"Две повести. Терунешь. Аска Мариам" - читать интересную книгу автора (Краснов Петр Николаевич)

VII

Наступило тропическое л#1123;то, а съ нимъ прекратилась и наша спокойная, безмятежная жизнь. Уже въ iюн#1123; загрем#1123;лъ въ горахъ первый громъ, блеснула яркая молнiя, зажгла гд#1123;-то въ горахъ степной пожаръ, и тотчасъ же оглушительный ударъ перекатился надъ самыми головами. Маленькiя невинныя облачка, бродившiя надъ холмами, вдругъ почерн#1123;ли, сгустились, солнечный св#1123;тъ померкъ, и гроза надвинулась. Какая гроза! Мелкiй дождь вдругъ обратился въ стремительный ливень. Вм#1123;сто отд#1123;льныхъ капель были видны лишь длинныя струи воды, падавшiя на землю. Съ горъ поб#1123;жали ручьи, а тихая скромная Хабана зарев#1123;ла клокочущимъ потокомъ. Сухая, растрескавшаяся почва вдругъ поползла, заливая трещины, нагибая остатки соломы. Всюду б#1123;жали потоки, тропинки обратились въ ручьи, крыша начала промокать, и я со слугами сталъ наводить на нее снаружи палаточный холстъ. Стремительный в#1123;теръ свисталъ въ ущельяхъ горъ, стоналъ въ веревкахъ палатки, завывалъ въ оконной рам#1123; моей хижины. Ураганъ и гроза продолжались около часа, потомъ в#1123;теръ стихъ, ливень обратился въ ровный, методичный и крупный дождь. Горизонтъ чуть прояснялся. Но молнiя все еще разр#1123;зывала необычайно р#1123;зкими и крупными зигзагами небо, и громъ рев#1123;лъ въ ущельяхъ горъ. Наступила ночь, а дождь все шум#1123;лъ по холсту на моей крыш#1123;, и на двор#1123; журчали потоки воды. Только къ полуночи онъ утихъ, небо очистилось отъ облаковъ, и полная и чистая луна стала гляд#1123;ть среди зв#1123;здъ.

Утро настало ясное, розовое. Солнце, выкативъ свой огромный шаръ и перекинувъ лучи черезъ горы, стало печь вдвое сильн#1123;е, ч#1123;мъ прежде, стараясь загладить изъяны вчерашняго дня. Земля просохла, но трещины остались залитыми глинистымъ краснымъ черноземомъ, а мутная Хабана унесла куда-то потоки воды и снова стала тихой и покорной. Однако, я, по сов#1123;ту Терунешь, окопалъ заборъ своей усадьбы широкой канавой и началъ окапывать и домъ. И не напрасно. Съ полудня уже маленькiя облачка показались на неб#1123;, а въ три часа ураганъ свир#1123;пствовалъ по вчерашнему. Моя канава наполнилась глиной, по двору текли потоки воды, а мутная Хабана рев#1123;ла и п#1123;нилась. Къ вечеру ливень обратился снова въ ровный и крупный дождь, а ночью небо сiяло луной и зв#1123;здами, и, казалось, см#1123;ялось надъ т#1123;ми опустошенiями, которыя произвелъ ливень. Утро опять было безъ облаковъ, и солнце нестерпимо жгло, но земля уже впитала въ себя достаточно влаги, и дороги стали скользкими. И такъ пошло день за днемъ. На мокрой и черной отъ степныхъ пожаровъ земл#1123; показалась мелкая иглистая зеленая трава, и пейзажъ изъ золотисто-желтаго, соломеннаго, сталъ изумрудно-зеленымъ. Но вм#1123;ст#1123; съ т#1123;мъ пути сообщенiя становились хуже и хуже. Мулы скользили, вязли и падали на липкомъ и скользкомъ чернозем#1123;, подвозъ товаровъ изъ Харара прекратился, и мы съ Савурэ и армяниномъ Захарiемъ подняли ц#1123;ны. Мои капиталы стали быстро рости.

Терунешь привязалась ко мн#1123; еще больше, но, странное д#1123;ло, ч#1123;мъ больше она меня любила, т#1123;мъ холодн#1123;е становился я къ ней. Раньше, пока не наступилъ перiодъ дождей, я ее р#1123;же вид#1123;лъ. Я ходилъ на охоту, бывалъ у Абарра, у конвойныхъ казаковъ, у повара посланника, и вид#1123;лъ ее только въ т#1123; минуты, когда хот#1123;лъ ее вид#1123;ть и ласкать. Теперь она всегда была при мн#1123;, и то, чего, я прежде не зам#1123;чалъ, начинало раздражать меня. Иногда мн#1123; слышался запахъ чеснока въ моемъ дом#1123;, и я зналъ, что это означало, что у нея были подруги. Ц#1123;лые дни мы просиживали вм#1123;ст#1123;, прислушиваясь къ шуму дождя бокъ-о-бокъ, и она читала по складамъ русскiя книги, а я все по прежнему мечталъ о далекой Россiи. Едва только дождь прекращался, я б#1123;жалъ на дворъ, смотр#1123;лъ на темно-синее небо, отыскивалъ на самомъ горизонт#1123; полярную зв#1123;зду.

Тогда Терунешь выб#1123;гала ко мн#1123;, тревожно хватала меня за руку и говорила: — «пойдемъ». Она увлекала меня въ хижину, зажигала лампу, доставала ящикъ съ деньгами и считала звонкiе и св#1123;тлые талеры, раскладывая ихъ кучками по двадцать штукъ на стол#1123;.

— Три тысячи, — говорила она мн#1123;, восхищенно хлопая въ ладоши: — три тысячи дв#1123;сти двадцать два, и еще есть соли… — А! Хорошо!.. Не грусти — мы скоро у#1123;демъ отсюда, и теб#1123; будетъ хорошо.

Я пожималъ ей руку, но мое сердце молчало, и я искалъ и не находилъ ни слова сочувствiя, ни т#1123;ни любви къ моей маленькой Терунешь. Любовь, такъ быстро захватившая меня, такъ же быстро и сгор#1123;ла, и, вм#1123;сто яркаго пламени страсти, остался лишь холодный пепелъ, подъ которымъ разгоралась угасшая было любовь къ моей русской, родной Ан#1123;…

— Сколько нужно талеровъ, чтобы до#1123;хать до Петербурга? Три тысячи мало?.. Ну, а пять тысячъ?.. Я думаю, что пяти тысячъ достаточно — это в#1123;дь очень много!!. Мы по#1123;демъ на своихъ мулахъ. Мой отецъ дастъ намъ своихъ до Харара, и его солдаты проводятъ насъ… А какъ ты обрадуется, когда снова увидишь море, высокiе дома и своихъ москововъ… И я тогда буду счастлива, еще счастлив#1123;й, ч#1123;мъ теперь… Я бы и теперь была счастлива, но я вижу, что ты все недоволенъ, — вотъ и я тоскую.

Б#1123;дная, б#1123;дная Терунешь! Какъ могъ я ей сказать въ эти минуты, что я не покупаю новыхъ товаровъ потому, что деньги скоплены, и я жду только случая, чтобы у#1123;хать въ Россiю, одному, безъ маленькой Терунешь, у#1123;хать къ Ан#1123;…

И я хмурился и молчалъ, и зналъ, что настанетъ, и скоро, тотъ день, когда я прощусь съ нею и убью ее на в#1123;ки, оставлю зд#1123;сь съ разбитымъ сердцемъ, съ навсегда загубленною жизнью.

И, — стыдно сознаться, — я искалъ случая, чтобы придраться къ ней, искалъ въ ней недостатковъ, но ч#1123;мъ бол#1123;е я бранилъ и сердился на нее, т#1123;мъ ласков#1123;е становилась она и больше любила….

Это приводило меня въ отчаянiе, и я все откладывалъ роковую развязку…