"Две маски" - читать интересную книгу автора (Маркевич Болеслав Михайлович)IIIНа другой день я зашелъ въ нимъ часу въ седьмомъ послѣ обѣда. Мирра съ Röschen ушли къ вечернѣ въ приходъ. Маргарита Павловна разсказала мнѣ, что дочь проспала восемнадцать часовъ сряду и проснулась утромъ бодрая и спокойная. — Съ нею, говорила она, — всегда такъ бываетъ послѣ припадковъ Сама Мирра скоро вернулась изъ церкви. Она дѣйствительно казалась спокойною, ласково привѣтствовала меня и тотчасъ же сѣла за какое-то шитье. Пришелъ Скобельцынъ, очевидно какъ-нибудь уже прослышавшій объ отъѣздѣ Такъ прошла еще недѣля. Что происходило въ душѣ Мирры, сказать бы никто не могъ: она была ровна, ясна духомъ, ходила по утрамъ съ Röschen гулять въ пустынный Таврическій садъ, шила по вечерамъ, тихо и неторопливо, какъ прежде, вела бесѣду съ гостями. И бесѣды все были тѣ же, старыя, немудреныя бесѣды; только имени Гордона, будто по какому-то тайному уговору, не произносилъ никто изъ насъ, да крышка фортепіано была спущена надъ клавіатурой и заперта на ключъ. Вздумалось мнѣ какъ-то сѣсть за инструментъ. — А какъ бы отпереть? спросилъ я Мирру. — Не надо, получилъ я въ отвѣтъ. — Что не надо? переспросилъ я нѣсколько озадаченный. — У меня голова болитъ, коротко промолвила она на это, а Маргарита Павловна, многозначительно поднявъ брови, уставилась на меня и замигала. Вотъ-съ заворачиваю я однажды съ Воскресенской на Сергіевскую, гляжу — идетъ Мирра со своей Нѣмкой изъ Таврическаго. Я вылѣзъ изъ саней и пошелъ съ ними. Подходя въ ихъ дому, я сдѣлалъ нѣсколько шаговъ впередъ и зазвонилъ у крыльца. Вдругъ слышу взволнованный голосъ: — Какая страшная!… Оборачиваюсь. Мирра стоитъ, вся блѣдная, какъ въ тотъ часъ прощанія съ Гордономъ, и неподвижными глазами глядитъ на только-что проѣхавшую карету. Изъ спущеннаго окна ея рисовался въ поворотѣ ракурсъ бархатной шляпки, выглядывавшей оттуда назадъ въ нашу сторону. — Кто это? вскрикнулъ я. — Не знаю, страшная, страшная… Эти глаза… Они жгутъ! Она вбѣжала въ отворившуюся тѣмъ временемъ дверь на крыльцѣ, не скидавая шубки и шляпы прошла въ гостиную и опустилась тамъ, будто подкошенная, въ кресло. — Что еще такое? перепуганно вскрикнула Маргарита Павловна, спѣшно выбираясь изъ-за стола, на которомъ она въ отсутствіи дочери развлекала себя гранпасьянсомъ. Röschen поспѣшила объяснить, что она не понимаетъ, что сдѣлалось съ "Fraülein Миррочка", что онѣ подходили къ крыльцу, и въ это время проѣхала дама въ каретѣ, и даже, показалось ей, очень красивая, "eine nette Dame", и поглядѣла въ ихъ сторону, и что она, Röschen, не "видѣлъ, за что себя Миррочка такъ перепугалъ.'" — Господи! промолвила бѣдная кузина, подошла къ дочери и потихоньку накрыла рукой ея глаза. Мирра сама прижала эту руку своими обѣими руками и затихла. Минуты черезъ двѣ она отвела ее, встала, обняла мать и, поцѣловавъ ее въ щеку, ушла къ себѣ въ сопровожденіи Röschen, не произнеся ни слова. — Необыкновенная! тяжело вздохнула Маргарита Павловна, когда мы остались вдвоемъ. — Послушайте, молвилъ я, — вѣдь это все дѣйствительно необыкновенно, и вы должны были бы серьезно посовѣтоваться объ этомъ съ докторами! Она рукой махнула: — И не говори! Хуже разстроится! Что я изъ-за этого промаялась съ нею за-границей!… Терпѣть ихъ не можетъ!." И всѣ-то они, сколькихъ я тамъ ни видала, все одно толкуютъ: дѣвичьи, говорятъ, немощи, — съ замужствомъ пройдетъ… Только все это не даромъ! встревоженно домолвила — Вы про что говорите? — Да вотъ это, сейчасъ… И Я вздрогнулъ невольно. — Но она, замѣтилъ я, — она спокойна… Если она его… любить, какъ же это согласить съ той мыслью, что они болѣе не увидятся никогда? — А ты думаешь, у нея есть теперь эта мысль? Она не помнитъ, я увѣрена! Она совсѣмъ не помнитъ иногда, что говоритъ въ своихъ припадкахъ… Тогда про отца вотъ то же было… У нея какая-то будто двойная жизнь; только перепутано это у нея все такъ, что иной разъ и не поймешь, гдѣ она Въ эту минуту вошелъ слуга съ какой-то наскоро сложенною и незапечатанною запиской на серебряномъ подносѣ. — Пришелъ вашъ человѣкъ, доложилъ онъ мнѣ,- говоритъ-съ, очень нужное! Я развернулъ записку и тотчасъ же узналъ почеркъ. Она написана была карандашомъ по-французски, не подписана и заключала въ себѣ двѣ строки: "Я пріѣхала утромъ. Мнѣ необходимо васъ видѣть. Жду васъ весь день. У матушки, на Набережной". На моемъ лицѣ въ этотъ мигъ выразилось, должно-быть, что-то такое странное, что добрая — Что съ тобой, Митя? — Вы правы, отвѣчалъ я неудержимо, — все это "не даромъ"! Она пристала ко мнѣ съ разспросами… Я успокоилъ ее, какъ могъ, и поспѣшилъ уйти. Въ сѣняхъ ожидалъ меня мой человѣкъ. — Кто принесъ эту записку? спросилъ я. — Сами заѣзжали. — Сейчасъ? — Такъ точно. Вытребовали меня черезъ дежурнаго къ каретѣ и отдали. Сказывали, что съ вами сейчасъ встрѣтились на Сергіевской, и чтобъ вамъ немедленно отнести туда. Эта бархатная шляпка, выглядывавшая изъ кареты, эти глаза, что "жгли" бѣдную Мирру, — это была Наталья Андреевна… |
||
|