"Бойцовые псы" - читать интересную книгу автора (Волошин Сергей Александрович)

Глава 4

— Домой поедешь одна, — сказал Костя жене. — Расскажешь всё Мите.

— Ну как же она одна, в её состоянии… — начала было Таня и тут же осеклась, прикрыв рот ладонью.

— Помолчи… — сквозь зубы произнёс её муж.

Костя не отрываясь смотрел на Лену, на её искусанные, обескровленные губы. Серое, осунувшееся лицо. Казалось, она постарела лет на двадцать.

— Помнишь, где это было? Или хотя бы где они тебя забрали?

Она молчала…

— Ну ты их хоть запомнила? — Костя было повысил голос, но тут же постарался взять себя в руки. За эту ночь лицо его тоже потемнело и осунулось. Желваки то и дело начинали ходить под скулами. Чувствовалось, как постоянно напряжена под тренировочным костюмом его невысокая ладная фигура.

— Значит, расскажешь всё Мите, — ещё раз повторил он. — И скажи, что я его жду. Вернёшься с ним вместе…

— Может, ты ему позвонишь? — еле слышно спросила Лена. Это были первые за всю ночь слова, которые она сумела произнести.

Таня и Валера снова переглянулись. Это был не её, не Ленин голос.

— Сделаешь всё, как я сказал, — отрезал Костя. — По телефону всего не скажешь. И ещё отвезёшь ему письмо.

Она снова заплакала. Как вчера вечером, когда они едва её отходили. Плакала, держась за горло, которое по-прежнему болело: петля успела затянуться как надо…

Костя смотрел на жену — страшно, не мигая. Казалось, вот-вот набросится на неё… Кто мог сейчас знать, что творится в его душе, чего ему стоит сдержаться.

— Прекрати! — сквозь зубы приказал он. — Ничего уже не изменишь.

— Вот именно, — сказал ему Валера. — Поэтому тебе как раз самому бы расслабиться…

— И постараться получить удовольствие? — криво усмехнулся Костя.

Лена вдруг страшно закричала, закрыв лицо руками, рванулась куда-то, но Таня успела ее схватить, свалить на диван, и Лена в истерике забилась в её объятиях.

— Ну все, все, — бормотала Таня. — Ну идиоты, ну что с них возьмёшь… Одно слово — мужики. Мой, думаешь, лучше? И мой точно такой же! Если не хуже… А ну, идите отсюда, оба, сейчас же!

Через час, оставив провалившуюся в недолгое забытье Лену, вышла к ним на кухню. Закурила вместе с ребятами.

— Как хочешь, нельзя её в таком состоянии отправлять одну, — сказала она Косте. — Пусть хоть успокоится, что ли. И будь ты с ней, ради Христа, сейчас поласковее. Такое, конечно, во всю жизнь не забудется, но хоть какое-то утешение, понимаешь? И ещё… Что ты все-таки задумал-то?

— Моё дело, — буркнул Костя насупленно.

— Может, и твое. — Таня пожала плечами, выпустив к потолку струю. — Но ведь ты ещё кого-то сюда призываешь, какого-то Митю! Так могу я знать…

— Это его брат-близнец, — оборвал её Валера. — Один к одному.

— Что тебе знать… Зачем… мы от вас съедем, — сказал Костя твёрдо. — Не хватало вас ещё впутывать.

— Да ты, милый, уже нас впутал! — махнула она рукой. — Думаешь, не понимаю, что ты затеял? Пони-ма-аю! Это вот он, — Таня кивнула на мужа, — меня бы во всем обвинил…

— Да ты чего, в натуре, — изумился Валера, даже руки к груди прижал. — Я бы тебя…

— Меня, меня… — она по-прежнему не отводила от Кости решительного взгляда. — Ты нас уже втянул! Случись что — нас уже есть за что притянуть вместе с тобой: за недоносительство хотя бы, понимаешь?

— Да что ты знаешь-то? — опять изумился Валера, оторопело приоткрыв рот.

— Что надо, то и знаю, — отмахнулась она. — Съедет он! А только где вы остановитесь, сам подумай! Мы-то — свои, мы-то ведь знаем, что у вас случилось! А там, у кого будете жить, вам даже говорить между собой нельзя будет… Я сама, если хочешь, этих Ментов на дух не переношу! Только и могут бабок у метро с сигаретами гонять… Да ещё вон чем занимаются. Так что уж оставайтесь у нас, живите. Чем можем — поможем. Но только одно условие: мы ничего не знаем! И второе: живите только ты и Ленка. Никакого брата, никого другого не пущу. Для вашей же пользы, кстати говоря. Соседи только вас видели, а больше им видеть никого и не надо. Подходит?

Костя молча кивнул, прикурил от окурка новую сигарету. Ему подходит, хотя он еще не все обдумал. Но главное — и обдумывать не надо было. Он уже знал, что просто так он все это не оставит.

— А если подходит — нечего девку гонять куда-то! — сказала Таня. — Иди и не отходи от нее. Девка попала в страшную беду, как под автобус попала, можешь ты это понять, нет? Будь человеком, не бросай, не оставляй ее одну! А особенно этой ночью.

И эта ночь наступила. Первая их ночь после случившегося. Лена, сжавшись в комочек, отвернулась к стене; Костя лежал на спине и смотрел в потолок, по которому ползли отсветы фар проезжавших машин. Он не мог заснуть. Он думал о том, что от того, что он сейчас сделает, скажет, как шевельнется, зависит вся их дальнейшая жизнь. И он уже знал, что сделает, потому что чувствовал, как нежность и жалость к ней, ни в чем не виноватой, такой беззащитной, переполняют его, выдавливая напрочь и злобу, и досаду, и брезгливость. Он осторожно положил руку на ее талию. И почувствовал, как она еще больше напряглась в своем безысходном ожидании. И он решился, слившись с ней со всей осторожностью, на какую был способен. «Да, да, да, — жадно выдыхала она, раскрываясь ему навстречу, — Костя, любимый мой, мой единственный…» Охваченный желанием, он даже не заметил сначала, как она внезапно снова вся напряглась, словно закаменела, а потом вдруг каким-то новым, незнакомым ему движением выгнулась, подалась бедрами навстречу, и, дав наконец волю так долго сдерживаемым слезам, горько, в голос зарыдала, когда он тоже вдруг закаменел после этого ее движения, которого она не знала до того, что с ней случилось, и которое она знала теперь, после всего… И с тем же ужасом, с каким об этом совсем недавно думала она, Костя понял, что никогда уже у них не будет так, как было — будто они маленькие дети и занимаются любовью понарошку, потому что и без всяких взрослых фокусов им хорошо друг с другом, и от этого радостно и ей, и ему, и всем, кто видит их вместе. Все, теперь они взрослые, и все у них будет как у взрослых — скучно и словно по обязанности… Как у всех… Нет, он должен что-то сделать, чтобы не допустить этого. Должен — именно сейчас, немедленно, потому что потом у него уже никогда в жизни не будет случая что-то исправить… И он прижался лицом к ее теплым волосам и начал тихо бормотать их заветные нежные словечки и ласкать кончиками пальцев ее лицо, едва касаясь губами, целуя её шею. И вдруг он почувствовал, как словно судорога прошла по её телу, как если бы из него выходил злой дух, а пальцы его ощутили влагу слез на ее щеках. На этот раз она плакала беззвучно, по-детски всхлипывая и все больше отмякая. И наконец повернулась к нему…

— Тебе больно? — спросил он, почувствовав вдруг, как она вся сжалась, а её губы, только что раскрытые и почти вывернутые наружу, снова сжались, она закусила их, стараясь преодолеть боль. Он отстранился, чтобы видеть ее лицо при отраженном и неверном свете с улицы, и увидел, как из-под ее вздрагивающих ресниц скользнула слезинка, потом другая.

Он снова откинулся на спину, подложил свою руку под её голову, и она послушно прижалась к нему. И снова всхлипнула.

— Не очень, — сказала она. И прерывисто, совсем по-девчоночьи вздохнула. — Но вообще-то мне нельзя, может начаться кровотечение. Ты не сердишься?

— Нет, — глухо ответил он. — Я только думаю, тебе бы надо показаться врачу.

— Но там же спросят… А что я им скажу? И ведь ты тоже не хочешь, чтобы все про это узнали. Ведь правда? Тем более я вижу: ты что-то задумал!

Он промолчал. Конечно, об этом никто не должен знать. Да никто и не будет знать: обязательно, что ли, всем говорить…

— Ты хочешь им отомстить, да? — спросила она с каким-то трогательно-детским простодушием.

— К врачу пойдем завтра же, — сказал он. — Поняла?

Лена ещё сильнее прижалась к нему.

— Я догадываюсь, что ты задумал, — глухо откликнулась она. — И понимаю, что тебя не отговорить. Иначе ты, Костенька, не сможешь… И я тоже не смогу. Жаль только, что никакой жизни у нас уже не будет.

— Ну почему… — Он приподнялся на локте. Заглянул в её лицо.

— Потому, Костенька, потому. Ты сам это знаешь… А если я завтра пойду к врачу, может, не дай Бог, у тебя всё сорвётся… Ты ведь за этим Митю звал в Москву, да?

— А ты понимаешь, если к врачу не пойти, чем это может закончиться?

— Как началось, так и закончится… По-другому, Костенька, уже никак не получится.

Они шептались все тише и тише, да так и заснули, обнимая друг друга, и утром, когда к ним заглянула Таня, они опали мертвым сном, и она даже всплакнула, глядя на них, ещё недавно обручённых, а теперь обречённых.

— Ну как я их прогоню? — шепотом позвала она Валеру. — Ты только посмотри на них!

— Я тебя об этом не спрашивал, как их прогнать, — сказал Валера. — Костя мой друг.

— Хочешь сказать, что скорее выгонишь меня, чем его?

— Как получится… — Он привлек ее к себе и осторожно притворил дверь в комнату, отданную Косте и Лене.

Ближе к полудню, когда гости наконец встали, Таня накормила их сытным завтраком.

Лена впервые за эти двое суток поела и снова легла спать.

— Не мешай ей, — сказала Таня Косте. — Сейчас сон для неё — как лекарство.

— Ей нужен врач, — вздохнул он. — Лучше свой, который не станет болтать. Есть такой?

— Дай подумать… — Она вопросительно посмотрела на мужа. — Врачи-то есть…

— У нас в Сосновске нельзя, — сказал Костя. — Проходу не дадут.

— Можешь не объяснять, — усмехнулась Таня. — Отхватил лучшую девку, теперь у всех там будете на виду и на слуху… Поищем. — Она посмотрела на мужа. — А ты что молчишь? Верка Афанасьева, твоя старая любовь, работает в женской консультации, думаешь, не знаю? Вот и отведи к ней. — Таня кивнула на дверь, за которой спала Лена. — Верка только рада будет, если скажешь, что это твоя любовница… Она ж меня всеми печенками ненавидит… И молчать будет. А если кому и скажет — так только мне.

Парни переглянулись. Валера пожал плечами, отвёл глаза в сторону.

— Да что вы, как целки! — воскликнула Таня. — Ну придумайте что-нибудь другое! Времени-то у нас нет, это вы хоть понимаете? У неё же там кровит потихоньку. Да и мало ли что! Вот и позвони своей Верочке, у тебя ведь есть ее телефон… И нечего на меня так смотреть! — толкнула она мужа. — Раз говорю, значит, знаю! Иди и звони. Не бойся, подслушивать не стану.

Тем же вечером они взяли такси и все четверо поехали в женскую консультацию на другой конец Москвы. Костя и Таня остались в машине, Валера отправился сопровождать Лену. Прежде чем скрыться за дверью подъезда, Лена обернулась и помахала им издали.

— Тебе бы объяснить ей насчет конспирации… — сожалеюще вздохнула Таня. — Чем меньше лишних телодвижений, тем меньше ошибок.

— Вот ты и объясни, — угрюмо отозвался Костя, встречаясь взглядом с водителем в зеркальце заднего обзора.

Тот с любопытством смотрел на оставшихся в машине пассажиров. Всю дорогу помалкивали, смотрели каждый в свою сторону, так что он даже заподозрил неладное, а теперь вот разговорились насчет конспирации…

— Боюсь, это надолго, — громко сказала Таня. Она тоже обратила внимание на пристальный взгляд водителя. — Давай-ка сразу рассчитаемся.

Ждать действительно пришлось долго. Лена вышла заплаканная, держа Валеру под руку.

— Ну что? — спросила Таня, когда они, поймав новую машину, ехали назад.

— Нужно немедленно в больницу, — ответил за Лену Валера.

— Ты говорил с ней? — спросила Таня.

Валера угрюмо кивнул.

— По-видимому, дело серьёзнее, чем даже мы думали.

Лена положила голову на плечо мужа и заплакала.

— Ни в какую больницу я не пойду!

Костя погладил её по плечу. Растерянно посмотрел на Таню, потом перевёл взгляд на Валеру.

— Вера сказала, что всё устроит сама и лучшим образом, — сказал Валера, — никто ни о чем не узнает. Обещала завтра же позвонить.

— Вот что значит старая любовь! — не удержалась Таня. — Молчу, молчу… — она выставила руки вперёд, словно защищаясь от мужа, обернувшегося к ней с переднего сиденья с искаженным лицом.

— Может, обойдется? — с надеждой спросила Лена. — Может, уколы какие-нибудь?

— Нет, — спокойно сказал Костя. — В больницу — в самую первую очередь. Остальное потом. Успеется…

Дальше они ехали молча. Теперь все самое страшное, что задумал Костя, становилось реальностью.

— Костя, всё же не надо… — не выдержала Лена, когда они вечером пили чай на кухне. — Да чёрт с ними, в конце концов!

Костя медленно замотал головой.

— Опять? Опять ты начинаешь… — Он сжал кулаки. — Кажется, договорились уже! Ты им можешь простить за себя. Только это ничего не меняет и не отменяет! Понимаешь? Ты можешь простить за себя. Но не за меня.

Валера переглянулся с женой, достал из холодильника бутылку водки.

— Может, дёрнем по стакану — да спать? А то опять наговорите лишнего… Жаль, Лене нельзя. Завтра в больницу.

Они выпили втроем, не закусывая. Потом так же молча уставились в телевизор. Потом выключили его, поскольку в голову ничего не лезло, и, сколько они ни смотрели, так и не могли понять, что там происходит. Потом выпили снова, уже налив полстакана Лене. И снова включили телевизор. И снова выключили, когда стало раздражать бессмысленное и натужное веселье обитателей экрана. Так и уснули все четверо одетые, сидя рядом на узкой кухонной тахте напротив маленького телевизора, что стоял у Тани с Валерой на холодильнике.

Утром Таня позвонила по 02 в милицию.

— У меня возле метро сумочку украли! — проныла она жалобно.

— Возле какого метро? — спросил скрипучий женский голос.

— Ой, кажется, «Выхино»…

Дежурная что-то недовольно пробормотала и назвала номер отделения милиции. Таня набрала номер.

— Это милиция? Сорок четвертое отделение? Гену можно к телефону?

— Какого ещё Гену? — Голос этого дежурного был игривым. — Я вот тоже Гена. Фамилию хоть знаете?

— Ой, забыла! Как же его… ну, светленький такой, симпатичный, мы с ним возле метро позавчера познакомились. Он с ребятами там дежурил.

— А… Кравцов, что ли… А что ему передать?

— Я лучше сама ему позвоню.

— Ему знаете сколько вроде вас звонят? — Насмешка в голосе дежурного смешалась с завистью. — Он поймёт, о ком речь?

Таня вздохнула. Подмигнула мужу.

— Скажите, а он хоть неженатый?

— Ну вот, всё вам расскажи… Ладно, девушка, не будем занимать служебный телефон. Завтра он заступит, сегодня отдыхает, понятно?

— Понятно… — Она снова горемычно вздохнула. — Все вы такие.

И положила трубку.

— Откуда что берётся! — покрутил головой Валера. — Значит, больница на пару дней переносится?

— На один день, — сказала Таня. — Но не больше! Так и передай своей… Вере.

…Вечером следующего дня они вчетвером подъехали к метро. Там, как всегда, было много народа: все те же торгующие бабки, спешащие в метро или на электричку люди.

Они стояли поодаль, с таким расчетом, чтобы не привлекать к себе внимания. Лена выглядывала из-за Костиного плеча, смотрела в старенький театральный бинокль, который отыскался у Валеры.

— Вон этот дядя Гасан… а за лотком — его младший брат стоит, — узнала она. — Надо же! Их отпустили…

— А ты как думала, — усмехнулась Таня. — От тебя им нужно одно, от них другое. Да вон они, омоновцы! — воскликнула она. — Не туда ты смотришь… Да убери ты бинокль! Вон слева, в форменной куртке, лысоватый, не он?

— Он… — Лицо Лены сделалось мертвым, как в тот вечер, когда она вернулась из милиции.

— Я его знаю, — сказала Таня, взяв бинокль у Лены. — Точно, он! Однажды, сволочь, открытым текстом предлагал мне с ним пойти…

— Теперь бинокль у неё взял Костя… В этот момент милиционер, которого он попытался разглядеть, отвернулся, потом его заслонили в толпе… И наконец, он повернулся лицом к Косте и, казалось, встретился с ним взглядом.