Глава одиннадцатая

Наутро в маленький неприметный особняк в са­мом центре города доставили восемь писем. Одни были отпечатаны на машинке, другие старательно выведены от руки, но все восемь начинались фразой: «Считаю своим долгом сообщить…», а далее сообща­лось (да весьма подробно) о «тайном» собрании и при­чинах его вызвавших, о родственниках руководителя трамвайного депо. Между делом упоминалось о гру­бости кондукторов и задержках на линиях. Приплели даже проведённую Прохором Филипповичем, на реке за городом, выездную летучку с секретаршей Зингер. Но ничего этого ГПОТ ещё не знал. Ближе к полуд­ню, движимый решением так или иначе выловить Кулькова, он показался на углу «Институтской».

У противоположного её края маячила, мужиков в тридцать, небольшая толпа, перед которой, с истин- норусским форсом, лихо осадил извозчик. Заквакала гармошка. До слуха донеслось пьяное:

- Эх, яблочко, куда котисьси? В ГУБЧКа попа­дешь, не воротисьси…

«Свадьба что ли?» - подумал главный по обще­ственному транспорту, глядя как в пролётку набилось человек шесть. Все - толпа, седоки и возница, словно по-команде, вытянув шеи, уставились в ближайший переулок. Несколько минут длилось ожидание, но вот, толпа зашевелилась, загалдела, раздались радостные возгласы. Хлестнув свою саврасую, с вплетёнными в гриву цветными лентами, извозчик помчал, понёс­ся вдоль рельсов, а из переулка, нагоняя экипаж, вы­летел трамвай. И хотя, нельзя не признать - техниче­ский прогресс неумолим, только и лошадь «за здорово живёшь» сдаваться не собиралась. Половину пути: и вагон, и праздные гуляки прошли, если так можно вы­разиться, ноздря в ноздрю. Извозчик ухмылялся всей рожей, его пассажиры улюлюкали, тыча пальцами в юную вагоновожатую, с пылающими щеками и блед­ной обнажённой грудью. Больше за стеклами ничего и никого видно не было. Кондуктора в салонах, ско­рее всего, легли на скамьи. Ещё миг и безумная скач­ка прекратилась. Возница стал рядом с окаменевшим Прохором Филипповичем, получил причитающиеся. Довольные аттракционом бездельники, посмеиваясь вылезли.

-      Присоединяйся, гражданин-хороший, - извоз­чик махнул кнутовищем на ту сторону площади, где, к не уменьшавшейся очереди, уже подкатил другой «гужеед». - Всего пятиалтынный, а удовольствие, что твоя фильма.

-     «Фильма»! - завопил ГПОТ, бешено сжав кула­ки, ему не хватало воздуха. Опасливо покосившись на «припадочного», мужик «занукал» на, тяжело поводя­щую боками, лошадёнку, поворотив от греха оглобли, а главный по общественному транспорту кинулся к островерхому киоску «Соки и воды», хрипя как астма­тик, - Пожа… Пожалуйста…

Наблюдавшая сцену, испуганная продавщица поставила перед ним сразу два стакана сельтерской «Степан Разин». Прохор Филиппович выпил залпом оба, даже не почувствовав вкуса, и лишь понемногу собравшись с мыслями, опять, как во время инспекции с Селедкиным, подивился отсутствию милиции. Во­обще, создавалось впечатление, будто те - кому следу­ет и понятия ни имели о творящимся у них непосред­ственно под носом. ГПОТ и сам много бы дал, чтобы оказаться где-нибудь подальше, ничего не видеть, не слышать, но уйти было нельзя. Находясь в двух десят­ках шагов от института (расстоянии, не позволявшим очкарику сразу разглядеть его через свои стёклышки и улизнуть), Прохор Филиппович пристроился к кру­глой тумбе с наклеенной афишей.

-     Кукла с миллионами. Межрабпом-фильм. В ро­лях: Ада Войцик… - только и успел прочесть главный по общественному транспорту и тут из ворот показал­ся Кульков. По-учёному заложа руки за спину и нелепо выбрасывая носки, инженер шёл к киоску.

«Точно блоха, - вспомнил ГПОТ характеристику истопника. - Ишь, марширует, «академик». Ну, пого­ди! Ты у меня женишься! Сам, лично в ЗАГС сволоку». Всё также скрытый тумбой, главный по общественно­му транспорту осторожно, на цыпочках забежал изо­бретателю в тыл и, поборов сильное желание поддать коленом, сграбастал очкарика за шиворот. Что делать дальше он не знал, поэтому, зло сопя, предоставил Кулькову выпутываться из сложного положения само­му.

-    Про-прохор Филиппович, здрасьте… - интелли­гент явно струсил. - А, я-я не виноват…

-     Да, ты не причём!

-    Нет, конечно, глупо отрицать своё участие. Толь­ко… - инженер хотел что-то объяснить, но ГПОТ уже и вправду вышел из себя, чуть не вытряхнув изобрета­теля из куртки.

-    Ах, ты бездельник!

-      Если позволите, Прохор Филиппович, мне по­нятно ваше справедливое негодование, но я не без­дельник. Я старался…

-    А знаешь, заметно.

-     Это был эксперимент…

-    Ах, эксперимент!

-    Гриндель Матьюз…

-    Ну ты, экспериментатор, легче словами!

-       Гриндель Матьюз, английский исследователь. Его «лучи смерти» уничтожают на расстоянии биоло­гические единицы, на лету останавливают аэропланы, и долг советских ученых дать капиталистам достой­ный ответ. Я-я с субботы, с субботы из лаборатории не вылезал!

-    И только поэтому? Личного ничего?

-     Как вы могли подумать! Исключительно науч­ная целесообразность, уверяю вас. И ведь всё получа­ется, всё! Пустите, пожалуйста…

Главный по общественному транспорту смягчил­ся, разжал пальцы - вдруг действительно парень за­крутился на работе, женщины вечно сделают из мухи слона. Тощий «жених» одёрнул китель, заправил вы­бившуюся рубашонку в узенькие «джимми» и добавил уже более официально:

-     Сами понимаете, товарищ Куропатка, что такое доверие страны.

-     Я понимаю! Не сегодня-завтра вся страна голя­ком в трамваях поедет, а мне, вместо того, чтобы де­лом заниматься, тебя искать приходиться!

-   Трамваи не моя инициатива, Прохор Филиппович, - снова запищал Кульков, отступая назад. - Вынести опыт с раздеванием, так сказать, за пределы институ­та, на площадь, решили наверху.

ГПОТ опешил, такого оборота он не ожидал.

-    Ты хочешь сказать…

-     Собственно, говорить я не имею права. Но раз вам всё равно известно…

-      Знаем кое-что, - ответил Прохор Филиппович уклончиво. - А ты не стесняйся, мы ж. считай род­ственники.

-     Да, я вам как отцу… Всё началось с приезда в институт инспектора кавалерии, члена Реввоенсовета, товарища Будённого…

-       Семёна Михайловича?! - главный по обще­ственному транспорту вытянулся по стойке «смирно».

-       …уж очень он сетовал, что совершенствуются вооружения, появляются новые рода войск, а в кон­нице те же хвост, грива и никакого технического про­гресса. У Антанты, говорит, и аэропланы с дирижабля­ми, и танки, и беспроволочная связь, теперь ещё этот Гриндель Матьюз. А главное верхушка… Никакой, то есть, шашкой до засевших в бронированных бункерах империалистических генералов не добраться. Вот и родилась у него блестящая идея, использовать специ­альное излучение, которое в нужный момент со всего вражеского штаба форму поснимает, чтобы эта контра, без порток с лампасами да погон, приказы отдавать не смогла. А тем временем, Будённый со своими хлопца­ми навалился бы, используя замешательство и панику противника. Раз и победа.

-    Ловко, - согласился главный по общественному транспорту. - Только, что же это за излучение такое?

-     В том и штука, что его в природе нет! Создать установку доверили нашему коллективу Сроку отве­ли в обрез, но мы, понимая важность задачи, взялись с огоньком. Начали экспериментировать на мышах, вроде, получилось. Но одно дело лабораторный опыт, грызуны и всё такое, а совсем другое, полигон, люди, обстановка, приближенная к реальной. Думали, спер­ва набрать добровольцев из комсомольской организа­ции, однако, для большей секретности, командование РККА распорядилось опробовать излучение на трам­ваях, не оповещая население.

-       Не оповещая, значит… Слушай, Володька, - Прохор Филиппович поправил смятый воротник инже­нера, - может, всё-таки на комсомольцах вернее? Они ребята проверенные. Может, ну их, трамваи-то? Какая только публика там не ездит. Безбилетники всякие…

-      Возможно. Но эксперимент фактически завер­шён. Осталось лишь продублировать на высокой ча­стоте, но это, ранней весной. Партийное руководство, проявляя заботу, решило повременить, ввиду прибли­жающихся холодов, чтобы народ без одежды не по­морозить. - Кульков замялся. - Мне пора, товарищ Куропатка…

-      Будь здоров… - отозвался главный по обще­ственному транспорту вяло, без выражения. Он понял, что погиб.

А вокруг бурлила жизнь. Через площадь, сопрово­ждаемый лихачом, нёсся очередной трамвай. Какие-то пионеры у павильона «Соки и воды» гоготали, глядя на несчастную вагоновожатую. Первый, одетый поопрят- нее ещё как-то сдерживался, но другой - конопатый, с бритой как шар башкой, засунув в пасть чуть не всю пятерню, засвистел пронзительно, словно поднимая с крыши ленивых турманов.

В следующую секунду, нечто красное, тяже­ло, перелетев ограду института, шарахнуло Прохора Филипповича позади левого уха. Чистое сентябрьское небо завертелось, покатилось в тартарары, оглуши­тельно звеня порванной струной… Солнце вспыхнуло и погасло…

- Зашибли! Кирпичо-ом! - заголосила киоскёр- ша, но её крика ГПОТ уже не слышал.