"Ведьма: Жизнь и времена Западной колдуньи из страны Оз" - читать интересную книгу автора (Магвайр Грегори)3— Как тебе новый лектор? — спросил Бок Эльфабу, когда профессор Никидик отпустил их на перерыв. — Мне сложно сосредоточиться на его словах — так хочется снова услышать Дилламонда. В голове не укладывается, что его больше нет. На ее лице отразился хмурый укор судьбе. — Я как раз об этом и собирался с тобой поговорить. Ты столько рассказывала про его открытия. Как ты думаешь, может, в его лаборатории что-нибудь осталось? Что-нибудь очень важное, чего еще не успели вынести? Ты ведь записывала за ним. Вдруг из этих записей можно сделать какие-нибудь выводы или хотя бы наметить план для будущих исследований? Эльфаба одарила его презрительным взглядом. — Думаешь, тебе первому пришла в голову эта мысль? В тот же день, когда нашли профессора — еще не успели опечатать дверь, — я пробралась в его лабораторию. Ты что, меня совсем за идиотку держишь? — Ну что ты, как можно. Лучше расскажи, что ты нашла. — Все его записи. Они теперь в надежном месте, и я пытаюсь с ними разобраться. Пока моих знаний недостаточно, ноя учусь. — То есть ты даже не намерена показать их мне? — опешил Бок. — Ты ведь никогда особенно не интересовался научной стороной вопроса. К тому же какой смысл что-то рассказывать, когда главное еще не сделано? По-моему, Дилламонд так и не нашел ответ на основной вопрос. Ничего себе! Ты почти убедила меня, что Гудвин пытается вытеснить Зверей в деревни, чтобы угодить недовольным Фермерам и дать им дешевую рабочую силу. Это подло и касается в том числе наших деревень, а значит, и меня. Я имею право знать то же, что и ты. Может, вместе мы быстрее разберемся что к чему и придумаем, как быть дальше. — Нет-нет, у тебя слишком многое поставлено на карту. Лучше я одна буду этим заниматься. — Чем именно? Но она только покачала головой. — Чем меньше будешь знать, тем для тебя же лучше. Убийца Дилламонда не остановится ни перед чем. Какой из меня друг, если я втяну тебя в такое опасное дело? — А из меня какой друг, если я оставлю тебя одну? Но Эльфаба оставалась непреклонной и игнорировала записки, которые он посылал ей всю вторую часть лекции. Впоследствии, вспоминая об этом, Бок думал, что размолвка могла бы и вовсе охладить их дружбу, если бы не скандал с новичком. Профессор Никидик рассказывал о жизненной силе. Накручивая на руки свою длинную раздвоенную бороду, он говорил монотонным, периодически затихающим голосом, так что с задних рядов было слышно только начало каждого предложения. Когда профессор вытащил из жилетного кармана флакончик и пробормотал что-то про «живительный порошок», только на первом ряду студенты распахнули глаза и подались вперед. Боку же и Эльфабе слышалось примерно следующее: — Ну а теперь, на десерт, бу-бу-бу, представим, что сотворения мира еще не бу-бу-бу, несмотря на обязательства всех разумных бу-бу-бу, любопытный опыт, чтобы на задних рядах тоже бу-бу-бу, взгляните на маленькое чудо бу-бу-бу. Оживление первого ряда передалось назад. Профессор откупорил темный флакон и слегка его встряхнул. Оттуда вырвалось белое облачко, будто споры из раздавленного гриба-дымовика. Никидик несколько раз взмахнул руками, и облачко, отчего-то не рассеиваясь, поплыло вверх. Он тут же предупредительно поднял палец, призывая к полнейшей тишине, чтобы вздохи удивления не сдули облачко с пути. Студенты послушно затаили дыхание, но не могли сдержать улыбки. Над трибуной между церемониальными горнами и оленьими рогами висели четыре масляных портрета отцов-основателей Колледжа Озмы. Облаченные в древние одежды, они строго взирали на нынешних учеников. Если живительное облачко коснется одного из великих отцов, что-то скажет он, увидев разнополую аудиторию? Все замерли в предвкушении. Тут сбоку от трибуны открылась дверь, и в зал заглянул новый, странно одетый студент в замшевых брюках, белой хлопчатой рубашке и с татуировками в виде синих ромбиков на смуглом лице и руках. Никто прежде не видел ничего подобного. Бок схватил Эльфабу за руку и прошептал: — Смотри, мигун! И действительно, получалось, что новенький студент-винк или, как в шутку звали этот народ, мигун в праздничной одежде опаздывал на урок и ошибся кабинетом, но дверь за ним уже захлопнулась, а свободных мест поблизости не было, поэтому он просто сел спиной к двери, надеясь, видимо, остаться незамеченным. — Проклятие, ты все испортил! — рявкнул профессор Никидик, наблюдая, как от струи воздуха облачко всколыхнулось и проплыло мимо ученых мужей, которым так и не суждено было снова заговорить. — Что же ты на уроки опаздываешь, разбойник? Облачко окутало оленьи рога и будто запуталось в них. — Ну, от рогов мы вряд ли дождемся чего-то разумного, а тратить порошок на опыты я больше не намерен, — заявил Никидик. — Работа по изучению порошка все еще бу-бу-бу, и я думал бу-бу-бу. Придется вам самим бу-бу-бу. Я бы меньше всего хотел настроить вас бу-бу-бу. Тут рога задергались, сорвались с креплений и под смех и гиканье студентов рухнули на пол. Смешнее всего, что сам лектор долго не мог сообразить, из-за чего такой шум. Он обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как рога поднялись и грозно нацелились на него, словно боевой петух, готовый кинуться в драку. — Ну, что уставились? — строго сказал профессор рогам. — Не я вас сюда звал. Все претензии — вон к нему. — И махнул на винка, который с таким ужасом смотрел на все происходящее, что самые циничные из старшекурсников начали подозревать, не подстроено ли это представление. Рога развернулись и, по-паучьи перебирая ветвями, вмиг промчались по трибуне и прижали винка к стене, придавив его шею. Студенты с криком и Визгом повскакивали со своих мест. Профессор Никидик поспешил было на помощь, но споткнулся и упал на больные колени. Прежде чем он поднялся, двое ребят с первого ряда уже набросились на рога и оторвали их от винка. К тому уже вернулся дар речи, и он залопотал на неизвестном языке. — Да это же Кроп с Тиббетом! — воскликнул Бок и хлопнул Эльфабу по плечу. — Смотри! Студенты-маги взобрались на стулья и пытались поразить рога заклинаниями. Рога вырывались, но наконец Крону и Тиббету удалось переломить сначала одну ветвь, затем другую, и потерявшие опору обломки беспомощно задергались на полу. — Бедняга, — сказал Бок, кивнув на винка, который, скорчившись у двери, громко рыдал, закрыв лицо татуированными руками. — Приехать из далекой страны и получить такой прием. Случай с винком породил всевозможные сплетни и пересуды. Наследующий же день на уроке магии Глинда спросила у учительницы, почему живительный порошок профессора Никидика, действующий как волшебное снадобье, им показали на уроке биологии, а не магии. Есть ли вообще какая-нибудь разница между наукой и магией? — О, — произнесла мисс Грейлин и задумчиво запустила руку в волосы. — Наука, дорогие мои, — это постоянное препарирование природы в попытке отыскать те мельчайшие части, которые более или менее подчиняются вселенским законам. Магия движется в противоположном направлении. Она не разрушает, а восстанавливает. Не анализирует, а синтезирует. Создает новое, вместо того чтобы раскрывать старое. В Руках мастера… — Тут она укололась булавкой в волосах и невольно вскрикнула. — В руках мастера — это искусство. Еще более высокое и изящное, чем живопись, поэзия и театр, ибо оно не отражает мир, а творит его. Благороднейшее занятие. — От собственных слов в глазах растроганной мисс Грейлин заблестели слезы. — Разве есть на свете желание чище, чем изменить мир к лучшему? Не строить фантастические проекты, а собственными силами взять — и изменить. Перевоспитать порочных, вывести заблудших, оправдать существование нашего несчастного мира. С помощью магии — выжить! Этот манифест произвел такое впечатление на Глинду, что за чаем она пересказала его сестрам Тропп. — Только Безымянный Бог способен создавать, — возмутилась Нессароза. — И если мисс Грейлин не умеет отличать магическое от божественного, то бойтесь, как бы она не разложила ваши нравы. — Ну, мне-то уже бояться нечего, — сказала Глинда, вспоминая, какую страшную болезнь придумала для мисс Клютч. — Тем более, — твердо возразила Нессароза. — Тогда если и использовать магию, то только для исправления собственного характера. Если задаться такой целью, то действительно из магии может выйти что-нибудь хорошее. Главное — чтобы ты ею управляла, а не она тобой. Глинда представила Нессарозу в роли проповедницы и поморщилась. Правда, совет запомнила. Тут вмешалась Эльфаба. — А ведь сам вопрос очень интересный; жаль, мисс Грейлин так на него и не ответила. Мне тоже тот кошмар с рогами показался скорее волшебством, чем научным экспериментом. Бедный новичок! Что, если спросить самого Никидика? — Да кто посмеет? — отмахнулась Глинда. — Мисс Грейлин хотя бы совершенно безвредна, а профессор, со своими непонятными словами, — он такой… важный. На следующей лекции по биологии все поглядывали на новичка-винка. Он пришел рано и выбрал место на балконе, как можно дальше от преподавательской кафедры. Бок как истинный фермер относился с подозрением к кочевым народам, какими считались винки, но был вынужден признать, что у новичка умное лицо. Эврик, подсев к Боку, начал сплетничать. — Говорят, он какой-то принц, только без трона и денег. Князек одного маленького племени. Нищий голубых кровей. Учится в Колледже Озмы, зовут Фьеро. Он самый настоящий винк. Интересно, как ему цивилизация? — Если натравливание оживших рогов на опоздавших студентов считается цивилизацией, то он, наверное, мечтает вернуться к своим диким соплеменникам, — отозвалась Эльфаба с другой стороны от Бока. — Зачем, интересно, он так раскрашивается? — продолжал разглагольствовать Эврик. — Только лишнее внимание к себе привлекает. А кожа! Что за дерьмовый цвет! — Что за дерьмовые слова! — Ну хватит вам, — сказал Бок. — Успокойтесь. — Ах да, я забыл, — не отступал Эврик. — Кожа — твое больное место. — Вот только не надо меня сюда втягивать. Ты портишь мне пищеварение хуже гороха на завтрак. — Я сейчас от вас отсяду, — пригрозил Бок, но тут вошел профессор Никидик. Все встали в привычном приветствии, потом шумно, все еще перешептываясь, опустились на места. Несколько минут Эльфаба тянула руку, чтобы привлечь внимание лектора, но тот, не замечая ее, тянул о чем-то своем. Отчаявшись, Эльфаба повернулась к Боку. — После перерыва сяду поближе. Закончив свое монотонное введение, профессор попросил студента открыть ту самую дверь сбоку от трибуны, через которую на прошлой неделе так неудачно вошел Фьеро. Ассистент вкатил в зал столик, на котором сжался испуганный львенок. Его хвост, маленький бежевый хлыстик, нервно подрагивал, лопатки ходили под кожей. Львенок вертел голой, безгривой головой, словно оценивая угрозу, потом раскрыл пасть и затравленно мяукнул. По залу пронесся вздох умиления. — Почти что котенок, — сказал профессор Никидик. — Я хотел назвать его Мррр, но он больше трясется, чем мурлычет, поэтому я зову его Бррр. Львенок опасливо покосился на профессора и отполз в Дальний угол тележки. — Вопрос нашей сегодняшней лекции таков: учитывая повышенный интерес профессора Дилламонда к проблеме бу-бу-бу. Кто может сказать, зверь этот львенок или Зверь? Эльфаба не стала дожидаться, когда ее заметят. Она поднялась и громко сказала: — Ответить может его мать. Где она? По залу прокатился рокот изумления. — Я вижу, что попался на неточной формулировке вопроса, — радостно отозвался Никидик. Теперь он говорил громче, как будто впервые осознал, что в зале есть последние ряды. — Похвально, мисс, похвально. Попробую спросить иначе. Готов ли кто-нибудь высказать обоснованное предположение относительно природы этого экспоната? Перед нами очень юное животное, в том нежном возрасте, когда ни один из его собратьев еще не способен разговаривать, даже если такая способность в нем заложена. Итак, до появления языка — вернее, до его развития, — можно ли определить, зверь это или Зверь? — Простите, профессор, — снова подала голос Эльфаба. — Но вы не ответили на мой вопрос. Львенок совсем маленький. Где его мать? Почему его разлучили с ней в столь раннем возрасте? Он ведь даже не может сам есть. — Ваши вопросы не имеют ни малейшего отношения к научной проблеме, — ответил Никидик. — Ноя понимаю: в ваши годы сердце берет верх над разумом. Его мать, скажем так, безвременно скончалась. Давайте ради интереса предположим, что невозможно было сказать, львица она или Львица. В конце концов, сейчас многие недовольные Звери возвращаются в дикую природу. Эльфаба села, не зная, что ответить. — Нехорошо это, — сказала она Боку с Эвриком. — Принести на лекцию такого маленького львенка. Он же напуган до смерти. Вон как дрожит. А ведь здесь тепло. Студенты начали высказываться, но профессор отметал все доводы. Выходило, что в отсутствие речи и других признаков разумной деятельности на столь ранних стадиях развития львенка невозможно было уверенно отнести ни к зверям, ни к Зверям. — Отсюда следуют политические выводы, — громко сказала Эльфаба. — Я думала, у нас урок биологии, а не политинформация. Бок и Эврик зашикали на нее. Эльфаба и так уже приобретала репутацию скандалистки. Профессор еще долго продолжал свои рассуждения, хотя все уже поняли, что он пытался доказать. Наконец Никидик перешел к следующему вопросу. — Ну а как вы думаете, если бы мы могли разрушить ту часть, которая отвечает за речь, смогли бы мы устранить разум а вместе с ним осознание боли? Предварительные опыты на данном экспонате уже дают интересные результаты. Он взял в одну руку шприц, в другую — резиновый молоточек. Львенок выгнулся дугой, попятился, упал с тележки и метнулся к двери, закрытой, как и тогда, с рогами. Зал за вол но вал ся. Тут уже не только Эльфаба — другие тоже повскакивали с мест и кричали лектору: «Разрушить мозг?! Устранить боль?! Да вы с ума сошли! Мало ему мучений?! Вы посмотрите, какой он крохотный! Какой испуганный!» Профессор опешил, потом воинственно взмахнул молоточком. — Это что еще за хулиганство? Немедленно прекратить! За своими дикими эмоциями вы не видите красоты научного эксперимента! Верните экспонат! Верните сюда немедленно! Девушки, я кому говорю? Я рассержусь! Но те подхватили львенка и выскочили с ним наружу. Зал гудел. Профессор Никидик демонстративно вышел следом. — Так я и не задала Глиндин вопрос про магию и науку, — нетвердым голосом сказала Эльфаба. — Не пойми чем сегодня занимались. — Ты из-за львенка расстроилась? — Бок был тронут. — На тебе аж лица нет. Давай плюнем на все и пойдем пить чай на Вокзальную площадь. Как прежде, а? |
||
|