IV. Как это укрывалось от миссис Арлингтон

Что удивляло самого профессора при размышлениях об этом: наедине с Мальвиной и несмотря на все обстоятельства, он не чувствовал ни смущения, ни замешательства. Дело обстояло так, - если говорить о них двоих, - словно все было очень просто - почти смешно. Беспокоиться предстояло остальным.

По саду маячила маленькая горничная. Очевидно, ее распирало любопытство и она старалась хоть одним глазком подсмотреть. Из кухни доносился голос зовущей ее миссис Малдун. Оставался еще вопрос с одеждой.

- Вы ничего не привезли с собой? - осведомился профессор. - В смысле, что-нибудь вроде платья.

Мальвина улыбнулась и сделала небольшой жест. Он означал, что всё, что было ей и ее, стояло перед ним.

- Придется подыскать вам что-нибудь, - сказал профессор, - в чем бы вы смогли ходить в…

Профессор намеревался сказать: «в нашем мире», - но заколебался, не будучи полностью уверен в тот момент, к какому из них принадлежит он сам: к миру Мальвины или к миру миссис Малдун. Поэтому он сказал просто: «в мире». Еще один жест сообщил ему, что Мальвина полностью в его руках.

- А в чем вы на самом деле? - спросил профессор. - То есть - под плащом. Это не подойдет - на день-два?

Командир Рафлтон по каким-то своим причинам, совершенно не понятным Мальвине, запретил ей снимать плащ. Но он ничего не говорил о том, чтобы его расстегнуть. И вместо ответа Мальвина расстегнула его.

После чего профессор, к удивлению Мальвины, сделал то же самое, что перед этим командир Рафлтон. То есть, он поспешно перезастегнул плащ, вернув пуговицы в свои петли.

В Мальвину, пожалуй, вселился страх, что ей никогда уж не суждено больше избавиться от плаща командира Рафлтона.

- Интересно, - задумался профессор, - а никто из деревни…

На глаза профессору попалась маленькая горничная, порхавшая среди кустов крыжовника: она притворялась, будто собирает ягоды.

- Посоветуемся с моей кастеляншей65 - миссис Малдун, - предложил профессор. - Я думаю, мы справимся.

Профессор подал Мальвине руку. Другой рукой она подобрала полы плаща командира.

- Думаю, - сказал профессор в приливе внезапного вдохновения, пока они проходили через сад, - думаю, что миссис Малдун я объясню, будто вы только что с бала-маскарада.

Миссис Малдун они нашли на кухне. Менее убедительную историю, чем та, какою профессор намеревался разъяснить миссис Малдун все «как» и «почему» о Мальвине, невозможно было себе представить. Миссис Малдун - по-видимому, чисто по доброте своей - прервала его.

- Не буду я вам никаких вопросов задавать, - сказала миссис Малдун, - чтоб вам душу свою бессмертную опасности подвергать не пришлось. Ежели вы слегка позаботитесь о своем виде, а девчушку предоставите нам с Друзиллой, то мы сумеем сделать ее чуток поприличней.

Намек на собственный вид обескуражил профессора. Он не предвидел, второпях набрасывая халат и влезая в тапочки - и даже не подумав натянуть на ноги носки, - что его ожидает встреча с первой придворной дамой королевы Гарбундии. Потребовав немедленно принести воды для бритья, он ретировался в ванную комнату.

В самый разгар бритья в дверь постучала миссис Малдун и потребовала, чтобы он с ней поговорил. По тону ее профессор пришел к выводу, что в доме разразился пожар. Он открыл, и миссис Малдун, найдя его в приличном виде, проскользнула внутрь и закрыла за собой дверь.

- Вы где ее нашли? Как она сюда попала? - засы'пала его вопросами миссис Малдун.

Ни разу до сей поры не видал профессор миссис Малдун иначе как миролюбивой и добродушной особой. Сейчас ее с головы до ног бил озноб.

- Я же сказал вам, - начал объяснять профессор. - Молодой Артур…

- Я не спрашиваю о том, что' вы мне сказали, - перебила миссис Малдун. - Я прошу правды, если вы ее знаете.

Профессор подал миссис Малдун стул, и миссис Малдун плюхнулась на него.

- В чем дело? - потребовал ответа профессор. - Что случилось?

Миссис Малдун огляделась вокруг, и голос ее перешел в истерический шепот.

- Вы не смертную женщину привели к себе в дом, - сказала миссис Малдун. - Это - фея.

Верил ли до сего момента профессор рассказу Мальвины, или же в глубине души у него с самого начала брезжило врожденное убеждение, что всё это - абсурд, не может сказать теперь и он сам. Перед лицом у профессора лежал Оксфорд:66 политэкономия,67 высший критицизм,68 подъем и прогресс рационализма.69 За спиной у него, тая в тусклом горизонте человечества, простиралась не нанесенная на карту земля, где сорок лет он любил бродить: населенный духами край захороненных тайн, затерянных тропинок, ведущих к сокрытым воротам знаний.

И на это шаткое равновесие обрушилась сейчас миссис Малдун.

- С чего вы взяли? - потребовал ответа профессор.

- Вот еще - мне ли не знать этой метки, - ответила миссис Малдун чуть ли не с презрением. - У кого, как не у моей родной сестры, в самый день рожденья был похищен ребенок, а на его место…

В дверь легонько постучала маленькая горничная.

С мадемуазель - «всё». Что с ней делать теперь?

- И не просите меня, - запротестовала миссис Малдун все тем же запуганным шепотом. - Не могу я этого. Хоть бы все святые угодники на колени передо мной встали.

Аргументы здравого смысла на миссис Малдун не подействовали бы. Профессор чувствовал это - да их и не было у него под рукой. Он отдал сквозь дверь распоряжение отвести «мадемуазель» в столовую и прислушивался, пока шаги Друзиллы не замерли в отдалении.

- Вы слыхали когда-нибудь про Белых Дам? - прошептал профессор.

По части фей и эльфов было, пожалуй, не много такого, о чем миссис Малдун не слышала бы и во что бы не верила. Уверен ли профессор?

Профессор дал миссис Малдун слово чести джентльмена. «Белые Дамы», как, безусловно, знала миссис Малдун, принадлежат к числу добрых фей. При условии, что никто ее не обидит, бояться нечего.

- Да уж я-то наверняка ей дорогу не перейду, - сказала миссис Малдун.

- Она недолго у нас прогостит, - добавил профессор. - Мы просто будем с ней вежливы.

- Лицо-то у ней доброе, - согласилась миссис Малдун, - и обхожденье приятное.

Дух у этой хорошей женщины заметно поднимался. Расположением «Белой Дамы», возможно, стоило и заручиться.

- Нужно сделать ее нашим другом, - ухватился за эту возможность профессор.

- И запомните… - прошептал профессор, раскрывая дверь, чтобы дать выскользнуть миссис Малдун, - …никому ни слова. Она не хочет, чтобы об этом стало известно.

Можно оставаться уверенным: миссис Малдун покинула ванную с убеждением, что, насколько это зависит от нее, то ни тени подозрения, будто Мальвина - кто-то иной, чем та, кем она выглядит в праздничном платье Друзиллы, в деревню не проникнет. Платьице было приятное, этакое летнее по характеру, с короткими рукавами и свободное в шее, и в любом смысле шло Мальвине гораздо лучше, чем самая изысканная мануфактура. Ботинки такого успеха не имели. Мальвина решила эту проблему, оставляя их дома вместе с носками всякий раз, как выходила из дому. Что это плохо, она понимала: свидетельством тому были ее неизменные попытки их упрятать. Их находили в самых неожиданных местах: запрятанными за книги в кабинете профессора, засунутыми в пустые банки из-под чая в кладовке миссис Малдун. Миссис Малдун невозможно было убедить даже извлечь их. Банка со всем содержимым молча выставлялась профессору на стол. Мальвину по возвращении ожидала встреча в упор с парой строгих, неумолимых ботинок. Уголки рта феи опускались линиями, наводящими на мысль о виновности и покаянии.

Прояви профессор твердость, она бы уступила. Но с черных «обвинителей»-ботинок взгляд профессора неудержимо переносился на «обвиняемые» белые ступни, и тотчас же в сердце он становился «защитником». Надо будет купить пару сандалий в следующий раз, как поедет в Оксфорд. Во всяком случае - что-нибудь поизящнее этих мрачных, бескомпромиссных ботинок.

К тому же, Мальвина и нечасто отваживалась покидать пределы сада. По крайней мере, днем, - наверное, следует сказать: в ту часть дня, когда деревня была на ногах. Потому что Мальвина, похоже, была из пташек ранних. Приблизительно в самый глухой, по мнению всякого христианина, час ночи миссис Малдун - и бодрствовавшая, и спавшая в ту пору в состоянии сильного нервного напряжения - вдруг слышала звук тихо отворяемой двери; выглянув из-за приподнятого уголка шторы, она успевала заметить порхание одежд, которые словно таяли в предрассветных сумерках; слышала все слабее и слабее долетающий с нагорья неизвестный напев, сливающийся с ответными голосами птиц.

На нагорье-то, между рассветом и восходом солнца, Мальвина и познакомилась с двойняшками Арлингтон.

Они, конечно, должны были лежать в постели - все трое, если уж на то пошло. Оправданием двойняшкам послужил их дядя Джордж. Он рассказал им про Аффингтонское70 привидение и пещеру Вейланда-кузнеца, а на день рождения подарил «Пак».71 Им всегда на день рождения дарили подарки на двоих - иначе они их взглядом не удостаивали. В десять часов они удалились каждый к себе в спальню и принялись по очереди не спать. При первом же проблеске рассвета следившая из своего окна Виктория, как уговаривались, разбудила Виктора. Виктор был за то, чтобы бросить всю эту затею и уснуть снова, но Виктория напомнила ему о «клятве», они совсем легко оделись и спустились по плющу.

На Мальвину они наткнулись поблизости от хвоста Белой лошади.72 Они поняли, что это фея, едва завидев ее. Но не испугались - по крайней мере, не сильно. Первым заговорил Виктор. Сняв шапку и преклонив колено, он пожелал Мальвине доброго утра и выразил надежду на то, что она здорова. Мальвина - очевидно, обрадовавшись встрече, - отвечала им, и тут пришел черед Виктории. До девяти лет у двойняшек Арлингтон была общая французская няня; а потом Виктор пошел в школу и постепенно все поперезабыл; Виктория же, оставшись дома, продолжала разговоры с «madame».73

- Ой! - сказала Виктория. - Так значит вы - французская фея.

Вообще-то профессор внушил Мальвине, что по причинам, не требующим разъяснений - он их ей, по крайней мере, так и не разъяснил - нельзя упоминать о том, что она фея. Но отрицать этого он ей не говорил. Да и как она могла? Самое большее, что можно от нее ожидать - это соблюсти в таком случае молчание. Поэтому она в ответ разъяснила Виктории, что зовут ее Мальвина и что она прилетела из Бретани в сопровождении «сэра Артура», добавив, что раньше часто слыхала про Англию и очень хотела на нее посмотреть.

- Ну и как она вам? - захотелось узнать Виктории.

Мальвина призналась, что очарована ею. Нигде еще не встречалось ей такого изобилия птиц. Мальвина подняла руку, и все трое смолкли и прислушались. Небо пылало, и воздух казался заполненным музыкой птиц. Двойняшки были уверены, что их там миллионы. Должно быть, они прилетели за мили, мили и мили, чтобы спеть для Мальвины.

И люди. Они такие хорошие, и добрые, и честные. Мальвина сейчас гостила («пользовалась гостеприимством», - сказала она) у мудрого и ученого Кристофера. «Обитель» была видна с того места, где они стояли - из-за деревьев торчали трубы. Двойняшки многозначительно переглянулись. Они ли не подозревали профессора с самого начала! Его черная ермолка, большой крючковатый нос и изъеденные червями книги с пожелтевшими страницами (волшебные! - теперь все сомнения исчезли), которые он часами буравил глазами сквозь совиные очки в золотой оправе!

К Виктору мало-помалу возвращался его французский. Ему позарез хотелось узнать, не встречалась ли Мальвина с сэром Ланселотом74 - «чтобы поговорить».

На лицо Мальвине набежала маленькая тучка. Да, она их всех знала: и короля Утура,75 и Игрэн,76 и сэра Ульфиаса-с-Островов. Беседовала с ними, гуляла по прекрасным землям Франции. (Это должно было происходить в Англии, но Мальвина покачала головой. Вероятно, они странствовали.) Это она спасла сэра Тристана77 от козней феи Морганы.78

- Только об этом, конечно, - пояснила Мальвина,- так никто и не узнал.

Двойняшкам стало любопытно: отчего же «конечно»? - но им не хотелось снова перебивать. Были и другие - и до, и после. О большинстве двойняшки даже не слышали, пока они не дошли до Карла Великого,79 после чего воспоминания Мальвины как-то потускнели.

Все они были весьма обходительны с ней, а некоторые так вообще вполне очаровательны. Но…

Складывалось впечатление, будто все они были для Мальвины не более, чем просто знакомыми - такими, с какими лишь проводишь время в ожидании… и тоске.

- Но сэр Ланселот-то же вам понравился, - настаивал Виктор. Ему хотелось, чтобы Мальвина восхищалась сэром Ланселотом и почувствовала, как много общего между этим рано покинувшим свет рыцарем и им самим. Тот случай с сэром Бедивером.80 Он и сам поступил бы точно так же.

О! да, - признала Мальвина. Он ей «нравился». Он всегда был такой… «превосходный.»

- Но он не был… никто из них не был моими сородичами, моими собственными дорогими товарищами…

Маленькая тучка надвинулась снова.

К периоду современной истории их вернул Бруно.

Первым долгом пастуха Полли по утрам было выпустить побегать Бруно. Тот прибежал запыхавшись и еле дыша, и, очевидно, в обиде на них за то, что в побег не взяли его. Он запросто мог бы всех выдать, не будь он самым всепрощающим из черно-рыжих колли. Просто-напросто за последние полчаса он чуть с ума не сошел от беспокойства, уверенный, что они совсем забыли о времени. «Вы что, не знаете, что уже вот-вот пробьет шесть? Что не пройдет и получаса, как Джейн примется стучаться во все двери со стаканами горячего молока, и наверняка уронит их и поднимет вопль, увидев, что постели их пусты, а окно распахнуто настежь?» Такими он намечал свои первые слова, но стоило ему учуять Мальвину, как они напрочь выскочили у него из головы. Он взглянул на нее один раз и плашмя свалился наземь, извиваясь и подползая к ней, поскуливая и одновременно виляя хвостом. Мальвина приняла его подданство, засмеявшись и погладив его по голове ножкой, от чего тот вознесся на седьмое небо восторга. Вчетвером они спустились с холма и расстались у ворот сада. Двойняшки выразили вежливую, но совершенно искреннюю надежду на удовольствие встретиться с Мальвиной снова; но Мальвину, по-видимому, охватили внезапные сомнения: осмотрительно ли она себя вела? - и потому отвечала она уклончиво. Через десять минут она спала, подложив под золотую голову вместо подушки свою круглую белую руку, в чем и убедилась миссис Малдун по пути на кухню. А двойняшки, обнаружив на свое счастье открытой боковую дверь, проскользнули в дом незамеченными и забрались обратно к себе в постели.

Было четверть десятого, когда их пришла разбудить сама миссис Арлингтон. С ними она была раздражительна и, судя по виду, недавно плакала. Позавтракали на кухне.

За обедом едва ли было произнесено хоть слово. И не было пудинга. Мистеру Арлингтону - плотному, краснолицему джентльмену - некогда было есть пудинг. Это остальным можно сидеть да наслаждаться им на досуге, но только не мистеру Арлингтону. Кому-то приходится и за хозяйством смотреть - то есть если не дать всему прийти в развал и запустение. Ежели уж нельзя положиться на других, чтобы они выполнили свой долг, и всё, как в доме, так и за его пределами, сбрасывается на одну пару плеч, то лишь естественное последствие, когда у этой пары плеч не может найтись время на завершение еды надлежащим образом. Вот он - корень разложения английского сельского хозяйства. Кабы жены фермеров, не говоря уж о сыновьях и дочерях (достаточно взрослых, можно подумать, дабы побеспокоиться и сделать что-нибудь самим, чтоб хоть как-то отплатить за расточаемые на них деньги и заботы), все вместе подставили бы свои плечи под это бремя, то английское фермерство процветало бы. Когда же все остальные отлынивают от положенной им доли труда и ответственности, предоставляя одной паре рук…

Нить своих рассуждений мистер Арлингтон потерял по причине хорошо слышного замечания старшей девочки Арлингтонов о том, что, пока папа говорит, он успел бы съесть две порции пудинга. Если не ходить вокруг да около, то вот что имел в виду мистер Арлингтон: становиться фермером он никогда не собирался - по крайней мере, не мечтал с детства. Другие мужчины его положения, набравшись достатку после долгих лет самоотверженного труда, отправились бы на вполне заслуженный отдых. Он же, поддавшись на уговоры и взявшись за это дело, хочет теперь довести его до конца; и каждому надлежит выполнять свою долю работы, а иначе его ждут неприятности.

Мистер Арлингтон залпом проглотил остатки содержимого стакана и испортил свой исполненный достоинства выход сильным приступом икоты, а миссис Арлингтон яростно затрезвонила в колокольчик горничной, чтобы та убрала со стола. Пудинг нетронутым уплыл из-под самого носа у двойняшек. Он был с черной смородиной и коричневым сахаром.

Тою же ночью миссис Арлингтон излила душу двойняшкам - отчасти для собственного облегчения, отчасти ради их же морального блага. Выпади миссис Арлингтон счастье, замаскированное в образе менее потакающей ей во всем матери, все могло бы быть хорошо. От природы миссис Арлингтон достался активный и энергичный нрав. «Барышня Непоседа» - называла ее няня. К несчастью, ему было суждено прийти в запустение; и сейчас он был, по всей вероятности, вне надежды на восстановление. Отец их совершенно прав. Пока они жили в Бейсуотере81 и имели предприятие в переулке Минсинг-Лейн, то это не имело значения. Теперь же - дело другое. Жена фермера обязана вставать в шесть; должна следить, чтобы и все остальные были на ногах в шесть; приструнивать слуг; а примером матери поощрялись бы и дети. Организованность. Вот чего недостает. День должен быть расписан по часам: на каждый час - свое дело. Тогда не будет так, что повернуться не успеешь, как утро пролетело, а беспорядок еще больше усугубишь тем, что бросишь то, что делала, и пытаешься сделать шесть дел кряду, которые сама не помнишь: то ли делала, то ли нет…

Тут миссис Арлингтон разрыдалась. Вообще говоря, это была миролюбивая, улыбчивая, приятнейшая женщина, какую просто восхитительно иметь дома при условии, что всё, что от нее требуется - это приятный вид и солнечное расположение духа. К ее слезам присоединились и двойняшки. После того, как их укрыли и оставили одних, можно представить, как они с суровой серьезностью обсуждали эту проблему, долго перешептывались, затем так и уснули с мыслью о ней, а утро навеяло свежие идеи. В результате, на следующий вечер, между поздним полдником и ужином, миссис Малдун, сама подошедшая на стук в дверь, увидала за ней фигурки двух двойняшек, стоявших рука об руку на пороге дома Профессора.

Они спросили у нее, дома ли «фея».