"Все Грани Мира" - читать интересную книгу автора (Авраменко Олег)Глава 2 Знамение судьбыВопреки нашим с Леопольдом надеждам, Инна не появилась ни в первой половине дня, ни в обед. Мы уже истомились от ожидания, кот шатался туда-сюда по квартире, всё посматривал на часы (по положению стрелок он мог определять время) и недовольно, встревоженно, даже обиженно мурлыкал, упрекая свою хозяйку за такое, по его мнению, пренебрежение с её стороны. Я убеждал его, что Инна, возможно, не виновата, ведь всё зависело от того, когда вернётся её подруга Наташа; но Леопольд не желал меня слушать и продолжал ныть. А я поначалу честно пытался сосредоточиться на работе, но был так рассеян, что раз за разом допускал грубейшие и глупейшие ошибки. В конце концов я махнул на всё рукой — как говорится, работа не волк, в лес не убежит, — выключил компьютер, лёг на диван и принялся перечитывать новозаветное Откровение. В целом, я индифферентно относился к Евангелиям от Марка, Павла и Матфея, а также к Деяниям и Посланиям; зато меня очаровывала сложная, запутанная и проникнутая мистицизмом символика отца христианского богословия, апостола Иоанна. — Знаешь, трудно представить, что это по Божьей воле будут твориться такие безобразия, — сказал я Леопольду. — Но, если допустить что Бог и Дьявол — разные проявления одной и той же вселенской сущности, то… Однако кот был не в том настроении, чтобы интеллигентно дискутировать со мной на теологические темы. Из уважения к читателю — как к человеку и христианину, — я не стану цитировать его ответ. В отличие от нас двоих, кошечка Лаура была само воплощение спокойствия. Почти всё это время она лежала на мягком ковре, свернувшись калачиком, и безмятежно дремала. Только в четверть шестого раздался звонок в дверь. Я закрыл книгу и встал. — Наконец-то! — Ну же, открывай! — поторопил меня Леопольд. — Это она, точно она. Я улыбнулся, с заговорщическим видом подмигнул коту и пошел открывать дверь. …Прежде чем она произнесла хоть слово, прежде чем Леопольд с радостным мяуканьем вскочил ей на руки, мне стало ясно, что я погиб — окончательно и без надежды на спасение. Другими словами, я полюбил её с первого взгляда. Полюбил её всю — её ласковые васильковые глаза, длинные вьющиеся волосы цвета спелой пшеницы, алые губы, чуточку курносый нос, изящные пальцы, сжимавшие перекинутый через плечо ремешок её сумочки, даже каждую веснушку на её милом лице я полюбил. А когда я наклонился, чтобы подать ей комнатные тапочки, то от близости её стройных ног, обтянутых тонким шёлком колготок, совсем обалдел… Думаю, на свете найдётся немало женщин, которые объективно красивее Инны, но вряд ли сыщется такая, что была бы Когда я немного пришёл в себя — ровно настолько, чтобы более или менее трезво оценивать происходящее и сознательно контролировать свои мысли и поступки, — мы с Инной уже сидели в комнате (я на краю дивана, она в кресле) и выслушивали болтовню Леопольда на предмет его огромной радости снова видеть свою хозяйку. Мы оба были очень взволнованы. То и дело встречались взглядами, но тут же смущались и торопливо отводили глаза. Она сосредотачивала внимание на своих руках, а я — в основном на её ножках. Невесть сколько времени так прошло — мне казалось, целая вечность. Инна первая нарушила наше молчание и, воспользовавшись паузой в речи кота, робко произнесла: — Не знаю даже, как вас благодарить… — Не за что, — пробормотал я, млея. — Мне даже было приятно… — Вот… — Она достала из своей сумки бутылку шампанского. Настоящего шампанского из Шампани, а не какого-то суррогата. — У меня было… — Что вы! — Я энергично замахал руками. — Я не могу… (Позже, вспоминая начало нашего разговора, я каждый раз приходил к одному и тому же выводу: мы вели себя, как две застенчивые барышни из бездарного фарса викторианских времён.) — Прошу вас, — настаивала Инна. — Вы утруждали себя лишними хлопотами. Ездили в университет. Тут вставил своё веское слово Леопольд: — Что правда, то правда. Владислав принял близко к сердцу мои беды. А ты почему так долго не появлялась? — Я не виновата, котик, — ответила Инна. — Как только Наташа мне позвонила, я сразу поспешила к тебе. — Значит, это Наташа! Ну, я ей задам… — Она тоже не виновата. Просто задержалась и лишь недавно приехала. — Инна вновь протянула мне бутылку: — Возьмите, это от души. — Вы, наверное, держали её для какого-то знаменательного события… Леопольд опять вмешался в наш разговор, но на этот раз очень кстати. Кот, что называется, сделал ход конём. — А разве сегодня не знаменательный день? — Он притворился возмущённым. — Я нашелся, вы познакомились, к тому же у меня появилась подруга. — И он указал лапой на Лауру. Наши лица мигом просветлели. Мы облегчённо вздохнули и обменялись тёплыми улыбками. Я готов был расцеловать кота — он помог нам выпутаться из неловкого положения. — Такое событие грех не отпраздновать, — сказал я. — Может, и правда выпьем по бокалу? Инна молча кивнула. Я расценил это, как знак согласия, взял из рук Инны бутылку, откупорил её и наполнил два бокала пьянящим зельем. Коты по такому поводу получили полное блюдце сметаны. Я не раз слышал, что шампанское, даже в небольших количествах, очень опасно влияет на молоденьких девушек. Не знаю, относится ли это ко всем молоденьким девушкам, но, по крайней мере, на Инну шампанское действует безотказно. Уже после нескольких глоточков она перестала смущаться, мы тут же перешли на ты и вскоре так оживлённо разговорились, что Леопольд обиженно надулся — он привык всегда быть в центре внимания, а мы с Инной, увлечённые друг другом, почти не замечали его. Я немного рассказал о себе, а Инна — о себе. Как я уже и сам догадался по её фамилии и лёгкому акценту, она была полькой, но родилась и выросла в нашей стране. Её отец, мать и младший брат жили во Владимире — конечно, не в Суздальском, что в России, а в более древнем, хоть и менее известном, на Волыни. Когда Инна поступила в университет, родители купили ей в Киеве квартиру, на которую не пожалели денег, поскольку были твёрдо убеждены, что общежитие — не место для порядочной девушки. Зная университетские общаги не понаслышке, я должен был признать, что родители Инны — люди мудрые и осмотрительные. Потом, к большому удовольствию Леопольда, мы поговорили о нём и вскоре пришли к заключению, что как он сам, так и его способность разговаривать — настоящее чудо. Просто невероятное чудо — однако, по нашему мнению, если бы мир был насквозь материалистичным и в нём не существовало чудес, жизнь была бы скучной и безрадостной. В восторге от общности наших взглядов на массу вещей — от политики до философии — мы поцеловались. Разумеется, как брат и сестра. Правда, при этом я совсем не по-братски затянул поцелуй, а Инна задрожала, как осиновый лист, хотя сделала вид, что ничего особенного не произошло. После этого инициативу перехватил кот. Он рассказал Инне обо всём, что случилось с ним в последние два дня: о похищении, об аварии, о встрече со мной, о нашем визите в университет, о старичке возле физического факультета и, конечно же, о памятной поездке на троллейбусе. Теперь у меня совсем не холодело в груди при воспоминании о том приключении; напротив, всё случившееся казалось просто уморительным. Мы с Инной смеялись до упаду — как дети. Именно тогда мы с удивлением обнаружили, что шампанское неожиданно быстро закончилось. Или мы его так усердно пили, или оно частично испарилось — кто знает. Леопольд придерживался первой версии; мы же настаивали на второй. Расстроенная Инна упрекала себя в том, что пожадничала и принесла только одну бутылку. Она была безутешна, и, в конце концов, мне пришлось покаяться ей, что у меня припрятано три бутылки домашнего вина маминого приготовления. Инна игриво, даже слишком игриво, пристыдила меня за скаредность и потребовала немедленно нести вино, потому что её донимает жажда. Чтобы вы знали, мои родители живут на юге, в исконно винодельческом крае, а моя мама — спец по части приготовления красных вин. Её вино имеет одну интересную особенность: на вкус оно кажется не крепче сока, но шибает в голову будь здоров. Я совсем забыл предупредить об этом Инну, просто забыл — без всякого умысла… Впрочем, я сильно сомневаюсь, что в своём тогдашнем состоянии она прислушалась бы к моим советам. Итак, мы потихоньку пили вино моей матушки, болтали, танцевали, опять пили — и не заметили, как оба напились в стельку. Моя память начала давать сбои уже на второй бутылке. Последнее, что я запомнил из того вечера, это как мы обнявшись танцевали под какую-то медленную музыку, голова Инны была наклонена к моему плечу, а я, жадно хватая губами её волосы, раз за разом повторял про себя: «Сейчас я сдурею!» И действительно — сдурел… Проснувшись на следующий день, я с удивлением обнаружил, что голова у меня не болит, мысли необычайно чёткие и ясные, а тело свежее и отдохнувшее, словно накануне я употреблял исключительно безалкогольные напитки. А между тем, я точно знал, что вчера вечером слегка перебрал — да так слегка, что не мог вспомнить, когда именно и каким образом очутился в постели. Впрочем, долго удивляться отсутствию похмельного синдрома мне не пришлось. В следующий момент я сделал открытие, которое заставило меня забыть обо всём на свете: в постели я был не один! Рядом со мной, вернее, в моих объятиях, лежала очаровательная девушка. Инна… Мы проснулись одновременно. Нас разбудил Леопольд, который громко, с непередаваемым мяукающим акцентом, выкрикивал: — В Багдаде уже полдень! В Багдаде уже полдень!… Несколько секунд мы смотрели друг другу в глаза и глупо улыбались. Тёплое дыхание Инны приятно щекотало мой подбородок. От прикосновений её обнажённого тела меня охватывала сладкая истома. Моя рука лежала на её бедре и совершенно безотчётно поглаживала его… Вдруг в глазах Инны появился испуг. Она резко отстранилась от меня, села в постели и растеряно огляделась вокруг. — Господи! — прошептала она в отчаянии. — Господи!… Что ж это такое?! — Весна, — коротко объяснил Леопольд. Достаточно было беглого взгляда на постель, чтобы всё стало ясно. Я поднялся, рявкнул коту: «Брысь!», присел рядом с Инной и несмело обнял её за плечи. Лицо Инны было мокрым от слёз. Я пытался высушить их нежными прикосновениями губ, но они всё катились и катились не переставая. — Я знала, — первой нарушила гнетущее молчание Инна, — это должно было когда-то случиться… Но я не думала… чтобы вот так… — Прости, родная, — виновато сказал я. — У меня это тоже впервые, и я… ей-богу, я не знаю, что делать… Мне очень жаль, поверь… День был ясный, солнечный, но прохладный; к тому же вечером кто-то из нас открыл дверь на балкон и забыл её закрыть. Очень скоро я начал дрожать от холода, поэтому встал и принялся второпях одеваться. Тем временем Инна молча стянула с дивана простынь и, смущённо взглянув на меня, убежала в ванную. Вслед за тем оттуда послышался плеск воды вперемежку с громкими всхлипываниями. Одевшись, я посмотрел на часы. Как ни странно, Леопольд оказался прав: в Багдаде как раз был полдень. А в Киеве было одиннадцать утра… Я тяжело вздохнул и стал подбирать с пола её одежду. Походя я удивлялся тому, как женщины любят усложнять себе жизнь — взять хотя бы их наряды. Из мрака забытья, окутывавшего события вчерашнего вечера, вдруг вынырнул один эпизод — как я раздевал Инну. Мне стало стыдно: судя по всему, я был далеко не на высоте. И вообще, я никак не мог решить, хорошо мне сейчас или плохо. С одной стороны, этой ночью у меня была женщина, вернее, девушка — и какая девушка! С другой же, эту девушку я сначала напоил, да и сам упился до такой степени, что ничего не помнил о том, как я лишил её невинности и как расстался со своей. Чёрт знает что! Инна всё ещё была в ванной. Сложив её одежду на диване, я прошёл в кухню. Там же околачивался Леопольд; его Лаура спокойно дремала под столом. Пока я жарил яичницу с беконом, голодный кот жадно расправлялся с внушительным куском колбасы. Насытившись, он оставил объедки Лауре, а сам вскочил на подоконник, довольно зевнул и сказал: — Хороши вы были вчера! — Заткнись! — беззлобно ответил я, но в следующий момент встревожено воззрился на него. — Ах, негодяй! Ты подглядывал за нами?! — О нет, ни в коем случае, — успокоил меня кот. — Когда ты взялся расстилать постель, мы с Лаурой слиняли на кухню. — И на том хорошо, — с облегчением выдохнул я. — Ну, как она тебе? — хитро прищурившись, полюбопытствовал Леопольд. — Понравилась? — Заткни пасть! — прикрикнул я, неудержимо краснея. И, вместе с тем, не мог удержаться от улыбки: разговаривать с котом на обычные бытовые темы — ещё куда ни шло; но обсуждать с ним свои интимные переживания — в этом было что-то абсурдное, гротескное, ирреальное… Из ванной послышался голос Инны: — Влад! — Да? — Я мигом оказался под дверью. — У тебя есть что-то надеть? Ну, халат… или что-нибудь в этом роде. Я задумчиво потёр лоб. — Халатов у меня не водится. Зато могу предложить тёплую рубашку. Годится? — А она… достаточно длинная? — Да. — Тогда неси. — А больше ничего не нужно? — напоследок спросил я. — Ну, ещё… это… — Хорошо, — сказал я. — Принесу и «это». «В словах Леопольда о массе идиотских условностей есть зерно истины, — думал я, роясь в шкафу в поисках самой длинной рубашки. — После того, что случилось между нами ночью, она могла бы прямо сказать: и ещё принеси мои трусики…» За завтраком мы не проронили ни слова. Сначала Леопольд пытался завязать с нами беседу о себе (как я уже убедился, это была его излюбленная тема), но мы упорно отмалчивались, не обращая на него ровно никакого внимания. В конце концов кот обиделся, гордо замолчал и вместе с Лаурой устроился погреться возле тёплой батареи парового отопления. Поев и выпив кофе, я развесил на балконе выстиранную Инной простынь, а она тем временем помыла посуду. После этого мы вернулись в комнату, Инна села на диван, а я — в кресло. И по прежнему молчали… Наверное, это был один из тяжелейших моментов в моей жизни. Я должен был заговорить первым — и не о чём-нибудь, а о том, что случилось ночью. Я прекрасно понимал, что инициатива должна исходить от меня, но никак не мог подобрать нужных слов. «Инна, мне очень жаль, но случившегося уже не изменить…» «Инна, как только я увидел тебя…» «Инна, хоть мы познакомились только вчера, обстоятельства сложились так, что…» «Инна, я думаю, что нам нужно определится в наших дальнейших отношениях…» Я полностью отдавал себе отчёт, почему тяну с началом разговора. Буквально с первой секунды нашего знакомства я понял, что Инна предназначена мне самой судьбой, что мне нужна только она — и лишь она одна… Я уже не представлял своей жизни без неё и потому панически боялся услышать ответ вроде: «А какое мне, собственно, до тебя дело? Ты напоил меня, соблазнил, а теперь ещё смеешь говорить о чувствах. Да иди ты знаешь куда!…» Я подозревал — куда. Чтобы набраться смелости и хоть немного успокоить нервы, я закурил. Инна бросила на меня быстрый взгляд и тоже взяла сигарету. Я неодобрительно покачал головой, однако дал ей прикурить. От первой же затяжки она закашлялась. Тотчас в комнату заглянул Леопольд. — Инночка! — произнёс он укоризненно. — Что же ты делаешь? Потеря девственности ещё не причина, чтобы начать курить. Щёки Инны вспыхнули румянцем. Она со злостью погасила сигарету в пепельнице. Мне в голову закрались котоубийственные мысли. А Леопольд, обеспечив себе путь к отступлению, продолжал: — Однако странные вы существа, люди! И ты, Владислав, и особенно ты, Инна. Вспомни, что ты говорила вчера вечером. — И что же? — тихо спросила Инна, блуждая взглядом по комнате. — А то не помнишь! — фыркнул он. — «Я сошла с ума, котик! Я влюбилась!» А сегодня что — передумала, разлюбила? Я резко вскочил на ноги с твёрдым намерением швырнуть Леопольда в окно. Но кот был готов к этому и немедленно ретировался на кухню. Я чисто машинально захлопнул за ним дверь, чтобы он больше не мешал нам, а все мои мысли целиком были заняты анализом его последних слов. Наверное, с минуту я простоял в глубокой задумчивости, затем робко подступил к Инне, опустился перед ней на корточки и взял её руки в свои. — Инночка, — спросил я с замиранием сердца, — так это правда? Она потупила глаза и тихо, чуть ли не шёпотом, ответила: — Не помню. Тогда я поднёс к своим губам её руку и нежно поцеловал маленькую ладошку. — Солнышко моё, я же спрашиваю не о том, что ты говорила вчера, а о том, что ты чувствуешь сегодня. Наконец Инна подняла глаза, ласково посмотрела на меня и немного смущённо улыбнулась: — А если да, то что? И тут я вспомнил! Вспомнил всё, что случилось прошлым вечером. И ночью… Это была настоящая фантастика! Воспоминания придали мне смелости, и я уверенно обнял Инну. — Родная моя, любимая, ты же ждала принца… — И нашла его, — сказала она, прильнув ко мне. — Тебя, Владик. — Я совсем не похож на принца… — Но для меня ты принц. Когда я увидела тебя, то сразу поняла, что мы созданы друг для друга… И теперь неважно, каким я раньше представляла тебя, это уже не имеет значения. Главное, что ты мой принц, и… Не задавай глупых вопросов, лучше поцелуй меня. Мы поцеловались. Если у меня ещё был кое-какой опыт в поцелуях, то у Инны его вообще не было; но это не мешало нам целоваться пылко и страстно… Немного погодя она спросила: — Влад, это правда, что я у тебя первая? — Правда, — ответил я. — Чистая правда. Тебя это удивляет? — Ну… так, немного. Просто ты не похож на тех парней, которые сторонятся женщин. Тебе уже двадцать четыре года, и я уверена, что ты часто влюблялся. Я утвердительно кивнул: — Да, влюблялся. Но всегда влюблялся в таких девушек, которые считали, что мужчина должен первый проявить инициативу. А я всякий раз пасовал. — Почему? — Не знаю. Может быть, комплексы. Инна покачала головой: — Это ничего не объясняет. У всех нас комплексы. Людей без комплексов не бывает. Я погладил её волнистые белокурые волосы и заглянул в её васильковые глаза. Сбылась мечта всей моей жизни — я встретил свою голубоглазую блондинку… — Наверное, я ждал тебя, родная, — наконец произнёс я. — Ты ждала своего принца, а я — свою принцессу. Просто мне пришлось ждать дольше… Вот и всё. Первые пять месяцев нашей с Инной супружеской жизни я иногда вспоминаю с ностальгией — точно так, как приятно бывает взрослому, возмужавшему человеку вспомнить своё беззаботное детство. Тогда мы Действительность эта нагрянула к нам в один августовский день в облике трёх людей в штатском. Что это были именно Полковник показал себя человеком весьма решительным. После короткой процедуры знакомства он сразу взял быка за рога и без всяких церемоний, напрямую спросил: — Это у вас живёт кот, который якобы разговаривает? — Ну, да, — ответил я, поняв, что возражать бесполезно. — А что? — И при чём здесь «якобы»? — Леопольд, уже отец четверых, к счастью, молчаливых котят, выглянул из гостиной и смерил прибывших скептическим взглядом. — «Якобы», как мне известно, подразумевает: «вроде бы да, а на самом деле нет». «Якобы» меня нисколько не касается, потому что я действительно разговариваю. Полковник, майор и оператор на какое-то мгновение опешили. Впрочем, ненадолго — очевидно, они были готовы к такого рода неожиданностям. — Спокойно, — сказал полковник. — Сейчас мы во всём разберёмся. — И безо всякого чревовещания, — строго предупредил майор. Мы с Леопольдом сделали вид, что не расслышали его реплики. Инна же возмутилась: — Никакого чревовещания! Кот просто разговаривает, и всё. — Спокойно, — повторил полковник; у меня создалось впечатление что «спокойно» он говорил сам себе. — Разберёмся. Я предложил посетителям пройти в гостиную. — Как я понимаю, уважаемые, вас интересует именно кот, а не я или моя жена? — Конечно, — подтвердил полковник. — Именно он. А уже потом вы — как хозяева кота. В отличие от майора, полковник мне понравился — он выглядел умным, интеллигентным человеком, — и мне стало немного жаль его. Не желая быть свидетелем словесного мордобоя, к которому уже приготовился Леопольд, я предложил («во избежание чревовещания»), чтобы мы с Инной на время их беседы удалились на кухню — тем более, что как раз обедали. Полковник признал, что это хорошая идея, и отпустил нас, пообещав поговорить с нами позже. Прикрыв кухонную дверь, я сказал Инне: — Слишком много на себя берёт. После Леопольда ему будет не до нас. Жена полностью разделяла моё мнение. Разговор длился более получаса — по своему обыкновению, кот пудрил собеседникам мозги. Из гостиной доносились только приглушённые голоса, слов разобрать не удавалось. Впрочем, нас мало занимало, почему спецслужбы заинтересовались Леопольдом; куда больше волновал вопрос, в какой степени это нарушит наш семейный уют. Мы даже не подозревали, что беда подкрадывается совсем с другой стороны… Наконец оживлённая беседа в гостиной прервалась. После продолжительной паузы полковник что-то сказал. Майор что-то ответил (кажется, «сейчас будет»), и опять наступила тишина. Мы подождали ещё минуту, затем прошли в гостиную. Леопольда нигде видно не было. Полковник и майор сидели в мягких креслах, утомлённо откинувшись на спинки; глаза у них были остекленевшие, как будто им обоим вкатили по два «кубика» галоперидола[4]. Майор держал в руках диктофон, включённый в режиме обратной перемотки, и искоса следил за датчиком времени. Оператор сидел на краю дивана и отрешённым взглядом пялился в противоположную стену; лицо у него было белое, как мел, раз за разом он шмыгал носом, словно напуганный ребёнок. — Где кот? — спросила Инна. — Убежал через балкон, — ответил полковник. — Сказал, что мы занудные типы, и он уже сыт нами по горло. «Как это похоже на Леопольдика!» — умилённо подумал я, садясь на диван рядом с оператором. Тот затравленно покосился на меня и нервно дёрнулся, едва не уронив на пол видеокамеру. Инна устроилась на стуле возле письменного стола с компьютером. — А он действительно говорящий, — тоскливо произнёс полковник. — Вне всяких сомнений. — Ну, и какие у вас к нам вопросы? — с ехидцей осведомилась Инна. Полковник лишь сокрушённо вздохнул. — А собственно, — спросил я. — В чём дело? Почему вы заинтересовались нашим котом? — Дело о троллейбусе номер одиннадцать ноль восемь, — с мрачным видом ответил полковник. — Ага, понятно. И вы так долго искали нас? Полковник пожал плечами: — Беда в том, молодой человек, что каждый пассажир троллейбуса давал разное описание вашей внешности. Мы так и не смогли составить ваш словесный портрет. Зато портрет кота получили во всех деталях. Наши агенты прочесали всю Русановку в поисках Леопольда, но тщетно. — Леопольд там не жил, — объяснил я. — Да и я уже на следующей неделе съехал со своей русановской квартиры. — Знаю, — кивнул полковник. — А мы начали ваши поиски лишь через полторы недели. — Тогда как же вы нас нашли? — Нам помог один бдительный гражданин. Он сообщил, что повстречал возле корпуса физического факультета КНУ подозрительного субъекта с ещё более подозрительным котом, который, кроме всего прочего, разговаривал по-человечески. — А-а! — Я с трудом сдержал смех. — Этот старичок? Небось, он решил, что я иностранный шпион, а Леопольд — замаскированный под кота робот. Полковник натянуто улыбнулся: — В самую точку. Его заявление пролежало в отделе контрразведки целых четыре месяца, пока по чистой случайности не попало на глаза нашему человеку. Контрразведчики посмеивались над фантазиями бедного старичка, нам же было не до смеха. — Значит, вы вычислили нас через меня? — спросила Инна. — Через университет? — Да, — коротко ответил полковник и повернулся к майору: — Ну, что там? — Вот оно, — сказал майор и нажал кнопку воспроизведения. — …и дался вам этот троллейбус! — прозвучал из диктофона голос Леопольда. (Дальше я предлагаю фрагмент их беседы в виде стенограммы.) (Короткая пауза.) (Короткая пауза; слышится нервное цоканье зубами — наверное, это был оператор.) — Достаточно, — сказал полковник. Майор выключил диктофон и жалобно посмотрел на шефа. — Неужели вы думаете, что кот… — начал было я. — Ничего я не думаю, — слишком уж торопливо перебил меня полковник. — Но факты налицо: по свидетельствам очевидцев, возле автовокзала троллейбусные штанги без чьей-либо помощи сами вложились в скобы. Некоторое время мы молчали. — А может, просто никто не заметил? — робко предположила Инна. — Какой-то шутник ловко вложил штанги, а его никто… — Однако же троллейбус поехал, — возразил угнетённый майор. — И мало того, что он — Что?! — изумлённо воскликнули мы. — Вот так-то, — удручённо подытожил полковник. — Троллейбус как троллейбус, двигатель у него как двигатель — а функционирует автономно. И никто не знает, откуда он берёт энергию. Его уже по винтикам разбирали — каждая деталь как деталь, ни единого отклонения от нормы. А собрали — снова ездит без питания. — А вы не пробовали менять одну деталь за другой? — спросила Инна. — Пробовали, — ответил полковник. — Меняли одну за другой, пока не получился совершенно новый троллейбус. В нём не было ни единого винтика, ни единого проводка от прежнего. — И что? — И ничего! Всё равно ездит. — Ого! — Инна немного помолчала. — Но из старых деталей можно было собрать троллейбус… — Мы так и сделали. До самого последнего винтика, до последнего проводка это был тот самый первоначальный троллейбус, который прежде ездил без питания. Но теперь он не ездит — зато ездит другой, собранный из совершенно новых деталей. Это поразило меня больше всего. Получалось, что за «сумасшествие» троллейбуса отвечает не какая-то конкретная деталь, а нечто нематериальное, присущее троллейбусу, как единому целому, некий машинный эквивалент души… — Сдуреть можно, — повторил я слова майора. — Можно, — согласился полковник. — И дуреют. Трое наших экспертов уже лечатся в психбольнице вместе с водителем. — И что вы собираетесь делать? — сочувственно поинтересовался я. Ответ был немедленный и категорический: — После знакомства с котом — закрыть дело. Как невыясненное. Эффект от этого заявления был довольно неожиданным: майор и оператор оживлённо захлопали в ладоши, их лица прояснились. — Это значит, — сам не веря своим ушам, переспросил я, — что вы оставите нас в покое? — Оставим, — заверил меня полковник. — Никакой угрозы конституционному строю, государственной независимости и территориальной целостности ваш Леопольд не представляет… Гм, по крайней мере, пока его не трогать… — Тут он осёкся. — Словом, живите себе со своим говорящим котом, только не позволяйте ему откалывать такие номера — это может плохо кончиться. — Не позволим, — твёрдо пообещал я, а после некоторых колебаний добавил: — Правду сказать, господин полковник, до сегодняшнего дня я был значительно худшего мнения о вашей конторе. Полковник нервно ухмыльнулся: — Все мы люди, юноша. Пусть лучше я получу выговор, это не слишком высокая цена за сохранение здравого рассудка моих сотрудников… да и моего собственного. — (Его подчинённые энергично закивали головами.) — Троллейбус, который ездит сам по себе, это ещё полбеды. А вот кот, который сам по себе говорит… — Он вздохнул. — Как только мой отдел займётся Леопольдом, то не позже чем через месяц нам придётся открыть филиал при психоневрологическом диспансере. Честное слово, этот полковник мне понравился! Когда я провожал их, полковник вдруг остановился на пороге, внимательно посмотрел на меня и спросил: — Скажите, молодой человек, вас не удивляет вся эта чертовщина? — Удивляет, — ответил я. — Это чудеса. Они вне научного объяснения. Но без чудес жизнь была бы скучной. — Искренне вам завидую, юноша, — признался полковник и в который уже раз сокрушённо вздохнул. Визит людей в штатском оказался для нас роковым. Но не потому, что с того времени нам не давали покоя сотрудники службы безопасности, вовсе нет. Во-первых, в скором времени мы стали недосягаемы для каких бы то ни было земных спецслужб; во-вторых, полковник всё-таки настоял на своём — дело закрыли и о нас забыли. Как выяснилось впоследствии, ни видеозапись беседы с Леопольдом, ни та кассета из диктофона в архив не попали. Вместо этого, к делу был подшит отчёт, в котором утверждалось, что Леопольд оказался самым обыкновенным и самым молчаливым котом из всех котов, сущих в мире. Майор и оператор, наверное, не помнили себя от радости, подписывая такой отчёт. Говоря о роковой роли этого визита, я имел ввиду совсем другое. Он заставил нас задуматься над некоторыми вещами, что привело к моментальному и бесповоротному разрушению созданного нами уютного мира, в котором реально существовали только я, Инна и наша любовь… Когда я провёл незваных гостей до лифта и вернулся в квартиру, Инна лежала на кровати в нашей спальне, блуждая задумчивым взглядом по потолку. Я лёг рядом, привлёк её к себе и обнял. Но она была так сосредоточена на своих мыслях, что, казалось, даже не заметила моего присутствия. — Солнышко, — спросил я, — что тебя беспокоит? — То, чего не сказал полковник, — задумчиво произнесла жена. — О чём он не отважился сказать. Я повернул к себе её лицо и заглянул ей в глаза. — А откуда ты знаешь, о чём он не отважился сказать? — Это было написано на его лице. А в его взгляде был страх — дикий, панический. Он решил, что наш Леопольд, наряду с интеллектом подростка и умением разговаривать по-человечески, также обладает неосознанными колдовскими способностями. — Угу, — промурлыкал я, переворачиваясь на спину; Инна положила голову мне на грудь. — Кот-чародей? Забавно! — А по-моему, не только забавно, но и поразительно, — совершенно серьёзно сказала Инна. — Поразительно то, что нам самим это не приходило в голову. Подумай, Влад. Просто подумай — больше от тебя ничего не требуется. Вспомни всё, что происходило с нами, и приложи минимум умственных усилий, чтобы это осмыслить. Зарывшись лицом в душистых волосах жены, я принялся вспоминать и осмысливать. Авария — настоящая катастрофа, в которой Леопольд не получил ни единой царапины… Встреча со мной — он сразу почувствовал, что я тот человек, который воспримет его способность говорить как вполне нормальное явление. Кот также предвидел, что мы с Инной полюбим друг друга, — и его пророчество сбылось… Разговор с тощим коротышкой в троллейбусе. Тогда Леопольд, без сомнения, попал в яблочко с тем алкашом, бутылкой сивухи и бедной старушкой. Но Лаура не могла настолько связно рассказать ему о своём прошлом; она была и остаётся обыкновенной кошкой… Троллейбус, который поехал без питания — и который до сих пор ездит без оного… Сила, которая удерживала нас на сидениях во время той сумасшедшей езды… Или, скажем, полное отсутствие похмелья после знатной попойки, которую мы с Инной устроили по случаю нашего знакомства. Вдвоём мы выпили бутылку шампанского и три бутылки крепкого домашнего вина; оба были пьяны в стельку и никаким естественным образом не смогли бы так быстро отойти… И телефон, который вдруг заработал на следующий день после появления у меня Леопольда. «Укртелеком» может по ошибке отключить телефон, но по ошибке включить его — никогда. Тут воистину не обошлось без сверхъестественного вмешательства… И последнее — уж очень легко мы избавились от «опеки» спецслужб. Правда, полковник объяснил нам, почему он решил закрыть дело, и в целом его аргументы были убедительными. Но кое-что в поведении наших недавних гостей настораживало — а именно, тот панический страх, о котором говорила Инна. Создавалось впечатление, что кот, стремясь как можно быстрее избавиться от неприятных собеседников, бессознательно внушил им такой ужас, что они готовы были бежать от него куда глаза глядят. Бедный оператор!… — Милочка, — растерянно произнёс я. — Ты, как всегда, права. Просто поразительно, что раньше мы не обращали на это внимания. — В том-то и дело, — устало ответила Инна. — Боюсь, мы с тобой одурели от любви — и это не преувеличение. Настолько одурели, что потеряли способность трезво соображать. — Это уж точно, — с улыбкой согласился я. — У нас никак не закончится медовый месяц… Гмм. Но кто же тогда Леопольд? Какое-то энное перевоплощение индуистского божества? Инна отрицательно покачала головой: — Мне кажется, что колдовскими способностями кота наделил прежний хозяин. Так же, как человеческой речью, как интеллектом. Леопольд называет его Мэтром, то есть мастером, неохотно говорит о нём… По-моему, он боится своих воспоминаний — и вряд ли только потому, что виноват в смерти старого профессора. Похоже, Мэтр был колдуном и обучил Леопольда некоторым чародейским приёмам. — Но зачем? — Не знаю. Может быть, это случилось непреднамеренно. Долгое время кот жил рядом с чародеем, и не исключено, что мимоходом научился у него колдовать. — Значит, он неосознанный колдун? — Именно так. А потому очень опасный. Ведь если он не… Вдруг Инна осеклась и подняла голову. В её глазах застыл испуг. «А теперь кот живёт у нас, — одновременно подумали мы. — И если (Инна) (я) не ошиба- (-ется) (-юсь), мы тоже станем колдунами. Неосознанными, опасными колдунами». Или Боже, как мы были слепы! За пять с лишним месяцев не нашли ни единой свободной минуты, чтобы хоть немного задуматься над всем, что происходило с нами и вокруг нас. Речь идёт даже не о тщательном анализе, а о простом сопоставлении очевидных фактов… Нет, мы не только одурели от любви. Вернее, одурели не только от любви. Это какое-то наваждение! Какие-то чары… Я будто прозрел в один момент! — Инна, — спросил я, — что у нас есть пить? — Кока-кола в холодильнике. — Принеси, пожалуйста, я умираю от жажды. — Сейчас, — с готовностью ответила Инна, соскользнула с кровати, вступила ногами в тапочки и вышла из спальни. Тогда я шёпотом, но с нажимом добавил: — А конфеты ещё есть? — Осталось четыре, — послышался из кухни её голос. У меня учащённо забилось сердце. — И их принеси, — попросил я, едва шевеля губами. — Хорошо. Я с облегчением вздохнул и вытер рукавом выступившую на лбу испарину. От напряжения у меня слегка закружилась голова. Вскоре вернулась Инна с жестянкой кока-колы и шоколадными конфетами. Я слопал все четыре конфеты, ничего не оставив жене. И вовсе не потому, что был жадиной и сладкоежкой; просто с некоторых пор Инна вбила себе в голову, что ей надо беречь свою фигуру, и воздерживалась от сладостей. — Кстати, — произнёс я, отхлебнув из жестянки кока-колу. — Как ты догадалась, что я хочу конфет? Инна удивлённо подняла брови. — Ты же сам попросил. „Ты не могла меня слышать,“ — плотно сжав губы, подумал я. — „Потому что я говорил шёпотом.“[6] На какое-то мгновение Инна опешила, а потом бросилась мне на шею. — Телепатия! — радостно воскликнула она. — Ты телепат! (Люди добрые! Моя жена просто чудо!). — Ты тоже телепат, — сказал я. — Вспомни, как мы разговариваем в транспорте или под громкую музыку. Мы всегда слышим друг друга. Вот только до сих пор не обращали на это внимание. А ну, попробуй… Следующие полчаса мы практиковались в мысленном общении — успехи оказались поразительными. Телепатия давалась Инне гораздо легче, чем мне; что, впрочем, не удивительно — ведь Леопольд «обучал» её своему искусству на два месяца дольше. В конце концов мы оба устали и решили немного передохнуть. Я прилёг, положив голову на колени жены. Она лениво трепала мои волосы, а я изнывал от блаженства. — Телепатия, это только цветочки, — пообещал я. — А ягодки ещё впереди. Не знаю, что это будут за ягодки, но они будут наверняка. — Я всегда мечтала стать волшебницей, — рассеянно промолвила Инна. — Но думала, что волшебниками рождаются. — Поэтами не рождаются, — возразил я, — поэтами стают. — Однако рождаются с поэтическим даром. — Значит, мы рождены с колдовским даром. Несколько минут мы молчали. — Влад, — отозвалась Инна, — Леопольд говорил, что у Мэтра был ученик. Я поднялся и посмотрел на неё: — Ну и что? — Ученик колдуна — тоже колдун. Мы должны найти его. — Зачем? — Понимаешь… — Инна замялась, подбирая нужные слова. — Колдовство — это искусство. И ему учатся. Мы же только перенимаем у кота магию, но не учимся пользоваться ею, потому что он сам этого не умеет. Мне страшно… — И мне страшно, — подхватил я, поняв, к чему клонит жена. — Хотя ума и рассудительности нам не занимать, я всё же не рискну на все сто процентов поручиться за нас. — А тем более, за кота. Мы не знаем точно, на что он способен; но, судя по троллейбусной эпопее, способен на многое. — Ещё бы! Он может такого натворить… И тут, лёгок на помине, в спальню вбежал Леопольд. Он весь сиял от радости. — Владислав! Баз заговорил. По-человечески. (Объясню, что в выводке Леопольда и Лауры было три «девочки» и один «мальчик». Своего единственного сынишку наш кот назвал Базилио — а сокращённо, Баз.) Мы с Инной переглянулись. — И что он сказал? — Назвал меня папой. Я вот наслушался болтовни полковника, потом пошёл к деткам и очень захотел, чтобы они заговорили. Баз откликнулся первым. „Ну, вот!“ — обречённо констатировал я и передал эту мысль Инне. „Что же нам делать?“ — спросила она. „Немедленно искать ученика Мэтра.“ — Почему вы молчите? — с подозрением спросил Леопольд. — Вас не радуют мои успехи? — Напротив, — сказал я, — очень радуют. — Что-то не похоже, — заметил как всегда наблюдательный кот. — На вас лица нет. Это из-за полковника с майором? Так я им… — Нет-нет, — торопливо перебила его Инна. — Гости тут ни при чём. Просто нам нужно поговорить с тобой об одном человеке. — О ком? — Об ученике твоего бывшего хозяина. Леопольд съёжился и жалобно посмотрел на нас. — А может, не надо? Ты же знаешь, Инна… — Да, котик, знаю. Но мы будем говорить не о Мэтре, а только о его ученике. — О Ференце? — Так его зовут? — Да. — Это венгерское имя, — заметил я. — Он и есть мадьяр, — сказал кот. — А какая у него фамилия? — спросила Инна. — Не знаю. Мэтр называл его просто Ференцем. — Что ты ещё о нём знаешь? Где он живёт? Кем и где работает? Леопольд уселся на пол и энергично почесал задней лапой за ухом. — Извини, Инна. Я больше ничего не знаю. Он просто приходил к Мэтру, они о чём-то разговаривали в кабинете, но я их не слышал. Наверное, он тоже учёный… Вдруг Инна встрепенулась: — Ну-ка, котик, представь его чётче! — Густые каштановые волосы с проседью, массивный подбородок, серые глаза… — начал описывать Леопольд. „Влад,“ — мысленно обратилась ко мне жена. — „Помоги.“ „А именно?“ „Я пытаюсь заглянуть в сознание Леопольда. Сейчас он представляет этого Ференца, и я пытаюсь перехватить его образ.“ „И тебе удаётся?“ „С трудом. Это очень непросто… Давай объединим наши усилия.“ „С удовольствием. Но как?“ „Элементарно.“ (С этим ответом пришла картинка: два сердца сливаются воедино.) Как и подавляющее большинство мужчин, я интерпретировал это самым радикальным образом и, вместе со своей интерпретацией, отослал Инне целый ряд удивлённых вопросительных знаков. Ответ не заставил себя ждать: „Сексуальный маньяк! Если не можешь обойтись без физического контакта, поцелуй меня.“ „Хорошо, уговорила.“ Наш диалог длился лишь несколько секунд — в этом и заключается одно из преимуществ мысленного общения. Леопольд ничего не заподозрил и послушно продолжал перечислять приметы ученика Мэтра: — …густые брови, высокий лоб, нос с горбинкой, заострённый профиль… Ага! Ни усов, ни бороды у него нет, лицо всегда гладко выбрито, с высокими скулами. И вообще, он похож на мадьяра… Инна сидела с закрытыми глазами. Сосредоточенное выражение её лица свидетельствовало о предельном напряжении. Я обнял её за талию и прижался губами к её губам. „Наконец-то!…“ Мы и раньше были телепатами, правда, скрытыми — поэтому не отдавали себе отчёт, что в минуты любви наша близость была не только телесной и духовной, но также и ментальной. На короткое время мы становились как бы одним существом из двух личностей, и в такие мгновения все наши мысли, переживания и ощущения были нашим общим приобретением. Нам это казалось естественным. Это и впрямь было естественным — для нас. Как только наши разумы соприкоснулись, я уже не нуждался в подсказках со стороны Инны, так как и сам знал, что делать. Это оказалось проще простого — подпитывать её своей внутренней энергией, чтобы она могла заглянуть в мысли Леопольда. В конце концов ей это удалось… Однако, вместо ожидаемого образа ученика Мэтра, в сознании кота мы увидели пустоту — безграничную, беспредельную, пугающую. Мы отпрянули, попытались вернуться назад, но какая-то неведомая сила перекрыла нам путь к отступлению и толкнула нас вперёд, в пустоту. В ту же секунду окружающий мир померк в наших глазах, и мы потеряли ощущение пространства и времени. Мы словно провалились в бездну и с головокружительной скоростью полетели вниз - Всё наше естество пронизывал ледяной холод небытия. Ни двинуться, ни откликнуться — вслух или мысленно — мы не могли и с умопомрачительной скоростью неслись в Неизвестность. К счастью, вскоре мы лишились чувств… |
||
|