"Алмазный меч, деревянный меч (Том 1)" - читать интересную книгу автора (Перумов Ник)Глава 6Всю ночь фургон господина Онфима катил через непроглядную темень Хвалинского тракта. Завывающий оборотень какое-то время тащился следом, рассчитывая на поживу — но бедняга сплоховал, нарвался на хоть и поредевшую, но все еще многочисленную орду авларов; Агата слышала короткий предсмертный взвизг, в котором, ей показалось, даже можно было разобрать отдельные слова, отчаянную и бесполезную мольбу. Все молчали. Угрюмо нахохлились согнанные с насиженного места братцы-акробатцы; Еремей, не разгибаясь, навис над своими садками, где свернулись кольцами его чешуйчатые питомцы — им, беднягам, перед Ливнями стало совсем плохо; Смерть-дева испуганно лупала большими глупыми глазами. Господин Онфим безмолвно восседал на сундуке с кассой, и от его недоброго молчания отчего-то становилось еще страшнее. В руках он держал завернутый в рогожу Immeistorunn. Кицум бросил несколько беглых взглядов на Агату, однако Дану сделала вид, что не замечает. Агата начинала дрожать. Ее бил острый и злой озноб. О себе она уже не думала. Что лучше сделать, как вернее задержать фургон? Чтобы уж точно накрыло? О, как она посмеется, увидев перед смертью корчи и отчаяние того же Онфима или Эвелин! Немножко жаль Кицума и Трошу… но, в конце концов, разве они — не хумансы? Никто, никто из них не должен избегнуть своей судьбы. Никто. И она, Seamni Oectacarin, тоже. Потому что убийство всегда убийство, даже если ты идешь на него ради спасения своего народа. Выдернуть втулку? Вздор, ей не хватит силы. Перерезать жилы коню? Тоже вздор, за все время рабства у Онфима в руках Агаты ни разу не оказалось ножа. Так что же сделать? Что? Что? Что?! — Будет лучше, если ты послушаешь меня, — шепот Кицума, казалось, льется в самое ухо. Старый клоун ухитрялся говорить, совершенно не двигая губами, и, похоже, слова его слышала одна Агата. — Будет лучше, если ты все же послушаешь меня, Seamni Oectacann, молчи, не говори ничего. Только слушай. Онфим нашел в вашем лесу нечто… я прав? Агата опустила голову. Не хватало еще рассказывать Кицуму свои недавние мысли! — Я понимаю, — прошелестел клоун. — Ты ненавидишь нас и, как тебе кажется, справедливо. Не стану утомлять тебя рассказом о том, от кого бежали люди во время Первого Исхода, как племена Дану презрительно отвергли жалкие мольбы о помощи, как едва не сбросили первых поселенцев в море… Но людям отступать было некуда, за спинами у них была только смерть и даже нечто, что хуже самой смерти, они отбросили Дану, опрокинули эльфов, загнали в каменную глубь гномов… Сейчас, похоже, ты бы очень хотела, чтобы все мы погибли. О себе ты не думаешь — Закон Дану и так исключил тебя из числа живых. Ты — рабыня хумансов! Мне ли не знать, как поступают с такими!.. Но погоди, быть может, все еще можно поправить. Ты не думала об этом, ты, собравшаяся умирать Дану?.. Агата слушала, чувствуя, как щеки заливает краска. Старый клоун был прав. Когда-то послы хумансов на коленях молили Дану о помощи… но рати лесных стрелков так и не переправились через океан, и тогда начался Первый Исход. …Люди шли и шли через полосу прибоя. Пена давно стала красной, тела громоздились, скрывая насквозь пропитавшийся кровью песок. Бросив в полулиге от берега свои плоты и иные посудины, люди шли, брели, бежали к недальнему берегу. Иные, не имея сил стоять, просто ползли по мелководью. Женщины несли корзинки с младенцами. Детишки постарше старались идти сами. Коричневый прилив человеческих тел, полунагих, пропеченных южным солнцем, поглотил морскую голубизну. Тех, кто спотыкался, затаптывали. Первыми гибли дети — изнемогшая ручонка разжималась, отпуская мокрый материнский подол, жалкий крик, бульканье, и толпа смыкалась над ушедшим в воду тельцем, и лишившаяся дитя женщина напрасно билась в рыданиях — она не могла даже остановиться, потому что тогда погибли бы все остальные, цепляющиеся за нее малыши. И, случалось, меткая стрела с берега разом прекращала все мучения несчастной. Да, с берега летели стрелы. Длинные добрые стрелы с белым оперением. Дану не успели воздвигнуть баррикад или укрытий, однако они стояли на берегу густой цепью, высоко подняв луки, и стреляли, почти не давая промахов. Рядом с мужчинами стояли и женщины, и девушки, и дети. И даже совсем немощные старики. В ход шло все, что могло стрелять. Дану били молча, не нуждаясь в командах. Военные вожди в роскошных доспехах из наборных, заговоренных деревянных пластин, стояли среди простых воинов. В отличие от всех прочих они понимали, что сегодня решается их судьба. Хумансы, которых слишком долго не принимали всерьез, показали зубы, да еще как — полный оскал. Если они сумеют прорваться к лесу… Люди наступали в молчании. Ни боевых кличей, ни даже предсмертных воплей. Пробитые навылет стрелами почти мгновенно захлебывались водой, наверное, наполовину уже состоявшей из крови их сородичей. Луки Дану били почти в упор; немудреные доспехи толстой кожи с нашитыми роговыми бляхами, какими владели лучшие из воинов человеческой расы, не спасали. Над людскими рядами не реяло гордых знамен — наступавшие по пояс в воде несчастные не знали, что такое стяги. Они не понимали, для чего над головами их врагов во множестве колыхаются раскрашенные, размалеванные тряпки, зачем они?.. Не было ни времени, ни умения пойти вперед правильной атакой. Воины шли вперемешку с женщинами; и судьбе было угодно, чтобы первой до рядов Дану дошла именно женщина. Молодая, в мокром коричневом рванье, плотно облепившем стройное, поджарое, как у волчицы, тело, она несла на руках завернутого в тряпки ребенка. По рассеченной стрелою щеке обильно стекала кровь — молодка ничего не замечала. Левой рукой она прижимала к себе младенца, в опущенной правой держала оружие — кусок кое-как заточенного дрянного железа, примотанный к грубой рукояти. Это даже нельзя было назвать ножом или кинжалом, он не сгодился бы даже на кухне. Стрела свистнула у нее над самым плечом; лучник-Дану, лихорадочно рвущий тетиву в десяти шагах перед ней, счел бородатого великана с громадным колуном более достойным своего выстрела. За те мгновения, пока Дану доставал новую стрелу, накладывал ее, натягивал тетиву, женщина с ребенком одолела пять очень длинных шагов. Дану взглянул ей в глаза. Светло-голубые, как небо, они двумя искрами горели на смуглом от загара лице. Дикарка была красива… как бывает красив хищник в последние мгновения перед броском. Рука стрелка не дрогнула. Не мигая, он взял прицел… и тут молодка внезапно швырнула своего младенца прямо ему в лицо. Мелькнули растопырившиеся ручки и ножки, скривившееся от плача личико… стрела пробила тельце насквозь, окровавленное древко почти на всю длину высунулось наружу; а женщина с нечеловеческим, хриплым ревом, уже проткнутая двумя стрелами других воинов-Дану, с размаху всадила свой иззубренный кусок железа между ребер лесного стрелка. Умирая, она с силой горного тролля опрокинула врага наземь, зубами впившись ему в горло… Мелькнул меч, голова голубоглазой красавицы отлетела, но было уже поздно. Сразу трое людей схватились с лучниками. Замелькали мечи, копья и дубины. Теперь уже выл, вопил и ревел весь берег. Хумансы рвались вперед, туда, где коричневая волна ударила-таки в серо-зеленый утес — и утес дрогнул. Дану были умелыми и рассудительными воинами. Толпа дикарей прорвала шеренгу стрелков, это плохо, надо отходить, сберегая силы. Вожди затрубили в рога; однако сразу оторваться от обезумевших преследователей не удалось. Схватки вспыхивали среди прибрежных рощ, дерущиеся катались по земле, в ход шло все, вплоть до ногтей и зубов. К вечеру бой стих. Дану потеряли около полутысячи бойцов, хумансы — в двадцать раз больше. Весь берег, все мелководье покрылись трупами. Их никто не погребал. Победители, наскоро перевязав раны, пошли дальше. Им нужны были пресная вода и строевой лес. И того, и этого в окрестностях имелось с избытком. Мертвецы остались гнить. С того дня этот берег и получил название Берега Черепов. Агата потрясла головой, отгоняя так некстати нахлынувшее видение. Берег Черепов! Да, все так и было. Предки — правда, не такие уж и далекие, Дану жили не в пример дольше хумансов, — предки тогда не устояли. Однако нельзя сказать, что они совсем уж проиграли бой — людей тогда выбили почти начисто, прошли годы и годы, прежде чем они… — И все-таки мы победили, — шепнул Кицум. Мысли ее читал, что ли?! — Нет ни правых, ни виноватых, Дочь Дану. Не прошу, чтобы ты это поняла. Такое не объяснишь и не втолкуешь. Жди, когда подскажет сама кровь. — Что ты хочешь от меня? — Кицум, как уже выяснилось, отлично владел ее родным языком, но не хватало еще, чтобы речь Дану звучала здесь и сейчас!.. — Если ты скажешь мне, что Онфим вынес из твоего леса, я, быть может, придумаю, как нам спастись. — Gwor? Awapi?! — Не удержалась, — усмехнулся Кицум. — Ну да, да, спастись! Тебе и мне. Вдвоем. Видишь ли, я уже старик. Смерти — уже не боюсь, отбоялся свое. Так что Ливень для меня, знаешь ли, не главное. Но вот эта вещь, та, что у Онфима… Я ведь так думаю, сам господин Онфим умирать не собирается. Ловок он, бестия, куда ловчее, чем ты думаешь. Мы можем все погибнуть — а он выпутается. Кто знает, может, у него в запасе найдется нечто получше простого заклятия Пут. Он, знаешь ли, якшался в Остраге с магами Арка, так что я уже ничему не удивлюсь. Ты этого хочешь? Хочешь, чтобы он улизнул с твоим сокровищем, с сокровищем твоего народа? Агата замерла. Точно. Старик, как всегда, попал в самую точку. Онфим! Владеющий странными силами, хозяин, пожалуй, мог в последний момент выкинуть какой-нибудь фортель, уйдя от уготованной ему судьбы. И унести с собой Immeistorunn. — Что мы можем сделать? — одними губами спросила юная Дану. — Прежде всего понять, насколько важно унесенное им, — Кицум остался непреклонен. — Очень важно. Самое важное из всего, что только можно придумать. — Но не… не сам же Immeistorunn? Агата поперхнулась. Этот Кицум знал непозволительно много для старого, вечно пьяного клоуна, потешавшего хумансов жалкими, плоскими шутками. — Понятно, — старик вздохнул. — Я так и знал. Правильно… осень Года Созревания… Immeistorunn созрел и искал себе хозяина. Искал кровь Дану. А теперь он в руках Онфима… Эхе-хе. Тут, пожалуй, и правду пожелаешь, чтобы всех нас накрыло Ливнем. Ну что ж, ладно. Не знаю, на что рассчитывает сам Онфим — тучи идут слишком уж быстро, небывало быстро… но, значит, на что-то рассчитывает. Хорошо, Сеамни — извини, произнес твое настоящее имя да еще по-нашенски, по-хумансовски, грубо, — дай мне немного подумать. А ты спи. Силы тебе еще понадобятся. В голосе Кицума на миг зазвучали властные обертона Силы. Внезапно осветившиеся изнутри глаза в упор воззрились на Агату. И, не в силах противостоять этой воле, она вдруг ощутила, что и впрямь валится с ног, что умрет прямо сейчас, если не заснет немедленно. И она заснула. Утро вползло в Хвалин, словно бесконечно длинный серый змей. Растекаясь, просунуло бесформенную башку в самое сердце города; тысячами раздвоенных языков провело по оконцам и, угомонившись, приникло, прижалось к щербатым загаженным мостовым. По своим делам двинулся работный люд. В таверне «Имперский Лев» еще затемно разожгли печь на кухне. Фесс окончательно стряхнул с себя жалкие остатки дозволенного ему подобия сна. Его конь дрых, как говорится, без задних ног. Хорошо ему, адепту Арка. Р-раз — и все тревожащие сновидения отсечены одним-единственным заклятием. Спит, спит себе как ни в чем не бывало. Ладно, пусть себе спит. Фесс поерзал, устроился поудобнее и снова достал прямоугольник тетиного письма. Тетя Аглая слыла женщиной с огромными связями. Правда, все ее попытки управлять норовистым племянником заканчивались ничем. Строптивец в конце концов просто сбежал и вскоре стал одним из лучших людей Серой Лиги. Ему нравилась такая жизнь. Легкая, сдобренная пряным вкусом опасности — он не был ни великим воином, ни мастером магии, не из тех, что идут, играючи круша врагов десятками. Он был хорош, но, конечно, не непобедим. И это только подстегивало. Между прочим, Верховный маг Арка ныне мало что не глава Радуги. Так о чем предупреждала тетушка? Что это? Охота? Но не будем обманывать себя — ты не чудо, ты не Источник Силы, за которым так охотятся маги всех без исключения Орденов Радуги. Ты достаточно способный колдун, но не более. Едва ли тебе удастся совладать с адептом третьей ступени, не говоря уж об Архимаге. Секрет? Тайна рождения? Какой-то оставленный родителями талисман, о котором я, скажем, должен вспомнить в строго определенный день? Фесс скривился. Талисманы? Ему довелось прочитать едва ли не все книги по магии, почитаемые кастой Архимагов самыми тайными. Из числа могущественных артефактов прошлого ненайденным оставался только один, так называемое Кольцо Тора — но его давно уже бросили и искать. Это ведь только в сказках раньше и трава была зеленее, и заклятья мощнее. По-настоящему все, конечно, не так. Нынешние маги разрабатывали куда более могущественные чары. Их амулеты, обереги и талисманы заставили бы величайших волшебников прошлого позеленеть от зависти, а особо чувствительных натур — так даже и удавиться на собственных языках. Нет. Чудеса прошлого есть чудеса прошлого. Ими особенно интересуется в силу своей экстравагантности Бесцветный Нерг… Фесс потряс головой. Нет. Слишком сложно. Маги Радуги обожают замысловатые комбинации… скажем больше, они обожают розыгрыши. И как бы ни мало склонен был к розыгрышам ареопаг Радуги, Фесс готов бы поверить скорее в шутку Их Всеволшебничеств, нежели в свое собственное «сверхзначение». «Любая проблема решается просто. Если простое решение не проходит, ищи еще более простое», — учат маги Арка. Право слово, есть в этом зерно истины. Фесс в один миг оказался на ногах. Однако в тот день так и не случилось больше ничего из ряда вон выходящего, ничего, что требовало бы слежки за этим самодовольным чародеишкой, и уж тем более такого, чтобы для слежки посылали Фесса, одного из лучших в Лиге. То ли Патриархи перестраховались, то ли… Фесс предпочитал уповать на «то ли». Хвалин надоел ему уже на следующий день. Тем более что его подопечный тоже, похоже, маялся от скуки — шлялся по торговым рядам, где угрюмые купцы торопились сбыть с рук до начала Ливня залежавшееся добро, долго наблюдал, как мрачные гномы таскали громадные кули с немудреным своим товаром. Кровельный камень оптовики отрывали с руками. Фесс хмыкнул. Если только это не хитроумно задуманный маневр. Все знают, что молодого мага, достигшего в свои невеликие годы второй ступени, так просто никуда не отправят — и начнут ломать себе головы, изобретать тысячу и одну причину, почему он оказался здесь, да кому это выгодно, да какие отсюда следуют выводы… А на самом-то деле никакого особого задания у этого адепта нет, и сам он — лишь приманка. Плохо, если так. Потому что если так — это значит, что Лига купилась. А Лига покупаться не имеет права. Потому что иначе она — уже не Лига. Вообще-то днем я стараюсь духов не вызывать. Существа они нежные и капризные, солнечный свет для многих гибелен, а иные не переносят даже лунного. Мое время — ночь, днем в Хвалине слишком шумно, слишком шумно даже здесь, в подвалах храма Хладного Пламени. Книга лежит передо мной, раскрытая на чистой странице. Немного помпезно, но последняя из написанных глав в ней именуется «Хвалинский Узел». И это действительно Узел! О, какое же наслаждение следить за всеми его извивами — ведь каждый из тех извивов — живое, чувствующее и мыслящее существо. Шарада, какую непросто разгадать даже Архимагу. Я не могу понять, что свело их всех вместе. Не знаю, да и знать не хочу, кто именно отдал приказ молодому воину Лиги следить за адептом Арка. Пока не знаю, что привело сюда и этого волшебника, с цепью девственной меди и тремя каменными языками пламени, сработанными из авальонна. Меня пьянит само предчувствие тайны. То, что заставляет меня сводить этих людей в один Узел. Я чувствую призрачные узы, накинутые на каждого из них, узы Предназначенности. И гораздо больше меня занимает, кто же на самом деле сплел все это, чья воля — богов ли, иных небожителей, или тех невероятных существ, для которых я еще не создал даже названий. Чья-то могучая и, признаюсь, слегка тревожащая меня своей злой уверенностью сила начала плести замысловатый узор — и я не я, если не пройду до самого конца нити! Вольные и гном встретили утро уже готовыми к походу, в седлах. Оружие — в тюках. Опечатанное. Они расчехлят его позже, покинув город. Дело за малым — запастись грамотой об имперском подданстве. Как всякий уважающий себя город, Хвалин имел центральную площадь, где не шумело торжище, а бил устроенный городовыми гномами фонтан и прогуливалась чистая публика. Здесь же стояли кафедральный собор, по левую руку от него — покои епископа, еще дальше — ратуша, где собирался выборный магистрат, храм Хладного Пламени, жреческая школа и, наконец, замыкала круг, примыкая к собору справа, резиденция имперского наместника в Хвалине. Кан-Торог и Алия остановились. Сидри, принявший на себя роль слуги, униженно кланяясь, принял поводья. Вольный осторожно стукнул бронзовым дверным молотком у дверей наместника. Они вошли. Гном остался стоять. Зябко поежился — липкий осенний холод, сгустившийся перед Ливнями, забирался под толстую стеганую куртку. Однако, кроме холода, чувствовалось и что-то еще… неуловимое, почти неощутимое… и очень страшное. Оно таилось где-то совсем рядом, но — под землей, и потому гном, Эюяр, дитя Подгорного Племени, носитель дарованной каждому из его сородичей частицы Силы, Ypud', не просто абстрактной магической мощи, а именно Ypud', Силы, присущей только гномам, остро ощущал сейчас затаившееся под каменными фундаментами города остро мыслящее существо. Старое, странное и страшное. Напряженно, неотступно думавшее сейчас о нем. И — о тех, кого Каменный Престол отправил вместе с ним в старую сокровищницу гномов. Мощь затаившегося под землей разума подавляла, слепила и оглушала. На Сидри раз за разом накатывались волны такой силы, что гном, не выдержав, обхватил ладонями голову и глухо застонал. Кто это такой? Что ему надо? Почему я не чувствовал ничего подобного раньше, даже когда ворожил?.. «Stuc геас, divid'omm Suuraz!» — Сидри призывал Силу. И плевать, что он — в самом сердце города людей, что совсем рядом — собор и храм, школа жрецов, в полуквартале — башня Радуги, башня Ордена Солей. Неважно, что сейчас сюда сбежится толпа магов, и колдунов, и жрецов, и воинов — если он не будет противиться, подземная тварь сожжет его разум и поглотит сердце. Холодная волна спокойной Силы Гор прокатилась в ответ. Она послушно явилась на зов, слишком слабая, чтобы противостоять магам Радуги в Гномьих Войнах, когда пал Каменный Престол, но способная сейчас помочь одному из своих детей. Стало легче. Бешеное колотье в висках слабело, чудовищная тварь отползала, поджавши хвост. Весь дрожа, Сидри облизнул пересохшие губы; ощутив вкус крови, вытер рот тыльной стороной ладони — осталась красная полоса. Теперь оставалось только ждать и принимать неравный бой, бой, в котором его не убьют (не поможет, даже если он сам вонзит сталь себе в горло), а пленят и, неважно — у живого или у мертвого — капля за каплей выпытают все, что он знает. И тогда — конец всему. Безоружный, Сидри не побежал и не ударился в панику, хотя смелость вроде бы не числилась среди его достоинств. Он слыл купцом, а не воином, путешественником и торговцем, а не боевым магом. В предстоящей им миссии сражаться и умирать должны были Вольные. Каменный Престол не пожалел золота — пусть отрабатывают… — Сидри! Что происходит?! — из парадных дверей, едва не сбив с ног привратника, вихрем вылетела Кан-Мола. Лицо перекошено, волосы растрепались, глазищи горят, словно на дне их вспыхнул настоящий пожар. С такими глазами не надо ночью фонаря. — Прости… — прохрипел гном. — Что-то… напало… на меня… наверное — пришло оттуда… Не требовалось пояснений — гном решил, что его выследил один из новых хозяев гномьей сокровищницы. Тави на миг закусила губку, однако тут же встряхнулась, прохладные пальцы легли Сидри на все еще покалывающие виски. — Не бойся. Я прикрою тебя. Мой брат уже получает все, что нужно. А тем временем на площади стали — очень быстро! — появляться те, кому это положено было по должности. Первыми, конечно же, высыпали священники. Собор Спасителя был совсем рядом, и там всегда полно этих, в белых рясах. Церковь никогда не славилась боевыми магами, но ходили слухи, что ее служители годами упорной аскезы и молитвы добиваются многого, очень многого. Следом за священниками появились жрецы. Храмы Древних Богов еще стояли по всей Империи; память, принесенная с Забытых Берегов. Древние Боги слабы, они уже почти что заснули, умерли, ибо сон — есть смерть богов. Тем не менее во многих местах им до сих пор поклонялись — на что Радуга смотрела сквозь пальцы. Пусть их поклоняются кому хотят. Тем более что по силам жрецы Древних Богов и в подметки не годились даже магам третьей ступени Семицветья. Жрецы Древних шли осторожно, уже в боевом порядке — впереди четверо сидриттов, старших учеников, кои уже весной отправятся по своим приходам; за ними — четверо деканов, и, наконец, последним шел сам ректор. На гнома они не смотрели. Оно и понятно — с ослушником, что сотворил недозволенную волшбу, справятся страховые волшебники. Их жреческое дело — понять, что за гость пожаловал в подземелья Хвалина. Сидритты нащупывали след, деканы прикрывали их, в то время как ректор должен был сделать главное — нащупать сознание пришельца, попытаться заговорить с ним; жрецы Древних Богов твердо верили, что говорить можно с любым существом, неважно, одушевленным или нет. А вот и маги. Радуга действует быстро. Всякие там чудища — дело понятное и привычное, пусть сперва порезвятся слуги Храмов. Сила Древних Богов все равно пала, остались жалкие ее крохи, миром правят Спаситель и Чистая Магия, так что пусть пока балуются! Все ведь и так знают, что господин ректор должен будет дать полный отчет хвалинскому Совету Радуги… На площадь быстрым, чеканным шагом вошли трое в одноцветных плащах. Синий, Зеленый и Желтый. Солей, Флавиз и Угус. Все — маги третьей ступени. Если не выше. Тави медленно выпрямилась, холодно глядя на чародеев. А те смотрели только на Сидри; и у несчастного гнома от страха застучали зубы. За магами валила целая толпа их прислужников. Младшие адепты, подмастерья и первая ступень, еще не выслужившие право на одноцветный плащ. Человек двадцать. Эти, в отличие от мастеров, не пренебрегали обычным оружием. Чародей в синем плаще — высокий, костлявый, словно поднятый из могилы скелет, на которого второпях натянули обратно человеческую кожу, — медленно протянул руку. — Ты! — проскрипел он. — Гноме! Рекомый Сидри, колено Дромаронгов! Ты!.. Виновен!.. Пойдешь ли ты с нами добровольно или применить силу? — В чем повинен мой слуга? — резко сказала девушка. В ее руках не было сабли, но и самый распоследний нищий в Империи знал, на что способны Вольные, даже без смертоносной своей стали. Маг Ордена Солей удостоил заговорившую Нелюдь коротким полупрезрительным взглядом. — Творил запретную волшбу, — процедил волшебник. Словно в лицо плюнул. Из дверей спокойно вышел Кан-Торог. Не обращая никакого внимания на творящееся вокруг, встал рядом с Тави, протягивая ей некий внушительного вида пергамент. На витых шнурках чуть покачивались аж четыре печати разноцветного сургуча. — Имперский Закон «О Вольных», параграф сорок четвертый, «О слугах», пункт десятый. «За содеянное слугой отвечает хозяин», — спокойно возразила девушка. Маги удостоили ее пергамент парой мимолетных взглядов. Разумеется, они знали, что в нем. Подтверждение имперского подданства. Экстерриториальность. Подсудность только особому суду самих же Вольных, возглавлял коий лично Император. А это значило, что дело должно было разбираться в Мельине, да и то не сразу, а лишь когда господа имперские Вольные соблаговолят туда явиться, ибо преступление не было связано ни с кровопролитием, ни с нанесением какого-либо ущерба. Радуга умела проигрывать. Не говоря ни слова, волшебники в одноцветных плащах повернулись спинами к Вольным. Чародей в желтом плаще первым обратился к сосредоточенно уставившемуся в землю ректору: — Что-то интересное, коллега?.. — Идем, — Тави не стала ждать ответа жреца. Кан-Торог, по-прежнему не задавая вопросов, взял повод коня. Негоже садиться в седло прямо на главной площади города, где ты принял подданство Империи и принес ей клятву на верность. Молодой священник в белой рясе кинул вопросительный взгляд на епископа. Его преосвященство едва заметно кивнул. Священник двинулся следом за Вольными. Фесс очумело вертел головой — занятие, совершенно непозволительное для воина Серой Лиги. Он чуть было не забыл о своем коне. Впрочем, и чародею Арка сейчас пришлось несладко — бедняга аж скрючился в три погибели, привалившись к стене дома. Они чувствовали одинаково. Магический удар. Чудовище в катакомбах под Хвалином. И — запретная волшба пытавшегося защититься гнома. Волшебник выбрал «или». Когда схлынула волна дурноты, выпрямился, кинул холодный взгляд на испуганно шарахнувшихся по сторонам прохожих (эти-то ничего не почувствовали, им хоть бы что!) и двинулся дальше. Однако Фесс уловил мгновенно брошеное заклятье — уловить уловил, но перехватить и прочитать — уже нет. Кажется, оно было обращено к кому-то из высших иерархов Арка… наверное, к Командору, учителю, покровителю и воспитателю, к кому же еще?.. Отправив послание, Илмет окончательно пришел в себя. И — спокойной, чеканной походкой двинулся дальше. О чудовище под городом Фесс решил не думать. На это есть Радуга. А он в драконоборцы не годится. Только погибнет зря. Вольные и гном, не задерживаясь, покинули город. Времени до Ливней оставалось совсем немного. Каждый день пути до Копей рассчитан. Ни неделей раньше, ни, само собой, неделей позже. Слишком много ненужного народа толчется вокруг старого входа в гномье царство. Слишком много магов. Но — Смертный Ливень властен и над ними. Каменный Престол рассчитывал, что Сидри и Вольные проскользнут в спасительные пещеры перед самым Ливнем, когда все стражевые волшебники уже попрячутся в свои башни. Впрочем, Радуга держит кордоны возле главного входа. Сидри же поведет их тайными отнорками, что известны лишь считанному десятку самых старых подгорных жителей. Надо спешить. И не только из-за Ливня. Хвалинские маги не дураки. Их не остановит никакой императорский эдикт. Гном, творивший волшбу в пределах города, должен быть схвачен, допрошен, а потом — или казнен, или сослан в копи, смотря по размеру вины. Виной, разумеется, считалась величина отпущенной ему Силы. Радуга понесла некоторые потери в Гномьих Войнах, Suuraz Ypud поддалась не вдруг и не сразу. А маги не повторяют ошибок. Гном, пустивший в ход Силу, пустивший в ход Силу на главной площади Хвалина — просто так уйти не мог. Они оставили позади северные ворота. Главный Тракт вел прямо на полночь, широкий и наезженный — здесь лежали богатые земли, много старых боров, пригодных для рубки, устройства лесопилок, смолокурен, углежогных промыслов — совсем неподалеку находились и доставшиеся людям старые железорудные копи. Империи требовалась сталь, очень много стали, и конечно же, ни один правитель не мог оставить такое дело в руках гномов. Однако путники свернули с главной дороги, не одолев и половины пути. Здесь Тракт раздваивался. Основной, как и прежде, вел прямо на север, к дремучим и диким лесам, за которыми начинались оставленные племенам орков, троллей и гоблинов лесотундры и тундры; старый же, почти совершенно заброшенный, сворачивал на северо-запад. К гномьим горам. Этот Тракт знавал лучшие времена. Сейчас же он превратился почти что в тропу. По ней хаживали только добытчики, лихой народ, что шарил по оставленным Подгорным Племенем жилищам. Отсюда шел тонкий поток очень высоко ценившихся самоцветных камней — опора богатства и процветания славного Хвалина. — По дороге не пойдем, — привстав в стременах, отрывисто бросил Кан-Торог. — Ты чувствуешь их, Тави? Девушка коротко кивнула. Миндалевидные глаза были закрыты. — Идут следом… много. И еще они послали сообщения… я не уловила, куда именно, но давай считать, что стража Главных Ворот уже предупреждена. — На месте магов я поступил бы точно так же, — спокойно кивнул юноша. — Им нет нужды хватать нас сейчас. Они слишком уверены в своих силах и хотят выяснить, что мы тут делаем, что замышляем… Тави покачала головой. — Ты забыл, что и Кутул, и Угус практикуют некромантию. Они могут убить тебя, а потом твой труп, перед тем, как стать вампиром, сам расскажет им все. Им нет нужды следить за нами. Просто они не хотели крови в городе. Радуга очень следит за тем, чтобы все выглядело прилично, — закончила она с нажимом. Кан-Торог равнодушно пожал плечами, снисходительно глянув на съежившегося от страха Сидри. — Каменному Престолу придется изрядно раскошелиться, почтенный Дромаронг. Мы не подряжались биться со всей Радугой. Несчастный Сидри промолчал. — Надо двигаться, — по-прежнему не открывая глаз, но неожиданно легко сказала Тави. — Рано или поздно они нас настигнут. Лучше, если это случится в топях. Кан-Торог молча кивнул. Они ехали весь день, так никого и не встретив. Большинство добытчиков уже убралось восвояси. Маги в последний раз проверяли кровлю и поддерживающие ее прочность заклинания. Страшное дело, если Ливень отыщет хоть малейшую щель. Вдоль старого Тракта не попадалось ни деревень, ни тем более одиноких хуторов. Землепашцы избегали селиться вдоль Пути Нелюдей. Кан-Торог не спрашивал Тави, что они станут делать, когда скачущие на не знающих устали зачарованных конях маги Радуги наконец настигнут их. Дело Алии — волшба. Его дело — меч. Так судил Круг Капитанов. Быть может, его, Кан-Торога, убьют — но и он захватит с собой немало. И это будет хорошо, потому что волшебников не так много, а мощь хумансов — это именно маги. Сидри угрюмо сгорбился на своем пони, уткнувшись взглядом в землю. — Сидри, — девушка наклонилась к гному. — Нам надо сворачивать. Я понимаю, ты собирался вести нас совсем иначе, но… другого выхода нет. Нас настигнут самое большее к полуночи. — Каменный Престол думал об этом, — уныло отозвался Сидри. — Думал, когда выбирал дорогу. Есть далеко вытянувшийся на юг язык топей. Но, если мы свернем туда, точно не успеем до Ливня. — Почему же нельзя было выйти раньше? — с неожиданной веселостью полюбопытствовал Кан-Торог. — Почему ваш Престол не принял во внимание, что нам, быть может, придется уходить от погони или прорываться с боем? Почему сразу не избрал более безопасную дорогу? Сидри ответил, не поднимая глаз, однако голос его лязгнул, точно молот о наковальню: — Когда мы войдем в топи, ты сильно пожалеешь об этом, Вольный. Предел есть у всего, в том числе и у твоего умения. Престол выбрал самый безопасный путь. Там наша тропа. Там меньше злого чародейства. И, поверь мне, Вольный, немалая толика Силы Гор вложена в то, чтобы сделать относительно проходимой хотя бы этот отрезок болотной тропы. Кан-Торог только пожал плечами и отвернулся. — Итак, идти в болота — смерть, — спокойно подытожила Тави. — Идти по Тракту прямо, как рассчитывали, — тоже смерть, а может, и что-то хуже смерти. Так что же нам делать, Сидри Дромаронг? Может, вернуться в Хвалин и переждать Ливень? Клянусь Горой, на центральной площади, перед ратушей и домом наместника мы куда в большей безопасности, Радуга не рискует нарушать там свои собственные законы. — Отличная мысль, только почему же она не пришла тебе в голову сразу? — ухмыльнулся Кан-Торог. — Едва ли маги Радуги так просто потеряют наш след. А если еще и узнают, что ты у нас чародейка… — Нет, поворачивать нельзя, — тихо проговорил Сидри. — Когда я ворожил в Хвалине… вы ведь знаете, это древний город, когда-то там была крепость Дану, их торговый форпост… в те времена, когда мы с ними не очень-то ладили, задолго до Первого Исхода. Так вот, мою ворожбу, отыскание и открывание пути, можно было проделать только в Хвалине. Старые чары так просто не развеиваются — после какой-то стычки гномы и Дану решили наконец перестать выяснять, что лучше — меч или топор, и заключили мир. В Хвалине были произнесены слова Силы… и тех, и других. Прошли века, но камни помнят… — Очень интересно, но давай-ка ближе к делу, и, если можешь, то на ходу, — Кан-Торог тронул поводья. — Пойдем к болоту. Иного выхода нет. Они свернули с тропы. — Камни помнят, — продолжил Сидри, не обращая внимания на тянущиеся к лицу ветви. — И мое заклятие нуждалось в их памяти. — Ах, как нескладно получилось, — хмыкнул Кан-Торог. — Скажи, пожалуйста, Сидри, — у тебя в запасе еще много таких же неожиданностей? Сидри не ответил. — Не трогай его, Кан, — вступилась за гнома девушка. — Что с тобой? Никогда не слышала, чтобы ты язвил перед боем. — Не люблю, когда бой задумывают глупцы, — пожал плечами Вольный. — Но я так и не понял, почему нам надо было выметаться из Хвалина, словно за нами гналась орда подземных демонов? И вновь Сидри промолчал. — Потому что открывшее путь заклинание будет действовать вовсе не так долго, как бы нам этого хотелось, — сухо пояснила Тави. — Нам надо спешить. Выбора нет. В топи! Сидри тяжело вздохнул. — Постойте! Человеческий голос раздался совсем рядом. Тави и гном прямо-таки подпрыгнули в седлах; Кан-Торог прыгать не стал, просто оба его меча в один миг оказались наготове. — Как он сумел подобраться так близко, сестренка? — процедил сквозь зубы молодой воин. — Не подскажешь? Между деревьями мелькала белая ряса. Идеальная мишень. Пальцы Тави медленно поглаживали левую ладонь — осторожно и бережно, словно лаская. Вокруг кисти заклубилось алое прозрачное облачко. — Не стреляйте! Я безоружен! — Ловушка, — спокойно заметил Кан-Торог. — Интересно, как он ухитрился догнать нас на своих двоих? Или оставил коня? Но зачем? Человек и впрямь мчался сквозь лес с невероятной быстротой. Известно — хороший бегун накоротке обгонит лошадь, но… не мог же он так нестись от самого Хвалина! Они не замедлили шага своих коней. Если он хочет говорить с ними, пусть поднатужится. Запыхавшийся молодой священник в местами порванной, забрызганной грязью рясе с разгону налетел прямо на Сидри. Вернее, он налетел бы, если б ему это позволил Кан-Торог. Вольный сделал всего одно неуловимое движение, весь словно бы растекся в воздухе — вот он только что был здесь, и вот его тут уже нет. Короткие мечи свои он держал, точно садовые ножницы; а веткой, которую он собрался перерезать, была шея священника. — Стой и не двигайся. Слово, жест, взгляд — и ты погиб, — спокойно уведомил Кан-Торог человека в белой рясе. — А как же… мне не смотреть? — Не прикидывайся. Ты прекрасно знаешь эту формулу. Слово, жест, взгляд — наложение заклятья, — нахмурилась Тави. — Кто ты такой, как догнал нас и что тебе нужно? — Я служу Спасителю. — Это мы видим и так, если, конечно, ряса на тебе не с чужого плеча, — заметила Тави. — Кан! Пусть он идет вперед… — Да, да, — заторопился священник. — Погоня уже близко. Вы опережаете их самое большее на две тени. — А как же ты? — Что я? Могущество Спасителя беспредельно. Я обратился к нему с мольбой, и Он внял. В ногах моих появилась неутомимость… — Не обманывай, — сухо вмешался Кан-Торог. — Я про вас кое-что знаю, братья-отшельники. У вас — дарованная Радугой магия… — Наши силы — от Спасителя! — священник вздрогнул от обиды. — Так. Мы тут с тобой шутки шутить не будем. Говори толком! — Вольный слегка свел клинки, однако священник даже не дрогнул. — Почтенный гном творил волшбу на площади. Мы знаем, от кого он защищался. Вы хотели бы это узнать? — Откровенно говоря, не очень, — сказала Тави. — Какое-нибудь страшилище… мало их еще ползает по катакомбам Дану? Священник замотал головой, ежесекундно рискуя порезать себе горло — и даже не замечая этого. — Нет! Нет! Вовсе нет! Мы давно следим за ним… — Послушай, — ледяным голосом сказал Кан-Торог. — Нас это не интересует. У нас — дело. И погоня за плечами. Неважно, в конце концов, как ты нас нагнал, но вон там, впереди, — болота. Знаменитые предгорные топи. Говорят, тут спят тени Древних Богов. Я в это не верю, но что правда, то правда — хищной дряни там хватает. Ты хочешь лезть туда с нами? — Конечно, — не моргнув глазом, ответил священник. — Хочу и полезу. — А если я тебя оглушу? — прищурился Кан-Торог. — Не сомневаюсь, что ты сможешь сделать это, доблестный воин — по попущению Спасителя. Но стоит ли испытывать Его? Я могу оказаться полезен. Я расскажу вам, что произошло на площади. Потому что ведь именно из-за этого… одним словом, вам не показалось, что вас попросту выставили из города? Да еще и пустили следом погоню Радуги? Чтобы вы уж точно не могли повернуть назад? Он попытался взглянуть в глаза Тави. — Не крутись, — прикрикнул Кан-Торог. — Сам себе голову отрежешь. И ты бежал следом, чтобы только сказать нам это? Какое до этого дело Церкви Спасителя? Священник остановился, твердо взглянул в глаза Вольному. — Не стану цитировать тебе наших пророков. Все равно не поверишь. Но для нас это более, чем важно. Позволь мне идти с вами. Я не стану обузой. Смотри! Именем Спасителя! Он не делал пассов, не выкладывал сочетания предметов, не хватался за амулеты и талисманы. — Тебе, древо, говорю я — перейди, ибо ты загораживаешь нам путь! Раздался тяжкий скрип. Земля вспучилась; корни полезли наружу. Вековая ель закачалась, пронесся глубокий вздох — и, оставив после себя глубокую яму, и в самом деле сдвинулась в сторону. — Вот так, — тихо сказал священник. Лицо Тави осталось непроницаемым. — Можешь идти. — Но, Алия… — заикнулся было Кан-Торог. — Он пойдет с нами, — отрезала девушка. — Меня готовили. И я сам готовился. Мало, кто истинно верует в Спасителя. А ведь нужно всего-навсего быть честным и чистым… — Красивые слова. А кто жег Дану? Кто распинал их на ваших крестах вдоль дорог, кто вешал вниз головой? Кто отдал приказ перебить всех схваченных в Деалмоте детей, потому что, дескать, они никогда не смогут приобщиться к Истинной Вере? — Тави ощетинилась. — Не твои ли братья по вере, святоша? Человек в белой ризе опустил голову. — Грехи, совершаемые именем Церкви… — Не могут пасть на Спасителя? Ну уж нет. Каждый отвечает за все! — Глаза Тави горели, щека судорожно дергалась, и девушка прижимала ее ладонью. — Каждый отвечает за каждый грех своей веры. Своего дела. Своего знамени! — Не будем спорить, — примирительно поднял руку священник. — Я пришел, чтобы помочь. Я уже сказал, меня специально готовили к этому дню — дню, когда пробудится сила Погребенного Под Храмом. — Какого такого погребенного? — подозрительно осведомилась Тави. Разговор шел только между ней и священником. Кан-Торог и Сидри молчали, только и успевая поворачивать головы от одного из спорщиков к другому. Рассказ священника Тави все время перебивала язвительными репликами. Видно было, что случившееся в лесу задело ее по-настоящему. Этот нелепый, невесть откуда взявшийся человек, ворвавшийся в тщательно продуманный (правда, уже начавший трещать по швам) план, человек без имени (он отказался его назвать, сказав, что мирское свое имя давно забыл, а церковное он откроет лишь на Суде Спасителю) — он повелевал странными силами. Но Тави не чувствовала в нем ни малейшей магической искры… — Я долго готовился. Я знаю, что настанет день, когда то, что открывается в видениях нашим братьям, станет явью. Спаситель явится на грешную землю… — Слышим эти сказки уже сколько лет, — проворчал Кан-Торог. Они сидели на крошечном островке. Позади остался первый болотный рукав — ничего особенного, обыкновенное северное болото, с черными зеркалами стоячей воды, камышом, зыбкой травяной сеткой под ногами, кувшинками на водной глади, чахлыми деревцами… Тут не чувствовалось ничего странного, ничего потустороннего, никаких спящих теней или хотя бы самых заурядных чудищ, вроде болотных упырей или бродячих вислюгов. Вольный уже начал с иронией поглядывать на Сидри — однако тот сидел, не обращая никакого внимания на эти взгляды, и это при знаменитой обидчивости гномов! Спускалась ночь. Погоня наступала им на пятки, но идти глубже в болота Сидри наотрез отказался. — В темноте тут никто не ходит. Дня дождемся. — И попадем под Ливень? — подбоченилась Тави. — Выйдем с рассветом. Если нас до того времени не прикончат. Огня они разжигать не стали. Священник так и сидел в своей перепачканной рясе, и казалось, ему нипочем и холод, и пробирающая до костей сырость. Он торопился, он старался рассказать как можно больше… — В Хвалине есть храм Хладного Пламени. Мои братья по вере не любят чтящих Древних Богов, я же не вижу в этом ничего странного или предосудительного, ибо Спаситель пришел в мир, чтобы спасти его целиком, дать всем шанс, неважно, кому ты поклоняешься и кому молишься. Древние Боги когда-то властвовали на этой земле, и, клянусь верой, тогда времена были честнее и праведника можно было найти куда проще, чем сейчас… Так вот, в Хвалине есть такой храм. В его подвале живет старик, живет уже невесть сколько лет. Наш собор построили много позднее храма Хладного Пламени, но кафедральный хронограф ясен и недвусмысленен — уже давным-давно в подземной келье там живет некто, владеющий великой силой. Его преосвященство епископ несколько раз пытался поговорить с отшельником… как и многие его предшественники. Увы, старец никого не захотел видеть. Ни в прошлом, ни сейчас. — А откуда ты все это знаешь? — подозрительно спросила Тави. — В свое время нам рассказали о нем маги Радуги. Потом подтвердил настоятель храма Хладного Пламени. Потом некоторые наши братья, находясь в духе, приближались к таинственной келье и чувствовали силу. Так вот, эта сила пробудилась сегодня. Она явила свой лик… или личину… почтенному гному. И он должен был ответить. Пустить в ход Силу Гор, не так ли?.. И вот — у вас на плечах висит погоня! — священник с победоносным видом оглядел слушателей. — Ну и что? — Тави нетерпеливо наморщила нос. — Ты рассказал нам забавную сказку. Почему мы должны тебе верить? Да, деревья ты двигать умеешь. Не спорю. Ловко. Но у нас свое дело. И нам вовсе не интересно, почему какой-то выживший из ума колдун… — Он не из Радуги, — покачал головой священник. — Они сами сказали нам. — Ну, им и соврать недолго, — бросил Кан-Торог. — Не спорю. Частенько оскверняет уста их недостойная ложь… — А тогда какой смысл говорить? И почему этот маг, колдун или кто он там, почему он так важен для истинно верующих в Спасителя? — Ха-а-рошие разговорчики ведем, — пробурчал Сидри. — Сейчас маги явятся нам локти вязать, а мы тут про веру да про спасителей… Я вот так скажу — топор мой главный спаситель! И всего моего рода! — Оружие не спасло ваши царства, достойный гном, — покачал головой священник. — А об этом мог бы и не вспоминать! — обиделся Сидри. — Я буду молить Спасителя простить мне эту невольно нанесенную тебе обиду, достойный, — священник покаянно наклонил голову. — Ну так и что? В десятый раз уже спрашиваю — что он вам, этот старик? — Тави теряла терпение. Священник глубоко вздохнул. — Почему, как вы думаете, в Хвалине такой роскошный собор? — Только нам про это и думать, — не слишком вежливо проворчал Кан-Торог, однако священник пропустил насмешку мимо ушей. — Потому что многие в нашей Церкви верят, — голос его упал до неожиданно задрожавшего шепота, — многие, и я в том числе — верят, что этот старик и есть… Спаситель! Сидри фыркнул. Кан-Торог усмехнулся. Тави ограничилась тем, что скорчила гримаску. — Почему же тогда вы не это… ну, хороводы свои вокруг него не водите? — Если Его желание — пребывать в одиночестве, как могут смиренные Его служители навязывать Ему что-то иное? И как может Церковь пройти мимо тех, на кого пал Его взгляд? Мы все ощутили толчок. Он шел из подземелий храма Хладного Пламени. И как можем мы мешать тем, на кого Он взглянул, делать свое дело? Мы лишь просим позволения… — Шпионить за нами! Ну уж нет! — Тави вскинулась разъяренной кошкой. Из сгустившейся за их спинами тьмы, из лежащего над болотами непроглядного покрывала донесся долгий переливающийся не то стон, не то плач, перемежающийся короткими сдавленными всхлипами. — У-у-у-у… — тянуло существо в ночи. И снова: — У-у-у-у… Кан-Торог немедля вскочил на ноги. Оба меча наготове. Священник и Тави остались сидеть, только оцепенели на мгновение; Сидри же с неожиданной ловкостью подхватил чудовищного вида боевой топор с длинным серповидным лезвием; вытянутым его концом можно было колоть. Обух и пяту украшали внушительного вида шипы. — Начинается, — спокойно сказал гном. Куда только подевался весь его страх! — Ты, парень, зови давай своего Спасителя… нам он всем сейчас пригодится. |
||||
|