"Игра в голос по-курайски" - читать интересную книгу автора (Лексутов Сергей)

Глава 8

С обычными предосторожностям придя к Люське, Павел решительно позвонил в дверь, с любопытством ожидая, какой его ждет сюрприз. К его изумлению, сюрприза не оказалось, наоборот, на Люську напал писательский задор. Павел насторожил охранную систему и лег спать. На минутку отвернувшись от стола, Люська сказала требовательно:

— Сходи за водкой.

Павел еще не остыл от боя, а потому рявкнул:

— Нет у меня денег! И дай поспать. И не дай тебе Господь, уронить ведро! К двери просто не подходи… Если будут звонить, буди меня. Учти, если придут убивать меня, то заодно убьют и тебя. Усекла? И еще, открой окно, я дышать не могу в такой атмосфере…

Накурено было знатно, на столе уже стояла пепельница, полная окурков, и чайная чашка, с уже сформировавшейся горкой. Люська посмотрела на него злым взглядом, фыркнула, и отвернулась к столу. Тогда он поднялся сам, открыл форточку, сходил на кухню, открыл форточку и там.

Спал он беспокойно, несколько раз просыпался, Люська строчила авторучкой, беспрерывно дымя сигаретой. На часах было пять часов. Он поднялся и пошел на кухню. Вся посуда лежала в раковине, на сковороде лежали остатки бифштекса, уже протухшие. Павел помыл сковороду, поставил жариться бифштексы, пока они жарились, помыл посуду. Накрыв на стол, позвал Люську, но она бросила что-то невнятное и не пришла. Наевшись, он заглянул в комнату. Люська писала. В такие моменты, видимо, она сама себе казалась невыносимо гениальной, а все окружающие — бездарями, графоманами и ничтожествами. Потому она и кидалась на всех, кто пытался отвлечь ее от процесса творения стихов.

Одевшись, Павел вышел на улицу, глубоко вздохнул, голова побаливала, после тяжелого сна в густом дыму.

Он прекрасно помнил, где жил Гриня. Ему повезло, умершая бабушка оставила свою однокомнатную квартиру единственному внуку.

Поднявшись на третий этаж, он надавил кнопку звонка, надвинув на самый нос кепку афганку. Его долго разглядывали через глазок, наконец, послышался голос, принадлежащий, без всякого сомнения, Гришке:

— Кто?

Павел произнес противным скрипучим голосом:

— Андрюха, от Коляна…

Дверь сейчас же открылась, Павел шагнул внутрь, одновременно сбивая кепку на затылок.

— Сюрприз! — воскликнул, радостно скалясь.

Гриня от неожиданности попятился, но тут же разулыбался, оживленно заговорил:

— Паша! Сколько лет, сколько зим? Каким ветром тебя сюда занесло?

— Да вот, зашел узнать у старого друга, за что старый кореш Гриня, хочет замочить старого друга Пашу?

Григорий уже допятился до середины комнаты, наконец, собрался, глаза стали колючими, цепкими. Павел принял боксерскую стойку, явственно обозначил, что намеревается нанести левый прямой, Гриня сделал короткий шажок навстречу, явно провоцируя Павла нанести удар. И Павел нанес. Гриня попытался поймать его руку в захват. Ну, ясно, спортивный самбист без всяких затей, с весьма смутным представлением даже о боевом самбо! Так явно тянет на бросок через спину, с последующим переводом в партер и удержанием болевым приемом. Павел жестоко рубанул ему по гортани внешним краем ладони. Ага! Дружище, о таких штучках мы даже не слыхали?.. Крутнувшись в три четверти оборота, Павел добавил ему локтем под ухо. Пятнадцать минут наркоза гарантированы.

Обойдя комнату, Павел выдрал шнуры из стереосистемы, из утюга, который стоял на столе, потом перевернул стул, положив его на пол спинкой и сиденьем. После чего уложил на него животом Гриню, рывком спустил штаны вместе с трусами, и прикрутил шнурами ноги и руки к передним ножкам стула. Отступил на шаг, полюбовался; это называется — клиент готов к употреблению. Сел на стул и принялся терпеливо ждать. Гриня повернул голову через десять минут. Крепкий парень, отметил про себя Павел.

— Ты что, козел, делаешь?! Тебя же уроют! Тебя же сначала опустят, а потом в костер заживо…

Не слушая вопли, Павел принялся шарить по ящикам и шкафам. Наконец, нашел, что искал. Да и как этой вещи может не быть в доме, в котором живет нормальный мужик? Большой паяльник. А в другом шкафу, набитом медикаментами, отыскался и моток пластыря. Наклонившись к Грине, он ласково сказал:

— Ну, ты сам посуди, какая мне разница, сколько раз вы меня убьете? Один раз, два раза или даже три? Но мне очень хочется знать, за что вы меня хотите убить?

— Откуда я знаю?! Колян говорит, за старые дела…

— Так-так-так… И ты, козел драный, забыл старую дружбу, и в этом деле участвуешь?

Гриня промолчал.

Павел раздумчиво проговорил:

— Так, что же с тобой сделать? Ладно, для начала трахну, а потом паяльник вставлю…

— Пашка, ты чего, а?.. — Гриня от страха перешел на шепот.

— Скажи, за что меня Колян убить хочет, и я тебя только трахну, а паяльник вставлять не буду?

— Паша, вот те крест, не знаю!

Внимательно вглядевшись в пустые от ужаса глаза, Павел медленно выговорил:

— Хорошо, верю… Значит, он и вас, своих братков, в темную использует… Себе все хочет захапать… А речь идет о сотнях тысяч баксов… Усекаешь, братан?!

— Пашка, а ты, правда, не знаешь, за что Колян на тебя взъелся?

— Теперь-то знаю… Теперь я вас козлов мочить буду, как котят в помойном ведре!

— Пашака, развяжи, а? Тебя ж поймают!

— Ага, меня сегодня аж четверо поймали. Коляну-то бровь со щекой зашил? А остальных загипсовал?

— Ба-а… Они ж сказали, что с азерами стрелку забивали…

— Вот видишь, даже тебе врут, — грустно сказал Павел. — Ладно, мне идти надо…

— А меня что, так оставишь?

— Да нет, что ты! Как я тебя, старого друга, в таком положении оставлю? Сейчас, кое-чего добавлю к натюрморту…

Павел открыл холодильник. Там стояла бутылка шампанского. Достав бутылку, он прочитал:

— Спуманте… Ай-яй-яй… Эти наши новые русские… Ты что, не знаешь? В России сейчас только один вид настоящего шампанского: это "Советское шампанское". Вся эта импортная дрянь замешивается на простой воде, с добавлением всяких синтетических вкусовых добавок, чистого спирта и газируется. Настоящее импортное шампанское, даже вам, новым русским, не по карману будет. Ты что, бабу ждешь?

Гриня быстро-быстро закивал. Павел отмотал пластыря, заклеил Грине рот, потом откупорил шампанское, отпил полбутылки, сказал:

— А ничего — газировка… Но не вино, нет, не вино…

Подойдя к Грине, осторожно поднес округлое горлышко к заднице и одним движением вогнал поглубже. Гриня замычал, задергался, страшно выпучив глаза, Павел наклонился к нему, горько улыбнулся, сказал:

— Вот теперь вы меня аж десять раз убьете… Ты что же, козел этакий, и правда, решил, что я тебя трахнуть могу?! Я предпочитаю, чтобы ниже этой дырки, ничего не висело, а было бы более приятное отверстие. И вот что, Гриня, милицию не вызывай. Ты заметил, что я не оставил в комнате ни единого отпечатка? Так что, будет твое слово, против моего. А я скажу, что ничего не знаю, и ничего не видел, может, ты таким извращенным способом онанизмом занимаешься?.. — направившись к двери, он приостановился, сказал: — Не журись, Гриня. Женщины, это такие загадочные существа, что никогда не поймешь, что они отколют в следующий момент. Твоя баба, увидев тебя в таком положении, может, еще крепче тебя любить станет. Да и уважать еще сильнее станет. Как же, ты ж преуспевающий практикующий врач, аж задницей шампанское хлебаешь! И скажи мне спасибо, что я не поступил с тобой так, как в средние века поступали господа ландскнехты с богатыми лавочниками и ростовщиками в захваченном городе, чтобы узнать, где они зарыли свое золото. Они их сажали в уголок на винную бутылку. Так вот, бутылка едва до половины влезала, а бедняги уже все свои клады сами выдавали…

Павел еще полюбовался картиной. Зрелище было великолепное, будто ожило одно из нетленных полотен великого Босха. И вдруг он представил себя на месте Грининой любовницы: вот она открывает дверь своим ключом, входит… Его согнул пополам такой приступ смеха, что он минут пять не мог разогнуться. Кое-как вывалившись из квартиры, и то и дело похохатывая, пошел к остановке. После такого издевательства братки точно потеряют голову. Узнать бы еще чей-нибудь адрес…

У Люськи его ждал сюрприз. Она открыла дверь, будучи одетой не в халатик, а в свои толстые шерстяные гамаши и черную обтягивающую кофту. Вид у нее был весьма оживленный, а на одновременно и злом, и радостном лице сияло выражение: зря ты пришел, лучше бы ты валил отсюда, но если пришел, тебе же хуже будет. В квартире было накурено так, что Павел тут же воспарил к потолку, заместо того пресловутого топора. Он молча снял куртку, повесил на вешалку и вошел в комнату. В кресле монументально возвышался Женька Кобылин. Личность по-своему легендарная. Он изредка захаживал в литобъединение, слушал разговоры с пренебрежительной усмешкой. Павел никак не мог его представить за пишущей машинкой. Ростом, пожалуй, выше, чем метр девяносто, с крупной головой, с лицом, тяжелым и крупным, будто вылитом из чугуна, и с ручищами, пожалуй, вполне способными подковы ломать. Он считал себя критиком, писал критические статьи, посылал их в журналы, в "Литературную газету", но никто, ни разу не напечатал ни единой его статьи. Да и кому интересен критик, который считает Кочеткова гениальным писателем, а кумиром у него числится вождь всех времен и народов товарищ Сталин?

Павел радостно вскричал:

— Женя! Сколько лет, сколько зим?! Что-то тебя давно в литобъединении не видать…

— Что там делать… — проворчал Женька, нехотя подавая Павлу руку.

Павел сел в кресло, сказал:

— Мои последние рассказы будут обсуждать на ближайшем собрании, кстати, завтра. Мне бы очень хотелось послушать твое мнение.

— Мне не интересно все, что ты пишешь! — отрезал он категорично.

Павел понял, что Люська над ним поработала, раньше он старался не оскорблять Павла. Господи, что же делать? С помощью снотворного со слабительным от него не избавишься, он просто не пьет. Курить курит, как паровоз, но спиртного в рот не берет. А Люськина квартира Павлу просто необходима, хотя бы на одну ночь. Расчет прост, если братки его не найдут — хорошо, а если накроют здесь — еще лучше. Сразу они с ним не справятся, поднимется большой шум, он их тут будет помаленьку гасить в коридоре да на лестничной клетке, а Люська с воплями будет метаться по всему подъезду. Народ в десяток телефонов начнет в милицию названивать. Это не бассейн, это там Колян мог с честными глазами утверждать, будто Павел сам его позвал, старого друга. Тут ему придется попотеть, объясняя, чего он делал в малосемейке, населенной пенсионерами?

Павел решил попробовать один прием, довольно действенный против Женьки. Как-то на собрании литобъединения речь зашла о Сталине. Именно тогда Павел высказал свои соображения насчет того, что Сталин собирался первым начать войну. И именно тогда Павел впервые его назвал самодовольным дураком, угробившим целый народ. Женька резко поднялся, и вышел вон.

Посмеиваясь, Павел сказал:

— Естественно! Как же мои рассказы и повести могут быть интересны человеку, который абсолютного бездаря считает гениальным писателем, а кровавого выродка числит великим государственным деятелем?

То, что произошло, Павел никак не ожидал. Женька вдруг побелел и медленно выговорил:

— Ты, козел, за что ее ударил?

— Кого?! — изумился Павел, уже напрочь забыв, что влепил Люське по физиономии, за тот идиотский крест.

— Щас узнаешь, кого…

Павел сидел в очень неудобном положении, во втором кресле, однако успел нырнуть под удар чайникоподобного кулака, и тут же пришлось уворачиваться от довольно умелого удара снизу. Поняв, что кулаками не попасть, Женька схватил его за свитер, и снова замахнулся. Павел довольно легко вывернулся из захвата, нырнул под руку, успел выскользнуть из кресла. Женька стоял в неустойчивом положении, склонившись к креслу. Павел изо всех сил толкнул его в спину. Женька попытался упереться в спинку кресла руками, но перевернулся вместе с ним, кувыркнулся под стол и грянулся об пол так, что гул прокатился по всему дому.

Павел отпрыгнул к двери. Женька вылезал из-под стола, глаза его были белыми и квадратными от ярости. Павел вдруг подумал, а не пересекался ли он с Николаем? Да нет, вроде не пересекался… Черт, с таким верзилой легко не справиться, можно и изувечить… Шуму Павлу вовсе не хотелось, совсем не хватало попасть в милицию. Пока он будет возиться с Женькой, Люська будет метаться по подъезду, вопить и звать на помощь.

Павел медленно выговорил:

— За козла ты мне ответишь, но не сейчас…

Павел намеренно приподнял свитер, чтобы Женька увидел нож. Тот сразу не кинулся, но пер на Павла, сторожа взглядом каждое его движение. Павел нашарил куртку, снял ее с вешалки, стараясь не поворачиваться спиной, отпер замок и вышел из квартиры. У него уже и чувства унижения не было. Люську точно не переделать, а за козла надо бы Женьке морду начистить, чтобы неповадно было.

Он вышел из подъезда, подумал, что домой рано идти, еще пару ночей надо перекантоваться где-нибудь, разозлить получше банду, чтобы они с оружием пришли, и тогда стрелять, стрелять насмерть, без всякой пощады! Козлов учить надо. Он дошел до ближайшей телефонной будки, позвонил Оксане, на сей раз трубку она взяла сама.

— Здравствуй… — тягуче выговорил Павел.

Она его узнала сразу, закричала:

— Паша! Паша! Ты где пропадал?

— Как где? Беспокойная жизнь подпольщика, понимаешь… Мне переночевать негде… Поможешь?

— О чем разговор, Паша? Встречаемся там же, где и прошлый раз… — многозначительно проговорила она. — Через полчаса. Успеешь?

Павел засмеялся:

— Твой телефон не прослушивается, не те возможности у этой шпаны…

Повесив трубку, он раздумчиво повторил:

— Вот именно, шпана… Какой там пистолет был у Николаши?

Насколько Павел разглядел в темноте, у Николая был «ТТ». Пистолет, которым вооружается всякая мелкая шпана.

Магазин, как и прошлый раз, ярко сиял витринами. Оксана болтала с продавщицей, увидев его, весело проговорила:

— Вот это он и есть, Любочка…

Любочка с любопытством спросила:

— Вас, правда, убить хотят?

— Ага, на полном серьезе… — безмятежным тоном подтвердил Павел. — Вчера даже уже с пистолетом приходили, видимо передумали в бассейне топить, просто так замочить хотят.

Оксана с любопытством спросила:

— Ну и как, опять в прятки играл?

— Да нет, на сей раз сам погоняла приходил… Троих я изувечил, весьма даже качественно, а погоняле только глаз подбил. Ушел, козел этакий…

— Паша, надо было Димычу позвонить. На сей раз он бы их раскрутил…

— Какое там… Мне ж их скрутить не удалось. Хоть я теперь и знаю, где погоняла живет, а толку что? Отопрется… Их надо разозлить, чтобы голову потеряли.

— И как ты злить их будешь?

— Ну, как? Сегодня я уже навестил одного из банды, разозли-ил! Дальше просто некуда.

— Как ты его разозлил?

— Привязал к перевернутому стулу, раком, снял штаны и в задницу бутылку шампанского вставил…

— Полную?!

— Нет, отпил половину…

Они как стояли, так и выпали в осадок. Они сидели на полу, хохотать в голос не могли, только повизгивали. Прибежал всполошившийся охранник с дубинкой, спросил:

— Чего это они?

Любочка кое-как прошептала:

— Скажи ему, Паша, скажи…

Павел пожал плечами, проговорил:

— Да они балдеют потому, что я одного урода раком поставил и бутылку шампанского в задницу вставил…

— За что? — серьезно спросил охранник.

— За то, что он мой бывший друг, а теперь убить хочет…

— Надо было еще, и трахнуть, — деловито посоветовал охранник.

Девчонки, наконец, просмеялись. Оксана сказала:

— Пошли скорее, уже поздно, мне завтра рано на работу… А еще надо успеть кое-что… — она с прозрачным намеком прижалась на секунду к Павлу. — Как, мой крутой боец? После боя, в книжках пишут, мужики особенно хорошо трахают… — когда они вышли на улицу, она сказала: — К Галке пойдем…

Он похвалил:

— Молодец, азы конспирации осваиваешь…

— А то!

Идти пришлось недалеко. Галя жила тоже рядом с магазином. Пока Павел раздевался и разувался в прихожей, Оксана упорхнула в комнату, увлекая за собой Галю. Вскоре оттуда донесся взрыв хохота. Обе они в обнимку катались по дивану и хохотали, как сумасшедшие.

Галя сквозь смех спросила:

— А откуда у него шампанское оказалось?

— У холостого мужчины шампанское может оказаться только в одном случае, когда он ждет в гости даму, — назидательно проговорил Павел.

Обе они аж с дивана свалились от нового приступа хохота. Только минут через десять они пришли в себя. Галя слезла с дивана, сказала:

— Раз такое дело, будем отмечать твою первую победу.

Они пошли на кухню. Павел с Оксаной сели рядышком, а Галя, на правах хозяйки, принялась накрывать на стол.

Достав из холодильника две бутылки, спросила:

— Что пить будем? Водку или вино?

— А можно, и то и другое?.. — спросил Павел.

У него до того были натянуты нервы, что он чувствовал, ни за что не уснуть без расслабления. Галя водрузила обе бутылки на стол, быстро нарезала ветчину, выставила баночку шпротов, паштет, что-то еще. Павел не торопясь вскрывал баночки, резал хлеб. Было хорошо, спокойно и уютно в обществе нормальных женщин. Да, за пару недель в Люськином обществе запросто можно рехнуться… Он разлил водку по хрустальным рюмочкам.

Оксана подняла свою, сказала:

— Когда я была молодая, я терпеть не могла ментов, а вот познакомилась с Димычем и Генкой, и поняла, среди ментов тоже люди есть. Ты, Паша, тоже какой-то не похожий на других… Какой-то очень сильный, и, в то же время, очень нежный… Ты со мной обращался, как с сырым яйцом; будто нес осторожно, боясь разбить…

Галя вдруг выпучила глазищи, прошептала восторженно:

— Ба, Ксанка, а ты влюби-илась…

Оксана безмятежно ответила:

— Ага… Ну, Паша, за твою победу… — она выпила одним махом водку, закусила бутербродиком со шпротами, договорила: — Кстати, мне страшно понравилось, когда Димыч, Генка и Витька нашу крышу отделали.

Павел старался поддерживать разговор; к слову рассказывал анекдоты, коротенькие историйки из своей жизни, не забывал и на Оксану кидать страстные взгляды. Что ж делать, за все надо платить. А за покой и удовольствие — вдвойне. Он подливал им, и себя не забывал. Допили водку, принялись за вино. Правда, оно оказалось сухое, но добавочка получилась в самую меру. Павел почти не опьянел, но нервы, наконец, отмякли. Доели все закуски, девушки быстренько помыли посуду. Видно было, что Оксана торопится. Глаза ее блестели, а щеки раскраснелись.

Галя спросила:

— А где ляжете? Вместе, или отдельно?

— Да ты что, шутишь?! — возмутилась Оксана. — Разве ж можно мужика зря поить и кормить? Пусть теперь отрабатывает… Постели нам на кухне. У тебя, вроде, был матрас?..

Павел спросил робко:

— А можно мне сначала в ванну?..

— Только побыстрее… — Оксана томно глянула на него.

Когда он, распаренный, красный и неимоверно довольный, вышел из ванной, на кухне на полу уже лежал матрас, застеленный простыней, как полагается, на нем возлежала Оксана, как какая-нибудь Нефертити с большим винным бокалом в руке.

Она безмятежно сказала:

— А я вторую бутылку открыла… Ты свет-то потуши, вон, над печкой лампу включи. Мне нравится на тебя смотреть, ты такой здоровенный, аж страшно. А когда в одежде — и не подумаешь…

Она отставила бокал и протянула ему навстречу руки. Павел размотал полотенце с бедер и опустился в нее, как в мягкую, нежную, теплую перину. Он перепробовал на ней все, что ему в горячечных фантазиях хотелось, когда Ольга ему в очередной раз отказывала. Потом она перепробовала на нем все, что не успевала попробовать на других мужиках. В конце концов, она в изнеможении растянулась навзничь на матрасе, раскинула ноги, руки, кое-как выдохнула:

— Все, не могу больше… Кончай скорее…

Он без затей еще с минуту потрудился над ней, она даже еще разок слабо простонала. Потом он лег, ее, расслабленную, будто мертвую, повернул к себе, пристроил ее голову себе на плечо.

Она слабым голосом простонала:

— Не врут в книгах… Мужики после боя, и правда, трахают по особенному… Паша, ты, когда еще кого-нибудь убьешь, приходи, ладно? Никогда ничего подобного не испытывала… — голос ее прервался, и она мерно засопела.

А Павел цинично подумал, что вовсе и не из-за драки он ее так измочалил, а потому, что трахает женщин по два раза на дню, и все разных. Есть и свои прелести в жизни подпольщика. Он протянул руку, нашарил бокал с вином, выпил. Вино было приятным, терпковато-сладким, как любовь Оксаны.

Проснулся он утром, когда девчонки уже собирались на работу.

Галя сказала:

— Ты спи, потом просто захлопни дверь, и все…

— Да нет, спасибо за все… У меня дел нынче полно, банду надо добивать, пока они не опомнились… Вы Димычу с Генкой ничего не говорите. Они, конечно, люди хорошие, но все ж таки менты. По долгу службы обязаны принять меры.

— Да ладно, мог бы и не предупреждать… Сами в этом болоте не первый год кантуемся…

Павел вышел на улицу, выждав, когда девчонки отойдут от подъезда метров на сто. Мало ли что?.. Поежился, осень забирала свое. Похоже, произошло так называемое вторжение полярных воздушных масс. Холод был ядреный, охватывающий все тело, обжимая, будто ледяная вода. С деньгами было совсем худо, а подкрепиться следовало. Он совсем не рассчитывал, что полковник подкинет ему баксов. Не убьют, и слава богу! Он решил поехать домой, но сначала заехать к Люське, забрать бушлат и кепку-афганку. Не исключено, что еще понадобятся. Даже если сейчас и не понадобятся, бушлат добротный, жалко оставлять…

Люська долго не открывала, пока он не пнул дверь и не заорал:

— Отдай бушлат и кепку, а то сейчас дверь вышибу! — можно было не церемониться, сюда он возвращаться больше не собирался.

Она открыла, попятилась. Впервые он видел на ее лице откровенный, животный старх, насмерть перетрусившей нашкодившей бабы. А как оживленно вчера горели ее глазенки, когда ей казалось, будто Павла жестоко избивают прямо у нее на глазах. Он с кривой, угрожающей ухмылкой шагнул в прихожую. Тихо сказал:

— Какая же ты все же мелкая, шкодливая сучка… А как красиво разливалась о чести…

— Бить будешь?.. — голос ее осип от страха.

— Нет, конечно, сразу убью… Стану я о такую дурищу руки пачкать…

Он снял с вешалки бушлат, кепку, засунул все это в свою сумку, повернулся к Люське. Она уже сообразила, что морду ей опять не набьют, а потому уже стояла на коленях, и взглядом изнасилованной невинной девочки смотрела на Павла.

Он медленно проговорил:

— Знаешь что, ищи идиотов в другом месте, а я еще жить хочу, и совсем не желаю, чтобы у меня крыша поехала от общения с тобой… — резко развернувшись, он вышел и захлопнул дверь за собой.

По пути к остановке, зашел в телефонную будку, позвонил в школу. Ольга на работу пришла, но была на уроке. Ему предложили позвать ее, но он сказал, что не надо, достаточно и того, что сообщат, мол, муж звонил, жив здоров…

Дома, пока он наедался картошки, Анна Сергеевна ходила вокруг него, подкладывала картошки, вздыхала, подкладывала салату, огурчиков. Но так и не решилась ни о чем спросить. Наевшись, он отправился на завод. Как известно, самый короткий путь, это прямой. Он прямым ходом прошел в отдел кадров. Оглядев нескольких женщин, сидящих за столами, оснащенных компьютерами, спросил:

— А к кому обращаться насчет работы? — а про себя подумал, что работягам за два года зарплату задолжали, но компьютеров на каждый стол наставили.

Одна женщина подняла голову, спросила:

— А куда бы вы хотели?

— Да в литейный цех. У меня там старый друг работает мастером…

— Это Леха, что ли?!

Женщины разом уставились на него.

— Ну да… А что?

— А ты давно своего друга видел?

— Да месяца три назад… А в чем дело-то?.. — Павел сделал вид, будто не на шутку испугался.

— Пропал без вести твой друг… Как раз месяц назад. Поехал в командировку в Нижний Тагил, и не доехал, и домой не вернулся…

— Вот так штука! — Павлу даже не пришлось разыгрывать удивления.

Он просто обрадовался такому точному подтверждению своей догадке.

Он горестно покачал головой:

— Говорил я ему, что эти штучки до добра не доведут…

— Какие штучки?

— Да он же стволы воровал, которые на переплавку привозили, и толкал мафиозникам!

— Такого быть не может! — медленно выговорила пожилая дама, сидящая за самым дальним от входа столом.

— Как это не может быть? Он сам мне намекал…

— Туфту он гнал, твой дружок… Он любил пошутить, вот и дошутился… Когда партию оружия привозят, она в опечатанном контейнере лежит. Собирается комиссия, человек двадцать; от военных, от завода. Каждый ствол на пять рядов пересчитают, сверят акты, накладные, и вокруг стоят, пока последний винтик в печь не отправят. Я точно знаю, сама в той комиссии не раз побывала… Ну что, будешь оформляться в литейный цех? Можно и мастером, если образование позволяет. А Леха найдется, тогда посмотрим…

— Можно и мастером, образование как раз позволяет. У меня железнодорожный техникум… Только, можно я маленько подумаю?..

— Думай, только не долго. У нас ползавода в административных отпусках…

Павел выскочил на улицу, медленно пошел к остановке. Отлично все складывается, сдать этого толстого гада Николашу полковнику, и пусть вертится, как боров на вертеле. Не отболтается, если полковник узнает, что Алексей его брат. Вот ведь, братцы-акробатнцы! Все ж таки провернули дельце. И банду организовали исключительно для того, чтобы подстраховаться после акции. Детектив, наконец, оформился, и даже получил эффектную концовку, в виде хорошей бойни, которую полковник устроит на хазе Николая. Сюжет, правда, не слишком динамичен, но ведь в первые две недели Павел даже не догадывался, что его хотят убить? Зато потом начал раскручиваться с бешеной скоростью. А сейчас и композиция выстроилась, абсолютно безупречно. Правда, есть некоторые нарушения канонов, но это терпимо.

Итак: полковнику осталось до пенсии всего ничего, а Алексей давно лелеет мысль хапнуть куш. Они нашли друг друга. В рамках замысленного злодейства, полковник сформировал преторианскую гвардию, из трех или четырех битых волков, а у Алексея, видимо, давно уже имелась банда из десятка бывших спортсменов. План созрел молниеносно: ничего не воровать, а просто предложить покупателям партию якобы списанного оружия, которое числится переплавленным. Продать классического черного кота в черном мешке. В подтверждение покупателям был предъявлен мастер литейного цеха, который подтвердил, что на пути к печке можно слямзить хоть целый вагон стволов. При этом полковник наверняка не знает, что у Алексея есть брат, и считает его простым работягой без двойного дна, желающего с небольшим риском сшибить немножко баксов на безбедную старость. Видимо там, на дороге, полковник предъявил сидевшим с ним в машине чеченцам «Камаз», якобы с оружием, потом Алексей и один чеченец, почему-то с деньгами, сели в одну из машин и поехали к «Камазу». Ну, то, что чеченец поехал один с деньгами, можно легко объяснить. Допустим, полковник волновался, что накроют его с деньгами, начнут крутить, то се… Мол, могут заподозрить, что списанное оружие идет не на переплавку, а налево… Что не стоит рисковать таким хорошим источником, можно ведь и повторить негоцию?.. Да мало ли какой лапши можно навешать сынам гор? Привыкшим к тому, что за деньги можно все что угодно купить, хоть всех полковников Российской армии… На пути к «Камазу» Алексей пырнул ножичком чеченца и был таков с деньгами. Видимо, с Николаем была договоренность, что Алексей вместе с деньгами исчезает из города и ложится где-нибудь на дно. А остальных бедных доверчивых сынов гор волкодавы полковника элементарно перерезали и зарыли в лесу. Не впервой, чай, духов резать… Для подстраховки у «Камаза» скорее всего, сидел снайпер. Но Алексей там не появился в обусловленное время, поэтому «Камаз» уехал, а снайпер пошел к полковнику и сообщил весьма интересную новость, что клиент с деньгами не объявился. Вот тогда вояки и кинулись искать Алексея, а заодно и безвестного велосипедиста, который единственный проехал по дороге во время акции.

У Николая с Алексеем все непременно бы выгорело, если бы они не подумали, что Павел узнал, кто сидел за рулем «Камаза». А они, уроды этакие, подумали… И теперь лицом к лицу встретятся с полковником и его разгневанными волкодавами, с которыми полковник наверняка обещал расплатиться баксами, в отличие от Николая с Алексеем. Эти-то со своими братками явно не собираются делиться.

Ну что ж, осталась мелочишка: выяснить, где находится штаб-квартира банды. Что-то там Николай говорил о покупке кочегарки в день их грустного расставания в подвале?.. Была одна кочегарка, на окраине города, но довольно близко от их подвала. Как-то Павел и Алексей шли мимо невзрачного закопченного кирпичного строения с высокой кирпичной трубой, и, указывая на нее, Алексей мечтательно проговорил:

— Вот бы в этой кочегарке оборудовать зал…

Павел доехал на трамвае до конечной, прошел по тихой улочке между старых четырехэтажных домов и вышел на окраину. Дальше простирался пустырь, заросший уродливыми тополями, изувеченными кленами, мелкими и корявыми, но они образовывали такую чащобу, что там наверняка прячется десятка два бомжовских стоянок. Кочегарка стояла как раз на краю чащобы. Но теперь она была без трубы, и обнесена высоким забором из арматурных прутьев. К тому же к ее глухой стене примыкал торцом довольно обширный ангар из блестящей гофрированной оцинкованной жести. На прямоугольнике, ограниченном с одной стороны кочегаркой, с другой — ангаром, высились пирамиды с разномерными стальными прутками, трубами, уголками, швеллерами, листовой сталью, и прочим железным хламом, который всегда валяется на территории каждодневно функционирующего предприятия. А то, что это предприятие функционирует, свидетельствовали отблески сварки, и несколько человек в робах, склонившиеся к земле. Неподалеку от ворот стоял «Камаз» с фурой, белый «жигуленок» марки «копейка», и черная «Волга». Павел вспомнил, что когда-то это была несбыточная мечта Николая — «Волга» и именно черная. Фура «Камаза» сзади казалась странно знакомой, да и белый «жигуленок» тоже вызывал некоторые ассоциации…

А что, прекрасное прикрытие… Частное предприятие по изготовлению дверей и ворот… Комар носу не подточит, что работники этого предприятия работают по ночам, а днем только ножи точат… Разумеется, за исключением нескольких работяг, которые обязаны доход хозяину приносить и изготовлением дверей.

Чтобы не торчать на виду, Павел отошел к крайнему дому, сел на скамеечку у подъезда, укрывшись за поредевшим кустом сирени, и стал ждать.

Алексей, видимо, довольно быстро понял, что честным трудом, и честным бизнесом много не заработаешь. А ему хотелось много, и поскорее. Еще он понял, что та многочисленная компания, которая крутилась вокруг "Книжно-журнального предприятия", деньги для него зарабатывать не будет, а хочет, наоборот, чтобы он для нее деньги зарабатывал. Потому он и учредил с двумя, как ему казалось, самыми дельными партнерами отдельное предприятие. Воспользовался гарантией Гафта, взял кредит… Вот тут и началось самое главное. Он не удосужился даже посоветоваться с профессионалом издательского дела, со специалистом. Второпях, даже не сверившись с Пасхалией, они сдали в набор рукопись церковного календаря, заключив договор на гигантский тираж в несколько сот тысяч экземпляров, на сколько хватало ста пятидесяти миллионов. Но, как говорится, их обули еще в типографии. Типография по их рукописи отпечатала свой тираж, и когда они привезли тираж своего календаря на московский оптовый рынок, в спорткомплекс «Олимпийский», там уже продавался их календарь, по цене в два раза ниже себестоимости.

Сроки поджимали, кредит надо было возвращать, а календарь плохо брали и в два раза ниже себестоимости, книжники народ знающий, сразу обнаружили ошибки. Пришлось еще больше снизить цену, только лишь бы спихнуть тираж. Короче говоря, чтобы рассчитаться с банком, Алексею пришлось продать свою квартиру. Видимо тогда он и утвердился в мысли, что надо приобрести первоначальный капитал любой ценой, даже и ценой преступления. А расчет-то точен, ему даже не придется долго скрываться. У убитых чеченцев наверняка есть дружки, которые в курсе дела, то есть в общих чертах в курсе, где и у кого предполагалось закупить оружие. И вполне может так случиться, что волкодавы полковника не выйдут победителями из схватки. Чеченцы повертятся, повертятся на чужой территории, да и уедут ни с чем. В таком случае, Павел становится настолько нежелательным свидетелем, что Николай просто обязан его убить, при чем любой ценой.

Тут железная дверь кочегарки открылась, и из нее вышел Николай, собственной персоной. Сел в «Волгу» и укатил.

Павел поднялся с лавочки и пошел разыскивать телефонную будку. Будку он разыскал, но телефона в ней не было. Он пошел дальше, телефон обнаружился у самой трамвайной остановки. Он набрал номер служебного телефона полковника, но там слышались длинные гудки, тогда он набрал номер домашнего, но и там никто трубку не снял. В это время подошел трамвай, не особенно зло, ругнувшись, Павел запрыгнул на подножку, тут же сел на свободное место и отрешенно уставился вперед. Кондукторша повернула голову, обвела задумчивым взглядом салон, но со своего места не встала. Вот и ладненько, малость сэкономим…

Вылезя из трамвая, он подумал, что надо будет все долги раздать, даже мелкие. Найдя телефон, полистал записную книжку, среди сотен телефонных номеров там отыскался и номер Кобылина. Павел набрал номер, трубку сняли почти сразу:

— Алло, я слушаю, — раздался уверенный голос Кобылина.

Павел решил назвать его особенно нехорошим прозвищем, которое Женьке жутко не нравилось:

— Кобыла, хочешь знать, почему я тебе рога не обломал?..

В ответ послышалось:

— Вот я тебе, козел, точно обломаю! И ножик не поможет… — и он тут же бросил трубку.

Павел довольно хохотнул. Сколько его унижали эти самодовольные гении андерграунда, но за всех придется отдуваться одному Кобылину, и именно потому, что он такой здоровый.

— Как сарай с пристройкой… — вспомнил он любимую присказку братцев-акробатцев.

Потом он еще раз набрал номера полковника, и служебный, и домашний.

— Черт, где он шляется?! — проговорил Павел, вешая трубку.

До собрания литобъединения осталось совсем мало времени, а потому Павел поехал в центр, поближе к писательскому особнячку. Когда он вошел, почти все уже собрались, курили в курилке. Увидев его, к нему кинулся Григорий. Павел уже и забыл, из-за более серьезных событий, о большой стирке его штанов, а потому чуть не отреагировал адекватно на захват за грудки; захватом за кисть и болевым приемом на локоть. Но этого самодовольного петуха Павлу гасить вовсе не хотелось. А потому он с нарочитым испугом схватился за руки Григория, и зачастил:

— Гриша, Гриша! Ты чего? Что с тобой?!

— Будто не знаешь…

— В том то и дело, что не знаю?..

— Чего ты мне в водку подмешал?! Козел…

Павел хотел незамедлительно врезать ему за козла, но передумал.

— Да ты что, Гриша?! Я сам полдня на унитазе просидел! Видать мало того, что водка паленая попалась, еще и бифштекс протухший оказался! Ты ж знаешь Люську, этот бифштекс мог двое суток в тепле стоять…

— А почему ты не отрубился?.. — Гришка явно колебался.

— Да я ж выпил меньше вас! Ты же знаешь, я много не пью…

— Н-ну, только вякни кому… — и Григорий отпустил его.

Павел злорадно подумал, что за него это сделает Люська. Как только у нее кончится писательский задор, и она вылезет в «свет», тут-то все и узнают о конфузе.

Наконец явилась руководительница. Но ей тоже приспичило перекурить, а потому все продолжали толкаться в курилке, дымить сигаретами и болтать о том, о сем. И тут, пылая жаждой мести… Как там у классика?.. Короче говоря, ворвался Женька Кобылин, в сопровождении жаждавшей водки и зрелищ Люськи. Он подошел прямо к Павлу, и сказал громко, на всю курилку:

— Сейчас я тебя буду бить!

Деловито снял куртку, бросил на подоконник, снял часы, положил в карман. Павел хладнокровно ждал. Наконец он закончил приготовления, пригласил:

— Пошли, выйдем?..

Павел равнодушно пожал плечами:

— Чего это мне с тобой делить? Ее, что ли?.. — он кивнул в сторону Люськи. — Да трахай ты ее на здоровье… Не пойду я никуда…

Кобылин схватил его за рукав свитера и поволок к выходу. Павел упирался, Кобылин стервенел, дергал его изо всей силы, Павел мотался из стороны в сторону, представляя собой весьма жалкое зрелище. Наконец Кобылин выволок его на крыльцо. Видимо помня увертливость Павла, прижал к кованным в прошлом веке перилам высокого крыльца и взмахнул правым кулаком. Павел применил левый уклон. Тут же последовал удар с левой — правый уклон. Кобылин остервенел окончательно. Удар с правой — левый уклон, удар с левой — правый уклон. Удар снизу — молниеносный отклон. Наконец на крыльцо вывалило человек пять литобъединенцев, но никто не решался сунуться к разошедшемуся не на шутку Кобылину. Наконец он окончательно потерял голову от злости. Вцепился в Павла так, что кости затрещали, даже попытался ухватить за волосы, чтобы вернее подставить его физиономию под свой кулак. Павел быстро вывернулся из захвата, сбил его на пятки и молниеносно проведя заднюю подсечку, пустил с крыльца. Бедняга прогрохотал так, будто железного Феликса свергли с постамента. Павлу показалось, что он больше не поднимется, ан, нет, живучая скотина оказалась… Еще как вскочил, и тут же очумело, как раззадоренный матадорами бык ринулся на крыльцо. Павел чуть-чуть ушел с линии атаки, но так, чтобы Кобылин его слегка зацепил, и дал быструю переднюю подножку, одновременно направляя его головой на прочнейшие, выдержавшие не одну войну и революцию, перила. Он грянулся так, что гул разнесся по всей улице, но тут же с ревом развернулся, неуклюже пытаясь схватить Павла. Тот отреагировал мгновенно: отпрыгнул к ступеням, Кобылин ринулся за ним, все еще пытаясь схватить, и Павел почти позволил себя схватить, но тут же ушел в бок и дал переднюю подсечку. Кобылин покатился с крыльца, но тут вслед за ним скатился и Павел, ловко сымитировав, будто это Кобылин его сбросил.

Все вывалившее на крыльцо литобъединение наблюдала жалкую картину избиения этого выскочки и задавалы Павла Лоскутова. Что ж делать, если в запале Кобылин пару раз споткнулся, но Пашке тоже знатно досталось. И это они будут утверждать с чистым сердцем. Кобылин еле-еле поднялся с земли. На одну ногу он наступить не мог, по щеке текла обильная струя крови.

Павел поглядел на Люську. Она стояла впереди всех, в пальцах дрожала сигарета, к тому же весьма заметно, и она расширенными глазами глядела на Кобылина, цепляющегося внизу за перила и с ненавистью глядящего на Павла.

Павел дружелюбно сказал:

— Я не желаю с тобой драться. Не желаю и все… — повернулся и пошел в здание.

За ним пошли и все остальные. Они шумно обсуждали происшествие, когда прибежала Люська, схватила куртку Кобылина и выскочила вон. Вскоре через окно можно было наблюдать эпическую картину: — "Санитарка выносит с поля боя раненого бойца". Впрочем, Кобылин ковылял сам, тяжело опираясь на Люськино плечо.

Руководительница спросила сочувственно:

— Паша, он тебя не очень сильно?..

Сделав вид, будто вправляет выбитую челюсть, Павел проговорил:

— Терпимо… Здоровенный, а бить не умеет…

Обсуждения его рассказов не получилось, разговор все время скатывался на драку. Ветераны наперебой вспоминали примеры дурного нрава Кобылина. Особенно смачно комментировали его извращенное пристрастие к Кочеткову и Сталину. Нашелся и один ветеран разогнанного Черненко клуба любителей фантастики. Он вдруг вспомнил пикантную подробность, что гебисты трясли весь клуб, но Женьку Кобылина всего лишь раз вызвали, а потом будто забыли про него. Все многозначительно помолчали, а Павел подумал, что нынешняя история с Женькой выглядит классической провокацией. Вот только, кто за ней стоит? Если бы она произошла в начале охоты за Павлом, то прекрасно вписалась бы в сюжет, но теперь-то полковнику уже нет резона против Павла строить козни, а Николай с Женькой не пересекался. Или, пересекался?.. Ладно, плевать, осталось день-два…

После собрания литобъединения он прямиком отправился домой, будто напрочь забыв все навыки шпиона с двадцатилетним стажем. Дома Ольга встретила его крепкими объятиями, рядом вертелся Денис, с любопытством наблюдая за такими непривычными нежностями. От избытка чувств, Павел схватил его на руки, но Денис вывернулся, явно обидевшись на то, что его посчитали маленьким.

За ужином Ольга молчала, только вздыхала, изредка поглядывая на него. После еды, уложив Дениса, пришла на кухню, где Павел с наслаждением пил чай. Чаю у них не было месяца четыре, а Ольге как раз вчера выдали зарплату то ли за май, то ли за апрель, она и сама уже путалась, вот и купила пачку чаю на радостях.

Войдя на кухню, она присела к столу, спросила:

— Паша, все кончилось? — в глазах ее светилась такая сумасшедшая надежда, что Павел чуть не соврал ей.

Он медленно проговорил:

— Еще не кончилось, но завтра непременно кончится…

Он не торопясь прихлебывал чай, она сидела за столом напротив, опершись локтями о стол и подперев щеки ладошками.

— А кто за тобой охотился, ты узнал? — спросила она.

Павел медленно налил очередную чашку, подул, сказал медленно:

— Ты не поверишь, но это мой старый друг Николай…

Она тихо сказала:

— Почему же не поверю? Очень даже поверю… Ну, и что делать будешь? В милицию?..

— Все осталось по-прежнему, пока он меня не убил, он и не виноват…

— Но это же заколдованный круг… Так и будешь бегать по кругу? А милиционеры вокруг стоять будут, и терпеливо дожидаться, когда он тебя убьет…

Павел расхохотался. До чего забавной показалась картинка.

— Что ты все смеешься? — обиженно спросила она.

— Картина забавной показалась… А насчет беготни… Помнишь, ты Денису стишок читала? Там еще такие слова были: Волки от испуга скушали друг друга?.. Вот пусть они и кушают друг друга… Ладно, — он отставил пустую чашку, — ты ложись спать, а я пойду на улицу, караул нести. Сегодня самая опасная ночь, могут сюда явиться…

Он надел бушлат, шерстяную шапочку, прихватил патронташ, ружье, и выскользнул на улицу. Прокравшись к бане, отпер замок, положил в предбаннике на полу ружье с патронташем, снова запер дверь, и через двор соседа вышел на параллельную улицу. До телефона пришлось идти добрых двадцать минут. Он набрал домашний номер полковника, долго слушал длинные гудки.

— Да что у него, и жена дома не ночует?! — проговорил зло, вешая трубку.

Набрал на всякий случай и служебный номер. Трубку и там не взяли. Павел постоял минут пятнадцать, и позвонил еще по обоим номерам, с тем же результатом. И тут его в прямом смысле обуяло нехорошее предчувствие.

Пройдя по переулку на свою улицу, он пошел к дому по противоположной стороне. Примерно он представлял, где может прятаться топтун, а потому шел не спеша, по-хозяйски, будто местный житель к своему дому. И верно, на лавочке, возле чьей-то калитки, сидел человек. Отсюда было отлично видно и окна квартиры Павла, и калитку.

Неподалеку горел фонарь, света хватало. Парень повернул голову, и Павел мгновенно его узнал, это был тот самый боксер, которого Павел воткнул мордой в кучу стальных обрезков в день теплого прощания с бывшими друзьями. На физиономии отчетливо проступали три уродливых шрама. Парень мгновенно узнал и Павла, тут же вскочил, и незамедлительно, даже еще не выпрямившись, нанес удар с правой в живот. Павел этот удар легко блокировал, но не отскочил, как того, наверное, ожидал боксер, привыкший к боксерской пляске друг перед другом, а попер на него, так что крюк с левой в челюсть легко поймал в подмышку, зажал, и резко крутанулся на месте. Послышался отчетливый хруст, а потом и дикий, звериный вопль боли и одновременно ярости. Парень, скрючившись от боли, что-то рвал, и никак не мог вырвать из кармана. Павел слегка стукнул ему полу сжатым кулаком наотмашь под ухо, и тем вырубил ненадолго. Ну, правильно, так оно всегда и бывает в подобных случаях; наган зацепился курком за край кармана, и никак не желал вылезать. Кое-как высвободив его. Павел повертел игрушку в руках, пошатал барабан, курок. Никаких зазоров, почти новенький, видимо с консервации. Пригодится. Переложив наган в левую руку, потрогал ногой лежащего. Тот уже очнулся, и только ждал момента напасть. Он попытался подсечь Павла ногами под колени, но тот вовремя отпрыгнул. Тогда боксер пошел в атаку, несмотря на висящую плетью руку. Ну, однорукий боксер для Павла не противник, даже если это мастер спорта.

Павел избивал его с нарочитой жестокостью. Бил по скулам, чтобы под глазами набухли ядреные фингалы, расплющил и свернул на сторону нос. Рассек обе брови. Два раза заехал наганом по зубам. Несколько раз прошелся по ушам, чтобы распухли, как оладьи. Боец пощады не просил, видимо знал, что ее не будет, стиснув зубы, стараясь не кричать от боли, сопротивлялся из последних сил. Напоследок Павел ударом ноги в колено вывихнул ему коленный сустав. Наклонившись к лежащему, и тихо скулящему от бессильной ярости Николашиному бойцу, Павел дружелюбно спросил:

— Хочешь знать, почему я тебя, козла этакого, не пристукнул?

— Тебя же урроют!..

— А мне на это наплевать… Пока не урыли, я вас буду по одному вылавливать, и опускать. Сказать тебе, почему ваш Гриня последнее время сидеть не может, и больше всех на меня осерчал? У него в заднице побывал о-очень толстый предмет… — и Павел захохотал, свободно, и весело.

Вернувшись во двор, он прокрался к бане, стараясь нигде не выйти из тени. Кто их знает? Вдруг да была подстраховка… Он с комфортом расположился в предбаннике у окошка. Отсюда отлично было видно и входную дверь, и окна. К тому же в бане было довольно тепло, а ночка уже в начале оказалась весьма стылой. Часа в четыре по улице с воем проехала скорая помощь, остановилась на минуту и тут же укатила. Видимо какой-то сердобольный прохожий не поленился, сбегал до телефона, спас бандюгу от полного замерзания. Павел подумал, что через часок следует ждать гостей, но на сей раз ошибся, гости не приехали. В восемь часов он прошел в дом. Ольга на кухне готовила завтрак, ей сегодня не к первому уроку, вспомнил Павел.

Она спросила:

— Ты так всю ночь и просидел в малине?

— Ну, что ты! На улице такая холодина… В бане сидел. Там тепло, и обзор хороший. При нужде можно палить прямо из окна.

Он повесил бушлат на вешалку, прошел на кухню, сел за стол, достал из кармана наган, похвастался:

— Гляди, что у меня есть.

Она округлила глаза, спросила с ужасом:

— Где взял?

— Трофе-ейный… — с гордостью протянул он.

— Тут ночью скорая проезжала… Это из-за?..

— Ага, — обронил он безмятежно. — Сидел тут на лавочке неподалеку один боец… Теперь в больнице лежат. Надеюсь с воспалением легких и весь в гипсе…

— Ты же их теперь разозлил, дальше некуда! Паша, что ты наделал?!

— А до этого они меня вылавливали, чтобы водкой напоить и в бассейне утопить. Что, теперь от злости наоборот сделают, сначала утопят, а потом напоят?.. Я их специально злю. Чтобы эти козлы со стволами пришли. Чтобы их можно было стрелять на поражение, а вместе с трупами стволы предъявить. Без стволов меня же в тюрягу и закатают из-за этих сволочей!

— Паша! Ну, нельзя же так!..

— А как можно? Я в милиции уже три раза был, ты туда ходила. Им наплевать и на мою жизнь, и на твою, и жизнь Дениса! Ради Бога! Успокойся. Я буду защищаться так, чтобы этих тварей наказать, самому в живых остаться, и при этом в тюрьму не попасть… — Павел вдруг засмеялся: — Это еще что, бойца изувечил… Одного из них я в квартире выловил, поставил раком, снял штаны, и бутылку с шампанским в задницу вогнал. После этого они вообще осатанеть должны…

Она не засмеялась, осуждающе покачала головой:

— Ты что, и правда, такой садист?

Он проникновенно проговорил:

— Оля, если бы ты знала, как они меня достали!.. Была бы возможность, я бы их по методу татаромонгол на колы пересажал… Самое мерзкое, что некоторых из них я друзьями считал…

Он сосредоточенно ел картошку, обдумывая версии, почему полковник не берет трубку? Впрочем, версия была всего одна: чечены достали полковника. Но почему же молчит сарафанное радио? Да потому и молчит, что там, вокруг расположения, место глухое, а дорога с базы до города идет вообще через густой лес: идеальное место для засады. Военные могут и от милиции, и от прессы инцидент утаивать сколько угодно времени. Наевшись, он пошел звонить полковнику.

На сей раз трубку взяли почти сразу, вкрадчивый голос спросил:

— Алло? Кого нужно?

— Будьте любезны, Павла Константиновича пригласите к телефону? — светским тоном произнес Павел.

— А кто его спрашивает? — еще более вкрадчиво ответил бархатный голос.

У Павла все внутри оборвалось: ясно, особист сидит на телефоне, и явно тянет время, пока его кореши пытаются засечь номер.

— Сослуживец его, майор Астахов беспокоит…

"Тьфу, ты… — подумал про себя Павел, — и чего ко мне эта дурацкая фамилия привязалась? Или Димыч шибко понравился?.."

— Нет у нас ни одного майора Астахова… — нежно проворковал голос.

Павел рявкнул командирским голосом:

— Что вы мне голову морочите?! Я из штаба округа. Либо позовите мне полковника, либо скажите, где он находится!

— Ах, вы из штаба округа!.. — голос прямо растекся медом по голой заднице. — И ничего не знаете?..

— Что я должен знать?

— Об инциденте?..

— О каком еще инциденте?! Я только что приехал из отпуска, мне еще два дня отдыхать, ни о каких инцидентах слыхом не слыхал. Звоню старому другу, а вы мне голову морочите!..

Павел повесил трубку. Все ясно, достали таки чечены полковника… Теперь он один на один с бандой Николая. Архи хреново, как выразился бы Владимир Ильич… Он напряг память, и был вознагражден, оттуда-таки всплыл номер телефона Николая.

— Надеюсь, этот мафиозо долбанный не бегает на работу к восьми часам?.. — пробормотал он, набирая номер.

Трубку сняли почти сразу, послышался грубый голос Николая:

— Алло?..

Павел ласково пропел:

— Николаша-а… При-ивет… Как щечка? Как бровка?

— Это ты, что ли?..

— Странный вопрос? А кто еще может позвонить тебе в столь ранний час с утренним приветом?..

— Пашака, ты чего натворил? Я ж тебе сказал, добазаримся!..

Голос был насквозь фальшивый, как у пресловутого маньяка, точь-в-точь…

— Дак я и хотел добазариваться, а ты мне железякой по черепу… Как тебе не стыдно, друг!.. — Павел произнес это невыносимо трагическим тоном, с придыханием, но тут же сменил тон: — Ты, козел драный, даже не удосужился спросить, видел ли я вообще что-нибудь на той проклятой дороге?.. Сразу топить в бассейне… Я всегда знал, что ты свинья, но не до такой же степени!..

Николай не смог скрыть изумления:

— Так ты не видел меня за рулем "Камаза"?!

— В том то и дело, что я вообще там ничего не видел! И тут же забыл обо всем, пока вы, козлы вонючие, меня в бассейне не стали ловить…

Даже не обращая внимания на оскорбления, Николай спросил недоверчиво:

— А откуда тогда знаешь, что я все же был за рулем?..

— Когда вы ловить меня стали, я целое расследование провел. И с твоими бойцами я устроил чистейшую провокацию, когда им сказал, что говорить буду только с погонялой. Когда ты явился, все стало на свои места. Сложилась, так сказать, разрозненная мозаика, сюжет детектива склеился…

— Ну-ну, и об чем ты догадался? — с любопытством спросил Николай.

Подражая капитану Жеглову, Павел начал:

— Итак, сложилось преступное сообщество под названием банда, состоящая из полковника и Алексея. Некий Колян, предводитель другой банды, использовался в темную, о нем полковник даже не знал. Замысел был прост до гениальности: забросить наживку чеченцам, что, мол, с завода можно воровать списанное, но вполне годное к употреблению, оружие вагонами. Тут же была предложена первая партия стоимостью, по моим расчетам, около полумиллиона долларов. Но оружия никакого не было. «Камаз» был пуст. Чечены оставались под присмотром полковника и его волкодавов, а один из них с деньгами и Алексеем отправился на одной из машин к «Камазу», возле которого был заблаговременно посажен снайпер, который и должен был пристрелить чечена. Но чечен до «Камаза» не доехал! — Павел сделал эффектную паузу, Николай терпеливо ждал. — Он получил в бок нож, деньгами завладел Алексей, который к этому времени уже несколько дней числился в командировке, и рванул лесом на новосибирскую трассу, которая от того места проходит километрах в шестнадцати. Выждав условленное время, теневая фигура Колян, уехал с места рандеву. Чеченов, которые оставались при полковнике, порезали его волкодавы. Им, как известно, не впервой духов резать. Полковник узнал о гешефте лишь после того, как до него добрался снайпер. Так что, и у Алексея, и у Коляна была масса времени, чтобы исчезнуть; одному в родном городе, другому — на просторах Сибири. Ну, как, умею я писать детективы?

— Красиво излагаешь… — медленно выговорил Николай. — Даже сумму точно вычислил… Что ты хочешь?

— Первое, чтобы твои бойцы перестали за мной гоняться. Теперь я их буду мочить, как котят в помойном ведре, — Павел не отказал себе в удовольствии со смаком повторить полюбившееся ему выражение. — Того придурка, который дежурил у моего дома, я изувечил так, что он месяца два в больнице проваляется. Второе, когда Алексей вернется, пятьдесят тысяч. Согласись, это совсем немножко. Мне до пенсии дожить хватит, а это лишь десять процентов суммы…

— А если — хер тебе?!

— Тогда я пойду в милицию. А еще лучше, сдам тебя полковнику. Представляешь, что эти волкодавы с тобой проделают?..

Голос Николая превратился в яростный хрип, наверное, так рычит волк, вцепившийся жертве в глотку:

— Если ты пойдешь в ментовку, или к полковнику, твоя баба и щенок в сортире окажутся. Как я помню, там у тебя глубина метра два с половиной…

Павел похолодел: что-то часто его шутки стали материализоваться, но тут же в глазах его потемнело от кровавого тумана. Ему невыносимо страстно захотелось вцепиться в Николая, рвать руками эту мерзкую жирную тушу, запустить пальцы в грудную клетку, выламывать ребра, по одному, вырвать легкие… Он глубоко вздохнул, наваждение рассеялось. Вдруг в трубке послышался снова слащавый голос Николая:

— Паша, ну какие счеты между старыми друзьями? Мы ж и раньше ссорились… Пятьдесят штук — это не так уж и много. Ты вполне по-божески… Другой бы запросил половину. Приезжай, добазаримся…

Павел с кристальной ясностью понял, что опять, как тогда в тайге, у него остался один единственный выход. Тогда он рискнул своей жизнью, и выиграл. Теперь же он не только своей жизнью рисковал, но и жизнями Ольги с Денисом. Хотя нет, был еще один выход: поступить как добрый самаритянин, или как высоконравственный российский интеллигент; пойти и подставить голову под арматурный прут, и тем спасти Ольгу с Денисом. Но загвоздка в том, что Павел не добрый самаритянин, и уж тем более, не высоконравственный российский интеллигент…

Он добродушно ответил в трубку:

— Давно бы так… Добазаримся… Я сегодня на дежурство иду, а завтра или послезавтра приеду к тебе домой. Идет? Как раз успею и подстраховочку подготовить…

— Паша, ну какие подстраховочки? Мы ж добазарилсь…

— Знаешь, Коленька, что-то я тебе не шибко доверяю… И подстраховочка будет. Так что, если со мной что случится, менты прямым ходом к тебе придут… Ну, бывай…