"Тайна Бутлегера, или Операция "Ноктюрн"" - читать интересную книгу автора (Д'Агата Джузеппе)

Понедельник, 13 ноября

Граф Юрек Рудинский вышел из дома, ведя за руку маленькую Соню, которая весело размахивала портфелем. Отец и дочь сели в «универсал» и уехали.

Небольшая площадь превратилась, как всегда в будние дни, в переполненную парковку. Среди машин стоял и «мерседес» Шабе. За рулем его сидел Номер Два, великан, которого теперь было не узнать, потому что у него не стало черной бороды.

Шабе, сидевший рядом, жестом велел ему включить двигатель. Серый «мерседес» тронулся с места и последовал за машиной Юрека.

Юрек проехал вдоль ограды парка, в глубине которого находилось здание английской школы для иностранцев, у ворот толпилось множество детей. Было время начала занятий. Как и Соню, многих учеников привозили сюда родители, другие приезжали на автобусе, остановка которого была в нескольких метрах от входа.

Юрек остановил машину и высадил Соню.

— Если успею, приеду за тобой. А нет, так вернись домой на автобусе. Договорились?

Соня закапризничала;

— Нет, нет, нет, нет! Я не хочу ехать на автобусе!

Она обошла машину и, подойдя к окну, в которое выглянул отец, потребовала еще один поцелуй, потом наконец побежала к воротам.

— Не поеду! В автобусе не поеду!

Юрек улыбнулся, убедился, что она вошла вместе с подругами во двор, и уехал.

И тут же появился «мерседес» Шабе. Он, однако, не последовал дальше за Юреком, а, миновав школу, остановился. Убедившись, что «универсал» исчез за поворотом, Шабе внимательно осмотрел вход в школу.

Соня еще играла во дворе с подругами, но вскоре учительница позвала их, и дети вошли в здание.

Старик сидел задумавшись, изучая ситуацию. На противоположной стороне улицы находилось несколько киосков, неподалеку — остановка автобуса, движение довольно оживленное, много прохожих.

Номер Два с тревогой посматривал на старика, ожидая приказа. Шабе взглянул на часы, дал знак, и «мерседес» медленно удалился.

Тем временем Юрек подъехал к служебному входу бельгийского посольства. Привратник выглянул из двери, а Юрек, выйдя из машины, открыл ее заднюю дверцу.

— Для советника Вандовена — три ящика, — объяснил он.

Привратник забрал из багажника ящики с бутылками трех различных марок водки. Пока он относил их в дом, из главного входа вышла сотрудница посольства и приветливо обратилась к поляку:

— Очень кстати, Юрек! Завтра у меня дома собираются друзья. Сможете привезти мне ящик текилы?

— Какие могут быть вопросы? — ответил он и пометил заказ в записной книжке.

«Ланча» была припаркована у английского посольства. Мерилен уже собиралась сесть, как вдруг обнаружила, что спущено колесо. Некоторое время она смотрела на него в полном замешательстве, а потом решительно направилась к привратнику и тут у входа увидела Юрека, которого привратник задержал, давая новый заказ. Тот помечал его в записной книжке.

Мерилен невольно с любопытством посмотрела на мужчину. Еще накануне она почему-то вспоминала этого родовитого поляка, который своим необыкновенным стрелковым мастерством привлек внимание Контатти.

Обменявшись с ним приветствием, Мерилен обратилась к привратнику, и Юрек, заметив, что она торопится, посторонился.

— Джон, — попросила Мерилен, — пожалуйста, позовите побыстрее какого-нибудь водителя. Мне нужно срочно забрать Барбару, а у меня спустило колесо.

— Давайте я сам поменяю вам его, — с готовностью отозвался он.

Она взглянула на часы:

— Уже опаздываю, нет времени…

Юрек подошел ближе:

— Если хотите, могу подвезти вас, мисс. Моя дочь учится в той же школе, что и Барбара, и я как раз еду за ней.

Она секунду поколебалась, но потом согласилась. Этот человек вызывал у нее сильное любопытство. Она жестом поблагодарила его и прошла к «универсалу», на который он указал ей.

Школьный звонок, возвещавший окончание занятий, еще звенел, но дети уже выбегали во двор и к ограде, где их ожидали мамы, папы или водители.

Многие машины останавливались у самых ворот, мешая движению. «Мерседес» Шабе стоял подальше, у перекрестка. Оттуда Шабе и Номер Два наблюдали за входом в школу. Вот появилась Соня в красном платье, остановилась, разговаривая с подружками.

Но тут за ее спиной показалась другая девочка, тоже в красном платье, тоже светловолосая. Издали они были очень похожи.

Обеспокоившись этим сходством, Номер Два воскликнул:

— Смотри! — и указал Шабе на девочек. — Какая же из двух? Черт возьми…

Шабе понял проблему, достал из кармана фотографию Сони. Изображение было немного размыто, и девочка была в другом платье. Он снова посмотрел на Соню, еще раз на фотографию и передал ее Номеру Два.

— Подождем, — спокойно сказал он. — Все проблемы, как правило, разрешаются сами собой.

Подошел автобус, скрипнули тормоза, стукнули открывающиеся двери, у входа столпились пассажиры — все это отвлекло внимание Шабе, и на несколько секунд перед его глазами снова возникло прошлое.

Вместе со многими другими людьми, с горестными, худыми, измученными лицами, в грязных, серых одеждах, он стоит у открытой двери товарного вагона. Часовой с ружьем задвигает дверь, и, по мере того как она задвигается, исчезают маленький полустанок, синее небо, голубые тени на снегу, испуганное лицо какой-то девушки…

Часовой устанавливает перекладину, запирает ее на висячий замок, отходит от вагона и, очевидно, подает знак — можно ехать. Звучит хриплый сигнал паровоза. Поезд медленно трогается с места.

Шабе вздрогнул. Номер Два, тронув его за руку, указал на школу. От шумной группы детей отделилась девочка в красном платье, похожая на Соню.

— Она? — спросил Номер Два. — Та, что выходит? — Он включил двигатель, готовый в любую минуту тронуться с места.

Девочка была уже у ворот, когда учительница остановила ее, взяла за руку и, сделав отрицательный жест, повела во двор.

Другие дети тем временем выбегали на улицу и, встретив родителей, садились в машины или уходили.

Соня тоже вышла из ворот и, не обнаружив машину отца, не спеша направилась на остановку автобуса, чуть подальше машины Шабе. При этом она все время смотрела на дорогу, ожидая, что вот-вот появится папин «универсал».

Снедаемый сомнениями, Номер Два вопросительно посмотрел на Шабе, тот кивнул — все в порядке — и открыл дверь машины. Он подождал, пока девочка подошла ближе, вышел и заговорил с ней:

— Привет, Соня. Папа ждет тебя в ресторане. Пойдем, я отвезу тебя к нему.

Соня внимательно посмотрела на него и позволила взять себя за руку.

— Не помнишь меня?

Соня покачала головой. Шабе ласково подтолкнул ее к машине.

— В самом деле не знаешь, кто я такой?

Растерявшись, девочка недоверчиво молчала и даже слегка отдернула руку, но Шабе сказал:

— Ну садись. Мы с твоим папой старые друзья.

Голос его звучал тепло, по-отечески и никак не вязался с его пугающим видом.

И все же девочка встревожилась и обернулась на прохожих, на школу. Закричать? Позвать на помощь? Но это значит признать, что она всего лишь маленькая девочка. А Шабе тем временем подвел ее к отрытой дверце машины.

— Знаешь, мы ведь с твоим папой каждое воскресенье стреляем в тире.

Он усадил ее в машину и сам быстро сел рядом. Номер Два тотчас тронул с места.

Соня, испугавшись, молчала, а Шабе спокойно объяснил ей:

— Я помогаю твоему папе в работе.

Девочка с подозрением посмотрела на Номер Два, потом подняла глаза на Шабе, и лицо ее осветила улыбка.

— Так это ты пьешь виски, которое продает папа?

Шабе улыбнулся. Это была очень странная, несвойственная ему улыбка, необычным образом изменившая его морщинистое лицо.

«Мерседес» свернул за угол и быстро удалился.

Двигаясь в плотном потоке транспорта по центральным улицам города, Юрек вел машину молча, о чем-то задумавшись. И молчание это смущало Мерилен, которая незаметно рассматривала его сбоку.

Она уже не раз готова была заговорить с ним, но все не решалась. Наконец, слегка покашляв, все же взяла инициативу в свои руки.

— Что вы сказали? — спросил Юрек.

— Ничего.

— Я бы сказал — немного.

— Ну, дело в том, что я как-то робею рядом с вами.

Юрек вопросительно взглянул на нее.

— Я встречалась с вами несколько раз, — продолжала она, — и у меня всегда оставалось ощущение, будто вы какой-то призрак. Да, словно двигаетесь за какой-то водной завесой. Все как-то неопределенно, туманно. Я не могла бы даже описать ваше лицо.

— А теперь?

— Вижу, что вы… интересный мужчина.

— Я сказал бы — красивый! Нет?

Мерилен отодвинулась, чтобы получше рассмотреть его. Ей стало легче, она вновь обрела свое обычное чувство юмора.

— Красивый? Ну если вы так считаете.

Юрек внимательно посмотрел на нее:

— Должен то же самое сказать о вас?

— Что я красивый мужчина?

Они посмеялись. Наконец-то лед растаял.

— Вам известно, что я поляк?

— Да.

— А какие мы, поляки, знаете?

— Говорят, что вы сумасшедшие, наглые, жестокие, эгоисты…

— Молодец. Продолжайте.

— Пьяницы, коварные, невежды, ленивцы. Однако вы-то работаете.

— Торгую алкоголем. Скорее всего потому, что ценю тех, кто его пьет. Кто вообще пьет. Это же не настоящая работа — это лишь способ выжить.

— И у вас никогда не было никакой профессии, серьезной… работы?

— Я никогда не работал. Из принципа.

— Какого принципа?

— Свободному человеку скучно работать.

— Не согласна.

— А я и не спрашивал вашего мнения.

Задетая за живое, Мерилен рассердилась:

— Вы наглец. Действительно поляк.

— Почему вы не замужем? — спросил Юрек, рассматривая ее и ведя машину все быстрее и неосторожнее.

— Это мое дело, — сухо ответила Мерилен. — Обращаю ваше внимание, что вон там, прямо перед вами, красный светофор.

Игнорируя замечание, Юрек проехал на красный, прибавив скорость. Офицер дорожной полиции напрасно свистнул ему вслед.

— У меня впечатление, что наши темпераменты вполне могут сочетаться.

— Мне так не кажется, отнюдь. Смотрите лучше вперед, вы проехали на красный.

— Когда-то я знал одну женщину, похожую на вас.

— Наверное, вам стоило бы притормозить, иначе этот мотоцикл…

— Лет тридцати. Бледную, как призрак. Служащую.

— Совсем как я, — сухо заметила Мерилен. — И какова же ее судьба? Вы убили ее?

— Как вы угадали?

Юрек взглянул вперед и чудом избежал столкновения.

— Я поняла по тому, как вы водите машину. А кроме того, вы ведь поляк.

— У нас есть и хорошие черты.

— Стремление покончить жизнь самоубийством, например. Видите ли, если бы вы немного чаще смотрели на дорогу…

— Вы правы. Смерть не слишком пугает нас.

— И даже чужая, мне думается. Вон там сейчас две старушки переходят улицу.

Юрек притормозил, объехал старушек и снова нажал на газ.

— Поскольку нам нечего терять, будем отважны. В Англии ведь именно так и говорят: отважный, как поляк.

— Нет. Видите ли, там говорят: пьяный, как поляк.

— Ах да, я перепутал.

— Если теперь повернете направо, избежав столкновения вон с тем автобусом, то, оставшись в живых, я, наверное, смогу сообщить вам, что ирландцы тоже отважны… — Она схватилась за приборную доску, стараясь избежать удара от резкого торможения, потом с вызовом посмотрела на него. — Я по происхождению ирландка. Знаете, какая разница между поляком и ирландцем?

Юрек вопросительно посмотрел на нее.

— И те и другие атакуют танки верхом на коне, но только поляки верят в победу, — сказала Мерилен.

Юрек расхохотался и, свернув на улицу, ведущую к школе, поехал вдоль ограды парка. Потом с вызовом посмотрел на Мерилен.

— Это действительно так, — сказал он. — Мой отец граф Андржей Рудинский скончался в полдень пятнадцатого сентября тысяча девятьсот тридцать девятого года под гусеницами немецкого танка, раздавившего его вместе с лошадью в жидкой грязи.

Мерилен ужаснулась:

— Простите, я не хотела… — Она умолкла, заметив, что Юрек не слушает ее.

Опять о чем-то задумавшись, он смотрел на дорогу перед собой, и на лице его блуждала улыбка.

Дети толпились возле ворот, кто-то еще играл во дворе под присмотром учительницы, среди них была и Барбара, дочь английского посла, в красном платье, столь похожая на Соню. Мерилен окликнула девочку, та обернулась и, увидев ее, побежала навстречу.

Тем временем Юрек искал Соню и, не найдя ее, обратился к учительнице:

— Здравствуйте, синьора. Моя дочь уже ушла?

— Да, мистер граф. Несколько минут назад. Она сказала, что сегодня вернется домой на автобусе, потому что…

— Нет-нет, — вмешалась Барбара. — За ней приехал какой-то мистер в машине…

Юрек был изумлен, а Мерилен в растерянности смотрела на него.

— Что ты говоришь, Барбара? — удивилась учительница. — Я видела, как она пошла на остановку.

— Да нет же, нет, — настаивала Барбара и указала место, где остановился «мерседес» Шабе. — Вон там была та машина.

Тень прошла по лицу Мерилен.

— Какая машина? — спросил Юрек.

— Машина старика, — тотчас ответила Барбара.

Мерилен содрогнулась и на мгновение представила землистое лицо Шабе.

— Старика? — удивился Юрек, стараясь скрыть беспокойство.

— Да, да, — сказала Барбара. — Весь седой.

Учительница не выдержала:

— Ты о чем, Барбара? Этого не может быть, я сама видела…

Мерилен была потрясена. Она представила себе лицо Контатти, его странное выражение. Вспомнила, как он изучал Юрека, когда тот стрелял по тарелкам, и вспомнила его слова, которые теперь приобретали пугающее значение: «Интересно, продается ли он и за сколько?»

Расстроенная, Мерилен смотрела на Барбару, на учительницу, на Юрека. Они продолжали говорить, но она не слышала их. Ужасная мысль пришла ей на ум. Она видела Юрека, сохранявшего полнейшее хладнокровие и спокойно задававшего вопросы, видела девочку, уверенно и подробно отвечавшую на вопросы и довольную, что оказалась в центре внимания, видела встревоженную учительницу и опять переводила взгляд на Юрека, пытавшегося успокоить ее. Ей стало страшно, но она все же надеялась, что ее ужасное подозрение ошибочно.

Бело-голубая полицейская «альфетта» остановилась во втором ряду у входа в супермаркет, и из машины вышел капитан карабинеров Коссини — высокий, темноволосый, с черными усиками, лет тридцати пяти. Водитель остался за рулем.

Коссини осмотрелся. Народу, как всегда в часы пик, было очень много, все куда-то спешили, торопились. Отчего такое законспирированное свидание? Все еще задавая себе этот вопрос, он услышал, что его зовут, и обернулся. Навстречу ему шел Юрек.

— Привет, дружище!

— Спасибо, что пришел.

— Рад видеть тебя.

Они выбрались из толпы.

— Извини, что побеспокоил, — сказал Юрек, — но у меня проблема, срочная и очень серьезная.

— Если что-то зависит от меня, то…

— Пропала моя дочь. У выхода из школы.

Коссини онемел. Внимательно посмотрел на Юрека и понял, что тот не шутит.

— Ева?

— Соня.

— Исчезла? Как? — Коссини покачал головой. Он очень расстроился. — Идем, идем сразу же к начальству! — Он взял Юрека за локоть.

— Нет, мне только нужно знать твое мнение.

— В чем дело?

— Сегодня утром Соня была одета точно так же, как дочь английского посла Барбара. Девочки очень похожи.

— Думаешь, ошибка?

Юрек стал ходить взад вперед. Нервы были напряжены до предела, но он держал себя в руках, и голос звучал спокойно:

— А что еще можно предположить? Нападение какого-нибудь злодея…

— Или месть, — заметил Коссини.

— За что? Не думаю, чтобы у меня были враги. Если хотят получить выкуп, то ты ведь знаешь, в каких условиях я живу. У меня ничего нет. Это просто нелепо.

— Расскажи-ка все подробно.

— Я говорил с учительницей, с другой девочкой, с продавцами в киосках, что напротив школы. Я не хотел никого тревожить и сказал, что у меня есть друг, который должен был приехать за Соней, и я просто хочу проверить, убедиться, что это он.

— Ты правильно поступил.

— Думаю, лучше всего подождать. Если это просто похищение, то они ведь объявятся.

— Но если они ошиблись, то существует немалый риск, понимаешь? Соня может стать опасным свидетелем. Ей девять лет, она умна…

— А ты что сделал бы?

— Принял бы решительные меры. Если повезет… Позволь, я займусь этим.

— Нет, — сказал Юрек. — Коссини, мы ведь с тобой друзья. Одна маленькая неосторожность, одно неверное движение… Я не в силах даже представить, что может случиться с Соней. Понимаешь? Я говорю сейчас не с должностным лицом, я обращаюсь к другу.

— Так что? Что я, по-твоему, должен сделать?

— Я не хочу, чтобы проводилось официальное расследование. Не хочу никакого следствия. Не хочу, чтобы мой телефон поставили на контроль.

— Хорошо.

— Тебе надо бы проверить другие предположения.

— Не беспокойся. Мы с тобой ездим вместе верхом, вместе стреляем. Я пью твое виски… незаконно. Рассчитывай на меня. Если понадобится, подниму сто человек. Ты знаешь, где найти меня и днем, и ночью. У тебя есть все мои телефоны. Звони немедленно, если понадоблюсь.

— Спасибо, Коссини.

— Не за что! — И, выражая солидарность, он похлопал Юрека по плечу.

Они взглянули друг другу в глаза и расстались.

Взволнованный, Коссини вернулся в машину, велел напарнику ехать и тотчас взялся за рацию.

— Говорит Коссини. Капитан Коссини. Подними команду по тревоге. Подожди! Была похищена девочка Соня Рудинская, светловолосая, девяти лет. Потом сообщу другие подробности. Еду в английское посольство. Никому ни слова — полная секретность. Отправь двух человек в штатском в школу на виа деи Тильи… — «Альфетта» тем временем прибавила скорость. — Постарайся узнать, какая это была машина, может, кто-то запомнил номерной знак. Пусть опросят всех: учительниц, продавцов в киосках, соседей. Пусть придумают предлог, но ничего не объясняют. Ах да, и поставь на контроль телефон графа Рудинского. Запиши номер…

Английский посол был человеком высоким и очень тучным. Розовое лицо, очки, рыжие волосы с проседью и идеальным пробором. Он стоял в своем кабинете за письменным столом, на котором царил безупречный порядок. Он только что выслушал краткий рассказ капитана Коссини и переваривал его смысл.

— Одетая в красное, да?

Мерилен была тут же, и ей немало труда стоило скрыть нервозность и волнение.

— А отец — разорившийся аристократ? — спросил посол.

— Да, — ответил Коссини.

Обойдя письменный стол, посол пригласил Мерилен и капитана сесть, и сам расположился на диване восемнадцатого века.

— Должен заметить, что ваше предположение, капитан, будто хотели украсть мою дочь, вполне правдоподобно. Хотя и остается только предположением.

— Вы полагаете, это мог быть… захват заложника? — спросил Коссини.

Посол покачал головой:

— Я бы сказал, нет сомнения, что это действуют итальянские бандиты.

— Однако нет прецедентов, не было еще случаев, чтобы они трогали какого-нибудь посла.

— Ваша индустрия похищений расширяется, ищет все новых… клиентов. А почему бы и не в дипломатических кругах?

— Слишком много шума, слишком много риска и… кроме того, — Коссини кисло улыбнулся, — кроме того, у мафии тоже есть понятие гостеприимства. А вы наш гость.

Посол встал, чтобы налить ликеру Мерилен и капитану.

— Мафия, может быть. Но не ваши отдельные преступники или ваши политические экстремисты.

— Конечно, и у нас есть террористы, — признался Коссини. — Ну а у вас свои — ирландцы, к примеру, ведь тоже террористы.

— Северные ирландцы — следовало бы уточнить, — заметила Мерилен. — И действуют они в пределах Великобритании.

— Вижу, начинаем грешить шовинизмом, — с иронией произнес посол. — Лучше судить по фактам.

— Лично я считаю, что за такое преступление, как похищение детей, сначала нужно публично высечь преступника, а потом отрубить ему голову, — сухо сказал Коссини.

Посол протянул ему рюмку:

— Думаю, что мистер Каддафи разделяет ваше мнение. — Чокнувшись с Коссини, он отпил глоток. — Я же со своей стороны благодарю вас за защиту моей дочери. Хочу только, чтобы это была очень незаметная защита. Вы понимаете?

— Естественно.

— Никакой информации для прессы.

— Чем меньше я вижу журналистов, тем лучше себя чувствую, — ответил Коссини. — Они чудовищно осложняют жизнь.

Посол внимательно посмотрел на него, явно желая что-то сказать, но потом обратился к Мерилен:

— Мне кажется, было бы излишне просить вас, мисс Ванниш, ни в коем случае не говорить никому о том, что произошло.

— Излишне, — согласилась Мерилен.

Посол жестом выразил благодарность.

— Вы уверены, что больше ничего не помните? — в свою очередь обратился к ней Коссини.

Она выдержала испытующий взгляд капитана.

— Я сказала все, что знаю.

Коссини обратился к послу:

— Думаю, если бы я расспросил вашу дочь…

— Барбара видела этого человека с расстояния пятидесяти метров, — заметила Мерилен. — Не стоит беспокоить ее. Может быть, вам удастся найти какого-нибудь прохожего, продавца из киоска…

— Мои люди уже работают там. — Он снова посмотрел на посла. — Ваше превосходительство, я вынужден настаивать: мне просто необходимо видеть вашу дочь.

Вздохнув, посол поднялся:

— Хорошо. Я провожу вас к Барбаре. Только подождите немного.

Коссини тоже хотел встать, но посол попросил его остаться на месте, а сам прошел к письменному столу и принялся перебирать бумаги.

— В это время я обычно подписываю документы, — недовольно заметил он. — Срочные бюрократические свинства. — Он не нашел то, что искал. — Мисс Ванниш, какого дьявола я должен подписать?

Мерилен нашла нужные бумаги и подала ему.

— Спасибо. Сегодня вы больше не нужны мне. Вы свободны.

Мерилен кивнула, попрощалась с мужчинами и покинула кабинет.

Она вышла из здания посольства мрачная, обеспокоенная и, даже не ответив на поклон привратника, поспешила к своей машине. Садясь, заметила штрафную квитанцию, засунутую за стеклоочиститель. Это при том, что номерной знак машины был дипломатическим и стояла она на отведенном для посольского транспорта месте.

Удивившись, она хотела позвать привратника, но, взяв бумагу, поняла, что это вовсе не штрафная квитанция.

Вместо соответствующих пометок о допущенном нарушении парковки на бланке печатными буквами было написано анонимное послание.

Мерилен прочитала и перечитала его несколько раз: «ЮРАЛЬФАРОМЕО22», но так и не смогла понять, что скрывается за этой шифровкой. Еще раз внимательно рассмотрела бланк. Больше ничего на нем не было.

Множество беспокойных мыслей одолевало ее, когда она снова села в машину.

В деревушку Марино она примчалась очень быстро. Вывернув из-за крутого поворота, «ланча» остановилась у ворот загородной виллы английского посла, той самой, где Мерилен виделась с Контатти всего лишь двое суток тому назад.

Здание выглядело пустым: жалюзи опущены, двери закрыты на перекладину, никаких признаков жизни. Мерилен позвонила и подождала, тревожась все больше и больше. Позвонила еще. Напрасно.

Чувствуя, что нельзя терять времени, решила вернуться в город, но сначала подъехала к дому Джованны, присматривавшей за виллой в отсутствие хозяев.

— Тот синьор, что помоложе, велел мне закрыть дом, — объяснила озабоченная Джованна, выйдя на порог. Она опасалась, что допустила какую-то ошибку. — Они уехали сегодня утром, очень рано. Все оставили в полном порядке… Но прошу вас, синьорина, войдите. Не хотите ли кофе?

— Нет, спасибо, — ответила Мерилен в задумчивости. — Значит, уехали…

— Я сделала то, что они мне велели.

— Конечно, Джованна, вы правильно сделали. Мне нужно было повидать этих господ, и я думала застать их тут. Вот и все.

— Жаль, что напрасно приехали.

— Увижу их у посла, — сказала она Джованне, стараясь держаться как можно увереннее. — До свидания. — И на прощание помахала девушке.

Некоторое время Мерилен оставалась в полной растерянности, пытаясь разобраться в своих мыслях. Очевидно было, что она принимает участие в какой-то игре, правила которой ей неизвестны. Но ей не хотелось выходить из этой игры. А кроме того, она и не смогла бы теперь это сделать.

И тут она увидела на другой стороне улицы большой магазин электротехники. Решение пришло сразу. Продавщица была любезна и внимательна. Мерилен с нетерпением следила, пока та нарочито медленно вынимала магнитофон из картонной коробки и опускала его на прилавок.

— Это сама маленькая модель на батарейках. Японская.

Мерилен взяла магнитофон, осмотрела клавиши, микрофон, батарейки и поняла, это не то, что ей нужно.

— Хотите проверить? — спросила продавщица.

— Нет. Мне нужен самый чувствительный магнитофон.

— Не знаю, чем помочь вам. Из маленьких у нас только такой.

Мерилен поблагодарила и отказалась от покупки.

Вернувшись в город, она остановила машину у дома, где жил один знакомый радиотехник, редкостный специалист своего дела. У него был не магазин, а что-то похожее на лабораторию, где часто бывали разные сумасшедшие любители электроники. В его доме, служившем и своего рода мастерской, можно было найти все самое современное и хитроумное, что только существовало в мире магнитофонов, кинокамер и высококачественной звуковой аппаратуры.

— Вот это просто чудо, а не магнитофон. У него встроенный микрофон, к тому же сверхчувствительный, — объяснил техник, показывая Мерилен крохотный, не больше пачки сигарет, аппарат, — можно записать разговор, который ведут в соседней комнате. — Он понял, что несколько преувеличил, и добавил: — Ну почти в соседней…

— Очень мило.

— Видите ли, это не игрушка. — Ему очень хотелось узнать, зачем ей понадобился такой магнитофон, но он воздержался от вопроса. — Может, хотите что-нибудь попроще?

— Нет, этот меня вполне устраивает.

— Цена немного кусается, но, думаю, мы договоримся. — Он добавил доверительно: — Кроме обычной скидки, могу предоставить и рассрочку.

Это был один из множества молодых людей, которые ухаживали за Мерилен. Один из тех, кто — она хорошо понимала и пользовалась этим — облегчал ей решение некоторых чисто практических жизненных проблем.

Мерилен подписала чек, положила магнитофон в сумку и ушла от разговора, который ее знакомому явно хотелось продолжить.

В небольшом кабинете, заставленном книжными шкафами, царил вечерний полумрак, но Юрек не собирался включать свет. Он рассматривал фальшивую штрафную квитанцию. Еще раз перечитал послание и возвратил бумагу Мерилен, сидевшей в кресле напротив него.

— Ю и Р — мои инициалы.

— Именно поэтому я и приехала к вам, — отозвалась Мерилен. — Что такое «АЛЬФАРОМЕО22»? Я поинтересовалась — не существуют такой марки машины и такого номерного знака. Даже среди гоночных машин.

— Зато существует завод «Альфа Ромео». Филиал. И я знаю, он находится где-то за городом, а число двадцать два может означать время.

— Верно! Это встреча. Сегодня вечером у здания завода. — Она с тревогой посмотрела на Юрека. — Что будете делать?

— Поеду, естественно…

— Вам следовало бы… Нет, мне надо было бы… предупредить полицию.

Юрек пристально посмотрел на нее:

— Кто докажет, что вы уже не сделали этого?

— Наверное, я должна была бы… как-то решить эту проблему. — Голос ее дрожал. Она указала на послание, которое держала в руке. — С тех пор как нашла эту записку, не перестаю думать о себе, о вас, о Соне. Так тяжело, так тяжело, что просто жить не хочется.

— Не надо так близко все принимать к сердцу. Эта проблема касается только меня.

— Неправда. И меня теперь тоже. Нет, это просто безумие! Не понимаю, почему именно меня выбрали в качестве посредника.

Юрек внимательно посмотрел на нее:

— Я тоже этого не понимаю.

Нервничая, Мерилен переложила ногу на ногу.

— Может, нас видели вместе в школе? — спросил Юрек.

— Возможно, теперь обнаружили, что ошиблись, — продолжала она, все так же сильно нервничая. — Соня, наверное, назвала свое имя, а так как я работаю в посольстве и приехала за Барбарой…

— Рассуждение довольно сложное, вам не кажется?

— Не знаю. Я потрясена. Я в бешенстве! — Она поднялась, охваченная волнением, и принялась ходить взад и вперед по комнате. — Во мне просто все кипит от гнева. Мне бы хотелось… — Она умолкла, старясь взять себя в руки.

Юрек ни на минуту не спускал с нее глаз.

— Отчего вы так разгневаны?

— Оттого… оттого, что чувствую свое бессилие. Меня впутали в какую-то…

— Вы эгоистка.

Мерилен ласково коснулась плеча Юрека:

— Извините. Я… я отвратительна. Я понимаю, что моя проблема смехотворна в сравнении с вашей.

— И в самом деле смехотворна. — Он тронул ее за подбородок и заставил посмотреть ему в глаза. — Но интересна. Вы не боитесь, а злитесь.

Она попыталась избежать его взгляда.

— Нет. Боюсь. Ужасно боюсь.

— Почему? Почему боитесь? — продолжал настаивать он. — Что-нибудь происходило с вами в эти последние дни? Был ли какой-нибудь признак, какое-нибудь событие, что-то необычное?

«Да, да!» — хотелось закричать Мерилен, но она решительно произнесла:

— Нет.

— Но вы очень встревожены.

— Еще бы.

— Вы и раньше были встревожены.

— Нет.

— Вы не привыкли лгать.

— Что вы хотите этим сказать?

— Вы что-то скрываете от меня?

— Но что я должна скрывать от вас?

— Не знаю.

Он отвернулся от нее, прошел к окну, откуда проникал слабый свет.

— Видите ли, я люблю Соню так сильно… Узнай я, что вы по той или иной причине, даже без всякой вины, действительно замешаны в этой истории, я тотчас убил бы вас.

Юрек повернулся и холодно, но без злобы взглянул на нее. В то же время он с трудом подавлял волнение, охватившее его.

— У меня нет проблем с законом, моралью, гуманностью. Я живу на острове, где существуют только те ценности, какие я сам создал для себя и какие, конечно же, не соответствуют общепринятым нормам.

— Я не могу допустить, чтобы вы разговаривали со мной подобным тоном, — сказала Мерилен.

— Вы извинились, я тоже приношу извинения. Я хотел только показать вам, насколько мне дорога Соня. Соня — это все, что у меня есть в жизни. Не ходите в полицию. Я не хочу терять свою дочь.

В дверь постучали.

— Войдите, Ева, — сказал Юрек и включил свет.

Девушка появилась на пороге, неся поднос с чаем.

— Станислав еще спит? — спросил отец.

— Нет. Я отнесла ему молоко с медом, — ответила Ева, наливая чай Мерилен.

— Садитесь с нами, Ева. Мисс Ванниш предложила мне… — улыбаясь, он жестом пригласил дочь присесть, — предложила мне один очень рискованный заказ. Я мог бы продать тысячу бутылок виски итальянским клиентам, но закон запрещает это. Что посоветуете, Ева?

— Если спрашиваете совета у меня, — ответила она, разливая чай по чашкам, — значит, вы уже приняли решение.

— Думаете, нарушу закон?

— Думаю, да, — улыбнулась Ева. — Не из-за денег, конечно. Деньги вас не интересуют.

— А вас интересуют?

Девушка кивнула, рассмеявшись.

Юрек выразительно посмотрел на Мерилен:

— Видите? Предательство проникло даже в этот дом.

Ева опять рассмеялась, а Мерилен старалась подыграть им, но с трудом скрывала волнение.

— Сахар? Лимон? Молоко? — поинтересовался Юрек.

Мерилен немного успокоилась.

— Спасибо. Только лимон.

— Ах, я опаздываю, — заметила Ева, взглянув на часы. — Мне надо сходить за покупками. Но когда же вернется Соня?

— Я уже сказал вам, что она будет ночевать у Гузманов, — спокойно ответил отец. — А обо мне не беспокойтесь. Я где-нибудь перекушу.

Зазвонил телефон, Юрек сразу же взял трубку:

— Алло? — и выслушал говорившего.

Он, казалось, был удивлен.

— Одну минутку, — произнес он и обратился к Мерилен: — Это вас, мисс.

— Меня? — Мерилен была изумлена.

— Английское посольство.

Мерилен поднялась. Ноги у нее дрожали.

— Посольство? Но я не… — Она, помрачнев, умолкла и подошла к телефону. — Алло? А, это вы?.. Как вы нашли… Хорошо, сейчас же приеду, — сказала она и положила трубку. Глаза ее были полны изумления.

— Многим ли вы говорили, что пошли сюда? — спросил Юрек, внимательно следя за выражением ее лица.

— Только моей коллеге по офису, — солгала Мерилен.

— Но звонил мужчина.

— Я просила ее ни в ком случае не звонить мне, но, видите, она дала телефон человеку, который разыскивает меня по одному делу. Извините, но мне действительно необходимо уйти. Это уже какое-то наваждение. — Она взяла свою сумку.

— Не допьете чай? — спросил Юрек.

— Нет, спасибо.

— Не стану задерживать вас.

— Мне очень жаль. Еще раз прошу извинить меня.

Юрек поднялся проводить ее. Когда они вышли в коридор, Мерилен взглянула на Еву, которая шла следом, и шепнула Юреку:

— Я позвоню вам, чтобы узнать…

Он не дал ей закончить фразу и громко, чтобы слышала дочь, произнес:

— Я сам позвоню вам. Ваш заказ интересен. Понимаю, что ответ нужен немедленно, и я постараюсь дать его как можно быстрее.

— Я тоже выхожу, папа, — сказала Ева.

Юрек открыл дверь, поцеловал руку Мерилен и помахал дочери.

Женщины вышли. Юрек некоторое время постоял на пороге, раздумывая, и вернулся в гостиную. Его взгляд упал на стойку, где лежало оружие. Стволы пяти ружей грозно сверкали.

Контатти был в темном элегантном костюме, в руке держал «дипломат». Он вышел из служебного входа, с большим почтением сопровождаемый привратником. Как раз в это время подъехала машина, за рулем которой была Мерилен.

— А вот и мисс Ванниш, — сказал Контатти. — Благодарю вас. До свидания.

— До свидания, мистер.

Привратник удалился, а Контатти сделал знак Мерилен оставаться в машине.

— Не подвезете меня?

— Пожалуйста, — сухо ответила она и подождала, пока он сядет и закроет дверцу. — Куда поедем?

— Туда, где пьют, — сказал Контатти. Он явно был в отличном настроении. — Уже сгущаются сумерки. Я посоветовал бы какое-нибудь очень оживленное место, где много туристов, которые любуются прекрасными фонтанами, старинными зданиями, скульптурами.

— Вы не находите, что с вашей стороны весьма неосторожно показываться на людях, тем более здесь, в посольстве?

Контатти притворился, будто удивлен.

— Как? Вы считаете, меня могут узнать? — Он потрогал свой нос, как бы обеспокоенный. — Вы правы. Забыл надеть фальшивый нос!

Мерилен не рассмеялась.

— Оставьте. Лучше объясните, как вы узнали, что я у Рудинского. Выходит, за мной установлена слежка?

— Нет-нет. Просто интуиция.

— Отличная интуиция. Вы даже время угадали.

— В нашем деле погибнешь, если не будет хоть немножко везения.

— Ну еще бы… — Мерилен прибавила скорость. — Случай правит миром.

— И прежде всего секретными службами.

Пока «ланча» отъезжала от посольства, из боковой улочки появился «мерседес» Шабе и последовал за ней, держась на расстоянии.

На большой римской площади, украшенной скульптурами в стиле барокко, было многолюдно, потому что стояла прекрасная погода, и кое-кто даже был одет по-летнему легко. Особенно много собралось тут молодежи, причем немало из них было на мотоциклах. Шум двигателей даже заглушал звуки небольшого оркестра, игравшего возле веранды большого открытого кафе.

Контатти выбрал столик в первом ряду. Отодвинул стул для Мерилен и сел сам, поставив на край столика свой «дипломат».

— Я бы не выставляла его на всеобщее обозрение, — заметила Мерилен.

— Почему?

— Потому что тут слишком много щипачей. На римском жаргоне «щипач» — это вор, который вырывает у вас сумку, проезжая мимо на мотоцикле. — Она указала на оживленное движение на площади. — Видите вон тех парней? Одно движение, и все — вашего «дипломата» и след простыл.

— Но только не моего. У меня опыт, я хитер, я англичанин.

Мерилен взяла свою довольно большую сумку в виде мешка с затягивающимся шнуром и на всякий случай положила себе на колени.

— Конечно, — сказала она, — это было бы очень здорово, если бы какой-нибудь римский щипач посмеялся над знаменитой английской разведкой!

— Этого не может быть. У нас тысячи глаз.

— Ладно. Я вас предупредила.

Подошел официант. Контатти заказал два мартини и посоветовал:

— Говорите не так громко, чтобы не беспокоить наших соседей.

— Я все меньше понимаю вас. В машине, когда мы были одни, вы все время старались уйти от разговора, а тут, среди людей, хотите говорить о чрезвычайно деликатных вещах.

С этими словами она опустила руку в сумку, нащупала магнитофон и включила его.

— Вы прекрасно знаете, что в толпе мы, как нигде, одиноки, — с улыбкой возразил Контатти. — Я уже говорил вам, что у вас весьма условное, даже неверное представление о нашей профессии. Мы самые обычные люди…

— И искренние, не так ли? Ладно, я тоже искренняя. Сдаюсь.

Контатти посторонился, чтобы официант мог поставить на стол поднос, но продолжал говорить, не обращая внимания на его присутствие:

— Вы хотите сказать, что мы играем с самыми святыми чувствами человека. Пока мы ехали в машине, вы уже сразили меня своим бурным протестом и возмущением… — Он улыбкой поблагодарил официанта и оплатил счет. — Да, я признаю, это мы взяли девочку… — Официант отошел, качая головой и неодобрительно глядя на него. — А теперь послушайте меня. Человек, о котором идет речь, поволнуется еще день или два, но его дочь ничем не рискует, и мы сумеем возместить ему ущерб по справедливости. Мы используем предосудительные методы, что верно, то верно, но это действительно необходимое решение, поверьте мне.

И тут Контатти заметил в переулке фигуру Шабе. В переулке, где парковка была запрещена.

— Это нелепо, — возразила Мерилен, нисколько не убежденная словами Контатти. — Не могу поверить, что вам пришлось прибегнуть к таком гадкому и подлому шантажу, чтобы совершить… убийство.

— Нет, всего лишь акцию холодной войны, если выражаться более корректно.

— Акцию, которую любой ваш агент мог бы совершить лучше и хоть с каким-то оправданием.

— Это необходимо сделать завтра. И у нас нет времени искать подходящего человека.

— А он как раз то, что вам нужно? Отчего бы это? Вы ведь можете ангажировать любого профессионального киллера. Их в этой стране достаточно.

Контатти разочарованно покачал головой:

— Мерилен, вы рассуждаете неправильно. В данных условиях и в присутствии вашего друга Уэйна и его людей тот, кто совершит эту акцию, не сможет спастись. Его схватят и осудят на пожизненное заключение или быстренько выпроводят из страны. Как же вы можете требовать, чтобы наш человек или какой-нибудь профессиональный киллер пошел на такую самоубийственную операцию. К сожалению, мы не в Японии — у нас нет камикадзе.

У Мерилен от ужаса расширились глаза.

— Значит, вы решили пожертвовать ни в чем не повинным человеком?!

— Вы правильно заметили — ни в чем не повинным. Подумайте как следует. Вы ведь не глупы…

Она растерялась. Контатти взглянул на нее и снова осмотрел площадь. Шабе исчез.

— Кажется, я начинаю понимать, — сказала Мерилен. — Когда… когда Рудинский будет схвачен, то станет известно, что его шантажировали, что он вынужден был убить, что он вовсе не участник заговора, а скорее его жертва.

— И поэтому его отпустят, — спокойно подтвердил Контатти. — Может, через несколько лет.

— И вы засыплете его деньгами, чтобы помочь забыть…

Какая-то девушка прошла мимо столиков навстречу приятелю, сидевшему немного поодаль на мотоцикле с включенным мотором.

— Займетесь его семьей, — продолжала Мерилен, — возможно, наградите его почетным гражданством и добавите к его графскому титулу еще и титул баронета. Так ведь?

— Более или менее, — согласился Контатти, отпивая свой мартини.

— Но вы забыли об одном.

— О чем?

— О человеке, — ответила она. — До знакомства с ним я думала, что это серая, ничем не примечательная личность. Но я ошибалась. В нем есть что-то такое, отчего у меня мурашки бегут по спине. Он жесток, холоден… У него инстинкт злобного зверя. Наверное, он уже о чем-то догадывается. Он угрожал мне смертью, и все же я играла, играла хорошо, мне думается.

В нескольких шагах от столика парень, сидевший на мотоцикле, весело разговаривал о чем-то с подошедшей девушкой и в то же время как бы рассеянно посматривал на «дипломат» Контатти.

Мерилен с волнением продолжала:

— Я знаю, чувствую, что все будет так, как вы задумали. И он останется жив, но никто и никакие деньги не заставят его забыть пережитое. И заплатим за это мы все: я, этот ужасный старик, что работает с вами, Контатти. Через год, два, через десять лет он убьет всех.

— Это будет спокойная и достойная смерть, потому что мы умрем за родину, — равнодушно произнес Контатти. — Кажется, именно тут, в Риме, придумали этот столь убедительный девиз?

— Прекратите. И потом вы действительно уверены, что Рудинский поддастся на этот шантаж? А если откажется?

— Это была бы катастрофа для нас.

— А для Рудинского?

— Ничего. Возвратим ему девочку. — Он изобразил негодование. — Не хотите же вы, чтобы мы ее убили! — Но сразу спокойно добавил: — Как хорошо, что он этого не знает.

Вместо ответа Мерилен вскрикнула, потому что парень, неожиданно промчавшийся мимо их столика на мотоцикле, подхватил «дипломат» Контатти.

Классический прием щипачей. Никто не успел даже опомниться, так быстро это произошло. Когда кто-то вскочил, мотоцикл был уже далеко. Мерилен тоже поднялась, указывая на него.

— Эй! Держите вора! Держите его!

Контатти остановил ее, взяв за руку.

— Успокойтесь, — сказал он, улыбнувшись ей одной из своих чарующих улыбок.

— Но он же украл «дипломат»! У вас!

За соседним столиком с удивлением смотрели на Контатти, сохранявшего олимпийское спокойствие, не понимая его поведения.

Мотоциклист тем временем исчез в переулке, где парковка была запрещена.

— А ведь я предупреждала вас! — заметила Мерилен, не в силах успокоиться. — Это же смешно!

Контатти кротко произнес:

— Нужно уметь проигрывать.

— Очевидно, в «дипломате» не было ничего важного.

— Напротив, — ответил Контатти. — там были очень важные документы, имена агентов, планы действий, сверхсекретные доклады… — Он смиренно улыбнулся. — Меня уволят.

Мотоцикл на всей скорости помчался по переулку, но в это же время в конце его из-за угла появился «мерседес» Шабе. Щипач стал сигналить ему. Напрасно. Машина остановилась на перекрестке и перегородила дорогу. Щипач затормозил, но не смог избежать столкновения и рухнул на мостовую. Шабе быстро вышел из машины, подхватил «дипломат», рывком поднял щипача за шиворот и сунул его на переднее сиденье.

— Давай-ка сюда, Пиппо. Молодец, ничего не скажешь!

Парень был в шоке, лицо его заливала кровь. «Мерседес» мгновенно скрылся в лабиринте улочек старого Рима. Ведя машину, Шабе взглянул на вора, который все никак не мог прийти в себя, хватался за свое лицо и с испугом смотрел на окровавленные руки.

— Ну как, получше тебе, Пиппо? — И он так крепко двинул его, что тот ударился головой о стекло.

— Зачем воруешь у моих друзей?

Он схватил его за нос и стал выкручивать. Перепуганный парень, задыхаясь, замахал руками.

— Пусти… пусти меня…

— Куда тебя отвезти, Пиппо? Или у тебя нет дома, нет друзей? Ну, говори адрес. — Он оставил его в покое. — Входишь в банду, но ты слишком слаб, чтобы быть главарем. — Он крутанул ему ухо. — Поехали к главарю, Пиппо, хочу познакомиться с ним.

Отпустив ухо, он оттолкнул парня. Лицо мальчишки искажала злоба, в глазах стояли ужас и ненависть.

— Не называй меня Пиппо, — сказал он, тяжело дыша.

— Ах извини. Пожалуйста, извини. — Он смотрел на него, словно на вонючую рыбу. — Ну и куда же ехать?

Мерилен и Контатти пробирались сквозь оживленную толпу на площади, где был украден «дипломат», и выглядели вполне мирными туристами.

— Вы по-прежнему намерены покинуть меня? — спросил он.

Она загадочно улыбнулась и, опустив руку в сумку, убедилась, что магнитофон включен.

— Конечно! Упаси меня боже не только от Рудинского, но и от вас. Особенно от вас.

Контатти, похоже, огорчился.

— Если покинете меня сейчас, в такой момент, меня обвинят в легкомыслии и отстранят от работы. На мое место придут другие, более жестокие люди. Возможно, мое дело поручат старику. И что будет тогда с маленькой Соней?

— Что вы хотите сказать?

— Если придется отказаться от наших планов, то мы будем вынуждены, повторяю, вынуждены ликвидировать свидетелей.

— В том числе женщин и детей?

— Не будем преувеличивать.

— Используйте более подходящее слово: шантаж, — холодно заметила Мерилен. — Шантаж. Как всегда, шантаж. По-видимому, на этом построены все ваши действия.

— Вы слишком много думаете надо всем этим. Рассуждаете, делаете какие-то умозаключения, приходите к каким-то выводам, и все в одиночку. Я же сообщу вам одну вещь. — Он остановился и с доверительным видом произнес: — Наш министр иностранных дел прибывает сегодня ночью в Вашингтон. Инкогнито и полуживой. Он использует остатки своего авторитета, чтобы помешать обмену. Может быть, это ему удастся. В таком случае наша… операция… будет отменена и никто не пострадает. Девочка сразу же вернется домой, и вас ничто больше не будет мучить.

Тут он заметил в толпе девушку, которая была с парнем, укравшим «дипломат», и направился к ней.

— Добрый вечер, синьорина. Как поживает ваш друг? — улыбнулся он ей.

Девушка, казалось, была удивлена:

— Какой друг?

— Пиппо.

— Я не знаю никакого Пиппо.

— Конечно же знаете. Тот, что на мотоцикле, ваш жених. — И он жестом изобразил похищение «дипломата». Девушка встревожилась. — Я уверен, что с ним произошел несчастный случай. На вашем месте я поспешил бы найти его.

И он приветливо помахал рукой, оставив ее в полном недоумении. Вернувшись к Мерилен, он обернулся и крикнул девушке:

— Да и врача советую захватить!

Перепуганная девушка поспешила исчезнуть.

— Начинаю думать, что вас никогда не уволят, — сказала Мерилен, невольно восхитившись им.

— Чтобы сохранить расположение старика, я вынужден потакать некоторым его причудам и выполнять его сложные и не очень планы, — со смиренным видом ответил Контатти. — Если он не обрушивает на кого-то свою злобу или не находит способа проявить свой садизм, то не получает удовольствия. Он так устроен.

Контатти словно задумался о чем-то, но вскоре очнулся и по-доброму посмотрел на Мерилен. Она тоже смотрела на него, стараясь понять, что же это за человек, перед несомненным обаянием которого она не могла устоять.

— Мерилен, вы должны научиться создавать себе проблемы только в нужный момент, и не ранее. Живите спокойно, счастливо, день за днем. Смотрите на вещи с правильной точки зрения.

— Это как же?

Он взял ее под руку:

— Объясню. Если посмотрите на наше дело с точки зрения эмоций, получите превратную картину. А вы посмотрите на него, напротив, с точки зрения искусства. Это самый верный способ воспринимать реальность. И тогда испытаете чувства, а не угрызения совести. Ну а потом, если окажутся какие-то неприятные последствия для людей, видно будет. Всему свое время. Сумеете?

— Нет. Не думаю.

— Вы слишком закомплексованы. Освободитесь. Отбросьте эту ветхую буржуазную ментальность. Действуйте так, словно играете в какую-то игру.

Они направлялись к тому месту, где Мерилен оставила свою машину. Контатти продолжал мягко убеждать ее:

— Пойдите сегодня вечером к Уэйну. Вам кажется справедливым лишать его своего общества в такие трудные дни? При всем том, что ему предстоит сделать… и сказать? Вы все еще его женщина или нет?

— Вам удается заставить меня почувствовать себя абсолютной дурой, — заметила Мерилен, слегка улыбнувшись. — А также в какой-то мере… достойной презрения.

Контатти вздохнул:

— Вы опять смотрите на вещи с неправильной точки зрения. И поэтому делаетесь скучной, банальной, нудной. Следовало бы презирать вас за это. Но мне нравятся противоречия, и поэтому я чувствую, что становлюсь весьма неравнодушен к вам. Да, я в самом деле исполнен к вам нежности и любви…

— Ваш искренний тон трогает меня, — с иронией заметила она.

— Вы считаете меня циником. Какая ошибка. В работе, конечно, я действую без предрассудков, но поверьте мне, общаясь с женщиной, я становлюсь нежным и уступчивым настолько, что готов удовлетворить любое ее желание. Просит хлестать ее, хлещу. Просит бить, бью. Просит предать, предаю. Просит оставить, оставляю.

— Поразительное благородство, — засмеялась Мерилен. — А если она попросит совсем другого. — И тут же постаралась опередить его ответ: — Не надо отвечать. Позвольте мне самой представить это.

— Я намерен ухаживать за вами. Но не теперь. Сейчас это было бы дурным тоном. Однако, когда наша операция завершится, я попрошу вашей руки. Официально.

— Я не встречала большего наглеца.

— Я говорю совершенно серьезно. Вы это поняли?

— Теперь я уже немного знаю вас, но все равно никак не могу отличить истину от фальши.

Они подошли к машине и, остановившись, некоторое время смотрели друг другу в глаза. Он с удовольствием, она с интересом.

Попрощавшись, Контатти удалился, смешавшись с толпой, а Мерилен, слегка улыбаясь, заглянула в сумку и выключила магнитофон. Потом села в свою «ланчу» и уехала.

Одно из ружей было разобрано: детали его лежали на столе, и Юрек одну за другой тщательно чистил их.

Он был целиком погружен в свое занятие и не слышал легкого стука в дверь. В комнате появился Станислав, в халате, встрепанный, с воспаленными глазами.

— Я только что мерил температуру. Тридцать семь. Я поправился.

— По вашему виду этого не скажешь.

— Мне бы хотелось меду. Могу я взять еще немного?

— Подождите, пока вернется Ева. Она вот-вот придет, — сказал Юрек, посмотрев на часы.

— Не знаю, чем заняться. Можно позвонить?

— Я уже сказал вам — нет. Я жду важный звонок.

— А Соня не придет?

— Она не будет ночевать дома. А теперь возвращайтесь в постель. Книги у вас есть?

Огорченный, Станислав вышел.

— Закройте, пожалуйста, дверь.

Мальчик поспешил выполнить просьбу отца.

Немного поразмыслив, Юрек поднялся, прошел к окну, посмотрел на усыпанное звездами небо, потом на часы. Не прикоснувшись к еде, стоявшей на столе, он взглянул на ящики с виски, составленные в углу. Покачал головой. Потом достал из небольшого шкафчика бутылку водки, бутылку минеральной воды и две рюмки, поставил все на стол рядом с ружьем и сел.

Уже давно, очень давно не случалось ему пить. Пить всерьез.

Он наполнил одну рюмку водкой, другую минеральной водой и выпил их одну за другой, не переводя дыхания, по-польски. Затем принялся чистить ствол ружья и спустя какое-то время выпил еще — большой глоток обжигающей водки, затем глоток минеральной воды. Снова посмотрел на часы и выпил в третий раз, методично, без удовольствия. «Словно польская свинья», — сказал он сам себе, сразу же вновь наполнив рюмки. Польская свинья: одинокий и печальный пьяница.

По вечерам часов с восьми, когда все обычно садятся ужинать, этот квартал пустел и оказывался во власти бандитов — парней и девушек, как правило не старше двадцати лет, у которых имелись отличные, мощные мотоциклы. На этот раз банда местных хулиганов съехалась, как всегда, к бару, служившему для них местом сбора.

Настойчивый гудок клаксона привлек внимание парней, и они увидели «мерседес» Шабе. Машина остановилась, из открывшейся дверцы вылетел на мостовую измочаленный щипач и так ударился о чей-то мотоцикл, что даже опрокинул его.

Парни не успели прийти в себя от изумления, как Шабе вышел из машины и заявил:

— Я привез вашего Пиппо. Он поранился.

Удивленные появлением этого тощего старика, державшегося столь нагло и вызывающе, бандиты притихли. Немногие прохожие поспешили удалиться во избежание неприятностей, а бармен, выглянув на улицу, принялся опускать железную гофрированную штору.

Первым отреагировал высокий блондин тщедушного сложения, которое никак не вязалось с мрачным выражением его лица. Со злобным любопытством глядя в упор на Шабе, он помог щипачу подняться.

— Имей в виду, это сволочь, — предупредил его Пиппо.

Бандиты зашевелились и стали окружать Шабе, некоторые сели на мотоциклы. Все смотрели на старика и только ждали сигнала блондина, который был, очевидно, главарем банды.

— Пиппо не знает своего ремесла, — сказал Шабе, насмешливо улыбаясь. — Его надо снова отправить в школу.

Бандиты — парни и девушки — окружили его. Два мотоцикла преградили отступление к машине. Разгоряченный злостью и ненавистью, щипач ухватил главаря за рукав.

— Это свинья. Чего мы ждем, надо размозжить ему голову!

Но тот не стал его слушать, а обратился к Шабе:

— Здесь нет никакого Пиппо.

Он вынул из кармана складной нож, щелчком открыл его, явно угрожая, и подошел ближе, желая рассмотреть нежданного гостя. Шабе подождал, пока тот приблизится, и неожиданно так рванул его, что тот крутанулся на месте. В тот же момент Шабе прижал парня к себе, обхватил одной рукой за шею, а другой выхватил пистолет и сунул ствол ему в рот.

— Не двигаться. Может выстрелить.

Блондин тотчас перестал трепыхаться и выронил нож. Его приятели обескураженно застыли. Шабе обвел их взглядом и обратился к главарю:

— Почему бы тебе не отправить девчонок в кино?

Одна из девушек смело и бесстрашно возразила:

— А почему бы вам обоим туда не отправиться?

— Хорошая мысль, — ответил Шабе, опуская пистолет и ослабляя захват. И снова спросил блондина: — Мы с тобой вдвоем — в кино? Что скажешь, а?

Указывая взглядом на пистолет, блондин перевел дыхание:

— Пока эта штука в твоих руках, согласен.

— Мне нравятся разумные молодые люди. Почему бы нам не провести вечер вместе — мы с тобой и твои друзья?

Блондин сразу понял, что может вернуть себе авторитет главаря:

— Но девушки пойдут с нами. Не устраивает, оставайся один.

Шабе повернулся, желая получше рассмотреть девушек, некоторые были весьма недурны, но лица у всех были дерзкие, наглые. Он повернулся к блондину, потиравшему шею:

— Ты уверен, что они годятся для трудной работы?

Питер Уэйн и Мерилен вошли в гостиную. Он положил на стол два пластиковых мешка.

— Ты сама захотела. Я ведь предложил пойти в ресторан.

Он достал из мешков разные консервы, баночное пиво, кока-колу и вареную кукурузу.

Мерилен помогла разложить продукты на столе, накрытом на двоих.

— Чего-то все же не хватает. Не знаешь чего?

— Ну как же, колючей проволоки, гвоздей, ножниц, молотков…

— Свечей?

— Конечно. Очень ароматных.

— Где они? — спросила она, оглядываясь.

Уэйн указал на комод. Мерилен нашла там полдюжины свечей. Взяла все.

— Мы находимся в стране, которая славится своей кухней. Так хотя бы представим ее себе. Все дело в освещении.

Она поставила свечи на стол и зажгла их. Уэйну идея понравилась, он выключил свет и расположился напротив Мерилен. Они взглянули друг на друга и покорно принялись открывать консервы и банки с напитками.

— Это все Америка старается, — улыбнулся Уэйн.

Они чокнулись пивом и принялись грызть кукурузные початки. Но тут зазвонил домофон. Удивленный и недовольный, Уэйн вышел в прихожую и снял трубку. Это оказался полковник Танкреди. Уэйн нахмурился, немного подумал, нажал кнопку, открывая входную дверь, и вернулся в гостиную.

— Мне жаль, Минни. Непредвиденный визит. Я быстро выпровожу его. Можешь подождать меня в спальне?

— Ну конечно, о чем разговор?

— Пять минут самое большее. Прими ванну. Да нет, делай что хочешь.

Мерилен улыбнулась ему и прошла в спальню, закрыв за собой дверь.

Оставшись один, Уэйн достал из ящика пистолет, сунул за пояс и подошел к двери.

Лифт уже поднимался. Уэйн осторожно встал сбоку, держа руку на спусковом крючке. Лифт открылся, и из него вышел Танкреди, неся под мышкой толстую папку. Они обменялись приветственными жестами. Уэйн пригласил полковника в гостиную, предложил сесть. Танкреди окинул близоруким взглядом накрытый стол со следами явно прерванного ужина, слегка смутился и сразу же вручил Уэйну несколько листов.

— Это доклады, которые вы просили. Я подумал, может быть, захотите изучить их еще до совещания.

— Вы полагаете, в этом есть какая-то срочность?

Танкреди сделал отрицательный жест:

— Нет, не думаю.

— Ладно, тогда посмотрим их вместе во время совещания, — сказал Уэйн, возвращая бумаги. — Как договорились, ждите меня дома. Заеду за вами на своей машине.

— Все в порядке?

Уэйн кивнул:

— А у вас?

— Наблюдается некоторое движение в югославском посольстве и во французском.

— Меня больше интересуют посольства, в которых не наблюдается никакого движения. — Он снова взял бумаги у Танкреди и стал быстро просматривать их.

Мерилен тем временем в спальне сначала поправила макияж, потом осмотрела комнату. На столе лежали два фотоаппарата и ролики с пленкой. Подошла, проверила: это были отснятые пленки, еще не проявленные. Она хотела было взять их, подменив новыми, но, подумав, решила отказаться от этой затеи. Это было бы слишком грубой неосторожностью. Телефон на тумбочке у кровати слегка звякнул. Это значило, что Уэйн в гостиной набирал номер на другом аппарате. Достаточно было поднять трубку, чтобы подслушать его разговор, но она не стала этого делать.

Она сделала другое: взяла фотоаппарат, проверила, есть ли в нем пленка, включила вспышку и села на кровать, нацелив объектив на дверь, ведущую из гостиной, и была готова в любую минуту нажать затвор и сделать снимок. В то же время она включила автоответчик, убавила до минимума громкость и стала прослушивать записанные сообщения. Сначала прозвучал женский голос: «Говорит миссис Дальтон. Мы с мужем хотели бы пригласить вас на наш коктейль в пятницу днем. Еще созвонимся. До свидания».

В гостиной послышались шаги. Мерилен быстро передвинулась на кровати, выключила автоответчик и еще раз посмотрела на дверь через объектив «поляроида».

Шаги удалялись. Мерилен вновь включила автоответчик, желая прослушать следующую запись. На этот раз мужской голос сообщил: «Сказочный вечер, Питер. Я тут один с двумя девственницами из Новой Зеландии. Сейчас семь часов. Если не перезвонишь в течение часа, сменю тебя».

Мерилен взглянула на часы. Очевидно, Уэйн отказался от двух девственниц. Телефон снова звякнул, значит, в гостиной закончили разговор. В автоответчике между тем зазвучал несколько ребячливый голос Меддокса. Она встречала пару раз этого прыщавого верзилу.

«Меддокс, код два…» — начиналось послание. За дверью послышались приближающиеся шаги, и Мерилен заслонила собой автоответчик.

«Дабл ю, ноль три…» Шаги были уже совсем близко, и Мерилен нацелила фотоаппарат на дверь.

«…ноль, три, один, пять».

Дверь открылась, и вспышка «поляроида» на несколько мгновений ослепила вошедшего Уэйна. Автоответчик молчал. Послание Меддокса закончилось.

— Что это тебе взбрело в голову? — недовольно воскликнул Уэйн.

— У меня нет ни одной твоей фотографии.

— Не люблю фотографироваться.

Она сделала еще один снимок. Уэйн с раздражением выхватил у нее из рук аппарат, и она воспользовалась этим моментом, чтобы выключить автоответчик.

— Да, я же забыла, что ты шпион… китайский… и что твое изображение не должно нигде появляться.

— Именно так, — согласился Уэйн, вынимая из аппарата первый проявившийся снимок, и рассмеялся, увидев, с каким идиотским выражением он запечатлен на нем.

Второй снимок был не лучше.

— Не шпион, — заметила Мерилен, — а просто какой-то противный мистер.

— Посмотрим-ка теперь на тебя! — воскликнул Уэйн, размахивая «поляроидом». Он снял ее дважды, выбирая самые неподходящие ракурсы. Мерилен подвела его к зеркалу.

— А теперь давай снимемся вместе.

— В каком виде — веселыми или печальными?

— Загадочными, — ответила она.

Уэйн щелкнул затвором и вынул из аппарата первый снимок Мерилен.

— Я тоже получилась весьма непривлекательной.

— А это мы сейчас проверим, — сказал Уэйн, указывая на постель.

— Ты с ума сошел. Консервы остынут!

— Ну да, конечно!

— Твой друг будет ужинать с нами?

— Он ушел.

Уэйн направился в гостиную, и Мерилен последовала за ним, захватив «поляроид».

— Мне нравится этот аппарат. Одолжи на время?

— Возьми.

Она сунула его в свою объемистую сумку и чему-то улыбнулась.

Юрек выехал на своем «универсале» из туннеля, свернул направо и оказался на огромной парковке возле здания завода «Альфа Ромео».

Место было пустынным, но, несмотря на яркое освещение, казалось почему-то еще и мрачным. Время от времени с кольцевой дороги доносился шум транспорта. Юрек припарковал машину и вышел. Сначала осмотрел освещенное пространство, потом взглянул за ограду, туда, где не было никакого освещения. Его светлые глаза, казалось, сверкали, а зрачки расширились. Несмотря на полную темноту, он видел все так же отчетливо, как при дневном освещении, — большой бетонный ангар, двери и окна, будку сторожа, офисы и дворы.

Зрение Юрека обладало одной особенностью: в полной темноте он видел так же превосходно, как кошка. Темнота не лишала его зрения. Его зрачки способны были расширяться настолько, что улавливали самый слабый, едва уловимый свет.

Юрек обладал кошачьим зрением.

В здании завода не было ни души, не было даже сторожевой собаки. Юрек снова осмотрел парковку и взглянул на часы — они показывали начало одиннадцатого.

Ужин при свечах закончился. Они оставались за столом. Уэйн напустил на себя мечтательный вид и, казалось, искренне любовался Мерилен.

— Ты меня любишь, Питер?

— Я ждал этого вопроса.

— Наступает момент, когда все женщины его задают, разве не так?

— Не все. И не так. — Он взял ее руку и сжал. — Но ты можешь себе позволить это, Минни.

— Хочешь заняться любовью?

— Конечно хочу. Но не сейчас. — Он неохотно отпустил ее руку и посмотрел на часы. Видно было, что он искренне раздосадован. — Не могу. Просто не могу.

— Это последний раз, Питер. — Она произнесла это медленно, не глядя на него.

Уэйну стало не по себе, он долго молчал и наконец спросил:

— Ты всерьез?

— Заметно?

— Да что с тобой? Объясни.

— Нечего объяснять.

Мерилен встала из-за стола и прошла к окну.

— И потом, — спокойно сказала она, обернувшись, — зачем объяснять? Если надо что-либо объяснять, значит, что-то случилось и прошлого не вернешь.

— А что же вдруг случилось? Разве что-то произошло между нами?

— Ничего. Просто теперь я по-другому вижу тебя. А главное, по-другому смотрю на себя.

— Вчера ты не была такой.

— А сегодня вот такая.

Уэйн тоже поднялся. Прошелся по комнате, глядя в пол.

— Так что же, между нами все конечно, что ли? Ты странная какая-то. Ужинаем при свечах, шутишь, говоришь о любви, а потом вдруг…

— Да, свечи.

— Может, именно они сбили меня с толку.

Мерилен наклонилась над столом и провела рукой над колыхавшимися огоньками.

— Эти свечи, Питер, похоронные. На похоронах нашей… любви.

Яркие белые и желтые лучи заметались, замелькали вокруг, разрывая темноту. Это были фары дюжины мотоциклов, появившихся из туннеля и выехавших на парковку. Они мчались прямо на Юрека, их мощные огни, направленные со всех сторон, буквально ослепили его. Он попытался отступить к ограде завода, но мотоциклы взяли его в кольцо. И на него тут же обрушились удары. В карусели огней там и тут мелькали чьи-то злобные физиономии, похожие на призраков, — это были злые, возбужденные лица блондина и его бандитов. Девушки били его особенно рьяно.

Юрек яростно защищался, но их оказалось слишком много. Он ловко и ожесточенно отбивался, отвечая нападающим, оставляя основательные следы, но оглушительные удары сыпались на него со всех сторон, и наконец он зашатался и упал. Подоспевший блондин схватил его за руку и, протащив по земле, так ударил о мотоцикл, что Юрек рухнул без чувств.

— Полицейская ищейка! — крикнул блондин. — Это тебе предупреждение!

Тут вся шайка набросилась на Юрека и принялась безжалостно добивать его.

— По лицу не бей, — приказал блондин, освещавший бойню фарами своего мотоцикла. Но тут послышался шум подъезжавшей машины, и он приказал: — Все, хватит! Уехали!

Бандиты, некоторые побитые весьма крепко, быстро завели двигатели и понеслись в туннель вслед за блондином.

Между ним и всей группой оказалась какая-то машина, тоже ехавшая в туннель. Увидев позади себя столько мотоциклов, человек за рулем, испугавшись, прибавил скорость, и бандиты помчались следом за ним. Вскоре все исчезли во мраке.

Юрек остался на земле. Плохо соображая, тяжело дыша, он попытался подняться, ощупал свои ребра, потрогал колени. Снова собрался с силами и все же сумел встать и с трудом добраться до своей машины.

В баре, где сходились местные бандиты, Шабе стоял у бильярда-автомата, глядя на него с неприязнью и с некоторым любопытством. Посмотрел на щипача. На лице у того оставалось немало следов после первой встречи с Шабе, и выглядел он весьма мрачно.

— Объясни-ка мне, Пиппо, как работает эта машина?

— Да перестань наконец называть меня Пиппо?

Шабе усмехнулся и снова принялся рассматривать бильярд. Попытался нажать какие-то кнопки. Бармен бросил на стойку монету, жестом предлагая щипачу передать ее старику.

— Неужели кого-то действительно может развлечь эта штука? — Он посторонился, чтобы парень мог опустить в щель монету, и, глядя на него, покачал головой. — Да ты просто идиот, Пиппо.

Парень принялся яростно отводить душу на бильярде, колотя по нему изо всех сил, отчего вскоре погасли все лампочки. Но тут он услышал шум подъехавших мотоциклов и бросился к дверям. Шабе не тронулся с места, продолжая рассматривать бильярд.

Бандиты вошли в бар, многих украшали внушительные синяки, а у одной девушки был окровавлен лоб.

Шабе обратился к щипачу:

— Видел, Пиппо? Если б ты поехал с ними, тебе тоже крепко досталось бы.

Тут вмешался блондин:

— Оставь его в покое. Плати и уходи.

— Предупреждаю. Если не сделал того, о чем договорились, вернусь.

— Мы били только по туловищу. Как ты сказал.

Шабе извлек из кармана пачку банкнот и положил на бильярд.

— Считай.

— Доверяю. — Блондин хотел взять деньги, но Шабе остановил его.

— Нет. Здесь гораздо больше. Возьми, сколько причитается.

Блондин принялся считать деньги.

— А зачем показываешь нам лишнее?

— Ты не жаден? — Шабе заметил алчные взгляды некоторых бандитов. — Почему не попробуете забрать все?

— Нас не проведешь, — ответил блондин, кладя в карман то, что ему полагалось, и жестом останавливая своих парней, готовых действовать. — Спокойно. Не будем делать глупостей. Ему ведь нужен предлог.

— Молодец. Правильно понял. — Шабе забрал свои деньги и направился было к двери, но остановился и пристально посмотрел на блондина. — Так и хочется пустить тебе пулю в лоб. — Потом с презрением посмотрел на других парней. — И тебе, и этому стаду свиней. И этим свиноматкам.

Девушка с окровавленным лбом со злостью бросилась к побледневшему от гнева блондину, с тревогой следившему за происходящим:

— И ты позволяешь ему так оскорблять нас?

— Давайте отделаем его как следует! — предложил щипач, набравшись вдруг смелости.

— Хорошо сказано, Пиппо, — согласился Шабе. — Сейчас повернусь и пойду к двери. Вас двадцать человек. Что я могу сделать?

— У тебя пистолет, — напомнил ему блондин.

— Но у меня нет сзади глаз. И потом, скольких из вас я смогу уложить? Трех или четырех, не больше. Ладно, ухожу.

Он повернулся и, не обращая ни на кого внимания, пошел прямо к двери. Одна девушка хотела было наброситься на него сзади, но блондин успел остановить ее за руку:

— Стой! Это же полицейский, разве не понимаешь?

Шабе дошел до дверей и обернулся:

— Полицейский? Я? — Покачав головой, он улыбнулся одной из тех своих улыбок, от которых люди в ужасе содрогались. — Полицейский?

— А зачем же тогда ты связался с нами? — спросил блондин.

— Ненавижу всех, кто не трудится, чтобы заработать себе на хлеб. Ты не представляешь, как я их ненавижу.

Неоновый свет в баре делал еще более мрачным его призрачное, отталкивающее, словно какая-то страшная маска, лицо.

Он ушел, а мысли опять увели его в прошлое, к мучительным воспоминаниям.

Вот он по-прежнему в грязной робе заключенного копает лопатой снег, сгребая его в кучу. Морозно, изо рта у него идет пар. Рядом тюремщик с ружьем разогревает на костре свой паек.

Он голоден и посматривает на тюремщика, продолжая копать снег. Закончив есть, тот жестом подзывает его и дает ему пустую миску с куском черного, твердого как камень хлеба.

Он наполняет миску снегом, кладет в нее хлеб и ставит на огонь. Ждет, пока снег растает и хлеб размякнет, потом ест под равнодушным взглядом охранника.

Часы на стене убогого помещения «Скорой помощи» показывали половину второго ночи. Лицо Юрека искажала боль: врач слишком сильно ощупывал его ребра. Первую медицинскую помощь ему уже оказали, и он сидел полуголый на кушетке, когда в дверях появился капитан Коссини.

— Юрек! — На лице его было написано изумление.

Поляк взглянул на него, но не ответил на приветствие. Коссини осмотрел раны.

— Профессиональная работа, — ответил врач на его вопросительный взгляд и наложил еще один пластырь. — Ушибы, кровоподтеки, ссадины. Ничего вроде бы не сломано на первый взгляд. Ему надо остаться в больнице, под наблюдением.

— Я пошел домой, доктор.

Врач жестом возразил. Юрек обратился к Коссини:

— Скажи ему ты.

— Беру ответственность на себя, — сказал Коссини врачу. — Если только он в состоянии двигаться.

— Как хотите, капитан. — Врач обернулся к Юреку. — Советую вам остаться хотя бы на сутки. Но если напишете заявление и капитан настаивает…

— Я напишу рапорт, — прервал его Коссини.

Врач вымыл руки и вышел, а Юрек стал с трудом одеваться. Коссини попытался помочь ему, но тот отстранился.

— Узнал кого-нибудь? Посмотри фотографии.

— Ты сволочь, Коссини, — холодно произнес Юрек.

— Не понимаю…

— Этим я обязан тебе.

— То есть как?

— Это урок за то, что я предупредил полицию. Так сказали они.

— Клянусь тебе, Юрек, я никому ничего не говорил. Я разговаривал только с английским послом. Я не мог иначе, понимаешь?

— Нет, не понимаю. Я пришел к тебе как к другу. Знаешь, что такое друг, Коссини? — Капитан в растерянности молчал, Юрек заставил его выдержать свой взгляд. — Будь осторожен. Если что-то случится с Соней, ты тоже будешь виноват. И тогда я припомню тебе это, Коссини.

На лице Юрека были написаны отчаяние и решимость готового на все человека.