"Две маски" - читать интересную книгу автора (Маркевич Болеслав Михайлович)



III

На другой день я зашелъ въ нимъ часу въ седьмомъ послѣ обѣда. Мирра съ Röschen ушли къ вечернѣ въ приходъ. Маргарита Павловна разсказала мнѣ, что дочь проспала восемнадцать часовъ сряду и проснулась утромъ бодрая и спокойная.

— Съ нею, говорила она, — всегда такъ бываетъ послѣ припадковъ (кузина продолжала называть "припадками" эти странныя предвидѣнія, это double vue ея дочери,):- заснетъ мертвымъ сномъ и встанетъ какъ встрепанная.

Сама Мирра скоро вернулась изъ церкви. Она дѣйствительно казалась спокойною, ласково привѣтствовала меня и тотчасъ же сѣла за какое-то шитье. Пришелъ Скобельцынъ, очевидно какъ-нибудь уже прослышавшій объ отъѣздѣ ривала. "Что васъ такъ давно не видать было?" улыбнулась она ему даже. Онъ весь вспыхнулъ отъ радости, подсѣвъ въ ней, и сталъ передавать какія-то новости изъ ихъ мѣстъ. Она слушала его, казалось, съ интересомъ, и улыбка нѣсколько разъ опять пробѣгала по ея губамъ. Вечеръ прошелъ въ тихихъ разговорахъ; о Гордонѣ не помянуто было ни единымъ словомъ, точно его никогда и на свѣтѣ не было…

Такъ прошла еще недѣля. Что происходило въ душѣ Мирры, сказать бы никто не могъ: она была ровна, ясна духомъ, ходила по утрамъ съ Röschen гулять въ пустынный Таврическій садъ, шила по вечерамъ, тихо и неторопливо, какъ прежде, вела бесѣду съ гостями. И бесѣды все были тѣ же, старыя, немудреныя бесѣды; только имени Гордона, будто по какому-то тайному уговору, не произносилъ никто изъ насъ, да крышка фортепіано была спущена надъ клавіатурой и заперта на ключъ. Вздумалось мнѣ какъ-то сѣсть за инструментъ.

— А какъ бы отпереть? спросилъ я Мирру.

— Не надо, получилъ я въ отвѣтъ.

— Что не надо? переспросилъ я нѣсколько озадаченный.

— У меня голова болитъ, коротко промолвила она на это, а Маргарита Павловна, многозначительно поднявъ брови, уставилась на меня и замигала.

Вотъ-съ заворачиваю я однажды съ Воскресенской на Сергіевскую, гляжу — идетъ Мирра со своей Нѣмкой изъ Таврическаго. Я вылѣзъ изъ саней и пошелъ съ ними. Подходя въ ихъ дому, я сдѣлалъ нѣсколько шаговъ впередъ и зазвонилъ у крыльца. Вдругъ слышу взволнованный голосъ:

— Какая страшная!…

Оборачиваюсь. Мирра стоитъ, вся блѣдная, какъ въ тотъ часъ прощанія съ Гордономъ, и неподвижными глазами глядитъ на только-что проѣхавшую карету. Изъ спущеннаго окна ея рисовался въ поворотѣ ракурсъ бархатной шляпки, выглядывавшей оттуда назадъ въ нашу сторону.

— Кто это? вскрикнулъ я.

— Не знаю, страшная, страшная… Эти глаза… Они жгутъ!

Она вбѣжала въ отворившуюся тѣмъ временемъ дверь на крыльцѣ, не скидавая шубки и шляпы прошла въ гостиную и опустилась тамъ, будто подкошенная, въ кресло.

— Что еще такое? перепуганно вскрикнула Маргарита Павловна, спѣшно выбираясь изъ-за стола, на которомъ она въ отсутствіи дочери развлекала себя гранпасьянсомъ.

Röschen поспѣшила объяснить, что она не понимаетъ, что сдѣлалось съ "Fraülein Миррочка", что онѣ подходили къ крыльцу, и въ это время проѣхала дама въ каретѣ, и даже, показалось ей, очень красивая, "eine nette Dame", и поглядѣла въ ихъ сторону, и что она, Röschen, не "видѣлъ, за что себя Миррочка такъ перепугалъ.'"

— Господи! промолвила бѣдная кузина, подошла къ дочери и потихоньку накрыла рукой ея глаза.

Мирра сама прижала эту руку своими обѣими руками и затихла. Минуты черезъ двѣ она отвела ее, встала, обняла мать и, поцѣловавъ ее въ щеку, ушла къ себѣ въ сопровожденіи Röschen, не произнеся ни слова.

— Необыкновенная! тяжело вздохнула Маргарита Павловна, когда мы остались вдвоемъ.

— Послушайте, молвилъ я, — вѣдь это все дѣйствительно необыкновенно, и вы должны были бы серьезно посовѣтоваться объ этомъ съ докторами!

Она рукой махнула:

— И не говори! Хуже разстроится! Что я изъ-за этого промаялась съ нею за-границей!… Терпѣть ихъ не можетъ!." И всѣ-то они, сколькихъ я тамъ ни видала, все одно толкуютъ: дѣвичьи, говорятъ, немощи, — съ замужствомъ пройдетъ… Только все это не даромъ! встревоженно домолвила кузина.

— Вы про что говорите?

— Да вотъ это, сейчасъ… И то, намедни, съ Леонидъ Сергѣичемъ съ бѣднымъ — Маргарита Павловна заплакала, — я и думать даже не смѣю… А только знаю, не даромъ сказала она, что не увидятся они болѣе: — смерть-то отца своего она когда еще предсказала!…

Я вздрогнулъ невольно.

— Но она, замѣтилъ я, — она спокойна… Если она его… любить, какъ же это согласить съ той мыслью, что они болѣе не увидятся никогда?

— А ты думаешь, у нея есть теперь эта мысль? Она не помнитъ, я увѣрена! Она совсѣмъ не помнитъ иногда, что говоритъ въ своихъ припадкахъ… Тогда про отца вотъ то же было… У нея какая-то будто двойная жизнь; только перепутано это у нея все такъ, что иной разъ и не поймешь, гдѣ она отъ себя, а гдѣ помимо что-то дѣйствуетъ въ ней и говоритъ. Теперь вотъ, я знаю, она каждый день думаетъ о Леонидѣ Сергѣичѣ и дни считаетъ, когда ему вернуться. Значитъ, забыла, что говорило въ ней то тогда!… А вотъ теперь опять новое! Какіе-то опять "злые глаза"! И у кого-то могутъ быть "злые глаза" на эту мою голубушку невинную! Заплакала кузина снова.

Въ эту минуту вошелъ слуга съ какой-то наскоро сложенною и незапечатанною запиской на серебряномъ подносѣ.

— Пришелъ вашъ человѣкъ, доложилъ онъ мнѣ,- говоритъ-съ, очень нужное!

Я развернулъ записку и тотчасъ же узналъ почеркъ. Она написана была карандашомъ по-французски, не подписана и заключала въ себѣ двѣ строки:

"Я пріѣхала утромъ. Мнѣ необходимо васъ видѣть. Жду васъ весь день. У матушки, на Набережной".

На моемъ лицѣ въ этотъ мигъ выразилось, должно-быть, что-то такое странное, что добрая кузина, забывая собственную тревогу, озабоченно вскликнула:

— Что съ тобой, Митя?

— Вы правы, отвѣчалъ я неудержимо, — все это "не даромъ"!

Она пристала ко мнѣ съ разспросами… Я успокоилъ ее, какъ могъ, и поспѣшилъ уйти.

Въ сѣняхъ ожидалъ меня мой человѣкъ.

— Кто принесъ эту записку? спросилъ я.

— Сами заѣзжали.

— Сейчасъ?

— Такъ точно. Вытребовали меня черезъ дежурнаго къ каретѣ и отдали. Сказывали, что съ вами сейчасъ встрѣтились на Сергіевской, и чтобъ вамъ немедленно отнести туда.

Эта бархатная шляпка, выглядывавшая изъ кареты, эти глаза, что "жгли" бѣдную Мирру, — это была Наталья Андреевна…