"Полдень, XXI век (май 2011)" - читать интересную книгу автора (Коллектив авторов)21Есть один период в году, когда время останавливается, все замирает в полусне, холод сковывает землю и струйки дыма застывают вертикально в морозном воздухе. Это первая неделя года – от новогодней ночи до Рождества. Доедается и допивается все, что осталось с праздничного стола, ни о чем не хочется думать, тем более разглядывать подплывающую громаду года, который следует прожить, чтобы сделать еще один шаг в единственно возможном направлении. У Пирошникова эта глыба непрожитого времени каким-то образом связывалась с массивом Плывуна, который, как ему казалось, тоже замер в глубине, погрузился в зимнюю спячку и ждет весны, когда весенние воды разбудят его и приведут в движение. Но все оказалось не столь просто. Об этом рассказал экспериментатор Браткевич, посетивший Пирошникова как раз на Рождественской неделе. – Идут непонятные процессы, – доложил он после того, как закончился обмен вежливыми приветствиями и вопросами о здоровье. – Датчики фиксируют повышение температуры массива. Он разжижается. Скорость погружения возросла втрое по сравнению с сентябрем. – Почему же мы не замечаем? – Ну, она все равно относительно невелика примерно два сантиметра в сутки. – Но это же семь с лишним метров в год! – воскликнул Пирошников, произведя в уме быстрый подсчет. – То-то и оно. – Ас чем это связано? – Думаю, прежде всего с перезагрузкой дома, – начал вслух размышлять аспирант. – Вы внизу давно не были? – Давненько, – признался Пирошников. – Ну, сами увидите… А во-вторых, лично с вами. Ваша связь с Плывуном ослабла, это видно по графикам. К тому же этот юноша… Август. Он тоже воздействует. Вам бы как-то договориться. – Что же вы раньше не говорили! – рассердился Пирошников. – Я думал, он вам неприятен. – Какое это имеет значение для дела! Мы проваливаемся в дыру, тут уж не до выяснения отношений!.. Вот что. Я попрошу вас в ближайшее время провести монтаж вашего оборудования на всех этажах. Выяснилось, что Пирошников имеет в виду петли гравитации и звуковую трансляцию. Аспирант сказал, что сеть громкой трансляции уже стоит, она входит в систему противопожарной сигнализации, а вот оптоволокно нужно заказывать. – И встанет это в копеечку, – сказал он. – Попросите Джабраила, – посоветовал Пирошников. – А что я ему скажу? Пирошникову показалось, что аспирант почему-то не хочет прокладывать оптоволокно. Он задумался. – Мне нужно такое количество, чтобы мы могли управлять тяготением во всем здании, – наконец сказал он. Аспирант отвел глаза, тяжело вздохнул. – Что-то не так? – спросил Пирошников. – Да. Мы уже не можем управлять тяготением во всем здании… И нигде не можем. – Почему? – Я не знаю. Эффект перестал наблюдаться. То ли из-за плывуна, то ли, простите, из-за вас. – Это связано с моей травмой? – указал Пирошников на гипсовую повязку. – Понятия не имею. – Жаль, – сказал Пирошников. – У меня были планы. Он действительно планировал показать невесомость Серафиме и Юльке, предвкушал их удивление и радость и даже намеревался создать маленькую зону, свободную от тяготения, в одной из комнат пятого этажа, где можно было бы всей семьей плавать в невесомости. Ему не хотелось думать, что естественным образом, от старости, отмерла еще одна его физическая способность, как, скажем, способность быстро бегать или прыгать. Хотя способность взаимодействия с Плывуном вряд ли была физической. Но отмирание умственных или духовных способностей было еще обиднее. Это означало маразм и деградацию личности. А тут еще и какие-то неприятности с «перезагрузкой» дома, как выразился аспирант. Он не стал тревожить расспросами Серафиму, а решил дождаться, когда снимут гипс, чтобы лично проинспектировать дом. А пока научил Юльку играть в буриме, и они упражнялись в четверостишиях часами. Заодно Пирошников осторожно проверял себя, насколько быстро он находит рифмы и сочиняет экспромты. Раньше ему это удавалось неплохо. – Берем такие рифмы: «будка – малютка» и «день– плетень», – выписывал он слова на лист бумаги. У Юльки загорались глаза, она склонялась над листком и через минуту читала: – Неплохо, – хвалил Пирошников и уже сам пытался сочинить стишок на заданные Юлькой пары «крокодил – находил» и «каша – Маша». Немного помучившись, он выдавал: – Нет-нет! – кричала Юлька. – Нужно так: Вечером они предъявляли Серафиме ворох исписанной бумаги и, смеясь, перечитывали стишки. Иногда среди этих беспечных занятий острой иглой колола мысль: «Что я делаю! У меня нет времени на эту ерунду. У меня дом тонет и жизнь кончается!». И он продолжал подбирать рифмы. Только к концу января Пирошникову сняли гипс, а еще через две недели кончился срок действия сертификатов на дополнительную площадь. Не худо было бы узнать, как распорядились домочадцы своими возможностями. Пирошников уже сменил костыли на трость, а теперь, в связи с предстоящим визитом к народу, стал требовать у Серафимы найти ему котелок, чтобы соответствовать новому образу джентльмена в котелке и с тростью. – О'кей, – сказала она и действительно на следующий день принесла откуда-то котелок. Пришлось его надевать, коли заказывал. – Вечно ты делаешь из меня клоуна, – проворчал он. – Ну здрасьте! С больной головы на здоровую! Это было правдой. Врожденная застенчивость часто не позволяла Пирошникову выглядеть клоуном, но в душе он был им всегда. На этот раз клоунада была легкой, почти незаметной. Чтобы усилить ее, Пирошников придал своему визиту вид административной комиссии, прихватив с собою Юльку и вызвав Геннадия. Серафима дожидалась комиссию на своем пятом этаже. Что касается Юльки, то она сама напросилась, сама же изготовила и приторочила сбоку к своей коляске картонную коробку с надписью на ней «Администрация. Для жалоб», что было личной ее инициативой. С Геннадием обстояло сложнее. Все последнее время он обозначал свое присутствие лишь по телефону, изредка звоня Пирошникову, чтобы справиться о здоровье и доложить, что все идет по плану, работы много, но он справляется. По какому именно «плану» идет эта работа, он не уточнял. Но Пирошников в детали и не вдавался, следуя своему принципу предоставлять подчиненным максимальную самостоятельность. Что, как правило, влечет за собою и максимальную неожиданность. Поэтому, когда комиссия наконец собралась и приготовилась к инспекции, неожиданности не заставили себя ждать. Обход назначили на утро воскресенья, чтобы домочадцы и новоселы были дома. Пирошников в котелке, в костюме с сорочкой и галстуком-бабочкой, с тонкой тростью в правой руке, шел, придерживая левой рукой Юлькину коляску – просто для контроля. Сидевшая в коляске Юлька сама приводила себя в движение, вращая обеими руками колеса коляски с помощью укрепленных на ободах трубок. Одета она была в теплый красный свитер, а волосы заплетены в короткие косички, которые торчали в разные стороны. Эффект был достигнут с помощью вплетенных в косички проволочек. К тому же Юлька была загримирована – глазки слегка подведены, а на носу и щеках щедро рассыпаны веснушки. Прообразом, как нетрудно догадаться, служила Пеппи Длинный чулок. За ними следовал Геннадий в черном костюме и при галстуке, скорее походивший на охранника, чем на администратора. Они зашли в лифт и поехали вниз, на минус третий. Все немного волновались. Все-таки это было первое свидание самодержца с народом, не считая того неудачного собрания. Минус третий, на первый взгляд, нисколько не изменился, разве что запах стал немного иным, чуть более сладким и пряным. На прибывшую комиссию никто особого внимания не обратил, и она двинулась вверх по направлению к «Приюту домочадца», пока не дошла до первой неожиданности. Это было не что иное, как бывший магазин «Гелиос» и однокомнатный бокс Пирошникова. Ни того, ни другого не было в наличии, точнее, там находились другие люди. Как видно, они были предупреждены о визите, потому что двери в квартиры были приоткрыты и рядом с ними для надежности дежурили новые хозяева. Это были две русские семьи, беженцы из Махачкалы. Одна с двумя детьми, а другая с тремя. Во второй семье брак был смешанный, мать трех мальчишек была дагестанкой, а отец украинцем. Обе женщины приглашали зайти в комнату, где был накрыт стол, а на столе стояли пироги и бутылки. – Хорошо подготовились, – заметил Пирошников. – Стараемся, – ответил Геннадий. Юлька въехала в комнату, от пирогов отказалась, но вынула из сумочки записную книжку и приготовилась писать. – Жалобы есть? – спросила она. Женщины испуганно замотали головами. Все пятеро детей повторили их движение. – Вы не должны бояться. Администрация за жалобы не наказывает, – объяснила Юлька солидно. Она намеревалась также произвести перепись, но Геннадий сказал, что это лишнее. Все данные жильцов зафиксированы в домовой книге. – Сколько платите за квартиры? – поинтересовался Пирошников. – Ничего не платим. Хозяйка сказала, что полгода можно не платить. Пока не обживемся. – А кто хозяйка? – спросил Пирошников. Геннадий удивленно посмотрел на шефа: будто не знает. Женщины засуетились. – Сейчас, сейчас… Дагестанка нашла какие-то бумажки, по всей видимости, это был договор аренды, и прочитала по складам: – Пи-рош-ни-ко-ва… Серафима Степановна. Пирошников только головой покрутил. – Ну, дает… – А чего делать-то было? Вам она не велела говорить, а договор-то на эту площадь на вас оформлен… Ну, подписалась как жена… – принялся вполголоса торопливо объяснять Геннадий. – А что, нельзя было? – испуганно закончил он. – Ладно, после разберемся… А где же ваши мужья? – снова обратился он к женщинам. – Работают. Здесь же, повыше. – На втором этаже они работают, – сказал Геннадий. – Мы их еще увидим. – Может, выпьете по рюмочке? – робко спросила русская хозяйка. – Мы на работе! – строго сказала Юлька. Комиссия покинула бывшие владения Пирошникова и направилась дальше. Пирошников успел, правда, постучать в дверь к Дине, откуда выглянуло совсем другое, но несомненно армянское женское лицо, которое объяснило, что Дина Рубеновна ее тетка и позволила ей здесь жить. Сама же уехала неизвестно куда. – Нам известно, – тихо проговорил Геннадий на ухо Пирошникову. Дальнейшее продвижение по коридору практически не явило неожиданностей, кроме двух-трех случаев, когда на месте бывших домочадцев жили их родственники, а сами домочадцы переместились на третий или четвертый этажи этого же здания. То есть, просто улучшили жилплощадь. Остальные жили там же, где и прежде. Что они сделали со своими сертификатами, пока оставалось неясным. Наконец комиссия достигла лаборатории аспиранта Браткевича. Пирошников постучал. – Входите! – раздался голос Максима. Пирошников распахнул дверь, и комиссия застыла на пороге, пораженная невиданной картиной. Аспирант с пультом в руках стоял у раскрытой двери в следующую пустую комнату с кроватью, и сквозь проем этой двери было видно парящего в воздухе юношу Августа со взором вовсе не горящим, а просветленно-задумчивым. Максим оглянулся на гостей и жестом пригласил их: входите смелей! И тогда Юлька, нажав на свои колеса, бодро въехала в лабораторию и, никого не спрашивая, прямиком вкатилась в комнату, где летал Август. Там она по инерции продолжила движение, не в силах остановиться, ибо для остановки требовалась сила трения, а она, как известно, исчезает, если нет тяжести. В результате коляска Юльки ударилась о железную, привинченную к полу кровать, а Юлька вылетела из нее головою вперед и совершила в воздухе сальто… – Ах! – вырвалось у всех разом. …Но не упала, а продолжала полет, совершая кульбиты, пока Август не схватил ее за руку, и они вместе кое-как остановили вращение и стали парить под потолком с совершенно счастливыми лицами. – Хорош. Хватит, – наконец скомандовал Пирошников. – Опускай их. Майна! Максим нажал кнопку, и летунов плавно притянуло к полу. Август подкатил коляску и, подняв Юльку, усадил и пристегнул. Вид у Юльки был совершенно ошалелый. Она никак не могла придти в себя. – Еще хочу… Всегда… – шептала она. – Успеем, – твердо сказал Пирошников. – Когда эффект возобновился? – спросил он Максима. – Сегодня утром. Как Август пришел… И вы пришли тоже, – поспешно добавил он. – Тоже, да… Тоже… Мы тоже пахали, – сказал Пирошников. – Что ж, поздравляю… Август, нам надо встретиться, запиши телефон, договоримся… Надо решать с Плывуном. Август с готовностью вытащил свой мобильник, кивнул. – Да, сэнсей. Позвоню обязательно. Пирошников повернулся и зашагал по коридору. Геннадий догнал его и тихо сообщил, что в «Приюте домочадца» дожидается Подземная Рада. – Зачем? – спросил Пирошников. – Хотят поговорить. – Не о чем мне пока говорить. Дом посмотрю, тогда и поговорим… На минус втором этаже, как выяснилось, было общежитие гастарбайтеров. Здесь жили, в основном, мужчины – таджики и узбеки, работавшие в доме или окрестностях на всякого рода физических работах: дворниками, подсобниками, мусорщиками, мойщиками машин. Сейчас большинство тоже было на работе, кто-то отсыпался, в одной из комнат шестеро узбеков, сгрудившись вокруг огромного медного казана, ели руками плов. Увидев комиссию, они радушно замахали руками с жирными пальцами, галдя что-то по-своему и приглашая присоединиться. – Ложки и вилки! Нужно есть ложками и вилками! – пыталась втолковать им Юлька. Они кивали, смеялись. – По-русски никто почти не говорит, – посетовал Геннадий. – Договор с нами заключили? – спросил Пирошников. – Нет. Субаренда, – сказал Геннадий. – А кто владелец? – Гусарский, помните? Директор филиала банка… – Как же, как же… – сказал Пирошников. Этажом выше тоже была гостиница, принадлежащая Гусарскому, только рангом повыше. Здесь проживали продавцы продуктовых и вещевых рынков, в основном, азербайджанцы, а также южные граждане России без определенных занятиий и безработные. На обоих минусовых этажах был довольно омерзительный запах пота и нестиранной затхлой одежды. Комиссия поспешила в лифт и оказалась в вестибюле первого этажа, где еще недавно жил нынешний хозяин дома господин Пирошников. Он оглядел вестибюль и, заметив в будке вахтера Ларису Павловну, приподнял котелок и поклонился ей. Вахтерша изобразила на лице благодарную улыбку и тоже отвесила поклон, прижав руку к груди. Пирошников заметил какое-то шевеление в темном углу под лестницей, где недавно они обитали с Серафимой и где теперь остался лишь туалет с душем и умывальником. Подойдя ближе, он увидел некое подобие шатра или чума, сооруженного из старых одеял и ломаных стульев. Вход был занавешен махровым синим полотенцем. Пирошников осторожно постучал по торчащей из-под одеяла ножке стула, и из норы, отодвинув полотенце, высунулась женская голова, довольно привлекательная. – Здравствуйте. Вы кто? – спросил Пирошников. – Гуль, – сказала она. – Это Гуля, – сказал Геннадий. – Она тут пока живет с детьми… – У нее есть дети? – удивился Пирошников. – Трое! – отозвалась со своего места Лариса Павловна. – Мал-мала меньше. – Но это же… черт знает что! – возмутился Пирошников. – Почему ей не дали квартиру? Гуля испуганно переводила взгляд с одного на другого, стараясь понять, о чем речь. – Да нет у нее денег, – объяснил Геннадий. – Ей продукты еще приносят сородичи… А денег нет. – Вот что, – повернулся к нему Пирошников. – Вызови двух своих парней, пускай перевезут Гулю с детьми на пятый и сдадут Серафиме. Я ей сейчас позвоню. Геннадий молча кивнул и принялся набирать номер на мобильном телефоне. Пирошников сделал то же самое и передал Серафиме, чтобы она приняла и разместила семью с тремя детьми. – Мы сейчас тоже приедем, – добавил он. Серафима не задала ни одного вопроса. Через минуту появились два крепких охранника, однако Гуль стоило большого труда объяснить, чего от нее хотят. Она плакала и прикрывала своим телом вход в шатер, но потом наконец поняла и извлекла из норы детей. Это были две девочки трех и пяти лет и годовалый мальчишка. Вместе с охранниками и нищенским скарбом семья была препровождена в лифт. – Благородный поступок… – прокомментировала Лариса Павловна. Пирошников посмотрел на свою команду. – Хорошего понемножку, – сказал он. – Закончим завтра. |
||||
|