"Император вынимает меч" - читать интересную книгу автора (Колосов Дмитрий)

5.2

По поздней весне, когда кони отъелись сочной травой, а людские сердца воспрянули от солнца и ароматов пробуждающейся степи, воины-ди вышли в поход. Шли десять родов — все, чья рука могла до плеча оттянуть тетиву. Шли стар и млад — от юнцов, встречавших пятнадцатую весну, до старцев, чей век отмеряла полусотня прожитых лет. Людей племени ди вел человек, слух о котором прошел по всей Великой степи, о чьей силе и подвигах уже слагали легенды седовласые акыны.

Он явился из земель хуннов под зиму. В одной руке его был громадный лук, в другой столь же громадный меч. И сам он был громаден, на две головы превосходя любого витязя из племени ди. С ним была женщина редкой и необычной красоты, с глазами бездонного предгрозового неба. Небольшая и хрупкая на вид, она легким движением руки могла повалить наземь могучего мужа: кое-кому довелось на себе в том убедиться.

Странную пару сопровождали триста витязей, обликом непривычных для ди. Они были рослы, могучи телом, голубоглазы и русоволосы, а лица их были подобны облику предводителя. Каждый из воинов был вооружен громадным луком, искусно составленным из кости и дерева, длинным мечом и цельнокованным круглым щитом, крепившимся на локте левой руки. Каждый имел прочный доспех и сверкающий шлем с султаном из перьев невиданных птиц. Каждый восседал на громадном коне, причем не на попоне, а в специальном гнезде, прозываемом — седло, а ногами для пущей остойчивости опирался в подставки для стоп — стремена.

— Я бежал от хуннов, — коротко сказал могучий воин. — Я — последний из племени Храбрые ди. Мои спутники — из Племени без имени. Они — друзья. Мы должны отомстить!

Поначалу вожди засомневались, и лишь Нерран, вождь Больших ди, готов был поддержать пришельца, ибо воочию видел силу того, кого Храбрые ди прозвали Аландром — Могучим Воином. Но Неррану пришлась не по вкусу женщина, пришедшая с Воином, ибо он уже давно видел в мечтах рядом с ним свою дочь Карде. Вожди дружно отмалчивались, отводя глаза, и тогда Аландр сказал: если вы не пойдете на юг, хунны пойдут на север. Их поведет владыка северных родов Модэ. Но если мы пойдем на Модэ, он будет с нами.

И старейшины согласились собраться вместе, чтобы выслушать гостя. И Могучий Воин поведал им то, что не предназначалось для вражьих ушей. Его речь была убедительна, а исходившая от воина сила придавала той речи еще больший вес. Всем была ведома печальная участь племени Храбрые ди. Ни для кого не было секретом, что хунны не удовлетворятся лишь этой победой. Вожди взяли время подумать, а с наступлением весны дружно прислали гонцов в становище Стойких ди. Все десять родов готовы были идти в поход.

Могучий Воин воспринял это известие со спокойствием, почти обидным для ди, словно и не сомневался, что его план будет принят. Он не стал понапрасну расходовать время и принялся учить воинов ди, как нужно сражаться.

Поначалу ди отнеслись к поученью с прохладцей, почти с презрением. Кого он собирался учить, гигант, явившийся из незнаных земель? Витязей, с младости обученных обращаться с луком, в юности взявших в руки кривой меч и уже в отрочестве познавших пряный вкус вражеской крови? Витязей…

Но вдруг оказалось, что этот самый Аландр, гигант с лицом то суровым, то детско-наивным, знает такое, что неведомо ни одному ди. При помощи черноголового, откликавшегося на имя Ли, он изготовил приспособления, бросавшие во врагов гигантские стрелы и камни, он стрелял из лука, бившего дальше, чем луки воинов ди, он орудовал мечом столь стремительно, что даже ветер не успевал коснуться каленого острия, плавно падая отсеченными языками к стопам великана. А еще он знал, как быстро перестроить лаву, как разделиться надвое и замкнуть врага в клеши, как ударить в спину, как устроить засаду. Он велел изготовить гулкие трубы и придумал сигналы, по которым витязи могли знать ход битвы, находясь вдалеке от поля сражения.

К концу весны все десять дружин ди действовали сродни отлаженному механизму. Они могли идти в бой лавой, по сигналу рассыпавшейся на десять полков, могли следовать по степи отрядами, по зову трубы смыкавшимися в единое войско. Воины смастерили себе новые луки, клееные из дерева и кости. Кузнецы выковали мечи из металла, сваренного лично Аландром. Эти мечи были крепче и острее тех, какими прежде сражались ди. По образцу снаряжения пришельцев были изготовлены двулучные седла из кожи и дерева, благодаря которым всадник теперь восседал на коне, словно влитой, куда с большим искусством действуя любым оружием.

Когда оружие было изготовлено, а воины обучены им владеть, Аландр созвал все дружины и велел им сражаться друг против друга. Половину вел в бой сам Аландр, другую… Он рисковал обидеть вождей, но вторая была отдана под начало той самой женщине, которую Могучий Воин звал странным именем Талла. А помогал ей юный Рамху, сын Неррана, что немного смягчило суровое сердце вождя Больших ди, который все еще не мог смириться с тем, что Могучий Воин предпочел его дочь иноземке. И эта самая Талла взяла верх, поразив тем всех, в первую очередь самого Аландра. Многие, из молодых, даже посмеялись над этой неудачей, но старики промолчали. Они помнили время, когда женщины сражались подле мужчин, не уступая им ни в доблести, ни в славе. Они помнили легенду о прекрасной деве, что подарит народу ди власть над миром. Они много что помнили, старики, но молчали…

Той же ночью, когда тьма должна была вот-вот обратиться в рассвет. Аландр заговорил с Таллой. Они лежали подле на ложе из шкур, устав от любовных ласк. Обхватив могучей рукой хрупкие плечи возлюбленной, Аландр вдруг сказал, словно бы невзначай, между прочим:

— Все это странно.

— О чем ты? — спросила Талла.

— Все это странно. Я, ты, это место, эти люди. Кто мы? Зачем мы все здесь?

Девушка медленно провела тонкими пальцами по рваному шраму на предплечье Аландра. Свинцово блеснул перстень, чрезмерно массивный для этих пальцев — лев со странной усмешкой пожирающий изогнувшуюся кольцом змею. Странный перстень на прекрасной руке.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Я не знаю, кто я.

— Это пугает тебя?

Аландр хмыкнул. Нелепо было даже предположить, что существует что-то, способное его испугать.

— Нет, но я бы хотел знать.

Талла блеснула яркими даже в темноте предгрозово-небесными глазами.

— Зачем?

— Как зачем?! — разозлился Аландр. — Как зачем?! Каждый хочет знать свое прошлое, ведь именно оно определяет настоящее! Каждый должен знать, ради чего живет и в какую игру играет!

— Игру… — задумчиво вымолвила девушка. — Что ж, это верно. Каждый вправе знать свое прошлое, ведь именно оно определяет настоящее. А настоящее определяет будущее. Определи свое будущее, и тогда ты узнаешь прошлое. Узнаешь все!

— Когда?

— Когда победишь.

Гигант засмеялся.

— Всего лишь!

— Когда победишь всех тех, кого велю я.

— Но зачем тебе это нужно?

— Не знаю, пока не знаю.

Девушка уселась на ложе, Аландр устроился рядом, обняв ее, осторожно касаясь губами припухлых губ.

— Но почему ты не хочешь сказать это сейчас?

— А почему ты не хочешь понять, что и я могу помнить далеко не все. Требуется время, требуется действие, чтобы я вспомнила, чтобы ты вспомнил!

— Кто же ты? — спросил он с нежностью, за которой была различима любовь.

— Та, кто всегда ждала тебя, та, кто всегда тебя любила.

— Любила кого?

— Воина! Величайшего из воинов! А теперь императора.

Аландр усмехнулся. Пальцы его нежно ласкали высокую грудь.

— Император без империи.

— Ты владел империями, — шептала Талла. — Но это было очень давно. Лишь солнце и звезды помнят те времена, когда это было. И ты создашь империю вновь. Ты способен на это! Только ты! Я буду с тобой. Всегда! Покуда не надоем! Ты хочешь этого?

— Ты не надоешь, — сказал он, не ответив и, в то же время, отвечая на ее вопрос. — Не надоешь…

Он ответил на ее вопрос, так и не получив ответа на свои. Но разве это имело значение? Губы Аландра нашли рот Таллы, и время для двоих в этом мире застыло…

А потом взошло ослепительно яркое солнце. Оно поднялось над горизонтом, и Аландр в окруженье вождей объявил, что пора выступать. Ди устремились на юг стремительными колоннами, спеша упредить хуннов, какие уже готовились к набегу на север. Двести сотен воинов — ди впервые выставляли столь грозную силу. Правда, хуннов было по меньшей мере впятеро больше, но они должны были еще собрать это свое впятеро. А, кроме того, ди верили в своего предводителя, они верили в себя, они верили, наконец, в маленькую прекрасную женщину, какая, если верить древним преданиям, должна была подарить народу ди власть над миром. Они верили, потому что хотели верить…

Хунны поджидали врагов в излучине журчащей речушки на границе своих владений. Они знали о приготовлениях ди и приготовили достойный отпор. Тумань созвал под знамена воинов двадцати родов. Лишь четверо чжуки, кочевавших на самом юге, не успели или сделали вид, что не успели прийти. Но это было не столь важно. Шаньюй вел шесть сотен сот испытанных воинов, в то время как дерзкие ди смогли собрать едва ли треть от этого числа, имея между собой и старцев, и отроков. Лагерь хуннов тянулся от края до края — сколь хватало взору простиралась светлячками цепочка мерцающих в ночи огней. Многие ди, увидев эти огни, пали духом, но Могучий Воин лишь улыбнулся.

— Чем гуще трава, тем проще ее косить.

Эти слова пришли сами собой, и он вдруг понял, что когда-то уже произносил их. Когда-то… И он вдруг вспомнил… Глазам его предстало видение, и теперь Аландр не сомневался, что оно есть крохотный кусочек былого, его прошлой жизни. Кусочек крохотного былого. Он стоял на холме, на нем был сверкающий черный панцирь, а вокруг подступали неподдающиеся счету толпы врагов. И эти враги боялись его! Они имели основание бояться!

— Мы победим! — провозгласил Аландр.

В ту ночь он так и не лег спать. Он выставил дозоры и лично несколько раз проверил их. Еще он отрядил от каждой дружины по сотне воинов, приказав одним вырыть ямы, какие следовало припорошить свежей травой, а другим насыпать вал, на котором должны были разместиться метательные машины, собранные по чертежам Аландра.

Под утро, когда звезды медленно гасли, сбрызнутые солнечным молоком, он разбудил могучего Рамху и велел ему взять своих воинов и уйти в степь. Каждый первый из витязей Рамху получил длинную гулкую трубу, каждый второй — яркий, алого цвета стяг. Каждому было объяснено, что должен делать. Витязи оседлали коней и канули в неизвестности. Когда они ушли, Аландр велел трубачам поднимать воинов.

Хунны также уже отошли ото сна и готовились к битве. Шаманы приносили жертвы — предкам, небу, земле и духам, прося даровать победу и сладостную добычу, князья проверяли готовность дружин. Шаньюй в окружении приближенных занял место подле шатра, разбитого на вершине одинокого среди прочих холма. Был он немолод и грузен, а внешность имел весьма безобразную по мнению не только черноголовых, но даже собственных слуг. Позевывая, Величайший тянул кисленькое винцо и милостиво беседовал с князьями, источавшими приторные улыбки.

— Они пожалеют, что посмели пойти на меня! — говорил Тумань. — Ох, как они пожалеют! Боги всласть выпьют их крови, чжуки и лули получат много рабов, любой воин сможет выбрать себе бабу. Я объявлю охоту на дерзких ди и буду вести ее до тех пор, пока последний из них не исчезнет с лика степи. Славная будет охота!

— Славная! — льстиво кривя толстые губы, кричали князья — все эти чжуки, лули, дуюи и данху.[16]

— Да будут в веках твои отвага и мудрость. Величайший! — роняя спину, кричал Модэ, только что назначенный восточным чжуки.

— Да будет! — милостиво соглашался шаньюй. Величайший испил еще чашу вина и соизволил скомандовать наступление. Для этого он не без труда влез на коня и торжественно махнул разноцветной тряпицей. Стоявший за спиной повелителя громадного роста воин поднял вверх стяг. Шелковое полотнище затрепетало по ветру, возвещая начало сражения. По этому знаку двинулись вразноскок застрельщики — первые сто пятьдесят сотен на вороных лошадях.

— Вот увидите, этого окажется предостаточно! — сопя, пробормотал Тумань, при помощи слуг сползая с коня обратно на землю.

— Да, Величайший! — в один голос ответила свита.

И все было прекрасно. И солнце светило, как всегда, ярко, и сладкое винцо хмелило сердце и голову. Развалясь на брошенной под ноги коня кошме, шаньюй затянул песню, лишенную смысла…

Сто пятьдесят сотен воинов на вороных скакунах неторопливой волной накатывались на выстроившихся четкими прямоугольниками ди. Они скакали с ленцой, не извлекши луков. Едва ли кто сомневался, что при одном приближении грозных хуннов враги обратятся в бегство. Противников разделяла полторы тысячи шагов, тысяча, восемьсот. Семьсот. Всего один рывок для стремительного коня.

Суслики спешно прятались в норы, какой-то шальной хуянь, сиречь заяц, смешными прыжками спешил прочь — под прикрытие небольшой каменистой гряды. Даже цикады, и те, настороженно умолкали, потревоженные топотом бесчисленных конских орд.

Шестьсот… Хунны лениво потянули из горитов луки, и в этот миг…

Черная туча закрыла небо. Смертоносный дождь с грохотом, подобным тому, что порождает камнепад, обрушился на хуннов. А потом забухали механизмы, сооруженные Аландром, и в ряды всадников врезались громадные камни, пятифутовые стрелы и совсем уж ужасные снаряды, разбрызгивавшие огонь. Хунны смешались. Ошеломленные всадники что есть сил дергали за узду, бросая коней кто вправо, кто влево, кто и вовсе поворачивая назад. Конские копыта нещадно дробили тела, дико кричали люди, раздирая болью сердца, ржали раненые и обожженные лошади.

Стройные ряды наступавших сломались, обратившись в месиво. Лишь немногие пытались продолжить атаку и, вырываясь на свободу, мчались к застывшим на месте ди. Большинство бесцельно металось по полю, умножая и без того немалое число жертв.

Грохот… Ди дали второй залп, произведший не меньшее опустошение. Третий накрыл жидкую цепочку тех хуннов, что все же пытались атаковать, почти начисто выкосив. Четвертого уже не понадобилось, ибо все те, кто еще держался в седле, повернули назад.

Это было невероятно. Шаньюй даже протер глаза, отказываясь верить увиденному. Его воины, сто пятьдесят сотен вороных, точнее, то, что от них осталось, постыдно бежали, а ди — жалкие ди! — стояли на месте, не потревоженные даже стрелой. Хрипя от ярости, Тумань рвал ворот простеганного металлическими бляхами кафтана — тот душил его.

— Атаковать! Атаковать! Перебить всех! — летели, мешаясь с брызгами вина, вопли из глотки Высочайшего.

Князья, все эти чжуки, лули, дуюи и данху прыгали на коней, поспешая к дружинам. Лишь Модэ нарушил приказ и остался подле отца. Тот, кажется, того не приметил.

Полчища хуннов пришли в движение. Все сразу: белые, рыжие, серые стронулись с места и, рассыпаясь в гигантскую лаву, покатились на воинов-ди. Четыреста сотен всадников — степь покуда не видела столь грозной атаки. Один вид этой грохочущей лавы вселял робость в сердце. Но ди не дрогнули. За шестьсот шагов туча стрел накрыла передние шеренги нападавших, так что последующим пришлось дальше скакать по костям павших товарищей.

Затем сверху обрушились камни, каждый из которых вырубал целую просеку, гигантские стрелы, пронзавшие всадника вместе с конем, огонь, воспламенявший одежду, волосы, лица и даже оружие. Хунны ответили воем, потонувшем во втором залпе. И лишь теперь взвились в небо минди — поющие стрелы хуннов. Они летели с истошным свистом — не столь густо, зато не переставая, кропя смертельным дождем неподвижно стоящих на месте ди. Было видно, как то один, то другой витязь-ди валится с коня наземь. Было ясно, что еще немного, и ди не выдержат и побегут.

— Вперед! — ревели князья, жаждущие выслужиться перед Величайшим.

— Вперед! — ревели в один голос рядовые воины, грезящие о крови и славной добыче.

Раз! Целый ряд воинов с грохотом провалился в ямы ловушки. За ним второй, а третий, четвертый и пятый пошли по людским и конским телам, превращая те в кровавое месиво.

Раз! Вновь и вновь врагов сметали камни и стрелы, рвались по ветру губительные языки пламени.

Хунны потеряли многих, но все же дошли. В обычном бою они предпочли б иссечь врагов стрелами, но сейчас это было невыгодно. Ди стреляли метко и слаженно и, что самое главное, далеко. Сегодня хуннам приходилось полагаться на меч да на свое превосходство в числе, какое, несмотря на огромные потери, все еще сохранялось.

Закипел яростный бой, где каждому ди, будь то старец иль отрок, приходилось иметь дело сразу с двумя врагами. Какое-то время ди держались, потом начали пятиться. Аландр скупо бросил стоявшей подле него Талле:

— Мне пора! Ты знаешь, что делать!

Девушка кивнула. Лицо ее было бесстрастно, но в глазах металась тревога, причина которой… Аландру хотелось бы, чтоб он верно угадал эту причину.

Выхватив меч, непомерно большой, длиной по хребет лошади, он повел в бой дружину воинов Племени без имени, впрочем, имя уже обретших. Как-то ночью, незадолго до этого дня Аландр произнес:

— Мне не по душе, что мои витязи не имеют имени, какое заслуживают.

— Так дай его им, — предложила Талла.

Аландр задумался и возвестил:

— Я буду называть их гетайрами.

Талла то ли с изумлением, то ли с любопытством взглянула на возлюбленного.

— И что же это означает?

Воин пожал могучими плечами.

— Не знаю. Но мне кажется, что именно так должны называться друзья, готовые каждый отдать жизнь за всех и все полечь костьми за одного!

И вот сейчас триста гетайров, словно пресловутый входящий в масло нож (но так уж было!) вонзились в строй хуннов. Оружие их было необычно для этих мест, искусство владения этим оружием — удивительно. Ни один хунн не мог устоять против вооруженного длинным мечом витязя. Лишь двое или трое из гвардейцев Аландра пали, сраженные стрелами.

Пробились. Кони вырвали всадников в чистое поле, там и сям испятнанное трупами. Аландр подхватил висящий у пояса рог и отдал сигнал. Повинуясь этому звуку, его гвардейцы мгновенно повернули коней и атаковали хуннов в спину. Те смешались и ослабили натиск.

Но их было слишком много. Если в центре бой шел на равных, то на флангах верх брали враги. Они захватили валы с установленными на них механизмами, и теперь с яростью секли мечами невиданные сооружения, разя заодно и воинов, защищавших их. Небольшими отрядами возвращались на поле боя опомнившиеся всадники на вороных конях.

Аландр вновь схватил рог. Ему вторили трубы, и в правый фланг хуннов ударила дружина Неррана, остававшаяся до поры до времени в резерве. И хунны попятились…

Шаньюй Тумань видел все это. Налив чашу вина, он жадно осушил ее, после чего обнаружил подле себя сына. Модэ стоял чуть позади отца, лицо его было искажено гримасой, рука нервно тискала рукоять меча.

— Что ты стоишь! — заорал Тумань на царевича. — Бери воинов и прикончи их! И сделай это, иначе не смей больше зваться мне сыном!

Модэ повиновался грозному крику отца. Бросившись к лошадям, он уже через миг несся к дружине. Воины Модэ буквально плясали от нетерпения. Вот сейчас… Вот сейчас они ринутся вперед и сметут врага.

Модэ взвил жеребца на дыбы.

— Помните, чему я вас учил?! — крикнул он воинам.

— Да! — дружным ревом ответили те.

И тогда царевич обернулся назад — туда, где сидел подле шатра толстобрюхий папаша в окружении слуг и телохранителей. Вот он, случай. Вот он, шанс стать повелителем двадцати четырех родов!

Рубанув мечом воздух, Модэ истошно завопил:

— Вперед!

Завопил и… направил коня на позиции ди. Он предал, но предал дважды.

И все. Все было кончено. Все было почти кончено, но в этот самый миг Талла запалила кучу облитой смолою траву, собранную на холме позади войска. Взвился в небо высокий столб пламени, и, увидев его, рванул к полю битвы отряд юного Рамху. Триста всадников во весь опор спешили туда, где гибли их братья, и каждый из них держал в руке трубу или стяг. И первым несся Рамху, спеша на подмогу отцу, какого в тот самый миг достала стрела хуннского князя.

Взревели полторы сотни труб. Из-за холмов показались в клубах пыли множество парящих хищными птицами стягов. Воины-ди издали ликующий крик, страхом поразивший сердце врагов.

И всё. Всё было кончено. На этот раз всё действительно было кончено. Решив, что на помощь ди идет новое войско, хунны перестали сражаться. Первым бросился прочь Величайший, обнаружив неожиданную для комплекции прыть. Следом посыпались в разные стороны воины, мельтеша пестротою коней: вороных и серых, белых и рыжих. Лишь дружина Модэ осталась, повинуясь грозному крику своего предводителя, стоять на месте. Сам же царевич бросился к Аландру.

— Он ушел! Ушел! — в отчаянии кричал Модэ.

Аландр посмотрел на него. Во взгляде этом — сверху вниз — было почти нескрываемое презрение. Сунув в ножны залитый кровью меч, Аландр улыбнулся.

— Это не имеет никакого значения! — сказал он. — Ровным счетом никакого! Меч уже вынут!..