"Собака Баскервилей" - читать интересную книгу автора (Конан Дойл Артур Игнатиус)

XII Смерть на болотѣ

Дыханіе сперлось у меня въ груди, я не довѣрялъ своимъ ушамъ. Наконецъ, ко мнѣ вернулись сознаніе и голосъ, и вмѣстѣ съ тѣмъ я почувствовалъ, какъ будто въ одно мгновеніе съ моей души снята подавляющая тяжесть. Этотъ холодный, внушительный, ироническій голосъ могъ принадлежать одному только человѣку на свѣтѣ.

— Холмсъ! — воскликнулъ я. — Холмсъ!

— Выходите, — сказалъ онъ, — и пожалуйста поосторожнѣе съ револьверомъ.

Я переступилъ порогъ и увидѣлъ его сидящимъ на камнѣ, между тѣмъ какъ его сѣрые глаза забавно прыгали, видя мое удивленіе. Его умное лицо, загорѣвшее и обвѣтренное, было худо и осунулось, но выглядѣло яснымъ и бодрымъ. Въ парусинномъ костюмѣ и мягкой шляпѣ, онъ имѣлъ видъ любого туриста на болотѣ и даже умудрился, благодаря своей характерной кошачьей любви къ чистоплотности, имѣть въ совершенствѣ выстиранное бѣлье и гладко выбритый подбородокъ, точно онъ не выѣзжалъ изъ Бекеръ-стрита.

— Въ жизни своей не бывалъ я никому болѣе радъ, — сказалъ я, крѣпко сжимая ему руку.

— Или болѣе удивленъ, а?

— Признаюсь и въ этомъ.

— Не вы одни были удивлены, увѣряю васъ. Пока я не очутился шагахъ въ двадцати отъ этой хижины, мнѣ и въ голову не приходило, чтобы вы отыскали мое случайное убѣжище, а еще менѣе, что вы сами сидите въ немъ.

— Вы узнали о моемъ присутствіи по слѣдамъ?

— Нѣтъ, Ватсонъ. Сомнѣваюсь, чтобы я могъ отличить слѣдъ вашей ноги отъ слѣдовъ всѣхъ остальныхъ людей на свѣтѣ. Если вы серіозно пожелаете меня обмануть, то перемѣните своего поставщика папиросъ, потому что, когда я вижу окурокъ съ этикеткой Брадлей, Оксфордъ-стритъ, то знаю, что мой другъ Ватсонъ находится по близости. Онъ тамъ лежитъ у тропинки. Вы его бросили въ тотъ торжественный моментъ, когда пошли приступомъ на пустую хижину.

— Совершенно вѣрно.

— Я такъ и думалъ, и, зная вашу удивительную настойчивость, былъ убѣжденъ, что вы устроились въ засадѣ съ оружіемъ наготовѣ, въ ожиданіи постояльца. Итакъ, вы въ самомъ дѣлѣ думали, что я-то и есть злодѣй.

— Я не зналъ, кто вы такой, но твердо рѣшилъ все узнать.

— Чудный Ватсонъ! A какъ вы выслѣдили меня? Можетъ быть, вы видѣли меня въ ночь погони за бѣглымъ каторжяикомъ, когда я имѣлъ неосторожность допустить, чтобы луна взошла позади меня?

— Да, я видѣлъ васъ тогда.

— И, безъ сомнѣнія, обыскали всѣ хижины, прежде чѣмъ добраться до этой?

— Нѣтъ, вашъ мальчикъ былъ замѣченъ, и это дало мнѣ руководящую нить.

— Замѣченъ, конечно, тѣмъ старикомъ съ телескопомъ. Я узналъ объ этомъ только тогда, когда въ первый разъ увидѣлъ свѣтъ, отраженный отъ объектива.

Холмсъ всталъ и ваглянулъ въ хижину.

— А, я вижу, что Картрайтъ принесъ мнѣ кое-какіе запасы. Что это за бумага? Такъ, значитъ, вы были въ Кумбъ-Трасей?

— Да.

— Чтобы повидаться съ миссисъ Лаурой Ляйонсъ?

— Именно.

— Прекрасно сдѣлали. Наши разслѣдованія шли, очевидно, параллельно, и когда мы подведемъ итоги достигнутыхъ нами результатовъ, то, надѣюсь, будемъ хорошо оэнакомлены съ обстоятельствами дѣла.

— Что касается меня, то я отъ души радъ, что вы здѣсь, потому что, право, моимъ нервамъ больше не подъ силу выносить эту таинственность. Но скажите, Бога ради, какъ вы-то сюда попали и что вы дѣлали? Я думалъ, что вы находитесь въ Бекеръ-стритѣ, занятые тѣмъ шантажнымъ дѣломъ.

— Я именно и хотѣлъ, чтобы вы это думали.

— Такъ вы даете мнѣ отвѣтственное порученіе и вмѣстѣ съ тѣмъ не довѣряете мнѣ! — воскликнулъ я съ оттѣнкомъ горечи. Я думалъ, Холмсъ, что заслужилъ лучшаго.

— Милый другъ, вы были неоцѣнимы для меня какъ въ этомъ, такъ и во многихъ другихъ случаяхъ, и прошу васъ простить меня, если я какъ будто сыгралъ съ вами штуку. Въ дѣйствительности же я поступилъ такъ отчасти ради васъ самихъ и пріѣхалъ сюда, чтобы лично разобраться въ дѣлѣ, потому что взвѣсилъ, въ какой вы находитесь здѣсь опасности. Если бы я жилъ вмѣстѣ съ вами и сэромъ Генри, то, очевидно, что у меня была бы та же точка зрѣнія, что у васъ, и мое присутствіе заставило бы нашихъ крайне опасныхъ враговъ быть насторожѣ. Теперь я могу свободно прохаживаться, чего не въ состояніи былъ бы сдѣлать, если бы жилъ въ голлѣ, и остаюсь неизвѣстнымъ факторомъ въ дѣлѣ, готовый кинуться въ него всею своею тяжестью въ критическій моментъ.

— Но зачѣмъ было оставлять меня въ потемкахъ?

— Если бы вы знали о моемъ пріѣздѣ, это не принесло бы намъ пользы, а между тѣмъ мое присутствіе здѣсь могло бы быть открыто. Вы бы захотѣли сообщить мнѣ что-нибудь или же, по своей добротѣ, доставить мнѣ какое-нибудь облегченіе, а это было бы совершенно безполезньтмъ рискомъ. Я привезъ съ собою Картрайта, помните, — того мальчугана изъ конторы комиссіонеровъ, и онъ заботился объ удовлетвореніи моихъ несложныхъ потребностей: ломтѣ хлѣба и чистомъ воротничкѣ. Что еще нужно человѣку? Онъ доставилъ мнѣ лишнюю пару глазъ и пару очень проворныхъ ногъ, и обѣ эти пары были неоцѣнимы.

— Такъ, значитъ, всѣ мои донесенія пропали даромъ!

Мой голосъ задрожалъ, когда я припомнилъ трудъ и гордость, съ какими я ихъ составлялъ.

Холмсъ вынулъ изъ кармана свертокъ бумагъ.

— Вотъ ваши донесенія, дорогой другъ, и они старательно перечитаны, увѣряю васъ. Я прекрасно устроился относительно ихъ полученія, и они запаздывали всего на одинъ день. Я долженъ отдать вамъ честь въ крайнемъ рвеніи и разумности, какую вы выказали въ этомъ необыкновенно трудномъ дѣлѣ.

Я никакъ еще не могъ переварить тотъ фактъ, что Холмсъ обманывалъ меня, но теплота его похвалъ угасила мой гнѣвъ. Въ глубинѣ сердца я чувствовалъ, что онъ былъ правъ и что для нашей цѣли было лучше мнѣ не знать объ его присутствіи на болотѣ.

— Такъ-то лучше, — сказалъ онъ, видя, что тѣнь сбѣжала съ моего лица. A теперь разскажите мнѣ о результатѣ вашего визита къ миссисъ Лаурѣ Ляйонсъ. Мнѣ не трудно было догадаться, что вы направились именно къ ней, такъ какъ мнѣ уже извѣстно, что она единственная въ Кумбъ-Трасей личность, которая можетъ быть намъ полеэна. Дѣло въ томъ, что если бы вы не поѣхали туда сегодня, то весьма вѣроятно, что завтра я самъ отправился бы къ ней.

Солнце сѣло, и сумерки спустились на болото. Въ воздухѣ почувствовалась свѣжесть, и мы вошли погрѣться въ хижину. Тутъ я разсказалъ Холмсу о своемъ раэговорѣ съ Лаурой Ляйонсъ. Онъ имъ такъ заинтересовался, что нѣкоторыя его части я долженъ былъ повторить.

— Очень важное сообщеніе, — сказалъ онъ, когда я кончилъ. Оно заполняетъ въ этомъ крайне сложномъ дѣлѣ пробѣлъ, который я никакъ не могъ перешагнуть. Не убѣдились ли вы, что между этою дамою и Стапльтономъ существуютъ тѣсныя отношенія?

— Я ничего о нихъ не знаю.

— Въ нихъ нельзя сомнѣваться. Они встрѣчаются, переписываются, между ними полное согласіе. Ну, а это дастъ намъ въ руки очень сильное оружіе. Если бы я могь только употребить его на то, чтобы отвлечь его жену…

— Его жену?

— Теперь я сообщаю вамъ новости въ отвѣтъ на полученныя отъ васъ свѣдѣнія. Дама, слъгеущая здѣсь за миссъ Стапльтонъ, въ дѣйствительности его жена.

— Господи, Боже мой, Холмсъ! Увѣрены ли вы въ этомъ? Какъ могъ онъ допустить, чтобы сэръ Генри влюбился въ нее?

— То, что сэръ Генри влюбился, не могло повредить никому, кромѣ какъ сэру Генри. Вы же сами замѣтили, что Стапльтонъ всячески старался, чтобы сэръ Генри не ухаживалъ за нею. Говорю вамъ, что она его жена, а не сестра.

— Но для чего такой обманъ?

— Потому что онъ предвидѣлъ, что она будетъ гораздо полеэнѣе для него въ роли свободной женщины.

Всѣ мои неясныя предчувствія, мои смутныя подозрѣнія внезапно облеклись въ форму и сосредоточились на натуралистѣ. Въ этомъ безстрастномъ, безцвѣтномъ человѣкѣ, въ соломенной шляпѣ и съ сѣткою для ловли бабочекъ, мнѣ почудилось ужасное существо, одаренное безконечнымъ терпѣніемъ и хитростью, существо съ улыбающимся лицомъ и сердцемъ убійцы.

— Такъ, значитъ, это онъ нашъ врагъ, это онъ слѣдилъ за нами въ Лондонѣ?

— Въ этомъ смыслѣ я читаю загадку.

— A предостереженіе исходило, вѣроятно, отъ нея.

— Именно.

Сквозь мракъ, такъ долго окружавшій меня, проглядывалъ полувидимый, полуотгадываемый образъ какой-то чудовищной низости.

— Но увѣрены ли вы въ этомъ, Холмсъ? Почему вы узнали, что эта женщина его жена?

— Потому, что онъ такъ увлекся, что передалъ вамъ правду объ одной части своей автобіографіи, когда въ первый разъ встрѣтился съ вами, и полагаю, что затѣмъ онъ не разъ жалѣлъ объ этомъ. Онъ дѣйствительно былъ однажды школьнымъ учителемъ въ Сѣверной Англіи. Ну, а нѣтъ ничего легче, какъ добыть свѣдѣнія объ учителѣ. Есть школьныя агентуры, чрезъ которыя можно удостовѣриться въ личности любого человѣка, когда-либо занимавшагося этою профессіею. Благодаря небольшой справкѣ, я уэналъ, что одна школа претерпѣла несчастіе при ужасныхъ обстоятельствахъ и что виновникъ ихъ (имя было другое) исчезъ вмѣстѣ со своею женою. Описанія учителя и его жены вполнѣ подходятъ къ примѣтамъ Стапльтоновъ. Когда же я узналъ, что исчезнувшій человѣкъ — энтомологъ, то уже не могъ больше сомнѣваться.

Мракъ разсѣялся, но многое еще оставалось въ тѣни.

— Если эта женщина его жена, то при чемъ тутъ Лаура Ляйонсъ? — спросилъ я.

— Это одинъ изъ пунктовъ, на который ваши разслѣдованія пролили свѣтъ. Ваше свиданіе съ дамою очень выяснило положеніе. Я ничего не зналъ о проектируемомъ разводѣ между Лаурой и ея мужемъ. Считая Стапльтона холостымъ, она, безъ сомнѣнія, разсчитываетъ выйти за него замужъ.

— A когда она узнаетъ правду?..

— Тогда дама можетъ оказаться полезною для насъ. Первымъ дѣломъ нужно намъ обоимъ завтра повидаться съ нею. Не находите ли вы. Ватсонъ, что вы уже слишкомъ давно покинули свои обязанности? Ваше мѣсто въ Баскервиль-голлѣ.

На западѣ исчезъ послѣдній румянецъ заката, и ночь воцарилась на болотѣ. Нѣсколько звѣздочекъ заблестѣло на фіолетовомъ небѣ.

— Еще одинъ вопросъ, Холмсъ, — сказалъ я, вставая. Между нами не можетъ быть, конечно, секретовъ. Что все это значитъ? Что ему нужно?

Холмсъ отвѣтилъ пониженнымъ голосомъ:

— Убійство, Ватсонъ. Утонченное, хладнокровно обдуманное убійство. Не спрашивайте у меня подробностей. Я затягиваю его въ свои сѣти точно такъ же, какъ онъ затягиваетъ сэра Генри, и, при вашей помощи, онъ уже почти въ моей власти. Тутъ угрожаетъ намъ одна только опасность: опасность, что онъ нанесетъ ударъ прежде, чѣмъ мы будемъ готовы нанести ему ударъ. Еще день или два, не больше, и у меня въ рукахъ будетъ законченное дѣло, а до тѣхъ поръ берегите ввѣреннаго вамъ человѣка такъ же неотступно, какъ мать бережетъ своего больного ребенка. Сегодняшняя ваша миссія сама себя оправдала, а между тѣмъ я почти жалѣю о томъ, что вы покинули его… Слышите!

Ужасающій крикъ. Среди тишины болота пронесся стонъ, долго не умолкавшій стонъ предсмертнаго ужаса. Отъ этого страшнаго крика кровь застыла въ моихъ жилахъ.

— О Боже мой! Что это такое? Что это значитъ? — воскликнулъ я, задыхаясь.

Холмсъ вскочилъ на ноги, и я увидѣлъ въ отверстіе двери его темную, атлетическую фигуру съ сгорбленными плечами и наклоненною впередъ головою, какъ бы стремившейся проникнуть взоромъ въ темноту ночи.

— Шш! — шепнулъ онъ, — Шш! Слышанный нами крикъ былъ громкій, благодаря его силѣ, но исходилъ онъ откуда-то издалека. Теперь же онъ доходилъ до нашихъ ушей все ближе, громче, настоятельнѣе.

— Откуда это? — шепталъ Холмсъ. И я слышалъ по дрожанію его голоса, что онъ, — желѣзный человѣкъ, былъ потрясенъ до глубины души. Откуда это, Ватсонъ?

— Кажется, оттуда, — отвѣтилъ я, указывая въ темноту.

— Нѣтъ, съ этой стороны.

Снова предсмертный крикъ огласилъ безмолвную ночь громче и гораздо ближе, чѣмъ прежде. Къ этому крику присоединился другой звукъ, — низкое, глухое ворчаніе, музыкальное и вмѣстѣ съ тѣмъ грозное, какъ низкій, неумолчный рокотъ моря.

— Собака! — воскликнулъ Холмсъ. Идемъ, Ватсонъ, идемъ! Царь Небесный, неужели мы опоздали!

Онъ пустился бѣжать по болоту, и я слѣдовалъ по его пятамъ. Но вдругъ откуда-то изъ-зa камней, какъ разъ впереди насъ, донесся послѣдній отчаянный стонъ, а затѣмъ, глухой, тяжелый стукъ. Мы остановились, прислушиваясь. Ни одинъ звукъ не нарушалъ больше тяжелой тишины безвѣтренной ночи.

Холмсъ схватился съ жестомъ отчаянія за голову и ударялъ ногами о землю.

— Онъ побилъ насъ, Ватсонъ. Мы опоздали!

— Нѣтъ, нѣтъ, навѣрное нѣтъ!

— Дуракъ я былъ, что сдерживалъ свой размахъ. A вы, Ватсонъ, смотрите, къ чему привело то, что вы покинули свой постъ! Но, клянусь небесами, если случилось худшее, мы отмстимъ.

Ничего не видя, бѣжали мы по темному болоту, спотыкаясь о камни, продираясь сквовь терновникъ, подымаясь и спускаясь по холмамъ, держась того направленія, откуда донеслись до насъ ужасные звуки. При кпждомъ подъемѣ на воввышенность Холмсъ жадно осматривался, но густой мракъ покрывалъ болото, и ничто не шевелилось на его угрюмой поверхности.

— Видите ли вы что-нибудь?

— Ничего.

— Но слушайте, это что такое?

До нашего слуха донессятихій стонъ.

Вотъ опять слѣва отъ насъ. Въ этой сторонѣ рядъ скалъ заканчивался крутымъ утесомъ, подымавшимся надъ усыпаннымъ камнями склономъ. На его неровной поверхности лежалъ какой-то темный, неправильной формы цредметъ. Когда мы подбѣжали къ этому предмоту, онъ принялъ опредѣленную форму распростертаго ничкомъ человѣка; голова его была подогнута подъ ужаснымъ угломъ, плечи закруглены, и тѣло собрано, точно оно хотѣло перекувыркнуться. Это положеніе было дотого нелѣпымъ, что я сразу не могъ себѣ представить, что слышанный нами стонъ былъ прощаніемъ души съ этимъ тѣломъ. Ни стона, ни жалобы не издавала больше темная фигура, надъ которою мы наклонились. Холмсъ опустилъ на нее руку и съ возгласомъ ужаса отдернулъ ее. Свѣтъ чиркнутой имъ спички освѣтилъ окровавленные пальцы и отвратительную лужу крови, медленно стекавшей изъ раздробленнаго черепа жбртвы. Свѣтъ спички освѣтилъ еще нѣчто, отъ чего у насъ сердца похолодѣли и замерли, — онъ освѣтилъ… тѣло сэра Генри Баскервиля.

Ни Холмсъ, ни я не могди забыть совершенно особенный красноватый костюмъ, который былъ надѣтъ на немъ въ то первое утро, когда онъ былъ у насъ въ Бекеръ-стритѣ. Мы сразу узнали этотъ костюмъ, а затѣмъ спичка затлѣла и погасла, какъ погасла надежда, тлѣвшая въ нашихъ сердцахъ. Холмсъ застоналъ и такъ поблѣднѣлъ, что его лицо выдѣлилось бѣлымъ пятномъ въ темнотѣ.

— Звѣрь! Звѣрь! — воскликнулъ я, ломая руки. Ахъ, Холмсъ, я никогда не прощу себѣ, что покинулъ его.

— Я болѣе виноватъ, чѣмъ вы, Ватсонъ. Ради того, чтобы дѣло было полное и закругленное, я погубилъ своего кліента. Это самый страшный ударъ, какой я когда-либо получалъ въ продолженіе всей своей карьеры. Но какъ могь я знать… какъ могъ я знать, что, вопреки всѣмъ моимъ предостереженіямъ, онъ рискнетъ пойти одинъ на болото!

— Господи! подумать, что мы слышали его крикъ… О Боже, эти крики! И мы не могли его спасти! Гдѣ это животное, эта собака, загнавшая его до смерти? Можетъ быть, она и сейчасъ гдѣ-нибудь въ засадѣ между скалъ. A Стапльтонъ, гдѣ онъ? Онъ отвѣтитъ за это!

— О, да! Я позабочусь объ этомъ! И дядя и племянникъ убиты; одинъ былъ напуганъ до смерти однимъ только видомъ животнаго, которое считалъ сверхъестественнымъ, другой нашелъ смерть въ своемъ дикомъ бѣгѣ, спасаясь отъ него. Но теперь намъ нужно доказатъ связь между человѣкомъ и животнымъ. Если исключить то, что мы слышали, мы даже не можемъ ручаться за существованіе послѣдняго, такъ какъ сэръ Генри умеръ, очевидно, отъ паденія. Но, клянусь небомъ, какъ ни хитеръ молодецъ, а не пройдетъ сутокъ, и онъ будетъ въ моей власти!

Съ болью въ сердцѣ стояли мы по обѣимъ сторонамъ изувѣченнаго тѣла, подавленные этинъ внезапнымъ и непоправимымъ несчастіемъ, которое положило столь печальный конецъ нашимъ долгимъ и тяжелымъ трудамъ. Когда взошла луна, мы вскарабкадись на вершину скады, съ которой упалъ нашъ бѣдный другъ, и оттуда омотрѣли на болото, на половину освѣщенное луною. Далеко, на много миль отъ насъ, по направленію къ Гримпену, виднѣлся одинокій желтый свѣтъ. Онъ могъ исходить только изъ уединеннаго жилища Стапльтоновъ. Съ жуткимъ проклятіемъ погрозилъ я кулакомъ въ этомъ направленіи.

— Почему бы намъ тотчасъ же не схватить его?

— Наше дѣло не закончено. Молодецъ этотъ остороженъ и хитеръ до крайности. Важно не то, что мы знаемъ, а то, что мы можемъ доказать. Если мы сдѣлаемъ одинъ невѣрный шагъ, мерзавецъ можетъ ускользнуть изъ нашихъ рукъ.

— Что мы можемъ сдѣлать?

— Завтра у насъ много будетъ дѣла. Сегодня же ночью мы можемъ только оказать послѣднюю услугу нашему другу.

Мы сошли съ крутого склона и подошли къ тѣлу, ясно выдѣлявшемуся на посеребренныхъ луною камняхъ. При видѣ скорченныхъ членовъ, я почувствовалъ, что мнѣ сдавило горло, и слезы навернулись на глазахъ.

— Надо послать за помощью, Холмсъ. Мы не въ состояніи донести его до голля. Боже мой, да вы съ ума сошли!

Холмсъ вскрикнулъ и наклонился къ тѣлу. Затѣмъ принялся плясать, хохотать и трясти мою руку. Неужели это мой серіозный, сдержанный другъ!

— Борода! борода! У человѣка борода!

— Борода?

— Это не баронетъ… Это… да это мой сосѣдъ, бѣглый каторжникъ.

Мы лихорадочно перевернули тѣло вверхъ лицомъ: окровавленная борода торчала вверхъ, освѣщенная холоднымъ, яснымъ мѣсяцемъ. Не могло быть никакого сомнѣнія; тотъ же выдающійся лобъ и впалые глаза. Это было то самое лицо, которое я видѣлъ при свѣчкѣ высматривавшимъ изъ-за скалы, — лицо преступника Сельдена.

Тутъ сразу все стало для меня яснымъ. Я вспомнилъ, какъ баронетъ говорилъ мнѣ, что онъ подарилъ свое старое платье Барримору. Барриморъ передалъ его Сельдену, чтобы помочь ему бѣжать. Сапоги, рубашка, шапка, — все было отъ сэра Генри. Трагедія оставалась на лицо, но по крайней мѣрѣ этогь человѣкъ заслужилъ смерть по законамъ своего отечества. Я разсказалъ обо всемъ этомъ Холмсу, и сердце мое трепетало отъ благодарности и радости.

— Значитъ, платье было причиною смерти бѣднаго малаго, — сказалъ онъ. Ясно, что собака была пущена по слѣду послѣ того, какъ ее ознакомили съ какою-нибудь принадлежностью туалета сэра Генри, — по всей вѣроятности съ сапогомъ, который былъ утащенъ въ отелѣ, и такимъ обравомъ человѣкъ этотъ былъ загнанъ. Однако же, тутъ есть одна очень странная вещь; какимъ образомъ Сельденъ узналъ въ темнотѣ, что собака пущена по его слѣдамъ?

— Онъ услыхалъ ее.

— Столь закаленный человѣкъ, какъ этогь бѣглый, неспособенъ оттого только, что услыхалъ собаку на болотѣ, пасть въ такой пароксизмъ страха, чтобы дико кричать о помощи и тѣмъ рисковать быть снова пойманнымъ. Судя по его крикамъ, онъ, должно быть, очень долго бѣжалъ послѣ того, какъ узналъ, что собака напала на его слѣдъ. Какимъ образомъ онъ это узналъ?

— Для меня составляетъ большую тайну, — почему эта собака, предполагая, что всѣ наши догадки правильны…

— Я ничего не предполагаю.

— Ну; такъ почему эта собака была спущена сегодня ночью. Полагаю, что она не всегда свободно бѣгаетъ по болоту. Стапльтонъ не выпустилъ бы ее, если бы не имѣлъ причины думать, что сэръ Генри придетъ сюда.

— Моя загадка страшнѣе вашей, потому, что я думаю, что мы очень скоро получимъ отвѣтъ на вашъ вопросъ, между тѣмъ какъ мой можетъ на вѣки остаться тайною. A теперь вопросъ въ томъ, что намъ дѣлать съ тѣломъ этого несчастнаго? Нельзя же его оставить здѣсь на съѣденіе лисицамъ и воронамъ.

— Я бы посовѣтовалъ положить его въ одну изъ хижннъ, пока мы не дадимъ знать полиціи.

— Вѣрно, Не сомнѣваюсь, что у насъ хватитъ силъ дотащитъ его. Эге, Ватсонъ, это что такое? Да это онъ самъ. Какова дерзость! Ни слова, могущаго обнаружить ваши подозрѣнія, — ни слова, иначе всѣ мои планы рухнутъ.

По болоту приближался къ намъ человѣкъ, и я видѣлъ тусклый красный огонь сигары. Мѣсяцъ освѣщадъ его, и я могъ разсмотрѣть ловкую фигуру и легкую быструю походку натуралиста. Онъ пріостановился, когда увидѣлъ насъ, а затѣмъ продолжалъ приближаться къ намъ.

— Докторъ Ватсонъ, неужели это вы? Вы послѣдній человѣкъ, котораго бы я ожидалъ увидѣть на болотѣ въ этотъ часъ ночи. Но, Боже мой, это что такое? Съ кѣмъ-нибудь случилось несчастіе? Нѣтъ… Не говорите мнѣ, что это нашъ другъ, сэръ Генри!

Онъ пробѣжадъ мимо меня и нагнулся надъ мертвымъ тѣломъ. Я услыхалъ хрипъ въ его груди, и сигара выпала изъ его пальцевъ.

— Кто… кто это? — пробормоталъ онъ.

— Это Сельденъ, — человѣкъ, убѣжавшій изъ Принцтаунской тюрьмы.

Стапльтонъ посмотрѣлъ на насъ; лицо его было ужасное, но съ невѣроятнымъ усиліемъ онъ овладѣлъ своимъ удивленіемъ и разочарованіемъ. Онъ эорко взглянулъ на Холмса, затѣмъ на меня.

— Боже мой! Какъ это ужасно! Какъ онъ умеръ?

— Повидимому — онъ сломалъ себѣ шею, упавъ съ этихъ скалъ. Мой другъ и я бродили по болоту, когда услыхали крикъ.

— Я тоже слышалъ крикъ. Вотъ почему и вышелъ. Я безпокоился о сэрѣ Генри.

— Почему именно о сэрѣ Генри? — не могь я не спросить.

— Потому что я приглашалъ его прійти къ намъ. Когда онъ не пришелъ, меня это удивило, а затѣмъ я естественно встревожился за него, услыхавъ крики на болотѣ. Кстати, — онъ снова пристально посмотрѣлъ на Холмса, — вы ничего больше не слыхали?

— Нѣтъ, — отвѣтилъ Холмсъ, — а вы?

— И я ничего.

— Такъ почему же вы спросили?

— Ахъ, вамъ извѣстны исторіи, которыя разсказываюгь мужики о привидѣніи въ видѣ собаки и т. д. Говорятъ, что слышенъ по ночамъ ея вой на болотѣ. Вотъ мнѣ и хотѣлось знать, не слышали ли вы чего-нибудь въ этомъ родѣ сегодня ночью?

— Мы ничего подобнаго не слыхали, — сказалъ я.

— A что вы думаете о смерти этого несчастнаго?

— Я не сомнѣваюсь, что жизнь въ вѣчномъ страхѣ и въ такой обстановкѣ помутила его равсудокъ. Онъ въ припадкѣ сумасшествія бѣжалъ по болоту, случайно тутъ упалъ и переломилъ себѣ шею.

— Такое объясненіе, кажется, вполнѣ разумнымъ, — сказалъ Стапльтонъ и при этомъ вздохнулъ, какъ мнѣ показалось, съ облегченіемъ. Что вы объ этомъ думаете, мистеръ Шерлокъ Холмсъ?

Мой другъ поклонился и сказалъ:

— Вы быстро узнаете людей.

— Мы ожидали васъ въ наши края съ тѣхъ поръ, какъ пріѣхалъ сюда докторъ Ватсонъ. Вы попали какъ разъ на трагедію.

— Да, дѣйствительно. Я не сомнѣваюсь, что объясненіе, данное моимъ другомъ, окажется вѣрнымъ. Я увезу завтра съ собою въ Лондонъ непріятное воспоминаніе.

— Какъ, вы завтра уѣзжаете?

— Да, таково мое намѣреніе.

— Надѣюсь, что вашъ пріѣздъ пролилъ нѣкоторый свѣтъ на происшествія, поставившія насъ втупикъ?

Холмсъ пожалъ плечами.

— Не всегда достигаешь успѣха, на который надѣешься Разслѣдователю нужны факты, а не легенды и слухи. Это неудачное для меня дѣло.

Мой другъ говорилъ самымъ искреннимъ и спокойнымъ тономъ. Стапльтонъ продолжалъ пристально смотрѣть на него. Затѣмъ онъ обратился ко мнѣ.

— Я бы предложилъ перенести ко мнѣ этого бѣднаго малаго, но это можетъ такъ напугать мою сестру, что я считаю себя не въ правѣ это сдѣлать. Я думаю, что если мы накроемъ его лицо, то онъ благополучно пролежитъ здѣсь до утра.

Мы такъ и сдѣлали. Отклонивъ гостепріимныя предложенія Стальптона, Холмсъ и я двинулись въ Баскервиль-голль, предоставивъ натуралисту возвращаться домой въ одиночествѣ. Оглянувшись, мы видѣли его фигуру, медленно удалявшуюся по обширному болоту, а за нею — единственное темное пятно на освѣщенномъ луною склонѣ, указывавшее мѣсто, на которомъ лежалъ такъ ужасно погибшій человѣкъ.

— Наконецъ-то мы близки къ рукопашной схваткѣ, — сказалъ Холмсъ, пока мы шли по болоту. Что за нервы у этого человѣка! Какъ онъ овладѣлъ собою, когда увидѣлъ, что жертвою его палъ не тотъ, кого онъ намѣтилъ, а это должно было быть для него ошеломляющимъ ударомъ. Я говорилъ вамъ въ Лондонѣ, Ватсонъ, и повторяю теперь, что никогда не было у насъ врага, столь достойнаго нашего оружія.

— Мнѣ досадно, что онъ видѣлъ васъ.

— И мнѣ также сначала было досадно. Но этого нельзя было избѣгнуть.

— Какъ вы думаете, какое будетъ имѣть вліяніе на его планы то, что онъ знаетъ о вашемъ присутствіи здѣсь?

— Это можетъ заставить его быть болѣе осторожнымъ или же побудить его сразу къ принятію отчаянныхъ мѣръ. Подобно большинству смышленыхъ преступниковъ, онъ можетъ слишкомъ надѣяться на собственный умъ и воображать, что вполнѣ провелъ насъ.

— Почему бы намъ не арестовать его тотчасъ же?

— Милый Ватсонъ, вы родились человѣкомъ дѣйствія. Васъ вѣчно тянетъ совершить энергическій поступокъ. Но предположимъ, что мы арестуемъ его сегодня ночью, къ чему это подвинетъ насъ? Мы не можемъ представить никакихъ доказательствъ противъ него. Въ этомъ-то и заключается чертовская хитрость. Имѣй онъ соучастникомъ человѣка, мы могли бы добыть улики, теперь же, если бы намъ и удалось вытащить собаку на дневной свѣтъ, это все-таки не помогло бы затянуть петлю на шеѣ ея хозяина.

— Но вѣдь у насъ въ рукахъ уголовное дѣло.

— Ни малѣйшей тѣни его, — одни только подозрѣнія и предположенія. На судѣ насъ бы осмѣяли, если бы мы явились съ такою сказкою и такими доказательствами.

— A смерть сэра Чарльза?

— Онъ найденъ мертвымъ безъ малѣйшихъ знаковъ насилія. Вы и я знаемъ, что онъ умеръ отъ ужаснаго страха, а также знаемъ, что напугало его; но какъ намъ заставить двѣнадцать глупыхъ присяжныхъ повѣрить этому? Гдѣ доказательства въ томъ, что тутъ дѣйствовала собака? Гдѣ знаки ея клыковъ? Конечно, мы знаемъ, что собака не кусаетъ мертвое тѣло и что сэръ Чарльзъ умеръ прежде, чѣмъ животное нагнало его. Но мы должны все это доказать, а между тѣмъ пока не въ состояніи это сдѣлать.

— Ну, а сегодняшняя ночь?

— Сегодня ночью мы не сдѣлали ни одного шага впередъ. Ошпъ-таки не было никакой прямой связи между собакою и смертью человѣка. Мы не видѣли собаки. Мы слышали ее, но не можемъ доказать, что она бѣжала по слѣдамъ этого человѣка. Тутъ полное отсутствіе мотивировки. Нѣтъ, милый другъ, намъ приходится примириться съ фактомъ, что въ настоящую минуту у насъ нѣтъ въ рукахъ никакого уголовнаго дѣла, но намъ стоитъ идти на какой угодно рискъ, лишь бы установить таковое.

— A какъ вы предполагаете этого достигнуть?

— Я возлагаю большія надежды на то, что можетъ сдѣлать для насъ миссисъ Лаура Ляйонсъ, когда она будетъ ознакомлена съ положеніемъ дѣлъ. У меня также есть и свой планъ. Однако, каждому дню своя забота, но не пройдетъ сутокъ, какъ я, надѣюсь, возьму верхъ.

Ничего больше не могъ я добиться отъ Холмса, и онъ, углубившись въ думы, дошелъ вмѣстѣ со мною до воротъ Баскервиль-голля.

— Войдете вы со мною?

— Да. Я не вижу причинъ скрываться дольше. Но еще одно слово, Ватсонъ. Не говорите ничего сэру Генри о собакѣ. Пусть онъ вѣритъ, что смерть Сельдена произошла такъ, какъ Стапльтонъ хочетъ, чтобы мы думали. Нервы его будутъ крѣпче для испытанія, которое ему придется перенести завтра, если я вѣрно помню ваше донесеніе, и онъ отправится обѣдать къ этимъ господамъ.

— Я тоже приглашенъ.

— Вы должны извиниться, и онъ долженъ идти одинъ. Это легко устроить. Ну, а теперь, если мы опоздали къ обѣду, то думаю, что заслужили ужинъ.