и который я читаю ему по ночам перед сном). Роковой бриллиант, изъятый у короля Франции и запертый в Комитете общественной безопасности, связывал Питта с королевой Франции. Что это был за путь! Людовик Шестнадцатый, потомок того, кто отказался купить бриллиант Питта, теперь надеялся, что правнук Питта поможет ему сохранить трон, а Мария-Антуанетта, потомок Мадам, чей сын купил «Регент», молила могущественного Питта о помощи. В то время я еще не принимал участия в войне. Я посещал с принцессой де Ламбаль эмигрантские салоны и балы-маскарады в Экс-ля-Шапель. Королева писала принцессе, что она и король находятся в когтях «племени тигров». Она велела не возвращаться к ней, но принцесса понимала, что это значит, и вернулась к своей подруге в середине ноября. |
||
|