"Тайна Бутлегера, или Операция "Ноктюрн"" - читать интересную книгу автора (Д'Агата Джузеппе)

Воскресенье, 12 ноября

В девять часов утра, к тому же в выходной день движение на Корсо Витторио уже было оживленным. Ясное небо и свежий, почти весенний воздух приглашали римлян на загородную прогулку.

Светофор переключился на красный, и Мерилен, слегка притормозив, остановила машину. Неожиданный толчок сзади заставил ее вздрогнуть. Кто-то стукнул «ланчу».

Рассердившись, она вышла из машины и готова была возмутиться, но тут же увидела, что в стукнувшем ее «фиате» за рулем сидит Контатти.

— Прошу прощения, — сказал он и вежливо приветствовал ее, подняв руку. Он тоже вышел из машины и наклонился, чтобы взглянуть на небольшое повреждение.

Тем временем светофор переключился на зеленый и машины, стоявшие сзади, начали сигналить.

Неохотно расставшись со своим спокойствием, к ним подошел офицер дорожной полиции.

— Пожалуйста, вы же блокируете движение… — Он осмотрел бампер машины Мерилен. — Пустяки. Хотите, оформлю протокол… А пока освободите проезжую часть, иначе мы тут с ума сойдем.

— Если синьор признает нанесенный ущерб… — сказала Мерилен.

— Конечно, — тотчас ответил Контатти. — Следую за вами, мисс.

Они сели в свои машины, сопровождаемые гулом клаксонов, переехали перекресток, остановились и снова вышли. Обменялись документами и притворились, будто обсуждают сумму ущерба.

— Молодец, ведете себя как настоящий опытный секретный агент. Вы провели приятный вечер, мисс Ванниш?

— Я непременно должна отвечать?

— Понял. Мне очень жаль. Как эгоист, я предпочел бы, чтобы мистер Уэйн провел очень неприятный вечер.

— Даже ценой отказа от небольшой, но интересной информации?

— Естественно. — Он вздохнул. — Но эгоизм ведет в тупик. Иногда необходимо жертвовать… личным.

— Особенно если это личное — мое.

Контатти расхохотался.

— Мерилен… Кстати, могу я называть вас Мерилен?

Она кивнула.

С деланым волнением и патетикой Контатти предложил:

— Почему бы нам не бросить все и не уехать вместе… в Монте-Карло?

— В самом деле почему бы и нет? Немедленно собираю чемодан, — подыграла Мерилен.

— Прекрасно! — И он тут же продолжил с притворной печалью: — Но что скажет в таком случае Уэйн? И разве мы способны доставить ему такое большое огорчение?

Игра понравилась ей, и она ответила с преувеличенным сожалением:

— Верно. Особенно в эти дни, ведь они будут у него такими трудными. Представляете, он будет очень занят вплоть до среды.

Контатти внимательно посмотрел на нее:

— До среды? Включая или исключая?

— Исключая.

— Значит, обмен произойдет во вторник. Послезавтра.

— Ночью.

Контатти размышлял, наблюдая за офицером дорожной полиции, который не спеша приближался к ним.

Она протянула ему страницу из блокнота:

— Держите.

— Что это? Чистый лист?

— Я вырвала его из блокнота Уэйна.

Контатти спрятал бумагу в карман.

— Вы считаете, тут должны остаться следы написанного на предыдущем листе? Идея не оригинальная, но интересная. Вы действительно талантливы. Поздравляю. — Он обратился к офицеру, строго смотревшему на него: — Признаю свою ошибку, не беспокойтесь.

Офицера, похоже, это не очень убедило.

— Все так говорят, а потом… Составить протокол, синьорина?

— Нет, спасибо. Не нужно.

— Простите, знаете, опыт все же подсказывает…

Он отдал честь Мерилен и удалился.

Она посмотрела на Контатти:

— Я тоже могу удалиться? Больше ничего не хотите знать?

— Прекрасно понимаю, что самое интересное еще впереди. Жду, когда решитесь.

— Хорошо. Ночью во вторник…

— Ночью…

Она кивнула:

— Уэйну не придется спать в эту ночь. И он будет мерзнуть, к тому же в темноте…

— Мерзнуть… В темноте…

Он раздумывал и, казалось, был озабочен. Потом, словно приняв неожиданное решение, предложил:

— Мерилен, поехали со мной. — И открыл дверцу своей машины, приглашая ее сесть.

— Куда? В Монте-Карло?

Контатти сел за руль, она рядом.

— Нет пока. Сначала хочу познакомить вас с одним моим другом.

— Кто это?

Контатти включил двигатель.

— Увидите. Веселый тип, очень симпатичный. Охотник.

Машина проехала мимо офицера дорожной полиции. Контатти выглянул из окна и помахал ему. Недовольный, тот ответил кивком, а сам подумал о мерзких бабниках, которые теперь таким вот образом знакомятся с женщинами, стукая их машину. А может, эта темноволосая дамочка была всего лишь проституткой? Надо же, как промышляют некоторые иностранки в Риме.

«Фиат» остановился у виллы восемнадцатого века, где размещался Клуб охотников, в местечке Ольджата, в нескольких километрах от города.

Контатти обошел машину, любезно открыл Мерилен дверцу, и они направились ко входу. Тут их ждал Шабе.

Тощая фигура старика, его бесстрастное лицо поразили Мерилен, со смутным опасением она стала припоминать, где же видела его. Ну конечно, накануне в ресторане.

— Это мой друг, — объяснил Контатти, пока они шли к дому. — Прекрасно говорит, как и я, на четырех или пяти языках. Но прежде всего он охотник. На львов, тигров, змей… в человеческом обличье. Не пугайтесь его лица. Он стар, у него слабое зрение, дрожат руки.

Когда подошли к Шабе, Контатти, как положено, представил их друг другу:

— Мистер Шабе. Мисс Ванниш.

Шабе вежливо, но сухо поклонился Мерилен, пропуская вперед. Они вошли в один из самых закрытых клубов Рима.

В просторном зале было немного людей и довольно тихо, потому что разговаривали тут вполголоса. Вновь пришедшие расположились за угловым столом и сделали заказ. Вскоре официант принес два виски для Мерилен и Контатти и кофе для Шабе.

Контатти снова принялся расспрашивать Мерилен:

— Так что же точно сказал Уэйн? Вы хорошо помните его слова?

— Он сказал: «У меня будет бессонная ночь. Придется померзнуть, к тому же в темноте». Примерно так он сказал.

Контатти уверенно кивнул, словно пришел к какому-то определенному заключению.

— Нет никакого сомнения, обмен произойдет в аэропорту. Шабе, ты уверен, что числа, записанные на листке из блокнота, означают время?

— Это расписание ночных рейсов во вторник, до двух часов ночи. — Старик возвратил листок бумаги Контатти, который, прежде чем положить в карман, еще раз посмотрел его на просвет.

— Аэропорт — логичный выбор, — заговорил Шабе глухим голосом. — Меньше риска. Прибудут на самолетах и сразу же улетят. Они делали это уже сто раз.

— Наши московские друзья — консерваторы, не любят новшеств, — заметил Контатти и взглянул на Шабе. — Меня беспокоит… темнота. Боюсь, что придется пересмотреть наш план.

Лицо старика оставалось невозмутимым.

Контатти обратился к Мерилен:

— Видите, вы подтвердили нам то, что мы лишь предполагали. Обмен в аэропорту, очевидно, в секторе, который легко контролируется и хорошо защищен, на открытом месте, поздно ночью, когда движение сведено до минимума. Пока что все понятно. Уэйн сказал: «Придется померзнуть, проведу бессонную ночь». Это все понятно. Но что значит — в темноте?

— Ну ночью же темно, — заметила она.

Контатти покачал головой, обдумывая ситуацию:

— Обмен в темноте.

— Движение в темноте, инфракрасные очки… — произнес Шабе.

— Сможешь стрелять в инфракрасных очках?

Шабе кивнул. Тем не менее Контатти жестом выразил неодобрение и добавил:

— Они не годятся. На расстоянии показывают только силуэт, но не детали. Тут нужен превосходный стрелок, и, самое главное, он должен стрелять с близкого расстояния. Понимаешь? Но для тебя же нет ничего невозможного. — Он отпил виски. — Сколько лет тебе, Шабе?

Старик не ответил. Контатти улыбнулся, глядя на Мерилен:

— А вы сколько ему дадите?

— Не люблю угадывать чей-то возраст.

— Ему семьдесят, восемьдесят или немного больше. — Он обратился к Шабе: — Тебе уже пора на пенсию. Время идет, стареешь, как-никак. Бессонница, утром встаешь с больной головой, мрачный, злой…

Она чувствовала себя очень неловко, глядя на бесстрастное лицо старика, поражавшее мертвенной бледностью. Нет, Контатти не шутил: он говорил жестокие, неприятные слова, причем вполне серьезно. Что за отношения были между этими людьми?

Свои колкости Контатти завершил презрительной улыбкой.

— Иди-ка ты лучше домой, старик. Отправляйся на кладбище, там твое место.

Шабе поднялся. Его морщинистое лицо исказилось в неприятной гримасе.

— После вас.

Мерилен содрогнулась.

Шабе удалился твердым, уверенным шагом.

Взволнованная, она посмотрела ему вслед и спросила Контатти:

— Почему вы так обошлись с ним?

— Я шутил.

— Но это была злая шутка. Зачем вы привезли меня сюда?

— Чтобы показать, насколько доверяю вам.

— Вы никому не доверяете.

— Доверие и подозрение ходят рука об руку, вы же знаете. Давайте пройдемся немного. Тут чудесный парк.

Открыв стеклянную дверь, Контатти пропустил Мерилен вперед. По желтоватой траве они направились к площадке, откуда время от времени доносились выстрелы.

— Странно, — заметила она. — Вы так спокойно разговаривали об убийстве какого-то человека, и я…

— Форста? Так он знает, что его очень даже могут убить.

— Но я не хочу принимать участие… Вы понимаете меня? Еще вчера все это просто не существовало для меня. Я жила спокойной, нормальной жизнью…

— Но и это тоже… нормально. Это может случиться с каждым. В газетах, на телевидении насильственная смерть уже давно стала обыденным делом.

Они подошли к площадке, где стреляли по тарелкам, и Контатти стал наблюдать за стрелками.

Размышляя о происходящем, она снова заговорила:

— Я по-другому представляла себе подобные вещи. Я думала… — Она внимательно посмотрела на Контатти. — Думала, что вы, убийцы… делаете это по заданию, естественно, но что вы все же более таинственные, не такие открытые. А вы знакомитесь с женщиной вроде меня, иностранкой, и сообщаете ей все вот так спокойно…

При ярком солнце голубые глаза Контатти, казалось, сделались совершенно бесцветными. Он посмотрел на нее с обезоруживающей улыбкой:

— У вас богатое воображение. Нет, мы по сути своей самые обыкновенные, простые люди. Почему нет? Искренние. Например, чем я рискую, когда имею дело с вами? В самом деле, Мерилен, разве вы предадите меня? Думаю, что чем больше вы знаете, тем меньше захотите говорить.

— Вообще-то это действительно так. Теперь я уже не могу отступить, верно?

— Нет, не можете. И в сущности, не хотите…

— Именно поэтому вы познакомили меня с Шабе?

— Да.

— Кто такой этот Шабе?

— А вы разве не видели его? Смерть… сама смерть. — Он снова принялся рассматривать стрелков.

— Поразительно!

Он указал на одного из стрелявших. Каждая тарелка разлеталась у него на куски. Контатти вздохнул:

— Тут нужен был бы вот такой человек, как этот.

Мерилен посмотрела на стрелка и с удивлением узнала его. Высокий блондин, лет пятидесяти. Благородное лицо, светлые глаза, северный тип, моложавый. Это был граф Юрек Рудинский, один из членов престижного Клуба охотников.

— Я знаю его, — сказала она.

— Да? И как же его зовут? — поинтересовался Контатти.

— Вот это мне неизвестно. Несколько раз видела его у нас в посольстве. Не знаю, чем он занимается. Он поляк.

— Поляк?

— Эмигрант, думаю, из знатных. Коммунисты отняли у него все.

Контатти смотрел как зачарованный на человека, продолжавшего стрелять с необыкновенной точностью.

— Великолепно! — заметил он. — Знать бы еще, продается ли он… И за какие деньги…

Странное замечание Контатти смутило Мерилен, с тревогой смотревшую на поляка.

— Что вы имеете в виду?

Контатти, о чем-то задумавшись, не отвечал. Потом взял ее под руку, и они двинулись дальше.

— Ничего. Простое любопытство.

Еще одна тарелка взлетела в воздух. Пуля настигла ее и расколола на части. Поляк спокойно опустил ружье и приготовился к следующему выстрелу.

«Мерседес» Шабе свернул с виа Аппиа антика на проселочную дорогу и метров через сто въехал в ворота на площадку, покрытую галькой и масляными пятнами и уставленную битыми автомобилями. Здесь он остановился у навеса, где за деревянным столом сидели трое мужчин в спецодежде и играли в карты.

Один из них, молодой, бородатый великан, недовольно посмотрел в сторону Шабе, выходившего из машины.

— Воскресенье. Закрыто.

Словно не слыша его, Шабе указал на капот «мерседеса»:

— Двигатель. Не работает.

— У нас тут не ремонтная мастерская.

— Вот именно, — ответил Шабе. — Мне нужен двигатель… новый.

Бородатый великан поднялся и враждебно, с неприязнью посмотрел на него.

— Ладно. Если будет. — Он указал на целый ряд автомобильных кузовов, грудой сваленных за оградой. — Видите? Ни одного «мерседеса» нет. Звоните время от времени.

Шабе подошел к нему.

— У меня нет времени. Двигатель мне нужен сейчас, — сказал он резко и негромко.

Бородач покачал головой:

— Ничего не поделаешь. Придется подождать, пока кто-нибудь не попадет в аварию и не привезет сюда свою машину. Но «мерседесы» тут бывают очень редко. — Он повернулся и сделал знак одному из приятелей. — Джиджи, пойди закрой ворота.

Джиджи, подросток со злым лицом, нехотя направился к воротам, но Шабе преградил ему дорогу.

— Я сказал, что мне нужно немедленно.

Бородач посмотрел на Шабе с неожиданным интересом:

— Кто тебя послал?

— Никто.

Недолго думая, бородач обратился к Джиджи:

— Вышвырни его отсюда. — И крикнул Шабе: — Слышал, дед? Я не продаю моторы. Катись отсюда!

Джиджи и другой парень, его приятель, не спеша приблизились сзади к Шабе, который, оставаясь на месте, пристально смотрел на бородача мрачным, ледяным взглядом.

— Отправь этих двух засранцев искать мотор. Сейчас же!

— Да? И где же они его найдут, по-твоему?

— На дороге. Или на парковке. Прекрасно знаешь где.

— Это недешево, дед. — И он насмешливо посмотрел на Шабе. — Хочешь заработать на страховке или карабинер в отставке? Ошибся адресом.

Он еще раз жестом велел приятелям выбросить его вон и, не оборачиваясь, вернулся под навес.

Джиджи с самодовольным видом тяжело опустил руку на плечо Шабе:

— Так, значит, дед, я засранец?

Его приятель тем временем обходил старика сбоку, готовый наброситься. И вдруг оба замерли: в руке Шабе появился пистолет. Не глядя на парней, опустив голову, Шабе взвел курок «Смит-вессона» тридцать восьмого калибра.

Щелчок заставил бородача обернуться, и тот оцепенел.

Трое мужчин переглянулись. Заговорил бородач:

— Это тебе недешево обойдется.

— Я оплачу и сверхурочную работу в выходной день.

Бородач сделал знак Джиджи:

— Отправляйся.

Еще не совсем придя в себя, парни тотчас влезли в старенькую «альфу» и умчались.

Шабе опустил пистолет в карман и подошел к своей машине. Он пристально смотрел на бородача, но видел не его, а другого бородача, того, который был в его далеком, но незабываемом прошлом.

Вот он стоит в грязной тюремной робе в каком-то мрачном помещении перед пыльным письменным столом, на нем старый телефонный аппарат, огромная пишущая машинка, папки, бумаги.

За столом сидит человек, чьи сапоги он хорошо запомнил. Это бородач. Он в серой форме с красными лычками. Он берет машинописные страницы и протягивает ему, Шабе.

— Твое признание.

Он хочет взять листы, но ему не дают.

— Незачем читать. Надо только подписать. И тогда все будет кончено.

Из полумрака за его спиной появляется палач.

— Сможешь спать. Сможешь есть…

Он молча смотрит на них.

— Пройдет нормальный суд. Останешься жив, — говорит бородач. Он поднимается, обходит стол, кладет перед ним бумаги и ручку. — Таково условие. Оно устраивает и тебя, и нас.

Он берет ручку.

— Меня — да, — говорит он, спокойно глядя на них, и качает головой. — А вот вас обоих… не думаю. — Он наклоняется, собираясь подписать, и добавляет: — Всю оставшуюся жизнь я буду думать только о вас… о ваших женах и детях. — Держа ручку на весу, вопросительно смотрит на мужчин. — По-прежнему хотите, чтобы я подписал?

В холодном спокойствии, твердом голосе и бесстрастном выражении его лица мучители ощущают что-то неестественное, нечеловеческое. Им кажется, будто они поменялись ролями: это он, жертва, пугает своих преследователей.

— Закончим, начальник, — сердито говорит палач.

Бородач смотрит на него:

— Ты сбился с пути. Мы тут ни при чем. Мы только выполняем наш долг.

Он замечает, как беспокойно переглянулись мужчины, и подписывает страницу за страницей. Закончив, кладет ручку и зло ухмыляется:

— Я запомнил вас двоих. Этого достаточно.

Граф Юрек Рудинский приехал на «универсале» на небольшую старую площадь и остановился возле своего дома.

Соня, светловолосая девятилетняя девочка, выбежала из подъезда и с радостью бросилась навстречу отцу, выходившему из машины. Он подхватил ее на руки, высоко поднял и расцеловал в щеки.

Опустив девочку, он взял с сиденья зачехленное ружье, но Соня тут же отняла его и, прижав к груди, чтобы удержать, прошла впереди отца в дом.

В гостиной на специальной подставке-пирамиде лежали еще четыре великолепных ружья. Это были единственные ценные вещи в очень скромной, но со вкусом обставленной комнате. Юрек взял из рук дочери ружье для стрельбы по тарелкам и поместил рядом с другими. Он ласково погладил девочку по голове и прошел вместе с ней в соседнюю комнату, где лежал в постели его сын Станислав, бледный, болезненного вида мальчик лет двенадцати.

Юрек обратился к нему по-французски и на «вы»:

— Как вы себя чувствуете, Станислав?

— Намного лучше, папа, — ответил мальчик тоже по-французски.

— Мама сказала, что у него еще держится температура, — заметила Соня. Девочка родилась в Риме и свободно говорила по-итальянски.

— А доктор был? — спросил Юрек сына.

— Да. Мне уже можно вставать. Завтра я хотел бы…

— Лучше было бы еще полежать.

— Как хотите, папа, — ответил Станислав, стараясь скрыть огорчение.

Юрек прошел вместе с Соней в столовую, где Ева, старшая дочь, шестнадцатилетняя, очень красивая девушка с волосами цвета платины и с чудной белой кожей, накрывала на стол. При появлении отца она приветливо улыбнулась.

— Ужин готов. Я сама приготовила, — произнесла она по-французски.

— Молодец. — Он сделал одобрительный жест и пошел навстречу жене Магдалене, которая в этот момент появилась из кухни с подносом в руках.

Полька, как и муж, лет сорока, она была хорошо сложена, нежное печальное лицо ее с тонкими чертами, без макияжа, обрамляли каштановые волосы, в которых проглядывала седина.

Юрек поцеловал жену в щеку и сел во главе стола, а Магдалена налила в тарелку бульон и сказала по-французски:

— Для Станислава.

Ева понесла тарелку брату. Магдалена разлила остальным и тоже села за стол. Когда девочка вернулась, все посмотрели на Юрека, он сделал легкий знак и принялся за еду, и только тогда последовали его примеру остальные.

Юрек заметил, что Магдалена посмотрела на часы.

— Не беспокойтесь, не опоздаете.

Она кивнула в ответ, а Юрек продолжал, обращаясь к жене, но не глядя на нее:

— У Станислава небольшая простуда. Что касается домашних дел, то Ева может прекрасно заменить вас. Не так ли, Ева?

— Конечно, папа. Я уже делала это дважды, и вы никогда не жаловались.

— Я тоже хочу уехать, — сказала Соня.

Юрек приласкал девочку:

— Поедешь. Тоже в Венецию. Но на каникулах. Ты забыла, что тебе надо в школу?

— И ты поедешь со мной?

— Обещаю, Соня.

— А мне так хотелось бы увидеть Варшаву, — призналась Ева, порозовев от волнения. — Как вы думаете, папа, когда это будет возможно?

Юрек помрачнел. Магдалена ответила за него:

— Когда изменится положение вещей. Когда в Польше будет другое правительство. Или же если твой отец изменит своим принципам… Тогда, может быть, увидишь Варшаву, Ева, но он… — Она покачала головой, не в силах продолжать.

Юрек промолчал, о чем-то задумавшись.

Желтый «мерседес», новенький и блестящий, проехал за ограду, где стояли битые автомобили. Джиджи, выглянув из машины, жестом дал знать, что все в порядке, и припарковал угнанную машину под навесом, потом вышел и обратился к Шабе:

— Двенадцать тысяч километров. Только что обкатана — лучше новой! Черт возьми, это же здорово. Посмотри на счетчик.

Шабе, одобрительно кивнув, рассеянно взглянул на машину, но ничего не ответил.

Бородатый великан, возившийся у большой сковороды, убавил газ и выглянул из-под навеса.

— Где нашли?

— На Римском Форуме. Голландские туристы, — со смехом ответил Джиджи.

— Давайте, ребята, провернем все это быстренько. — Бородач обратился к Шабе: — Переставим двигатель прямо в твою машину.

Он принялся проверять цепи и крюки подъемного крана, а Джиджи и другой парень открыли капот украденной машины.

— Миллион в чистом виде, — сказал бородач, явно довольный, но остановился, видя, что Шабе медленно качает головой. — В чем дело? Не устраивает?

— Слишком дорого для меня.

— Сукин сын! — взревел бородач. — Неужели ты думаешь, кто-нибудь согласится за меньшие деньги?

— Отправь машину обратно, туда, где была. Мой двигатель работает превосходно.

Почернев от злости, бородач с трудом сдерживал себя.

— У тебя оружие. И что же тебе от меня надо, хотелось бы знать?

Старик загадочно посмотрел на него и произнес:

— Посмотреть, чего ты стоишь.

Джиджи, стоявший за спиной Шабе, поднял с земли стальную полуось. Другой парень вооружился гаечным ключом.

Бородач мрачно бросил парням:

— Вы слышали? Старик хочет надуть нас!

Желая отвлечь внимание Шабе, он зажег горелку на газовой плите и принялся регулировать пламя, то прибавляя, то уменьшая его.

Джиджи неслышно подошел сзади к Шабе и уже занес стальную палку, намереваясь ударить его, как вдруг старик с поразительной быстротой ухватил ее конец и, прежде чем парень успел размахнуться, так рванул ее на себя, что тот с размаху полетел на груду металлолома.

При этом Шабе успел заметить и парня с гаечным ключом. Его он остановил, уперев ему в лоб дуло пистолета, внезапно появившегося в руках.

— Ну и что дальше? — глухо проговорил бородач.

Парень в испуге отступил, а Джиджи тем временем поднимался, в растерянности держась за окровавленное лицо.

Бородач застыл возле плиты, потрясенный необыкновенной реакцией Шабе.

— Хватит. Я устал, — сказал старик и зло посмотрел на помощников бородача. — Убирайтесь отсюда. Живо!

Немного поколебавшись, парни исчезли.

Шабе подождал, пока те вышли за ограду, и обратился к бородачу:

— Я думал, ты круче. — Он повернулся и не оборачиваясь направился к своей машине.

— Пятьсот тысяч! — крикнул бородач, пытаясь договориться.

Шабе посмотрел на украденный «мерседес» и покачал головой:

— Это же на дурака. Можно заработать куда больше.

В глазах бородача мелькнуло любопытство.

— Это как же?

Шабе медленно вернулся, внимательно глядя на бородача, прошел под навес к газовой плите.

— Можно? — Он указал на сковороду, стоявшую на огне, и, не ожидая ответа, поднял крышку и понюхал. Видимо, понравилось. Он положил пистолет на стол, достал толстую пачку итальянских и иностранных банкнот, показал их бородачу и сунул обратно в карман.

— Думаю, сможем договориться. Не о двигателе. Ясно?

Повернулся к сковороде, подцепил вилкой кусок мяса и положил в рот. Медленно прожевал.

Совсем растерявшись, бородач погасил огонь и сел рядом с Шабе.

— Как тебя зовут, старик?

— А тебя?

— Меня…

— Неважно. Я сам дам тебе имя. — Он подвинул ему сковородку и вилку. — Буду звать тебя… Номер Два. Согласен?

— Номер Два? — переспросил тот.

Шабе кивнул. Бородач взял со сковородки кусок мяса.

Вокзал «Термини» был, как всегда, ярко освещен. В вестибюле толпились любители воскресных загородных прогулок, многие спешили на перроны, голос из динамиков объявлял многочисленные прибывающие и отъезжающие поезда.

Провожая жену на поезд в Венецию, Юрек нес чемодан. Они молча шли вдоль вагонов. Оба чувствовали какую-то неловкость, напряжение. Магдалена явно нервничала, с трудом сдерживала слезы и шла, не замечая ничего вокруг.

Наконец Юрек поставил чемодан на землю. Обнаружив через несколько шагов, что мужа нет рядом, Магдалена возвратилась к нему.

— Вы не произнесли ни одного слова с тех пор, как мы вышли из дома. В самом деле думаете, что так лучше? — спросил Юрек.

Магдалена закусила губу и, словно желая избавиться от какого-то гнета, все же решила заговорить.

— Вам пятьдесят лет, Юрек. — Она пристально посмотрела на мужа. — Нельзя больше так жить… Сколько можно рисковать, терпеть неопределенность…

— Почему это вас так волнует? У меня ведь есть всякие разрешения, лицензии, вы прекрасно знаете это.

— А вы прекрасно знаете, что полиция с вас глаз не спускает. Допустите хоть одну ошибку, даже самую незначительную, и вас тотчас обвинят в контрабанде. Что тогда будет с нами?

— Не беспокойтесь, Магдалена. У меня есть влиятельные друзья, мне нечего бояться.

Он взял чемодан и, жестом предложив жене следовать за ним, двинулся дальше.

— В сущности, я везучий человек, если учесть, что больше ничего не умею делать в жизни.

— Это не так, — сказала Магдалена, поравнявшись с ним. — Вы необыкновенный человек, но почему-то так опустились… Неужели это достойное вас занятие — развозить виски по посольствам? Бутлегер! Так между собой называют вас американцы.

— По крайней мере, необычное занятие, не правда ли?

— Чтобы выручить то немногое, благодаря чему мы как-то существуем, вы поставляете виски еще и итальянским клиентам, обманывающим таможню. И мы ведь остались почти что без средств, Юрек. Зачем вы доводите нас до этого?

— Мне вполне достаточно того, что есть.

— Потому что в молодости вы привыкли иметь все. Потому что теперь вас ничто больше не волнует, не интересует, ведь нет ничего, что можно было бы сравнить с прошлым. А я?

— Вы такая же, как я.

Магдалена в гневе сжала кулаки и заставила его остановиться.

— Нет, нет! Моя семья была уничтожена, от нее осталось только имя. И я очень хорошо знаю, что значит не иметь ничего. Я устала так жить, понимаете? И если не желаете думать обо мне, подумайте о ваших детях.

— Что вы хотите, чтобы я сделал?

— Граф Рудинский, наш мир прекратил свое существование, его больше нет, поймите это наконец! И мы вынуждены теперь жить в другом мире, вот в этом, реальном.

— Этот мир, как вы говорите, реальный, мне не нравится, он не мой. Он вульгарный, шумный, бессмысленный. Я не стану за него сражаться. Я хочу, чтобы мой меч, а он у меня один, оставался чистым.

— Да, чистым… И все время держите его в ножнах, так что толку от него? — Голос ее задрожал. — Лишь бы не испачкать его и не испачкаться самому, вы пускаете все прахом и губите нас вместе с собой.

— Но разве есть какой-нибудь другой мир, где я мог бы сохранить стиль, идею жизни, немного от того величия, какое я унаследовал?

Магдалена взглянула на него и решительно заявила:

— Я больше не могу, Юрек. Я покидаю вас.

Он никак не реагировал на ее слова. Лицо его было непроницаемо. Они медленно шли вдоль вагонов.

— Вы, женщины, всегда хотите, чтобы у ваших мужчин было прочное, надежное положение, — заметил он с легкой иронией. — Но помимо этого вы еще требуете, чтобы оно постоянно улучшалось. Такая игра мне не нравится.

— Это вы, Юрек, играете со мной, вы сохраняете нелепые формальные отношения, лишь бы только отличаться от других. А по сути вы не что иное, как кусок воска. — Она презрительно рассмеялась. — Живем вместе столько лет и говорим друг другу «вы» даже в постели! И к детям обращаетесь на «вы», потому что того требует старинный этикет. Вы принуждаете их к сдержанности, учите скрывать свои чувства, поддерживаете холодность в отношениях… Кроме младшей, неизвестно почему. Может, потому что она так хороша, потому что вызывает у вас нежность, потому что…

Она не смогла договорить — заплакала и остановилась, закрыв лицо руками, стараясь скрыть рыдания.

— Ничего не поделаешь. Я так устроен. Чужая боль не трогает меня, потому что она всегда много меньше моей собственной, — сказал Юрек, нисколько не задетый ее словами. Он взял ее под руку, предлагая следовать дальше. — Впрочем, поступайте как хотите, Магдалена.

Они подошли к открытой двери вагона второго класса.

— Когда приедете к нашим кузенам, позвоните мне, если это доставит вам удовольствие.

Он помог ей подняться в вагон, поддержав под локоть. Магдалена обернулась. Она казалась спокойной.

— Пробуду в Венеции несколько дней. Надо все обдумать. У меня всегда есть возможность отправиться в Вену, там я могу жить у матери.

Юрек подал ей чемодан.

— Оставите мне детей?

— Это вы сами решите, — ответил Юрек. — Я могу жить, имея все. Могу жить и без ничего.

Он легким жестом попрощался и ушел, смешавшись с толпой.

Большая терраса аэропорта «Леонардо да Винчи» в римском пригороде Фьюмичино, казалось, была создана специально, чтобы любоваться классическим римским закатом: на западе, со стороны моря, во все небо раскинулся огромный красно-фиолетовый веер.

Уэйн и полковник Танкреди отделились от толпы, заполнявшей аэропорт, прошли в самый дальний угол террасы и принялись обозревать оттуда взлетно-посадочные полосы и окрестный пейзаж.

Они походили на обычных пассажиров, которым надо было как-то скоротать время. Уэйн был задумчив. Он перевел взгляд со здания аэропорта на главную взлетную полосу, куда как раз садился в этот момент самолет.

— Опасность может появиться сверху, дорогой полковник.

— Если допустить, что она действительно может появиться.

Уэйн указал на приземляющийся самолет:

— Отсюда, с террасы, хороший стрелок, если наберется смелости, может спокойно попасть в пилота этого лайнера.

— Держать террасу под контролем не проблема.

Полковник Танкреди был на этот раз в синем костюме и выглядел почти элегантным. К сожалению, все портили белый платочек и авторучка в кармане пиджака.

— Чем больше привлечем народу, тем больше возможности проникнуть сюда, — заметил Уэйн. — Вы отвечаете за своих людей?

— На сто процентов. Ручаюсь как за самого себя.

— А я не доверяю даже своим.

— Даже тем, кто будет сопровождать Форста на вашем самолете? — не без иронии поинтересовался Танкреди.

Уэйн усмехнулся:

— Не я же их выбирал. Моя ответственность начинается и заканчивается здесь. — Он прошел немного вперед, выбирая другую точку наблюдения. Танкреди следовал за ним. — Посмотрим. Значит, сначала приземлится американский самолет, потом русский. Остановятся вон там… — Уэйн указал на отдельную площадку в конце восточной полосы, далеко от здания аэропорта. — Это лучшее место.

— Так называемый «сектор обмена», точка «О», — заметил Танкреди.

— О'кей. С трех сторон никаких строений, там полная защита. Четвертую сторону, вот эту, блокируем фюзеляжем русского самолета, который встанет параллельно нашему. Разведчики выйдут на площадку между самолетами, так что с боков будут прикрыты. Сверху их невозможно увидеть. Даже с крыши. — Уэйн подумал немного и указал вниз. — Поставим охрану и здесь — автоматчиков через каждые десять метров. — Он взглянул на Танкреди. — И позаботьтесь об охране дороги, что идет вдоль ограждения. — Он повернулся к аэропорту и взлетным полосам. — Освещения не будет. Ночь безлунная. Аэропорт закрыт. Нет проблем?! — Однако на лице его читались неуверенность и тревога. Говоря все это, Уэйн не столько утверждал, сколько ставил вопрос.

Танкреди поспешил высказать несколько возражений:

— Ну если только кто-то, имея ружье с инфракрасным прицелом, не рискнет приблизиться, скажем, на расстояние в сто метров… — Он указал откуда. — Вот с этой стороны, перпендикулярно тому пути, который должны пройти разведчики.

— Верно. Но как этот «кто-то» может там оказаться?

— Может спрятаться в каком-нибудь укромном месте за несколько часов до начала операции. Спрятаться, словно крот.

— Но на прилете и посадке вы же будете проверять каждого человека. И каждую взлетную полосу метр за метром. И самое главное, неужели этот «крот» сможет внести свое ружье в аэропорт?

— Не сможет. Детектор сразу просигналит.

Уэйн задумчиво кивнул:

— Остается только предположить нападение какой-то команды. — Он указал на сетчатое ограждение справа. — Если они появятся оттуда, сколько им понадобится времени, чтобы пройти сюда через все летное поле, к тому же в полной темноте и тишине?

— Много времени, и эффект внезапности будет утрачен.

— А если появятся с противоположной стороны?

— Там наши. Там нужна была бы команда из ста человек с пушками и танками… — Танкреди скептически улыбнулся. — Фантастическая гипотеза, дорогой Уэйн, вам не кажется?

— А ракета?

— Откуда они могут знать координаты точки «О».

Уэйн снова принялся в задумчивости осматривать зону, выбранную для обмена разведчиками, и несколько раз одобрительно кивнул.