"Истории о необычном" - читать интересную книгу автора (Буровский Андрей)

мордовать, не то еще будет.
...Тогда у Дементьевых пропал новый лодочный мотор, и Дементьев подал
заявление - мол, якобы шастал возле его сарая соседский Колька - ненамного
старше Тамары.
Участковый посадил Кольку в КПЗ и взял парня в такой оборот, что,
наверное, скоро сознался бы Колька. За парнем водились какие-то мелкие
глупости - отнимал деньги у младших, вытаскивал рыбу из вершей. А
заступиться было некому: отец Кольки пожелал остаться неизвестным. Мать мыла
в школе полы - техничка. И, скорее всего, замордовал бы, заставил бы
сознаться Кольку участковый Егор Васильевич, не упади мать Кольки в ноги
Ульяне Тимофеевне. Мол, близко не подходил Колька к лодочному мотору, а сбыл
мотор сам старший Дементьев, потому что хотел откупиться от Любки, а Любке
надо травить плод от Дементьева, а сам Дементьев что хочешь сделает, чтобы
до жены бы это дело не дошло.
Любка - почти тридцатилетняя Любовь Аркадьевна - и правда уезжала
недавно, вроде проведать сестру.
Ульяна Тимофеевна слушала Колькину маму, пила с блюдечка чай,
усмехалась, и высказывалась в духе, что если и правда решил Дементьев
погубить невиновного - с него же и взыщется, и сам же он во всем сознается.
- Любка и та скорей сознается, чем этот!
Бабка скосила глаз на гостью, усмехнулась... И женщина вдруг
выпрямилась на стуле, окаменела лицом.
- Ну то-то... Дай мне времени, Елена. За два дни ничего не случится, а
мне как раз два дни нужно.
Через два "дни" было полнолуние. В эту-то августовскую ночь Тамара и
услышала про "обручи", но до этого бабка долго, весь вечер раскладывала
карты, что-то бормотала, что-то прикидывала, соединяла... А потом ушла в
баньку в полночь, а что делала там - не рассказала.
Наутро примчался участковый...
- Ты ему на сердце, бабушка?..
- Нет, зачем же? Я ему сюда, на... (на бедра - скажу я читателю, но
бабка употребила совсем другое выражение. - А.Б.). Для многих мужиков тут
самое страшное. Как накинешь, и "стоячка" у него кончится, - объясняла бабка
внучке с простотой и доходчивостью первобытного человека.
У нее все было просто, все называлось своими именами, и слов научных,
изящных и приемлемых в салонах никто как-то и не искал. Так объяснял
неандерталец Оп из "Заповедника гоблинов": "Если мы срыгивали - то мы так и
говорили - срыгиваем". Если речь шла о "стоячке", бабушка так и объясняла
тринадцатилетней внучке, понятия не имея о "научном" слове "эрекция" и
нисколько в нем не нуждаясь.
- Так это только первый обруч. Если набросить второй, куда хуже будет.
А после третьего уже и сама ничего не поправишь. Если наверх бросать обручи,
на сердце, третий - это верный конец, а часто помирают и после второго.
Тут Тамаре совсем стало жутко, хотя и самовар, и чай вприкуску (другого
бабушка не признавала), и сама Ульяна Тимофеевна в цветастом халате были как
бы воплощениями домашнего уюта, стабильности и положительности.
Ульяна Тимофеевна усмехнулась, перевела разговор на травки, на пользу
людям от этих знаний. Тамара понимала, что от "обручей" тоже может быть
польза - отпустил же участковый, Егор Савельев, ни в чем не повинного
Кольку... А если бы не бабка, мог бы и замордовать. И с тех пор ведет себя