"Временная вменяемость" - читать интересную книгу автора (Коннорс Роуз)

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Санта-Клаус каждое Рождество проводит в Чатеме. На Мейн-стрит школьники, оркестр Чатема и рождественский хор встречают всех и каждого веселой музыкой, домашним печеньем и глинтвейном. А Санта-Клаус сидит на троне и беседует со всеми послушными мальчиками и девочками. Впрочем, шалунам тоже удается переброситься с ним словечком.

Мой сын и его друзья все еще ходят на рождественские гуляния. В этом году к ним собирается присоединиться Мэгги. Сегодня утром она с придыханием сообщила мне, что Люк ее пригласил.

Они с Люком появились в здании суда в пять, рассчитывая, что вскоре мы все вместе поедем в Чатем. Сейчас почти восемь. Санта-Клаус и его свита давно отмечают праздник.

— Можно мы уедем? Ну пожалуйста!

Люк, пробираясь к столу защиты вместе с Мэгги, прикладывает ладонь ко лбу — демонстрирует, как он страдает.

Я намеревалась отвезти их в Чатем, а потом вернуться в суд и дождаться вердикта или, что вероятнее, того момента, когда присяжные отправятся в гостиницу. Машину я собиралась забрать. Обратно Люк с Мэгги могли доехать с кем-нибудь из приятелей Люка. Я рассчитывала, что, пока меня не будет, здесь, за столом защиты, останется Гарри. Но сейчас мне не хочется, чтобы наш стол пустовал. Тем более, что Стэнли прочно засел за своим.

Кид возвращается в зал. Улыбаясь во весь рот, он плюхается рядом со мной на стул и говорит:

— Он желает остаться.

— Что?

— Гарри желает остаться в камере. Говорит, что, если Бака осудят, пристрастное поведение судьи будет отличным поводом для апелляции. Мы заявим, что в случае со старушкой Беатрис был явный конфликт интересов и ей следовало с самого начала взять самоотвод. Поэтому, говорит он, чем дольше он просидит, тем это лучше для дела.

Иногда я просто поражаюсь, до чего же Гарри умен!

Кид снова смеется:

— А еще он говорит, что чертовски устал и с удовольствием поспит пару часиков. Там тихо, и койки удобные.

А иногда мне кажется, что Гарри — невменяемый.

— Ну пожалуйста, поехали, — снова ноет Люк.

— Давай, езжай, — говорит Кид. — Я останусь. Он проверяет телефон в кармане. — Если что, я тут же тебе позвоню.

— Ладно.

Люк с Мэгги несутся к выходу.

В зале почти никого, и я иду к проходу. Из публики остался только один человек — Патти Хаммонд. Она пересела с первого ряда назад, там полумрак.

— Я вернусь, — обещаю я ей. — Только отвезу Люка с Мэгги в Чатем, на праздник.

Она смотрит на меня, и в глазах у нее стоят слезы. Билли тоже пошел бы на праздник сегодня вечером. В прошлом году он наверняка там был.

— Поехали с нами, а? Мы вернемся через час. За это время присяжные даже старшину избрать не успеют.

Она колеблется.

— Поехали! Прогуляемся. На обратном пути проследишь, чтобы я не заснула.

— Хорошо, — соглашается она и берет пальто.

Снегопад, похоже, не кончится никогда. Но старенькая машина, как всегда, заводится с пол-оборота. Через несколько минут мы уже несемся к Чатему.

Патти, которая сидит рядом со мной, оборачивается к Мэгги:

— Как там твоя мама?

— Все в порядке. — Мэгги тянется вперед, огоньки на приборной доске освещают ее лицо. — Говорит, там совсем неплохо. Я бы хотела съездить к ней завтра, в Рождество, если вы, Марти, не возражаете. Люк обещал меня отвезти.

— Отличная идея, — говорю я. Впрочем, я почти уверена, что мне завтра самой придется сюда возвращаться и ждать вердикта.

— У меня есть для нее подарок. Ожерелье. Я знаю, там ей не разрешат его носить, но я все равно хочу ей его показать.

Подарки… Я чувствую себя виноватой. В этом году у меня всего несколько подарков Люку, и половину из них — те, которые не предназначены только для мальчишек, — я отдам Мэгги. Это всякие безделушки, которые я покупала в начале осени, пока не работала. Мне повезло: Люк копит на подержанный фургон, который он приглядел на местной бензоколонке. Утром выпишу ему чек — столько, чтобы ему хватило.

Я смотрю в зеркальце заднего вида, ловлю взгляд Люка и молча вскидываю брови: напоминаю, чтобы он выяснил, на что копит Мэгги. Будем надеяться, что не на особняк на Ривьере.

— Просто чудесно, Мэгги, — говорит Патти, рассматривая ожерелье в синем бархатном футляре.

— Очень красиво, — соглашаюсь я. Ожерелье и правда изящное. — Откуда оно у тебя?

— Мы с Люком купили его сегодня.

Патти закрывает футляр и возвращает его Мэгги.

— Твоей маме наверняка понравится. Приятно знать, что дома тебя ждет подарок.

Мы все молчим. Думаем о том, кто и когда вернется домой.

Патти первая нарушает молчание:

— А прокурор, он важная птица, да?

— Стэнли Эдгартон Третий? — смеюсь я. — Важная птица? С чего ты взяла?

— Разве не он ведет все дела об убийствах?

Я качаю головой:

— Нет. Но со временем так, наверное, и будет. Он раньше работал в Нью-Бедфорде и там действительно занимался делами об убийствах. А здесь он только месяц.

— Значит, сейчас он специализируется на Форест-Бич?

— На Форест-Бич? — переспрашиваю я.

— Ну да. Бак и Соня. Наверное, за всю историю Форест-Бич это первые два человека, которых обвинили в убийстве.

Я все равно не понимаю.

— И что же?

— Этот человек — обвинитель их обоих. Вот и получается, что он на этом специализируется, — улыбается мне Патти.

Я смотрю на нее, но без улыбки. Останавливаю машину возле указателя «Чатем».

— Патти, слушай меня внимательно. Это очень важно.

Она удивленно смотрит на меня.

— Почему ты решила, что Стэнли — обвинитель у них обоих?

— Потому что это так и есть, — пожимает плечами она.

— И Сонин тоже?

— Ну конечно, — говорит она. — Я видела его там в понедельник, вскоре после того… — она бросает взгляд на Мэгги, -…как все это случилось.

У меня возникает острое желание схватить ее за плечи и встряхнуть, но я сдерживаюсь.

— Где ты его видела? — спрашиваю я.

— В доме Сони.

— Когда?

— Около двух. Я это знаю точно, потому что мимо как раз проходил автобус детского сада, на нем Билли в прошлом году ездил.

— А почему ты оказалась возле их дома?

Патти снова смотрит на Мэгги.

— Я перед этим слышала шум, поэтому решила зайти проверить. Хотела убедиться, что с Соней и Мэгги все в порядке.

— Ты входила в дом?

— Нет, не решилась. Машины Сони не было, стоял только грузовичок Говарда, и я решила, что он там один. А с ним я дела иметь не хотела.

Интуиция у нее хорошая.

— А как же ты увидела Стэнли?

— Я видела, как он уходил. Решила, что Говарда арестовали, что Соня все-таки на него заявила. Я и не предполагала, что… ну, ты понимаешь.

— Как ты узнала, кто он?

— Стэнли? Я же видела его на предварительном разбирательстве.

«Тандерберд» разворачивается на сто восемьдесят градусов и едет назад. Я достаю мобильный.

Дежурный больницы соединяет меня с медсестрами интенсивной терапии. Я прошу позвать Элис Берримор. Пока меня соединяют, я прибавляю газу.

— Сестра Берримор, вы сейчас в палате судьи Лонга?

— Да. Он уже сидит. Вот, кормлю его бульоном.

— Послушайте, мисс Берримор, я вас попрошу об одной услуге. Спросите судью, не хотел ли он вчера произнести слово «кисточки».

— Нет, это вы послушайте! — говорит она. — Когда вы, юристы, оставите его в покое?

— Что?

— Вчера ночью вы трое, а на рассвете еще один. Когда судье отдыхать?

— На рассвете? Кто приходил на рассвете?

— Впервые его видела. Невысокий такой, с лысиной.

— Этот невысокий с лысиной сказал, что ему нужно?

— Разумеется. То же самое, что и вам. Хотел задать еще несколько вопросов. Вошел в палату с таким видом, словно он — завотделением, сказал, что ему нужно пообщаться с судьей наедине.

Я судорожно сжимаю в руке телефонный аппарат.

— И что?

— Я ему сказала, что если он немедленно не уберется, то пообщается наедине с охраной. Судья крепко спал. Думаю, если бы меня там не было, этот юрист взял бы его и разбудил.

Нутром чую, что она ошибается. Сильно ошибается.

— Прошу вас, сестра Берримор! Один вопрос. Вы его сами судье зададите. Это очень важно. Вы только спросите, не хотел ли он вчера сказать слово «кисточки». Запомнили? У него тогда получилось что-то вроде «кст»…

— Господи Иисусе…

— Очень вас прошу!

Она прикрывает трубку рукой, но я все равно слышу ее голос.

— Судья, — говорит она, — это женщина из тех, что были вчера, которая помоложе. Я ни черта не поняла, но она хочет знать, не хотели ли вы им сказать про какие-то кисточки… — Она некоторое время молчит. — Господи Иисусе… — произносит она и говорит уже в трубку: — Слушайте, мисс, я, конечно, люблю играть в слова…

— Что он сказал?

— Да ничего. Только голова у него ходит вверх-вниз, как у тех игрушек, что ставят в машинах.

— Спасибо, спасибо огромное! — говорю я и отключаюсь.

И еще прибавляю скорость. Трое моих пассажиров сидят молча. «Тандерберд» несется вперед, в снежную мглу.

Когда наконец все кусочки пазла встают на свои места, я делаю глубокий вдох и снова открываю телефон. Мне нужно сделать еще три звонка. Дежурному суда. В полицейский участок Барнстабла. И Киду.

Говард Дэвис был человеком, позорящим уголовную систему. Так сказал Джей Стэнли Эдгартон Третий. Вообще-то Стэнли с Говардом Дэвисом было бы не справиться. Но в понедельник Дэвис был мертвецки пьян, и Стэнли об этом знал. Знал, потому что я ему сообщила. Сообщила, когда звонила со стоянки у больницы.

Судья Лонг невыносим. Стэнли так сказал. Это Ники Патерсон помешал Стэнли в четверг утром. А не наоборот.

Гарри Мэдиган ведет себя возмутительно. Так сказал Стэнли несколько часов назад. А теперь Гарри спит в камере здания суда округа Барнстабл. Стэнли находится в том же здании.

А Гарри спит как убитый.

У здания суда собралось не меньше десятка полицейских машин. Полицейские стоят на ступенях, у многих в руках рации. Здание освещено почти полностью — словно сейчас не девять вечера, а девять утра.

«Тандерберд» проезжает мимо, я останавливаюсь неподалеку, под могучим дубом. На стоянку около суда мне не заехать — полицейские перекрыли оба въезда. Придется идти пешком.

Патти Хаммонд садится за руль. Я даю ей знак подождать, обхожу машину и достаю из багажника монтировку. Машу рукой Люку и Мэгги. А когда отхожу подальше, достаю из кармана свой дамский пистолетик, снимаю его с предохранителя и быстрыми шагами перехожу дорогу. Оружием я пользоваться умею. Меня учила сама Джеральдина Шиллинг.

Я разбиваю монтировкой стекло и слышу то, что и ожидала: вой сигнализации. Я забираюсь на подоконник и думаю, что, может, хоть сигнализация спугнет Стэнли.

Я оказываюсь в захламленной кладовке рядом с залом суда, где ведет заседания судья Нолан. В коридоре горит одна-един-ственная лампочка. Здесь нет ни души.

Я пробираюсь по коридору к лестнице, которая ведет вниз, в подвал, где находятся камеры. И тут понимаю, что сигнализация смолкла. В здании тихо. Тихо и темно. Кто-то отключил главный рубильник. И я догадываюсь кто.

Внизу, в подземном коридоре, где находятся четыре камеры, не просто темно. Здесь кромешный мрак. Стэнли так удобнее. Я вспоминаю его заключительную речь и понимаю, что он отлично ориентируется в темноте.

В коридоре светятся несколько огоньков: полицейские уже здесь. Огоньки медленно приближаются к камерам. Я мечтаю только об одном: чтобы они оказались там раньше Стэнли. Шансы Гарри возрастают с каждой секундой. Но если я вижу, как перемещаются огоньки, значит, и Стэнли это видит.

Я, прижимаясь к стене, продвигаюсь за ними следом. В середине коридора стена кончается. Начинаются камеры. Первые три пусты. Значит, Гарри в последней.

И вдруг в тишине раздается громкий голос:

— Мистер Эдгартон, это сержант Бриггс. Мы можем вам помочь, мистер Эдгартон. Выходите в коридор. Бросьте имеющееся у вас оружие на пол. Подтолкните его ногой вперед, к лестнице. Поднимите руки и положите их за голову. Никто, повторяю, никто не пострадает. Мы здесь, чтобы помочь вам.

Может, Гарри разбудит голос сержанта? Стэнли, даже с ножом, с Гарри не справиться.

Около решетки первой камеры я нащупываю ногой какой-то предмет, наклоняюсь его подобрать. Это что-то металлическое. Нож. Похоже, одно оружие Стэнли выбросил. Интересно, что у него в запасе?

Я сую нож в карман куртки и прохожу мимо первых двух камер. Они пусты. И держусь в нескольких шагах от огоньков, надеясь, что хотя бы один из нас застигнет Стэнли врасплох.

Но нам это не удается.

Это Стэнли застает нас врасплох.

— Бросьте оружие, джентльмены, — произносит Стэнли. — Немедленно.

Раздается щелчок, и в камере Гарри зажигается свет.

Сначала на бетонный пол летят фонарики, потом пистолеты. Я тоже чуть не роняю свой пистолетик. Свет из камеры Гарри озаряет лица полицейских. Их человек десять — фонари были только у половины. Они с изумлением заглядывают в камеру.

Сержант Бриггс стоит первым, и только он шевелится — наклоняется, чтобы положить на пол мегафон. Подходит к двери, вытянув руки вперед, показывая, что в руках у него ничего нет.

— Мистер Эдгартон, скажите, каковы ваши требования? Мы сделаем все, о чем вы попросите.

Я не вижу, что происходит в камере. Судя по предложению сержанта, Гарри жив. Но ситуация может измениться в любое мгновение.

— Мне нужна машина. — Голос Стэнли звучит как обычно. — Отоприте эту дверь и поставьте у выхода машину с работающим мотором.

— У нас нет ключа… — говорит сержант Бриггс.

На дверь пожарного выхода обрушивается град пуль. Дверь распахивается. Верхняя петля у нее сорвана. Кажется, Стэнли решил не дожидаться ключей.

В коридор врывается поток ледяного ветра. На пол сыплются куски штукатурки. Сержант Бриггс оборачивается к единственной женщине-полицейскому и говорит:

— Иди и подгони машину. Когда все будет готово, сообщишь по рации.

— Проследите, чтобы это была машина без особых примет! — кричит ей вслед Стэнли. — И без жучков. Никаких фокусов, понятно?

Мне тоже кое-что понятно. Стэнли расстрелял патроны. Он вообще-то не стрелок, его конек — ножи. Стрелять он сможет, только когда перезарядит пистолет. А на это требуется секунд тридцать. Времени немного, но хватит.

Я выскакиваю в коридор, держа свой пистолетик на вытянутых руках, и целюсь Стэнли в переносицу.

Гарри стоит на коленях, руки у него заведены за спину. У Стэнли в руках девятимиллиметровый полуавтоматический пистолет, он приставил его к виску Гарри.

Свет переносного фонаря, поставленного на койку, направлен Гарри в лицо. Похоже, на сей раз Стэнли хочет видеть, что он делает.

Но меня он не видит. Он все еще смотрит на выход, краем глаза следя за полицейскими. Он тычет Гарри пистолетом в висок и хохочет. А затем поднимает пистолет, чтобы его перезарядить.

За долю секунды я принимаю решение и стреляю ниже, чем собиралась. Стэнли стонет, оступается, роняет оружие и падает. Полицейские бросаются в камеру. Гарри бросается на пол и пытается дотянуться до пистолета. Стэнли тоже тянется. Я понимаю, что полицейские не успеют.

Гарри нащупывает пистолет, но тот отлетает к Стэнли. Я без колебаний целюсь ему в голову. Но тут на линию огня попадает Гарри.

Гарри пинает пистолет, тот летит в угол, ударяется о решетку. Один из полицейских подбирает его, а остальные окружают Стэнли, надевают на него наручники. Тот корчится и извивается, как раненый зверь. И тут подкатывает машина «скорой помощи», по коридору бегут санитары.

Гарри встает на колени и изумленно смотрит на меня. Я хочу подойти к нему, но у меня подкашиваются ноги. Я прислоняюсь к стене и опускаюсь на пол, так и держа в руке пистолет.

Неизвестно откуда появляется Джеральдина, а следом за ней Кид. Они разглядывают изрешеченную дверь, камеру, куда набилось полтора десятка человек.

Джеральдина смотрит на меня и, кивнув на Стэнли, говорит:

— Промахнулась?

Санитары вывозят из камеры каталку, к которой привязан ремнями Стэнли. Следом появляется Гарри. Он на карачках пробирается ко мне, утыкается носом мне в шею. Минуты идут, а мы не шевелимся. Наконец Гарри поднимает голову.

— Я же говорил, что ты тоже рано или поздно окажешься в камере.

В коридоре появляется судебный пристав. Он останавливается как вкопанный, осматривает поле битвы. Мотает головой, словно хочет очнуться. Но тут же вспоминает о своих обязанностях.

— Извините, что приходится вас беспокоить.

Он обращается к Джеральдине, словно остальных здесь нет. Ясно, что ему только ее неловко беспокоить.

— Эти присяжные… — Он переминается с ноги на ногу. — Те, что не хотели уходить… Они закончили.