"Алмазный меч, деревянный меч (Том 1)" - читать интересную книгу автора (Перумов Ник)
Глава 7
Остаток ночи после покушения Император уже не спал. Все семь Орденов стояли на ушах, как сказал бы уличный мальчишка. Имперские дознаватели уже трясли схваченного хозяина трактира, были доставлены служанки, поварихи и подавальщицы, иные прямо из постелей, от мужей и дружков. Трясясь от ужаса, они пытались вспомнить вышедшего среди ночи запоздалого, гуляку. Сежес и Реваз отправились к Патриархам Серой Лиги; вернулись быстро, нахмуренные и разочарованные.
— Я, признаться, подумал — не их ли кто купил? — покачал головой маг Красного Арка. — Но — нет.
— Можем ручаться, — холодно подтвердила Сежес, и Император неволено представил, как они с Ревазом безжалостно вламывались в сознание заправил Лиги, потрошили, выворачивали наизнанку их души, тщетно пытаясь отыскать следы лжи. — В головах у них немало любопытного, но, поскольку Серая Лига пользуется известной независимостью, думаю, нет смысла обсуждать то, что мы узнали, — изысканно выразилась Сежес. — Мы продолжим поиски… а повелителю советовали бы предаться сну. Очень желательно — не в одиночестве.
«О нет, нет!» — заглушая, мягко говоря, не слишком вежливое «с тобой, что ли, Сежес?!», успел подумать Император.
— Женская ласка необходима в таких случаях, — настаивала волшебница.
— Лучше я пойду помашу мечом, — отказался Император.
Воинские упражнения считались священными. Уже давным-давно правители Империи не выходили перед строем войска, чтобы поединком начать сражение, но обряд соблюдался. Сежес ничего не могла возразить.
Холодное осеннее утро могло располагать разве что к неге под теплым одеялом, никак не к забавам ристалища. Император сбросил плащ. С броней он расставаться и не думал.
При дворце испокон веку существовала Гильдия Воинов — лучших мастеров меча (и не только меча), каких только могли отыскать имперские вербовщики.
Сейчас еще очень рано. Но ждать Император не мог. После бурной ночи еще кипела кровь, сила требовала выхода. Схватиться с оборотнем так, как должно, ему не удалось. Подземный червь был опасен, но не слишком поворотлив. Сейчас же хотелось другого — предельной усталости, чтобы заглушить мысли.
Император не сомневался, что покушение подстроила Радуга. Дать с самого начала понять, чего ты стоишь, ты, наша кукла, пусть даже и разряженная, что ты бессилен без нашей магии — откуда, вспомни-ка взялось спасшее тебя колечко с черным камнем?
Он весь закаменел от ненависти.
Арена прибиралась и выравнивалась каждую ночь. Песок для нее привозили с морского берега; пропитавшись за день кровью, он выбрасывался. А сейчас… сейчас он еще чистый, ровный и мягкий, сейчас он еще не вобрал в себя даже осеннюю хмарь.
Над овалом арены высоким амфитеатром поднимались ступени. Зрителей всегда хватало. Обитатели Мельина, вне зависимости от голубизны крови, любили воинские потехи.
У Императорских Ворот, откуда только и должен выходить на песок ристалища сам повелитель, в стенной нише висел шнурок. Точно червь-камне-точец, он нырял в крошечное отверстие; шнур вел к колоколу в покоях Мастеров.
Император дернул дважды. На бой вызывались двое противников. Неважно каких. В этом крылась одна из прелестей игры.
Повелитель Мельина решительным шагов вышел на середину арены, обнажил меч — средней длины, нетяжелый, со здоровенным шаром противовеса на рукояти, он был сработан так, чтобы держать его и обычным образом, и «пером», когда острие смотрит в землю.
Бой будет до крови, но не до смерти.
Теперь немного подождем.
Император часто менял учителей, стараясь взять от каждого все самое лучшее. Он не обманывал себя — как боец он неплох, но не более того. Непобедимых же и вовсе не существует, это сказка, которую очень любят в тавернах.
Из Ворот Мастеров появились двое. Одного из них Император знал — бритый наголо Эйарах, южанин, с того берега Внутренних Морей, сражается двумя мечами, очень ловок и подвижен. Несколько уроков Император у него уже взял и остался доволен. Хороший выбор для такого дня, Эйарах сильный противник. Может статься, он и победит.
Таких поражений Император не страшился.
А вот кто второй? Новый мастер? Очень хорошо…
Гильдия пользовалась известными свободами. Испрашивать высочайшего разрешения на приглашение нового бойца ей отнюдь не требовалось, так что Император мог еще и не знать о нем. Ничего странного.
Тем не менее с Эйарахом они шли, вполне дружески переговариваясь.
Новый воин удивлял своим ростом и худобой. Он отнюдь не выглядел силачом, но раз он здесь — значит, испытания преодолел успешно. Тогда, если он берет чем-то помимо грубой силы, сразиться с ним будет вдвойне интересно.
Приблизившись, воины преклонили колена. Они опускались только на одно, что дозволялось лишь высшему дворянству — еще одна из привилегий Гильдии.
Император отдал им честь, как воин — правый кулак прижимается к груди, там, где сердце.
— Представь мне нового мастера, Эйарах.
— Мастер Н'дар, с востока, мой Император. Молодой повелитель пристально смотрел на склонившегося перед ним человека.
Длинные черные волосы увязаны в «конский хвост» и падают на спину. Щеки впалы настолько, что хочется спросить человека, сколько же он голодал. Кожа нездорового, серого цвета, вся в мелкой алой сыпи. Глаза глубоко посаженные, темные. Очень длинные руки с очень длинными пальцами. На правой руке средний и безымянный — сросшиеся.
Приметный человек. Такого не отправят совершать покушение. Не в традициях Серой Лиги.
— Мой повелитель, — мастер Н'дар склонился еще ниже.
— Чем ты владеешь, воин?
— Мечами разными, топорами большим и малым, боевым молотом, алебардой, глефой, боевыми вилами, цепом и бердышом.
Список внушал почтение Мало кто из воинов Гильдии владел более чем двумя-тремя видами оружия — то есть владел так, чтобы считаться в этом Мастером.
— Твое любимое из всего этого?
— Нет предпочтений, — коротко ответил человек.
— Хорошо! Мастер Эйарах, мастер Н'дар, начинаем! До первой крови, как обычно!
Сражения шли без правил. Они могли длиться весь день, всю ночь и весь следующий день — соперники друг другу не уступали.
Эйарах захватит с собой длинный двуручный меч, Н'дар же, как оказалось, явился с целым арсеналом. Но, наверное, из уважения к Императору он сражался парными прямыми мечами, держал он их тоже «пером».
Собственно говоря, сам поединок не заслуживал многих слов. По условиям Эйарах и Н'дар вдвоем нападали на Императора; серолицый и впрямь оказался мастером, устоять против него было нелегко.
Они сражались долго. Солнце успело пробигься сквозь холодный утренний туман; привлеченные звоном мечей, на каменных скамьях появились первые зрители. Краем глаза Император успел заметить несколько одноцветных плащей в орденских ложах. Нет, не приближенные маги вроде Сежес или Гахлана; кто-то из орденских миссий, тоже чародеи высоких рангов. Обещанное Сежес «прикрытие»?..
Эйарах неожиданно охнул, схватившись за левое предплечье. Финтом обведя его клинок, меч Императора пробил доспех, оставив кровоточащий порез. По условиям игры Эйарах выходил из боя.
— Не печалься, мастер! — крикнул Император. Эйарах и в самом деле был хорошим бойцом. — Ты славно бился! Приходи сегодня на пир! И вспомни, в прошлый раз тебе удалось меня зацепить!
Эйарах осклабился и поклонился. К нему уже спешил служитель с холстом и целительными снадобьями.
— Продолжим, повелитель? — проскрипел Н'дар. Странно, воин с серым лицом казался совершенно свежим, словно и не было за спиной долгого перезвона мечей.
— Продолжим, мастер.
В одиночку Н'дар сражался даже лучше, чем рядом с Эйарахом. Мечи его вспарывали воздух с такой быстротой, что Императору поневоле приходилось уходить в глухую защиту; повелитель Мельина заметил, что такая техника скорее годится для кривых коротких сабель-кацаев, излюбленного оружия южных пиратов. Тем не менее Н'дар, несомненно, был истинным мастером.
…А потом Император внезапно заметил, что начавшие было заполняться зеваками ступени амфитеатра вновь пусты, пусты и орденские ложи магов, да и сами стены вокруг как-то странно изменили цвет — с песчано-серого на красно-алый.
Однако черный камень в перстне оставался холодным… даже слишком холодным. Леденяще-холодным.
— Защищайся, повелитель, — проскрежетало над самым ухом.
Великие силы, да что же это?
Мир вокруг стремительно терял четкость очертаний. Запоздало полыхнул предостерегающим жаром магический перстень.
Покушение, вот что это.
С серого лица врага каплями стекала расплавившаяся кожа, обнажая черные кости. Лопнули глаза, сверкнули бесчисленные грани фасет, словно у насекомого. Длинные многосуставчатые руки взмахнули мечами — Император сблокировал удар, сталь заскрежетала о сталь, полетели искры; его отбросило назад, и только теперь он понял, что его окружают уже не камни арены, пусть даже сменившие цвет; нет, они бились на ровной поляне посреди девственного леса, совершенно не похожего на привычную Императору чащу. Пальмы, вроде растущих на дальнем юге, только куда выше и пышнее. Полыхающие всеми цветами радуги цветы на темно-зеленых кустах. Над вершинами к самому небу взлетали изумительно-прекрасные шпили — кажется, из сказочного хрусталя, прозрачные, полные играющим в них живым солнцем.
А вокруг поляны стеной стояли Дану. Живые и здоровые, в великолепных своих Daemmuru, торжественных платьях, одинаковых и у мужчин и у женщин, сшитых из громадных острых треугольников, вершинами смотрящих в землю.
Темноволосые Дану весело смеялись.
Новый выпад серой твари, что состояла теперь из лишь кое-как скрепленных сухожилиями черных костей, блеск столкнувшихся мечей у самых глаз — левую щеку резануло болью.
Если это и наваждение, то уж очень хорошее.
Он зарычал. Черный доспех, единственное, если не считать костяной твари, темное пятно среди радостного, светлого, зеленого мира, среди серебряных, голубых и солнечных одеяний Дану…
Ах, нет. Еще черными были волосы смотревших на поединок.
Черный доспех — пятно тьмы, испоганившее не принадлежавший ему, всем его сородичам мир. Черные волосы Дану — напротив, словно благодатный ночной покров.
Он атаковал — отчаянным финтом, открывая голову и часть груди, сам напарываясь на вражий меч — железо проскрежетало по стали доспеха и сорвалось — рукоять ударила под подбородок врага, где, подобно змее, гнулись едва прикрытые плотью позвонки.
Лязгая зубами, черный череп высоко подлетел вверх, закружился, грозно и бессильно сверкая фасеточными глазами. Тело постояло пару мгновений и, хрустнув, обратилось в облачко пыли.
Только теперь Император ощутил боль ожога. Перстень раскалился до уже нестерпимого.
Он стиснул зубы.
— Ну, кто следующий?
Его голос прозвучал, точно хриплый вой завалившего добычу волка.
Дану уже не смеялись, они в упор смотрели на него, и в этих взорах было только одно — смерть. Хуманс должен умереть. Забава окончилась, приговор следовало привести в исполнение.
Молодая черноволосая — как и все здесь — девушка вышла из рядов. Со странным предметом в руках — Император сперва принял его за древесную ветвь, причем только что сломленную. Но вот — на зеленой листве сверкнул быстрый солнечный луч, и ветка неожиданно распрямилась, заблистала золотистая отполированная плоть дерева причудливым, точно у булата, узором, легли коричневатые волокна, два кривых сучка превратились… да-да, в гарду, и глазам изумленного Императора в руках девушки предстал меч.
Деревянный Меч.
Император чуть было не рассмеялся. Он устоял против магии и стали, так неужели эта деревяшка?..
Девушка молча отвела с шеи волосы, повернувшись вполоборота.
Наискось, от уха к ключице, тянулся бугристый темно-багровый шрам. Очень знакомый шрам.
«Ты узнаешь его, Император, — прозвучало в сознании. — Тогда у меня были связаны руки. Ты ударил, и потом меня, бесчувственную, с разорванной шеей, истекающую кровью, крючьями уволокли с арены. Меня тащили, зацепив за ребро. Там тоже остался шрам. Показать?.. Нет?.. Тогда защищайся. Видишь, я оставляю тебе больше шансов, чем в свое время ты оставил мне. Защищайся же!»
Отступать было некуда. Перстень, хоть и раскалившийся, не отзывался. Воздух вокруг был весь пропитан магией Дану… сегодня был их день.
«Так, значит, ты выжила?» — мысленно спросил он. Ответа не последовало. Девушка дунула, убирая со лба непослушную прядь.
Боги и демоны, неужели мне придется убивать ее вторично?
По лбу вдруг волной покатился вниз едкий пот. А она подходила все ближе, подняв свою красивую и бесполезную деревяшку в позицию для атаки. Глупо. Из такого положения есть только один по-настоящему опасный удар. Он примет его скольжением, потом один поворот вниз, второе скольжение, и клинок у нее в горле.
«На сей раз она не уйдет, — сказал кто-то очень неприятным и злорадным голосом. — Бей крепче, и теперь эта данка не уйдет от тебя».
…Щенок с перебитыми лапами, визжащий от боли на черном алтаре…
…Розовый малыш с забавными, едва начавшими заостряться ушками. Тупой меч не рубит, а скорее ломает его пополам…
«НЕТ!!!» — закричал он. Закричал беззвучно, словно неведомая магия выпила весь воздух из легких.
Император пошатнулся. Меч выскользнул из мокрой от пота ладони.
«Подними меч, — услышал он. — В отличие от тебя, я не сражаюсь с безоружным В такой победе нет чести. И нет сладости в таком мщении».
«Нет сладости? — возразил он. — Почему же? Я один, вас же — без счета. Даже если я убью тебя…»
«Тогда ты уйдешь невозбранно Это будет значить, что судьба за тебя Защищайся, Император людей, защищайся!»
«Вспомни Берег Черепов, — прорычал он, наклоняясь за мечом. Злость придала силы — Вспомни Берег Черепов, данка, и моих предков, падающих под вашими стрелами!»
Ответа не пришло. Девушка приближалась мелкими шажками, держа перед собой меч во все той же нелепой школярской позиции, Император сжался, готовясь к прыжку Левая рука нашарила ножны запасного кинжала.
Хрустальный звон проплыл над поляной, и Деревянный Меч свистнул. Сейчас он скользнет по подставленному клинку, послушно уйдет в сторону…
 |
Императора опрокинуло на спину. Его собственный клинок вспыхнул холодным зеленым огнем, сталь горела, точно сунутая в костер сухая ветка.
— Памятью измученной земли, из чьего лона вырвана руда. Памятью оскверненного леса, пережженного в уголь для ваших горнов. Памятью испоганенного воздуха, вобравшего в себя дым ваших печей, — мерно говорила данка, склонившись над поверженным Императором. — Памятью наших городов, покрывшихся пылью. Памятью тех, кто сам стал лишь памятью. Умри!
Он метнул кинжал.
И тотчас все существо его сотряс жестокий удар, боль согнула тело, затрещали кости, начала лопаться кожа; исчез лес, исчезли купола и шпили, исчезли Дану, в лицо пудовым вражьим сапогом ударил песок арены. Грязный воздух Мельина обжег легкие.
Император с трудом приподнялся.
В трех шагах от него на песке корчился мастер Н'дар. Из горла торчала рукоять императорского кинжала.
На скамьях вокруг никого не было.
И лишь на песке, там, где по чистой случайности его не взрыли ноги сражающихся, остались два невесть как очутившихся здесь золотых пятиконечных листа.
Утром уже все в цирке господина Онфима поняли, что уйти от Ливня не удастся. Стена иссиня-черных туч поднялась до зенита, закрыв полнеба. Солнце так и не выглянуло — дневное светило в ужасе спряталось в серой облачной пелене. Моросил мелкий дождь, капли негромко барабанили по тенту — однако все сжимались в страхе, слишком уж живо представляя, что произойдет, когда фургонного полога коснутся первые струи Ливня.
— Ничего не понимаю, — бормотал Кицум. Вместе с Агатой они сидели на козлах; измученные лошади, несмотря на все использованные заклятья, упрямо не прибавляли шаг. — Ничего не понимаю. Никогда еще они так не мчались. Никогда. Кто же их подгоняет, хотел бы я знать?..
Агата молча ждала. Теперь она уже почти не сомневалась, что Онфим задумал какую-то хитрость. Слишком спокоен оставался хозяин цирка. Нет, он тоже высовывался из фургона, тоже бросал озабоченные взгляды назад, но Агата чувствовала фальшь. Онфим играл, и притом не слишком искусно.
До Хвалина оставалось уже совсем немного — однако, если тучи не замедлят свой бег — цирку не успеть. Это понимали все, кроме, наверное, Троши.
Однако пока еще взгляд господина Онфима сохранил былую власть. Ни Еремей — заклинатель змей, ни братцы-акробатцы, ни даже Смерть-Дева не рискнули завести речь о настигающей их гибели.
От одной этой мысли Дану бросило в дрожь.
— Чего это с тобой, Кицум, данку захотелось повалять перед тем, как мы здесь все сдохнем? — рядом угловатой тенью внезапно возник Нодлик. — О чем это вы тут шепчетесь — позы оговариваете?
За спиной Жонглера маячила Эвелин; руки ее пахли железом — женщина прятала под плащом оружие.
Не отпуская вожжи, Кицум неторопливо обернулся.
— Ты что, завидуешь, Нодлик? Или Эвелин поразила внезапная холодность?
Морщинистые руки клоуна аккуратно направляли лошадей вокруг ям и рытвин, в изобилии усеивавших Тракт. Кицум не сделал попытки встать, повернуться, хоть как-то прикрыть незащищенную спину…
— Я слышал, ты что-то сказал ей, — в голосе Нодлика зазвучали холодная решимость и сила. Никогда еще Агата — а точнее, Selmni Oectacann — не слышала, чтобы жалкий, глупый, жадный и похотливый Нодлик говорил таким голосом. Глаза жонглера внезапно сузились.
— Ну и что? — пожал плечами Кицум.
— На ее бесовском языке! — подала голос Эвелин.
— Ну и что? — равнодушно повторил клоун.
— А то! — внезапно взвизгнул Нодлик. — Нас нагоняет Ливень! А всем известно — Нелюди-Дану его не боятся!
— Что за чушь, Нодлик, — поморщился Кицум, однако глаза его при этом как-то виновато потупились.
— Не чушь! — бесновался жонглер, размахивая руками. — Не чушь! Один спастись решил?! А потом… потом забрать это?
Ничего не понимая. Агата широко раскрытыми глазами смотрела на изрыгающего проклятия Нодлика. Эвелин медленно вытянула руки из-под плаща — они по-прежнему пахли железом и смертью, но самого оружия в них уже не было.
Зато было кое-что иное. Длинная волосяная удавка бесшумно и точно легла на шею клоуна — тот дернулся было, но опоздал.
— Умно… — с ненавистью прохрипел Кицум, соизволив наконец обернуться и глядя прямо в торжествующие глаза Эвелин. — Пока Нодлик ломал тут эту комедию…
— Я сделала все, что нужно, — холодно оборвала его женщина. — А теперь слушай меня… Кицум, позволь пока называть тебя так. У нас нет выбора. Онфим подстроил все это нарочно. Он что-то заподозрил… или кого-то, не знаю. Но, так или иначе, от цирка он решил отделаться. От всех нас скопом…
— И подстегнул Ливень? — бледно усмехнулся Кицум.
— Его
— Едва ли ты можешь рассчитывать, что Агата будет милосердна к тебе, — Кицум не сдавался. — По-моему, в былые дни ты вела себя…
— Идиот!.. — казалось, Эвелин сейчас вцепится ногтями в лицо старику. — Ей достаточно взять в руки вынесенное из Друнга… и тучи сами шарахнутся от нас!
— Cuurii! — внезапно зарычал Кицум. Лицо его побагровело от напряжения, невидимая нить удавки врезалась в горло. — Suu'te tenar Dhaanu! Те Imrnelstorunn!
Эвелин побледнела. В отличие от Агаты, она явно знала это наречие.
— Immelstorunn? — она немного ослабила удавку.
— Ya, — мрачно прохрипел Кицум. — Evelynn at demmorr.ifr te Dhaanu jut prokk Immeistorunn!
— Demmorr? — усомнилась Эвелин.
— Ya, — Кицум криво усмехнулся.
— Хм… Но иного выбора у нас нет, — обронил ставший вдруг донельзя спокойным и сосредоточенным Нодлик. — Кицум! Предлагаю… предлагаю тебе заключить перемирие. Раз уж мы все друг о друге знаем…
— То нет смысла враждовать перед лицом смерти, — подхватила Эвелин.
— Очень благородно с вашей стороны предлагать перемирие человеку с петлей на шее, — саркастически заметил клоун.
— Мы с Эвелин слишком хорошо помним ту ночь, — Нодлик потер несомненно пострадавшую тогда челюсть. — Правда, тебе тоже не стоило тогда демонстрировать все, на что способен. Мы проверяли тебя, и проверка удалась вполне…
— Ты и вправду так думаешь? — вежливо осведомился Кицум. — Что я тогда продемонстрировал именно все, на что способен?.. — он еще раз загадочно усмехнулся и с видом полного равнодушия к происходящему отвернулся, с неожиданным вниманием оглядывая придорожные кусты.
Сердце Агаты билось стремительными острыми толчками.
Щеки Агаты пылали. Сила Лесов, только бы они поверили!..
— Ладно, Кицум — или как там тебя по-настоящему? — хватит болтать, — поморщилась Эвелин. — Ты скажешь нам все. А потом надо решить, как добыть эту волшебную штуковину.
— Im aekre? toengue! — сердито прошипел клоун, и девушка-Дану заметила брошенный им на нее косой взгляд. Он явно не хотел, чтобы пленница поняла, о чем идет речь.
Эвелин пожала плечами.
— Не имеет смысла. То, что мы хотим, она может сделать только добровольно. Слышишь меня, кошка?.. Ну да, ты ненавидишь меня, я знаю. Прекрасно. Я тебя тоже ненавижу, если тебе это интересно. Однако суть дела в том, что спастись от Ливня мы можем только все вместе. Я предлагаю тебе сделку. Мы даем тебе положить руку на Immelstorunn, и ты рассеиваешь облака над нами. Не отпирайся, с помощью Immelstorunn ты сможешь. Второе — мы режем на тебе ошейник. Нодлик выправляет тебе вольную грамоту. Ты отдаешь Immelstorunn нам… и можешь идти на все четыре стороны. Ну, как тебе план?
Кицум дернул плечом — пожалуй, несколько свободно для человека с волосяной удавкой на шее — и ничего не сказал.
Агата чувствовала, что грудь ее вот-вот разорвется. Не так уж важно, на самом ли деле ускорили свой бег гибельные тучи. Не так уж важно, кто такие на самом деле и Нодлик, и Кицум, и Эвелин, и даже Онфим. Главное — immelstorunn может оказаться у нее! У нее! А что значит в сравнении с этим, живы или умерли несколько жалких хумансов? Правда, вот ей умирать после этого будет уже никак нельзя. Она обязана донести сокровенный дар Datfrrount'got'a к последней тайной твердыне народа Дану, точнее — туда, где это убежище могло находиться по ее, Агаты, представлению.
Значит, ей теперь позволено все. Urrdbaarra Maaionn, Ужас Возмездия, так давно готовившийся ее народом, не должен попасть в чужие руки. Если надо будет солгать — она солжет. Надо убить — убьет. Безоружного, спящего, раненого. Женщину, старуху, ребенка. Точно так же, как убивали безоружных, спящих или раненых Дану. Так же, как сажали на колы женщин и девушек, как распинали стариков и бросали в высокие костры колыбельки с детьми.
Кровь за кровь. Смерть за смерть. Если тебя ударили в щеку, перережь сделавшему это глотку. Страшный, волчий закон племени хумансов. Дану так и не научились следовать ему — и были разбиты наголову.
Девушка-Дану по имени Seamni Oectacarin прикусила губку острыми, точно у белочки-огневки, зубами.
— Я сделаю, как скажет госпожа Эвелин… — словно со стороны услыхала Агата собственный голос.
— Смотри-ка, соображает, — хрипло усмехнулась женщина. Кицум же воззрился на Агату с непритворным изумлением — казалось, он забыл даже об удавке на собственной шее.
— Скажите только, что делать, и я сделаю, — бесхитростно и прямодушно глядя прямо в глаза Эвелин, произнесла Агата.
Кицум, Нодлик и Эвелин быстро переглянулись.
— Слушай, может, снимешь наконец с меня эту петельку? — ворчливо поинтересовался клоун. — Онфима вам без меня все равно не завалить.
— Не завалить, это точно, — кивнула Эвелин. — И нет времени подсунуть ему зелье… Кицум пожал плечами.
— Если одолеем, так только втроем.
— А Смерть-дева? А Тукк и Токк? — зябко поежился Нодлик.
— Тогда жди Ливня, — презрительно бросила женщина. — Я возьму твоей крови, Кицум. Хочу быть уверена…
— Кровь? — клоун разом подобрался, опустил подбородок, точно надеясь подцепить им удавку. — Зачем?
— Чтобы ты не натворил глупостей, — теперь настала очередь усмехаться Эвелин. — Не знаю, из какой ты ветви, кто тебя нанял, и знать не хочу. Свое задание я намерена выполнить. А ты — что ж, ты останешься в живых, тоже немало, как ты считаешь?
Кицум пожал плечами. Похоже, это становилось у него любимым жестом.
— Значит, решили? — подытожил Нодлик. — Берем Иммельсторн, Онфиму — крюк под ребро, всем, кто станет его защищать, — тоже. Потом данка режет тучи…
— А мы режем ей ошейник, забираем Иммельсторн и расходимся, — закончила Эвелин.
— Замечательный план, — кивнул клоун. Глаза у него стали точно у готовой к броску змеи. — Неясно только, у кого остается меч…
— Эй, Троша! Прими вожжи! — не отвечая Кицуму, гаркнул жонглер в глубину фургона.
Все это время Агата сидела молча, прижавшись к борту фургона.
— Посмотрим-ка, что там делается, — с этими словами Эвелин свесилась за борт, стараясь разглядеть севшего некоторое время назад в седло господина Онфима-первого. Высунулась — и тотчас отдернулась назад, точно узрев восставшего из могилы упыря.
— Там… т-там… — она побледнела.
С фургоном поравнялся всадник. Рядом — второй, запасной конь. А сам наездник —
— Ну, как вы тут, почтенные? — глумливо усмехнулся не кто иной, как сам господин Онфим. — Не соскучились?.. Было очень интересно послушать вашу премилую беседу, — крикнул он. Улыбка его сделалась еще шире. — Хвалю, Кицум, молодцы, Эвелин с Нодликом. Вы хорошо поработали. Вот только выводы сделали не слишком-то верные. Девчонка все равно не спасла бы вас. Даже Иммельсторн в ее руке не остановит Ливня.
— Зачем… зачем ты ускорил его? — взвизгнула Эвелин. Агата заметила, как рука женщины плавно скользнула вдоль не видимого для Онфима бедра. В кулаке что-то тускло сверкнуло.
Онфим гаденько скривился.
— Я? Ускорил? Ты выжила из ума, женщина. Однако ты права в том, что тучи и впрямь как с цепи сорвались. Очень скоро они будут здесь, так что прощайте, мои дорогие. Вас ожидают незабываемые часы!.. И, кстати, спрячь звездочку, Эвелин. Меня этим не проймешь, а тебе, глядишь, и пригодится — покончить с собой…
Это верно. Простая сталь ничего не значит для волшебника — тем более имеющего право на одноцветный плащ.
— Иммельсторн Дану не должен увидеть света, — продолжал издеваться Онфим. — Я отвезу его в Хвалин, а вы — вы все останетесь здесь. Цирк же можно собрать и новый.
Нодлик громко всхлипнул.
Ничего не страшась, Онфим презрительно повернулся спиной к оцепеневшим людям; хлестнул коня За спиной его Агата увидела накрепко притороченный длинный сверток. Сокровище Дану Онфим увозил с собой.
И почти сразу же истошно, в муке заржали остальные лошади. Ноги у них подгибались, несчастные животные одно за другим падали.
Через несколько секунд фургон встал. Мертвые кони лежали на дороге.
| © 2024 Библиотека RealLib.org (support [a t] reallib.org) |