"Две маски" - читать интересную книгу автора (Маркевич Болеслав Михайлович)IIОни любили другъ друга, и тайна ихъ весьма скоро не для одного меня перестала быть тайной. Сотоварищъ мой по несчастію, Скобельцинъ, все рѣже и рѣже сталъ появляться на Сергіевской. Röschen, до страсти привязанная въ Миррѣ, все чаще и чаще испускала придавленные вздохи, косясь на нее изъ-за самовара своими овечьими глазами. Маргарита Павловна все назойливѣе приставала во мнѣ съ разспросами о Гордонѣ и съ какимъ-то полуперепуганнымъ, полуторжествующимъ лицомъ шептала мнѣ на ухо: "что-жь, лучшей партіи, пожалуй, и не найти: онъ по всему Мирочкѣ пара, и я, конечно, если онъ ей нравится… А что, ты не знаешь, скоро онъ думаетъ сдѣлать предложеніе?.." А онъ… Смущался-ли онъ своими отношеніями въ Натальѣ Андреевнѣ, или въ этихъ первыхъ аккордахъ молодой любви, въ этомъ еще не выговоренномъ, но уже неудержимо сказывавшемся чувствѣ онъ находилъ высшую сладость и боялся отравить ее малѣйшею примѣсью, — но онъ какъ бы все еще не рѣшался, медлилъ, видимо откладывая со дня на день минуту рѣшительнаго объясненія… У насъ съ нимъ послѣ того разговора о Натальѣ Андреевнѣ какъ-то разомъ порвалось все прежнее. Онъ какъ бы видѣлъ во мнѣ живой упрекъ тому, что наполняло теперь его душу, и явно избѣгалъ меня. Мы уже видались только на службѣ и у Оссовицкихъ. Какъ это, увы, нерѣдко случается въ жизни, двадцатилѣтніе друзья, почти братья, между нами внезапно, безъ словъ, безъ объясненій, легла глубокая и — я это чувствовалъ, — уже непроходимая пропасть. А время бѣжало между тѣмъ, перевалило и за Новый 1845 годъ. Рѣшительная минута для Сергіевской ожидалась Mapгаритой Павловной съ едва уже скрываемымъ нетерпѣніемъ. Еще томительнѣе, можетъ-быть, ждалъ я. "Когда же, когда будетъ конецъ атому мученію? говорилъ я себѣ. — Скорѣе бы объявлены были они женихомъ и невѣстой, — и тогда прощай, Мирра, я удалюсь, перейду въ армію, въ глушь, гдѣ бы и имени твоего никто мнѣ напомнить не могъ!…" Былъ ясный и морозный январскій день. Великій князь промучалъ насъ въ манежѣ пѣшимъ ученіемъ отъ восьми часовъ и до двѣнадцати. Я вернулся въ себѣ безъ ногъ, повалился на постель и заснулъ какъ убитый. Въ третьемъ часу будитъ меня мой Назарычъ: — Маргарита Павловна прислала просить васъ, чтобъ сейчасъ пожаловали. Я вскочилъ. — Что такое? — А кто-жь ихъ знаетъ, только просятъ, чтобъ скорѣе какъ можно. Въ сѣняхъ у нихъ встрѣчаетъ меня она сама. — Гдѣ Леонидъ Сергѣевнчъ? — Леонидъ… Не знаю! — Ты его видѣлъ сегодня? — Видѣлъ. Четыре часа вмѣстѣ въ манежѣ скорый шагъ продѣлывали. — Онъ здоровъ? — Здоровехонекъ! — Ты слышишь, Миррочка? крикнула ей мать, увлекая меня въ гостиную, гдѣ сидѣла въ углу дивана Мирра съ побѣлѣвшими губами и своимъ прежнимъ, туманнымъ и упорнымъ, взглядомъ, — ты слышишь: Митя съ нимъ все утро скорымъ шагомъ ходилъ и говорилъ — здоровехонекъ!… — Можетъ-быть, проговорила отчетливо Мирра, — только съ нимъ — Какое несчастье, Богъ съ тобою! начала было Маргарита Павловна, но, увидавъ входившаго въ эту минуту слугу, которому, какъ оказадось, приказано было отъ меня зайти на квартиру въ Гордону: — Ну что? кинулась она въ нему. — Ихній человѣкъ, отвѣчалъ тотъ, — говоритъ, что Леонидъ Сергѣичъ, вернувшись изъ манежа, письмо получили и сейчасъ, какъ были въ мундирѣ, выбѣжали — на извощика и уѣхали. — Куда — онъ не знаетъ? — Говоритъ: въ Михайловскій дворецъ. — А письмо откуда? поспѣшно встала съ дивана Мирра. — А онъ говоритъ — изъ ихъ усадьбы, и что такъ надо полагать, ихъ тятенька оченно больны сдѣлались. — Я знала! промолвила Мирра, въ какомъ-то изнеможеніи опускаясь снова на свое мѣсто. — Больше ничего не узналъ? спросила опять посланца ея мать. — Ничего-съ! — Хорошо, ступай!… Вообрази, обернулась она во мнѣ,- сидимъ мы эдакъ съ нею здѣсь, часъ тому назадъ, и очень весела она, даже запѣла какъ-то… Вдругъ схватилась рукой за грудь: съ Леонидомъ Сергѣичемъ, говоритъ, несчастье!… Это опять ея припадки пошли! — чуть слышно промолвила она мнѣ и пошла въ дочери. — Ну, и что-жь такое, Миррочка, старикъ его заболѣлъ. Ну, и даже если… всѣ подъ Богомъ ходимъ! Конечно, это для него большое огорченіе. Только убиваться изъ-за этого, Миррочка… — Онъ уѣдетъ! прямо выговорила Мирра, не смущаясь моимъ присутствіемъ. — Вотъ онъ! тутъ же вскликнула она… Я испуганно глянулъ на нее… Дѣйствительно, черезъ мигъ въ передней раздался сильный ударъ звонка, и вслѣдъ за нимъ спѣшные шаги Гордона послышались въ залѣ. Это было поразительно!… Маргарита Павловна побѣжала ему на встрѣчу. — Что вашъ батюшка? — Вы почемъ знаете? спросилъ онъ удивленно. — Мы сейчасъ къ вамъ посылали… вашъ человѣкъ… — Да, онъ очень боленъ, заговорилъ Гордонъ, не ожидая дальнѣйшихъ объясненій, — онъ былъ блѣденъ и, видимо, глубоко взволнованъ, — ему 68 лѣтъ… и я одного лишь Бога молю, чтобъ его въ живыхъ застать!… Я сейчасъ отъ великаго князя: онъ такъ милостивъ былъ, курьерскую подорожную велѣлъ мнѣ выдать… Лошадей сейчасъ приведутъ… Я только заѣхалъ проститься, Маргарита Павловна, съ вами… и съ Мир… Голосъ его дрогнулъ и замигали рѣсницы. Мирра стояла вся блѣдная, не подымая глазъ, опершись рукою о круглый столъ подлѣ дивана. Я видѣлъ, какъ дрожала эта рука. Гордонъ глядѣлъ на нее. Наступило на мигъ какое-то общее неловкое молчаніе. Онъ обернулся во мнѣ. — Засѣкинъ, ты не откажешься присмотрѣть за моими людьми и — Разумѣется, сказалъ я, — да возьми мою дубленку на дорогу: Крещенскіе морозы стоятъ на дворѣ. — Спасибо. Я ни о чемъ объ этомъ не подумалъ, натянуто улыбнулся онъ. И глаза его опять направились въ сторону Мирры. — Это извѣстіе… и въ Маргарита Павловна даже хныкнула. — Полноте вы, полноте, голубчикъ вы мой! Авось, Богъ милостивъ, и батюшкѣ полегчаетъ, и сами вы въ намъ скоро вернетесь. — А ѣхать, такъ и собираться пора, поспѣшилъ я сказать, глядя на все болѣе и болѣе блѣднѣвшую Мирру и предвидя, что она вотъ-вотъ и грохнется оземь. — Пора, повторилъ онъ какъ бы безсознательно, — прощайте, Маргарита Павловна! Онъ подошелъ къ ней къ рукѣ. — До свиданія, говорите: до свиданія! замахала она на это обѣими руками. — Дѣйствительно такъ, промолвилъ какъ бы внезапно отвердѣвшимъ голосомъ Гордонъ, — до И быстро шагнулъ въ столу, за которымъ стояла Мирра. — Что бы ни было, Мирра Петровна, чрезъ мѣсяцъ, я надѣюсь, мы увидимся опять. И онъ протянулъ ей руку. Она дала ему свою, подняла голову и, потянувъ ее впередъ, медленно, все ближе и ближе вглядывалась въ его лицо. И вдругъ откинулась назадъ, отдернула руку и закрыла себѣ ею глаза. — Никогда, никогда больше! вскрикнула она и зашаталась. — Что ты, что ты! кинулась къ ней мать:- не слушайте ея, Леонидъ Сергѣевичъ, поѣзжайте себѣ съ Богомъ. — Пойдемъ; съ нею нервный припадокъ… Я схватилъ его подъ руку и утащилъ. — Что же это такое? растерянно глянулъ онъ на меня, когда мы очутились на улицѣ. — А то, не могъ отказать я себѣ въ злобномъ удовольствіи сказать ему, — а то, что это еще посерьезнѣе Натальи Андреевны. Онъ схватилъ себя за голову и чуть не опрометью побѣжалъ въ казармы. Почтовая тройка ждала тамъ на дворѣ. Чрезъ полчаса я усадилъ его въ кибитку, пожалъ ему руку, — ни ему, ни мнѣ не вздумалось при этомъ поцѣловаться по обычаю, — и вернулся на Сергіевскую узнать о здоровьи Мирры. Она спала глубокимъ, "мертвымъ" сномъ, сказала мнѣ ея мать, а заснула, только-что мы съ Гордономъ ушли отъ нихъ. |
||
|