III. Как в это оказался впутан кузен Кристофер

У него промелькнула-таки мысль, что, может быть, спуск он произвел не столь удачно, как ему сперва показалось; что, может быть, он свалился вниз головой; вследствие чего с переживаниями командира авиазвена Рафлтона уже покончено, а он стоит на пороге нового и менее скованного существования. Если так, то начало для дерзкого юного духа выглядело многообещающим. Из размышлений его вернул голос Мальвины.

- Полетели? - повторила она, и теперь в нотках ее голоса звучал приказ, а не вопрос.

А что? Что бы с ним ни приключилось, на какой бы плоскости существования он сейчас ни оказался, летательный аппарат, судя по всему, последовал за ним. Он машинально завел его. Знакомое жужжание мотора вернуло ему шанс на то, что он жив в общепринятом смысле этого слова. Еще оно навело его на мысль о практической желательности настоять, чтобы Мальвина надела на себя его запасной плащ. В Мальвине было пять футов37 и три дюйма38 росту, а плащ был сооружен на мужчину высотой в шесть футов и один дюйм, и в обычных условиях эффект получился бы комический. В том, что она действительно фея, командир Рафлтон окончательно убедился, когда в плаще, ворот которого примерно на шесть дюймов возвышался у ней над головой, Мальвина стала еще больше похожа на нее.

Никто не произнес ни слова. Почему-то казалось, будто в этом нет нужды. Он помог ей забраться в сиденье и подоткнул плащ у ног. Она отвечала тою же улыбкой, с какой впервые протянула ему руку. Это была улыбка безграничного удовлетворения, словно все хлопоты у ней остались позади. Командир Рафлтон искренне понадеялся, что это так. Мелькнувшая на мгновение вспышка разума подсказала ему, что его собственные, кажется, только начинаются.

Машину, должно быть, взяло на себя подсознательное «я» командира Рафлтона. Держась над сушей, он летел в нескольких милях от берега до места чуть южнее Агского маяка.39 Где-то там, он помнит, что садился долить бак. Не предвидя пассажира, он перед вылетом захватил запас горючего, что обернулось удачей. Мальвина, похоже, с интересом наблюдала за тем, как того, кого она, по всей вероятности, посчитала каким-то новой породы драконом, кормят из жестянок, вытаскиваемых у нее из-под ног, но восприняла это, как и все остальные подробности полета, словно нечто в естественной природе вещей. Чудище подкрепилось, встрепенулось, отпихнулось от земли и вновь с ревом взмыло вверх; подползавшее море отхлынуло вниз.

Бытует мнение, будто командира авиазвена Рафлтона - как и всех остальных из нас - подстерегает, чтобы проверить нам сердце, всё гадкое и обыденное в жизни. Столь много лет будет отдано у него низким надеждам и страхам, презренной борьбе, бренным заботам и вульгарным хлопотам. Но вместе с тем живет и убеждение: с ним навсегда останется, чтобы сделать жизнь чудесной, воспоминание об этой ночи, когда он, подобно богу, несся по ветру небес, увенчанный великолепием мирового желания. Он то и дело оборачивался бросить на нее взгляд, и глаза ее неизменно отвечали ему тем же глубоким удовлетворением, словно окутавшим обоих покрывалом бессмертия. Смутно догадываешься кое о чем из того, что он тогда чувствовал, по взгляду, какой бессознательно пробирается ему в глаза, когда он заговаривает об этом зачарованном путешествии, по тому внезапному молчанию, с каким замирают у него на устах потрепанные слова. Хорошо еще, что малое «я» его крепко держало в своих руках штурвал, а то, быть может, лишь несколько подкидываемых на волнах сломанных лонжеронов40 - вот и все, что осталось бы, дабы поведать миру о некоем многообещающем авиаторе, возомнившем одной летней ночью в июне месяце, будто ему по плечу долететь до самых звезд.

На полпути через пролив запламенела заря над остриями Нидлс,41 затем с востока на запад проползла длинная, узкая полоска окутанной туманом земли. Одни за другими из моря, блистая золотом, стали вздыматься обрывы и скалы, а навстречу вылетели белокрылые чайки. Он чуть ли не ожидал, что сейчас они превратятся в духов, кружащих вокруг Мальвины с криками приветствия.

Все ближе и ближе подлетали они, и туман постепенно поднимался вверх, а лунный свет ослабевал. И вдруг перед ними раскинулся во всю свою ширь Чезил-бэнк,42 за которым притаился Уэймут.43

Возможно, это было из-за купальных кабинок44 или газгольдера45 за железнодорожной станцией, либо же из-за флага над отелем «Ройял». Завесы ночи вдруг спали с него. В дверь стучался мир рабочих будней.

Он взглянул на часы. Самое начало пятого. В лагерь он передавал ожидать его к утру. Они будут посматривать. Если и дальше лететь тем же курсом, то они с Мальвиной подоспеют к самому завтраку. Ему выпадет случай познакомить ее с полковником: «Позвольте представить, полковник Гудиер - фея Мальвинa.» Либо это, либо высадить Мальвину где-нибудь между Уэймутом и Фарнборо. Без долгих раздумий он решил, что предпочтительнее второе. Но где? Что с нею делать? Есть тетя Эмилия. Она ведь как-то говорила что-то такое про французскую гувернантку для Джорджины? Французский у Мальвины, правда, слегка староват по форме, но акцент очарователен. Что до жалованья… Тут в голове у него всплыл образ дяди Феликса и трех старших мальчиков. Он инстинктивно почувствовал, что Мальвина - это, пожалуй, не совсем то, чего хотелось бы тете Эмилии. Отец его, будь этот милый старый джентльмен жив, обернулся бы сейчас надежным прикрытием. С отцом они всегда понимали друг друга. Но мать! Тут он уверен совсем не был. В воображении возникла сцена:

Гостиная на Честер-Террас.46 Тихий, шуршащий вход матери. Ее ласковое, но воспитанное приветствие. А затем - обескураживающее молчание, с каким она станет ожидать его разъяснений о Мальвине. О том, что она фея, он, пожалуй, не упомянет. Пред материнское пенсне в золотой оправе он не видел, как будет настаивать на этой подробности: «Эта барышня… я случайно ее встретил: она спала на лугу в Бретани. Ночь стояла такая чу'дная, а у меня было место в машине. И она… то есть я… ну вот, мы и здесь.» Последует этакое болезненное молчание, затем приподнимутся изящно изогнутые брови: «Ты хочешь сказать, милый мой мальчик, что позволил этой…» - Тут последует легкая пауза. - «…этой юной особе оставить свой дом, семью, друзей и родственников в Бретани, чтобы быть с тобой. А можно спросить - в каком качестве?»

Потому что именно так всё и будет выглядеть - и не только с точки зрения матери. Предположим, что каким-то чудом это действительно представляет собой факты. Предположим, что несмотря на подавляющие свидетельства в ее пользу - на ночь, луну и звезды, и на то чувство, что пришло к нему, когда он ее поцеловал - предположим, несмотря на все это, оказалось бы вдруг, что она не фея. Предположим, что домыслы вульгарной мадам Здравый-Смысл о том, что она всего лишь сбежавшая из дому маленькая проказница, действительно попали в точку. Что', если уже полным ходом идут розыски? Аэроплан в сто лошадиных сил не пролетает незамеченным. Разве нет закона о чем-то таком - что-то про «сманивание» и про «девушек»? Он ее не «сманивал». Если уж на то пошло, то все наоборот. Но возымеет ли ее добровольное согласие силу юридической защиты? Сколько ей лет? Вот как встанет вопрос. На самом деле, он предполагал, что тысяча или около того. Быть может, и больше. К сожалению, по ее виду этого не скажешь. Холодно подозрительный судья, пожалуй, посчитает «шестнадцать» намного более близкой оценкой. Вполне возможно, что из-за всего этого он влипнет в чертовскую заваруху. Он бросил взгляд назад. Мальвина отвечала неизменной улыбкой неописуемого удовольствия. Впервые эта улыбка вызвала у него отчетливое чувство раздражения.

К тому времени они подлетали к Уэймуту. Можно было ясно прочитать рекламные афиши перед выходившим на эспланаду47 кинотеатром: «Вилкинс и Русалка». Комическая драма». На них была изображена расчесывающая волосы женщина. И Вилкинс - грузноватый мужчина в полосатом купальнике.

Тот безумный импульс, что охватил его с первым дыханьем зари: стряхнуть с крыльев сжимающийся мир, кануть вверх к звездам, дабы никогда больше не возвратиться… О небо! Как он жалел, что не поддался ему.

И тут его осенила мысль о кузене Кристофере.

Милый старый кузен Кристофер - пятидесятивосьмилетний холостяк. И как эта мысль не пришла ему в голову раньше? Перед взором командира Рафлтона сошло с небес видение «кузена Кристофера» в виде полного, краснолицего ангела в шляпе-панаме и твидовом костюме цвета перца с солью, протягивающего ему спасательный пояс. Кузен Кристофер привяжется к Мальвине, словно какая-нибудь мамаша-курица к осиротевшему утенку. Фея, обнаруженная уснувшей возле одного из древних менгиров Бретани. Единственным страхом у него будет: не забрали бы ее прежде, чем он успеет написать о ней статью. Он должен уже вернуться из Оксфорда и быть у себя в коттедже. Названия деревни командир Рафлтон вспомнить не мог. Само вспомнится. Она лежит к северо-западу от Ньюбери.48 Пересечь равнину Солсбери49 и держать курс прямо на башню Магдалины.50 Холмы Даунс51 заканчиваются чуть ли не у самых ворот сада. Есть там и ровный зеленый луг почти в полмили длиной. Командиру Рафлтону показалось, будто кузен Кристофер был сотворен и бережно сохранялся Провидением специально для этого случая.

Он уже больше не был зачарованным луной юношей минувшей ночи, над которым могли потешаться, как им заблагорассудится, фантазия с воображением. Эту его часть бодрящий, свежий утренний воздух загнал назад в свою каморку. Он был командир Рафлтон - энергичный и бдительный молодой инженер, сохраняющий полную власть над своим рассудком. Помнить в данный момент нужно это. Опустившись на уединенный участок берега, он вновь принялся беспокоить Мальвину извлечением жестянок. Посреди бела дня он ожидал, что пассажирка его окажется симпатичной девчушкой с детской внешностью, немного растрепанной и, возможно, с оттенком синевы вокруг носа - естественным результатом трехчасового полета со скоростью пятьдесят миль в час.52 Вздрогнув от возврата первоначальных ощущений, возникших, когда она впервые ожила под его поцелуем, он застыл в нескольких футах от девушки, не в силах отвести от нее глаз. Минула и ночь и тишина. Она стояла лицом к солнечному свету, в одеянии из габардинового53 плаща, на полдюжины размеров великого для нее. Сзади нее рядами шли купальные кабинки, а за ними - снова газгольдер. В полумиле от них с шумом перескакивал с пути на путь товарняк.

Но ее по-прежнему окружал ореол; что-то, не поддающееся описанию, но вполне ощутимое - что-то, откуда она смотрела на тебя, словно из иного мира.

Он взял поданную ею руку, и она легко выскочила из машины. Растрепанной она не была нисколько. Казалось, будто воздух и есть ее родная стихия. Она осмотрелась с интересом, но без любопытства. Первая ее мысль была о машине.

- Бедняжка! - сказала она. - Устал, наверно.

К нему вернулся слабый трепет страха, охвативший его, когда под сенью менгира он наблюдал за раскрытием ее глаз. Ощущение не было неприятным. Скорее оно придавало их отношениям пикантности. Но оно было отчетливо реальным. Она наблюдала за кормежкой чудовища; затем он снова подошел и стал рядом с ней на желтом песке.

- Англия! - пояснил он, взмахнув рукой. У нее, пожалуй, создалось впечатление, будто земля эта принадлежит ему. Она величаво повторила название. И почему-то, пав с ее губ, оно нарисовало в воображении командира Рафлтона землю чудес и романтики.

- Я слышала о ней, - добавила она. - Думаю, она мне понравится.

Он выразил надежду, что да. По поводу этому он сохранял мертвецкую серьезность. Вообще говоря, чувство юмора у него было; но в тот момент оно его, похоже, покинуло. Он сказал, что собирается оставить ее под опекой одного мудрого и ученого человека по имени «Кузен Кристофер» - описание того несомненно навело Мальвину на мысль о дружественно настроенном волшебнике. Самому ему придется ненадолго отлучиться, но затем он вернется.

Для Мальвины это, казалось, не имело значения - такие мелкие подробности. Было очевидно, (- мысль у нее в голове -) что он для нее предначертан. Хозяином или слугой - определить было не столь легко: скорее всего - и тем и другим, с предпочтением ко второму.

Он опять упомянул, что не задержится дольше, чем в том будет нужда. В повторении не было необходимости. Она в этом не сомневалась.

Уэймут со своими купальными кабинками и газгольдером растаял вдали. Когда они пролетали над лесом Нью-Форест,54 то поохотиться выехал король Руфус,55 а взглянув вниз на равнину Солсбери, они увидели машущих руками эльфов и заливающихся смехом фей. Позже они услыхали звон наковальни, говоривший о близости пещеры Вейланда-кузнеца;56 а потом аккуратненько спланировали без единого толчка и дребезга к самым воротам сада кузена Кристофера.

Где-то посреди холмов насвистывал мальчишка-подпасок, а в долине только что впряг свою упряжку пахарь ; но деревню скрывали от них изгибы холмов, и в поле зрения не было ни единой живой души. Он помог Мальвине выйти и, оставив сидеть на упавшем суку под грецким орехом, осторожно прошел к дому. В саду он застал маленькую горничную. Та выбежала из дома, услыхав звук пропеллера, и теперь таращила глаза на небо, так что и не видела его, пока он не положил руку ей на плечо, а тогда, к счастью, до того перепугалась, что не закричала. Он дал торопливые указания. Ей нужно постучать в дверь к профессору и сказать, что здесь его кузен - командир Рафлтон, - и не спустится ли профессор тотчас же сюда в сад один? Командиру Рафлтону не хотелось бы заходить в дом. Не выйдет ли профессор тотчас же и не поговорит ли с командиром Рафлтоном в саду?

Она ушла назад в дом, повторяя все это про себя, немного испуганная.

- Господи Боже мой! - проговорил из-под одеял кузен Кристофер. - Он не ранен?

Маленькая горничная сквозь приоткрытую дверь выразила мнение, что нет. По крайней мере, с виду не похоже. Но не будет ли профессор так любезен выйти тотчас же? Командир Рафлтон ожидает его - в саду.

И вот кузен Кристофер - в спальных тапочках, без носков, в горчичного цвета халате и черной ермолке на голове: ни дать ни взять добрый волшебник из сказки, - торопливой рысцой просеменил вниз по лестнице, а затем через сад, бормоча что-то про «безрассудство и мальчишество» и что он «так и знал, что это случится»; и с большим облегчением увидел идущего ему навстречу юного Артура Рафлтона - по всей видимости, в добром как духе, так и здравии. А тогда стал недоумевать: какого же черта его всполошили из постели в шесть утра, ежели ничего не случилось.

Но что-то явно случилось. Прежде чем заговорить, Артур Рафлтон осторожно осмотрелся с видом, наводившим на мысль о тайне, если не о преступлении; и, все так же не говоря ни слова, взяв кузена Кристофера под руку, повел его в дальний конец сада. И там, на упавшем суку под грецким орехом, кузен Кристофер увидел плащ цвета хаки, в котором на вид ничего не было, но который при их приближении поднялся.

Но не очень высоко. К ним была обращена спина плаща. Воротник стоял против линии горизонта. Но головы не было. Встав, плащ развернулся, и кузен Кристофер увидел выглядывающее из его складок лицо ребенка. Потом, присмотревшись, увидел, что это не ребенок. А потом сам не мог понять, кто это; так что, внезапно остановившись перед плащом, кузен Кристофер уставился круглыми, широко раскрытыми глазами сначала на лицо, а затем на командира авиазвена Рафлтона.

Обратился командир авиазвена Рафлтон к Мальвине.

- Познакомься, - сказал он, - профессор Литлчерри - мой кузен Кристофер, о котором я тебе рассказывал.

Профессора Мальвина явно посчитала лицом значительным. Она, очевидно, намеревалась сделать реверанс - действие, которое, затрудняясь волочащимися ярдами цепляющейся за нее защитной ткани, могло оказаться - промелькнуло в голове у профессора - не только трудным, но и опасным.

- Позвольте, - сказал профессор.

В мыслях у него было помочь Мальвине снять с себя плащ командира Рафлтона, и Мальвина готовилась посодействовать ему в этом. Командир Рафлтон подоспел вовремя.

- Не думаю, - сказал командир Рафлтон. - Если ты не возражаешь, то я считаю, что лучше предоставить это миссис Малдун.

Профессор отпустил плащ. Мальвина казалась слегка разочарованной. Предположительно, она не без основания расчитывала произвести лучшее впечатление без него. Но принимать с улыбкой все меры, направленные ей во благо, было, по-видимому, одной из ее чар.

- Быть может, - предложил командир Рафлтон Мальвине, перезастегивая несколько самых важных пуговиц, - если ты не против объяснить про себя моему кузену Кристоферу без экивоков: кто ты такая и как тебя зовут, - то ты бы сделала это намного лучше, чем я. (Про себя командир Рафлтон подумал: «Если милому чудаку расскажу обо всем я, то он решит, что я его разыгрываю. У нее это получится совсем иначе.») Ты ведь не против?

У Мальвины не было ни малейших возражений. Она довершила реверанс, или вернее, выглядело так, словно реверанс сделал плащ - причем довольно грациозно и с достоинством, какого от него не ожидалось.

- Я фея Мальвина, - разъяснила она профессору. - Вы, возможно, слышали обо мне. Я была фавориткой у Гарбундии - королевы Белых Дам Бретани. Но это было давно.

Добрый волшебник смотрел на нее в упор парой круглых глаз, в которых, несмотря на изумление, было написано дружелюбие и понимание. Возможно, это и побудило Мальвину завершить признание в своей печальной и краткой истории.

- Это было, когда Ирландией правил король Херемон, - продолжала она. - Я совершила один очень глупый и злой проступок и была наказана за него изгнанием из общества своих соплеменников. С той поры… - Плащ сделал миниатюрнейший из жалких жестов. - … я странствую одна.

Им обоим это должно было показаться просто смехотворным: сказать такое на земле Англии в одна тысяча девятьсот четырнадцатом году смышленному молодому офицеру инженерных войск и пожилому оксфордскому профессору. По ту сторону дороги отворял двери в гараж работник доктора; через деревню с шумом громыхала телега с молоком, слегка припаздывая к лондонскому поезду; через сад долетел слабый запах яичницы с беконом, впитав по пути аромат лаванды и гвоздик. У командира Рафлтона могла быть уважительная причина. По ходу повествования делались попытки прояснить этот момент. Но профессор! Он должен был либо разразиться гомерическим хохотом, либо укоризненно покачать головой и предостеречь ее о том, куда попадают маленькие девочки, которые так поступают.

Вместо этого он перевел пристальный взгляд с командира Рафлтона на Мальвину, а с Мальвины обратно на командира Рафлтона, и глаза у него стали до того изумительно круглыми, словно их нарисовали циркулем.

- Благослови господь мою душу! - сказал профессор. - Так ведь это же совершенно необычайно!

- Был такой король - Херемон Ирландский? - поинтересовался командир Рафлтон. Профессор слыл известным авторитетом по этим вопросам.

- Был, конечно, король Херемон Ирландский, - ответил профессор довольно запальчиво, как если бы командиру вздумалось узнать: а был ли на свете Юлий Цезарь или Наполеон? - Была и королева Гарбундия. О Мальвине всегда говорится в связи с ней.

- Что она натворила? - полюбопытствовал командир Рафлтон.

Оба, казалось, забыли о присутствии Мальвины.

- Сейчас не помню, - признался профессор. - Нужно посмотреть. Что-то, если я верно припоминаю, связанное с дочерью короля Данкрата.57 Основатель норманской династии.58 Вильгельм-Завоеватель59 да вся эта компания. Боже всемилостивый!

- Ты не станешь возражать, если она погостит у тебя немного, покуда я все не улажу, - предложил командир Рафлтон. - Я бы был ужасно обязан, если б ты согласился.

Каким бы мог стать ответ профессора, будь ему предоставлена возможность воспользоваться тем запасом ума, каким он обладал, сказать невозможно. Конечно, он был заинтересован - взволнован, если хотите. Фольклор, легенды, обычаи - это были увлечения всей его жизни. Кроме всего прочего - вот он, по крайней мере, родственный дух. Знала, похоже, то да другое. Где она об этом разузнала? Уж нет ли каких-то источников, не известных профессору?

Но взять ее к себе! Поселить в единственной свободной спальне. Представить (как кого?) обществу английской деревни. Новым людям из «Мэнор-Хауса».60 Члену парламента с невинной молоденькой женой, что поселились на лето у викария.61 Доусону (r.a.)62 и Калторпам!

Профессор мог бы, сочти он это сто'ящим своих хлопот, найти какую-нибудь почтенную французскую семью и поселить ее там. Был один человек, которого он уже много лет знал по Оксфорду, - столяр-краснодеревщик; жена - предостойнейшая женщина. Сам он мог бы время от времени ходить туда с блокнотом в кармане и расспрашивать ее.

Предоставленный самому себе, он мог бы поступить, как здраво и рационально мыслящий гражданин; а быть может, и нет. Имеются данные в поддержку и последней возможности. Вопрос не однозначен. Но что касается этого отдельно взятого случая в его карьере, вина с него должна быть полностью снята. Решение было выхвачено у него из рук.

Мальвине при первой посадке в Англии командир Рафлтон объявил о намерении оставить ее на временное попечение мудрого и ученого Кристофера. И для Мальвины, смотревшей на командира как на дар богов, это решило все дело. Мудрый и ученый Кристофер, вне всякого сомнения, знал о ее прибытии. Вполне вероятно, что это он - по наущению богов - и устроил таким весь ход событий. Ей оставалось лишь отплатить ему благодарностью. Она не стала дожидаться ответа профессора. Плащ немного мешал ей, но с другой стороны, привнес, пожалуй, и свой собственный трогательный штрих. Взяв руку мудрого и ученого Кристофера в обе своих, она стала на колени и поцеловала ее.

И на своем причудливом архаичном французском, который профессору позволили понять долгие часы, проведенные им в корпении над «Хрониками» Фруассара63 -

- Благодарю вас, - сказала она, - за вашу изысканную любезность и гостеприимство.

Таинственным образом всё вдруг преисполнилось значением исторического события. У профессора внезапно сложилось впечатление - и по сути, так его полностью и не оставило, покуда у него гостила Мальвина, - будто он великая и могущественная персона. Августейшая сестра его, - по совпадению (хотя в высшей политике такие моменты значения, разумеется, не имеют), самое умопомрачительно красивое создание, какое только попадалось ему на глаза, - милостиво согласилась принять его гостеприимство. Профессор с поклоном, какой можно было позаимствовать при дворе короля Рене,64 выразил свое понимание оказанной ему чести. Что еще мог сделать уважающий себя самодержец? Инцидент был исчерпан.

Командир авиазвена Рафлтон не предпринял ничего в направлении его «восполнения». Наоборот, именно этим моментом он воспользовался, чтобы разъяснить профессору, как абсолютно необходимо ему, не теряя больше ни единого мгновения, отбыть в Фарнборо. Командир Рафлтон добавил, что «заскочит к ним обоим» в первый же день, как удастся вырваться; и выразил уверенность в том, что если профессор убедит Мальвину говорить помедленнее, то вскоре найдет ее французский легким для понимания.

Профессор догадался спросить у командира Рафлтона, где тот нашел Мальвину… то есть, если он сам, конечно, помнит. А также: что он собирается с ней делать?… - то бишь, если он сам знает. Командир Рафлтон, выразив сожаление по поводу безотлагательности и спешки, разъяснил, что обнаружил Мальвину спящей у менгира в окрестностях Юльгоа в Бретани и опасается, что разбудил ее. По дальнейшим деталям не будет ли профессор столь любезен обратиться к самой Мальвине? Что до него самого, то он уверен, что никогда, никогда так и не сможет полностью отблагодарить профессора.

В заключение, не оставляя возможности для продолжения дискуссии, командир с большим энтузиазмом потряс кузену Кристоферу руку; а затем повернулся к Мальвине. Она не двигалась, но глаза ее смотрели на него не отрываясь. Он медленно подошел к ней. И, не говоря ни слова, поцеловал прямо в губы.

- Ты уже дважды поцеловал меня, - сказала Мальвина, и на устах ее заиграла какая-то загадочная улыбка. - В третий раз я стану женщиной.