Мертвые

Входя в пивную «У Грогана», я одновременно ощущал страх и адреналин в крови. Стоящий за стойкой Шон меня не узнал. Я сказал:

— Шон.

— Бог мой, Пресвятая Богородица, явление Христа народу!

Он вышел из-за стойки и спросил:

— Господи, да где ты пропадал? Вся страна тебя разыскивает. Садись, садись, принесу тебе что всегда.

— Шон, выпивки не надо… только кофе.

— Ты серьезно?

— Увы.

— Молодец.

Понимаете, сразу становится ясно, что твои дела плохи, если трактирщик радуется, что ты не пьешь. Я уселся, чувствуя легкость в голове.

Шон вернулся с кофе:

— Я налил тебе туда молока, чтобы у него был не такой сиротский вид.

Я попробовал кофе:

— Господи, как вкусно!

Он хлопнул в ладоши, как развеселившийся ребенок, и сказал:

— Это настоящий кофе. Обычно я наливаю тебе, что осталось, но сейчас…

— Замечательный кофе, лучше не бывает.

— Давай рассказывай.

Ничто не останавливает беседу так успешно, как подобная просьба. Пропадает всякое желание говорить. Но он продолжил:

— Эта женщина, Энн. Каждый день заходила, все время звонила… а Саттон меня едва с ума не свел. Почему ты не позвонил?

— Не мог.

— А, понятно.

Шон вернулся с кофе:

— Я налил тебе туда молока, чтобы он не выглядел таким голым. — Но ему ничего не было понятно. Он встал. — Всему свое время. Я рад, что ты в порядке.

Через некоторое время я решил попытаться найти Саттона. Что оказалось совсем просто. Он торчал в баре в «Скеффе». Он и глазом не моргнул, только спросил:

— Где пропадал?

— Вильнул в сторону.

— Тебе идет борода — делает тебя еще страшнее. Пива или виски?

— Колу.

— Пусть будет кола. Бармен!

Саттон взял новую кружку пива и кока-колу и отнес все на столику окна. Мы сели, и он чокнулся кружкой с бутылкой воды:

— Будем здоровы.

— Будем здоровы.

— Значит, «Баллинсло»?

— Ага.

— Доктор Ли все еще там работает?

— Обязательно.

— Приличный мужик.

— Да, мне он тоже нравится.

Саттон поднял кружку, всмотрелся в нее на просвет, сказал:

— Сам туда дважды попадал. Когда первый раз вышел, сразу надрался.

— В первой же забегаловке?

Он засмеялся, но как-то грустно.

— Ну да, обслуга в том баре уже приспособилась, скажу я тебе. Ветераны, которые обслуживают постоянных возвращенцев. Там не пошалишь. Больница посылает туда своих ребят перед закрытием. Если ты там, считай, тебя поймали на месте преступления. — Он выпил полкружки. — Во второй раз я продержался два дня. Мучился ужасно. И можешь представить, как я оторвался, попав в бар.

— А сейчас?

— Сам видишь. Я пью, но тормоза у меня в порядке.

— И срабатывают?

— Мать твою, нет, конечно.

Я пошел, чтобы взять ему еще кружку. Глаза опустил.

— Еще колы? — спросил бармен.

— Лучше я перережу себе вены.

Бармена мое замечание ужасно развеселило. Вернувшись к Саттону, я рассказал ему о своем пухлом бумажнике.

— Ты ведь исчез двенадцать дней назад, так? Я смутно помню, что в тот день прикончили торговца наркотиками.

— Что?

— Ну да, какого-то панка. Около моста Сэлмон-Уэир. Измордовали всласть, стащили серьги. Полицейские были в полном восторге. — Он посмотрел на мою заново перебинтованную руку: — Гммм… — Потом взглянул мне в лицо: — А почему ты не спрашиваешь о мистере Форде, недавно усопшем педофиле?

— Надеялся, мне это приснилось.

— Не волнуйся, приятель. Вердикт: смерть в результате несчастного случая. Я был на похоронах.

— Шутишь.

— Почти никто не пришел.

Я не знал, что сказать. Саттон похлопал меня по плечу:

— Невелика потеря, черт побери.

Домой я пришел около восьми. Квартира показалась мне холодной и заброшенной. Я включил телефон и позвонил Энн. Она сразу меня узнала:

— Ох, слава богу! Джек… ты в порядке?

— Да, все нормально… Мне надо было уехать… Мне нужно было время…

— Но ты вернулся.

— Да.

— Чудесно. Я ставила за тебя свечку.

— Видит Бог, мне это было очень нужно.

Она засмеялась, и напряжение ушло. Мы договорились встретиться и пообедать на следующий день. Положив трубку, я задумался: почему я не сказал, что теперь стал трезвенником? Не то чтобы трезвенником, но не пью. Огромная разница. Если трезвость — норма жизни, то мне еще идти и идти. Я ничего не сказал, потому что не был уверен, буду ли трезвым, когда мы с ней встретимся.

От кока-колы у меня ужасно разболелась голова, но это можно пережить. Труднее было справиться с внутренним беспокойством.

Я посмотрел какую-то дрянь по телевизору и в одиннадцать лег спать.

В кровати я долго вертелся и крутился, но не смог вспомнить лица педофила, даже если бы от этого зависела моя жизнь.