"Подвиг" - читать интересную книгу автора (Краснов Петр Николаевич)

XXIII

— Факсъ, — окликнулъ выходившаго изъ зала Ферфаксова Ранцевъ. — Ты свободенъ?… Впрочемъ, напрасный вопросъ… Даже, если бы ты былъ и тысячу разъ занятъ, ты должеиъ сд#1123;лать то, чгто я теб#1123; скажу.

Ферфаксовъ остановился передъ Ранцевымъ съ видомъ собаки, слушающей своего господина.

— Посмотри на полковника Нордекова, — сказалъ Ранцевъ, показывая на челов#1123;ка, закуривавшаго у фонаря. — Ты понимаешь, его нельзя сейчасъ оставлять одного. Онъ дошелъ до точки. Онъ стоитъ надъ пропастью. Мы должны его спасти и сд#1123;лать его своимъ. Сл#1123;ди за нимъ все время… Переговори, когда найдешь это нужнымъ… Я его насквозь вижу. Проклятый Стасскiй!.. Разв#1123; можно говорить такъ слабымъ духомъ… А, между прочимъ я никогда не ожидалъ, что будетъ день, когда и онъ прозр#1123;етъ.

За эти три часа, что продолжался докладъ и пренiя, Нордековъ постар#1123;лъ на тридцать л#1123;тъ. Сгорбившись, поднявъ плечи и опустивъ голову, онъ тщетно пытался раскурить на ночномъ в#1123;тру папиросу. При св#1123;т#1123; фонаря было видно его ставшее совс#1123;мъ с#1123;рымъ лицо. Наконецъ, папироса пыхнула. Нордековъ пошелъ впереди Ранцева и Ферфаксова. Походка его не была его обычной бравой и легкой поступью. Такъ, какъ онъ шелъ сейчасъ — топиться ходятъ, или подходятъ къ эшафоту съ качающейся надъ нимъ веревкой вис#1123;лицы. Ферфаксовъ понялъ, что приказалъ ему Ранцевъ и удивился проницательности своего бывшаго начальника.

«Впрочемъ», — подумалъ онъ, — «Ранцевъ, какъ офицеръ, ум#1123;етъ читать въ челов#1123;ческихъ сердцахъ и угадывать въ нихъ холодъ смерти».

Онъ прошелъ за Нордековымъ къ спуску въ подземную дорогу, онъ стоялъ съ нимъ на платформ#1123; въ ожиданiи по#1123;зда, с#1123;лъ съ нимъ въ одинъ вагонъ — Нордековъ не видалъ его.

Сложная и тяжелая работа шла въ душ#1123; у Нордекова. Докладъ Стасскаго точно открылъ ему глаза. Какъ все было безнадежно и безотрадно!

«И все это говорилъ Стасскiй, первый умъ Россiи!..

Какое общество собралось слушать его и какъ слабы были возраженiя! Большевики поб#1123;ждаютъ и н#1123;тъ силы, могущей противоборствовать ихъ поб#1123;д#1123;. Ужасно!.. Вс#1123; мечты, все то, ч#1123;мъ онъ жилъ вс#1123; эти годы — только мечты… И не только дивизiи, бригады, полка, но даже и батальона онъ никогда не увидитъ… Значитъ: — в#1123;чно… До самой смерти — экспортная контора и возня съ тяжелыми ящиками, писанiе накладныхъ и коносаментовъ и т#1123;сная, по сов#1123;тски уплотненная жизнь на вилл#1123; «Les Coccinelles».

Нордековъ тяжело вздохнулъ.

Онъ жилъ мечтами возвращенiя въ Россiю. Ему казалось, что стоитъ вернуться въ Россiю — «домой» и все станетъ по старому. И жена его будетъ опять той милой красивой Лелей, съ которой такъ дружно, весело и хорошо жилось. Онъ, сидя въ душномъ вагон#1123; электрической Парижской дороги, мечталъ о Петербург#1123; и о Красномъ Сел#1123;, гд#1123; лучшiе прошли его годы.

«Разв#1123; зд#1123;сь такая весна?… Такъ пахнетъ?… Наши б#1123;лыя березки съ еще клейкими листочками… Распускающiеся молодые тополя въ садикахъ главнаго лагеря… Какой шелъ отъ нихъ св#1123;жiй весеннiй духъ! Утромъ встанешь раненько на стр#1123;льбу, и уже слышенъ трескъ винтовочныхъ выстр#1123;ловъ на стр#1123;льбищ#1123; позади бараковъ… Раздается частый топотъ казачьей сотни, идущей на ученье… Значитъ, никогда, никогда не увидитъ, не услышитъ и вс#1123;мъ бытiемъ своимъ не ощутитъ онъ бiенiя русской военной жизни?… И все то, что они съ такою глубокою в#1123;рою и самоотверженiемъ д#1123;лаютъ зд#1123;сь — химера?… Фантазiя?… глупости?.. И правы не они съ ихъ вождями, а Леля и «мамочка» съ ихъ тупымъ м#1123;щанскимъ матерiализмомъ. Пора опускаться на дно… Напрасно тратить посл#1123;днiе гроши на собиранiе по кусочкамъ осколковъ былой полковой славы, на разыскиванiе старыхъ фотографiй и гравюръ, на созданiе уголка полкового музея… Вздоръ… Безсмысленныя мечтанiя… Призраки… Химеры… Ничего н#1123;тъ… Впереди — усп#1123;хи сов#1123;тской «пятил#1123;тки», вторженiе новыхъ варваровъ, гибель христiанской культуры… И… новое б#1123;гство что ли?… Куда?… He лучше ли, не благородн#1123;е ли уйти?…»

Нордековъ машинально, по годами установившейся привычк#1123; перес#1123;лъ на по#1123;здъ электрической дороги и мчался къ себ#1123;. Ферфаксовъ неотступно сл#1123;довалъ за нимъ. Нордековъ его не зам#1123;чалъ. Изъ его зр#1123;нiя, изъ его наблюденiя выпали вс#1123; люди. Окружающее онъ едва воспринималъ. Мозгъ его былъ сосредоточенъ на одной мысли о себ#1123;. О безотрадности, безсмысленности и ненужности своего существованiя. Какое то страшное р#1123;шенiе зр#1123;ло въ его голов#1123;. Въ немъ исчезалъ и растворялся весь вн#1123;шнiй мiръ. Въ немъ призракомъ, ч#1123;мъ то несуществующимъ казался сид#1123;вшiй въ одномъ вагон#1123; съ нимъ челов#1123;къ съ бурымъ, будто знакомымъ лицомъ и глазами, сосредоточенно устремленными на него.

Ферфаксовъ чувствовалъ, что ему предстоитъ безсонная ночь. Это его не смущало. Это напоминало ему другiя, волшебныя, колдовскiя ночи въ Маньчжурiи, когда такъ же сл#1123;дилъ онъ за зв#1123;ремъ, за медв#1123;демъ, или за джейраномъ, все позабывъ, ночью крался по сл#1123;ду, чтобы выц#1123;лить его на зар#1123; и свалить м#1123;ткимъ выстр#1123;ломъ. Онъ вдругъ вспомнилъ своего в#1123;рнаго охотничьяго пса Бердана. Теперь онъ несъ такую же работу, какъ его Берданъ. Онъ в#1123;рно такъ же чувствовалъ душевное состоянiе дичи, какъ онъ теперь точно читалъ въ душ#1123; полковника Нордекова.

Полковникъ тихими, шатающимися, больными шагами дошелъ до своего переулка, открылъ калитку и пошелъ вдоль дачъ. Ферфаксовъ неслышною т#1123;нью сл#1123;довалъ за нимъ. Онъ просл#1123;дилъ, какъ полковникъ вошелъ въ домъ, отомкнувъ дверь своимъ ключомъ, какъ, должно быть, тихонько вошелъ въ спальню и зажегъ лампу. Окно ненадолго осв#1123;тилось, потомъ стало темнымъ. Ферфаксовъ все понималъ. Онъ точно вид#1123;лъ полковника сквозь ст#1123;ны. Полковникъ кончать съ собою будетъ…

Ферфаксову самоубiйство было непонятно. Оно претило его православному пониманiю жизни. Оно не отв#1123;чало понятiю в#1123;чнаго служенiя Родин#1123;. Богъ далъ жизнь и только Онъ можетъ отнять ее. Челов#1123;къ принадлежитъ Отечеству и никогда не знаетъ, когда его жизнь потребуется Отечеству. Уйди изъ жизни — дезертирство.

Лекцiя Стасскаго не произвела особаго впечатл#1123;нiя на Ферфаксова. Стасскiй, несомн#1123;нно, очень ученый челов#1123;къ, кажется даже академикъ, но въ такихъ вопросахъ ученые то люди чаще всего и ошибаются. Притомъ Ферфаксовъ былъ прiобщенъ къ н#1123;коей тайн#1123;, и эта тайна говорила ему, что бороться за Россiю не только можно, но что эта борьба уже идетъ.

Но, зная всю семейную обстановку жизни полковника, Ферфаксовъ понималъ и Нордекова. Онъ понималъ, что полковнику уже некуда податься. Онъ дошелъ до ст#1123;ны. И, стоя подъ окнами дома Нордекова, Ферфаксовъ размышлялъ:

«Георгiй Димитрiевичъ дома съ собою ничего д#1123;лать не будетъ. Давиться не станетъ — не офицерское это д#1123;ло, высунувъ языкъ на веревк#1123; вис#1123;ть… Яду у него, сколько я знаю н#1123;тъ. Да и при вс#1123;хъ травиться — какая охота!.. Стр#1123;ляться въ дом#1123; не будетъ… Онъ таки воспитанный челов#1123;къ и свою жену любитъ… Сейчасъ в#1123;роятно написалъ записку и легъ… Думаетъ… Можетъ быть еще и одумается…»

Ночь тихо шествовала. Ферфаксовъ любовался ею. Парижъ затихалъ. Наконецъ настала торжествениая, такая р#1123;дкая зд#1123;сь тишина… Все успокоилось. Новые, не городскiе шумы тихо и осторожно вошли въ ночь… Сталъ слышенъ шумъ молодой листвы. Гд#1123; то далеко прокричала ночная птица… В#1123;теръ разогналъ тучи. На неб#1123; узоромъ проглянули зв#1123;зды. Ферфаксовъ сл#1123;дилъ за ними, какъ он#1123; гасли одна за другою. Небо с#1123;р#1123;ло. Дремота стала охватывать Ферфаксова. Сквозь нее онъ сталъ смутно слышать, какъ предъутренними шумами загуд#1123;лъ Парижъ. Гд#1123; то заунывно и дико завыла фабричная сирена, призывая вторую ночную см#1123;ну.

Ферфаксовъ, стоя, спалъ и тяжело очнулся, когда въ ставшiе уже привычными далекiе шумы вошелъ вдругъ совс#1123;мъ близкiй короткiй стукъ двери. Ферфаксовъ открылъ глаза. Одно мгновенiе онъ не могъ сообразить, гд#1123; онъ и почему стоитъ въ глухомъ пустынномъ переулк#1123;. Но сейчасъ же съ охотничьею быстротою къ нему вернулась память. Было еще темно, но уже чувствовалось приближенiе утра.