"Полдень, XXI век (май 2011)" - читать интересную книгу автора (Коллектив авторов)

20

Между всеми этими делами, как всегда, неожиданно накатил Новый год, и Серафима отправилась к себе домой в Парголово, где жила с родителями после развалившегося года три назад брака. Она намеревалась поздравить их и объяснить, что встречать праздник будет не с ними. Впрочем, они уже и так догадывались.

Там же находился какой-то запас старых елочных игрушек еще с советского времени, отличающихся от нынешних так же радикально, как старые шоколадные конфеты от новых.

Пирошникову же необходимо было купить елку, для чего он и отправился на находившийся неподалеку Сытный рынок, предварительно получив в бухгалтерии у кассира Мидии зарплату, которую сам же себе выписал днем раньше. Кроме него, зарплата была выписана исполнительному директору Геннадию, восьми охранникам, трем вахтерам и бухгалтеру с кассиром.

Эта акция практически обнулила счет бизнес-центра и заставила Пирошникова задуматься. Казна бизнес-княжества опустела, надо был искать способ заработка.

Купив елку, он не спеша направился в сторону дома, как тут зазвонил мобильник. Пирошников всегда настраивал сигнал телефона на традиционный звонок и не любил музыкальных сигналов.

– Ты еще не подошел? – услышал он голос Серафимы.

– Нет. Но уже иду.

– Апартаменты заперты. Приходи на пятый этаж. Мы на пятом.

– Кто это «мы»? – удивился Пирошников.

– Увидишь.

Пирошников встревожился и ускорил шаг, насколько это было возможно при его больных ногах. Через пятнадцать минут он был в вестибюле бизнес-центра, где с момента вручения сертификатов наблюдалось значительное оживление. Входили и выходили какие-то незнакомые люди, читали многочисленные объявления на доске, с которыми Пирошников пока не нашел времени ознакомиться, втаскивали какие-то ящики.

Он подождал лифт, неловко втиснулся туда с елкой, исколов иголками лицо, и нажал кнопку пятого этажа.

На входе в коридор пятого этажа дежурил молодой охранник. Имени его Пирошников не помнил.

– Мои здесь? – спросил он.

– Здесь… – охранник расплылся в улыбке, несколько удивившей Пирошникова.

Он вошел в коридор, простиравшийся в обе стороны и сразу услышал пронзительный крик, доносящийся с того конца коридора, который был верхом наклонной плоскости. Крик явно не был криком о помощи, а скорее напоминал крик восторга.

Он повернулся туда, стараясь, чтобы иголки не слишком кололи щеки, и увидел стремительно приближающиеся к нему по коридору две фигуры. В одной он узнал Серафиму, которая, раскинув руки, мчалась с горки на роликовых коньках, а вторая представляла из себя какую-то небольшую тележку, в которой находилось что-то мелькающее, подвижное и орущее.

Он не успел ничего сообразить, кроме того, что Серафима развила опасную скорость и может прилично навернуться. Инстинктивно он расставил руки, выронив елку. Серафима, не переставая кричать и смеяться, попала к нему в объятия, и оба они вместе с елкой повалились на пол.

Тележка промчалась мимо, издавая победные крики.

Пирошников почувствовал сильную боль в колене. Они с Серафимой помогли друг другу подняться, и только тут он увидел, что промчавшаяся мимо тележка на колесах сделала ловкий пируэт и завертелась на одном месте, как фигуристка на льду.

Когда она прекратила вращение, Пирошникова наконец сумел разглядеть, что тележка является детской инвалидной коляской, а в ней сидит девочка лет десяти с растрепанными волосами и сверкающими от возбуждения глазами. Обеими руками она держалась за круговые трубки на колесах, служащие для управления, а ноги безжизненно свисали с сиденья. Сразу было видно, что эти ноги не умеют ходить.

– Я выиграла! Я выиграла! – кричала девочка в экстазе.

– Мне помешали! Не считается! – возражала Серафима.

Она обернулась к Пирошникову, лицо ее выразило тревогу.

– Как ты?

– Ничего… – выговорил он с трудом.

– Это Юлька! – представила она девочку.

– Я вижу, что юла… – улыбнулся Пирошников.

Они поднялись в лифте к себе на крышу, причем Пирошников вынужден был опираться на Серафиму, потому что боль в колене была адской. Юлька же весьма умело управляла коляской, преодолевая невысокие пороги, и лишь ступеньки лестницы становились непреодолимым препятствием.

История Юльки была такова.

Она жила с матерью и бабушкой в соседнем доме, рядом с родителями Серафимы. Когда-то там обитал и Юлькин отец, но когда выяснилось, что у девочки детский церебральный паралич и ходить она не будет, отец куда-то испарился. А несколько месяцев назад мать девочки умерла. Юлька осталась с бабушкой.

Это событие произошло уже когда Серафима покинула родительский дом и переместилась в каморку под лестницей. И сейчас она узнала от родителей, что Юлька осталась почти без помощи, поскольку бабушка сама в ней нуждалась.

И тогда Серафима пошла к соседям и предложила Юльке погостить у нее и вместе встретить Новый год. Бабушке была обещана помощь родителей Серафимы. На том и порешили.

Теперь же неожиданно хлопот Серафиме прибавилось, и на руках у нее оказались два инвалида – старый и малый.

Пришлось вызывать подмогу и в тот же вечер везти Пирошникова в «травму», где ему диагностировали вывих коленного сустава и наложили гипс. Сопровождал его туда и обратно Геннадий на своей машине, а на следующий день навестить отца пришли обе дочери. Геннадий снова приехал и привез пару костылей, чтобы Пирошников мог самостоятельно передвигаться по квартире.

Прощаясь он сказал:

– Вы не волнуйтесь, с домом я управлюсь.

– Ну, давай. Других помощников у меня нет, – ответил Пирошников.

Однако оказалось, что это не так. Серафима проявила большой интерес к внутреннему преобразованию дома и, испросив у Пирошникова разрешения, занялась обустройством пятого этажа. Заодно она по мере возможности следила за тем, что происходит на других этажах, но с Пирошниковым практически не советовалась. Он сам ей запретил, сказав, что она должна действовать самостоятельно.

– Понимаешь, этот дом достанется тебе, когда я уйду, – спокойно объяснил он свое решение. – Он должен соответствовать твоим интересам, а не моим.

– Не говори глупостей. У меня нет своих интересов, – сказала она, целуя его в макушку.

– Как там с плешью? – спросил он.

– С плешью все отлично. Ее нет… Ну, почти нет, – отвечала она.

Отстранившись от дел, Пирошников форменным образом впал в детство, оставаясь целыми днями с Юлькой и прыгая на костылях от холодильника к столу, оттуда к телевизору, а от него к дивану, чтобы дружной компанией смотреть мультфильмы.

Дружная компания состояла из Юльки, кота Николаича и его самого.

Юлька решила, что Николаичу обидно быть таким здоровым и нетравмированным, и она наложила ему на переднюю лапу шину из картонки, свернув ее трубочкой, и перебинтовала, отчего Николаич стал прихрамывать. Но особенно не протестовал.

Вернувшаяся домой Серафима увидела, как дружная компания следует из кабинета в гостиную. Впереди на костылях прыгал Пирошников, за ним хромал Николаич, а сзади в коляске ехала Юлька, улыбаясь до ушей. Очень ей нравился вид кота с ограниченными возможностями.

– Да вы прямо инвалидная команда! – воскликнула Серафима.

Пирошников вдруг понял, что соскучился по семье, будь она хоть инвалидной командой. И теперь не уставал изобретать разные игры и развлечения, которыми все вместе занимались по вечерам. Телевизор как способ развлечения был исключен, им пользовались только для просмотра кинофильмов через DVD-плеер. Зато в большом ходу были всякие забавы, связанные со стихами и поэтами.

Пирошников, несмотря на свою любовь к поэзии, нисколько не благоговел перед поэтами-классиками, хотя любил многих из них искренно, а посмеивался над ними и тоже причислял к «инвалидной команде».

– Вот послушайте, послушайте! – говорил он внимавшим Серафиме, Юлии и Николаичу.

И начинал читать что-нибудь этакое, при этом прыгая по гостиной на костылях в ритме стихотворения:

Сегодня дурной день, Кузнечиков хор спит, И сумрачных скал сень — Мрачней гробовых плит. Мелькающих стрел звон И вещих ворон крик… Я вижу дурной сон, За мигом летит миг. Явлений раздвинь грань, Земную разрушь клеть И яростный гимн грянь — Бунтующих тайн медь! О, маятник душ строг, Качается глух, прям, И страстно стучит рок В запретную дверь к нам…

Все эти звонкие удары литавр – «скал сень», «стрел звон», «гимн грянь» сопровождались подпрыгиваниями на костылях, что было достаточно сложно исполнить. Пирошников радовался.

– Слышите? У него шпоры звенят на ногах! Он скачет на лошади!

– Кто? – недоумевала Серафима.

– Да Мандельштам же! Осип Эмильевич!

И Пирошников, внезапно посерьезнев, рассказывал им, как его убивали. Рассказывал, будто был близким другом или приятелем, будто это касалось его лично. Да это и касалось его лично.

А на Новый год пришел Борис Леонидович со своими рождественскими стихами. За стеклянной стенкой, на крыше, вилась метель, горела огнями елка, пылал камин в гостиной, и Пирошников читал стихи, подражая автору, с какой-то жалобно-умиротворяющей интонацией:

Стояла зима. Дул ветер из степи. И холодно было младенцу в вертепе На склоне холма. Его согревало дыхание вола. Домашние звери Стояли в пещере, Над яслями теплая дымка плыла…

Он никогда не мог читать без слез это стихотворение. И без всякого перехода начинал рассказывать о том, как Борис Леонидович нанимался вскапывать огород на даче в Переделкине советскому поэту Суркову, которого каждую весну вынимали из норы, чтобы определить, кому будет Сталинская премия.

Врал, конечно.

– Он тоже был с ограниченными возможностями? – спросила Юлька деловито.

– Кто? Пастернак? Он был с неограниченными возможностями! Только это еще хуже… Кстати, Джулия, ты бы почитала про свою любовь к Ромео четыреста лет назад. Это он перевел.

…Новый год прилетел и опустился на снежный город. Где-то на Петроградской в яслях из дуба лежал младенец из той же инвалидной команды с неограниченными возможностями. И прыгал на костылях вокруг праздничного стола, обнимая по очереди своих родных и котенка, в сущности, старик, которому в наступившем году исполнялось семьдесят лет.