ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

     – Папочка, – произнес от двери жалобный голосок, – что ты делаешь?

     Чейз обернулся.

     – Целую Аманду. – Похоже, у него возникли проблемы с дыханием.

     Аманда слегка шевельнулась, протестуя, и попыталась отпихнуть его. Объятия Чейза стали только крепче.

     – О, – отозвался Ники. – А зачем?

     – Она мне нравится, вот я и решил ее поцеловать. А что делаешь ты, Ники?

     Малыш переминался с ноги на ногу.

     – Мне нужно водички.

     – Тебя нужно отшлепать, – едва слышно вздохнул Чейз. Он не спеша высвободил Аманду и отправился снова укладывать сына.

     Она как раз меняла компакт-диск, не дождавшись окончания концерта, когда Чейз бесшумно подошел к ней и опустил ладони ей на плечи.

     – Аманда...

     Она подпрыгнула.

     – Я не слышала, как ты вернулся.

     – Извини. – Он убрал руки. – Не хотел напугать тебя. Хочешь еще бокал вина?

     – Разве что чуточку.

     К тому времени когда он вернулся в гостиную с вином, Аманда свернулась калачиком в кресле. Кажется, он слегка приподнял брови, но промолчал.

     – Ты ведь не стал его наказывать, нет? – спросила она.

     – Нет, конечно. С какой стати... Ах да, я же сам сказал, верно?

     – Сказал.

     – Ну, он же не нарочно. У малышей есть какое-то шестое чувство. В самый неподходящий момент они всегда тут как тут.

     Аманда невольно улыбнулась.

     – По крайней мере его, кажется, удовлетворило твое объяснение.

     – У этого объяснения есть еще одно преимущество: это правда, – произнес он абсолютно спокойно.

     Закусив губу, Аманда опустила глаза на свой бокал. Чейз сказал лишь, что она ему нравится. Вне всякого сомнения, ему нравилось множество женщин, да и целовал он наверняка многих из них. Ники, во всяком случае, не потрясло такое зрелище – женщина в объятиях его папы.

     Не позволяй своему воображению разыграться, Аманда, предупредила она себя. Тот факт, что сама она едва не растаяла струйкой дыма в объятиях Чейза, вовсе не означает, что и он испытывал нечто похожее.

     Он опустился на самый дальний от ее кресла конец тахты, повернувшись так, чтобы видеть ее. Потом попытался вытянуть ноги, но неловко заерзал, наткнувшись на сундук.

     – Да клади ноги прямо на сундук, – предложила Аманда.

     – Это же антикварная вещь.

     – Я бы так не сказала. К тому же он очень прочный, иначе его бы здесь просто не было.

     Чейз понимающе кивнул.

     – Ну да, конечно, у тебя же здесь постоянно дети. – Скрестив ноги на крышке сундука, откинувшись на спинку тахты, он выглядел таким умиротворенным и расслабленным, словно отдыхал в гамаке на лужайке у дома. – Ты всегда думаешь о детях, подбирая мебель?

     – Нет, не всегда. Когда-то в этой комнате стояло плетеное кресло-качалка. Одна из моих маленьких приятельниц слишком часто на нем качалась, и я отругала ее. Она посмотрела на меня с обидой и сказала: «Но, Мэнди, если на этом кресле нельзя сидеть, то зачем ты его сюда поставила?» И знаешь, она была права.

     – И ты что же, избавилась от него?

     – Нет, нет. Убрала в спальню, куда малыши реже заглядывают. Ты как раз на нем вчера сидел.

     Он изобразил страшный испуг:

     – Надеюсь, я не слишком сильно качался на нем!

     Аманда расхохоталась, и притворный ужас исчез с его лица.

     – Ты меня восхищаешь, – мягко произнес он. – Но почему же при такой любви к детям у тебя нет своих?

     Аманда пожала плечами.

     – Полагаю, жизнь просто по-другому сложилась.

     – Тебя послушать, так твоя жизнь к концу подходит. А кстати, сколько тебе – двадцать пять?

     Ее губы тронула улыбка.

     – Очень близко. Вес ты тоже угадываешь? И судьбу умеешь предсказывать?

     – Ты же еще сама ребенок, и впереди у тебя уйма времени, чтобы создать семью. Боже, вот бы снова стать таким молодым, чтобы вся жизнь лежала перед тобой как на ладони.

     – Ты тоже отнюдь не древний старик, Чейз, в свои тридцать четыре!

     – Ты знаешь мои данные из газет. Ты их читала!

     Аманда почувствовала, как волна румянца заливает ей щеки.

     – Нет, правда? Читала? – в восторге повторил он.

     – В местной прессе, знаешь ли, нечего было читать, кроме статей о предстоящих съемках. – Дурацкий ответ, и Чейз это явно понял, потому что лишь ухмыльнулся и ничего не сказал. Она чуть заметно вздернула подбородок. – Живя в Спрингхилле, никому не удалось бы остаться в неведении относительно Чейза Уортингтона. Здесь уже много лет только о тебе и говорят.

     – Так нечестно, – задумчиво протянул Чейз. – Я ведь не могу пойти в местную библиотеку и прочитать все о твоей жизни. Так что расскажи мне о себе сама, Аманда. Ну, кроме того, что ты любишь детей и целуешься как ангел.

     – Чейз...

     Он одарил ее поверх края своего бокала невинным взглядом.

     – Это означает, что ты просишь меня сменить тему? И не подумаю.

     Аманде пришлось сдаться.

     – В моей жизни нет ничего увлекательного. Я здесь родилась, здесь же выросла...

     – Расскажи о своей семье.

     Поколебавшись, она пожала плечами.

     – Особенно нечего и рассказывать. У родителей я была поздним – и единственным – ребенком. Отец был мастером по ремонту электрооборудования, а мама занималась домашним хозяйством и благотворительностью.

     – Все глаголы в прошедшем времени?

     – Мама умерла, когда я училась в колледже, а отец – пару лет назад. Потому-то я и вернулась сюда. Он долго болел, и я устроилась работать в гостиницу, чтобы быть поближе к нему.

     – Как мило.

     Ничего в этом не было милого, но Аманда не собиралась докладывать Чейзу, что он ошибается. Она много раз клялась, что ни за что не вернется в Спрингхилл, так что болезнь отца в свое время показалась ей вмешательством злобной, мстительной судьбы, которая против ее собственной воли тянула ее назад. Но все вышло не так уж и плохо. В конце концов между нею и отцом даже установился некий мир...

     – Год спустя он умер, и в это время владельцы гостиницы задумали реконструкцию. Мне показалось, что у меня есть здесь определенный шанс, и я осталась. Скучная жизнь, не правда ли?

     – Тихая, – возразил Чейз.

     – Собственно, в тихой жизни нет ничего плохого. Она не обязательно надоедает. – Аманда с трудом подавила зевок.

     Чейз поставил бокал.

     – Похоже, мне и тебя нужно отнести в постель. – Ленивая нотка в его голосе оставляла простор для вариаций.

     От секундного потрясения у Аманды расширились глаза. Потом она заставила себя рассмеяться: он ведь просто подтрунивает над ней!

     – Совсем как Ники, да? Уложить, принести водички, рассказать сказку?

     – А особенно – поцеловать на ночь. Не хочу недомолвок, Аманда Бейли, – я был бы счастлив провести с тобой ночь, – медленно, тягуче произнес он.

     Аманда сознательно сосредоточилась на том, чтобы дышать, но, кажется, забыла, как это делается.

     – Я не приглашала тебя остаться, Чейз, – выдавила она наконец.

     – Знаю, что не приглашала. – Он поднялся. – И потому я уйду прямо сейчас, пока еще сохранил остатки самообладания. До завтра. – Его губы прикоснулись к ее щеке.

     Она закрыла за ним дверь и несколько минут стояла, прислонившись к косяку и прижимая руку к щеке – там, где он коснулся ее губами. До встречи с Чейзом Уортингтоном она и вообразить не могла, что от мимолетного поцелуя в щеку ее тело способно натянуться как скрипичная струна.

     Аманда готова была держать пари на что угодно: Чейз Уортингтон умеет рассказывать фантастические истории на ночь. И она нисколько не сомневалась, что любовь с ним превратилась бы в самую настоящую сказку...

     На следующее утро, пока Ники еще крепко спал, Аманда попросила присмотреть за ним горничную, убиравшую второй этаж в этом крыле здания. А сама тем временем спустилась в холл, к регистрационной стойке, в зыбкой надежде наверстать упущенное за два дня. Просто поразительно, но она умудрилась при помощи телефона справиться с уймой дел за те полчаса, что Ники провел у клетки Флойда, наблюдая за купанием попугая. И все-таки оставалось еще слишком много неразрешенных вопросов, требующих ее личного участия.

     Лишь оказавшись в вестибюле гостиницы, она вдруг осознала, что за пару дней, проведенных в замкнутом пространстве с больным малышом, отвыкла от людей. Квартира ее всегда была уютным, тихим прибежищем, но она редко когда проводила там больше чем час-два, если не считать ночи. Слишком много у нее было обязанностей: регулярные осмотры гостиницы, проверка работы персонала, обучение новых служащих, встречи гостей, их многочисленные просьбы... А после работы она или гуляла в соседнем парке, или бегала по магазинам за покупками, или навещала друзей. Спрингхилл, может, и маленький городок, но и здесь всегда можно было найти чем заняться.

     Стол в кабинете был пуст, но только потому, что коридорный всю почту приносил ей наверх. Однако за два дня накопилось множество мелких проблем, и Аманда, вернувшись за стойку к Трисии, вместе с ней просмотрела список самых неотложных дел.

     Слава Богу, что у нее такие прекрасные работники, подумала Аманда. Если бы они вызывали ее по каждому незначительному поводу, то у нее не хватило бы ни терпения, ни сил бегать вверх-вниз по лестнице. Да и сделать она могла бы не больше, чем сделали ее сотрудники. Ну, скажем, сообщали бы они ей всякий раз, когда Джессамин Арден жаловалась на жару в номере, – что она могла бы сделать, как не послать коридорного, снова проверить работу кондиционера? Она сильно сомневалась, что на свете нашелся бы мастер по настройке кондиционеров, способный удовлетворить все требования Джессамин.

     Что же до повторного визита бульварного репортера с его многообещающими посулами и карманами, полными разменной монеты...

     – Учитывая обстоятельства, мы решили и об этом не сообщать тебе, Аманда, – объяснила Трисия. – Если бы он хоть краем уха услышал, почему тебя нет на рабочем месте...

     Аманда пожала плечами.

     – Если у них для первой полосы нет ничего более сенсационного, чем ветрянка Ники, то эта газетка на грани краха. Но все равно, я рада, что вы справились с ним без меня.

     – Что было не так уж и трудно. Хотя, нужно признаться, впервые в Спрингхилле пустили в ход закон, запрещающий слоняться без дела.

     – Меня всегда удивляло, к чему городскому совету хлопоты с этим законом. Да, еще ют что: когда будет минутка, загляни в четыреста двенадцатый номер, проверь, все ли там в порядке с трубой для горячей воды. Водопроводчик прислал счет сегодня утром.

     – Уже проверила. Все отлично. – Трисия встала, заслышав приближающиеся к стойке шаги. – Доброе утро, мисс Арден. Чем могу помочь?

     – Я просто пришла за своей почтой. – Голос Джессамин Арден словно струился по гулкому холлу. Легкий акцент придавал ему певучесть, и казалось, что она вот-вот перейдет с обычной речи на музыкальную фразу.

     Дежурная повернулась к длинному ряду узких почтовых ящичков позади стойки и вынула из одного пачку розовых листков.

     Джессамин пролистала их, небрежно смяла и разжала пальцы. Послания, как осенние листья, разлетелись по полу.

     – Можете их выбросить, – сказала Джессамин. Она сделала шаг в сторону, чтобы поправить свою широкополую шляпу перед зеркалом в деревянной раме, что висело позади стойки, и в поле ее зрения попала Аманда. – О-о! Значит ли это, что Ники уже лучше? – пропела она. – Зайду-ка я проведать его после съемок.

     – Думаю, он обрадуется гостям, – отозвалась Аманда, искренне желая, чтобы это было правдой. Несмотря на все высказывания Джессамин о Ники, возможно, сам он не проникся к ней такой уж особенной неприязнью за время путешествия из Лос-Анджелеса. И вообще, давно ли они знакомы? Может, он ее хорошо знает? – Ему ведь скучно, а гости могли бы внести разнообразие, чтобы ему легче было высидеть в квартире еще пару дней.

     Джессамин замерла.

     – Пару дней? Вы хотите сказать, что он по-прежнему заразен?

     – Да, наверное. Опасность не исчезнет до тех пор, пока не подсохнут последние оспинки. Но ведь вы в детстве переболели ветрянкой, разве нет?

     Джессамин передернуло.

     – Понятия не имею, но в любом случае я не могу позволить себе рисковать. Учитывая, что от меня зависит судьба всего фильма...

     Аманда посчитала не слишком благоразумным напоминать Джессамин, что она могла подхватить болезнь во время поездки из Лос-Анджелеса.

     – Что ж, в таком случае, – спокойно отозвалась она, – я передам Ники ваши наилучшие пожелания.

     – Да, пожалуйста. Прелестный малыш, мне его так жалко. – Джессамин направилась к выходу. Каблуки ее изящных туфель были настолько высокими, что ей приходилось буквально семенить, отчего ее тело завлекающе покачивалось.

     – Прелестный малыш, – передразнила ее едва слышно Трисия. Она наклонилась, чтобы подобрать разбросанные Джессамин листки. – Держу пари, что он уже вылетел у нее из головы! А кстати, как он, бедняжка?

     – Сегодня ему нелегко приходится. Зуд его вконец измучил, и Ники боится, что никогда не поправится. – Аманда кивком указала на смятые розовые листки в руке дежурной. – Это все пришло сегодня утром?

     – О, нет, она просто приказала не тревожить ее телефонными звонками с полуночи до девяти утра – что бы там ни случилось. Ну, мы и отключили ее телефон.

     – В таком случае нам понадобится еще один ночной служащий – специально для того, чтобы отвечать на звонки и записывать сообщения.

     – Неплохая мысль.

     – А что ты намерена делать, если вдруг позвонит режиссер и сообщит, что съемки перенесены на более раннее время?

     Трисия улыбнулась.

     – Я намерена вознести молитву Небесам за то, что работаю днем и, следовательно, меня эта проблема не касается.

     В гостиницу впорхнула Стефани Кендалл, свежая и деловитая в своем белоснежном хлопчатобумажном костюме. Не заметив Аманды, она схватила трубку городского телефона. И сразу положила, когда увидела подругу.

     – А я думала, ты все еще на карантине с этим несносным созданием.

     – Он вовсе не несносный.

     Трисия ответила на телефонный звонок и обернулась к Аманде:

     – Это горничная. Он проснулся.

     Аманда, хоть и сидела в четырех футах от телефона, отчетливо услышала громкий вой Ники.

     – Передай, что я буду сию минуту.

     – Ну, что, – сказала Стефани, – разве маленькие принцы так ведут себя?

     – Ой, Стеф, прекрати. Неужели твой Зак был бы в восторге, окажись он в такой ситуации? Вдалеке от дома, от друзей, больной, несчастный, в четырех стенах с чужим человеком?

     Стефани выпрямилась, приняв горделивую позу.

     – Мой безупречный Зак никогда бы не... – Тут она не выдержала и сложилась пополам от хохота, воочию представив себе, что мог на самом деле вытворить ее неугомонный Зак. – Ох, ладно, твоя взяла, Мэнди. – Она прошла вслед за подругой к служебной лестнице.

     Но Аманда была неумолима:

     – А что, если мне быстренько собрать Ники и отвезти его в твой домик на озере? Пусть поиграет с Заком, а через недельку-другую проверим, как Зак справится с ветрянкой.

     – Только не этим летом. Пожалуйста. Этим летом на ветрянку у меня времени нет.

     – У меня тоже не было – и что вышло?

     – По крайней мере у тебя появился шанс поближе познакомиться с Чейзом, – пробормотала Стефани. – Как ты там говорила – насчет того, что гостиница большая и ты с ним не часто будешь сталкиваться? Да, конечно, обстоятельства далеки от романтики, но...

     Как ни пыталась, Аманда не смогла остановить волну краски, медленно покрывшей ее щеки. Но она вдруг осознала, что думала не только о вчерашнем поцелуе; вспомнились мысли – те, что пришли, когда она смотрела на спящего в ее кабинете Чейза с отпечатком рукава на лице. Стефани права, романтики не много. И все же какие она испытывала чувства – и теплоту, и нежность, и невероятный восторг от общения с ним!..

     Стефани, склонив голову набок, разглядывала ее с каким-то странным выражением.

     – Зайдешь? – спросила Аманда.

     Стефани пожала плечами.

     – Ни за что в жизни не упустила бы такую возможность.

     Едва Аманда появилась на пороге, как Ники бросился к ней и обхватил руками и ногами, как спрут. Она гладила его по спинке, приговаривая что-то утешающее, и уже через несколько минут его вой стих, перейдя в редкие всхлипывания, и он начал украдкой бросать любопытные взгляды через ее плечо на Стефани.

     Я была права, подумала Аманда. Сейчас для Ники любой гость в радость. Любое новое лицо для него лучше, чем надоевшее однообразие болезни. Ну, если не считать горничной. Странно, почему он так буйно отреагировал на ее, Аманды, отсутствие? Ведь она же его предупреждала, что может пойти к себе в кабинет утром, значит, испугаться он не должен был.

     – Такого ужасного случая ветрянки мне еще видеть не доводилось, – сказала Стефани.

     Шмыгнув напоследок носом, Ники выпрямился у Аманды на руках.

     – Ужасного? – с сомнением переспросил он.

     – Точно, а я уж повидала рекордсменов по ветрянке! Я даже думаю, что Мэнди должна получить картинку на память об этой болезни. – Она подмигнула Аманде. – Как ты считаешь, мы сами нарисуем или попросим ее достать фотоаппарат?

     – Нарисуем, – решил Ники.

     Аманда вынула бумагу и коробку фломастеров, и Ники уселся на ковер. Стефани опустилась рядом с ним, не обращая внимания на белую юбку.

     – Если у тебя есть срочные дела, Мэнди, то мы с Ники можем на полчасика друг друга занять.

     Ники оторвался от рисования и поднял на нее подозрительный взгляд, но плача не последовало.

     Аманда недоуменно покачала головой.

     – Что-то я не совсем понимаю. Твои дети в садике, а ты собираешься присмотреть за Ники, пока я работаю?

     Стефани пожала плечами.

     – У меня как раз перерыв между двумя встречами. И кроме того, ты меня столько раз выручала, что и не сосчитать. Я буду рада тоже помочь тебе.

     Аманда отправилась в свой обычный обход гостиницы. Вернувшись через полчаса, она была встречена дружным бормотанием на два голоса и заливистым смехом Ники.

     Стефани поднялась с ковра, отряхивая юбку.

     – С удовольствием осталась бы поиграть, так неохота идти на встречу! – сказала она и шутливо погрозила пальцем Ники: – Веселый ты парень.

     Аманда проводила ее в коридор.

     – Веселый парень? – повторила она. – А куда же девалось «несносное создание»?

     – Учитывая все обстоятельства, он в самом деле очень-очень милый ребенок. Немножко избалованный, конечно. Будь осторожна, Аманда.

     Стефани так редко называла Аманду полным именем, что та удивилась.

     – Что ты имеешь в виду?

     – Смотри не привяжись к нему слишком сильно.

     Аманда упорно изучала рисунок на ковре.

     – Я понимаю, – тихо отозвалась она.

     – И что еще важнее: смотри, чтобы он не слишком привязался к тебе.

     – О, с этим все в порядке. Ники знает, что я не его новая няня и что все это закончится через пару-тройку дней, когда он поправится.

     Стефани пробурчала что-то неодобрительное или, возможно, негодующее.

     – Что ж, когда худшее останется позади, привози его на озеро поиграть с Заком.

     – До этого нужно еще несколько дней потерпеть.

     – Очень хорошо. Увидев Ники сейчас, Зак еще, чего доброго, решил бы, что это детская картинка «соедини точки – получишь рисунок»!

     Стефани уже шутила, но ее недавняя тревога не оставила Аманду равнодушной. И все же относительно привязанности Ники к ней Стефани точно была не права. Он так же легко подружился и с самой Стефани.

     Но тем же вечером, помогая ему переодеться в пижаму, Аманда на всякий случай повторила, что, как только ему станет лучше и он сможет гулять, у него будет новая няня.

     Ники устремил на нее мучительно долгий взгляд огромных прозрачных карих глаз, и Аманда собиралась с силами, чтобы встретить вопросы, на которые ей не хотелось отвечать. Но он не произнес ни слова, лишь натянул на себя очередную ее футболку, подхватил плюшевого зайца и забрался к ней на колени, как только Аманда устроилась в кресле-качалке. Она в первый раз увидела, как он сосет палец, и ей вдруг стало грустно.

     Минут через пять, накачавшись в кресле, он соскользнул с ее колен и отправился к Флойду – попрощаться.

     Попугай скакал взад-вперед по жердочке, вопросительно склонив голову, а мальчик все уговаривал его сказать «Ники». Но Флойд не отзывался, и Ники наконец сполз с табуретки, издав тяжелый вздох:

     – Клянусь, он никогда не скажет.

     – Ты же его только вчера начал учить, Ники. Тут нужно терпение. – Она достала покрывало. – Молитва на ночь, Флойд.

     – Спаси и сохр-рани, – гаркнул попугай. Потом он просвистел свою урезанную версию национального гимна – наподобие радиостанции, которую неожиданно заглушили, – и сунул голову под крыло.

     Ники выпятил нижнюю губу.

     – Но с тобой же он говорит!

     – Боюсь, я тут ни при чем. Он так много говорит потому, что его бывшая хозяйка беседовала с ним каждый день много лет подряд. Так, Николас, а твоя молитва на ночь? Папа, наверное, сегодня работает допоздна.

     Малыш послушно забрался в кровать, но там сел и обхватил колени руками.

     – Я его подожду. – В его голосе слышались упрямые нотки, от которых невозможно было вот так запросто отмахнуться.

     – Ты засыпай, а я обещаю тебя разбудить, когда он придет.

     Ники с минуту подумал.

     – Вот те крест?

     Кивнув, она перекрестилась. Лишь бы Чейз сам не решил, что пришел слишком поздно, чтобы ее беспокоить! Впрочем, он ведь захочет взглянуть на сына, во сколько бы ни вернулся.

     – Ну, а теперь время молитвы.

     Ники расплылся в ухмылке и гаркнул, блестяще изобразив Флойда:

     – Спаси и сохр-рани!

     – Ты явно делаешь успехи быстрее, чем Флойд. Теперь помолись за папу...

     – И за Мэнди.

     – Ты очень внимательный, солнышко. – Она помогла ему прочитать молитву. – Теперь, наверное, нужно поблагодарить Господа за все то хорошее, что у тебя сегодня было.

     – Только не за прыщики, которые так чешутся.

     – Ну конечно, нет. Но к тебе же приходила гостья...

     – И я смотрел «Питера Пэна», а еще я ел арбуз... – В голосе Ники звучал восторг, а список оказался длиннющим. Аманда, хоть и догадывалась, что длина перечня в немалой степени объяснялась желанием удержать ее подольше рядом, нисколько не возражала.

     Когда наконец запас благодарностей иссяк, она предложила прочитать на ночь сказку. Ники настоял на двух, после чего достал с полки три книжки с картинками и уселся на кровати, переводя с них на Аманду такой скорбный взгляд, что она, не выдержав, рассмеялась.

     Настоящий маленький артист, подумала она. Совсем как отец.

     Она прочитала все три сказки, поцеловала его в отяжелевшие от сна веки и на цыпочках вышла из кабинета.

     Смотри не привяжись к нему слишком сильно, сказала утром Стефани, и Аманда понимала всю разумность этого совета. Через несколько дней Ники будет здоров, через несколько недель он отсюда уедет, и она больше никогда его не увидит. Самое благоразумное, что можно сейчас сделать, – это закрыть свое сердце и повернуть ключик в замке.

     Но совет подруги на пару дней опоздал, вот какая неувязка вышла.

     Стук в дверь вряд ли заслуживал такого названия – это, скорее, было застенчивое царапанье. Аманда открыла дверь, и Чейз устремил на нее такой взгляд, словно она была топ-моделью на подиуме, хотя сейчас она меньше всего походила на манекенщицу – в своих домашних джинсах и рубашке, босая и с распущенными по плечам волосами.

     – Я опасался, что к этому времени ты уже махнула на меня рукой. – Улыбнувшись, он прикоснулся пальцем к уголку ее рта.

     Каждая клеточка тела Аманды затрепетала от наслаждения.

     – Я и махнула... почти. Вы что, снимаете сразу много сцен или у вас просто трудности в процессе работы?

     – Всего понемногу. Но пленки мы тратим немыслимое количество, это уж точно.

     Она прошла в кухню и достала из холодильника бутылку вина.

     Чейз покачал головой.

     – Чего бы я сейчас отведал, – сказал он, – так это кофе.

     – Среди ночи? – Но она тем не менее достала кофейник. – Если настаиваешь... кстати, о настойчивости... ты должен разбудить Ники и пожелать ему спокойной ночи.

     – Это твой приказ?

     – Нет, разумеется. Мне бы и в голову не пришло указывать, что тебе делать.

     – Неужели? В таком случае почему чемодан с игрушками Ники вернулся в мой номер?

     – Потому что они ему не нужны.

     – Понятно, – задумчиво произнес Чейз. Несколько минут спустя, когда он вернулся из кабинета, Аманда уже разливала кофе. Он втянул в себя аромат темной жидкости и удовлетворенно вздохнул. – Ники не захотел просыпаться. Сомневаюсь, чтобы он что-нибудь вспомнил завтра утром.

     – Я передам, что ты пытался его разбудить. Не хочешь посидеть на балконе?

     – У тебя есть балкон?

     – Ну, это, скорее, площадка на случай пожара. Она отдернула шторы в дальнем углу гостиной, открыла стеклянные, во всю стену, двери на крошечную террасу, где едва умещались два кресла и пара массивных глиняных цветочных горшков. В одном горшке красовался гигантских размеров помидор, ветки которого клонились от тяжести зеленых плодов. В другом цветы радовали глаз разнообразием красок.

     – Какая чудесная ночь. – Чейз вытянулся в кресле и зевнул. – Прохладная, тихая, почти безветренная. Днем, когда мы снимали сцены в саду, было куда хуже.

     – В доме Стефани? Как бы мне хотелось взглянуть на него. Она рассказывала, сколько там пришлось всего переделать.

     – Приезжай в любое время. Все до единого горожане там уже побывали.

     – Вот видишь? Я же говорила, ты – самое интересное, что есть в Спрингхилле.

     Он легонько потянул ее за локон.

     – Правда, Аманда?

     Какая неосторожность, подумала она. В словах, соскользнувших с языка, было больше правды, чем ей хотелось бы.

     – Разумеется, это само по себе не много значит – жизнь-то в нашем городе довольно скучная. А толпа любопытных не мешает вашей работе?

     Он едва заметно улыбнулся.

     – Нет. Сад огорожен, чтобы зрители не могли проникнуть внутрь, но тебя я проведу. Знаешь, я по-прежнему считаю, что тебе следует сниматься в массовке. Даже завтра нам нужны будут статисты.

     – Не могу же я взять Ники с собой.

     – О! Ну конечно. Как он?

     – Гораздо лучше. Сам-то он так не думает, потому что устал сидеть в четырех стенах. Сегодня днем он еще пару раз вздремнул, а в остальном вел себя уже как совсем здоровый ребенок. Еще день или два – и его можно будет выпускать из заточения.

     – Значит, мне необходимо позвонить в бюро по найму прислуги.

     – Да, – сказала Аманда. У нее возникло такое ощущение, словно она отрезает собственную руку, но это решение было единственно приемлемым. – А сколько у него было нянь с тех пор, как умерла мама?

     Чейз нахмурился.

     – Кажется, три.

     – За два года? – Аманда пришла в ужас.

     – Это вечная проблема.

     – Неудивительно, что он... – Она прикусила язык.

     – Что?

     Она долго колебалась и наконец натянуто произнесла:

     – Извини. Я сую свой нос в дела, которые меня никоим образом не касаются.

     – Послушай, если есть лучший выход, я был бы рад, чтобы мне его кто-нибудь подсказал, – нетерпеливо выпалил Чейз. – Нельзя же заставить няню подписать контракт на всю оставшуюся жизнь. Видит Бог, я делал все, что в моих силах, но первая няня вернулась к себе на родину, чтобы ухаживать за престарелой богатой тетушкой, вторая вышла замуж и переехала в Нью-Джерси, а третья...

     – Третью ты выгнал.

     – Нет, она получила работу, которая ей больше нравилась. Выгнал я четвертую. Салли так мало у нас продержалась, что я ее даже не считаю. И что я мог поделать? Есть вещи, которые за деньги не купишь. Я и так платил им целое состояние, и каждая, нанимаясь, обещала проработать как минимум год. И потом, если бы я силой заставлял их выполнять обязательства, разве это пошло бы на пользу Ники?

     – Тут ты прав.

     – Тебе, видимо, кажется, что я швыряюсь нянями налево и направо, но посмотрела бы ты, что была за картина, когда их нанимала Дезире!

     – У него и при матери были няни?

     – Не нужно так удивляться. Дезире работала не меньше меня. А когда оставалась дома... – Он замолчал, отхлебнул кофе и через несколько секунд добавил: – Ясли – тоже не выход при такой занятости, как у меня. Так что же ты предлагаешь, Аманда?

     – Извини. Я понятия не имею. – Она взвешивала каждое слово. Стефани и другие ее подруги нянчили детей так же легко и привычно, как листали женские романы, не считаясь с тем, кто с чьим возился больше. Для них это было совершенно естественно, Аманде просто в голову не приходило, что кто-то может и не иметь подобной поддержки. Но ведь Южная Калифорния не Спрингхилл, а друзья Чейза совсем не похожи на подруг Аманды.

     Чейз наклонился к ней, потрепал упавшие на плечо пшеничные пряди.

     – И ты извини меня. Я не должен был срывать на тебе свое раздражение.

     Она с трудом улыбнулась.

     – Ничего, все в порядке.

     Кончики его пальцев заскользили вниз по руке, задержались на сгибе локтя.

     – Аманда, если я вчера ночью вел себя слишком самонадеянно...

     Она изумилась. Чейз – и слишком самонадеян? Он ведь всего лишь поцеловал ее. Или... о Боже, неужели он заподозрил, до какой степени эта мимолетная нежность ее потрясла?

     – Я не совсем понимаю, что ты хочешь сказать.

     – Тот факт, что я до сих пор не видел поблизости от тебя ни одного мужчины старше четырех лет, не значит, что такого мужчины вовсе не существует, – суховато пояснил он.

     – О! В этом смысле.

     – И если я повел себя бестактно, сказав, что хочу провести с тобой ночь, то я тоже прошу прощения. Не скажу, что это была неправда, но если у тебя кто-то есть...

     Она покачала головой и увидела, как его глаза моментально загорелись самоуверенностью, желанием и юмором, достаточным, чтобы она тут же насторожилась. О чем это он думает? О том, что она без ума от него настолько, чтобы отбросить здравый смысл?

     А почему бы ему и не думать так? Она к этому очень близка.

     – Это хорошо, – мягко произнес он.

     Она поспешно добавила:

     – Во всяком случае, в данный момент нет никого, но завтра – кто знает?

     – Это верно, – не стал спорить Чейз. Голос его звучал вкрадчиво, а дыхание согревало ей висок. Он прикоснулся поцелуем к ее щеке, и его губы скользнули по горящей коже, накрыли ее рот. – Завтра всякое может случиться.