"Дитя Феникса. Часть 2" - читать интересную книгу автора (Эрскин Барбара)

Глава двадцать восьмая

Дождь лил несколько недель не переставая. Вокруг рек образовались болота, с гор текли мутные потоки воды. Когда наконец выглянуло солнце, земля изменилась до неузнаваемости.

Старик постоянно приходил к святому источнику. Иногда он завязывал на счастье клочок ткани на соседнее дерево, а однажды, словно отчаявшись, бросил в колодец пенни. Это был его заработок за целый день. Потом он зачерпнул полный кувшин прозрачной ледяной воды и побрел домой в горы, где в жару металась его жена.

Дождь углубил пруд возле источника. Струйка, которая обычно мирно падала со скалы, превратилась в грохочущий поток. Старик видел, как стремительный напор воды перевернул все камни: те из них, что раньше были в середине пруда, теперь оказались на берегу. Вдруг он заметил какой-то блестящий предмет, нагнулся и поднял его. Это был слегка заросший мягкой тиной феникс, который, казалось, бился в руке, словно пойманная стрекоза. Старик долго смотрел на него, раздумывая, не стоит ли бросить украшение обратно в пруд. Кто-то ведь оставил эту дорогую вещь как приношение, и было бы плохим знаком забрать это. С другой стороны, эту драгоценность не стыдно было бы приобрести самому королю.

Замок Килдрамми. Июль 1281

Вереск на полях за замком Килдрамми играл пурпуром иод теплым летним солнцем. Элейн сидела в любимой комнате Снежной башни и наблюдала, как Изабелла и Марджори вышивают, и рассказывала им старые сказки Уэльса. Aгнес принесла ей кипу писем, только что прибывших с юга.

Элейн панически боялась писем. Слишком часто за последние годы в них были плохие вести. Первая ужасная новость пришла четыре года назад. Письмо было от Алисы Гудир, старшей дочери Лунед:

«Все произошло быстро. Мама совсем не мучилась. Это был удар – так сказал доктор. Она прожила счастливую жизнь и всегда вспоминала вас в молитвах».

Лунед оставила любящего мужа, пятерых детей и шестнадцать внуков. Ее смерть потрясла Элейн. Ее сводная сестра, камеристка и самая первая подруга Лунед была ей ближе всех столь долгое время, что нельзя было поверить в то, что она может вот так просто умереть и Элейн никогда больше ее не увидит.

Пять месяцев назад пришла еще одна весть о смерти – ее сестры Гвенлиан, а еще через три месяца ее любимая Маргарет скончалась от воспаления легких, завещав похоронить свое сердце в усыпальнице любимого мужа в Аконбери, на цепи холмов, протянувшейся на краю болот.

Никого из них теперь не было с нею. Лунед, Граффид и Сенена, Даффид и Изабелла, Гвладус, Ангхарад, Гвенлиан и Маргарет. Элейн осталась единственной из семейства Ливелина Йорверта и Джоанны, дочери Джона Безземельного. Элейн нахмурилась, погрузившись в размышления. Генрих, король Англии, объявивший ее мертвой, умер девять лет назад. В его глазах, и в глазах всей Англии, Элейн была мертва уже около тридцати лет. Она не сожалела о его смерти, – он обращался с ней, как с пешкой в своей игре, ни секунды не подумав, отдал ее за такого человека, как Роберт де Куинси. Элейн передернуло. Все эти годы воспоминания о Роберте бросали ее в дрожь. Власть короля наводила страх, словно власть над жизнью и смертью, власть обращаться с людьми, как с принадлежащими ему вещами. Великая Хартия, которую заставили подписать ее деда, мало что в этом изменила. Теперь правил Англией новый король, ее кузен Эдвард. Неофициально он признавал ее существование, он знал, что Элейн была здесь, и это наполняло ее неприятными предчувствиями. Она знала, что долгое время Эдвард считал ее своим врагом.

Элейн задумчиво посмотрела на стопку писем. Дональд с отцом были в Роксбурге, при шотландском дворе. Письма, полные сиюминутных указаний по хозяйству, которые она, возможно, выполнила уже две недели назад, без сомнения, были от них. Она улыбнулась, беря письмо, написанное почерком мужа.

В письме действительно была новость. Отец Дональда был все еще нездоров, поэтому Дональда приглашали выступить свидетелем брака маленькой принцессы Маргарет, младшей дочери короля Александра, и Эрика, короля Норвегии. Сам же граф короткими наездами возвращался в Килдрамми. Уильям, который был таким здоровым и крепким, за последнее время заметно состарился. Его здоровье ухудшилось из-за внезапной смерти его жены Мюриэль от воспаления легких. Элейн отложила письмо. Рядом с ним на подушке лежало другое, почерк которого она не узнавала. На нем была печать де Боуна, и у Элейн защемило сердце.

– Мама! Дорасскажи нам сказку! – попросила Изабелла. В свои двенадцать лет она была высокой и худощавой, но ей еще предстояло расцвести.

– Подожди минутку, дорогая. – Повертев письмо в руках, Элейн наконец открыла его. Когда она оторвалась от письма, в глазах ее стояли слезы.

– Мама! Мама, что случилось? – Изабелла бросила работу и кинулась обнимать мать.

– Это от твоей сестры, – улыбнулась Элейн, пытаясь совладать со своими чувствами.

– От сестры? – Изабелла в недоумении посмотрела на Марджори, которая в свои одиннадцать лет походила на задиристого мальчишку.

– Не от младшей сестры, а от старшей. – Элейн усадила дочь рядом. – Задолго до вашего рождения я жила в Англии, и у меня были такие же две дочери, как ты и Марджори. Но когда я переехала жить в Шотландию с отцом Макдаффа, мне пришлось оставить их.

– Но нас-то ты не оставишь? – с неуверенностью сказала Марджори, которая отложила шитье и приготовилась к новой сказке.

– Конечно нет, дорогая, – с горечью сказала Элейн, пряча жуткие воспоминания.

– А как их зовут, наших сестер? – спросила Изабелла, глядя на письмо в руке матери.

– Ее зовут Джоанна, а ее сестру Хавиза.

– Что она пишет? – перебила Марджори. – Она приедет повидать нас?

– Она хотела бы повидать нас, но она очень больна, медленно проговорила Элейн.

«Прости меня за недостойное поведение в прошлом. Я не могла простить тебе то, что ты уехала от нас, и только недавно, когда я сама стала жертвой планов короля Эдварда относительно нового замужества, поняла, как бессильна женщина, когда другие решают ее судьбу. Только моя продолжительная болезнь остановила отца от того, чтобы повторно выдать меня замуж после смерти Хемфри. Теперь боюсь, что болезнь скорее сведет меня в могилу, чем они успеют разыграть мой брак. Мне очень хочется увидеть тебя перед смертью. Пожалуйста, мама, если ты можешь простить меня, не могли бы мы встретиться?»

Она ничего не написала ни о сестре, ни о своей болезни.

– Когда она приедет? – с нетерпением спросила Марджори. Она облокотилась на колени матери и рассматривала почерк на конверте, пытаясь прочитать слова. – А сколько ей лет? У нее непонятный почерк. Она сама писала? – Девочка улыбнулась. Учитель, который давал девочкам уроки чтения и письма дважды в неделю, считал, что ее собственный почерк куда хуже, чем у мальчика.

– Она же совсем взрослая, дорогая. Я не знаю, когда она приедет и сможет ли она отправиться так далеко. Может быть, я сама поеду к ней на юг.

– Тогда мы ее не увидим! – расстроилась Изабелла. – Это точно! Возьми нас навестить кузена Ливелина в Уэльс. Тогда мы встретимся с ней там и еще посмотрим Абер. Правда?

Эта мысль была заманчивой.

– Посмотрим, я поговорю с отцом. Мне бы тоже хотелось съездить в Абер. – Она встала и потянулась. Абер и Джоанна. Это было бы здорово.

Теплые потоки воздуха, пришедшие вместе с дождем, принесли с собой сильную бурю. В горах сверкали молнии, озаряя скалы и вереск серебром, гром эхом отзывался по всей округе.

Элейн созвала всех женщин в свою комнату, они не ложились спать, напуганные громом. За столом тихо играли Изабелла и Марджори.

Элейн стояла у ниши окна, наблюдая, как вспышки молний вспыхивают под разными углами к стене, имевшей восемнадцать футов толщины.

Дональд с отцом все еще не вернулись в Map. Элейн беспокоилась, так как вестей от них больше не было. Что-то было не так. Ей было зябко, хотя в комнате стояла жара.

– Элейн…

У нее перехватило дыхание. Шепот звучал в ее голове, он окутывал мозг. Элейн оглядела комнату. Несмотря на жару, они вынуждены были зажечь свечи, чтобы видеть шитье. Лица женщин не потели, в комнате сладко пахло пчелиным воском от свечей.

– Элейн…

На этот раз голос повторился сильнее и отчетливее.

– Пресвятая Богородица, Матерь Божья… – сами собой шептали губы. Еще одна молния озарила комнату, и Элейн увидела, как Изабелла закрыла глаза рукой. Девочка уже готова была заплакать.

– Все хорошо. – Голос Элейн звучал бесстрастно, словно издалека. – Гроза скоро пройдет. Беток, где твоя лютня? Поиграй нам немного, чтобы мы отвлеклись от бури.

Элейн подошла к столу, чувствуя, как юбка неприятно липнет к вспотевшим ногам. Она коснулась головы Изабеллы, задев стопку тростинок, которые девочки использовали в игре.

– Ну вот, мама, ты все испортила, – вспылила Марджори.

– Прости, дорогая, я не хотела, – улыбнулась Элейн.

Он снова был рядом, – невероятно, но это была правда.

Женщины, сидевшие кружком при свете свечей, ничего не почувствовали. Глубокая ниша окна была пуста, и все же Элейн почувствовала присутствие Александра. Впервые за многие годы.

Почему? Почему он снова вернулся? Но Элейн и так знала ответ. На этот раз она не вызывала его. Кто-то нашел феникса.

Элейн рассказала Дональду об их планах посетить Уэльс, как только они с отцом вернулись две недели спустя. Это был единственный способ скрыться от Александра.

– Неужели тебе действительно будет приятно снова побывать в Уэльсе?

– Ты же знаешь, что да. – Элейн пыталась скрыть волнение и страх, вызванные возвращением Александра. Только уехав из Шотландии в Уэльс, она окажется вне пределов его досягаемости. – Я хочу увидеть Ливелина, хочу побывать в Абере. Я старею, Дональд. Скоро я уже буду не в состоянии отправиться в такое путешествие.

– Ты стареешь? Ничего подобного! – засмеялся он.

В шестьдесят три она была по-прежнему стройна и полна энергии. Она также могла обскакать Дональда и всю ночь сторожить лошадей, не доверяя конюхам, а наутро быть совсем свежей. И она оставалась для мужа все такой же желанной. Временами, когда она возвращалась из своих ночных конных прогулок, в которых ее сопровождали только две собаки, Саэр и Люси, потомки древней породы Доннета, муж спрашивал, каким волшебством она занималась под луной. Ее кожа блестела, глаза сверкали молодым огнем, в ней было удивительное очарование, так сильно околдовавшее его при первой встрече.

Дональд нахмурился. Откуда-то вдруг к нему снова прокрался страх, тайное подозрение, что в этих одиноких прогулках Элейн встречается с призраком Александра.

Август 1281

Вскоре после возвращения Уильям пригласил к себе Элейн. Его лицо осунулось, а голос ослаб, но он не растерял своей самоуверенности и превосходства при обращении к невестке.

– Я привез тебе приветствие от короля. Он благодарит тебя за соболезнования. – Второй сын Александра, Дэвид, умер в июне. – Уильям застонал от боли в суставах. – Ты, несомненно, слышала, что я был слишком болен, чтобы выступить в роли свидетеля на свадебной церемонии юной Маргарет и короля Норвегии. Однако там был Дональд. Из него выйдет ценный советник для короля, когда меня не будет, если ты ему не помешаешь. – Уильям нахмурил кустистые брови. – Ты сильная женщина, Элейн, и ты до сих пор держала моего сына там, где тебе нужно. Не стой у него на пути.

Элейн холодно взглянула на свекра:

– Я никогда и не стояла у него на пути.

– Еще как стояла. Ты держишь его здесь, в Килдрамми, на сворке вместе со своими псами, а он должен быть рядом с королем. Отпусти его, женщина. – Он вытянул шею и пристально посмотрел на Элейн. – Скоро я умру, а он станет графом. Ты подарила ему троих сыновей, и спасибо тебе за это. – Он помолчал, видимо, гадая, как это у нее получилось. – А ты оставайся здесь и присматривай за графством. Ты прекрасно управляешь им. Отпусти Дональда ко двору. Или ты боишься, что теперь он найдет себе другую женщину, – ведь ты постарела? – Он злобно взглянул на нее краем глаза.

– Нет, не боюсь. – Элейн улыбнулась, она действительно больше не боялась.

– И не надо. – Он примирительно улыбнулся. – Ты выглядишь вдвое моложе своих лет, уж не знаю, как тебе это удается. И последнее. Я посылаю своих людей в Уэльс, – это часть армии, которая поддержит там мир. Подожди! – Он поднял руку, когда Элейн хотела было его перебить. – Таков мой долг в соответствии с нашим договором с Англией. Не пытайся вмешиваться в это. Политика Уэльса тебя больше не касается, даже если король разрешит тебе навестить Ливелина, как ты просишь. Если шотландцы помогают королю Англии Эдварду сохранять мир с Уэльсом, то лишь потому, что твой племянник сам не в состоянии этого сделать. Он потерял большую часть Уэльса из-за собственной слабости. Теперь, когда Эдвард настроил повсюду замков, он заставит Уэльс подчиняться английским законам, и ты ничем здесь не можешь помочь.

Элейн поморщилась. Свекор был прав, но ей было больно думать об иноземных солдатах на земле Уэльса.

С тех пор как она последний раз побывала в Уэльсе, там многое произошло. Даже после восшествия Эдварда на английский престол дух сотрудничества, существовавший между Ливелином и Генрихом, не нарушался до тех пор, пока Ливелин не заявил во весь голос об отказе признать господство Англии над Уэльсом. Тогда Эдвард вторгся в Уэльс с помощью недовольного и завистливого младшего брата Ливелина Даффида.

Этот союз привел к поражению Ливелина. Принцу оставили небольшую северную территорию Гвинеда и заставили его освободить старшего брата Оуэйна, которого Ливелин так долго держал в тюрьме, чтобы не допустить его к власти.

Эдвард в интересах мира пошел на уступки. Он не отобрал у Ливелина титул принца Уэльского и позволил ему, наконец, жениться на Элинор, дочери Симона де Монфора, с которой он уже давно был помолвлен. Венчание состоялось в Уорчестерском соборе. Тогда Элейн в последний раз видела племянника. Они с Дональдом ездили на свадьбу, и ей было приятно думать, что, в конце концов, в Уэльсе наступил хоть какой-то мир.

Мир, однако, был не из простых.

Лорд Map мрачно покачал головой.

– Было время, когда я думал, что Шотландия объединится с Уэльсом, чтобы сдерживать аппетиты Англии. И то, что этого не произошло, плохо для Уэльса, потому что Эдварл совсем другой человек, по сравнению с его отцом.

Элейн вздохнула. Она была слишком стара, чтобы спорить с Уильямом по таким щекотливым вопросам.

– Вы уверены, что Эдвард не бросит однажды вызов Шотландии и не посягнет на ее суверенитет? – мягко спросила Элейн. Она никогда не доверяла Эдварду, с того самого дни, когда он с такой враждебностью смотрел на нее в Вудстоке. Она чувствовала в нем какое-то безразличное хладнокровие, которое отстраняло его даже от его отца.

– Они всегда хорошо ладили с Александром. У Эдварда нет причины нам угрожать. Мы независимое королевство с сильным королем и действенным правительством. Хотя очень жаль, что Дэвид умер. Старший сын короля, лорд Александр, не слишком крепок здоровьем. Он едва ли будет надежной опорой Шотландии, особенно если вспомнить, что королева умерла, а король не женился снова.

Его слова прозвучали в сознании Элейн странным предупреждением.

– Но король уже выбрал жену, – сказала Элейн.

Уильям кивнул.

– Официально об этом еще не объявлено, но он уже говорил с графом Фландрским о его дочери. Но они слишком долгo тянут. Сейчас он сильный, здоровый мужчина, и ему нужна жена и дюжина сыновей как можно скорее. На всякий случай.

Элейн нахмурилась. Ее видение с Александром на лошади больше не возвращалось. Как будто, предупредив его тогда, она изменила судьбу короля. Конечно, теперь ему было известно, что он не должен садиться на серую лошадь.

Элейн встала и из вежливости поцеловала свекра.

– Я должна идти. Вы ведь устали.

– Да, я устал, черт возьми.

Через две недели Уильям Map скончался.

Гвинед. 1281

В ноябре новоиспеченный граф Map и наместник Кабрала ехал в Уэльс со своей женой. Они собирались провести Рождество с принцем Ливелином в Абере и встретиться после того с Джоанной. По пути они останавливались в замке короля Эдварда в Раддлене, стоявшем на канале, отведенном от реки Клайд. Они осмотрели новый замок короля в сопровождении его строителя мастера Джеймса из Сэн-Джорджа, восхищаясь не только самой постройкой, но и конюшнями и мастерскими на внутреннем дворе, а также королевским дворцом с расписанными стенами, садом королевы, который уже успели разбить, и большим прудом для рыб.

Придя в их чудно обставленную комнату, Дональд порылся в одном из дорожных сундуков и достал письменные принадлежности. Через несколько минут он был глубоко погружен в составление чертежей только что осмотренного замка.

Элейн стояла над ним и внимательно наблюдала за работой.

– Ты собираешься показать это Ливелину?

– Не думаю, чтобы это было секретом, любовь моя. – Он взглянул на жену. – Куда больше мне хочется показать эти рисунки своим строителям. Мы можем почерпнуть здесь полезные идеи для укрепления Килдрамми, с одобрения короля. – Он потянулся и поцеловал ее. – Дети устроились?

Она кивнула.

– Они устали и возбуждены.

Он заигрывающе взглянул на нее.

– И ты тоже?

– Не так, как ты думаешь. Увидишь позже. – Она отошла к окну взглянуть на реку Клайд. Темнело, восточный ветер начал завывать в недостроенных внутренних башнях.

Предыдущую ночь они провели в Честере, а завтра они уже будут в гостинице аббатства Конви, где она помолится на могилах отца и двух братьев. И затем наконец они приедут в Абер.

Облако пыли, поднятое ветром, закрыло вид на замок. Пришел слуга, чтобы зажечь свечи и развести огонь в камине. Все было как будто хорошо, но что-то беспокоило Элейн.

В Абере Ливелин и Элинор с радостью встретили чету Map. Но тут же Ливелин огорчил их.

– Леди де Боун недостаточно здорова, чтобы приехать, тетя Элейн. Мне очень жаль. – Он протянул ей письмо Джоанны.

Элейн посмотрела на него, не замечая письма в руках племянника.

– Я знала, что она не приедет.

Элинор нахмурилась и посмотрела на мужа. Нельзя было вот так сразу сообщать это Элейн.

– Он просто имеет в виду, что вы всегда можете приехать сюда, например, в следующее лето, когда ваша дочь поправится.

– И когда у нас будет новый член семьи, чтобы вы на него посмотрели, – добавил Ливелин, ласково обнимая жену. – Июнь как раз будет самое подходящее время.

Элейн отложила письмо Джоанны.

– Значит, у вас будет дочка, я так рада, – не успев даже подумать, сказала Элейн, целуя Элинор в щеку.

– Нет, мы ждем сына, – твердо сказал Ливелин.

Элейн взглянула на него. Его красивое лицо возмужало с тех пор, как она в последний раз видела его, под глазами были круги от усталости.

Она слегка вздрогнула.

– Конечно, сына.

Абер

Эиниона здесь не было. Элейн долго стояла на берегу реки, вспоминая о Ронвен. Уходя, она бросила бутон розы в воду, словно дань своему прошлому. Дети молча смотрели на мать. Гратни, высокий и статный, очень похожий на отца, как и близнецы, в свои четырнадцать лет был уже оруженосцем у своего кузена, племянника Элейн, с которым они дружили многие годы, Роберта Брюса, лорда Аннандейла. Близнецы были пажами у графа Бакана в Слэйнзе. Теперь все трое, совершив паломничество в места, где родилась их мать, впервые наслаждались ее королевским происхождением.

Она показала им Ир-Виддфу, пролив и Ланфаэс, виды покрытого облаками массива Эрири, вершины заснеженных гор. К могиле Эиниона с матерью поехал только Сэнди. В отличие от брата-близнеца, он был более тонкой, мечтательной натурой. Сэнди держал лошадей, пока мать склонилась к покрытому лишайником камню.

– Странные эти леса, – сказал он, содрогнувшись.

– Почему? – Элейн всматривалась в лицо сына. Серые глаза Сэнди были устремлены вдаль.

– Здесь привидения и духи. – Он пожал плечами и потрепал гриву лошади. – Дункан не заметил, поэтому я не стал говорить с ним об этом.

– Ты видел этих духов раньше? – осторожно спросила Элейн. – Она вспомнила, как в детстве ей самой задавала те же вопросы Изабелла де Броуз и как она смущалась, когда Изабелла презрительно сообщила ей, что люди не видя того, что дано видеть Элейн.

Сэнди кивнул.

– И в Килдрамми тоже?

– И в Слэйнзе, и в горах, – подтвердил мальчик. Он помедлил. – А ты тоже видишь их?

– Вижу, – тихо ответила Элейн.

– Один из них особенно заметный, иногда я думаю, он всюду следует за мной, – возбужденно продолжал Сэнди, пользуясь тем, что решился заговорить об этом.

Элейн заставила себя улыбнуться. Внезапное чувство страха охватило ее.

– Может быть, это твой ангел-хранитель, – прошептала Элейн, положив руку на плечо мальчика. – Как он выглядит? Ты его рассмотрел?

Сэнди встретился глазами с Элейн, но не отвел глаз. Легкий румянец появился у него на щеках.

– Он высокий, с темными внимательными глазами. Но он всего лишь тень, я никогда четко не видел его. – Мальчик смущенно отвернулся от матери. – Конечно, это глупо, его ведь здесь нет… Просто я чувствую его.

Элейн дышала с трудом.

– И он наблюдает за тобой?

Сэнди кивнул. Элайн поняла, что призраком был Александр.

– Ну, кто бы это ни был, должно быть, он очень тебя любит. – Она поцеловала сына в лоб. – С такими видениями очень тяжело жить, Сэнди. Это бремя. Люди, не видящие других миров, наверное, очень счастливы. А у Дункана бывают видения?

Сэнди уверенно покачал головой в знак отрицания.

– Это единственное различие между нами, мы ведь так похожи во всем. Это как будто мы – часть друг друга. Я чувствую, когда он обижен, опечален, даже когда лорд Бакан взял одного из нас ко двору, а другого оставил в Слэйнзе, я знал, что испытывает Дункан. Но у него никогда не бывает видений, как у меня.

– Значит, боги по какой-то причине выбрали тебя. У тебя есть их благословение и их защита.

– А у Дункана нет? – Сэнди не знал, то ли ему радоваться за себя, то ли огорчаться за брата-близнеца.

– На Дункане лежит свое благословение, – успокаивающе улыбнулась Элейн.

Она отвернулась, дрожа как осиновый лист. Значило ли это, что Александр, так пристально наблюдающий за Сэнди, был отцом мальчика?

Той ночью, оставшись одна в спальне, пока Дональд беседовал в большом зале с Ливелином, Элейн распахнула северное окно и смотрела в темноту моря у Ланфаэса и распростертые пляжи Пенмона.

– Где ты? – закричала она в темноту. – Где ты? Почему ты не придешь ко мне и не расскажешь правду?

Ответа не было. Александр не последовал за ней в Уэльс.

Замок Килдрамми. Февраль 1282

Изабелла больше всех радовалась возвращению. Ей понравился месяц, проведенный в Гвинеде, и полюбился ее очаровательный кузен принц Уэльский, но все же она скучала по дому. Все свои двенадцать лет она прожила в Маре и привыкла к горам и равнинам северо-восточной Шотландии. Хребет и пики Ир-Виддфы поразили ее своей первозданной красотой, но девочку пугало, что, вернувшись на родину к горам Эрири, мать была очень замкнута и отдалилась от нее.

У Изабеллы было свое укромное местечко, о котором не знала ни Мэг, ни кто-либо из нянек. Это была небольшая кладовая под самой крышей, где девочка проводила часы в мечтах, чтении ценных книг своей матери или в играх с дюжиной котят. Но главным достоинством места было то, что ни Марджори, ни братья не могли ее здесь найти. Дважды ее младшая сестра поднималась в кладовую и звала Изабеллу, но оба раза она не замечала маленькую деревянную дверь, спрятанную за деревянными бочками, ведущую в частные владения Изабеллы. Так сестра и уходила ни с чем, ее зов удалялся от Изабеллы вниз по лестнице.

Через несколько часов после приезда в Килдрамми Изабелла направилась в свою заветную комнатку, чтобы спрятать новую книгу сказок, заботливо переписанную для нее одним из писарей Ливелина. В этой книге тоже рассказывалось о королях, и принцах, феях, и волшебстве, и чудесной принцессе, на которую Изабелле так хотелось быть похожей.

Кутаясь в плащ, она пододвинулась поближе к свече. За узким окном лежала долина, занесенная снегом. Скоро все будут ужинать. Казалось, Изабелла уже забыла длительную поездку, черные утесы и ледяные вершины Гвинеда. Она блуждала в своих мечтах.

Поэтому она была сильно удивлена, когда ее мать тихо, как тень, вошла в комнату и села рядом на пыльный пол.

– Так вот где ты прячешься, – улыбнулась Элейн. – Ничего, что я теперь это знаю?

– Если только ты не расскажешь Марджори.

Элейн рассмеялась. Изабелле нравились морщинки и уголках глаз матери, когда та улыбалась. Это делало Элейн юной и беззаботной.

– Не скажу, обещаю. – Элейн всматривалась в лицо дочери. – Тебе ведь не понравилось в Уэльсе?

Изабелла знала, что притворяться бесполезно.

– Там было страшно и грустно.

Элейн вздохнула.

– Тебе надо бы увидеть Уэльс летом, когда снег уже сошел с гор, а поля покрыты цветами. Ты пришла сюда почитать?'

Изабелла робко кивнула.

– Я тоже всегда любила побыть одной. Но мои тайные места были под открытым небом или на конюшне. Ты собираешься спускаться? Здесь очень холодно, да и скоро позвонят к ужину.

– Мама. – Закрыв книгу, Изабелла положила ее аккуратно на полку в стене. – Можно тебя кое о чем спросить?

– Конечно. – Элейн обхватила ноги и положила подбородок на колени.

– За кого я выйду замуж?

– Это неизвестно…

– А разве вы с папой еще не говорили о моей свадьбе?

Элейн покачала головой.

– Конечно, мы говорили об этом и рассматривали разные возможности. Но пока ничего не решили. У нас еще много времени, чтобы думать об этом.

– А ты мечтала о том, за кого ты выйдешь замуж? – Изабелла придвинулась ближе.

– Да, но видишь ли, у меня это было иначе. Меня выдали замуж совсем ребенком, поэтому я всегда знала, кто мой муж.

– Он был очень красивым? – Изабелла облокотилась на колени.

– Да, очень красивым и добрым.

– Он был отцом Джоанны?

Элейн медленно покачала головой.

– Нет, у нас с Джоном не было детей. Отцом Джоанны был мой второй муж.

Минуту Изабелла помолчала.

– А второй муж тоже был красивый?

– Думаю, да.

– А потом твоим мужем был отец Макдаффа?

– А потом и твой отец, – улыбнулась Элейн.

– У меня тоже будет четыре мужа?

– Не думаю. Наверное, только один, но зато ты будешь очень его любить.

– Так говорят звезды? – Изабелле нравилось, когда Элейн что-то предсказывала. Они с Марджори часами глядели на ночное небо, гадая, что их ждет.

– Да, так говорят звезды.

– И у меня будет много детей?

– Достаточно вопросов на сегодня, дорогая. Я не знаю, сколько детей у тебя будет и когда и за кого ты выйдешь замуж. Пойдем ужинать, и пусть будущее говорит само за себя.

Map. Апрель 1282

Морна смотрела на женщину, лежавшую на соломенном матрасе в Моссете. Больная была бледна и дрожала: пот лился с нее градом. Морна обернулась.

– Жар не спал, ей хуже.

Муж больной принес ее вниз с гор осенью на собственных руках. Ее жар возвращался десятки раз, и тогда остальные пастухи шли пасти овец без него.

– Прошлым летом я часто ходил к источнику. Думал, его вода исцелит ее, – грустно сказал старик. Он крутил в руках шапку, поглядывая на жену. Морна нахмурилась.

– Вода от этого не излечивает. От жара надо избавиться раз и навсегда, – сказала она со знанием дела и покопалась в сумке с лекарствами. Морна склонилась над женщиной и, придерживая ее голову, напоила ее горячим зеленым чаем.

– Весной я кое-что подобрал у источника, – стыдливо продолжил старик. – Я знал, что нельзя этого делать, что это принесет беду.

Морна была поражена.

– Ты обокрал хранителей водоема?

Старик кивнул.

– Ты должен немедленно вернуть его. Пожалуйста, отнеси его обратно. Иначе твоя жена не поправится.

Морна дала больной еще какое-то лекарство и осторожно накрыла ее овечьими шкурами.

– Давай-ка я сама отнесу эту штуку, но не обещаю, что боги не будут гневаться. Это страшный проступок, Эдди, – обокрасть богов. – Она протянула руку и взяла завернутый в материю предмет, не глядя на него. – Держите Джинни в тепле. Дай ей еще немного чаю и лекарства на рассвете. Я приду осмотреть ее утром.

Когда Мейри уснула, Морна сидела у потухшего огня, пытаясь собраться с силами и лечь в постель, как вдруг вспомнила о свертке. Она полезла в сумку, где лежали сушеные травы, и достала сверток. Развернув мешковину, Морна увидела феникса, покрытого сухой тиной, которая прилипла к коготкам и клюву. В тусклом свете злобный красный глаз уставился на нее. Она, как и старик, чувствовала силу феникса.

Морна долго разглядывала диковинку, затем спрятала ее назад. Она легла спать, когда огонь совсем угас, – и в комнате стало холодно.

Апрель 1282

Роберт Брюс, лорд Аннандейл, всегда был желанным гостем в Килдрамми. На этот раз с ним был его сын, которого тоже звали Робертом. Он был уже взрослым мужчиной, у него самого были дети, и он унаследовал титул графа Каррика от своей жены, Марджори.

– Ну, что там в Уэльсе? – спросил Роберт Аннандейл, поднимая кубок с вином и бодро чокаясь с Элейн и Дональдом.

– Там прекрасно, как всегда, – ответила Элейн. – Но ты же приехал не за тем, чтобы спрашивать про Уэльс, Роберт. – Теперь гостям можно было не скрывать причину визита. – Надеюсь ты приехал не за тем, чтобы жаловаться на своего оруженосца. – Гратни вернулся к Брюсам в Лохмэйден два месяца назад.

– Напротив, он чудесный молодой человек. Он заставляет нас составить о своих родителях самое лучшее мнение, правда, отец? – сказал Роберт Каррик. – Вы должны гордиться своими детьми.

– Мы ими гордимся. – Дональд взял руку жены. – И у вас, я думаю, есть повод гордиться вашими.

Каррик засмеялся. У него уже было несколько сыновей и дочерей, и его жена Марджори снова ждала ребенка.

– Да, я тоже ими горжусь. Мой старший сын пошел в деда! И они так хорошо ладят. – Он с обожанием посмотрел на отца. – Хотя юному Роберту всего семь лет, он способный и честолюбивый мальчик. А Кристиан очень похожа на мать. Она когда-нибудь станет отличной женой. – Краем глаза он глянул на Элейн.

Та улыбнулась в ответ.

– Ты никогда не был искусен в дипломатии, Робби.

Он откинул голову и засмеялся.

– Нет, пусть уж это останется уделом моего отца. Уговоры кнутом и пряником – это по его части. Непревзойденная комбинация! Но перейдем к делу. Вы еще не присмотрели пару для Гратни? Это одна из тем, о чем мы хотели бы поговорить. Надеюсь, до какого-нибудь решения мы договоримся.

Элейн не могла сдержать радости.

– Это было бы чудесно, просто замечательно.

– Ну теперь, когда с этим мы решили, поговорим о новой женитьбе короля, – продолжил лорд Аннандейл. – Кто-нибудь знает, кто у короля на примете?

– Я знаю, – ответила Элейн, хотя Роберт ожидал ответа от ее мужа. – Иоланда де Дре, дочь графа Фландрского. —

Она засмеялась, увидев, что все трое застыли, словно пораженные громом.

– Кто тебе это сказал? – спросил Роберт.

– Король, кто же еще, – ответила Элейн. – Он давно ее присмотрел, но все никак не решит, когда свадьба. Сейчас, после смерти первого сына, ему нелегко будет признать, что и второй слаб здоровьем и, возможно, не выживет. Но король поступит так, как нужно.

Она стала безотчетно смотреть в огонь. Пламя облизывало сосновые поленья, распространяя приятный аромат. В огне снова были видения: она узнала всадника, скачущего в бурю, тучи, сгустившиеся вокруг него, но вот он исчез во вспышке, и больше уже ничего не было видно.

Элейн вздрогнула, возвращаясь к реальности.

– С тобой все в порядке? – спросил Дональд.

– Да.

– А что вы видели? – прошептал Роберт Каррик.

– Ничего, – покачала головой Элейн.

Морна взяла Элейн за руку и повела к окну, задергивая штору у алькова, чтобы они остались наедине. В зале художник расписывал стены, а его подмастерье работал в углу, рисуя розы на зеленой стене. Комната стала понемногу оживать.

– Я должна знать наконец, что мне делать. Если хочешь, я верну его в святой источник. – Жена Эдди поправлялась: очевидно, боги простили непрошеное вторжение. – Хотите, я оставлю его у себя в доме, а могу принести сюда.

– Я так и знала, что его нашли. – Сердце Элейн учащенно билось. Она глубоко вздохнула.

– А он что, снова приходил? – Морна сочувственно всматривалась в лицо Элейн.

Та кивнула.

– Ничего страшного пока не случилось, но он снова здесь. И он становится все нетерпеливее. – Голос Элейн выдавал ее страх. – Что мне делать, Морна?

Ее подруга сомневалась.

– Сила его возрастает. Однако сколько бы вы ни просили его не приходить, теперь он может прийти в любую минуту, хотя украшение и не лежит в самом замке.

– Я очертила круг возле нашей кровати, – печально сказала Элейн, – и он никогда не пересекал его. Теперь я могу очертить круг и возле комнаты, даже вокруг замка.

– И ты веришь, что этот круг не подпускает его?

– Один могучий волшебник научил меня этому. Но однажды он может прийти, когда я буду вне этого круга. И тогда он заберет меня у Дональда.

– Его еще кто-нибудь видит? – прошептала Морна.

– Да, его видит Сэнди.

Элейн держала феникса в сжатых ладонях. Она чувствовала его силу, чувствовала, как воздух вибрирует между пальцами. Она разжала пальцы и посмотрела на камень. Тина еще осталась между коготками феникса. Элейн аккуратно положила его в шкатулку и обернула в овечью шерсть. Она направилась к часовне, поднялась по ступеням и вступила в полумрак здания.

Отец Гиллеспи стоял на коленях перед алтарем; он с трудом поднялся на ноги и обернулся, услышав шаги. Он зажег свечи на алтаре и перед статуей Мадонны.

– Вы готовы, святой отец? – Элейн испытывала нервное напряжение.

– Да. – Его лицо было изборождено глубокими морщинами, а глаза сузились от густой вязи церковных книг. Он испытующе взглянул на Элейн; та нервничала и вся сжалась. Из ее исповедей священник мало знал о ее грехах, но подозревал, что какому-то богу она поклонялась особо. Но святой отец был терпим, а кроме того, в горах было много богов. Он знал, что Элейн любила и уважала его, и отвечал ей взаимным уважением. Она прилежно исповедовалась и молилась. Христос и Пресвятая Дева помогут ей в трудный час. А разве сам король Александр не был правнуком Святой Маргарет?

– Вы принесли его, миледи? – Он смотрел на коробочку в руках Элейн.

– Благословите его, святой отец, чтобы никто больше его не трогал.

– Я прочитаю молитву, миледи, и попрошу нашего Господа, Богородицу и всех святых охранять эту вещь. Большего я не смогу сделать.

– Спасибо, отец мой, – улыбнулась Элейн. – В часовне было необычайно холодно – она задрожала.

Элейн видела, куда священник хотел положить феникса. У подножия алтаря была новая ступенька, и доска под ней была смещена.

– Положите коробочку на алтарь, госпожа, – голос священника был жестким. Элейн отступила. Она чувствовала, что Александр был здесь, в часовне. Он протестовал и злился, и его чувства носились в воздухе. Краем глаза Элейн видела, как отец Гиллеспи дважды быстро перекрестился.

– Элейн…

«Ave Maria, gratia plena, intercede pro nobis…» – Слова Джона Честера так часто приходили ей на ум. «Молись за меня в час нужды…»

– Элейн…

Отец Гиллеспи начал громко и уверенно читать молитвы.

– Элейн…

Зов ослабевал. Голос священника уносился под купол. Зов прекратился совсем, и Элейн почувствовала слезы на холодных щеках.

Отец Гиллеспи склонился над ступенькой и взял коробочку. Опустив ее в темноту, он задвинул доску и поправил камень. Отряхивая пыль с рук, он улыбнулся.

– Вот и все, миледи.

– Спасибо, – сказала Элейн, поднимаясь с колен. – Никогда и никому не говорите об этом.

– Я нем, как могила. Я попрошу каменщика зацементировать ступеньку. Он и не догадается, почему она расшаталась.

Свечи ярко горели. Элейн и священник были абсолютно одни в часовне. Теперь в месте, где умерла Элизабет, надо было просто оставить другой золотой амулет. И тогда Элейн будет жить в покое.

Май 1282

«Мы окружены со всех сторон. Эдвард атакует Энглси с моря. Он пытается установить блокаду вокруг Эрири. Но ему это не удастся. Ливелин хорошо знает своих людей и горы, муж приказал рыть потайной ход из замка в долину, так чтобы мы смогли уйти на свободу, если Эдвард загонит нас в ловушку. Я очень хотела бы помочь мужу, но приближаются роды, и он вынужден оставить меня здесь, в Абере, с надежными людьми, ждать, когда родится наш сын. Молись за нас, дорогая Элейн, и, если шотландский король тебя послушает, попроси его о помощи. Если Уэльс падет под английской тиранией, кто знает, может быть, Шотландия будет следующей…»

Элейн отложила письмо Элинор, присланное из Абера, и ее глаза увлажнились. Ее племянник Даффид, младший брат Ливелина, наконец разорвал предательский союз с королем Эдвардом, подняв восстание против английской тирании в Уэльсе. Это случилось всего через несколько недель после отъезда Элейн и Дональда из Абера. За несколько дней мятеж охватил весь Уэльс, а предводителем восстания был Ливелин.

Гвинед был далеко от Мара, но Элейн не потребовалось короткое душераздирающее письмо Ливелина, пришедшее неделю спустя, чтобы узнать о смерти Элинор и о том, что наследницей принца Уэльского стала его новорожденная дочь. Элейн видела агонию несчастной женщины в пламени свечи. В вое ветра, несущегося над болотами, она слышала страдания Уэльса.

Замок Роксбург

Спустя неделю Элейн и Дональд прибыли ко двору, и Элейн без труда добилась аудиенции у короля.

– Вы должны что-то сделать, вы должны послать помощь моему племяннику. Разве вы не видите, какой чудовищной опасностью грозит нам завоевание Уэльса Эдвардом?

– Мне очень жаль Ливелина, и я надеюсь, что он сможет исправить положение, но это дело очень тонкое, тетя Элейн, – задумчиво сказал король Александр. – Слишком многие мои вассалы являются вассалами Эдварда, разве вы не знаете, скольким шотландцам принадлежат в Англии владения и наоборот? Значит, я заставлю их выбирать между Англией и Шотландией по причине, которая не касается нашей страны

– Но еще коснется, – вспыхнула Элейн. – Если падет Уэльс, что, по-вашему, Эдвард будет завоевывать дальше?

– Не Шотландию, уверяю вас. – Александр скрестил руки на груди. – Мы с Эдвардом хорошо понимаем друг друга, и независимость Шотландии в безопасности.

– Разве? – Их глаза встретились. – Не доверяйте Эдварду Плантагенету. Я давно знаю своего кузена. С детства он был честолюбивым, злобным и вероломным. И не дай вам Бог испытывать это на себе.

– Я и не буду. Ведь в отличие от вас я хорошо с ним лажу. У меня нет причин сердить его. Словом, я не стану воевать за Уэльс только ради вашей к нему привязанности.

– Но прежде вы заключили с ним союз против Генриха…

– Непрочный союз, которого больше нет. Нет, нет и нет.

Элейн в отчаянии посмотрела на него.

– Но в огне я видела картины войны и бедствий! Ваш отец послушал бы меня, – добавила она тихо.

– Значит, отец бы слушал сердце, а не разум, – резко ответил Александр. – А сейчас прошу простить, меня ждут дела.

«Александр, почему ты не покажешься ему… Почему не скажешь ему об опасности… На благо Шотландии?»

Элейн вздохнула.

– Тогда послушайте по крайней мере еще вот что. Когда ваши советники попросят вас назначить дату вашей свадьбы, сделайте это. Я знаю, как сильно вы скорбите по Маргарет и как сильно любите Александра, и знаю, как это тяжело для вас, но у вас должны быть и другие сыновья.

Лицо Александра потемнело.

– Вы позволяете себе слишком много, тетя Элейн.

– Я лишь пользуюсь привилегией женщины в возрасте!

Она властно подняла бровь, и король громко расхохотался.

– В возрасте? Вы? Ни за что не скажешь! – Он вздохнул. – Я не дурак и знаю, что снова должен жениться. И мне известно, что, если я умру, не оставив сильного наследника, Эдвард получит возможность вмешаться в дела Шотландии. Я не стану зря рисковать, обещаю вам. Кстати, я избавился от всех серых лошадей на моих конюшнях, и я никогда не поеду верхом в бурю.

– Я очень рада. – Взяв его руку, она сделала почтительный реверанс и поцеловала ее. – Берегите себя, милорд монарх. Я вижу, как все заволакивают черные тучи, и это меня пугает.

11 декабря 1282

Изабелла вязала шерстяные ошейники для собак. Наблюдая за этим, Элейн с горечью думала о кануне Иванова дня много лет назад. От Джоанны с прошлого Рождества больше не было ни строчки. Дрожа, Элейн придвинулась к огню.

– Что с тобой, мама? Тебе плохо? – Изабелла измеряла шелковой лентой серую, лохматую шею волкодава.

– Не знаю. – Закрыв глаза, Элейн почувствовала ледяную волну, накатившую на нее. Она повернулась к огню, охваченная странным отчаянием, которое мгновенно рассеяло ее радость. – Как будто свет погас. Кто-то умер…

– Кто? – Изабелла нервно перекрестилась. – Не папа? – Голос девочки был очень испуганным. Отец снова уехал к королю.

– Нет, не он.

– А почему ты не знаешь кто? – Изабелла привыкла к тому, что ее мать обладала этим шестым чувством. Хотя Сэнди был единственным, унаследовавшим эту способность, остальные дети Элейн принимали это как должное, как более короткую дорогу к знанию.

– Я не знаю, я ведь не всегда вижу то, что хочу. Огонь отвечает не на все мои вопросы. Сейчас я ничего не вижу, кроме воющего над холмами ветра, – в отчаянии сказала Элейн, придвигаясь ближе к огню.

– Но здесь нет ветра, мама, – удивилась Изабелла. Она с грустью обняла Саэра за шею, и собака лизнула ее в лицо.

– Есть, – прошептала Элейн. – Это ветер из Уэльса.

Ливелин ап Граффид, отрезанный от своих людей при отражении нападения на Билт в самом сердце Уэльса, был убит ополченцем из Шропшира по имени Стивен Франктон. Тот даже не понял, кого он убил.

К тому времени, когда эта весть дошла до Шотландии, голова Ливелина была представлена Эдварду на военном параде в Энглси, а маленькая дочь убитого принца Уэльского, Гвенлиан, находилась в плену. Остаток жизни ребенку суждено было провести в монастыре.