"Собака Баскервилей" - читать интересную книгу автора (Конан Дойл Артур Игнатиус)

XI Человѣкъ на горѣ

Въ извлеченіи изъ моего дневника, составившемъ послѣднюю главу, разсказъ доведенъ до 18-го октября, когда эти странныя событія стали быстро двигаться къ ихъ ужасному заключенію. Инциденты послѣдующихъ немногихъ дней неизгладимо запечатлѣны въ моей памяти, и я могу ихъ передать, не прибѣгая къ замѣткамъ, сдѣланнымъ въ то время. Итакъ я начинаю съ того дня, въ который мнѣ удалось установить два важныхъ факта: первый, что Лаура Ляйонсъ изъ Кумбъ-Трасей писала сэру Чарльзу Баскервилю и назначила ему свиданіе на томъ самомъ мѣстѣ и въ тотъ самый часъ, когда его поразила смерть, и второй, что скрывающагося на болотѣ человѣка можно найти между каменными хижинами на склонѣ холма. Я сознавалъ, что если, обладая этими двумя фактами, мнѣ не удастся пролить свѣтъ въ этихъ темныхъ мѣстахъ, то, значитъ, у меня не хватаетъ или ума или смѣлости.

Мнѣ не удалось наканунѣ вечеромъ передать баронету то, что я узналъ о миссисъ Ляйонсъ, потому что онъ засидѣлся съ докторомъ Мортимеромъ за картами до поздней ночи. За завтракомъ же я сообщилъ ему о своемъ открытіи и спросилъ его, не желаетъ ли онъ сопровождать меня въ Кумбъ-Трасей. Сначала ему очень хотѣлось ѣхать со мною, но, по здравомъ обсужденіи, мы оба рѣшили, что если я поѣду одинъ, то достигну лучшихъ результатовъ. Чѣмъ больше мы придадимъ формальности нашему визиту, тѣмъ меньше мы добудемъ свѣдѣній, A потому я покинулъ сэра Генри не безъ нѣкотораго утрызенія совѣсти и отиравился на свои новыя изысканія.

Когда я доѣхалъ до Кумбъ-Трасей, то приказалъ Перкинсу поставить лошадей въ конюшню и пошелъ наводить справки о дамѣ, которую пріѣхалъ допрашивать. Я безъ труда нашелъ ея квартиру, которая находилась въ центрѣ и была хорошо обставлена. Дѣвушка ввела меня безъ всякихъ церемоній, и когда я вошелъ въ комнату, то дама, сидѣвшая за машиною "Реминггонъ", вскочила съ привѣтливою улыбкой на устахъ. Но лицо ея тотчасъ же стало серіознымъ, когда она увидѣла передъ собою незнакомца и, усѣвшись снова передъ машиною, она спросила меня о цѣли моего визита. Первое впечатлѣніе, производимое миссисъ Ляйонсъ, было то, что она въ высшей степени красива. Глаза и волосы у нея были одного и того же красиваго каштановаго цвѣта, а на щекахъ, хотя и значительно усѣянныхъ веснушками, игралъ прелестный румянецъ, свойственный брюнеткамъ. Повторяю, что первое впечатлѣніе, произведенное ею, было восхищеніе. Но по второму взгляду уже хотѣлось ее критиковать. Въ ея лицѣ было что-то неопредѣленно непріятное, можетъ быть, нѣкоторая грубость выраженія или жесткость взгляда, которыя искажали совершенную красоту. Но обо всемъ этомъ я подумалъ впослѣдствіи. Въ ту же минуту я просто сознавалъ, что нахожусь передъ очень красивою женщиною и что она спрашиваетъ меня о цѣли моего визита. Я до тѣхъ поръ не отдавалъ себѣ полнаго отчета въ томъ, насколько моя миссія была деликатною.

— Я имѣю удовольствіе быть знакомымъ съ вашимъ отцомъ, — сказалъ я.

Это вступленіе было крайне неумѣстно, и дама дала мнѣ это почувствовать.

— Ничего нѣтъ общаго между моимъ отцомъ и мною, — сказала она. Я ничѣмъ ему ме обязана, и его друзья не мои друзья. Если бы не покойный сэръ Чарльзъ Баскервиль и другія добрыя сердца, я умерла бы съ голода при заботахъ моего отца.

— Я пришелъ къ вамъ по поводу покойнаго сэра Чарльза Баскервиля.

Веснушки выступили на ея лицѣ.

— Что могу я вамъ сказать о немъ? — спросила она, и пальцы ея нервно задвигались по клавишамъ машины.

— Вы были съ нимъ знакомы, не правда ли?

— Я уже сказала вамъ, что много обязана его добротѣ. Если я въ состояніи сама содержатъ себя, то этимъ въ большей степени обязана участію, которое онъ принялъ въ моемъ печальномъ положеніи.

— Находились ли вы съ нимъ въ перепискѣ?

Женщина бросила вверхъ быстрый сердитый взглядъ.

— Какая цѣль этихъ разспросовъ? — рѣзко спросила она.

— Цѣль ихъ — избѣжать публичнаго скандала. Лучше вамъ отвѣтить на нихъ здѣсь, чѣмъ допустить, чтобы дѣло получило огласку.

Она молчала и сильно поблѣднѣла. Наконецъ, подняла голову и сказала смѣло и вызывающе:

— Хорошо, я буду отвѣчать. Въ чемъ заключаются ваши вопросы?

— Переписывались ли вы съ сэромъ Чарльзомъ?

— Я, конечно, раза два писала ему, чтобы выразить свою признательность за его деликатность и щедрость.

— Помните вы числа, въ которыя писали эти письма?

— Нѣтъ.

— Встрѣчались ли вы когда-нибудь съ нимъ?

— Раза два, когда онъ пріѣзжалъ въ Кумбъ-Трасей. Онъ былъ очень скроменъ и предпочиталъ дѣлать добро втайнѣ.

— Но если вы видѣлись съ нимъ такъ рѣдко и писали ему такъ рѣдко, то какъ же могъ онъ настолько быть ознакомленнымъ съ вашими дѣлами, чтобы приходить вамъ на помощь, какъ вы это разсказываете?

Она съ готовностью отвѣтила:

— Нѣсколько человѣкъ знали мою грустную исторію, и они соединились для того, чтобы помочь мнѣ. Одинъ изъ нихъ мистеръ Стапльтонъ, — сосѣдъ и другъ сэра Чарльза. Онъ чрезвычайно добръ, и черезъ него сэръ Чарльзъ узналъ о моихъ дѣлахъ.

Я раньше вналъ, что сэръ Чарльзъ Баскервиль избиралъ въ нѣсколькихъ случаяхъ Стапльтона для роли раздавателя его милостыни, а потому слова Лауры Ляйонсъ показались мнѣ правдивыми.

— Не писали ли вы когда-нибудь сэру Чарльзу, назначая ему свиданіе? — продолжалъ я.

Миссисъ Ляйонсъ покраснѣла отъ гнѣва.

— Поистинѣ, сэръ, это крайне странный вопросъ!

— Мнѣ очень жаль, сударыня, но я долженъ его повторить.

— Ну, такъ я отвѣчаю: конечно, нѣтъ.

— И даже не писали въ самый день смерти сэра Чарльза?

Румянецъ сбѣжалъ съ ея лица, и его покрыла смертельная блѣдность. Ея засохшія губы не могли произнести того "нѣтъ", которое я скорѣе видѣлъ, чѣмъ слышалъ.

— Несомнѣнно память измѣняетъ вамъ, — сказалъ я. Я могу даже цитировать одно мѣсто вашего письма: "Пожалуйста, пожалуйста, прошу васъ, какъ джентльмена, сожгите это письмо и будьте у калитки въ десять часовъ".

Я думалъ, что она упадетъ въ обморокъ, но она сдѣлала надъ собой страшное усиліе и прошептала:

— Неужели на свѣтѣ не существуетъ ни одного джентльмена?

— Вы несправедливы къ сэруЧарльзу. Онъ сжегъ письмо. Но иногда можно прочесть письмо, когда оно и сожжено. Теперь вы признаете, что написали его?

— Да, я написала его, — воскликнула она, облегчая свою душу потокомъ словъ. Я написала его. Зачѣмъ я стала бы отрицать это? Мнѣ нѣтъ причины стыдиться этого. Мнѣ хотѣлось, чтобы онъ мнѣ помогъ. Я вѣрила, что если бы мнѣ удалось повидаться съ нимъ, то я получила бы отъ него помощь, а потому и просила его прійти.

— Но почему въ такой часъ?

— Потому что я только-что узнала о его намѣреніи уѣхать на другой день въ Лондонъ на нѣсколько мѣсяцевъ. Были причины, по которымъ я не могла пойти туда ранъше.

— Но зачѣмъ же было назначать свиданіе въ саду вмѣсто того, чтобы идти къ нему въ домъ?

— Неужели вы думаете, что женщина можетъ въ такой часъ идти одна къ холостому мужчинѣ?

— Ну, такъ что же случилось, когда вы пришли туда?

— Я не пошла туда.

— Миссисъ Ляйонсъ!

— Нѣтъ, клянусь вамъ всѣмъ, что есть для меня святого, я туда не ходила. Случилось нѣчто такое, что помѣшало мнѣ пойти.

— Что это было?

— Это частное дѣло. Я не могу сказать.

— Такъ вы признаете, что назначили свиданіе сэру Чарльзу въ тотъ самый часъ и на томъ самомъ мѣстѣ, гдѣ поразила его смерть, но отрицаете, что пошли на это свиданіе?

— Это истина.

Я снова закидалъ ее вопросами, но больше этого ничего не могъ добиться.

— Миссисъ Ляйонсъ, — сказалъ я, вставая послѣ этой длинной и ни къ чему не приведшей бесѣды, — вы берете на себя очень большую отвѣтственность и ставите себя въ очень фальшивое положеніе, не желая высказать на чистоту все, что вамъ извѣстно. Если мнѣ придется прибѣгнуть къ помощи полиціи, то вы увидите, насколько вы серіозно скомпрометтированы. Если вы невиновны, то почему же первоначально отрицали, что писали въ этотъ день сэру Чарльзу?

— Потому что боялась, что изъ этого будетъ выведено какое-нибудь превратное заключеніе и что я окажусь впутанною въ скандалъ.

— A почему вы такъ настаивали, чтобы сэръ Чарльзъ уничтожилъ ваше письмо?

— Если вы читали письмо, то знаете почему.

— Я не сказалъ, что читалъ все письмо.

— Вы цитировали часть его.

— Я цитировалъ постскриптумъ. Письмо, какъ я вамъ сказалъ, было сожжено, и его нельзя было прочесть. Я вторично спрашиваю васъ, почему вы такъ настаивали, чтобы сэръ Чарльзъ уничтожилъ это письмо, полученное имъ въ день его смерти?

— Это очень интимное дѣло.

— Тѣмъ болѣе причинъ для того, чтобы избѣжать публичной огласки.

— Ну, такъ я вамъ скажу. Если вы слыхали хоть что-нибудь изъ моей несчастной исторіи, то знаете, что я опрометчиво вышла замужъ и имѣла причины въ томъ раскаяваться.

— Да, это я слышалъ.

— Жизнь моя была однимъ сплошнымъ преслѣдованіемъ со стороны мужа, котораго я ненавижу. Законъ на его сторонѣ, и каждый день я могу опасаться, что онъ силою заставитъ меня жить вмѣстѣ съ собою. Въ то время, когда я писала сэру Чарльзу, я узнала, что есть для меня возможность пріобрѣсти свободу, если будутъ сдѣланы нѣкоторые расходы. Это значило для меня все: миръ душевный, счастіе, самоуваженіе, рѣшительно все. Мнѣ знакома была щедрость сэра Чарльза, и я подумала, что если сама разскажу ему, въ чемъ дѣло, онъ поможетъ мнѣ.

— Такъ почему же вы не пошли на свиданіе?

— Потому что я вдругъ получила помощь изъ другого источника.

— Почему же вы не написали сэру Чарльзу, чтобы объяснить ему все это?

— Я бы это сдѣлала, если бы въ слѣдующее утро не узнала изъ газеты о его смерти.

Исторія была связно разсказана, и всѣ мои вопросы не могли сбить Лауру Ляйонсъ. Провѣрить же ее я могъ только если бы узналъ, что она дѣйствительно затѣяла разводъ съ мужемъ въ то время, когда совершилась трагедія.

Невѣроятно, чтобы она осмѣлилась сказать, что не была въ Баскервиль-голлѣ, если бы она дѣйствительно тамъ была, потому что ее долженъ былъ доставить туда экипажъ, и она не могда вернуться въ Кумбъ-Трасей ранѣе слѣдующихъ первыхъ утреннихъ часовъ. Такая экскурсія не могла быть сохранена въ тайнѣ. Слѣдовательно, вѣроятность была за то, что она говорила правду или часть правды. Я вышелъ сбитый съ толку и смущенный. Снова очутился я у стѣны, которая точно выростала на всякомъ пути, по которому я пытался добраться до цѣли моей миссіи. A между темъ, чѣмъ болѣе я думалъ о лицѣ Лауры Ляйонсъ и о ея поведеніи, тѣмъ болѣе чувствовалъ, что отъ меня что-то было скрыто. Почему она такъ поблѣднѣла? Почему она отрицала свой поступокъ, пока признаніе не было силою вырвано у нея? Почему она молчала въ то время, когда произошла трагедія? Конечно, объясненія всему этому не могли быть столь же невинными, какъ она хотѣла заставить меня думать. Пока я ничего не могъ больше сдѣлать въ этомъ направленіи и долженъ былъ приняться за другой ключъ, который приходилось искать между каменными хижинами на болотѣ.

A это было очень неопредѣленное указаніе. Я убѣдился въ этомъ, когда ѣхалъ назадъ и замѣтилъ, что множество холмовъ сохранили слѣды древняго народа. Единственнымъ указаніемъ Барримора было, что незнакомецъ живетъ въ одной изъ этихъ покинутыхъ хижинъ, а такія хижины разбросаны сотнями вдоль и поперекъ болота. Но мною руководили мои собственныя свѣдѣнія, такъ какъ я видѣлъ самого человѣка, стоявшаго на вершинѣ Блякъ-тора. Эта гора и будетъ, слѣдовательно, центральнымъ пунктомъ моихъ розысковъ. Съ этого пункта я обыщу каждую хижину, пока не нападу на обитаемую. Если человѣкъ будетъ находиться внутри ея, то я узнаю изъ его србственныхъ устъ, при помощи своего револьвера, если понадобится, кто онъ такой и зачѣмъ онъ такъ долго выслѣживаетъ насъ. Онъ могъ ускользнуть отъ насъ въ толпѣ Реджентъ-стрита, но на пустынномъ болотѣ этю окажется позамысловатѣе. Съ другой стороны, если я найду хижину, а жильца ея не будетъ дома, то долженъ остаться въ ней, сколько бы ни пришлось, пока онъ не вернется. Холмсъ упустилъ его въ Лондонѣ. Поистинѣ для меня будетъ тріумфомъ, если я съ успѣхомъ выйду изъ того, что не удалось моему учителю.

Въ нашихъ изысканіяхъ счастіе отвернулось отъ насъ, но теперь, наконецъ, оно пришло мнѣ навстрѣчу въ лицѣ мистера Франкланда, который стоялъ за воротами своего сада, выходящими на большую дорогу, по которой я ѣхалъ.

— Здравствуйте, докторъ Ватсонъ! — воскликнулъ онъ необыкновенно весело, — право, вамъ слѣдуетъ дать отдыхъ лошадямъ и войти ко мнѣ выпить стаканчикъ вина и поздравить меня.

Послѣ всего, что я слышалъ о его поступкѣ съ дочерью, мои чувства къ нему были далеко не дружественными, но мнѣ очень хотѣлось отиравить Перкинса съ экипажемъ домой, и для этого представлялся случай. Я вышелъ изъ экипажа, велѣлъ кучеру передать сэру Генри, что приду домой вовремя, къ обѣду, и послѣдовалъ за Франкландомъ въ его столовую.

— Сегодня великій для меня день, сэръ, одинъ изъ счастливѣйшихъ въ моей жизни! — воскликнулъ онъ со взрывомъ хохота. Я вышелъ побѣдителемъ изъ двухъ дѣлъ. Я намѣренъ показать имъ, что законъ — есть законъ и что существуетъ человѣкъ, не боящійся взывать къ нему. Я установилъ право проѣзда черезъ самую середину парка стараго Мидльтона, въ ста ярдахъ отъ его собственной парадной двери. Что вы думаете объ этомъ? Мы докажемъ этимъ магнатамъ, чортъ ихъ побери, что они не могутъ попирать правъ общины! И я закрылъ доступъ въ лѣсъ, въ которомъ народъ изъ Фернворта имѣлъ обыкновеніе устраивать пикники. Этотъ дьявольскій народъ воображаетъ, что не существуетъ никакихъ правъ собственности и что онъ можетъ повсюду кишѣть со своими бумажками и бутылками. Оба дѣла рѣшены, докторъ Ватсонъ, и оба въ мою пользу. У меня не было такого дня съ тѣхъ поръ, какъ я предалъ суду сэра Джона Морланда за то, что онъ стрѣлялъ въ своемъ собственномъ заповѣдномъ лѣсу.

— Какимъ образомъ вы могли это сдѣлать?

— А вотъ взгляните въ книгу, сэръ. Это стоитъ прочитать: Франкландъ противъ Морланда, судъ королевской скамьи. Это стоило мнѣ 200 фунтовъ, но я добился вердикта въ свою пользу.

— A принесло это вамъ что-нибудь?

— Ничего, сэръ, ровно ничего. Я горжусь тѣмъ, что у меня не было никакого личнаго интереса въ дѣлѣ. Я дѣйствовалъ исключительно изъ сознанія общественнаго долга. Я не сомнѣваюсь, напримѣръ, что народъ Фернворта предастъ меня заочному сожженію сегодня ночью. Въ прошлый разъ, когда это сдѣлали, я сказалъ полиціи, чтобы она остановила такія гнусныя зрѣлища. Полиція графства обрѣтается въ позорномъ состояніи, и она не оказала мнѣ защиты, на которую я имѣю право. Дѣло Франкланда противъ правительства обратитъ на это вниманіе общества. Я сказалъ имъ, что имъ придется раскаяться въ своемъ обращеніи со мною, и слова мои уже оправдываются.

— Какимъ образомъ? — спросилъ я. Лицо старика приняло многозначительное выраженіе.

— Я могъ бы имъ сообщить то, что имъ смертельно хочется узнать, но ничто не заставитъ меня прійти на помощь этимъ мерзавцамъ.

До сихъ поръ я придумывалъ какой-нибудь предлогъ для того, чтобы уйти отъ его болтовни, но тутъ мнѣ захотѣлось услышать побольше. Я достаточно былъ знакомъ съ противорѣчивымъ характеромъ стараго грѣшника для того, чтобы сознавать, что всякое сильное изъявленіе интереса способно остановить его дальнѣйшія сообщенія.

— Вѣроятно, какое-нибудь браконьерское дѣло, — произнесъ я равнодушнымъ тономъ.

— Ха-ха, молодой человѣкъ, нѣчто гораздо болѣе важное! Что, если это касается бѣглаго преступника на болотЬ?

Я вздрогнулъ.

— Развѣ вы знаете, гдѣ онъ находится? — спросилъ я.

— Я, можетъ быть, не знаю въ точности, гдѣ онъ находится, но я увѣренъ, что могъ бы помочь полиціи наложить на него руку. Развѣ вамъ никогда не приходило въ голову, что самый лучшій способъ поймать этого человѣка — это узнать, какъ онъ добываетъ себѣ пищу, и такимъ образомъ выслѣдить его?

Безъ сомнѣнія, онъ непріятно близко подходилъ къ истинѣ.

— Конечно, — сказалъ я, — но почемъ вы знаете, что человѣкъ этотъ находится на болотѣ?

— Я знаю этой потому что собственными глазами видѣлъ того, кто носитъ ему пищу.

Сердце у меня дрогнуло за Барримора. Была не шутка попасть въ руки этого злокозненнаго стараго-хлопотуна. Но слѣдующія его слова облегчили мнѣ душу.

— Вы удивитесь, когда узнаете, что пищу ему носигь ребенокъ. Я ежедневно вижу его въ телескопъ съ крыши своего дома. Онъ проходитъ по одной и той же тропинкѣ въ одинъ и тотъ же часъ, а къ кому же онъ можетъ ходить, какъ не къ преступнику?

Тутъ, дѣйствительно, мнѣ посчастливилось! A между тѣмъ я подавилъ въ себѣ всякое проявленіе интереса. Ребенокъ! Барриморъ сказалъ, что нашему незнакомцу служитъ мальчикъ. Итакъ Франкландъ напалъ на его слѣдъ, а не на слѣдъ преступника. Если бы онъ сообщилъ мнѣ все то, что самъ знаетъ, то это избавило бы меня отъ продолжительной и утомительной охоты. Но недовѣріе и равнодушіе были самыми сильными козырями въ моихъ рукахъ.

— Я бы сказалъ, что это вѣрнѣе сынъ какого-нибудь пастуха на болотѣ носитъ обѣдъ своему отцу.

Малѣйшее противорѣчіе воспламеняло стараго самодура. Онъ лукаво посмотрѣлъ на меня, и его сѣдые усы ощетинились, какъ у разозлившейся кошки.

— Вы думаете, сэръ! — воскликнулъ онъ, указывая на обширное пространство болота. Видите вы тамъ этогь Блякъ-торъ? Видите вы низкій холмъ съ терновыми кустами? Это самая каменистая часть на всемъ болотѣ. Неужели пастухъ избралъ бы для себя такое мѣсто? Ваши догадки, сэръ, нелѣпы.

Я кротко возразилъ, что говорилъ, не зная всѣхъ фактовъ. Моя покорность понравилась ему и заставила его больше довѣриться мнѣ.

— Повѣрьте, сэръ, что у меня всегда очень хорошія основанія для вывода заключенія. Я много разъ видѣлъ мальчика съ узелкомъ. Каждый день, а иногда и два раза въ день, я могъ… но постойте, докторъ Ватсонъ, обманываютъ ли меня мои глаза или что-нибудь шевелится на склонѣ холма?

Это было въ нѣсколькихъ миляхъ отъ насъ, но я ясно видѣлъ маленькую черную точку, выдѣлявшуюся на монотонномъ сѣромъ фонѣ.

— Идемъ, идемъ! — воскликнулъ Франкландъ, бросаясь на лѣстницу. Вы увидите собственными глазами и сами разсудите.

Телескопъ, громадный инструментъ, поставленный на треножникѣ, стоялъ на плоской крышѣ. Франкландъ приложилъ къ нему глазъ и издалъ возгласъ удовольствія.

— Скорѣе, докторъ Ватсонъ, скорѣе, пока онъ не спустился за холмъ.

Безъ сомнѣнія, я увидѣлъ его, мальчугана съ узелкомъ на плечѣ, тихо карабкавшагося по холму. Когда мальчуганъ достигъ вершины, то я увидѣлъ его растрепанную, странную фигуру, обрисовавшуюся на одно мгновеніе на холодномъ голубомъ небѣ. Онъ украдкою оглянулся, какъ человѣкъ, страшащійся преслѣдованія, и затѣмъ исчезъ за холмомъ.

— Ну! Не правъ ли я?

— Безъ сомнѣнія, это мальчикъ, которому поручено какое-то тайное дѣло.

— A въ чемъ заключается порученіе, можетъ угадать даже здѣшній полицейскій. Но я не скажу имъ ни одного слова и обязываю и васъ, докторъ Ватсонъ, сохранить тайну. Ни слова! Понимаете?

— Какъ вы желаете.

— Они постыдно поступили со мной, говорю вамъ — постыдно. Когда обнаружатся факты въ дѣлѣ "Франкландъ противъ правительства", то смѣю думать, что вся страна содрогнется отъ негодованія. Ничто не можетъ заставить меня помочь полиціи чѣмъ бы то ни было. Ей больше всего хотѣлось бы, чтобы эти негодяи сожгли меня самого вмѣсто моего изображенія. Неужели вы уходите? Помогите мнѣ опорожнить графинъ въ честь такого великаго событія.

Но я устоялъ противъ всѣхъ его просьбъ, и мнѣ удалось отговорить его отъ высказаннаго имъ намѣренія проводить меня домой. Я шелъ по дорогѣ, пока онъ видѣлъ меня, а затѣмъ бросился по болоту къ каменистому холму, за которымъ исчезъ мальчикъ. Все было въ мою пользу, и я поклялся, ( что если упущу этотъ счастливый случай, то это произойдетъ не отъ недостатка энергіи и настойчивости.

Солнце уже садилось, когда я достигъ вершины холма, и склоны его были съ одной стороны золотистыми, а съ другой темно-сѣрыми. Туманъ низко спускался на дальнюю ливію горизонта, и изъ него выступали фантастическія очертанія Белливеръ-тора и Виксенъ-тора. Надъ всѣмъ обширнымъ пространствомъ не слышно было ни звука, не видно было никакого движенія. Только большая сѣрая птица, чайка или каравайка, парила высоко подъ голубымъ небомъ. Она и я казались единственными живыми существами между громаднымъ небеснымъ сводомъ и пустынею подъ нимъ. Голая мѣстность, ощущеніе одиночества, таинственность и настоятельность моей задачи, — все это наполняло холодомъ мое сердце. Мальчика нигдѣ не было видно. Но внизу, подо мною, въ ущелъѣ между холмами, находился кругъ древнихъ каменныхъ хижинъ, а на одной изъ нихъ сохранился достаточный кусокъ крыши для того, чтобы служить защитою отъ непогоды. Сердце мое забилось отъ радости при видѣ этого. Эта нора и должна быть та, въ которой прячется незнакомецъ. Наконецъ-то нога моя ступила на порогъ его убѣжища; его тайна была въ моихъ рукахъ.

Подходя къ хижинѣ такъ же осторожно, какъ Стапльтонъ подходитъ со своею сѣткой къ сидящей бабочкѣ, я съ удовольствіемъ увидѣлъ, что мѣстомъ этимъ кто-то пользовался, какъ жилищемъ. Едва замѣтная тропинка, проложенная между валунами, вела къ разрушенному отверстію, служившему дверью. Внутри царило безмолвіе. Незнакомецъ, можетъ быть, прячется здѣсь, а можетъ быть онъ шатается по болоту. Мои нервы были напряжены отъ ожиданія приближающихся приключеній. Бросивъ папиросу, я опустилъ руку въ карманъ, въ которомъ находился револьверъ и, быстро подойдя къ двери, ваглянулъ въ нее. Хижина была пуста.

Но въ ней находилось достаточно доказательствъ тому, что я попалъ не на ложный слѣдъ. Безъ сомнѣнія, тутъ жилъ человѣкъ. Нѣсколько свернутыхъ одѣялъ лежало на той самой каменной плитѣ, на которой когда-то спалъ неолитическій человѣкъ. Въ простой рѣшеткѣ лежала куча золы. Рядомъ находилось нѣсколько кухонныхъ принадлежностей и ведро, наполовину наполненное водою. Куча пустыхъ жестянокъ доказывала, что мѣсто это было занято уже нѣкоторое время и, когда глаза мои освоились съ полусвѣтомъг я увидѣлъ въ углу чашечку и бутылочку, на половину наполненную водкой. Посреди хижины плоскій камень служилъ столомъ, а на немъ лежалъ небольшой узелокъ, тотъ самый, безъ сомнѣнія, который я видѣлъ въ телескопъ на плечѣ мальчика. Онъ содержалъ цѣлый хлѣбъ, жестянку съ языкомъ и двѣ жестянки съ консервами персиковъ. Когда я, осмотрѣвъ узелъ, положилъ его на мѣсто, то сердце мое вздрогнуло отъ радости; я увидѣлъ подъ узломъ клочекъ бумаги, на которомъ что-то было написано. Я взялъ его и вотъ чтл прочелъ:

"Докторъ Ватсонъ отправился въ Кумбъ-Трасей".

Я стоялъ съ бумажкою въ рукѣ не понимая значенія написаннаго на ней. Такъ, значитъ, этотъ таинственный человѣкъ выслѣживаетъ меня, а не сэра Генри. Онъ не самъ слѣдилъ. за мною, а отрядилъ агента (можеть быть, мальчика) ходить по моимъ слѣдамъ. Можетъ быть, я не сдѣлалъ до сихъ поръ ни одного шага на болотѣ безъ тою, чтобы за нимъ не прослѣдили. Все еще чувствовалось присутствіе какой-то невидимой силы, тонкой сѣти, протянутой вокругъ насъ съ изумительнымь искусствомъ и держащей насъ такъ легко, что только въ самые послѣдніе моменты мы чувствовали, что попались въ нее.

Если нашлось одно донесеніе, то могли быть тутъ и другія, и я сталъ обыскивать хижину. Однако, я не нашелъ больше никакой бумажки, а также никакихъ знаковъ, по которымъ могъ бы уэнать характеръ и намѣренія человѣка, живущаго въ этюнъ оригинальномъ мѣстѣ, кромѣ развѣ того, что у него были спартанскія привычки и что онъ мало заботился о комфортѣ. Когда я подумалъ о проливныхъ дождяхъ и посмотрѣлъ на дырявую крышу, то понялъ, насколько долженъ быть силенъ мотивъ, удерживающій его въ этомъ негостепріимномъ жилищѣ. Кто онъ такой: нашъ злокозненный врагъ или, пожалуй, ангелъ-хранитель? Я поклялся, что не покину хижины, пока не узнаю этого.

Солнце было очень низко, и западъ горѣлъ пурпуромъ и золотомъ. Отдаленныя лужи Большой Гримпенской трясины отражали солнце большими красными пятнами. Виднѣлись двѣ башни Баскервиль-голля, и отдаленная дымка указывала на селеніе Гримпенъ. Между этими двумя мѣстностями, за холмомъ, былъ домъ Стапльтона. Все было мягко, нѣжно и мирно при золотистомъ вечернемъ освѣщеніи, но душа моя не гармонировала съ мирною природою: она трепетала отъ неизвѣстности и страха передъ свиданіемъ, которое приближалось съ каждою секундою. Съ натянутыми нервами, но съ опредѣленнымъ намѣреніемъ, я сидѣлъ въ темномъ уголку хижины и съ мрачнымъ терпѣніемъ ожидалъ прихода ея хозяина.

Наконецъ, я услыхалъ шаги. Издалека раздался рѣзкій звукъ сапога по камню. Затѣмъ послышался другой, третій, и шаги стали приближаться. Я отклонился въ самый темный уголъ и взялся за курокъ револьвера въ карманѣ, рѣшивъ не выдавать своего присутствія, пока мнѣ не удастся увидѣть незнакомца. Шаги умолкли. Значитъ, онъ остановился. Затѣмъ они снова стали приближаться, и тѣнь упала въ отверстіе хижины.

— Прелестный вечеръ, дорогой Ватсонъ, — произнесъ хорошо энакомый голосъ. Право, я думаю, что вамъ будетъ пріятнѣе выйти на воздухъ, чѣмъ сидѣть въ хижинѣ.