"Урожай и посевы" - читать интересную книгу автора (Гротендик А. )

В лицее, в Германии в начале первого года, затем во Франции, я был
хорошим учеником, но никогда - "блестящим". Я с головой уходил во все, что
мне было интересно, имея в то же время склонность пренебрегать тем, что
занимало меня меньше, не слишком при этом заботясь
об одобрении соответствующего преподавателя. В первый год моего
обучения во французском лицее, 1940, я был вместе с моей матерью заключен в
концентрационный лагерь в Риекро, неподалеку от Манда. Была война, мы были
иностранцы - "нежелательный элемент", как тогда говорили. Но администрация
лагеря за подростками, как бы те ни были "нежелательны", следила сквозь
пальцы. Они пользовались известной свободой - выходили из лагеря и
возвращались, когда хотели. Я был старше и единственный, кому нужно было
ходить в лицей, за четыре-пять километров от лагеря, хоть в снег, хоть в
ветер, в каких-нибудь случайных ботинках, вечно пропускавших воду.
Припоминаю еще первое "математическое изложение", когда учитель влепил
мне низкий балл за доказательство одного из "трех признаков равенства
треугольников". Мое доказательство не было взято из учебника, букве которого
он набожно следовал на своих уроках. И все же я знаю, наверное, что оно было
ни более, ни менее убедительным, чем в книжке, и даже близким по духу - с
бесконечными "совместим данные фигуры таким образом, чтобы..." Очевидно,
человек, меня обучавший, не был уверен в себе и своих знаниях настолько,
чтобы судить самостоятельно (в данном случае об обоснованности рассуждения).
Ему приходилось опираться на авторитет - например, книги, как в этот раз.
Верно, все это меня тогда поразило, раз я запомнил это мелкое происшествие.
Впоследствии мне не раз доводилось убеждаться в том, что подобный подход -
не только не исключение (отнюдь!), но правило едва ли не из самых
распространенных. Тему эту трудно исчерпать; я не один раз ее касаюсь, так
или иначе, на страницах "РС". Но и по сей день волей-неволей я всякий раз
теряюсь, столкнувшись с ней заново...
Последние годы войны, в то время как моя мать оставалась
интернированной в лагере, я провел в детском доме "Швейцарской помощи" для
детей-беженцев, в Шамбо на Линьоне. В основном там были евреи; когда нас
предупреждали (местные власти) о грозящем налете Гестапо, мы уходили
маленькими группками по два или три человека на одну-две ночи укрыться в
лес, не слишком отдавая себе отчет в том, что речь здесь идет о нашей шкуре.
Вся область тогда кишела евреями, которые прятались в диких уголках
севеннского края, и выжили в основном благодаря помощи местного населения.
Поражало меня в "Севеннском колледже" (где я учился) прежде всего то,
насколько мало моих товарищей интересовало все, чему их обучали. Что до
меня, я жадно набрасывался на школьные книги в начале учебного года, надеясь
на этот раз добраться до вещей действительно интересных; остаток же года я
проводил наилучшим для себя образом, в то время как предвосхищенная
программа неумолимо излагалась целыми триместрами. При всем том попадались
иногда преподаватели на редкость приятные. Преподаватель естественной
истории, месье Фридель, был человеком замечательного ума и редких душевных
качеств. Но он не умел "свирепствовать", так что на его уроках шумели до
погибели; к концу года становилось невозможно разобрать, что бы то ни было -
звук его голоса тонул в общем гвалте. Потому-то, быть может, я и не стал
биологом!
Я недурно проводил время, даже во время уроков (тс-с...), решая
математические задачки. Скоро те, что я находил в учебнике, перестали меня