"Охотник на ведьм" - читать интересную книгу автора (Локамп Пауль)

XVII

— Проходи, раз пришел…

Небольшая полутемная комната, которую освещают только два светильника, висящих на стене. Стандартная для небольших гостиниц обстановка — пол застелен ковролином едкого синего цвета, двуспальная кровать, на которую небрежно брошена изящная дамская сумочка. У противоположной стены — комод с зеркалом, маленький журнальный столик и два кресла. Сразу у входа — вешалка и еще одна дверь, куда я без всякого стеснения и заглянул. Ванная комната. Пусто…

— Осторожничаешь, Охотник? — усмехнулась джинние. — Не бойся, я совершенно одна.

— А сама не боишься? — спросил я.

— Нет, — она покачала головой, — не боюсь. В твоей душе больше смятения, чем желания убивать. Не знаешь, кому верить и чего ожидать. Ты ведь поговорить пришел, не так ли?

— Пожалуй, что да, поговорить, — кивнул я.

— Верю. Садись, — джинние кивнула на кресло, — посидим за дастарханом, как старые приятели. Будем пить чай и разговаривать.

Я кивнул и, расстегнув куртку, уселся в кресло, стоящее в самом углу комнаты. Как-то спокойнее себя чувствую, когда за спиной глухая стена. Кто знает, чем дело обернется? Посмотрел на джинние и, поморщившись, снял с пальца перстень. Во-первых, он был очень горячий и создавал определенные неудобства. Во-вторых, когда он на пальце, на месте лица нежити — лишь темное пятно. Не привык я общаться с тьмой, мне нужны глаза, пусть они и ненастоящие. Пока она заваривала чай, была возможность рассмотреть ее получше. На вид лет сорок. Высокая, где-то метр семьдесят пять, не меньше. Черная одежда, плотно облегающая тело, выгодно подчеркивала хорошую фигуру. Высокая упругая грудь, на которой взгляд невольно задержался, и длинные волосы, отливающие, как воронье крыло. Украшений почти нет, кроме золотой заколки с рубином, которой волосы перехвачены в замысловатый хвост. Глаза — как две черные вишни, и красиво очерченные губы. Да, мимо такой спокойно не пройдешь. Пока перстень не наденешь…

— Нравлюсь? — она хитро смотрит на меня и, выпрямившись, проводит руками по своей груди. — Неужели нет? Фривольных мыслей не возникает? Не поверю, что в мыслях ты меня уже не раздел. А может, успел не только раздеть?

— Возникает, — усмехаюсь я, — и раздеть тоже успел. Но красивое тело — еще не все.

— Неужели? — она притворно удивляется.

— Давай лучше чайку попьем…

— Уверен, что хочешь только чаю? — и голос под стать фигуре — грудной, манящий.

— Да, — улыбаюсь в ответ я, — уверен.

— Ты любишь крепкий черный чай. Сладкий, — она не спрашивает, скорее утверждает.

— Умеешь читать мысли?

— Нет, просто встречала людей, которые знали тебя в прошлом.

— Меня? В прошлом?

— В твоей прошлой жизни, если быть точной. Все в этой жизни меняется, даже наши тела, только вкусы остаются неизменными. Что же ты замолчал?

— Думаю. Слушать тебя дальше или откланяться.

— Дело твое, но ведь ты пришел не просто так, — она улыбнулась, показав ослепительно белые зубы, — что ты хочешь узнать?

— Сейчас уже и не знаю…

— Значит, я все-таки понравилась, — она довольно улыбается.

— Начни с самого начала, раз ты такая откровенная… А ты не боишься, что…

— Нет, не боюсь.

— И ты знаешь ответы на все вопросы?

— Я знаю многое…

— Расскажи для начала про себя, ночь впереди долгая…

— Ну что же, — она немного помедлила и, усмехнувшись, начала рассказывать, — слушай. Человек был создан из сухой и звонкой глины, а мы — из чистого пламени огня. Джинны — это создания, отличные от людей и ангелов, но и общего не так уж мало. Нам также присущи понятия разум, сила, свобода выбора между истиной и ложью, правильным и неправильным, хорошим и плохим…

Через два часа мы закончили нашу беседу, и я поднялся из кресла. На столе остывал недопитый чай (за разговором мы совершенно забыли про него) и стояли какие-то восточные сладости. В комнате было накурено — дымили мы нещадно. Я молча застегнул куртку и подошел к дверям.

— Жалко, что небеса нас разбросали по разные стороны, — сказала джинние.

— Может быть, и так, — кивнул я. — Спасибо тебе за вечер, он был, как это сказать…

— Он был последним перед бурей, — улыбнулась она. — Не знаю, чем все это закончится, но будет искренне жаль, если я встречу тебя еще раз. Сегодняшний вечер — это исключение из правил. В следующую встречу один из нас погибнет.

— Да, сегодня прекрасная ночь, — ответил я. — До свидания…

— Прощай, Охотник…

Часы показывали четыре часа утра, когда я вышел из мотеля. Все та же администратор, скучающая за конторкой, проводила меня усталым взглядом и опять уткнулась в какую-то книгу с изображенным на обложке красавцем в смокинге. Очередной любовный роман, которым она пытается заполнить пустоту своей жизни? Одни бумажные эмоции сменяются другими, а жизнь останется прежней — унылой и пустой. Под ногами хрустнул подмерзший к утру снег, и морозный воздух приятно обжег лицо. Я сел в машину и посмотрел на свое отражение в зеркале. Да, Айдаров, тебе до книжных красавцев далеко, вон уже и седина появилась на висках. Правы были древние: многие знания — многие печали. Каждый раз, когда узнаю о таких, как я, что-то новое — словно неподъемная тяжесть прижимает меня к земле. Но все же, несмотря на это, я нахожу в себе силы подняться на ноги, чтобы продолжать жить. Как долго это продлится, прежде чем я сломаюсь? Не знаю. Будто незримый мастер выковывает стальной клинок, созданный с одной целью — убивать.

Подъехав к дому, я заметил О`Фаррела, стоящего на крыльце. Не спится ему или заметил, что моей машины нет? Он спокойно смотрел, как я иду к дому.

— Где ты был?

— Ездил по городу, — ответил я и попытался пройти в дом.

— Подожди, — Базиль повернулся ко мне, — ездил к джинние?

— Да, — кивнул в ответ я.

— Убил?

— Нет. Сейчас в этом нет смысла.

— Что значит — «нет»?

— У слова «нет», Базиль, есть только одно значение. Кстати, она упокоила эту нежить, за которой следила несколько дней, так что проблем с ним уже не будет, — тихо сказал я. — Пусти меня в дом. Я устал и хочу спать. Завтра поговорим.

— Натали не спала всю ночь. Ждала тебя, переживала. Зачем ты сорвался к этой джинние, если не хотел ее убивать?

— Хотел поговорить.

— Джинние и соврет — недорого возьмет…

— Нет, — покачал головой я, — не тот случай.

— Спать у тебя не получится. Тебя ждет Натали. Хотела ехать тебя искать, но я не пустил. Она сейчас в библиотеке. По-моему, плачет. Успокой ее, если сможешь.

— Да. Скажу, что ездил кататься по ночному городу. Дышал воздухом дорог.

— Она тебя любит, Александр…

— Я ее тоже люблю.

Базиль внимательно посмотрел на меня и покачал головой. Ничего не сказал, отвернулся и начал раскуривать сигару. Он прав — достаточно слов.

Наташа сидела в кресле перед камином, завернувшись с головой в теплый шерстяной плед и, не отрываясь, смотрела на огонь. За окном началась небольшая метель, швырнула на стекла колючий снег. Вовремя вернулся. Я подошел к ней и опустился рядом на пол, привалившись спиной к соседнему креслу.

— Почему не спишь, Малыш?

— Я боялась, что ты не вернешься, — тихо сказала она. — Собралась ехать на поиски, но Базиль не пустил. Мне было страшно. Очень страшно.

Березовые дрова в камине уютно потрескивали, распространяя по комнате тепло. Когда смотришь на пламя, возникает чувство, будто наблюдаешь за необыкновенным спектаклем, созданным театром теней. Отблески света, сочные переливы углей. Тепло и уютно.

— Он правильно сделал, — сказал я. — Не дело девушке ночью ездить по городу. Опасно.

— Меня никто не посмеет тронуть.

— Эх, — вздохнул я, — если бы это было правдой… Даже в нашем спокойном городе по ночам убивают. Впрочем, не только по ночам.

— Да, — согласилась она, — бывает и просто так, ни за что.

— Пойдем отдыхать, Малыш.

— Подожди, Саша! Мне… Нам надо поговорить.

— Может, завтра утром? — спросил я.

— Нет, — она немного помолчала, — сейчас. Пожалуйста.

— Что ты хочешь сказать, Малыш?

— То, что я тебе говорила не раз. Я ведьма.

— Ты еще совсем глупенькая, Наташка, — качаю головой я, — это плохая шутка. Есть в мире много вещей, которыми лучше не шутить.

— Я не шучу! — она смотрела на меня широко открытыми глазами, будто стараясь заглянуть мне в душу, или наоборот — открыть передо мной свою. Маленький испуганный ребенок…

— Хорошо, — киваю в ответ, — ты ведьма. А теперь пойдем отдыхать? Я чертовски устал и спина жутко болит. Идем, Малыш, — я поднимаюсь и иду к дверям.

Плотный удар воздуха легко толкает меня в спину, и перстень резко обжигает мне пальцы. Еще не осознавая, что произошло, я, словно завороженный, подношу руку к глазам, хотя в этом нет необходимости — я уже знаю, что увижу. Кольцо быстро темнело, словно собирая в себя вечерние сумерки. Наливалось сочным черным цветом. Нет, только не это! Нет, слышите, нет!!

— Не может быть, — беззвучно, одними губами, шепчу я.

— Может, Саша, — ее голос дрогнул, — может…

Поворачиваюсь и вижу мою Наташку. Это она толкнула меня в спину. Нет, не ударила — всего лишь толкнула, чтобы доказать свою сущность. Боже… Вот она, предназначенная мне судьбой ведьма. Рядом. Здесь и сейчас. Я падаю в бездну безысходности — словно палач вышибает скамейку из-под ног осужденного. Привычного мира нет, остается пустота, царящая вокруг меня. Спазмы перехватывают горло; еще секунда — и я буду скулить, как маленький щенок, а не рычать. Нет, так не будет. Никогда! Нет ситуаций сильнее меня! Господи, подари мне слепоту, чтобы не видеть этого! Мотаю головой, словно в моих силах прогнать это видение.

— Но как?!

— Я никогда не пользовалась силой, поэтому ты ничего не чувствовал. Поначалу боялась признаться, думала — ты будешь смеяться. Но однажды ночью ты начал разговаривать во сне. На латыни. Легко и свободно, будто этот язык для тебя родной. Иногда переходил на другой язык. Уже потом я поняла, что это арабский.

— Говорил во сне? О чем?

— На латыни говорил о ведьмах и проклятьях, каких-то баргестах и нежити…

— Как ты стала, — я еле шептал, но она прекрасно меня понимала, — ведьмой?

— Год назад. Однажды в отделение, где я проходила практику, положили старую женщину. Маленькую сухонькую старушку из небольшого литовского городка. У нее был рак четвертой степени. Лечить было поздно, а возвращать домой — бессмысленно, она была одинока, ни семьи, ни детей. Я сразу почувствовала, ее что-то гнетет и старалась почаще заходить к ней в палату, чтобы подбодрить или просто поговорить. Со временем она стала откровеннее, а наши беседы продолжались все дольше. Старушка была очень начитанная, изредка говорила такие вещи, что даже я, медик, удивлялась ее осведомленности в этом вопросе. Потом пришло ее время. Она будто специально ждала моего дежурства, чтобы умереть. Тяжело, очень тяжело умирала. То бредила, то билась в непонятной лихорадке. Когда я уже отчаялась, она собрала силы и прошептала, что я должна помочь ей умереть. Понимаешь, Саша, раковые больные часто говорят о таких вещах. Когда больше нет сил, чтобы терпеть боль, а лекарства не помогают. Они просят того, на что мы не имеем права. Но я ошиблась, эта старушка умоляла меня о другом. Принять от нее дар, чтобы ей было легче уйти. И я, чтобы облегчить ее страдания, согласилась. Старушка попросила подать ей стакан воды. Всего лишь…

— Легенду про охотников тоже старуха рассказала?

— Да, но я подумала, что это всего лишь красивая сказка, не более. Только сегодня, когда упомянула про нее, вы на одно лишь мгновение забылись и выдали себя. Я почувствовала боль, которую вы носите в себе. Боль была такая сильная, что я еле удержалась, чтобы не застонать. Саша, как вы живете с этим?

— Как? — переспросил я и попытался улыбнуться. — Как те охотники из твоей легенды. Только мы не поклоняемся злым богам, Малыш. Мы просто платим за свои грехи.

— Вы бессмертны?

— Нет, — качаю головой я, — это было бы слишком жестоко, даже как наказание за все грехи мира. Нет ничего страшнее вечности. Мы смертны. Умираем так же, как и обычные люди. Но, умирая, мы не обретаем покоя. Приходит время — и нас отправляют обратно на Землю, что продолжить охоту. И так будет всегда, пока…

— И вы убиваете ведуний?

— Да…

— Чтобы избавиться от проклятия?

— Да…

— Саша, это страшно…

— Когда ты поняла, кто мы такие, — тихо спросил я, — почему ты осталась?

— Почему? — повторила она, и на ее глазах блеснули слезы. — Я люблю тебя.

Люблю. Какое простое слово. Затасканное современным миром до ветхости. Сотни и тысячи раз повторяем его, применяя к совершенно обыденным вещам, забывая о истинном смысле. Люди превратили это слово в набор ничего не значащих звуков. Пустых, как жизнь, лишенная цели. Люблю. Какое простое слово. Но нет, это не так. Оно обладает огромной силой. Ради него начинались войны и рушились города. Гибли целые цивилизации и создавались империи. Ради него люди совершали подвиги и рисковали своими жизнями. Люблю… С этими словами люди вставали под пули и поднимались на эшафот. Люблю…

— Эта женщина мне рассказала про то, что у каждого из вас есть предначертанная судьбой жертва, — сказала Наташа, — уничтожив ее, вы избавитесь от своего проклятия?

— Да…

— Ты уже нашел свою?

— Да…

— Кто это?

С усилием, словно на моих руках весят пудовые гири, поднимаю перед собой руку с перстнем. Он обжигает мне пальцы, но я не чувствую боли. Перстень совсем почернел. Даже камень подернулся черной матовой пеленой. В глазах девушки мелькнул страх. Да, Наташа, теперь и ты знаешь, кто эта предназначенная мне судьбой Ведьма…

— Я, — она запнулась, — твое предназначение?

— Да…

— Ты должен меня убить?

— Да…

— Ты сможешь? — слезы потекли по ее щекам.

— Уходи, — шепчу я.

— Ты сможешь?!

— Придет время, и я приду за твоей жизнью, — поднимаю на нее взгляд и вижу глаза, дороже которых для меня нет и никогда не будет. Каждое слово дается с трудом, словно отрываю куски мяса от своего тела. — А сейчас уходи, Богом прошу…

Я даже не слышал, как в комнату вошел Базиль. Будто выскользнул из темноты коридора и встал позади меня. Да, конечно, он тоже почувствовал ведьму. Мы чувствуем, когда они открываются, используя свою волшбу. Даже если не во вред, а просто чтобы доказать, что они есть, они существуют. Не вижу, но чувствую, как бьется сердце О`Фаррела. Он уже готов убить Натали — ради упокоения моей души. Вот его рука скользнула к поясу. Почувствовав это движение, я рывком поворачиваюсь и делаю шаг вперед, вставая между ними. Базиль еще тянется к пистолету, но видит мой взгляд и застывает на месте.

— Не смей, — хочу крикнуть я, но слова будто превращаются в лед, застревая в горле острыми осколками. Могу лишь качнуть головой — даже не думай…

— Алекс, — в его глазах боль, но кроме нее — и решимость сделать то, что предназначено мне. Он готов сделать это, чтобы избавить меня от терзаний. — Натали, она… ведьма.

— Она. Моя. Ведьма, — сквозь зубы рычу я и поворачиваюсь к Наталье — Умоляю, уходи!

— Алекс, — это Базиль пытается мне что-то сказать, но я резко его обрываю.

— Еще шаг, Базиль О`Фаррел, и за себя не отвечаю, — я смотрю на него, и он умолкает.

На каминной полке тихо тикают часы, деля наш мир на привычные минуты и секунды. Но кто мне объяснит, почему иногда минута может быть длиннее жизни? Будь проклят этот мир, обрушивший на меня такую судьбу! Наташа резко разворачивается и уходит, оставив нас посреди комнаты. Еще могу броситься за ней. Зачем? Чтобы убить еще одну ведьму? Ведунью? Я сделаю это. Позже. У дверей Наталья останавливается и поворачивается ко мне.

— Саша, я хотела тебе сказать одну вещь. Если тебе потребуется моя жизнь — она твоя…

Закономерный итог, охотник. Ты нашел свою нежить, свой ключ в другие миры. Сильно этому рад? Я не знаю, что делать, не знаю, как поступить. Не знаю ничего, что помогло бы мне найти ответ на эти вопросы. Они навалились на меня неподъемной тяжестью, навалились с такой силой, что я задыхаюсь, раздавленный этим знанием. Боль… Ее не описать и не объяснить. Все попытки тщетны. Как можно передать словами то, что высасывает из тебя жизнь?

Больно… Только сейчас я понял, что это такое. Это гораздо хуже, чем страдания от ран, за которые мы расплачиваемся кровью. Ты платишь клочьями своей души. Раздавлен, уничтожен, слеп! Твое «я» закрыто в плотный кокон пустоты, царящий внутри. Темнота, окутавшая душу, не пропускает света, воздуха, блеска звезд. Ты немощный слепец, пытающийся найти выход из лабиринта. Протягиваешь руки, чтобы найти выход, но в твоих руках лишь обнаженная душа. Твоя. И в этих сумрачных закоулках нет выхода. Замкнутый круг. Нет, это не боль, это хуже. Это бездна, взглянувшая на тебя.

Боль? Нет. Это просто расчет. Закономерный финал истории, начавшейся много веков назад, когда эта душа совершила нечто страшное. Можно исправить все, кроме поступков вчерашнего дня. Если бы знать заранее, чем обернется прошлое… Мир — это Чистилище? Господи, ты ошибся в своем творении. Познавший эту боль и в аду будет как дома. Он носит пустоту в своей душе. Пустота… Она хуже преисподней. Ты нем, ты пуст, ты — сгусток боли.

Ужас? Нет. Это просто расплата. Приходит время — и ты платишь по счетам прошлых грехов. Даже эмоций нет. Вообще. Никаких. Я, не задумываясь, отрубил бы себе руку вместе с перстнем, если бы знал, что она принесет ужасное знание, поделившее мою жизнь на две части. Хватит с меня смертей, которые я дарил щедро, почти не задумываясь…