"Скачу за радугой" - читать интересную книгу автора (Принцев Юзеф Янушевич)VПервый отряд сидел на полянке вокруг нового вожатого и, скучая, смотрел, как Вениамин с озабоченным лицом листает какую-то толстую книгу. — «О-пре-де-ли-тель!» — прочел Тяпа название на обложке и громогласно объявил: — Определять будем, пацаны! — Кого? — спросил Пахомчик и лег на спину, подставляя лицо солнцу. — Тебя, например! Или Шурика. — А куда? — заинтересовался Пахомчик. — Тебя — в колонию, Шурика — в детский сад! — захохотал Тяпа, но на всякий случай отодвинулся от Пахомчика и оглянулся на Шурика. Тот их не слышал. Лежа на животе, он увлеченно рассматривал в лупу муравьев. — А Озеров по сырости ползает! — доложила вожатому Ползикова, аккуратная девочка с тонкими бровками и по-старушечьи поджатыми губами. — Ну и пускай ползает, — рассеянно отозвался Вениамин. — А нам не велели! — настаивала Ползикова. Вениамин отложил книгу и поискал глазами Шурика. — Озеров, ты что потерял? — Ничего я не потерял, — с достоинством ответил Шурик. — За муравьями наблюдаю. — Интересно? — спросил Вениамин. — Ага! — кивнул Шурик и уткнулся в лупу. Вениамин не без зависти посмотрел на него и снова углубился в книгу. — Жарко... — зевнул Тяпа. — Купнемся, Конь? — Не... — помотал головой Конь. — Мешок у меня. — И показал на кусты орешника. — Да кому он нужен! — фыркнул Тяпа и вдруг перешел на шепот: — Атас! К ним шла Людмила. На ней был джерсовый костюм с блестящим комсомольским значком па лацкане, белые туфли на высоком каблуке, в руках — кожаная папка на молнии. Ползикова вскочила и вскинула руку в салюте. За ней нехотя поднялись остальные. — Здравствуй, Нина! — улыбнулась Ползиковой старшая вожатая. — Садитесь, ребята. Чем занимаемся? — Да вот... — Вениамин повертел в руках книгу. — В город? — На методичку вызывают, — кивнула Людмила. — Что у вас по плану? — Сбор лекарственных трав. — Ну и как? — Пока никак! — вздохнул Вениамин. — Ничего в этой науке не смыслю. — А чего тут смыслить? — засмеялась Людмила. — Ромашка, ландыш, зверобой. Вот и вся наука! — Не скажите! — покачал головой Вениамин. — Я всегда думал, что картошка, а она, оказывается, «солянум туберозум»! — Красиво! — мечтательно запрокинула голову Людмила. — Но лучше просто: «Здравствуй, милая картошка!..» — «Тошка-тошка-тошка!» — старательно подхватила Ползикова, но, услышав, что поет одна, осеклась. — Солистка! — сказал за ее спиной Шурик. Ползикова заморгала реденькими ресницами и, еще тоньше сжав губы, подошла ближе к Людмиле. Та, осторожно ступая по траве, вышла на тропинку и, взглянув, не запачкались ли туфли, помахала рукой Вениамину: — Счастливо! — Потом обернулась к Ползиковой: — Тебе что, Нина? — А Озеров на животе ползает. С лупой! — сообщила Ползикова и мстительно оглянулась па Шурика. — Зачем тебе лупа, Озеров? — спросила Людмила. — Видишь плохо? — Хорошо я вижу, — буркнул Шурик. — Не груби, Озеров, — нахмурилась Людмила. — Я не грублю, — с ненавистью глядя на Ползикову, отчеканил Шурик. — Нет, грубишь! — Лицо Людмилы стало покрываться красными пятнами. — Дай-ка сюда лупу! — Людмила Петровна... — попытался вмешаться Вениамин, но остановить Людмилу было невозможно. — В конце смены получишь. Будете костры от солнца разжигать, пожар устроите. Давай сюда! Шурик коротко вздохнул, положил лупу в протянутую руку Людмилы и, ни на кого не глядя, отошел в сторону. — Он костры не разжигал никогда, — мрачно сказал Генка. — Давай без адвокатов, Орешкин, — Людмила сунула лупу на дно папки, застегнула молнию. — О себе думай, на волоске висишь! И, чувствуя себя особенно ловко в городском костюме, легко пошла по тропинке. — Красивая Людмила Петровна, правда? — заглядывая в глаза вожатому, спросила Ползикова. Будто не расслышав, Вениамин хмуро сказал: — Пошли в овраг, что ли? Там, наверно, этих ландышей навалом! И, чуть прихрамывая, зашагал к лесу. Отряд лениво потянулся за ним. Оставшиеся на поляне «ковбои» выжидающе смотрели на Генку. Он сидел, обхватив руками коленки, и молчал. — Летим мы на Марс, или я купаться пойду? — не выдержал Пахомчик. — Лагерь надоел? — усмехнулся Генка. — Так и так выгонят! — махнул рукой Пахомчик. — Витамин-то молчит! — успокоил его Тяпа. — Труханул, видать! — Ничего он не труханул! — возразил Шурик. — Понимаешь ты много... — Профессор! — прищурился Тяпа. — Лупа-то отцовская небось? Дадут тебе дома звону! — Хватит! — оборвал его Генка. — Дуйте в овраг, помаячьте там немного и обратно. Давай за мешком, Конь! Генка остался один. Две большие стрекозы гонялись друг за другом кругами, как самолеты в воздушном бою. Одна из них опустилась рядом с Генкой. Он осторожно протянул руку, но, спугнутая тенью, стрекоза метнулась вверх, сразу же откуда-то появилась вторая, и, блестя слюдяными крыльями, они понеслись к лесу. Генка улегся навзничь в высокую траву. И зачем он брякнул про этот Марс? Их «семерке» хватит дел на Земле. Надо только придумать такое, чтобы все ахнули! Генка устроился поудобней и закрыл глаза. Генка потряс головой и стукнул кулаком по траве. — Комар в ухо залетел? — спросил Конь и присел рядом, осторожно опустив мешок. — Вот, принес! — Что принес? — думая о своем, переспросил Генка. — Да ты чего, Ген? — уставился на него Конь. — Эти... Скафандры! — А-а! Генка уныло кивнул. На Марс, видно, придется слегать. Не отвяжутся. Но зато потом!.. Что будет потом, Генка не знал. Он понимал только, что неотразимый, бесстрашный, блистательный Крис уходит от него все дальше и дальше. И не в масках вовсе было дело. Жили ведь они раньше без масок. Как еще жили! А теперь все стало другим. Генка вздохнул и поднялся с травы. — Свистни, Конь! Конь вложил два пальца в рот и пронзительно свистнул. Вороны с карканьем закружились над старой березой, перелетели на сосну у опушки и, нахохлившись, расселись на ветках. Послышался ответный свист, зашевелились кусты орешника, на поляну выскочили Тяпа, Пахомчик, Игорь и Шурик. Последней подошла Оля. Стараясь не смотреть на нее, Генка спросил: — Книжку прочитали? — За день-то? — присвистнул Тяпа. — Мы что, больные? — Шурик рассказал, — разулыбался Пахомчик. — Законная книжка! — Ладно, — кивнул Генка. — Значит, так... Я — инженер Лось, Пахомчик — Гусев, Оля — Аэлита... — Вот, вот! — засопел Тяпа. — Что «вот, вот»? — нахмурился Генка. — Ты — Лось, она — Аэлита. — Ну и что? — Ничего! Генка увидел, как залилось краской Олино лицо. Она подошла к Тяпе и очень тихо сказала: — Не смей! Слышишь? Не смей! — А чего? — попятился от нее Тяпа. — Подумаешь! — Это подло! — все так же быстро и тихо говорила Оля. — Подло! Подло! Как ты можешь? Генка тяжело шагнул к Тяпе, но на его руке повис Шурик. — Плюнь, Ген! Не связывайся! — Брось! — угрюмо басил Пахомчик, оттирая плечом Тяпу. — Чего дурака слушать! — Умные какие! — огрызался из-за спины Пахомчика Тяпа. — Все на одного, да? — Нужен ты нам! — опустил руки Генка и, помолчав, повторил: — Я — Лось, Оля — Аэлита, Пахомчик — Гусев, Тяпа — Тускуб... — Вот! — вскинулся Тяпа. — Слыхали? — Опять? — повернулся к нему Генка. — А по какому такому праву?! — завопил Тяпа. — Ты — Лось, а я этот... Куб какой-то! — Тускуб! — засмеялся довольный Шурик. — Один черт! — отмахнулся Тяпа. — Почему? — Потому! — коротко ответил Генка. — Не хочешь, будешь простой марсианин. Считаю до трех. Раз... Два... — Ладно, — буркнул Тяпа. — Простыни притащили? — спросил Генка у Коня. — Ага! — кивнул Конь. — В мешке. — Одевайтесь! — приказал Генка. — Все марсиане в белом, на голове стеклянный шар. Мы с Пахомчиком в своем. — Вот, вот! — заворчал Тяпа. — У нас стеклянные головы, у них свои! — Так они же земляне! — вмешался Шурик. — Неужели не понятно? — Мне-то все понятно! — мрачно сказал Тяпа. — Давай сюда мешок! Когда переодетые «марсиане» вышли из кустов, Пахомчик ахнул, а Генка довольно улыбнулся. Закутанные в простыни, со стеклянными шарами на головах они и впрямь казались существами иной планеты. Да еще где-то в лесу запели ребята, и ветер то относил, то пять приближал мелодию, делая ее таинственной. А кода Оля, прижав худенькие руки к груди, пошла навстречу Генке, он опять вспомнил печальное девичье лицо под прозрачной оболочкой скафандра и, вглядываясь в это приближающееся к нему лицо, вдруг почувствовал себя очень большим и сильным. А она неуверенно, будто вслушиваясь в странные эти слова, говорила: — Сын Неба! Ты добрый и сильный. Ты пришел из моих снов, но я боюсь за тебя! Генка повел плечами и широко шагнул ей навстречу. — Уходи! — кричал Тяпа, встав между ним и Олей. — Отваливай на Землю! — Рано влезаешь, — поморщился Генка. — Ничего не рано! — поддергивая сползающую простыню, заявил Тяпа. — Она сказала, что боится? Сказала! Генка пожал плечами и нехотя направился за кусты. Тяпа задрал простыню, пошарил в карманах и вытащил пузырек из-под валерьянки. — Вот! Дашь ему выпить. Не сделаешь, худо будет! — За что? — заломила руки Оля. — Двигай! — распорядился Тяпа. Оля закрыла лицо ладонями и, спотыкаясь, пошла к орешнику. Довольный Тяпа зашагал за ней. — Гусев, давай! — скомандовал из-за кустов Генка. — Сейчас! — отозвался Пахомчик. — Маузер куда-то делся! И в эту минуту на опушке показалась Ползикова. Она подозрительно оглядела пустую поляну и уже собралась было подойти к кустам, как оттуда выскочил Пахомчик, а за ним кто-то в белом, с блестящей на солнце стеклянной головой. Ползикова ойкнула и присела за ствол березы. — Что у вас делается, товарищи марсиане? — кричал Пахомчик, размахивая деревянным маузером. — Кто взрывает город? — Это Тускуб! — сдавленным не то от смеха, не то от ужаса голосом отвечало существо в белом. — А у нас нет оружия! — А это что? — потряс маузером Пахомчик и прицелился в березу. — Мама! — закричала Ползикова, закрывая голову руками. — Ты чего? — попятился Пахомчик. — Кто это? — Где? Ползикова опустила руки и открыла зажмуренные глаза. Странного существа не было. — Вот здесь стоял! — оглядела она поляну. — Весь белый и голова стеклянная! — У самой стеклянная! — ухмыльнулся Пахомчик — Никого тут не было. — Было! — Померещилось со страху! — Все равно вожатому скажу, — поджала губы Ползикова. — Так он тебе и поверил! — отвернулся от нее Пахомчик. — Жми отсюда! — Ну, Пахомов! — неопределенно пригрозила Ползикова и, оглядываясь, пошла к лесу. Когда она скрылась за деревьями, из-за кустов вышел Генка. — Обошлось? — Вроде... — кивнул Пахомчик. — Только она все равно капнет. — Кто ее слушать будет! — махнул рукой Генка и вдруг заторопил: — Иди! Пахомчик оглянулся и увидел Олю. Легко касаясь ногами травы, она медленно шла навстречу Генке, и лицо ее под стеклянным сверкающим шаром было совсем незнакомым, печальным и счастливым одновременно. Пахомчик попятился, но Оля прошла мимо него, даже не взглянув, не дрогнув ресницами, будто это был не он, а пень или дерево. Руки ее беспомощно повисли вдоль тела, она шла, как плыла, и певучим низким голосом, чуть задыхаясь, выговаривала, как заклинание: — Здесь всюду смерть. Солнце не греет, льды не тают, высыхают моря, пески засыпают Туму. Я хочу видеть зеленые горы, белые облака, синее море. О Сын Неба! Возьми меня на Землю! Генка бросился к ней и протянул руки. — Обнимаетесь?! — яростно закричал Тяпа, бросаясь на Генку. — Обнимаетесь, да?! Генка успел повернуться и встретить Тяпу точным коротким ударом. Тяпа схватился за живот и сел на землю. Отдышавшись, жалобно спросил: — Ты чего дерешься? — Смотреть мне на тебя? — Не по правилам! В книжке как? Ты должен упасть, а не я. Падай, давай! — Фиг! — показал ему кукиш Генка. — Ты чего полез? Твое дело приказать и стоять, сложив руки на груди. — А я не хочу «на груди»! — Еще раз схлопочешь, — спокойно предупредил Генка. — Я же уводить ее должен! — все еще сидя на земле, ныл Тяпа. — Мне Шурик сказал: «Будешь разлучать!» — Уводи, — согласился Генка. Тяпа поднялся с земли, подошел к Оле и по-хозяйски положил ей руку на плечо. — Ты что? Вообще уже?! — скинула она его руку. — А что? — отступил Тяпа. — Я тебя разлучаю? Разлучаю! — Ну и разлучай! — вскинула голову Оля. — Только без рук! И пошла за кусты орешника. Обескураженный Тяпа поплелся за ней. Генка засмеялся и навзничь упал в траву. — Ты мертвый, что ли? — спросил подошедший Пахомчик. — Без сознания! — болтал в воздухе ногами Генка — На себе, выходит, переть? — вздохнул Пахомчик — Давай, давай! — веселился Генка. — Марсиане тебя не забудут! Пахомчик с трудом взвалил Генку на спину и, пошатываясь, направился к зарослям орешника, не видя вышедших на опушку Вениамина и Ползикову. — Ранил! — в ужасе прошептала Ползикова. — Я говорила, говорила... А вы не верили! Он еще пистолетом грозился! Ползикова вдруг пискнула и спряталась за спину Вениамина. К ним направлялась Оля. Белая простыня ниспадала с ее плеч, стеклянный шар сверкал на голове. Запрокинув лицо, протянув руки к небу, она шла, не видя никого вокруг, и голос ее звенел, разносясь по поляне: — Где ты, Сын Неба! Вернись! Рожденная из света звезд ждет тебя! Наткнувшись на ошеломленного Вениамина, она замолкла и смотрела на него, не узнавая. — Травина... — осторожно дотронулся до нее Вениамин. — Что? — не сразу ответила Оля. — Ты... Ты как себя чувствуешь? — Хорошо, — недоумевающе взглянула на него Оля. — А почему так одета? — Как? — Оля поправила простыню, коснулась рукой стеклянного шара на голове. — А-а!.. К лагерному карнавалу готовлюсь. — Понятно! — облегченно вздохнул Вениамин. — Врет! — закричала Ползикова. — Наш отряд еще костюмы не делал. Мы — корнеплоды, а она кто? Привидение! — Сама ты привидение! — хмуро отозвалась Оля. — А на голове что?! — ахнула Ползикова. — И не стыдно, Травина? А еще девочка! — Подожди, Ползикова, — попытался остановить ее Вениамин. — Да вы посмотрите! — захлебывалась от возбуждения Ползикова. — Это же колпаки из клуба! — Замолчи! — сжала кулаки Оля. — Не замолчу! — расхрабрилась Ползикова. — Думали, хулиганы какие-нибудь посторонние! А это вот кто! Ну, Травина! — Это правда? — спросил Вениамин. — Пусть она уйдет, — сквозь зубы сказала Оля. Вениамин внимательно посмотрел на нее г. обернулся к Ползиковой: — Иди погуляй. — Я уйду, а она вам такого наговорит! — упиралась Ползикова. — Вы ей не верьте! — Иди! — жестко повторил Вениамин. Ползикова съежилась, будто сразу стала меньше ростом, и пошла к лесу. — Ну? — посмотрел на молчавшую Олю Вениамин. — Откуда плафоны? — Из клуба, — прошептала Оля. — Только вы начальнику не говорите. — Боишься? — Я?! — вскинула голову Оля. — Нет! Мы хотели сами... — Что? — Ничего. — Она упрямо сжала губы и отвернулась. — Так... — сказал Вениамин и опять повторил: — Так... Повернулся и не спеша направился к лесу. Оля опустилась на траву и расплакалась. Вышедшие из-за кустов орешника мальчишки уселись вокруг и деликатно смотрели в сторону, пока она, всхлипывая и размазывая слезы, вытирала лицо краем простыни. — И чего тебя на поляну понесло? — мрачно сказал Пахомчик. — Не видела их, что ли? — Ничего я не видела! — шмыгнула носом Оля. — Я Аэлитой была. По-настоящему! Я, если хочешь знать, шла и плакала. — Зачем? — удивился Тяпа. — Низачем! — отвернулась от него Оля и опять всхлипнула. — Дурак ты все-таки, Тяпа, — вздохнул Шурик и подсел к Генке. — Что будем делать, Ген? — Обратно надо вешать, — угрюмо ответил Генка. — Людмилы до утра не будет, а к начальнику Ползикова не сунется! — Почему? — поинтересовался Пахомчик. — Не любит он таких, — неохотно объяснил Генка и, помолчав, добавил: — По-моему. — А Витамин? — вмешался Тяпа. — Теперь-то наверняка доложит! — Все равно надо вешать, — нахмурился Генка. — Сегодня ночью. — Ночью? — протянул Тяпа. — Страшно? — усмехнулся Генка. — Спросить нельзя? — надулся Тяпа и покосился на Олю. — Думаешь, ты один такой храбрый? В лесу опять послышалась песня. Отряд возвращался в лагерь. — Сейчас на обед горнить будут, — сообщил Тяпа. — По солнцу определяешь? — усмехнулся Пахомчик. — По животу! — не понял шутки Тяпа и заспешил: — Пошли, пацаны! Генка нарочно отстал от ребят. Постоял над большим муравейником, похлопал ладонью по верхушке и поднес ее к носу, вдохнув щекочущий запах муравьиного спирта. На знакомом повороте тропинки прыгнул с одного набухшего землей корневища на другое, в который раз удивляясь могучей силе деревьев, протягивающих друг другу эти руки-корни, чтобы вместе устоять перед любой бедой. Долго, будто прощаясь, слушал, как долбит сосновую кору дятел, и, разглядев его на вершине старой порыжевшей сосны, пошел дальше. Он шел и думал о том, что надо самому пойти к начальнику и рассказать обо всем. Пусть гонит из лагеря его одного, «семерка» здесь ни при чем. Потом подумал, что не та уж «семерка»! То «ковбои», то «марсиане», и запутал он все сам, а распутывать почему-то не хочется. И сразу вспомнил Олино мокрое от слез лицо и протянутые к нему руки. «Артистка! — убеждал он себя. — Артистка! И больше ничего!» Но тогда выходило, что и сам он артист из погорелого театра, потому что верил ей, а главное — себе. Он тоже стал тогда седым и грустным инженером Лосем и, став им, предал верного и отважного Криса. «Поиграли — и хватит!» — решил Генка, подходя к большому, заросшему мхом валуну. Валун был похож на какое-то огромное доисторическое животное, и каждый раз, проходя мимо, Генка останавливался перед ним и гадал, кем он прикинется сегодня: гигантским динозавром или мамонтом. Но сегодня валун был просто валуном, а у подножия его, натянув на колени короткую юбку, сидела Оля. Генка споткнулся и хотел повернуть обратно, но Оля уже увидела его и шагнула навстречу. — Я тебя жду, — сказала она, глядя ему прямо в глаза. Теперь она была совсем не похожа на Аэлиту. Лицо ее было спокойным, брови нахмурены, спутанные волосы закрывали лоб. — Ну? — спросил Генка, смотря в сторону. — Слушай, Ген, — сказала она негромко. — Раз все из-за меня, я и отвечу. — Из-за тебя? — по-своему понял ее Генка и почувствовал, что краснеет. — Что из-за тебя? — Если бы меня не увидели, ничего бы не было, — нахмурилась Оля. — А я как дурочка!.. Она безнадежно махнула рукой и замолчала. Генка облегченно вздохнул, но тут же помрачнел и, боясь выдать себя, небрежно сказал: — Брось, не переживай! И так плохо, и так плохо! — Что плохо? — подняла брови Оля. — Все! — крутанул в воздухе рукой Генка и с отчаянием повторил: — Ну, все! Понимаешь? Она растерянно покачала головой и вздохнула: — Пойду к начальнику. — Да ты-то при чем?! — закричал Генка. — При чем тут ты? Я все затеял, мне и отвечать! — Тебя выгонят, — сказала Оля и чуть слышно добавила: — А я не хочу... Генка засмеялся, с разбегу прыгнул на валун, с трудом удержался на нем, и, балансируя руками, прошелся по гладкой круглой верхушке. — Не выгонят! — крикнул он сверху. — А выгонят — пусть! До конца смены — всего ничего! Ты в город приедешь! — Потом спрыгнул вниз и, разглядывая верхушки деревьев, небрежно проговорил: — В общем, плюнь! Без тебя разберемся! Сунул руки в карманы и, посвистывая, пошел по тропинке. |
|
|