"Неслучайные случайности (Рассказы о великих открытиях и выдающихся учёных)" - читать интересную книгу автора (Азерников Валентин)

исследованиям твоим интерес иссяк и все поклоняются другому идолу, может
быть, у него и хватило бы мужества перенести свою отставку. Но, как
говорится, беда никогда не приходит одна, и все вместе это сломило
Гальвани, и хоть на другой год власти одумались и предложили ему вернуться
в университет, он так и не смог оправиться и в том же, 1798 году умер.
Интересно, что даже здесь, во взаимоотношениях не с научными истинами,
а с судьбой, Гальвани и Вольта вновь оказались антиподами. Вольта, также
итальянец, как и Гальвани, признал Наполеона и был осыпан почестями,
которых, конечно, был достоин, но не меньше, чем Гальвани. Вместе с тем у
Вольты было больше, чем у Гальвани, поводов отвратиться от завоевателя.
Ведь именно в Павии, а не в Болонье Бонапарт расстрелял без суда и
следствия весь муниципалитет; ведь именно здесь местное население, не
выдержав бесконечных грабежей и убийств, восстало против оккупантов, за что
было основательно побито. И все же Вольта, видевший все это своими глазами,
посчитал возможным принять из рук, обагренных кровью итальянцев, и деньги,
и ордена, и прочие регалии славы. Может быть, он был загипнотизирован
словами Бонапарта о том, что он, мол, несет свободу Италии, находившейся до
этого под игом Австрии? Но какую свободу - под французским игом? Правда,
Франция стала недавно республикой, и приход республиканской армии,
свергающей монархию и насаждающей новые республиканские институты на
завоеванных землях, мог показаться кому-то желанным. И, может быть, Вольта
принадлежал к этим недальновидным и доверчивым людям. А Гальвани, старше и
умудреннее, не дал себя обмануть красивыми, но пустыми словами.
Как бы там ни было, в результате один умер в тоске и безвестности и
слава пришла к нему позже, а другого хоронили как национального героя.
Но я забежал вперед, поскольку Вольта не успел сделать того главного,
что принесло ему почести и славу. В тот год, когда мировая наука лишилась
человека, впервые открывшего электризацию при соприкосновении, но
открывшего, так сказать, с закрытыми глазами, его преемник, открывший для
науки это не рассмотренное открытие, был на пороге новой удачи. Он шел к
ней медленно, приближаясь методично, шаг за шагом, и уж тут-то ни о какой
случайности не могло быть и речи.
Заканчивался XVIII век, век великих открытий. В реестры цивилизации
были вписаны такие выдающиеся вехи, как электрическая и паровая машины.
Ученые подводили черту под славным столетием. И, пожалуй, никто уже не
предполагал, что черту эту придется опустить еще ниже, чтобы дать место
одному из величайших открытий в области физики.
Хотя основания для таких предположений и были. Ученый, каждый год
печатавший по статье, а то и по две-три, вдруг замолчал. И четыре года о
том, что он делает, ни слуху ни духу. Это должно было показаться
подозрительным или по меньшей мере странным и требовать какого-то
объяснения. Вероятно, к Вольте обращались с такого рода вопросами и, быть
может, даже упрекали за молчание, потому что, когда он наконец решился
заговорить, его первые слова, обращенные к сэру Джозефу Бэнксу, президенту
Лондонского королевского общества, были слова оправдания: "После долгого
молчания, в котором не смею оправдываться, имею удовольствие сообщить вам
несколько поразительных результатов..." - и дальше идет сообщение об
открытии, которое и впрямь поразило физиков и которое послужило основой для
нескольких новых выдающихся открытий в области электричества.
Надо признать, что Алессандро в жизни везло. Помимо таланта,