"Догадка Ферма" - читать интересную книгу автора (д'Айон Жан)

4 Пятница, 6 ноября, и суббота, 7 ноября 1643 года

Семь часов еще не пробило на колокольне Сен-Жермен-л'Оксеруа и было по-прежнему темно, когда Луи с Гофреди вошли в мрачный кабинет Гастона. Комиссар и Ла Гут уже ждали их, не скрывая нетерпения.

— А, Луи, наконец-то! Мы славно провернули это дельце! Знаешь, кто наш шпион? Рассеянный!

Луи широко раскрыл глаза, одновременно ошеломленный и сомневающийся:

— Ты так уверен!

— Уверен! — подтвердил Гастон самодовольным тоном. — Скажу тебе для начала, что Ла Гут проводил племянника Россиньоля до самого дома. Он не заметил ничего необычного в его поведении. Зато я…

Он с важным видом поднял указательный палец.

— Ну, рассказывай же! — воскликнул Луи, усаживаясь на единственный прочный стул. Гофреди встал в амбразуре окна, как это вошло у него в привычку.

— Давай сначала ты, — предложил Гастон, желая продлить удовольствие от своего успеха. — Расскажи нам, как вел себя этот гугенот, который показался тебе таким коварным…

Было видно, что шифровальщик, за которым следил Гофреди, его совершенно не интересует. Ему хотелось позубоскалить и покрасоваться.

Луи равнодушно пожал плечами, но все же почувствовал себя задетым.

— Ничего важного я не открыл, вынужден с тобой согласиться. Он живет в красивом доме на улице Траверсьер, который, судя по всему, принадлежит мужу его сестры, богатому лесоторговцу. Сама она художница. У Россиньоля в кабинете висит написанная ею картина, надо сказать, очень красивая. Есть также и второй брат, по имени Исаак.

— И это все? — с иронической нежностью осведомился Гастон.

— Все. Хотя нет, я еще купил пару прекрасных сапог… Подняв ноги, он продемонстрировал обновку.

Гастон осмотрел сапоги и подумал, что ему также не помешало бы приобрести новые. Одновременно он вопрошающе поднял брови, не понимая, куда клонит его друг.

— …в лавке башмачника, расположенной напротив дома Гарнье, — продолжал Луи. — Сходи туда, они недорогие и очень удобные.

Помолчав, он добавил более серьезным тоном:

— Но давайте выслушаем рассказ Гофреди. Полагаю, случившееся с ним заслуживает интереса.

— Вы что-то обнаружили, Гофреди?

— Не знаю, мсье, — ответил рейтар. — Однако тот, за кем я следил, человек в малиновом плаще, попытался улизнуть от меня, чтобы зайти к одному книготорговцу.

— Книготорговцу! Действительно, эти люди — самые опасные шпионы! Ваш молодец, конечно же, решил подсунуть хозяину лавки подстрекательские сочинения! Всем известно, что парижские книготорговцы и издатели заигрывают с Испанией, чтобы снискать расположение инквизиции и тем самым уберечься от костра! — насмешливо произнес комиссар.

— Не надо язвить, Гастон, — серьезно сказал Луи. — Слишком многих книготорговцев приговорили к смерти и казнили на площади Мобер.

Улыбка сползла с лица комиссара.

— Так это было на площади Мобер?

— Да, мсье.

— Ну-ка, рассказывайте все, не упуская ни единой детали, — приказал он тоном, в котором от былой шутливости не осталось и следа.

Это уже говорил полицейский.

Когда Гофреди умолк, Гастон помотал головой, что выражало у него интерес и озадаченность.

— Ничто не доказывает, что этот человек хотел скрыть свой визит к книготорговцу, — сказал он, наконец.

— Почему же он прибег к подобной хитрости? — спросил Луи.

— Возможно, он действительно заметил, что Гофреди идет за ним по пятам, и перепугался. Знаете ли, Гофреди, я не хочу вас обидеть, но ваша внешность может внушать опасения. Если бы я был с вами не знаком и обнаружил, что вы меня преследуете, я бы сделал все возможное, чтобы избавиться от вас.

Гофреди от души рассмеялся, и Луи последовал его примеру.

— Такую возможность и в самом деле исключать нельзя.

— Есть также множество других, — продолжал Гастон. — Например, Шантлу мог зайти в этот двор, чтобы повидаться с другом, и, не застав его дома, вернулся назад по другой улице.

На сей раз Луи с сомнением поморщился.

— Кстати, а ты знаешь этого книготорговца? — спросил Гастон. — В конце концов, ведь именно ты ходишь по всем книжным лавкам и лучше других знаешь этих людей, не зря же тебе приходилось составлять для них всевозможные контракты и договоры.

В первые годы книгоиздательства книги печатались за счет авторов и выставлялись на продажу в торговых лавках. Их владельцы были всего лишь коммерсантами, и автор оставался собственником своего сочинения.

Но довольно быстро печатники, которые занимались изданием старых текстов, греческих и латинских, стали покупать новые у живых авторов. Тогда и начали составлять договоры у нотариусов. Долгое время это было специальностью Луи в отцовской конторе, ибо подобного рода контракты часто отличались большой сложностью.

Действительно, нельзя было опубликовать книгу, не испросив согласия Университета, иными словами, парижских духовных властей. Форма такого одобрения менялась со временем, и после установления о печатном деле, принятого в сентябре 1563 года, любую книгу во Франции можно было издать, лишь получив королевское разрешение, скрепленное большой печатью канцлера.

Эта апробация получила название королевской привилегии. С другой стороны, она в течение нескольких лет ограждала автора от воровства.

В установлении о печатном деле, принятом в январе 1629 года и называемом обычно Кодекс Мишо, были выработаны общие правила надзора за изданием книг. Канцлер назначал цензоров, которым предписывалось рассматривать все прошения о привилегии. Автор также должен был предъявить свое сочинение синдикам Печатни, многие из которых входили в грозное и таинственное сообщество — «Братство Индекса».

Преодолев эти препятствия и обретя королевскую привилегию, автор мог уступить ее посредством нотариального контракта издателю в обмен на заранее определенную сумму, размер которой зависел от репутации писателя. Естественно, если произведение имело успех у публики, все прибыли доставались издателю!

В любом случае авторское вознаграждение было очень скромным. Луи помнил, как в 1636 году отец рассказал ему, что Бенсерад[34] получил всего сто пятьдесят ливров за свою трагедию «Клеопатра», а Жан Ротру[35] в том же году продал четыре пьесы за семьсот пятьдесят ливров.

— Этого книготорговца зовут Шарль де Бреш, на его вывеске написано «Под эгидой Рима», и я никогда о нем не слышал, — объяснил Луи. — Но намерен заглянуть к нему…

— Ничего это не даст, — самоуверенно улыбнулся Гастон. — А теперь не хочешь ли узнать, что делал вчера вечером наш рассеянный?

— Твоя очередь, — вздохнул Луи.

— Прежде всего, Клод Абер живет на постоялом дворе «Голландия»! — звонко произнес Гастон.

Поскольку никто не шелохнулся, он отчеканил:

— «Голландия»! В этом заведении бывают в основном голландцы!

— Но если бы он работал на них, — заметил Луи, — неужели совершил бы такую глупость, чтоб еще и поселиться рядом?

Гастон пожал плечами:

— Иногда бывает трудно все предусмотреть. Но я еще не закончил. Зайдя к себе переодеться, он отправился в игорный дом «Азар».

— Он играет? — удивился Луи.

— Несомненно! Но, должен признаться, в само заведение я не входил. Важно то, что этот игорный дом принадлежит мадемуазель Франсуазе де Шемро.

Гастон помолчал, чтобы слушатели оценили значение этого факта.

— Кто такая Франсуаза де Шемро? — спросил Луи, подняв брови.

Гастон вздохнул:

— Меня удручает твое невежество! Значит, ты никогда о ней не слышал?

— Нет, признаюсь тебе!

— Тогда слушай: Франсуаза де Шемро происходит из древнего, но разорившегося рода де Барбезьер. В Париж она приехала несколько лет назад нищая, как Иов. О ней в то время говорили, что у нее нет ничего, кроме ослика и красоты! Но красоты невероятной! Помимо всего прочего, у нее роскошные светлые волосы, настолько густые, что обожатели сравнивают их с золотыми волнами. Недаром ее прозвали Прекрасная Блудница. В Париж она приехала с целью пробиться любой ценой. Поэтому и явилась к самому могущественному человеку Франции, чтобы предложить свои услуги. Кстати, один из ее братьев был у него пажом.

— Ты говоришь о Ришелье?

— Именно. Великий Сатрап любил женщин, ты же знаешь. Он поддался чарам прекрасной Франсуазы и, пользуясь знатным происхождением дамы, добился для нее должности королевской фрейлины. В то время фавориткой короля была мадам де Отфор.

— Быстрое возвышение, — заметил Луи.

— Несомненно, но за этой милостью скрывалась оборотная сторона, цена, которую следовало уплатить, как всегда бывает с теми, кто продает душу дьяволу. Ты знаешь не хуже меня, что Ришелье никогда не делал подарков. Итак, очаровательная Франсуаза стала шпионкой кардинала. Она пересказывала ему все, что говорилось и замышлялось в ближайшем окружении королевы. Затем мадам де Отфор лишилась благосклонности короля,[36] и Прекрасная Блудница тоже подверглась опале. Изменила ли она Ришелье? Говорят, мадемуазель де Шемро не устояла перед очарованием обер-шталмейстера и ей было известно о заговоре, который готовил Сен-Map. Из любви к нему она ничего не сказала своему хозяину. Как бы там ни было, Ришелье перестал доверять ей и сослал в монастырь Шерш-Миди, а потом отправил в изгнание на родовые земли, в Пуату. Но после смерти Великого Сатрапа мадемуазель де Шемро, подобно многим другим опальным, вернулась в Париж. Сначала королева противилась этому, ибо уже знала о печальной роли своей фрейлины, однако Прекрасная Блудница так умоляла ее, так разжалобила рассказами о своем прозябании, уверяя, будто хочет приехать в столицу лишь в поисках мужа, что наша великодушная регентша наконец сдалась.

— Королева очень добра! — заметил Луи с иронической улыбкой.

— Вот именно. Тем не менее, она запретила мадемуазель де Шемро показываться в Лувре или при дворе, ибо не могла забыть, что Прекрасная Блудница, в общем-то, всего лишь шпионка. Однако несколько месяцев назад наша дамочка при финансовой поддержке неизвестного лица открыла игорный дом «Азар», куда на моих глазах вошел твой шифровальщик.

— Занятный персонаж, — согласился Луи после краткого раздумья. — Как ты все это выведал?

— Я навестил комиссара округа, после того как покинул «Азар», — со смехом признался Гастон. — Но это еще не все, слушай продолжение. Как любое игорное заведение, «Азар» должен находиться под сторонним наблюдением, однако начальник полиции получил распоряжение не проявлять к нему излишнего интереса, ибо поговаривают о браке между Прекрасной Блудницей и мсье де Ла Базиньером, Главным казначеем. Она будто бы уже стала его любовницей, а с женитьбой он тянет лишь потому, что хочет снова увидеть ее при дворе. В общем, у мадемуазель де Шемро репутация дамочки очень ловкой. Она теперь везде появляется в очень скромных одеяниях, с видом меланхолическим и благородно-сдержанным.

Тийи сделал паузу, прежде чем заговорить вновь:

— Я должен также рассказать тебе о ее братьях. Их двое, и они весьма опасны: Шарль де Барбезьер, старший, и Франсуа, младший. Франсуа служит в одном из полков Энгиена, зато Шарль в Париже. Его именуют шевалье, поскольку он будто бы принят в кавалеры Мальтийского ордена, но семья настолько бедна, что у него нет никакой должности или поста. Сейчас это бретер, готовый на все, лишь бы сестра добилась успеха. Очень опасный человек. И, чтобы завершить, знаешь, кто еще посещает этот игорный дом? Кого я видел вчера вечером собственными глазами?

Луи отрицательно покачал головой.

— Клода де Мема, графа д'Аво и суперинтенданта финансов. — С торжеством возгласил Гастон. — Одного из полномочных представителей, выбранных Мазарини для конференции в Мюнстере!

Луи промолчал. Он вынужден был признать, что Гастон обнаружил многообещающий след. Зачем Клод Абер отправился в это заведение? Чтобы встретиться с Клодом де Мемом? Это бессмысленно! Просто ради игры? Вот этого исключать было нельзя. Луи знал, что люди, одаренные в математике, часто используют свои познания, чтобы попытать счастья в азартных играх. Но возможно также, шифровальщик пошел туда, чтобы встретиться с каким-нибудь иностранным дипломатом, завсегдатаем этого игорного дома, которому он мог бы легко передать фальшивую депешу. Тогда Гастон прав: предатель — именно Клод Абер.

— И это еще не все, — продолжал Тийи. — Мой друг комиссар сказал мне, на правах конфиденциальности, что «Азар» — не только игорное заведение, но и бордель, который Прекрасная Блудница держит для первых лиц королевства.

— Бордель! Я никогда не бывал в борделе, — с иронией промолвил Луи. — Почему бы нам не посетить его?

— Я собирался это предложить тебе, — со смехом отозвался Гастон. — Мне не терпится познакомиться с этой Прекрасной Блудницей.

Затем они детально изучили рассказ каждого из четверки. Луи задал несколько вопросов Ла Гуту, стараясь извлечь какие-то дополнительные подробности, но, похоже, Шарль Мансье ни с кем не встречался и никому не мог передать депешу, разве что в роли его нанимателей выступали мясник или булочник! Зато происхождение его богатства вызывало вопросы, и Луи пообещал себе разобраться с этим.

В любом случае след «Азара» представлялся самым интересным.

Тут комиссар напомнил, что ему нужно присутствовать на заседании уголовного суда и он уже опаздывает. Луи пригласил его завтра пообедать вместе. По этому случаю он принесет сумку и шляпу, по-прежнему остававшиеся в его кабинете. После чего они намеревались вместе отправиться в «Азар».

За два часа Гофреди вновь проделал путь Малинового плаща, как он отныне именовал того, за кем следил.

Они с Луи ехали верхом. Старый рейтар показал хозяину книжную лавку на площади Мобер, проход через двор на улицу Бьевр, затем ворота на улице Ра, через которые можно было пройти во внутренний дворик, и деревянную лестницу на фасаде дома, где наверняка обитал Гийом Шантлу. Если именно он и был Малиновым плащом.

Прежде всего, Луи желал удостовериться, что Малиновый плащ действительно родственник Сюлле де Нуайе. Попросив Гофреди подождать в стороне — старый рейтар являл собой слишком приметную фигуру, — он спешился и стал ожидать у ворот, чтобы кто-нибудь вошел во двор. Через несколько минут к деревянной лестнице направилась почтенная матрона в сопровождении мальчика.

— Мадам, — окликнул ее Луи, оставаясь в тени, — я из аббатства Сен-Виктор и ищу мсье Шантлу.

— Он живет здесь, — подтвердила она. — Что вам от него нужно?

— Я должен вручить ему письмо.

— Давайте его мне, я передам. Мы соседи.

Она махнула рукой в сторону верхнего этажа.

— Невозможно, я должен отдать послание ему лично.

— Он работает в Пале-Рояле и возвращается обычно во второй половине дня, — сказала она, пожав плечами. — Зайдите попозже.

Луи поблагодарил ее и удалился. Соседка, конечно, расскажет Шантлу об этой встрече, но он запахнулся в свой серый плащ и надвинул шляпу на лоб. От ворот падала густая тень, и дама не сможет описать внешность незнакомца. Кроме того, он изменил голос. Возможно, Шантлу отправится в Сен-Виктор, чтобы выяснить, кто этот таинственный визитер, однако ничего не узнает.

Фронсак присоединился к Гофреди, который поджидал его на некоторой дистанции. Старый рейтар слушал песенку винного глашатая. В балахоне без рукавов, расшитом лилиями и с изображением святого Христофора на груди — одеяние, полагающееся по должности, — чиновник-глашатай во весь голос пел и позвякивал колокольчиком:

Начиная с эпохи Средневековья винные глашатаи расхаживали по улицам, оповещая публику каждый раз, когда какой-нибудь кабатчик открывал бочки с вином нового урожая. Должность винного глашатая и форменную одежду получали муниципальные чиновники, которым платили по четыре денье в день. Они должны были не только предупреждать об открытии бочек, но также измерять количество вина, проданного в таверне, находившейся в их ведении.

— Раз уж в этой таверне открыли новую бочку, — сказал Луи Гофреди, — стоит сходить туда пообедать, чтобы попробовать хорошего вина.

Они расспросили глашатая, где находится его заведение, и все так же на лошадях отправились в «Кизильник».

Таверна располагалась по другую сторону лежавших в руинах укреплений, недалеко от аббатства, которое возвышалось примерно в сотне туазов от ворот Сен-Виктор. Им подали обильный обед с молодым вином из Медона. Насытившись и утолив жажду, Луи решил отправиться пешком в книжную лавку со звучным названием «Под эгидой Рима».

— Мы оставим лошадей в конюшне таверны, и я один войду в лавку, — заявил он. — Не думаю, чтобы мне угрожала опасность, но ты все же держись поблизости. Если я не появлюсь через четверть часа, в дело вступишь ты. Я на тебя полагаюсь.

Гофреди недовольно поморщился, но вынужден был согласиться, что его легко узнают, если он пойдет вместе с хозяином и если Шантлу описал книготорговцу своего преследователя. Итак, старый рейтар обещал укрыться в каком-нибудь темном уголке на площади, откуда он сможет наблюдать за лавкой.

Книготорговцы старались селиться в университетском квартале, чтобы пользоваться теми же правами, что и профессора. Многие устроились на улице Сент-Андре-дез-Ар, где находилась их цеховая церковь, прочие держали свои лавки на улице Сен-Жак. С начала века некоторые добились привилегии открыть торговлю в большой галерее дворца. Это удалось Пьеру Роколе, владельцу лавки «Под эгидой Города» и Гийому Лоисону под вывеской «Имя Иисуса».

Книжная лавка «Под эгидой Рима» была единственной на площади Мобер, ибо место это пользовалось скверной репутацией после того, как судьи Университета приговорили к сожжению Этьена Доле[37] за то, что он печатал книги, признанные еретическими. Несколько лет спустя здесь сожгли троих протестантов, которым предварительно отрезали язык. С тех пор площадь стала местом наказания для книготорговцев или издателей, осужденных Университетом.

Входя в лавку, Луи подумал, что книготорговцы платят очень высокую цену за то, что распространяют знания. По какой такой странной ассоциации утонченные и изысканные дамы, приятельницы мадам де Рамбуйе, хозяйки известного в Париже литературного салона, именовали книжные лавки кладбищами живых и мертвых?

Лавка состояла из двух смежных комнат, и стены только частично были закрыты книжными полками. На свободных местах висели картины. Преимущественно на библейские и религиозные сюжеты.

Хозяин вышел из задней комнаты, услышав, как входит посетитель. Бывший нотариус удивился. Он ожидал увидеть мужчину в годах, похожего на знакомых ему книготорговцев, а перед ним стоял молодой человек крепкого сложения, с завитыми волосами, живым искрящимся взглядом, с квадратными усами и бородкой, постриженными по итальянской моде.

— Мсье, — произнес книготорговец с легким поклоном, означавшим как уважение к клиенту, так и нежелание демонстрировать раболепие.

— Мсье, — ответил Луи с таким же поклоном, — я нотариус и о вашей лавке услышал в галерее дворца. Мне рассказали о ней много хорошего. Вы знаете, я очень люблю книги и уже собрал большую библиотеку.

— Я вновь открыл лавку моего отца несколько месяцев назад, — более приветливо пояснил молодой человек. — Я узнал о его смерти, когда был в Италии.

— В Риме? — спросил Луи, рассматривая лежавшую на столике книгу «Жизнь знаменитых людей», которую напечатал Себастьен Крамуази.

— Да. И я привез из Вечного города множество разных сочинений, а также картины, которые вы можете видеть на стенах.

— Превосходное издание, — сказал Луи, оторвавшись от томика и обратив взор на полотна. — Вы не покажете мне другие книги, привезенные из Рима?

— Это главным образом церковные тексты, мсье. Библии, часословы, молитвенники. Посмотрите, вот здесь у меня совсем маленькие книжечки для мессы по очень низкой цене, я их продаю в огромных количествах жителям квартала, потому что такие издания легко сунуть в карман и помолиться в любой момент.

— Я вижу, у вас есть и прекрасная книга мсье Крамуази. Вы с ним знакомы?

— Я иногда захожу в его лавку на улице Сен-Жак, когда клиенты просят современные греческие или латинские издания. Томик, что вы держите в руках, был напечатан в королевской печатне Лувра, которую он возглавляет.

Луи кивнул. Он задавал эти вопросы лишь для того, чтобы выяснить, разбирается ли молодой человек в книготорговле. Похоже, так оно и было.

— Моя жена читает преимущественно романы, — небрежно заметил он. — Этих приятных лжецов, как называют их в салоне Артенисы.[38] У вас они есть?

— Очень мало, но я могу достать и принести вам домой.

— Я хотел подарить жене книгу мадемуазель де Скюдери.

— Она любит романы такого рода?

— Очень.

— Тогда могу предложить вам нечто гораздо лучшее, чем мадемуазель де Скюдери. Показать?

Он поднялся по лесенке и спустился с тремя томами инкварто.

— Вот два романа Шарля Сореля, сеньора де Сувиньи. В книге «Экстравагантный пастух» мсье Сорель говорит о придуманных им магических зеркалах, которые позволяют видеть на расстоянии и следить за частной жизнью соседей! Какое воображение! Словно такие приспособления и в самом деле могли бы существовать! А в другой книге и того лучше! Смотрите, роман называется «Истинный гонец».[39] Сорель рассказывает здесь о путешествии в южные земли и о племенах, у которых имеются губки, помогающие общаться на расстоянии!

Заинтригованный Луи взял книгу, выпущенную в печатне Туссена дю Бре на улице Сен-Жак, и прочел короткий отрывок:

— И в самом деле, удивительно, — воскликнул Фронсак. — Если бы такие губки действительно существовали, как изменилась бы наша жизнь! Например, не пришлось бы тратить время на письма!

— У меня есть также «Галантные похождения герцога д'Оссона, вице-короля Неаполя» мсье Мэре, издание Пьера Роколе. Многим клиентам книга очень понравилась, хотя это всего лишь комедия в стихах.

— Какова ваша цена? — осведомился Луи, не в силах преодолеть соблазн.

— Весьма разумная, я могу доставить эти три книги к вам на дом. Ваша супруга сделает выбор, и вы вернете мне те, что ей не приглянулись. Тогда же мы произведем окончательный расчет.

— Вы необыкновенно любезны. Могу ли я получить книги в субботу вечером?

— Разумеется.

— Тогда, пожалуйста, принесите. Меня зовут Луи Фронсак, контора моего отца находится на улице Катр-Фис. В нашем квартале ее все знают, она — одна из старейших в Париже.

Молодой книготорговец остался бесстрастен при этих словах и просто склонил голову в знак согласия.

Луи на мгновение задержался, чтобы осмотреть другие издания. Он втайне пытался найти книги пророчеств или пособия для смутьянов, которые издавались теми, кто стремился разжечь мятежи, но ничего подозрительного не обнаружил. Потом он задал еще несколько вопросов и убедился, что хозяин лавки — действительно книготорговец и притом превосходно знает свое ремесло. Бреш явно не принадлежал к числу тех дешевых полуграмотных торгашей, что продавали на улицах альманахи и памфлеты. Значит, он не был шпионом, и набожный Шантлу зашел к нему купить книжечку для мессы, чтобы иметь возможность «помолиться в любой момент»!

Позвав Гофреди, Фронсак вернулся на улицу Катр-Фис, более или менее успокоившись насчет книготорговца. Во дворе отцовского дома его поджидал сюрприз: он увидел свою карету и братьев Бувье, выгружавших багаж. Жюли только что приехала.

Он нашел жену в библиотеке в обществе матери и управляющего Клода Ришпена. Тот распорядился принести из кладовки стол, а также большой сундук для вещей и полный туалетный набор.

— Я не могла больше ждать, — со смехом объяснила Жюли. — Мы выехали сегодня утром, но, увы, не так рано, как хотелось бы. Столько надо было сделать перед отъездом, главное же — подготовить вещи для долгого пребывания. А ты, оказывается, купил себе сапоги?

— Да, я тебе расскажу. Где Мари?

— Мадам Малле показывает ей чердак, где она будет спать. Потом она выложит и разберет наши вещи. А Никола занимается лошадьми.

— Дети, — сказала мадам Фронсак, — мы ждем вас к ужину через два часа. Накрыто будет в соседней комнате. А пока устраивайтесь поудобнее.

Она знаком показала Ришпену, что пора уходить. Молодоженам многое надо было сказать друг другу.

Луи поведал супруге, как идет расследование и что удалось раскрыть за эти два дня (успех принадлежит Гастону, уточнил он с некоторой досадой). Естественно, предстоящий визит мужа в игорный дом мадемуазель де Шемро не вызвал восторга у Жюли де Вивон, поскольку Луи не утаил от нее, что это, возможно, бордель. Но она успокоилась, узнав, что он пойдет туда с Гастоном.

Луи также сообщил, что один книготорговец пришлет ей несколько книг. Для него это была всего лишь последняя проверка лавки, однако Жюли настолько любила романы, что с радостью согласилась сыграть свою роль и выбрать один из них.

В субботу Гастон явился около полудня, и кое-кто мог бы назвать его искателем полдня в одиннадцать, как именовали тех, кто приходил слишком рано, получив приглашение на обед. Гастону так нравились застолья мадам Фронсак, что он никак не мог позволить себе опоздать.

Комиссар принес с собой шелковый камзол Луи и шляпу его отца. Жюли тут же отдала вещи горничной, чтобы та тщательно вычистила их к моменту, когда ее супруг отправится в игорный дом Прекрасной Блудницы.

За обедом Гастон сообщил Луи и Жюли, что барон де Монтозье два месяца назад попал в плен в Германии.

Шарль де Сент-Мор, барон де Монтозье, молодой человек двадцати восьми лет, был женихом Жюли д'Анжен, дочери маркизы де Рамбуйе. Он ухаживал за Жюли уже несколько лет. Помолвка состоялась лишь после того, как умер его старший брат, за которого девушка должна была выйти замуж. Луи был очень привязан к барону де Монтозье, хотя тот ненавидел как Венсана Вуатюра, так и маркиза де Пизани — двух его лучших друзей из окружения маркизы де Рамбуйе. Фронсак так и не узнал причины вражды между Пизани и Монтозье. Возможно, это было связано с воинской славой сына мадам де Рамбуйе: все восхваляли его доблесть и подвиги, совершенные на полях сражений в армии герцога Энгиенского. Зато источник ненависти между Вуатюром и Монтозье был ему прекрасно известен: оба были страстно влюблены в Жюли д'Анжен, принцессу Жюли, как называл ее Вуатюр. И обоих она отвергла.

В сущности, Луи был одним из немногих друзей барона, который славился своим тяжелым характером. Действительно, Монтозье обладал ярым духом противоречия, крайне раздражавшим всех, кто имел с ним дело. Ему нравилось оспаривать любое суждение, и часто он отстаивал свою точку зрения даже ценой разрыва с теми, кто считался его друзьями, полагая, что истина важнее личных отношений.[40]

Но этот недостаток ничего не значил в глазах Луи, ценившего душевные качества молодого человека: честность, верность своим принципам и своему королю, главное же, великодушие. Разве не он первым дал Луи совет просить руки Жюли де Вивон, когда тот был всего лишь нотариусом и считал, что у него нет никаких шансов добиться руки племянницы маркизы де Рамбуйе?

Монтозье обладал еще одним достоинством — солидными научными познаниями, чрезвычайно редкими в среде знати, которые позволяли ему выступать арбитром в ученых спорах, часто происходивших в парижских салонах.

— Что случилось? — тревожно спросил Луи. — В последний раз я видел Шарля в конце января. Мы вместе ходили в театр, ты помнишь, Жюли?

— Конечно! Мы смотрели тогда фарс мсье Поклена «Врач-рогоносец» в зале для игры в мяч Метейе. Мы так хохотали!

— Барон очень хотел принять участие в новой кампании армии Гебриана, — объяснил Гастон. — Несомненно, с целью получить хоть толику воинской славы, которая позволила бы ему завоевать благосклонность Жюли д'Анжен. И в конце весны он отправился в Германию. Ему страшно не повезло. Вы же помните…

Весной Энгиен летел от победы к победе. Мы ведь тоже сыграли небольшую роль в битве при Рокруа, верно, Луи? Однако наша вторая армия в Германии таких успехов не имела! Ты знаешь, что стоит на кону: мы хотим укрепить наши позиции в Эльзасе и окончательно отобрать Лотарингию у герцога Шарля, предавшего нас. Для этого следовало перенести военные действия за Черный Лес.[41] Такова была роль армии Гебриана. К несчастью, в конце прошлого года она была отброшена в Эльзас австрийскими войсками, которыми командовал Мерси д'Аржанто. Чтобы выбраться из западни, Гебриан попросил подкрепления, и летом Энгиен прислал ему пять тысяч человек во главе с генералом Рантцау.[42] Именно к этому отряду присоединился Монтозье, вместе с герцогами де Витри и де Нуармутье, командовавшими пехотой.

Вот только противостояли Гебриану и Рантцау — отнюдь не гениям в военном отношении — Мерси д'Аржанто и, главное, подлинный гений Иоганн фон Верт. Осенью у раненого Гебриана началась гангрена, от которой он только что скончался. Рантцау, приняв командование, решил, что легко захватит Тютлинген на берегу Дуная. Он был убежден, что принял все необходимые меры предосторожности для победоносного штурма, однако недооценил Иоганна фон Верта. Тот обнаружил неохраняемый проход и, пользуясь туманом, неожиданно напал на наши войска. Произошла жуткая резня, за которой последовало паническое отступление. Мы потеряли две тысячи человек, наша армия бежала. Те, кто сражался — Монтозье, Витри, Нуармутье, — попали в плен и были переданы герцогу Карлу Лотарингскому. Я знаю, что Мазарини ведет тайные переговоры об их освобождении. Разумеется, за выкуп. Говорят, барону придется заплатить десять тысяч экю.

— Монтозье ранен? — забеспокоилась Жюли.

— Это мне неизвестно.

— Я должна навестить кузину и тетушку, — объявила она. — Наверное, они страшно встревожены!

— Почему бы тебе не отправиться к ним днем? — предложил супруг. — Для визита в «Азар» мы возьмем маленькую карету отца, а Никола сядет на козлы. Гофреди или один из братьев Бувье мог бы отвезти тебя во дворец Рамбуйе…

— Конечно, дорогой, — промолвила Жюли. — Я скажу тетушке, что ты навестишь ее немного позже.

— Ты и в самом деле можешь обещать это. Только не называй ей истинную причину моего приезда в Париж.

Гастон и Луи приехали в «Азар» ближе к вечеру. На всякий случай оба оделись весьма элегантно, поскольку не знали, как можно проникнуть в этот роскошный игорный дом. Если среди завсегдатаев «Азара» был суперинтендант финансов, значит, посетители его принадлежали к самым высшим кругам — кого попало туда явно не пускали. Конечно, Гастон мог предъявить свои права как комиссар, но им этого не хотелось — на сей раз они желали сойти за обычных игроков.

Никола высадил их недалеко от дверей. Несколько карет уже стояло в переулке, полностью перекрыв его.

Ступая по обочине немощеной улицы, чтобы не слишком запачкать туфли, они подошли к лакею, который пропустил их, ни о чем не спросив, как и трех других человек, незнакомых Луи.

Они оказались в большом холле, откуда начиналась парадная мраморная лестница с перилами из кованого железа. На потолке тысячью огней сверкала хрустальная люстра. Стены были целиком расписаны — над фресками с мифологическими сюжетами работал, судя по всему, одаренный ученик Симона Вуэ.

В этом роскошном вестибюле находилось трое или четверо слуг внушительного телосложения, несколько женоподобный мажордом с парадной шпагой и фатоватый господин с тяжелым взглядом. Всю правую щеку его пересекал шрам, частично скрытый густыми усами и бородкой, постриженной в форме утиного хвоста.

Одновременно с Гастоном и Луи в холл вошли дама с кавалером и мужчина без пары. Мажордом приветствовал их глубоким поклоном, и эти трое сразу поднялись по лестнице — несомненно, в игорные залы.

Гастон и Луи собирались последовать их примеру, но тут щеголь со шрамом кошачьей походкой приблизился к ним, преградив путь. Он был одет в камзол с кожаной шнуровкой, на боку висела тяжелая шпага с гардой.[43] Звеня медными шпорами на сапогах, он встал перед ними, не посчитав нужным снять шляпу с большим плюмажем.

— Господа, не имею чести вас знать, — сказал он, едва склонив голову.

Манера говорить у него была напыщенной и слегка угрожающей.

— Меня зовут Гастон де Тийи, — произнес комиссар сухим тоном человека, разговаривающего с подчиненным, — а это мой друг маркиз де Вивон. Нам рассказали об «Азаре», и мы пришли из любопытства.

Бретер надменно оглядел их и заявил:

— Мне неловко, что вы напрасно побеспокоились, господа. — Было видно, что он отнюдь не испытывает подобных чувств. — Однако моя сестра принимает только друзей, с которыми лично знакома.

Значит, это и есть Шарль де Барбезьер, шевалье де Шемро! — подумал Луи. Человек этот ему сразу не понравился. Он подавил желание резко осадить его, ибо им следовало притворяться, если они хотели попасть в игорный дом.

— Вы брат мадемуазель де Шемро? — любезно осведомился Фронсак.

— Вы знакомы с моей сестрой? — спросил бретер, сощурив глаза, чтобы скрыть растерянность.

— Не имею такой чести, шевалье, но здесь, несомненно, есть мои друзья, которые ее высоко ценят и уважают.

— Что ж, приходите в другой раз вместе с ними, — предложил бретер саркастическим тоном.

— Нам было бы весьма желательно приступить к игре сегодня вечером, мсье, — с преувеличенной вежливостью ответил Луи.

Сделав паузу, он осведомился:

— Почему бы нам не подождать здесь какое-то время? Несомненно, мы увидим кого-либо из наших друзей, которые смогут поручиться за нас, коль скоро вы нуждаетесь в рекомендациях.

Шарль де Барбезьер ничем не выдал своих чувств. Человек он был подозрительный, но расчетливый. Возможно, эти незнакомцы — полицейские осведомители или шпионы, нанятые врагами его сестры, но велика вероятность и того, что они люди знатные, способные помочь сестре вернуться ко двору. В таком случае ссориться с ними не следовало.

— Почему бы и нет? — медленно произнес он. — Здесь есть банкетки. Вы можете посидеть.

Гастон дерзко вздохнул и посмотрел на Луи с гримасой неодобрения. Ему совсем не улыбалось просиживать штаны в прихожей заведения, принадлежавшего женщине с сомнительной репутацией. Но Луи с лучезарной улыбкой взял его под руку и заявил:

— Хорошо, мы подождем.

Оба гостя устроились на обитой кордовской кожей банкетке, которая стояла под углом к входной двери. Отсюда они могли наблюдать за всеми передвижениями. Многие посетители входили, но никто не покидал игорный дом. Гастон узнал нескольких финансистов, магистратов и чиновников Дворца правосудия. Появлялись также иностранные дипломаты и итальянские кондотьеры, которые выделялись своим акцентом и пестрой одеждой. Женщин было совсем мало.

Порой бретер оборачивался к ним и быстро их оглядывал, не зная, как с ними поступить.

Через полчаса Гастон, внутренне кипевший от негодования, дал понять Луи, что они теряют время. Комиссар всегда был нетерпелив. Луи неохотно поднялся, соглашаясь уйти.

В это мгновение вошел Венсан Вуатюр в сопровождении маркиза де Пизани, сына маркизы де Рамбуйе.

Венсану Вуатюру было около сорока пяти лет. Простолюдин, сын виноторговца, он стал самым модным поэтом при дворе. Королева часто принимала его. Гастон Орлеанский предложил ему должность мажордома сестры короля и пенсию (в десять тысяч ливров. Вуатюр стал человеком богатым и респектабельным. Однако, невзирая на свое состояние и славу), этот остроумный поэт подружился с Луи, когда тот был еще безвестным нотариусом. Именно он, явившись однажды в контору его отца, чтобы подписать контракт, предложил Луи отправиться вместе с ним к маркизе де Рамбуйе, в знаменитую Голубую комнату. И это благодаря ему Луи познакомился со своей будущей супругой Жюли де Вивон.

Невысокий, но хорошо сложенный, с приветливым и всегда напудренным лицом, тщательно завитыми и надушенными волосами, Вуатюр являл разительный контраст со своим спутником, маркизом де Пизани, хотя последний тоже отличался маленьким ростом. Но сын мадам де Рамбуйе был скрючен, горбат и уродлив. Несмотря на эти физические изъяны, Леон д'Анжен был лучшим из людей. Он обладал и сердцем и умом. И был самым смелым воином в «Белом Штандарте» герцога Энгиенского, поражая боевых товарищей тем, что абсолютно не ведал страха.

Увидев Фронсака и Тийи, оба устремились к ним, чтобы нежно обнять их. На брата мадемуазель де Шемро они не обратили никакого внимания.

— Что ты здесь делаешь, Луи? — спросил Пизани.

— Мы с Гастоном собирались поиграть, но нас не впустили.

Пизани нахмурился. Сам он и Вуатюр считались завзятыми игроками, однако ему было известно, что Луи не играет никогда. О Гастоне же он знал одно — тот полицейский! Маркиз сразу понял, что этот необычный визит имеет какую-то особую причину.

Он повернулся к бретеру:

— Шарль, почему эти люди ожидают в холле?

— Моя сестра просит впускать только своих друзей, — ответил заметно смущенный шевалье де Шемро. — Я не знал, что эти господа принадлежат к числу ваших.

Он поклонился.

— Не только к числу наших, — сказал Пизани, не скрывая гнева, — мсье де Вивон входит в ближайшее окружение герцога. Я имею в виду мсье д'Энгиена. Он также верный слуга монсеньора Мазарини и королевы, а прежде столь же верно служил покойному королю. Мсье де Вивон лично знает всех, кто имеет вес при дворе.

Бретер слегка порозовел. Осознав свой промах, он склонился еще ниже и отступил в сторону, освобождая проход.

На лестнице Луи спросил, есть ли у Пизани какие-нибудь известия о Монтозье.

— Я только что узнал, что его взяли в плен. Он не ранен? Жюли, должно быть, в отчаянии.

— Моя сестра? Чтобы потревожить ее сердце, нужно что-то более существенное, — иронически произнес Пизани. — Но успокойся. Монтозье прекрасно себя чувствует, хотя и не добился столь желанной ему славы. По просьбе матушки, сицилиец выторговал его возвращение в обмен на несколько мешков с полновесными и звонкими монетами. Наверное, он вернется в Париж на следующей неделе. Впрочем, именно поэтому Энгиен отпустил меня пораньше. Сам он и его дворяне лишь через две недели переберутся на зимние квартиры.

На просторную площадку выходили две двери с двойными створками. Все четверо на мгновение остановились.

— Вы не покажете нам это место? — спросил Луи. — Мы тут ничего не знаем.

— Полагаю, ты не только играть пришел сюда, Луи? — с лукавой улыбкой осведомился Вуатюр.

— Я тебе потом расскажу. К твоей матушке я заеду на будущей неделе, — добавил Фронсак, повернувшись к Пизани. — Если ты будешь у нее, я и тебе объясню причины этого визита. Пока могу вам сказать одно: мы хотим посмотреть, что здесь происходит, и познакомиться, если возможно, с мадемуазель де Шемро.

— С самой Прекрасной Блудницей! Какие претензии! — усмехнулся Вуатюр. — Беседовать с ней — необыкновенная и редчайшая привилегия! Даже если вам это удастся, вы оба не будете разочарованы: она женщина очень простая, очень приятная… и очень ловкая. Утверждают, будто у нее ничего нет, зато я считаю, что она имеет десять тысяч ренты в купюрах ума! Богатство, которым не завладеет ни один кредитор.

— О ней много чего рассказывают, — осторожно вставил Гастон.

— В самом деле. Некоторые полагают ее добродетель суровой, другие весьма податливой, — игриво пошутил Пизани. — Но, раз вы хотите все осмотреть, следуйте за нами! Тут все очень просто, на втором этаже лишь два салона: справа играют в карты и кости, слева — в фортунку, триктрак и рулетку.

Они вошли в салон справа. Это была просторная комната с дюжиной столов, накрытых камчатными скатертями. Занята была только половина, причем за каждым столом сидели трое или четверо человек, игравших в басет или ландскнехт. Среди них было лишь три женщины. Внутреннее убранство сводилось к зеркалам. В большом камине потрескивал огонь. Несколько лакеев на первый взгляд занимались свечами, но по их телосложению, напоминавшему ярмарочных борцов, Гастон угадал, что они главным образом присматривают за игроками.

Пизани и Вуатюр стали ходить от стола к столу, приветствуя знакомых, но игроки большей частью отвечали лишь простым кивком, настолько поглощала их партия. Перед некоторыми возвышались горки золотых монет, в основном испанских пистолей, составлявших целое состояние. В зале царила тяжелая тишина, поскольку игроки переговаривались почти шепотом. Напряжение было ощутимым, давящим.

Внимание Пизани привлекла одна партия, а Вуатюр, взяв Луи под руку, увлек его к окну, подальше от столов.

— Здесь много профессиональных шулеров, — объяснил он, — из рук в руки переходят крупные суммы денег; прерывать игру или мешать нельзя. Что именно ты хочешь узнать?

В этот момент Гастон, задержавшийся у столов, подошел к ним и знаком предложил Луи посмотреть в один из углов залы. Послушавшись его, Фронсак увидел, как две служанки разливали из кувшинов вино четырем игрокам, сидевшим за карточным столом. Взяв стакан, один из них, прежде склоненный над картами, поднял голову. Это был Клод Абер, сейчас никак не походивший на рассеянного математика, — совсем наоборот.

— Человек с большими ушами, который пьет вино вон там. Худой, с бледным болезненным лицом…

Тут Луи заметил, что Клод Абер был роскошно одет в отлично сидевший на нем камзол из блестящей ткани.

— Ты его знаешь? — спросил он у Вуатюра.

— Нет, но я его уже видел здесь. Думаю, это родственник мсье де Барбезьера.

— Брата мадемуазель де Шемро…

— Да, того, что отказался впустить вас.

— Слуги наблюдают за игроками? — спросил Гастон.

— Конечно! Это необходимо, поскольку некоторые прячут карты в поясах или рукавах. Кроме того, по окончании игры именно они подзывают распорядителя игр, который забирает десять денье из выигрыша. Разумеется, все это идет в карман семейству де Шемро.

Луи еще немного осмотрелся, тщетно пытаясь обнаружить какой-то знак, имеющий отношение к шифрованным депешам. Гастон следовал его примеру. Иногда слышались негромкие восклицания, возгласы досады или радости.

— Здесь можно проиграть крупную сумму? — задал еще один вопрос Луи.

— Да, зато другие загребают горы золота, — пошутил поэт. — Правда, со мной такого никогда не случалось.

Луи вновь посмотрел на стол, за которым сидел рассеянный. Там был юный простофиля — несомненная жертва Абера и его партнера, искоса метнувшего встревоженный взгляд на Фронсака. Какой-то знакомый?

— Полагаю, мы увидели все, — объявил Луи Венсану Вуатюру. — Может, перейдем в другой зал?

Естественно, они не знали, что через щель, скрытую в резной раме одного из зеркал, из смежной комнаты за ними внимательно следил маленький скрюченный человечек.

— Они не играть пришли, — решил он, увидев, как необычные посетители выходят из залы. Голос у него был скрипучий, неприятный.

— Я не хотел их впускать, мсье маркиз, — объяснил шевалье де Шемро. — Но когда пришел маркиз де Пизани и пригласил их войти, я уже не мог помешать.

— Жаль, — проскрипел скрюченный карлик в шелковом камзоле. — Особенно жаль мсье Фронсака, который вновь оказался на моем пути. Но как он сумел подобраться к нам? Чего он ищет? Он не может знать, что Абер…

— Мне это неизвестно, мсье маркиз.

— А вы знаете, что сопровождающий его человек — это Тийи, полицейский комиссар в Шатле?

— Нет, мсье. Возможно, они все-таки пришли просто поиграть.

— Может статься, но нужно все выяснить. Позовите вашу сестру, пусть она ими займется и проведает их секреты. Ей это прекрасно удается.

Левая зала была больше правой, и там находились столики для игры в шашки и триктрак, один бильярд, две большие фортунки и одна рулетка. В алькове три музыканта исполняли на виолах приятную пьесу.

Пизани остался в зале для игры в карты. Вуатюр и Луи с Гастоном подошли к фортунке. Небольшая группа очень возбужденных игроков оживленно обсуждала ход партии. Каждый поочередно посылал плоский камушек в нумерованные ячейки. Они имели право на три серии бросков. Слышались громкие восклицания и смех, которые явно мешали играющим в триктрак и в шашки. Некоторые из них время от времени протестовали, требуя соблюдать тишину.

Один из лакеев принимал ставки. Другой обслуживал рулетку: именно здесь было больше всего женщин. Когда шар останавливался в одной из луз, раздавались гневные или радостные возгласы. Луи и Вуатюр поклонились кузине Марты дю Вижан, которую несколько раз видели у мадам де Рамбуйе.

Они расхаживали между столами, остановившись на мгновение перед партией в триктрак, где зрители заключали пари на исход игры. На доске из двадцати четырех клеток были расставлены черные и белые шашки. Быстро катились кости. Луи не знал никого за этим игровым столом, тогда как Вуатюр, похоже, был очень популярен!

— Тут можно заключать пари на партии и на игроков, — объяснил поэт Гастону. — Именно поэтому здесь так много народу.

Внезапно с лестничной площадки донеслись громкие голоса и смех. В залу с шумом вошла большая группа людей. Вуатюр повернулся к вновь прибывшим. Узнав того, кто возглавлял шествие, он устремился навстречу.

— Мсье граф, — сказал поэт, поклонившись и сняв шляпу.

— Венсан! Как приятно увидеть тебя здесь! Ты-то мне и нужен!

Гастон и Луи также приблизились. Узнал графа Гастон, а не Фронсак, который никогда с ним не встречался. Комиссар шепнул:

— Это мсье д'Аво, суперинтендант финансов.

Д'Аво! Мюнстерский переговорщик! Он уже побывал здесь накануне, в то же время, что шифровальщик Россиньоля, подумал Луи. И вернулся сегодня? Неужели это простое совпадение?

Кланяясь графу, он украдкой изучал его. Д'Аво был чрезвычайно элегантен. Из-под широкого плаща с галунами и бахромой выглядывал замшевый камзол, расшитый золотой нитью. Рубашка с многочисленными цветными бантами виднелась в разрезах на рукавах. Светло-коричневые штаны были из шелка, а большие сапоги с отворотами — из русской кожи.

Свита министра — друзья или клиентура — рассеялась по различным столикам.

— Мсье граф, — сказал Вуатюр, — могу ли я представить вам двоих из числа моих лучших друзей?

— Конечно, Венсан! Твои друзья — теперь и мои друзья!

Министр обратился к Луи и Гастону:

— Я знаком с Венсаном целую вечность! Мы вместе учились в коллеже Бонкур. Это благодаря мне он добился столь редких милостей от мадам де Сенто.

Граф д'Аво засмеялся.

Он производил впечатление человека поверхностного, тщеславного прожигателя жизни. Каким образом ему удалось стать таким известным дипломатом? — спросил себя Луи.

— Мсье маркиз де Вивон и мсье де Тийи, — сказал Вуатюр, представляя своих друзей.

— Вивон? Вы родственник мадам де Рамбуйе?

— Я женат на ее племяннице Жюли, мсье граф.

На мгновение лицо д'Аво окаменело, затем он посмотрел на Луи с возросшим интересом, и на губах его заиграла приветливая улыбка.

— Неужели вы мсье Фронсак?

— Так и есть, мсье граф.

Дипломат бросил на него пронизывающий взгляд. Улыбка его стала еще более любезной.

— Я хотел познакомиться с вами, мсье. Мне много рассказывал о вас граф де Бриен, а также монсеньор Мазарини. Оба высоко вас ценят.

— Надеюсь и в дальнейшем не разочаровать их, мсье граф.

— Мсье д'Аво! Какое удовольствие и какая честь! — раздался внезапно звонкий голос.

Граф обернулся; Луи с Гастоном безмолвно созерцали великолепную женщину, вошедшую в зал. Очень молодая — ей не исполнилось еще и двадцати лет, — она поражала своими роскошными светлыми кудрями и совершенно невероятной красотой. За ее скромницей[44] едва виднелась плутовка, хотя многие дамы бесстыдно демонстрировали даже скрытницу. Впрочем, пышные округлые груди отнюдь не таились под корсажем со слишком глубоким вырезом.

Гастон оцепенел при виде этих прелестей.

— Мадемуазель, — проворковал д'Аво, собираясь поцеловать ручку красавицы, — вы еще ослепительнее, чем всегда! Я вновь говорил о вас с королевой, не далее как вчера.

— С королевой? — робко улыбнулась молодая женщина. — Слишком много мне чести, я этого не заслуживаю. Не компрометируйте себя. Вы же знаете, насколько королева предубеждена против меня.[45]

— Пустяки, мадемуазель! Я сумею убедить ее, чтобы она разрешила вам вновь появиться при дворе!

Франсуаза де Шемро ответила лишь печальной улыбкой, опьянившей Гастона своей скромностью, а затем спросила:

— Могу ли я предложить вам прохладительные напитки, мсье граф, и вашим друзьям тоже?

— Почему бы нет? — ответил д'Аво, взглядом вопрошая Фронсака.

— Предлагаю пройти в салон на верхнем этаже, — улыбнулась она.

— Мадемуазель, вы взяли в плен мое сердце, — с поклоном ответил граф.

Они вышли следом за ней. Д'Аво шел рядом с Прекрасной Блудницей, нашептывая ей по пути нежные слова, которые Луи с Гастоном не могли слышать. Вуатюр с озабоченным видом замыкал шествие.

На площадку выходило несколько дверей, и мадемуазель де Шемро, открыв правую, провела их в большую комнату, украшенную картинами на библейские сюжеты и венецианскими зеркалами с канделябрами. Паркет устилали турецкие и персидские ковры. Из мебели в гостиной были круглые столики на одной ножке, резные или инкрустированные, на которых стояли масляные лампы и корзинки с фруктами.

У камина, где полыхал большой огонь, были расставлены стулья с прямыми спинками и табуреты. Две служанки и верный[46] ожидали распоряжений своей хозяйки.

— Устраивайтесь, господа, перед резиденцией Вулкана,[47] — сказала та, знаком приказав им подать стулья и табуреты.

Лакей и служанки тут же придвинули сиденья гостям. Д'Аво получил право на самый удобный стул, тогда как мадемуазель де Шемро выбрала простой табурет.

— Мне сказали, что вы вернулись из Мюнстера, мсье граф, — заметила она. — Должно быть, это было утомительное путешествие…

Жестом она велела служанкам подать вино.

— Вестфалия хуже варварской страны, мадемуазель. Но я мог бы там быть счастлив, если бы не разлука с вами…

— Умоляю вас, мсье, вы мне льстите, я этого не заслуживаю. Расскажите же нам…

Д'Аво взял протянутый служанкой бокал легкого вина.

— Начать с того, что это ужасное путешествие длится от двух до трех недель. После границы одни только сожженные и разоренные деревни. Нужно пересечь разлившийся Мёз, затем дикие арденнские леса, где полно волков, медведей и кабанов. Дорог больше нет, мостов нет, еды нет. Только разбойники и руины постоялых дворов. Путешественники, если их не сопровождает эскорт, попадают в полную власть грабителей, останавливаться можно лишь в городах, где приходится вступать в мучительные переговоры, чтобы получить кров над головой и пропитание. Разумеется, за полновесные пистоли и дукаты!

— А Мюнстер? — спросил Луи. — Что собой представляет город?

— Этот город следовало бы назвать Мюнстером Варварским, мсье, как я уже вам сказал. Улицы там чудовищно грязные, повсюду бродят свиньи да крысы, которые пожирают все, даже детей. Что до жителей, то это настоящие дикари. Мужчины похожи на зверей, а женщины просто отвратительны и воняет от них невыносимо!

— Мне сказали, что конференция начнется в декабре. Вы собираетесь туда вернуться? — задал еще один вопрос Луи с любезной улыбкой, в то время как Прекрасная Блудница поднесла к лицу надушенный платок.

Д'Аво бросил на него пронизывающий взгляд.

— Конечно, вместе с мсье Сервьеном, поскольку мы должны работать сообща. — Подняв глаза к потолку, он сделал гримасу. — Но прежде мне придется посетить Соединенные провинции. Поэтому мы отправимся в путь по отдельности, что не так уж плохо.

Граф помолчал, словно размышляя над тем, что собирался сказать.

— Итак, я уезжаю через неделю, и поэтому мне так хотелось встретиться с тобой, друг мой, — обратился он к Венсану Вуатюру. — Завтра я устраиваю прием в моем дворце, который, увы, еще строится. Приходи ко мне — кто знает, когда в моем доме снова будет прием, ведь меня не будет в Париже несколько месяцев. Я желал бы также видеть у себя и вас, мадемуазель, равно как и вас, господа.

— Мсье граф, даже не знаю, могу ли я принять ваше приглашение, — сказала Прекрасная Блудница, стыдливо потупившись. — Там будет, конечно, множество знатных и прелестных дам…

— Но ни одна не сравнится очарованием с вами, мадемуазель, — заверил граф, поцеловав ей руку. — Что касается вас, мсье Фронсак, то если вы придете, я смогу поближе узнать вас, что для меня, несомненно, большая честь. Наверняка вы сможете меня многому научить.

Луи послышались в этих словах просительные нотки, чуть ли не мольба, что привело его в смущение.

Именно в это мгновение мадемуазель де Шемро устремила на него свой взор:

— Нужно признать, мсье Фронсак, о вас здесь ничего не знают! — шутливо произнесла она.

— Так и узнавать особенно нечего, — ответил он, машинально завязывая черный бант на запястье. — Мы с другом просто хотели посетить ваше заведение, о котором слышали много хорошего.

— Вы нашли себе игру по душе?

— Конечно, мадемуазель, но для нас это всего лишь первый визит, в следующий раз мы задержимся подольше.

— Это будет приятно.

Потупившись, она продолжила невинным тоном:

— Мой брат сообщил мне, что вы состоите на службе у монсеньора Мазарини. И близки к монсеньору д'Энгиену.

— Он рассказал вам об этом? — удивился Луи. — Впрочем, я ничего и не скрываю. Кардинал Мазарини — государственный муж, в котором нуждается королевство, и я очень многим обязан Людовику Бурбонскому. Мой долг навсегда останется неоплатным.

При этих словах д'Аво поджал губы, но сохранил бесстрастное выражение лица.

— Мсье д'Энгиен, возможно, посетит нас по приезде в Париж, — вновь заговорила Прекрасная Блудница. — Вы тоже знакомы с ним, мсье?

Она с заинтересованным видом обратилась к Гастону. Луи взглянул на своего друга, который пока не произнес ни слова.

Комиссар словно оцепенел, не сводя глаз то с лица молодой женщины, чьи слова он словно впитывал в себя, то с ее подушечек любви.[48] На губах его застыла глуповатая улыбка, которую Луи уже несколько раз замечал: она означала, что Гастон находится в плену страсти.

Мадемуазель де Шемро уловила тревогу во взгляде Луи и внезапно поднялась с места:

— Господа, теперь я должна оставить вас. Благодарю за приглашение, мсье граф. Я приду с большим удовольствием.

Д'Аво также встал и с нежностью поцеловал ей руку. Она поклонилась Вуатюру, затем Луи и перед уходом одарила томным взглядом Гастона.

Д'Аво выждал, пока она не исчезла, и пробормотал:

— Мадемуазель обладает умом и очарованием, к несчастью, как в добродетелях, так и в пороках.

— Что вы хотите сказать, мсье граф? — резко спросил Гастон, который наконец-то вышел из оцепенения после ухода своей пассии.

— Судить вам самому, мсье, — с усмешкой произнес дипломат. — Господа, буду с нетерпением ждать вас завтра.

Сделав едва заметную паузу, он добавил уже совершенно серьезным тоном и явно обращаясь к Луи:

— Я не предлагаю вам сыграть со мной, ибо догадываюсь, что вы пришли сюда по другим делам. Венсан, не составите мне партию в басет?

Они вместе направились к выходу, а Луи спросил:

— На этом этаже не играют, мсье граф?

— А вы не знали? — осведомился Аво с плотоядной улыбкой. — Значит, Венсан вам ничего не сказал? Этот этаж отдан в распоряжение компаньонок мадемуазель де Шемро. Молодых женщин, обладающих весьма малой добродетелью и очень высокой ценой…